И, наконец, объясняет Александру III, почему он с женой должен посетить концерт – этого требует престиж высшей власти. Когда говорят об иезуитстве Константина Петровича – трудно найти лучший пример. Письмо должно быть отправлено но собственноручная запись на письме гласит: "Предполагалось, но по зрелом обсуждении не отправлено". Что же остановило Победоносцева? Ответ естествен – страх попасть в немилость из-за зоологического антисемитизма царя…
Существует масса анекдотов о юдофобии монарха, где правда перемешана с вымыслом.
Но анекдот точен, он никогда не выходит за рамки правдоподобия, всегда соответствует психологической достоверности образа Александра III. Так, наиболее известен случай с Витте, где для решения еврейского вопроса министром было предложено гипотетически утопить в море 7 млн. подданных евреев (Витте доказывал императору невозможность насильственного решения вопроса)35. Или случай, происшедший после крушения царского поезда в Борках в 1888 г., когда чудом уцелевший император, на могучих плечах якобы поддерживавший крышу вагона, вышел наружу, перекрестился и погрозил сам себе пальцем: "И поделом тебе! Не езди на жидовских железных дорогах!" Я думаю, для беглого наброска характера венценосца – этого достаточно. А ведь если бы великий монарх снизошел до совета по поводу женитьбы наследника с любым раввином своей обширной империи (кстати, примеры советов с участием духовных лиц различных конфессий по столь важным проблемам Европа знала), он мог получить совершенно аргументированный ответ: нельзя жениться на внучке королевы Виктории. Дело в том, что за четыре тысячи лет до открытия Грегора Менделя еврейство знало о гемофилии: в семьях, где были больные, мальчикам не делали обрезания!
Сын Александра III, Николай II, в царствование которого погибла династия, не мог отрешиться от юдофобии. Перечень несчастий, обрушившихся на страну, начинается прямо с коронации – Ходынское поле унесло множество жизней (никогда не было и не могло быть точных данных о погибших из-за приехавших из соседних деревень или даже губерний. Обычно называют число в несколько сот человек, Александр Михайлович называет страшную цифру – 5 тыс. человек!). Затем несчастная русско-японская война, первая русская революция, наконец, мировая война, одним из виновников которой был самодержец. За время его царствования евреи пережили погромы – от Кишиневского до погромов во время первой мировой войны, когда жертвы исчислялись уже не десятками, а тысячами; к этому прибавилось дело Бейлиса. После революции с очевидностью выяснилась причастность высшей администрации и самого царя к ритуальному процессу. История давно поставила 25-летнему царствованию соответствующую оценку, но в наше, постперестроечное время, есть силы, пытающиеся провести ревизию прошлому под лозунгом "Россия, которую мы потеряли".
Не желая вступать в бесполезную дискуссию, прибегну к аргументации двух талантливых публицистов правого лагеря – М.О. Меньшикова и В.В. Розанова. В "Новом времени" от 18 марта 1917 г. Меньшиков в статье "Кто кому изменил" писал: "Все стихии народа русского отшатнулись от монархии, почувствовав в ней народную гибель. Монарх царствовал не на славу нам, а на бесславие, не на страх врагам, а на наш собственный страх. Мы должны быть благодарны судьбе, что столетия изменявшая народу монархия, наконец, изменила себе и сама над собой поставила крест. Откапывать ее из-под креста и заводить великий раздор о кандидатах на рухнувший престол было бы, по-моему, роковой ошибкой".
В той же газете ("Новое время" от 8 марта 1917 г.) другой столп правого лагеря В.
Розанов писал: "Все царствование было печально. И даже не печально, а неудачно.
Неудача бы ничего. Было упорство в неудаче. И вот это была настоящая беда.
Наконец, была безжалостность к стране, к населению. Россия не живодерня…" Может показаться, что это написано по горячим следам павшей монархии, где многое утрировано. Страшные слова. Но они подтверждаются беспощадными воспоминаниями Сергея Ефимовича Крыжановского, бывшего в 1906-1911 гг. товарищем министра внутренних дел, а затем государственным секретарем, человека правых убеждений. О себе он в третьем лице пишет: "Стойкий националист и по убеждениям, и по семейным традициям, верный слуга Престола, в котором он видел единственно возможную в современной России форму правления…"36. Воспоминания написаны уже в то время, когда страсти утихли и осталась лишь горечь по ушедшей жизни.
Однажды государственному секретарю пришлось преподать урок примитивной политэкономии последней императрице, низвести царственную семью к живой и страшной действительности. Крыжановский был приглашен 5 декабря 1916 г.
Александрой Федоровной на аудиенцию по разным вопросам, включавшим в том числе и обсуждение создания особого фонда для инвалидов войны. Он вспоминал: «Разговор перешел на призрение пострадавших в войне с Германией и Государыня стала с жаром говорить о своей мысли, которую она старалась проводить в Верховном Совете, о необходимости поставить дело так, чтобы все раненные и увечные были возвращены к трудовой жизни, приспособленной к новым физическим условиям, с доведением их производительности до возможного максимума, и с тем, чтобы те которым трудоспособности вернуть нельзя, были помещены на дожитие в прекрасно обставленных приютах (проекты таких приютов, не помню кем составленные и одобренные Государыней, предполагали для их постройки, не считая содержания, затрату в размере более 3 000 рублей на каждого призреваемого).
Она спросила мое мнение. Мне пришлось и в этом случае возразить против столь широкой постановки дела. Мы слишком бедны – сказал я – для такой роскоши, ибо на нее никаких денег не хватит, а их у нас очень мало и без того, тем более, что после войны придется нести чудовищные расходы на возобновление разрушенного хозяйственного оборудования страны. Как ни желательно сделать все возможное для облегчения участи пострадавших от войны, но не следует увлекаться мечтами, которые нельзя осуществить.
Положение раненых и увечных надо, разумеется, скрасить, как только можно, но, в общем, их приходится, скрепя сердце, рассматривать, как людей попавших под колеса истории и скинуть со счета (курсив мой. – С. Д.), силы же и средства направить на другую, более важную для государства и более осуществимую задачу…
Государыня опять заволновалась: "Что Вы говорите, как денег нет? А контрибуция, которую мы получим! Государь дал мне слово, что вся она пойдет на то, чтобы облегчить положение пострадавших от войны, и я не позволю, хоть одну копейку из нея обратить на что либо другое!"» Крыжановский должен был сказать и следующее:
"Неужели Вы верите, Государыня, что контрибуция будет?"37 Из письма Николая II матери:
"В первые дни после манифеста (17 октября 1905 г. – С. Д.) нехорошие элементы сильно подняли голову, но затем наступила сильная реакция и вся масса преданных людей воспряла.
Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как 9/10 из них жиды, то вся злость обрушилась на тех – отсюда погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда – старая басня"38. Из этого письма видна разница во взглядах на погромы между отцом (Александром III) и сыном. То, что погромы инспирировались полицией, подтверждает не только сам премьер-министр С.Ю. Витте в своих воспоминаниях, но и публикации секретных архивов полиции после революции. Так что сын пишет матери неправду. Но главное не в этом – император не видит в погромах угрозы трону, то, что его отец всегда чувствовал и поэтому подавлял беспощадно. Во времена Александра III министром внутренних дел гр. М.Д. Толстым суду были преданы свыше 5 тыс. погромщиков39.
Мы остановимся на одном деле, касающемся еврейства, инициатором которого был премьер-министр России того времени Петр Аркадьевич Столыпин. Столыпин пришел к выводу, что для спасения трона следует дать евреям равноправие (о взглядах П.А.
Столыпина на данную тему несколько ниже). В письме государю от 10 декабря 1906 г. он писал: "Еврейский вопрос поднят был мною потому, что, исходя из начал гражданского равноправия, дарованного манифестом 17 октября, евреи имеют законные основания домогаться полного равноправия…
Затем я думал успокоить нереволюционную часть еврейства и избавить наше законодательство от наслоений, служащих источником бесчисленных злоупотреблений.
Все это послужило основанием в обнародованном с одобрения Вашего величества правительственном сообщении объявить, что коренное решение еврейского вопроса является делом народной совести и будет разрешено Думой, до созыва которой будут отменены неоправдываемые обстоятельствами времени наиболее стеснительные ограничения.
Затем еврейский вопрос был предметом обсуждения совета министров, журнал которого и был представлен Вашему величеству, что, несмотря на полное соблюдение тайны, проникло, конечно, в прессу и в общество, ввиду участия многих лиц в составлении и печатании этой работы.
Теперь для общества и еврейства вопрос будет стоять так: совет единогласно (курсив мой. – С. Д.) высказался за отмену некоторых ограничений, но государь пожелал сохранить их"40.
Из письма следует, что, исходя из соображений здравого смысла, чтобы ослабить революционное напряжение, а также ради справедливости, Столыпин через Совет Министров единогласно проводит свое предложение. Император должен решить проблему, близкую к той, которую решала Екатерина II, когда ей подан был доклад в Сенате о допущении евреев в Россию. Мы помним, что Екатерина отложила решение вопроса из-за религиозного страха. Полтораста лет отделяет одно решение от другого. Вот ответ императора премьер-министру:
«Царское Село. 10 декабря 1906 г. Петр Аркадьевич.
Возвращаю Вам журнал по еврейскому вопросу не утвержденным.
Задолго до представления его мне, могу сказать и денно и нощно, я мыслил и раздумывал о нем.
Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, – внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала.
Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям.
Я знаю, Вы тоже верите, что "сердце царево в руцех Божиих".
Да будет так.
Я несу за все власти, мною поставленные, перед Богом страшную ответственность и во всякое время готов отдать Ему в том ответ…
Николай»41.
Этот роковой ответ, безусловно, подтверждает, что антисемитизм императора носил религиозный характер. Вместе с тем из текста явствует, что он не владеет эмоциями – ибо "убедительные доводы" не перевешивают фанатичности, император – раб чувства, а не факта. Нежелание разрешать насущные проблемы толкало империю в пропасть. Уроки истории для императора ничего не значили. Царь подчинялся некоему внутреннему голосу. Существует мнение, что он был глубоко верующим человек. Это неверно – Николай Александрович был суеверным человеком. Суеверие отнюдь не синоним веры. Никакого понятия о свободе воли он не имел. Откройте наугад его дневник и обнаружится не только скудость мысли, но и жестокость, скажем по отношению к нашим меньшим братьям. В дневник меланхолически записываются трофеи охоты, более напоминающие бойню: "Убил 144 фазана, всего убито 522. Фазанов 506, зайцев 16" – запись от 11 ноября 1904 г., разгар войны42.
Предисловие к дневникам Николая II, цитируемым нами, написано глубоким знатоком эпохи К.Ф. Шацилло, который обратил внимание на этот чудовищный факт. Счет идет на сотни убитых животных – тогда уже вымирающих зубров, оленей, диких коз, кабанов, уток и т. п. Самое тягостное, когда за неимением другой живности расстреливаются вороны и кошки. Вот, например, красноречиво монотонная запись от 8 мая 1905 г.: "… Принял морской доклад. Гулял с Дмитрием в последний раз.
Убил кошку. После чая принял князя Хилкова…". Становится понятно, почему по поводу кровавого воскресенья Лев Толстой назвал императора "Чингиз-ханом с телефоном"…
Среди отрицательных черт характера Николая П, сыгравших роковую роль в судьбе России и в его собственной, была бессердечность по отношению к своим ближайшим сотрудникам, когда он не щадил их самолюбия. Все это происходило на почве самомнения или даже зависти (С.Ю. Витте, П.А. Столыпин) и распространялось даже на членов царской семьи, как, например, на Константина Константиновича43.
РОМАНОВЫ И ЕВРЕИ
Из ближайшего семейного окружения царя следует остановиться на двух фигурах, которые считаются полярными, но на самом деле обнаруживают духовное сродство по еврейскому вопросу. Мы говорим о дяде последнего царя вел. кн. Сергее Александровиче и двоюродном дяде вел. кн. Константине Константиновиче ("дядя Костя" – так называл его Николай). Прибегнем еще раз к воспоминаниям Александра Михайловича, ибо они наиболее полно охватывают последние 50 лет истории семейства Романовых. Будучи некотором образом "дважды Романовым" – внуком Николая I, да еще женатым на правнучке Николая I, монархистом до мозга костей, он тем не менее пытается быть объективным в отношении членов романовской семьи.
Это – живые люди с теми или иными достоинствами и недостатками. И о себе он пишет, отнюдь не приукрашивая свое прошлое. Единственное исключение из этого правила: "Дядя Сергей – Великий Князь Сергей Александрович – сыграл роковую роль в падении Империи и был отчасти ответствен за катастрофу во время празднования коронации Николая II на Ходынском поле, в 1896 г. При всем желании отыскать хотя бы одну положительную черту в его характере, я не могу ее найти" (курсив мой. – С. Д.)44. Далее он называет его посредственным офицером, абсолютно незаслуженно командующим гвардейским полком. Совершенно невежественный в вопросах внутренней политики, не имеющий административного опыта, он был назначен на пост генерал-губернатора Москвы. "Упрямый, дерзкий, неприятный, бравирующий своими недостатками" – так характеризует его мемуарист. По понятным соображениям Александр Михайлович лишь намекает на противоестественный порок великого князя. Но Сергею Юльевичу Витте нечего стесняться: "Мои взгляды и его расходились, ибо Сергей Александрович был, с одной стороны, взглядов очень узкоконсервативных, а с другой стороны, он был религиозен, но с большим оттенком религиозного ханжества. Кроме того, его постоянно окружали несколько сравнительно молодых людей, которые с ним были особенно дружны. Я не хочу этим сказать, что у него были какие-нибудь дурные инстинкты, но некоторая психологическая анормальность которая выражается часто в особого рода влюбленном отношении к молодым людям, у него, несомненно, была"45 А.А. Половцов писал в своем не полностью опубликованном дневнике, особо выделяя Сергея Александровича: "Если два старших брата (Александр, Алексей) имеют презрение к человечеству, то третий (Сергей) всецело пользуется презрением человечества"46.
П.А. Зайончковский без обиняков подчеркивает, что в 80-е годы Сергей Александрович, "полукретин, с крайне примитивным мышлением реакционно-шовинистического порядка", командуя лейб-гвардии Преображенским полком, "активно содействовал процветанию противоестественного порока"47. Это уголовное дело по "наследству" попало в руки молодого жандармского офицера, но на известном этапе было прекращено сверху…48 По свидетельству Витте, великий князь был ярым противником евреев. Ретроград, крайне ограниченный человек, он своей политикой довел Москву до революционного взрыва. Витте решительно утверждает, что все меры, принятые в Москве великим князем, не могли пройти через Государственный совет – иными словами, даже несовершенное законодательство Российской империи находилось в вопиющем противоречии с деяниями Сергея Александровича. Назначенный генерал-губернатором Москвы в 1891 г., он начал свою деятельность с очищения Москвы от евреев, которым якобы попустительствовал его предшественник князь Владимир Андреевич Долгоруков (1810-1891), находившийся на этой должности с 1856 г.
Старый русский барин, Рюрикович, действительно благоволил евреям. Современник называет его аристократом с ног до головы49. Мягкий, воспитанный, он сохранил некоторые либеральные взгляды времен освободительных реформ, не любил "резкостей" К.П. Победоносцева. В.А. Долгоруков поддерживал тесные отношения с семейством Поляковых, особенно с Лазарем Моисеевичем, председателем еврейской общины, и это была определенная позиция, та же, что и у близкого ему человека – Михаила Никифоровича Каткова. Это были люди правых взглядов, но лишенные тени юдофобии.
Понятно, что антисемиты утверждали, что и князь, и Катков находятся на содержании евреев. Если это и так, то взяточничество процветало в прямой пропорциональной зависимости от юридического бесправия евреев. Как бы то ни было, но во главе Москвы в течение 35 лет стоял человек, не зараженный квасным патриотизмом. Без всякого сомнения князя Владимира Андреевича Долгорукова можно отнести к аристократам духа.
Что же касается Сергея Александровича, то он начал газетную травлю старого, заслуженного человека. Статьи носили прямой доносительский характер: "Москва ожидовела", "Москва наводнена евреями", "Евреи захватили все в Москве", "Вся торговля в их руках" и т. д. Удалить Рюриковича даже брату царя было сложно, ждать смерти – некогда. Старик все понимал. Анекдот рассказывает, что нетерпеливый брат царя на балу обратился к Долгорукову: "Ах, я так люблю Москву, мне очень хотелось бы жить в Москве". Старик отпарировал: "А я, ваше императорское высочество, очень хотел бы умереть в Москве"50. Гуманный венценосец помог брату: "Кто правит в Москве? – издевательски спросил он Долгорукова, – "Вы или Поляков?" Впрочем, Александр III не мог забыть, что племянница Долгорукова была его мачехой… Старый, заслуженный человек был уволен 28 февраля 1891 г.
Из Москвы было выселено не менее 30 тыс. евреев. Вермель называет еще большую цифру – 38 тыс. Тысячи остались без приюта, слабые духом крестились, и таких было немало. Существует целая литература, рассказывающая о московской трагедии51.
Мы не будем останавливаться на этом сюжете, он достаточно известен по литературе.
Расскажем лишь об одном эпизоде, активным участником которого был Сергей Александрович и жертвами которого стали кантонисты-выкресты. При первом посещении Москвы великий князь зашел в Соборную церковь Христа Спасителя. Каково было его удивление, когда среди соборной прислуги, состоящей из отставных старых солдат, он обнаружил несколько лиц семитского типа. Все они были уволены.
Рассказ об этом приведен, в частности, в воспоминаниях гравера Ивана Павлова52.
В эпоху нынешней "перестройки" произошли странные переоценки. Муссируются слухи, что русская православная церковь, движимая крайне реакционными силами, желает провозгласить Сергея Александровича в нарушение церковных норм и традиций – великомучеником… Комментарий из дневника следующего нашего персонажа великого князя Константина Константиновича Романова: "26 февраля 1891 г… Назначение Сергея всеми встречается с радостью… Сергей, хотя и мечтал когда-то о своем новом звании, как о чем-то несбыточном и недосягаемом, еще не может отдаться чувству радости: мысль о разлуке с полком его сильно огорчает…" Падишах горюет о покинутом гареме…
Константин Константинович Романов (1858-1915), K.P. – "лучший из Романовых", как его неоднократно называли, действительно резко выделялся на общем фоне. Поэт драматург человек, общавшийся с Фетом, Майковым, Полонским Достоевским, Гончаровым, Стасовым, Чайковским. Его отец Константин Николаевич, был одним из основных исполнителей "великих реформ" времени Александра II. Его П.А. Зайончковский называет "идейным вождем либеральной демократии"53. Великий князь Константин Николаевич был главою морского ведомства России, генерал-адмиралом. Издаваемый его ведомством "Морской сборник" предоставлял страницы журнала Гончарову, Станюковичу, Островскому, Мельникову-Печерскому, Григоровичу и другим классикам русской литературы.
Константин Константинович был талантливым поэтом и очень религиозным человеком.
Для своего времени он блестяще перевел "Гамлета" Шекспира. Достойно нес обязанности президента Академии наук. В нем было развито чутье на таланты. Он первым признал гений Ивана Павлова. В 1899 г. он провел большие юбилейные торжества в честь 100-летия Пушкина. По его инициативе при Отделении русского языка и словесности Академии наук был образован разряд изящной словесности.
Первыми академиками стали люди разных политических позиций (что делает честь К.Р.):
Л.Н. Толстой, А.Ф. Кони, А.П. Чехов, В.Г. Короленко, К.А. Арсеньев, А.А.
Голенищев-Кутузов, П.Д. Боборыкин и другие. Конечно, в его деятельности на посту главы Академии не все было однозначно. Такова история с аннулированием избрания в академики М. Горького. "На дух" великий князь не переносил творчество Валерия Брюсова. Но, к его чести, он никогда сам не искал "приключений". Прекрасно понимал, например, что из себя представляют взгляды К.П. Победоносцева. В своем дневнике от 10 января 1910 г. он сделал запись по поводу заседания Академии наук по вопросу изменения календаря. "Пока Победоносцев был обер-прокурором Синода, нечего было и думать двинуть это дело: он на всякое новое дело отзывался отказом"54.
Был, безусловно, не лишен чувства юмора. Однажды В.В. Стасов похвалил его стихи.
Не без самоиронии он записал в дневнике от 3 декабря 1886 г.: "Кажется, он нашего брата – великого князя, вообще считает ни к чему не способным, и радуется, когда из нашей среды выходит какой-нибудь труд"55.
Сам Константин Константинович считал себя поэтом. Он находился в переписке с Фетом, возлагавшим на него надежды, которые не вполне оправдались. В общем дарование К.Р. было скромным. Авторы предисловий послеперестроечных изданий великого князя жалуются на дискриминацию, замалчивание и даже на шельмование его творчества. Это лишь отчасти верно. К.Р. было предоставлено "элитарное место" в издании Библиотеки поэта ("Поэты 1880-1890-х годов". Л., 1972). В очень корректной манере написана биография поэта, дана характеристика его творчества, отмечены его дружеские отношения с рядом композиторов (А. Рубинштейном, П. Чайковским, А. Глазуновым, Р.
Глиэром и др.), написавших на его слова музыку. Романсы на слова К.Р. стали "наиболее долговечной частью его поэтического наследства"56.
Два стихотворения К.Р. вошли также в сборник "Библиотеки поэта" – "Песни и романсы русских поэтов" (М.; Л., 1965), где также дана объективная творческая биография поэта. В "Литературном наследстве" была опубликована акварель – карикатура художника Д.С. Стеллецкого "Выше бессмертные, ниже смертные", где изображался "Олимп" русской литературы из 10 человек, и К.Р. был в соседстве с Львом Толстым, Владимиром Соловьевым, Антоном Чеховым, Владимиром Короленко, Анатолием Кони и другими57.
Даже в суровые довоенные годы была опубликована переписка К.Р. и Ф.М.
Достоевского с комментарием, на уровне тех лет почти корректным58. До войны же публиковались отрывки из дневника в "Красном архиве".
Великий князь Константин Константинович умер 2 июня 1915 г. На общем собрании Академии наук большую речь произнес А.Ф. Кони. Кстати, Анатолий Федорович хвалил великого князя и неофициально. Так, в приватном письме к академику А.А.
Шахматову от 8 октября 1901 г. он именует К.Р. "нашим симпатичным президентом"59.
Одна из статей в память К.Р. носила название "Человек великой человечности".
Начало и конец творчества поэта были связаны с еврейской тематикой. В 1882 г. на страницах либерального журнала "Вестник Европы", выходившего под редакцией М.М.
Стасюлевича, было опубликовано первое стихотворение "Псалмопевец Давид", подписанное литерами К.Р.:
О, царь, скорбит душа твоя,
Томится и тоскует!
Я буду петь: пусть песнь моя
Твою печаль врачует…
В примечаниях к публикации стихов К.Р. в "Библиотеке поэта" об этом стихотворении приводится отзыв Я.П. Полонского из письма к великому князю от 20 января 1887 г.: "вполне безукоризненное и даже художественное стихотворение…"60 Незадолго до смерти он закончил мистерию "Царь Иудейский" (1914). В это издание вошли обширнейшие примечания К.Р., по словам А.Ф. Кони, "сами по себе представляющие в высшей степени ценный труд, богатый историческими и археологическими данными и справками"61, в нашу задачу не входит анализировать этот в высшей степени интересный труд. Отметим, что работа К.Р. была в какой-то степени стимулирована двумя произведениями его современников: поэмами "Иуда" (1879) С.Я. Надсона и "Гефсиманская ночь" (1884) Н.М. Минского. Задача, поставленная автором – воссоздать политические условия древности, – вступала в противоречие с православной традицией. И критика отметила, что драма "Царь Иудейский" "может оказаться чуждою религиозному настроению многих лиц"62. Мастерство автора и истинная религиозность сказались в том, что ни разу Сын Божий не появляется на сцене. Мы смотрим на происходящее глазами его современников, чаще всего лиц, упомянутых в Евангелии. При этом К.Р. не модернизирует их характеры – все они даны в свете исторических реалий, известных науке того времени. Основное в драме – появление Мессии. Иудеи ожидают появления политического Мессии, обязательно царя из дома Давидова, цель которого свергнуть ненавистное бремя римской власти и воцариться на престоле предков в Иерусалиме. Посему в уста традиционного "евангельского" саддукея вкладываются соответствующие слова: "Охота же вам верить, что нищий свергнет Кесарево иго и воцарится в городе святом, воссядет на Давидовом престоле". Здесь назревает трагедия – народ стонет от власти чужеземцев и в действительности может провозгласить Иисуса царем. К.Р. не возводит напраслины – евангельские фарисеи и саддукеи боятся, что с провозглашением народом Иисуса царем поднимется восстание и произойдет полный разгром Иудеи. Саддукей говорит: … римляне тогда, бесповоротно Страною нашей завладев, разрушат Святой Сион и Соломонов храм.
Ему вторит фарисей:
Не лучше ль для избранного народа,
Чтоб галилеянин один погиб,
Чем гибнуть всем из-за Него?63
Отсюда понятное желание как можно быстрее устранить Иисуса, чтобы не допустить "политических" осложнении и сохранить "хоть призрак той свободы, которую еще дарит нам Рим"64.
Ибо уверовать сами в Его миссию они не в состоянии. Фарисеи и саддукеи – слишком черствы, у них произошла подмена веры мишурой обрядности. Одно из самых сильных мест драмы – это речь Никодима, куда К. Р. довольно искусно вплетает цитаты из Ветхого Завета, используя гнев древних пророков – Исайи, Иеремии, Амоса – против "жестоковыйного Израиля":
О, жестоковыйный
Израильский народ! Народ строптивый!
Сыны погибели, вы позабыли,
Оставили вы Бога! Ярый гнев
Его не научил вас покоряться
Безропотно святой Господней воле.
Когда Он вывел из Египта вас,
И расступилось море перед вами,
[Когда пустыней мрачною вы шли,
И ваш пророк и вождь при блеске молний
Под грозные раскаты грома, в туче,
На высоте дымящейся горы
Беседу вел с Творцом сорокодневно,
Вы, вы тогда что делали в долине?
Из золота вы отлили тельца
И вкруг него неистово плясали
И в мерзостных бесчинствовали играх.
Вас пощадил Создатель и простил.
Чем вы Ему воздали за пощаду?]
Он посылал пророков вам и мудрых,
И праведных, а вы? Вы гнали их
Из града в град, бесчестили, камнями
Их побивали и казнили их"65
Естественно, что казнь Иисуса Никодим трактует в евангельском духе, главное событие драмы принимает в высшей степени антигуманный характер: последний пророк всепрощающей любви и – никакого всепрощения, никакой любви, только ненависть.
Пожалуй, это уже голос самого автора:
Дополните же ныне меру ваших
Отцов! Один, последний остается,
Всевышним посланный с небес на землю
К вам с проповедью мира и любви.
Как Моисей вознес змию в пустыне,
На крест вы Иисуса вознесете.
Но знайте: не отпустится во веки
Ни вам, ни детям вашим этот грех! 66
Если с еврейством все понятно, то с другим миром – римским, преемником которого по логике "Москва – Третий Рим" является северная империя, не все ясно. Для Понтия Пилата с его представлениями о civitas Romana и беспощадным презрением к еврейству Иисус, пока он его не видит всего лишь еврей какой-то",
"какой-то Иисус".
Когда невинен Он,
Его на волю
Я отпущу; а если смертной казни
Достоин, – повелю казнить. Одним
Презренным иудеем меньше будет…
Далее проблема усложняется, тем более что Сеян, покровитель Пилата, ненавистник евреев, настраивавший императора против иудеев, убит. Пилат готов оправдать Иисуса, к тому же мечтатели для римлян не опасны, и прокуратор уступает Синедриону.
Один из критиков отмечал не только исторический, но и бытовой реализм драмы.
Отсюда реакция православного Синода была скорее отрицательной, несмотря на высокое имя автора. И это понятно. Возьмем, к примеру, русскую икону; почему на "Распятиях" Богоматерь всегда изображена молодой женщиной? Исторически же ей должно было бы быть около 50 лет. Однако в истинно верующем человеке эта и подобные детали не могут посеять сомнение. Христианская идея становится величественнее, многозначительнее, если сопровождается не стилизацией, а реалиями времени. И более становится понятна цена победы христианства над языческим миром.
В Зимнем дворце, в Эрмитажном театре была поставлена драма К.Р. с музыкой А.
Глазунова. Особенно удачно была передана сцена бичевания Господа. Для того чтобы не сталкиваться с Синодом, была объявлена не премьера, а репетиция. Часть семейства Романовых испрашивала разрешение священника на просмотр, и не получив его, не явилась на спектакль. (На вопрос о "Царе Иудейском" великого князя Николая Николаевича протопресвитер Русской армии и флота о. Георгий Шавельский, человек, кстати, открытый новым веяниям, ответил, что "к святыне прикоснулись неосторожными руками"67. На постановке присутствовал государь, но отсутствовали Николай Николаевич и Петр Николаевич. Константин Романов играл роль Иосифа Аримафейского, в связи с которым евангельское выражение "страха ради иудейска" стало устойчивым выражением в русском языке68.
