Шалтай-Болтай в Окленде (сборник)

Они вчетвером пошли через весь дом в гостиную. Дом был прекрасен, и внимание Эла привлекало в нем то одно, то другое. Он отставал и вошел в гостиную последним; ему пришлось вглядываться мимо остальных, чтобы что-то увидеть.

Там, развалившись на кушетке, в костюме и галстуке, с чашкой и блюдцем на колене, улыбаясь и глядя прямо перед собой, сидел Джим Фергессон. Казалось, он не замечал их присутствия, продолжая неподвижно глядеть в пространство. Его костюм, заметил Эл, был в грязи. А лицо у него горело, и его исчерчивали струйки пота.

Увидев его, Харман сразу же радушно загудел:

– Джим! Провалиться мне на этом месте!

Он дал знак, и миссис Харман тотчас удалилась. Росс отошел в сторону, чтобы не привлекать внимания.

Старик повернул голову и увидел Хармана. Дрожащими руками, медленно и осторожно, он поставил на кушетку свою кофейную чашку и блюдце; те звякнули друг о друга. Он встал на ноги и сделал пару шагов в сторону Хармана. Протягивая руку, хрипло проговорил:

– Приветствую вас, Харман!

– Ну и дела! – сказал Эл. – Ты здесь? – Он был безмерно удивлен.

Старик разглядел Эла. Он указал на него пальцем и начал смеяться. При этом лицо его, красное и одутловатое, прояснилось; он пытался что-то сказать, но, по-видимому, не мог. Он продолжал указывать на Эла покачивающимся пальцем, словно у него было что-то, что он хотел сейчас же выложить, но чем больше старался облечь это в слова, тем дальше ускользала от него способность говорить.

– Чтоб мне провалиться, – удалось наконец произнести старику. Брызгая слюной и утирая рот, он опять разразился смехом, по большей части состоявшим из лицевых конвульсий и почти не сопровождавшимся звуком. – Слушай, – сказал он, придвигаясь к Элу, – это ты написал то письмо?

– Какое еще письмо? – спросил Эл.

– То… – Он приостановился, тяжело дыша. – То письмо, анонимное.

– Черт, нет, – сказал Эл. – Ничего ни о каких письмах не знаю.

Харман приятным, непринужденным тоном спросил:

– Так вы получили анонимное письмо, Джим? Касательно меня?

– Да, – сказал Фергессон.

Росс пробормотал что-то неразборчивое и принялся в задумчивости расхаживать туда-сюда, сжимая и разжимая кулаки.

– Что ж, – сказал Харман, продолжая улыбаться. – Но, слушайте, почему его должен был написать Эл?

– Это не он, – сказал старик. – Я знал, что это вовсе не он. Уже и пошутить нельзя.

Он легонько пихнул Эла локтем в бок; его горячее, влажное дыхание обдало Элу лицо, ошеломляя его. Оно было омерзительно липким, и Эл инстинктивно попятился.

Указывая на кушетку, Харман сказал старику:

– Присаживайтесь, прошу вас.

Усевшись обратно, Фергессон сказал:

– Никак не приду в себя: старина Эл Миллер тоже здесь!

Он тряс головой, и на лице у него по-прежнему оставалась застывшая ухмылка, с которой он никак не мог совладать.

– Эл теперь работает на организацию, Джим, – сказал Харман, тоже усаживаясь.

– Не может быть! – сказал старик.

Глаза у него расширились и выкатились; он, казалось, был поражен удивлением и охвачен восторгом.

– Так уж скачет мяч, – сказал Эл. – Я имею в виду, ничего не изменилось. Это как игра.

– Ну и ну, – сказал старик. Он снова тяжело поднялся на ноги и подошел к Элу; снова легонько ткнул его в бок локтем и громко сказал: – Мы все в одной команде. – После чего поочередно на всех посмотрел.

– Да, – сказал, улыбаясь, Харман. – Полагаю, что так оно и есть. – С лица у него не сходило радушное и терпеливое выражение.

– Слушайте, – сказал старик Харману, подходя к нему и беря за рукав. – Знаете, Харман, мы с Элом какое-то время не разговаривали; вам об этом известно?

– Нет, я этого не знал, – сказал Харман.

– Я на него был очень зол, – сказал старик. – Но больше не злюсь. Он меня сильно подвел, но мне все равно. Он у меня арендовал стоянку, и мне тяжело было закрывать на это глаза, но я таки справился. Он сговаривался с моей женой, они друг друга стоят, два сапога – пара.

Он продолжал говорить, однако Эл уже не улавливал смысл: слова смешивались в полном беспорядке. Да и все равно старик обращался не к нему. Он излагал свои дела Харману – стоял рядом с ним и монотонно лопотал, брызжа слюной.

– Кто этот старичок? – спросил Боб Росс, подойдя к Элу.

– Хозяин одной автомастерской, – ответил Эл.

– А, – сказал Росс, на лице отразилось понимание. – Помню. Крис о нем как-то говорил. Он удалился от дел, верно?

– Нет, он только начинает, – сказал Эл.

– Кажется, припоминаю, – сказал Росс. Он несколько раз глубоко затянулся своей трубкой. – Что ж, полагаю, в Петалуму мы сегодня не выберемся.

13

Сидя посреди кушетки в гостиной Криса Хармана, старик говорил и говорил. Эл никогда прежде не слышал, чтобы тот так тараторил; лицо у него блестело, и взгляд сначала был устремлен на Хармана, затем на Боба Росса, затем снова на Хармана, затем на миссис Харман, затем, на мгновение, на самого Эла Миллера. Он подмигнул Элу.

– Вы уж мне поверьте, – сказал старик. Он рассуждал о сухой и влажной жаре. – Говорят, что в Сакраменто жить невозможно, но там жара долинная: это нормально. При такой сухости можно выдержать и сто двадцать градусов[25]. А где невыносимо, так это в Техасе, у Мексиканского залива; этот ветер с залива… – Он взмахнул рукой. – Там просто ужасно.

Вот так же он цепляется и к своим клиентам, заставляет их выслушивать эти скучные излияния, подумал Эл. Он тяжело вздохнул.

– Что ты хочешь сказать? – спросил старик, тотчас прервавшись. – Я тебя имею в виду, Эл Миллер. – Он выжидательно смотрел на Эла.

– В Амарилло не так уж плохо, – сказал Эл.

В ответ старик разразился взволнованной речью, в которой одно слово громоздилось на другое:

– Это на севере Техаса, там нет ветра, ветра с залива. Это именно то, что я имею в виду; там сухо.

– Когда ты вообще там был? – спросил Эл.

– Я там родился, неподалеку – в Канзасе. Тот же самый ветер дует и в Канзасе; там так жарко, что машина перегревается, с какой бы скоростью ты ни ехал. Ты же знаешь, я вырос в Канзасе.

– Да, но ты давно там не бывал, – сказал Эл.

– Там ничего не изменилось, – сказал Боб Росс. – Мы недавно бывали в тех краях, делали кое-какие записи. В Оклахоме.

– Слушай, Эл, – сказал старик. – А помнишь тот старый «Паккард», в котором ты ездил, когда мы только познакомились? Какого он был года, тридцать седьмого?

– Да, – сказал Эл. – «Паккард-двенадцать».

– Вот как я познакомился с Элом, – сказал старик. – Эл хотел, чтобы я чинил его «Паккард» и всегда поддерживал его на ходу. Ему очень нравилась та машина. Верно, Эл? Помнишь, как те пареньки подбили тебя на гонку за лидером? И ты поехал по дороге Блэк-Пойнт, было часа два утра. И состязался с ними на этом старом «Паккарде», и разогнал его – до скольки, бишь? – до девяноста миль в час, и у него полетела тяга. И тебе пришлось буксировать его до самого Вальехо. Во что тебе это обошлось? Ты пытался уговорить меня приехать и забрать его, я помню. Что в конце концов сталось с тем «Паккардом»?

– Сам знаешь, – сказал Эл. – Задняя ось сломалась.

– Потому что ты гнал его, предварительно не разогрев.

– Черта с два, – сказал Эл. – Это потому, что я поручил его тебе, а ты неправильно сбалансировал коленвал.

– Полная чепуха, – громко сказал старик. – Никто другой на всем белом свете не мог бы держать этот «Паккард» на ходу, при том как ты с ним обращался. Эй, знаешь что? Помнишь того парнишку, который угнал у тебя со стоянки «Форд»-купе? Я видел его на днях. Он теперь ездит на новом «Олдсмобиле». – Ухмыляясь, он переключился на Хармана: – Должен рассказать вам об этом, Харман. У Эла был потрепанный «Форд», на котором какой-то парень возил мешки с цементом и лес; ну, один из этих полугрузовичков. Он поступил к Элу помятым и грязным – за сколько ты его взял, Эл? Где-то за семьдесят долларов. В общем, Эл прикупил его на распродаже. И отогнал в мастерскую кузовных работ – я бы к нему не притронулся, а Эл знал, в каком состоянии драндулет – и заплатил им, чтобы тот перекрасили. Это стоило ему тридцать долларов. А потом он хотел, чтобы я подлатал этот «Форд» в механической части, но тот вообще никуда не годился; все кольца стерлись – масло текло повсюду. Как бы там ни было, Эл решил его продать. Выставил его впереди, прилепил на него одно из этих своих объявлений. Вы когда-нибудь помещали рекламу в «Трибьюн»? Каждому, кто приходил к нему на стоянку, он пытался сплавить эту колымагу, но никто не брал. Так что старина Эл стал работать с тем «Фордом» все больше и больше; отогнал его в какой-то гараж и заключил там сделку: ему поставили новые кольца и заново притерли клапаны. Это, должно быть, стоило еще пятьдесят баксов. К тому времени он вложил в свой «Форд» уже около двух сотен. Но все равно не мог его продать. Тогда он заново обил в нем сиденья. Его не покупали. Тогда… – Старик сделал паузу. – По-моему, он в конце концов даже поставил на него новые протекторы. Так или нет, но знаете, что с ним случилось? Тот парнишка угнал его и разбил вдребезги. От него ничего не осталось. Один утиль. Что ты в итоге выручил, Эл? Десять долларов за металлолом? – Он подмигнул.

– У тебя шарики за ролики зашли, – сказал Эл. – Такой машины у меня вообще не было.

– Черта с два ее не было, – запинаясь и моргая, сказал старик.

Откинувшись в кресле так, чтобы видеть лицо Эла, Крис Харман бросил на него долгий изучающий взгляд, но ничего не сказал.

Эл поднялся.

– Прошу прощения, – сказал он.

– В чем дело, Эл? – спросил Харман своим утонченным голосом.

– Мне надо в ванную, – сказал Эл.

После паузы Харман тем же тоном сказал:

– Пройдите по коридору. Вторая дверь справа. После картины.

– После Ренуара, – сказал Боб Росс, жуя свою трубку.

– Спасибо, Крис, – сказал Эл, выходя в коридор.

Закрыв и заперев дверь ванной, он по-прежнему слышал старика. Даже здесь, подумал он, расстегивая и спуская брюки и усаживаясь на сиденье унитаза. Голос старика все равно достигал его, перекрывая звуки, производимые им самим.

Долгое время он оставался в ванной, ничего не делая, просто сидя со стиснутыми перед собой руками, сгорбившись, чтобы было удобнее. У него не было ни мыслей, ни осознания времени; голос старика стал размытым, его речь – нечленораздельной.

Стук в дверь заставил его вздрогнуть; он сел прямо.

– Вы долго собираетесь там оставаться? – спросил Харман прямо из-за двери, тихим и резким голосом.

– Не знаю, – сказал Эл. – Знаете же, как это бывает. – Он подождал, но Харман ничего не говорил. Эл вообще не мог бы сказать, по-прежнему ли тот там, прямо за дверью. – Что, здесь всего одна ванная? – сказал он.

– Вам лучше вернуться сюда, – сказал Харман тем же настойчивым, напряженным тоном.

– Почему? – сказал Эл. – Я не собираюсь оспаривать ваш авторитет и суждения в этом предмете, но, Крис, такие дела требуют времени.

Он снова подождал. Харман ничего не сказал. Наконец Эл услышал, что тот удаляется по коридору.

– Эй, Эл! – крикнул старик, так громко, что Эл подпрыгнул. Опять раздался стук в дверь, удары в нее были настолько сильны, что видно было, как она содрогается. На этот раз стучал старик. – Эй! – крикнул он; ручка повернулась и задребезжала. – Слезай с горшка. У нас много дел, дружище. Ты что, засел там на целый день?

– Выйду через минуту, – отозвался Эл, разглядывая кафель душа.

Старик, приблизившись к самой двери, сказал:

– Эл, ты там что, дрочишь?

– Выйду через минуту, – повторил Эл.

Старик отошел. В гостиной возобновилась его болтовня. Потом, спустя какое-то время, воцарилось молчание.

– Слушай, – сказал старик, снова оказавшись у двери в ванную. – Эл, ты меня слышишь?

– Слышу, – сказал он.

– Мы едем обедать в один ресторан, который я хорошо знаю, – сказал старик. – Собираемся заключить нашу сделку там. Так что вылезай, а не то останешься.

– Сейчас выйду, – сказал Эл.

– Мы поедем на «Мерседесе», – сказал старик. – Слышь, Эл. Ты сможешь вести. Крис говорит, он хочет, чтобы ты был за рулем.

– Хорошо, – сказал Эл.

– Ты выходишь?

Эл встал и спустил воду. Старик что-то говорил, но его слова потерялись в реве воды.

Открыв дверь, он обнаружил, что старик так за ней и стоит.

– Не дал мне закончить, – сказал Эл.

Когда они шли по коридору в гостиную, старик взволнованно хлопнул его по спине.

– За твой обед заплачу я, – сказал он. – Угощаю.

– Идет, – сказал Эл.

Харман глянул на него без выражения. Он, пока Эл был в ванной, надел итальянскую черную вязаную спортивную рубашку, слаксы и туфли на каучуковой подошве; он был готов ехать.

– Надеюсь, мы все влезем в «Мерседес», – сказал он, увлекая всех к выходу.

– Если нет, – сказал Эл, – то один из нас сможет следовать сзади в грузовике.

– Это следует счесть шуткой? – спросил Харман.

– Нет, – сказал Эл.

Харман промолчал. Они спустились по короткому лестничному пролету и вошли в гараж, в котором стоял «Мерседес». Харман достал ключи, отпер дверцу и придерживал ее открытой, пока старик забирался внутрь.

– У Эла есть старый «Мармон», – сказал старик, усевшись на черное кожаное сиденье сзади и сложив руки на коленях. – Правда, Эл? Шестнадцать цилиндров.

– В самом деле? – пробормотал Харман, меж тем как он и Росс забирались внутрь. – Вот это, должно быть, машина. Коллекционный экземпляр. Держите. – Он протянул Элу ключи.

– Я не могу вести, – сказал Эл.

– Почему? – спросил Харман медленным, спокойным голосом.

– Права потерял, – сказал Эл.

После паузы заговорил старик:

– Эй, Эл, ты портишь все веселье. Вечно ты вот такой угрюмый и злой как черт. – Он повернулся к Харману: – Он всегда такой. У него зуб на весь мир.

– Вообще-то я прав не терял, – сказал Эл. – Просто неохота вести машину.

– Вот об этом я и толкую, – сказал старик. Он быстро дышал, изо всех сил прижимая руку к пиджаку. Лицо у него было измученное, какое-то приплюснутое, вялое. В голосе чувствовалась боль. – Он внес меня в черный список, потому что я продал свою мастерскую. А он хотел, чтобы я ему помогал до скончания века. – Он прервался, лицо исказила гримаса. – Чтобы чинил ему его развалюхи.

Харман сидел, задумчиво жуя губами. Нельзя было сказать, что он рассержен или растерян; он размышлял, бросил взгляд на старика, затем на Эла, а потом повернулся, открыл дверцу и выбрался наружу.

– Не беда, – сказал он. – Миссис Харман будет рада подать нам ленч. Закончим дело здесь.

С заднего сиденья «Мерседеса» старик сказал напряженным голосом:

– Мне… не хотелось бы доставлять ей беспокойство.

– Мы даже можем заказать обед с доставкой на дом, – сказал Росс, тоже вышедший из машины.

Наконец и старик, крепко ухватившись за дверцу, выбрался наружу. В машине оставался только Эл.

– Да какое тут беспокойство, – сказал он.

– Что? – спросил Харман.

– Я говорю, в этом нет никакого беспокойства. – Эл выбрался из машины. – Я проголодался, – сказал он. – Давайте-ка за дело. Велите ей сварганить что-нибудь вкусненькое.

– Конечно, – сказал старик, тяжело дыша. – Ты для других палец о палец не ударишь, а сам хочешь, чтобы тебе прислуживали. – Он повернулся к Харману: – Не такова ли человеческая природа? Говорю вам, это черт-те что. Этому хмырю надо бы сказать мне спасибо. Уж я точно совсем немного брал с него за аренду стоянки, так выгодно расположенной. Вот почему он так злится: прекрасно знает, что никто не поможет ему с его проблемами лучше, чем я. – Снова входя в дом, он бросил через плечо: – Не знаю, зачем вам вздумалось нанимать такого типа. Это, ясное дело, было ошибкой.

Когда они вошли в столовую, Харман увлек Эла в сторону.

– Эта враждебность между вами, – сказал он. – У меня нет никакого желания вмешиваться в чьи-либо личные дела, но, наверное, было бы лучше, если бы вы мне заранее намекнули. Как вы считаете? Чисто с практической точки зрения.

– Может, и так, – сказал Эл.

– Во всяком случае, вам не следует забывать о том, что он старик. И он давно уже серьезно болен. Не мне, конечно, давать вам советы.

– В этом что-то есть, – сказал Эл.

– Я полагаю хорошим правилом, – сказал Харман, – не смешивать личные дела с бизнесом. Меня поражает, что вы путаете их друг с другом в ущерб нам всем. Теперь давайте постараемся вернуться к цивилизованным отношениям, а впредь…

– Это бесполезно, Крис, – сказал Эл.

После паузы Харман сказал:

– Что это значит?

– Шутки кончились, – сказал Эл.

Харман долго и пристально его разглядывал. Рядом появился Росс, но Харман отослал его взмахом руки. Старик в дальнем конце столовой болтал с миссис Харман о еде; его голос разносился по всему помещению. Он, казалось, почти восстановил свои силы.

– Это мы организовали тот звонок, – сказал Эл.

– Какой звонок? – спросил Харман. Его лоб стал белым как мел.

У него на нем ни волоска, заметил Эл; лоб у Хармана был абсолютно гладким, словно отполированным, и блестел.

– Миллер, – сказал Харман, – знаете, что я начинаю о вас думать? Что вы брехун собачий. Мне надо было быть с вами настороже с самого начала. Вы все время брешете. – Он не казался особо обеспокоенным; голос хорошо его слушался.

– Цветной парень, который звонил вам, спросил о пластинке «Маленькая Ева», – продолжал Эл. – Не так ли?

Голова Хармана поднялась и опустилась.

– Вы в ответ, – сказал Эл, – предложили ему купить какое-то количество экземпляров. Но это нас не одурачило. На это, Крис, ушло много времени, но в конце концов у нас все получилось.

– Что получилось? – спросил Харман.

– Мы пробрались внутрь, – сказал Эл. – Проникли в вашу организацию. Вы были правы. Теперь мы здесь. – Он сделал паузу. – Не так ли, Крис?

Глаза Хармана по-прежнему ничего не выражали. Как будто, подумал Эл, он его не слышал. Не слышал ни единого его слова.

– И к нему, – сказал Эл, указывая на старика. – Мы добрались и до него тоже. Слышали, что он говорил? Насчет письма?

Харман повернулся и пошел от него прочь. Он приблизился к Россу, миссис Харман и старику.

– Вы не уйдете, – сказал Эл.

Харман не отреагировал. Но старик перестал говорить. В комнате стало тихо. Старик, Боб Росс, миссис Харман – все уставились на Эла.

– Мы долго следили за вашей деятельностью, – сказал Эл. – В целом мы нашли вас ловким пройдохой. Вы нас заинтересовали. Но даже хорошее не может длиться вечно. А вы прямо как сыр в масле катались. Не правда ли, Крис? Но теперь ваше время истекло. – Он вышел из столовой в коридор. – Мы собираемся заявить в полицию. На всех вас.

Стоя у телефона, он набрал номер, глядя на троих мужчин и женщину. Они все так и застыли на своих местах, в столовой. Харман что-то им говорил. Что именно, Эл не разбирал. Он и не пытался.

В трубке клацнуло, а потом женский голос, теплый, знакомый и ободряющий, сказал Элу в ухо:

– Добрый день. Недвижимость Лейн. Миссис Лейн у телефона.

– Это Эл, – сказал Эл. Теперь люди в столовой прекратили разговаривать. Они не издавали ни звука.

– Ах да, – сказала миссис Лейн. – Как поживаете, мистер Миллер? Я как раз думала, как у вас дела. Честно говоря, я о вас немного беспокоилась, но, полагаю, вы знаете, что делаете.

– Не могли бы вы заехать за мной? – сказал он.

Колеблясь, она проговорила:

– Я… вы не у себя на участке, я знаю. Мне отсюда видно. Где вы?

– У меня нет машины, – сказал он. – Я в Пьемонте. – Он назвал ей адрес. – Буду очень признателен, – сказал он.

– Что ж, – сказала она, – судя по вашему тону, что-то там происходит. Я знаю, что просто так вы бы мне не позвонили. Хорошо, мистер Миллер. Баров там поблизости нет, так что это не то же, что в прошлый раз. Я подъеду. Так быстро, как только смогу. Мне просто посигналить или…

– Нет, – сказал он. – Поднимитесь, пожалуйста, на крыльцо. Если не трудно.

– Я выйду из машины, – сказала миссис Лейн. – Но дальше тротуара не двинусь. Вам придется спуститься самому. До свидания. – И она положила трубку.

Он тоже положил трубку и пошел обратно в столовую. Они вчетвером безмолвно смотрели, как он приближается.

– Вот и все, – сказал он.

– Крис, происходит что-то ужасное? – спросила миссис Харман, стиснув руки. Она подвинулась ближе к мужу.

Боб Росс снова раскурил свою трубку. Он, казалось, пребывал в полном недоумении; начал было что-то говорить, но, пробормотав что-то, стушевался. Возможно, подумал Эл, это для него чересчур.

– Хотите заняться бизнесом? – спросил Эл у Хармана. – Со мной?

– Слушай, Эл… – скрипучим голосом сказал старик. – Ты мне завидуешь, и я хочу, чтобы ты убрался отсюда ко всем чертям. Разве не так? Ты это делаешь назло мне. – Ему вроде тоже было не по себе; его рука, до тех пор прижатая к пиджаку, стала с трудом продвигаться и залезла во внутренний карман. Он вытащил конверт, достал из него чековую и банковскую книжки и стал изучать их, шевеля губами. – Хочешь знать, сколько у меня здесь? – спросил он у Эла. – Хочешь? Ну так слушай. – Голова у него дрожала, подпрыгивая вверх-вниз. Он сглотнул и прочистил горло.

– Эта банковская книжка – подделка, – сказал Эл.

Они стояли оцепенев и не сводили с него глаз.

– Вы разве не знали? – спросил Эл у Хармана. – Вы что, тоже попались на эту его уловку? Боже, он одурачил меня много лет назад, когда мы только начинали заниматься бизнесом вместе. Эта книжка при нем с сорок девятого года. Одиннадцать лет. Он пользуется ею ради кредита, размахивает там и сям. Как вот сейчас. С вами.

Боб Росс рассмеялся.

– Что смешного, Боб? – спросил Харман, повернув голову.

– Я просто не могу… – сказал Росс. Он снова рассмеялся. – Это я не над вами, – сказал он, но было очевидно, что смеется он именно над Харманом; он перешел в другую комнату. Они и оттуда слышали его смех.

Харман легонько улыбнулся.

– Может, он спятил, – сказал Эл, кивая на старика. – Я об этом думал. Вполне возможно, что он думает, будто у него в самом деле есть все эти деньги. Вот что стало с его мастерской. Он обанкротился. Ее у него отобрали. Поэтому-то он и перестал работать. Он ничего за нее не получил. На самом-то деле он в долгах: семь тысяч – своему зятю и пять сотен – мне; он в долгах по самое не могу.

– Ну, сейчас на этом нет нужды останавливаться, – спустя какое-то время непринужденным голосом сказал Харман. Он двинулся в сторону кухни. – Сейчас мы еще выпьем, а потом перекусим. – Он обратился к жене: – Как насчет сэндвичей с жареной ветчиной и кофе? А еще, может, сделаешь какой-нибудь салат? – Потом повернулся к Элу: – У нас прекрасный французский хлеб.

Когда миссис Харман прошла мимо него и скрылась на кухне, Харман улыбнулся Элу. К нему полностью вернулось самообладание. Или, по крайней мере, он не выказывал ничего, кроме самообладания. А ведь и вправду ловкач, сказал себе Эл. Знает, что все это можно в полчаса проверить. Ему и делать ничего не надо, стоит только позвонить в пару банков здесь, в городе, и он узнает все, что можно узнать о финансовом положении старика. Он не станет терять время, пытаясь выяснить это на словах. На словах карт не раскроешь, только не с таким делом.

Я почти его уделал, осознал Эл Миллер. Я чуть не нокаутировал его с помощью слов. Но он о словах знает гораздо больше. Он знает, что они ничего не стоят.

Старик ничего не говорил, он так и стоял со своей банковской книжкой. Потом убрал ее в карман и пошел из столовой обратно в переднюю часть дома. Эл двинулся вслед за ним. Войдя в гостиную, Эл увидел, что старик снова достал свою банковскую книжку, глянул в нее, а потом опять убрал ее в карман пиджака.

– Чтоб ты сдох, – сказал старик, увидев его.

– И тебе того же, – сказал Эл.

Они оба замолчали.

Нет толку говорить ему, что я спас ему его деньги, сказал себе Эл, потому что ему на все наплевать. И я их не спас, потому что сегодня вечером, завтра или через неделю он все равно выпишет Харману чек. Так что это не считается. Но, подумал он, мне, по крайней мере, не пришлось стоять там и смотреть на это.

– Хороший дом, – хриплым голосом сказал старик.

– Да уж, – сказал Эл.

– Стоит, должно быть, тысяч семьдесят пять, – предположил старик.

– Не знаю, – отозвался Эл. – Штукатурка начинает трескаться. Наверное, вода подтекала. Вот что разрушает штукатурку.

Из-за его спины Харман сказал:

– Никакой воды за штукатурку в этом доме никогда не подтекало. В этом, джентльмены, я могу вас уверить.

– Эл знает все, – пробормотал старик. – Спорить с ним бесполезно; он всезнайка.

– По-видимому, – сказал Харман. – Что ж, это тоже может найти применение в мире. Любое качество может быть полезным, все зависит от того, к чему его приложить. – И он одарил Эла дружелюбной улыбкой.

Здесь нет места дурным чувствам, подумал Эл. Этот тип может позволить себе быть великодушным; он знает то же, что знаю я; знает, что то, чего не сумел получить сегодня, он все равно получит завтра. И знает также, что я сделал все, что мог; я полностью выставился, разлегся перед ним голеньким и не добился ровным счетом ничего. Я выстрелил вхолостую. Какую бы угрозу я для него ни представлял, она уже миновала к моменту, когда он попросил жену приготовить сэндвичи с жареной ветчиной и кофе; в то мгновение он снова взял ситуацию в свои руки и никогда ее больше не выпустит.

– Как насчет прибавки? – спросил он у Хармана.

– За… – оторопев, начал Харман и осекся. Он тяжело задышал и покраснел.

– По-моему, я заслуживаю большего, чем получаю, – сказал Эл.

– Посмотрим, – машинально пробормотал Харман; очевидно, других ответов у него наготове не было. Но потом он собрался. – Я склоняюсь к тому, чтобы не согласиться, – сказал он Элу. – Нет, я ни в коем случае не могу согласиться.

– Тогда я бросаю работу, – сказал Эл.

На это у Хармана вообще не нашлось ответа.

Снаружи, с улицы, донесся звук автомобильного клаксона.

– Увидимся, – сказал Эл.

Он подошел к окну и выглянул. Там, на тротуаре, рядом со старым серовато-коричневым «Кадиллаком», стояла миссис Лейн в длинной и плотной куртке, разглядывая дом Хармана. Волосы у нее были подвязаны кверху шелковым шарфом; у нее не было времени одеться так же тщательно, как обычно. Увидев Эла, она кивнула, давая понять, что узнала его. Он сделал то же самое и направился к входной двери.

Явившись из кухни, миссис Харман быстро проговорила:

– Рада познакомиться с вами, мистер… – Она запнулась.

Дальше в углу стоял и курил Боб Росс, который ничего не говорил и наблюдал за всем происходящим с ироническим выражением лица.

Харман подошел к окну и выглянул; он начал было говорить, возможно, собирался попрощаться с Элом. Но потом заметил миссис Лейн.

– Мы увидимся, Харман, – сказал ему Эл. – Еще раз.

Он открыл дверь и ступил на крыльцо. Мгновением позже он шел по мощеной дорожке к «Кадиллаку». Он не оглядывался. Старик, вероятно, отписывает свои денежки прямо сейчас, подумал он. Даже до того, как я ушел. Но он ничего не мог с этим поделать и поэтому продолжал идти к припаркованной машине. Миссис Лейн забралась обратно за руль; как только он открыл дверцу и уселся, она выехала на улицу.

– Я знаю, чей это дом, – сказала она.

– Да, – сказал Эл.

– Безумный Эл Миллер, – сказала она. – Выходить из этого дома, как я не знаю кто. Вы сами-то знаете?

– Нет, – сказал он.

– Вы добились своего? – спросила она. – Чем бы оно ни было? Добились удовлетворения?

Он ничего не сказал.

– Значит, не добились, – догадалась она.

– Нет, – подтвердил он.

– Очень плохо, – сказала она. – Это и в самом деле очень плохо. Но вы, по крайней мере, выбрались оттуда. Это уже что-то.

– Надеюсь, – сказал он.

– Только не возвращайтесь. Обещайте мне, мистер Миллер. Как один мелкий бизнесмен из Западного Окленда другому.

Он не ответил.

– В противном случае, – сказала она, – это вас окончательно затянет.

– Может, и так, – сказал он.

– Я знаю, что так, – сказала миссис Лейн.

Они ехали дальше, пока не достигли делового района Бродвея.

– Куда вы хотите поехать, мистер Миллер? – спросила миссис Лейн. Ее голос немного смягчился. – На свою стоянку? Или домой?

– Я хочу домой, – сказал он.

Она подвезла его к дому, серому трехэтажному деревянному зданию, в котором он жил.

– Спасибо, – сказал он, выбираясь наружу. Он чувствовал себя измочаленным и опустошенным.

– Отдохните хорошенько, – сказала она. – А завтра вы все увидите новыми глазами.

Он пошел к дому и поднялся в квартиру, слишком усталый даже для того, чтобы попрощаться.

В ту ночь, очень поздно, Эла разбудила жена, толкая его и настойчиво крича ему в ухо. Он принял две таблетки фенобарбитала и долгое время не в состоянии был полностью проснуться; он сидел в постели, опершись спиной о стену и потирая лоб.

– Ты не слышал, как звонил телефон? – громко говорила Джули.

– Нет, – сказал он.

– И как я по нему говорила? Как пыталась тебя разбудить, чтобы ты с ней поговорил?

– С кем?

– С Лидией, – сказала жена.

– Он умер, – сказал Эл. – Так, что ли? – Он выбрался из постели и пошел в ванную, ополоснуть лицо холодной водой.

Пока он умывался, Джули пристроилась на краю ванны; на ней были банный халат и тапочки, и она казалась полностью проснувшейся и рациональной.

– У него был сильный сердечный приступ в пол-одиннадцатого вечера, – сказала она. – Его быстро доставили в больницу Альта Гейтс и поместили в кислородную камеру. Он умер в три, так, по-моему, она сказала. А сейчас пять.

– Пять, – повторил он, вытирая лицо.

– Лидия говорит, это было из-за переживаний по поводу какого-то большого чека, который он выписал. Он рассказал ей о нем, когда вернулся домой, около шести.

– Значит, он все-таки его выписал, – сказал Эл.

– Они спорили об этом, – сказала Джули, – но, по ее словам, она видела, что он был как никогда усталым, так что она не стала пытаться его урезонивать, но позволила ему лечь спать. Около девяти. Он сразу заснул и вроде бы спал крепко. До самого приступа.