В надежде на благосклонное участие Ваше, честь имею быть Вашего Превосходительства покорный слуга Петр Чаадаев"52.
      Комментарий нашего современника: «Такое письмо мог написать и так шутить с "Его Превосходительством" мог бы, пожалуй, и Макар Девушкин»53. Тонкое замечание и очень важное – на горизонте вновь Достоевский. Для меня же в письме Чаадаева два "ударных места" – полное совпадение беспокойства Петра Яковлевича и Николая Сазонтьевича, не стыдящихся своей бедности, о своей одежде и замечание о светлом мире, населенном насекомыми и гадинами (с блистательным миром "фонарщиков"). В длинном прошении Ильина также не обошлось без самоиронии: "…я непременно должен страдать или пройти под Крестом Христовым скорбный и инквизиционный путь в Царство Божие, согласно предопределению Божию, а Ушаков с архимандритом Порфирием и с солдатом Макаренкой должны быть главными зверскими инквизиторами моими в сем адском узилище"54.
      К концу жизни апостол единой религии разуверился в том, что евреи смогут внять его слову и с раздражением, не свойственным ему, писал в очередном послании: "Возымейте уши, отвергнутые Иеговою Иудеи!…Все ваши святые пророки и сам Иегова во все времена уверяют, что Талмудно-Иудейская Религия есть самая Суевернейшая и Враждотворная или Бесчеловечная из всех религий и что вы, Иудеи, суть самый негодный и упрямейший народ, слепы, глухи, с медными лбами, с каменными сердцами, с железными затылками, и убивающие пророков да и самого Иегову и не знаете Бога своего!" Конечно, евреи не знают своего Бога, они жестоки и жестоковыйны ("железные затылки"), но Ильин знает Бога: "Теперь же я открыл вам и всему миру, кто такой Иегова! И потому услышьте же Глас Его к вам! Швырните в огонь все ваши священные книги без всякой оглядки на них и на место их напишите на сердце только одно слово – Любовь… Вы не верите сим словам Иеговы?! Ну, так и ждите, пока окажется, на чьей стороне будет правда: на вашей ли с Сатаною или на моей с Иеговою!"55 Эта филиппика разительно отличается от увещевательных писем прошлых лет. Не надо думать, впрочем, что здесь заложен скрытый антисемитизм. Это не так.
      Своей любви к богоизбранному народу он не изменил, но горькое разочарование в том, что его весть не была услышана, уподобление себя древнему пророку, побитому камнями, или даже самому Иисусу – все это двигало раздраженным пером Николая Сазонтьевича.
      Вместе с тем со стороны официального православного мира мы имеем компетентное и жесткое мнение профессора Казанской духовной академии, известного исследователя раскола Ивановского, который считал, что, судя по рукописям сектантов, ересь "весьма вредна не только в религиозно-церковном, но и в государственном отношении своим отрицанием православного богословия, отвержением церковного авторитета и государственного строя, а еще более проповедью фантастической любви и всеобщего равенства, при чаянии будущего вполне счастливого состояния на земле"56. Этот отзыв был положен в основу официального отношения властей к секте. Из него, безусловно, следует, что дело не столько в религиозных взглядах ересиархов, сколько в их социальной позиции. И действительно, успех иеговистов среди рабочих был огромен, главным образом по причине социальной. Призывы к равенству и осуждение начальства, зачастую увольняющего сектантов с работы только из-за исповедуемых ими религиозных взглядов, подталкивали рабочих к революционным выступлениям, хотя последнее лежало вне идеологии Н.С. Ильина. Как бы то ни было, один из свидетелей на процессе сектантов, земский статистик, производивший поземельное обследование горнозаводского населения Верхнетурского уезда Пермской губернии, записал на Баранчинском заводе в 1901 г. песню об убийстве Александра II. Авторство этих стихов не установлено:
 
 
В Петербурхе люцинер
На рабочий жил манер.
Кудри, бороду пустил,
Все по фабрикам чистил.
Там рабочему народу
Вел он речи про свободу.
Раз идет он вдоль канала
Из редакции журнала.
А навстречу – экипаж.
Пешеходы – просто в раж.
Все поклоны расточают,
Царь – улыбкой отвечает.
В той карете он сидел
И в окошечко глядел.
Люцинер, не моргнув глазом,
Подбежал к карете разом.
Лишних слов не говоря,
Бомбу бросил он в царя.
Разорвало государя.
Волком взвыли баре.
Царский прах похоронили,
А взрывателей казнили57.
 
 
      Известно, однако, что сектанты-иеговисты распространяли песню в листовках, наряду с другими "гимнами", воспевающими братство и свободу, сочиненными Ильиным еще в 40-50-х годах прошлого века… Сам же Н.С. Ильин убийство императора Александра II считал справедливым возмездием за совершенные им преступления, в том числе и против него самого.
      Православные миссионеры, сталкивавшиеся с иеговистами, вынуждены были признать наличие многих привлекательных черт в их личностях и характерах. Для этого есть множество причин. Во-первых, высокая самодисциплина. Во-вторых, у них необыкновенно развито чувство солидарности (нередки случаи раздела собственного имущества с единомышленником – бедняком). Бедных, как мы указывали, среди них почти нет – они трезвы и трудолюбивы. Один из православных миссионеров с горечью писал, что сектантов удерживает в "заблуждении и нехристианская жизнь православных"58. Более того, по сравнению с другими сектантами они почти не возвращаются в православие. На предложение православных воссоединиться сектанты обычно отвечают: "У вас жить-то по-христиански нельзя: ваши попы – торгаши, сами губят людей, защищая в угоду правительства заводские работы по праздникам, а мы не можем работать в субботу"59. Отсюда напрашивается вывод о том, что нравственно иеговисты неизмеримо выше окружающей среды. Пример иеговистов заразителен, все отмечают их скромность: они не курят табак, не бранятся нецензурно, уважительно относятся к женщине. Последнее обстоятельство много способствует прозелитизму. Меры, которые предлагает миссионер для приостановления сектантской пропаганды, носят весьма наивный характер: исполнение бесплатных треб, рассылка некурящих и непьющих пастырей, открытие приходских братств и обществ взаимопомощи. Увы, таких пастырей – единицы, и посему приходится прибегать к испытанному способу – репрессиям. Ибо тот же миссионер жалуется, что открытый диспут с иеговистами невозможен: они неизмеримо выше своих оппонентов: "Сами православные редко вступают в полемику с иеговистами, они бессильны против их доводов"60. А.И. Обтемперанский ссылается в этом случае на уже упомянутого профессора Ивановского, советующего избегать публичного состязания61.
      Тяжело было признать, что иеговистами-субботниками обычно становятся люди, стремящиеся к личному духовному самосовершенствованию, безусловно отрицающие господствующую церковь, которая не сумела утолить их духовный голод. Они приходят в секту после тщательного изучения Библии и трудов Н.С. Ильина, они стоят выше православных и в культурном и в социальном смысле. Бессилие справиться с сектантами свидетельствовало о том, что "из вышеизложенного вероучения иеговистов видно, что эта секта, среди русских сект, является одной из наиболее вредных, как в церковном, так и в государственном отношениях, почему борьба с ней является самым серьезным и необходимым делом и Церкви и Государства"62.
      Связь Н.С. Ильина с еврейством бесспорна. Достаточно рассмотреть его "Символ веры", где он на недосягаемую высоту поднимает Еврейского Бога: "Я верю подлинным словам Единого (т. е., не девятиличного, не триличного, не двуличного, а одноличного, одноглавого, двуногого, с одним сердцем и с одной душою Бога Еврейского), что Он есть Еврей же, только предвечный (ибо Он с Адамом и Евою говорил по еврейски же) Егова Ашерейех, т. е. Председатель всего сонма человекобогов или Царь святых"63. Будущий Апокалипсис, описанный в § 16 "Символа веры" Ильина, полон пиетета по отношению к еврейству: "Верю словам Его, что Он, вечно-неизменный Бог еврейский, набрал 144 000 верных Ему евреев по 12 000 из каждого их колена и спрятал их от Сатаны…"64 Будущее царствие небесное, "Новый Иерусалим", рисуется Ильиным как реальная победа иудаизма над христианством. В § 17 "Символа веры" читаем: "Верю словам его, что сей-то тайный христиано-еврейский народ Его придет к Сиону на белых конях на предпоследнюю битву с сатаною и сатанинскими христианами; поразит всех врагов Божьему еврейскому народу…"65 В особом гимне, исполняемом сектантами, изображается будущее:
 
 
Прелюдия
С нами Бог – нам помог
Дал нам славу:
Смял врагов – тьмы рабов,
Их державу.
Деспотизм-атеизм
Сдернул с трона;
Поразил – в ад ввалил
Апполиона!
Гимн
Зверство, войны истребил,
Христиан-псов усмирил
Во весь мах – стальным жезлом,
Гладом, язвами, огнем.
Рабства узы разорвал, –
Всем свободу даровал!
Православье-ж адских псов,
Чашу с мерзостью попов,
Мощи, лики с дур ханжей, …
 
 
      Ввергнул в ад… 66 Мы уже указывали, что в начале своего религиозного пути Ильин сошелся с евреями Юго-Западного края. Почти несомненно, что он был знаком с книгой Пинхаса Илии Гурвича "Сефер-ха берит". П.И.
      Гурвич – ученый, родом из Вильны, умер в 1821 г. Его труд носит энциклопедический характер. Здесь провозглашается союз науки и веры, но особенно интересна вторая часть труда, "Дебрей Эмет", посвященная "венцу творения" – человеку. Знакомство Гурвича с современной мистической литературой очевидно.
      Ученые полагают, что он знал и труды Канта. В принципе вся книга – соединение мистико-каббалистических воззрений с философией своего времени. С этой точки зрения представляет интерес 13 глава второй части, "Ахават Рейм": любовь к ближнему провозглашается высшей стадией развития души, любовь к человеку ставится выше любви к знаниям и науке. Высшая степень совершенства – творить добро и справедливость. «Весь род человеческий представляет собой единый организм со множеством органов и частей, и каждый индивидуум является маленькой частицей целого организма… И пусть каждый еврей помнит, что слова Моисеевы: люби ближнего, как самого себя, не относятся к одним только единоверцам, но ко всем, носящим человеческий образ; в эту формулу включены все нации, и каждый смертный есть "ближний"… Внемлите же, сыны Якова, любовь и братство да будет на вашем знамени, и всем народам земли протяните руку привета»67.
      Гурвич идет далее: "…любовь к ближнему… не есть дело разумного рассчета, это не вопрос пользы и удобства – а нравственный, врожденный нам долг, долг, который выше всего, выше любви к знаниям, любви к истине и даже любви к Торе. И этому нравственному долгу должны подчиняться все без исключения, ибо любовь к ближнему обязательна для всех в одинаковой степени: для раба и господина, для царя и простолюдина, для близких и дальних, для туземца и пришельца – один закон для всех"68. Как видим, в идеях основателя "Десного братства" и еврейского мыслителя времен Юнга-Штиллинга много общего. Это, конечно, не случайное совпадение, а следствие целеустремленного изучения Н.С. Ильиным еврейских источников.
      До сих пор мы говорили о еврейском влиянии на теологическое мышление иеговистов.
      Но, как ни странно, было и обратное влияние. Это тем более удивительно, что никто из прозелитов-евреев не перешел в эту секту. Но один случай уникален. Выше мы упомянули имя Лазаря Людвига Заменгофа (1859-1917), врача-окулиста, лингвиста, создателя языка эсперанто. Родившийся в Белостоке, где население разговаривало на четырех языках и из-за этого происходили недоразумения, Заменгоф пришел к выводу о необходимости создания единого языка. Безусловно, в поисках решения он должен был обратиться к своим предшественникам, и именно Н.С. Ильин попал в поле его зрения. Одно время Заменгоф был членом "Ховевей Цион", основал отделение этого общества в Варшаве.
      В 80-х годах прошлого века в газете "Рассвет" под псевдонимом Гамзефон (анаграмма его фамилии) он первым указал на необходимость направить еврейскую эмиграцию в Палестину. Позднее он примкнул к сионизму. В 1901 г. Заменгоф выпустил брошюру на русском языке "О гиллелизме". Разрешение еврейского вопроса Заменгоф видел в том, чтобы иудаизм реформировался и превратился в чистый монотеизм, не признающий иного закона, кроме закона любви к ближнему. Новая еврейская секта не отрицала древних установлений и обрядов, но они находились для ее сторонников в русле традиции, а не религиозного закона. Мне кажется, что Заменгоф штудировал внимательно не только статью Ильина в "Маяке", но и другие работы религиозного мыслителя. Слишком много было между ними общего, чтобы приписать это случайному совпадению69.
      Высокий социальный накал в сектантских движениях привлекал к себе внимание революционеров. С элементарной утилитарной целью делались попытки воспользоваться сектантством для дестабилизации общества. Однако эти попытки не привели к осязаемым результатам. Так, во времена Герцена и Огарева знаток раскола В.И. Кельсиев издавал при "Колоколе" "Общее вече", посвященное исключительно сектантству, которое он рассматривал как движение чисто политическое. В Лондоне он издал две книги по истории раскола. Однако практических результатов деятельность эта не принесла, да и не могла принести: среда сектантов была весьма консервативна и Кельсиев разочаровался в ней.
      Следующее поколение революционеров также не прошло мимо русского раскола, и в начале 70-х годов во времена "хождения в народ" многие народовольцы поселялись среди сектантов, пытаясь найти в них союзников в борьбе с самодержавием. Они явно переоценили "горючий материал". Один из талантливейших деятелей того периода Степняк-Кравчинский даже написал роман о сектанте "Штундист Павел Руденко" (1892-1893). Вдова Кравчинского, Ф. Степняк, писала о причинах, толкнувших ее мужа к созданию этого произведения: "Когда русское правительство с особенным усердием принялось преследовать штундистов… английские газеты были полны сведений о возмутительных издевательствах над мирными сектантами, и английское общество сильно негодовало против бесчинств, производимых Победоносцевым и компанией…"70
      В свое время сам автор в течение нескольких месяцев жил у сектантов, перетолковывая им Евангелие на "бунтарский" лад. О той же повести Степняка писала Вера Засулич: «Трудно теперь где бы то ни было пострадать за проповедь Евангелия, но в России еще можно принять за нее даже мученическую смерть… Не "ревность о Господе", конечно, тому причиной. Едва ли когда бывало на свете духовенство, более формально относящееся к религии, более равнодушное ко всему на свете, кроме собственного хозяйства, чем православные батюшки. Сектантство может беспокоить их единственно с точки зрения уменьшения доходов. Но при нашем общем беззаконии и бесправии устроить гонение слишком легко, чтобы этой легкостью не соблазнялись люди, которым гонение выгодно. А с другой стороны, всякое движение, одушевление, объединение, хотя бы и под знаменем Евангелия, действительно вредно для нашего государственного строя…»71 На смену народовольцам пришли марксисты, которые тоже не упустили возможности использовать сектантов в своих целях. Крупнейшим специалистом в этой области заслуженно считался Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, который и подготовил доклад для II съезда РСДРП, под названием "Раскол и сектантство в России". Как известно, в повестке дня съезда стоял вопрос "Постановка работы среди сектантов".
      Сам Бонч-Бруевич не мог присутствовать на съезде, но свой доклад он передал В.И.
      Ленину и на одном из заседаний вопросы, им поднятые, дискутировались. В 1905 г. в Женеве социал-демократы издавали листок под названием "Рассвет", в котором печаталось много материалов с целью привлечь сектантов к революционному движению.
      Редактором "Рассвета" и автором почти всех статей был все тот же Бонч-Бруевич.
      В интересующем нас аспекте Бонч-Бруевич был весьма краток, хотя он отметил секту "жидовствующих", указывая на зоологический антисемитизм правительства в борьбе с ними. Таким же преследованиям подвергались и те молокане, которые в процессе эволюции своих взглядов принимали ортодоксальный иудаизм. Их ссылали в Восточную Сибирь, где они образовывали целые селения.
      Довольно подробно останавливается Бонч-Бруевич на секте иеговистов, основанной Н.С.
      Ильиным. Совершенно справедливо он отмечал в учении Ильина элементы средневекового хилиазма (учения о тысячелетнем земном царствовании Иисуса Христа)72.
      После революции Бонч-Бруевич пытался организовать "Общество для изучения общественно-религиозных движений" и с этой целью списался с Е.В. Молоствовой, крупнейшим специалистом в этой области. Конечно, "общество" не было создано, ибо государство проводило последовательную антирелигиозную политику, как против бывшей господствующей церкви, так и против сектантов. Но положение последних резко ухудшилось, когда И. Сталин из-за прагматических соображений во время войны пошел на известный конкордат с православием. Сектантов нещадно преследовали и во времена Хрущева. В числе политических заключенных в советских лагерях был весомый процент сектантов, среди которых субботники и иеговисты не были исключением. Последних пропаганда неизменно обвиняла в антигосударственных выступлениях. Главнейшее – это отказ от службы в армии. Их "антисоветской" деятельности было посвящено много брошюр и выступлений73.
      Изобретение новой религии Н.С. Ильиным, конечно же, не было единственным в XIX в.
      В качестве примера "изобретения" на государственном уровне можно вспомнить старшего современника Ильина, генерал-губернатора Западной Сибири Г.Х. Гасфорда (1792-1794), человека, присоединившего к России часть Средней Азии. Он обратил внимание на поверхностный уровень религиозности среди казахов и киргизов.
      Гасфорду пришла в голову мысль создать для степняков новую религию на базе иудаизма, "очищенного от талмудических толкований", но с обязательным обрезанием.
      Свой проект он подал Николаю I, который, хотя и ценил боевые и административные способности генерала, но все же наложил резолюцию, не лишенную иронии: "Религии не сочиняются, как статьи свода законов"74.
      Но и среди субботников мысли о создании единой, всечеловеческой религии не утратили своего значения. Один из путешественников, посетивший станцию Зима, познакомился с Моисеем К., который на провокационный вопрос о нетерпимости иудейской религии, о вражде и презрении к христианству отвечал в том смысле, что рано или поздно стенки, разделяющие религии, будут все тоньше и тоньше. И на очередной вопрос о невозможности найти общую почву для примирения противоречий между христианством, иудейством, буддизмом и язычеством отвечал: "Что-нибудь да и выйдет, а, может быть, знаете, как огонь и вода: огонь потухнет, но и вода испарится"75.
 

Очерк 3
 
ВЕЛИКИЕ СОВРЕМЕННИКИ
 
(Бондарев и Лев Толстой)
 
ДО СИБИРИ