Машка плохо представляла, как может выглядеть розовая часть зеленых рукавов, однако кивнула легкомысленно и отправилась на поиски. Представительство знаменитого иллюзиониста Иру Цемеса действительно оказалось совсем близко. Достаточно было миновать пару домов после забегаловки Фарада и свернуть направо, где взгляду открывался ухоженный бульвар, все деревья которого для красоты затянуты были гирляндами декоративного светящегося мха. Похоже, украшение это приходилось родственником обычному осветительному растению, распространенному в Астолле повсеместно, но этот вид смотрелся куда менее дико и гораздо эффектнее. Аккуратные плети натянуты были между ветвями соседних деревьев, а более мелкие, похожие на веревки ответвления оплетали каждое дерево. Мох испускал слабый розоватый свет, отчего бульвар походил на какой-нибудь дорогой московский магазин или на салон красоты в День святого Валентина. Не хватало только пошлых толстых ангелочков и обязательных сердечек, оснащенных крылышками. Нет, Машка ничего не имела против специального дня в году, когда принято признаваться в любви своей тайной сердечной привязанности, но ведь так обидно, когда самый прекрасный парень на свете признается в любви не тебе, а твоей соседке по парте! И все радуются, у всех праздник, везде шарики красные висят и слащавые открыточки. И только ты, как дура, возвращаешься домой одна. Согласитесь, ни один здравомыслящий человек не будет счастлив от такого праздника. Машка предпочитала считать, что все это вранье, освященное традицией, вроде Нового года. Редко кто-то верит, что подарки и на самом деле приносит Дед Мороз, но ведь так принято, это — символика праздника. Вот так и с Валентином и его амурчиками. Машка решительно тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и двинулась по романтической аллее, внимательно высматривая эту самую, описанную ей Фарадом очень подробно, вывеску.

С полным правом ее можно было назвать не только яркой, но и кричащей. Стоило Машке приблизиться к дому Иру Цемеса, как нарисованный — так ей показалось — рот раскрылся еще шире и заверещал, пуская разноцветные пузыри:

— Представительство Иру Цемеса! Самые зрелищные представления! Самые загадочные существа! Самые захватывающие повествования! Посетите представление прославленного выдумщика Цемеса, и ваше счастье будет полным! Незабываемые ощущения гарантируются! Билет на представления можно приобрести в кассе прямо напротив вас.

Мыльные пузыри, выпускаемые зачарованной картинкой, были абсолютно реальными. Один из них, большой и бликующий в розоватом свете бульвара, оторвался от вывески и лопнул, коснувшись Машкиной шевелюры. Запахло фруктовым мылом, а брызги, холодные и противные, упали на лицо. «Это что, предупреждение? — подумала Машка обеспокоенно. — Попытка сказать о том, что самые лучшие иллюзии, картинки и самые прекрасные выдумки непременно оборачиваются такой вот простенькой гадостью?» Глас бога не ответил на ее мысленный вопрос, и не засвербело чуть повыше несостоявшегося охвостья. Внутренний голос молчал. Машка подождала еще немного и, суеверно переступая трещины на земле, двинулась внутрь, туда, где разноцветными светящимися шляпками — то ли грибов, то ли гвоздей — написано было: «Касса. Сегодня билеты дешевле! Последний день представления!»

Это самое «дешевле» доверия не внушало. Машкин опыт подсказывал, что дешевле далеко не всегда значит лучше. С другой стороны, чего плохого можно ожидать от выдумщика? Ведь это даже не настоящий маг, а так, киношник. Режиссер, актеры и сценарист в одном лице. Культурного отдыха у нее не было уже давно. По крайней мере, по-настоящему культурного, не дерганья на какой-нибудь дискотеке, предпринятого исключительно для привлечения внимания одного симпатичного парня. А господин Цемес, похоже, в Астолле был весьма известным и уважаемым, если даже Тиока знала его и мечтала сходить на его представление. Машка помусолила во вспотевшей ладони монетки и решительно вошла под сень козырька над входом.

Из темного окошка справа высунулась пупырчатая готова, изрядно смахивающая на лежалый огурец с глазами. Машка ойкнула и отпрыгнула: мало ли, вдруг это охранное животное и оно кусается. Голова хлопнула глазами удивленно и, растягивая гласные, спросила:

— Вам билет в первый ряд?

— А сколько их всего? — поинтересовалась Машка, немного успокоенная умением головы говорить.

Как известно, та собака, которая лает, — не кусает, а уж та, которая разговаривает по-человечески, уж точно не будет сразу бросаться на собеседника. В одной хорошей книге было сказано, что это даже на драконов действует. Правда, если им не понравится, как ты ведешь беседу, твоя судьба довольно быстро станет плачевной. Говорящий огурец на драконью голову, какой Машка ее представляла себе, похож не был.

— Много... — озадаченно пробормотала голова. Видимо, устный счет не был ее сильным местом.

— Тогда в первый, — быстро согласилась Машка. — А то видно ничего не будет за спинами.

Голова исчезла, и тут же на ее месте возникла такая же пупырчатая, но при этом еше и заросшая жесткими черными волосками рука, между пальцев которой зажато было нечто неприлично-резиновое. В свое время, когда Машка с матерью жили на шестом этаже, а не в подвале, как в последние годы, она любила из таких вот изделий мастерить «капитошек». Наливаешь в него воды, завязываешь попрочнее хвостик и сбрасываешь с балкона. Главное — успеть спрятаться, пока тебя не заметили.

Это же резиновое изделие было пустым, блестящим и странно воняло химической клубникой.

— Возьмите ваш билет, — потребовала невидимая голова, очевидно почувствовав Машкино смущенное замешательство. — С вас пол-лошика.

Машка протянула одну из своих монеток и с опаской приняла билет. Вопреки ожиданию на ощупь он оказался вовсе не противным. Сухая и слегка шершавая поверхность его напоминала бумагу.

— После представления будет проведена распродажа уникальных амулетов из далеких земель, — сообщила голова, вновь появляясь в окошке.

— Благодарю, — осторожно сказала Машка и двинулась дальше, прикидывая, какое странное существо может служить здесь контролером и, главное, чем и как оно будет компостировать ей билет. «Хорошо хоть не мозги», — невесело подумала она.

Представительство Цемеса выглядело дешевой комнатой ужасов. По крайней мере поначалу. Ничего поразительного пока не наблюдалось, кроме внушающего уважение своими грандиозными размерами паука, повесившегося на собственной паутине в углу. Дохлые мухи красочно обрамляли место его последнего пристанища. Под паутиной лежал желтый скелет, потрескавшийся в нескольких местах и очень похожий на пластиковый. В боковом свете на его лбу отчетливо был виден отпечаток пальца, словно кто-то ел курицу-гриль, а потом схватился за чужую черепушку жирными пальцами. Чуть дальше на грязной стене намалевана была парочка демонов в неприличных позах. Совсем не похожие на талиберов, демоны были совершенно человекообразные, с куцыми крылышками и вообще довольно-таки уродские. Фантазии хваленому Цемесу явно не хватало. Машка хмыкнула, пожалела смутно о потраченных впустую деньгах и решительно скользнула за пыльную занавеску из черного бархата. Пропустить представление, за которое уже заплатила, она себе позволить не могла.

Черная тень метнулась ей наперерез. Машка взвизгнула от неожиданности, хотя обычно к такому девчачьему выражению эмоций склонна не была, и, немного придя в себя, от души саданула тень ногой. Задуматься о том, что это может быть опасно, она не успела. Да и что может быть опасного в помещении дешевого аттракциона? Тварь испуганно захрипела, фыркнула и медленно отползла назад.

— И что ты пинаешься? — с упреком поинтересовалась она писклявым, но явно мужским голосом. Наверное, именно такими голосами разговаривают кастраты, стерегущие гаремы восточных владык.

— Ты меня напугал, — честно ответила Машка.

— Когда женщин пугают, они кричат, плачут и зовут на помощь мужчин, — просветил ее человек.

Был он совсем маленького роста, почти карликом. Его подбородок украшали роскошные заросли и, если в бороде легко могла заблудиться не только вошь, но и небольшая птичка, то макушка его сверкала внушительной лысиной. Зубы, периодически дружелюбно обнажаемые им, были желтыми и редкими. Однако человек вовсе не производил чересчур отталкивающего впечатления. Его глаза не бегали, а руки не дрожали, хотя общий вид был неопрятен и непритязателен, как у бомжа с не слишком большим стажем бродяжничества.

— Ну это смотря какие женщины. — Машка усмехнулась, смерив его взглядом. — От некоторых, знаете ли, и дубинкой по морде схлопотать можно. Например, от амазонок. Так что ты учти на будущее.

— Учту, — мрачно пообещал карлик, со значением потирая пострадавший подбородок. — Единственное, что мне непонятно: зачем ты купила билет, если не желаешь пугаться, ужасаться и удивляться?

— Да так, мимо проходила, — решив не вдаваться в подробности, ответила Машка. — Пугаться я не люблю, ужасаться не умею, а вот удивиться не помешало бы... А вы, кстати, кто такой?

Карлик приосанился:

— Я — Иру Цемес, великий и ужасный!

— Волшебник Изумрудного города, — в тон ему продолжила Машка. — Старо и банально!

В этот момент до нее дошло, что разговаривает она со знаменитым хозяином заведения. Уши ее вспыхнули, стало жарко и стыдно. Машка прикусила губу. Она опасалась говорить гадости известным и уважаемым людям. Мало ли чем это потом обернется.

— Ох, — сказала она виновато. — Вы и в самом деле знаменитый иллюзионист Цимес?

И закашлялась. Карлик посмотрел на нее так, что она в полной мере осознала свое ничтожество и обозлилась. Некоторые умеют смотреть так, что лучше бы гадость сказали. Они смотрят выразительно, с восклицательным знаком и с подтекстом. Иру Цемес, выдумщик, оказался одним из лучших мастеров выразительного взгляда. Ничего не поделаешь — артист.

— Ну и что? — сказала Машка, — Ну да, перепутала! И что меня теперь — убить за это, что ли?

— Это интересная мысль, — пробормотал господин Цемес. Шутки у него тоже оказались дурацкими, соответствующими дешевому павильону и чудовищному кассиру.

— Если хотите, я не буду ваше представление смотреть, — обиженно сказала Машка скрепя сердце. Денег было очень жалко, но общаться дальше с рассерженным и расстроенным гением ужасно не хотелось.

Она почесала щеку и уставилась на карлика. Тот задумался ненадолго и отрицательно помотал головой.

— Ты можешь пройти в зал, — сказал он. — Я не могу допустить, чтобы кто-то из-за своей глупости оказался лишен счастья созерцать мое искусство.

С самокритичностью у него, похоже, тоже все было плохо. Машка философски вздохнула и последовала за творцом в слабо освещенное помещение, никак не тянувшее на зал. Хотя бы потому, что сидячее место там было только одно, поставленное вплотную к маленькой сцене. И было это место грубо сколоченной колченогой табуреткой.

— Садись, — буркнул господин Цемес недружелюбно.

— А где все остальные зрители? — спросила опешившая Машка.

— Ты пришла смотреть на мое искусство, а не на людей! — торжественно сказал иллюзионист и, хлопнув в ладоши, мгновенно переместился на сцену.

«Выделывается», — с неодобрением подумала Машка. Зависть потихоньку начинала ее мучить, но выспрашивать рецепт перемещательного колдовства у Цемеса показалось бесполезным. Фокусники редко раскрывают тайны своего искусства, если, конечно, они не так богаты, как Копперфильд. Цемес на Копперфильда не тянул — вряд ли знаменитый иллюзионист стал бы выступать в такой халупе. Да, Тиока, кажется, изрядно преувеличила значимость Цемеса. Тем временем лучший выдумщик Астоллы принял величественную позу, поджал под себя ноги и принялся торжественно левитировать в воздухе. «Пол-лошика, — грустно думала Машка, наблюдая за его полетом. — Ну надо же, человек, чье представительство находится в такой заднице и выглядит как ночлежка для бездомных инопланетян, человек, который зарабатывает по пол-лошика за выступление, умеет левитировать и телепортироваться, а я — нет! Где справедливость? Я — пришелица из иного мира, ко мне благосклонны боги вообще и Херон в частности... В конце-то концов, я гораздо красивее этого карлика! Но он владеет магией, а я все никак не научусь!» В связи с этими печальными мыслями представление совсем перестало ее радовать. Горюя, она прикрыла глаза и почти совершенно перестала обращать на него внимание. Иру Цемес загудел-замычал нечто невнятное, а потом вдруг фыркнул громко, словно огромный ежик. В это же мгновение Машку будто током ударило. Перед глазами у нее немедленно полыхнуло алым и белым, стало страшно и неуютно. Когда вспышки прекратились, она осторожно открыла глаза. Но легче ей от этого не стало.

Вокруг простиралась безжизненная пустыня. По шуршащему песку изредка пробегали ящерки, а еще одна — побольше — парила в небе прямо над ее головой, вызывая смутные опасения. Было жарко. Агрессивно настроенное солнце пекло голову, и Машка пожалела, что так и не привыкла носить с собой хотя бы кепку, не говоря уж о платке. В некоторых случаях это бывает полезно. Сразу захотелось пить, но с собой ничего не было, даже паршивого фрукта из некромантского сада. И цивилизации никакой вокруг видно не было. Машка сделала пару шагов. Идти оказалось тяжело, как на пляже. Ноги увязали в песке, в сандалии немедленно набилась куча песчинок, полагавших, что им там самое место. Машка была с ними в корне несогласна и стереть в кровь свои единственные и неповторимые ступни не желала. Пришлось разуться и встать на мерзкий горячий песок голыми пятками. Тоже, конечно, не райское наслаждение, но куда лучше, чем песок в сандалиях. Хваленый маг оказался изрядным подлецом: вместо того чтобы показать ей что-нибудь интересное, взял да и забросил ее методом телепортации черт знает куда. Машка с завистью вздохнула. Ей бы тоже хотелось научиться посылать в неизвестное место неприятных ей людей. «Вот доберусь до этого козла — обязательно заставлю показать, как это делается. В качестве возмещения морального ущерба», — пообещала себе умная Машка.

Тем временем парящая в небе ящерица ею заинтересовалась и спустилась пониже, оказавшись изрядных размеров драконом с туповатыми и голодными глазами. Выражение его морды и красноречиво капающая из пасти слюна Машке не понравились. Следовало быстро валить или закапываться в песок. Легко сказать — трудно сделать. Песок обжигал ноги, а надеяться, что от летающей скотины можно убежать, было по меньшей мере глупо.

— Гад! Паршивый маг! Мерзавец! — заорала Машка в отчаянии. — Сейчас же верни меня назад, а то я Вилигарку пожалуюсь! И эльфам! И Херону! Они тебе такое устроят, мало не покажется!

Не то чтобы она думала, что Иру Цемес слышит ее, но ведь нужно было как-то выразить свои эмоции. Машка всегда полагала, что вредно все держать в себе. Это приводит к стрессу.

К ее удивлению и радости, в глазах сейчас же помутнело и жара сменилась прохладой полутемного зала представительства. Похоже, выдумщик устыдился своего поведения и испугался громких имен. Уставившись на господина Цемеса тяжелым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, Машка процедила сквозь зубы в лучших традициях гангстерских фильмов:

— Ну и как это понимать?

— Ты сама попросила прервать сеанс. — Карлик пожал узенькими плечиками. — И не думай, что я верну тебе деньги только потому, что ты не досидела до конца. Сама виновата!

— Так это что, иллюзия была?! — догадалась Машка.

— Конечно, — подтвердил карлик, обиженный ее реакцией. — Я — великий маг-выдумщик. Мои иллюзии не сравнимы ни с чем другим. Не моя вина, что ты оказалась к ним не готова.

— Предупреждать надо было, — буркнула Машка. — А если бы эта выдуманная скотина меня сожрала?

— Ты получила бы полную картину ощущений человека, поедаемого драконом, — уверил ее господин Цемес. — Я предлагаю своим гостям только очень качественные выдумки.

— Ага, фирма веников не вяжет, — попыталась пошутить еще не вполне пришедшая в себя Машка.

— Инструменты для уборки помещений — не мой профиль, — оскорбленно заметил выдумщик. — И вообще, если мое мнение здесь хоть кого-нибудь интересует, тебе не хватает не только ума, но и воспитания.

Машка зыркнула на него неприязненно, но решила не сообщать, что его мнение ее уж точно не интересует. А больше в зале никого и не было.

— Ладно, проехали, — сказала она. — А где у вас здесь распродажа магических предметов?

Сребролюбивый маг оживился:

— На заднем дворе. Следуй за мной!

На распродаже было так же тихо и безлюдно, как и в зале для демонстрации выдумок. Машка окончательно утвердилась в мнении, что представительство господина Цемеса не пользуется в городе большой популярностью.

— Итак, чем могу вам помочь? Что-нибудь посоветовать? — вежливо и с достоинством осведомился Иру, видя, что Машка заинтересовалась его товаром.

— А нет ли у вас чего-нибудь простенького и вместе с тем магического? — спросила Машка, испытующе глядя на разложенные перед ним разнокалиберные товары.

Некоторые похожи были на дешевые украшения, кое-где валялись цветастые платки, книги и журналы с загадочными надписями стопкой лежали на самом углу столика. Какие-то блестящие предметы, равно похожие на кухонные принадлежности и на орудия пыток, поблескивали в центре, между упаковкой чего-то, до боли напоминающего памперсы, и граненым стаканом с карандашами и ручками. Не зная, что это такое на самом деле, Машка решила не совать туда руки и не проверять на себе действие всех этих ценных штучек. Своя шкура ближе к телу.

Иру Цемес смерил ее внимательным взглядом настоящего, опытного и толкового продавца дорогих и бесполезных вещей.

— Вы, я вижу, не проходите обучение магии, — дипломатично заметил он.

— Скоро буду, — отозвалась Машка.

— Пока я могу предложить вам вот этот красивый и совершенно безопасный для начинающих амулет, — сказал Иру Цемес, выудив из кучи изящный медальон с гравировкой на тонкой, кажется золотой, цепочке.

Машка, правда, не умела отличать на глаз чистое золото от сплавов, но ей было приятнее думать, что цепочка действительно золотая.

— А что он делает? — поинтересовалась она, разглядывая амулет.

— Он влияет на качество личной жизни, — объяснил господин Цемес. — Улучшает ее, делает яркой и разнообразной.

— Ну, особое разнообразие мне ни к чему, — мудро заметила порядочная девочка Маша. — Но вообще штука полезная. Сколько стоит?

— Полдюжины лошиков.

Ответ погрузил Машку в глубокую задумчивость. Несовершенство мира угнетало ее. Столько денег у нее не было, а цацку купить хотелось.

— А скидки и подарки покупателям у вас не предусмотрены? — на всякий случай поинтересовалась она.

— На распродаже, как правило, покупают за деньги, а не получают подарки, — наставительно сказал Иру Цемес, глядя на нее с оскорбительной жалостью, как на слабоумную. — Подарки ты будешь получать дома, от родных.

«Ну вообще-то от родных я обычно по шее получаю. Больно, зато бесплатно и в любое время», — печально подумала Машка, но вслух решила ничего не говорить. Разве что этот дешевый иллюзионист подрабатывает психоаналитиком на полставки.

— Это очень дорогая вещь, редкая и чрезвычайно сложная в производстве, — доверительно сказал Иру. — Я достал этот амулет далеко на юге, где все разумные существа синекожи и объясняются с помощью мелодичного пения.

— Сдается мне, — Машка прищурилась, — заливаешь ты, как древний грек. Что-то у них похожее было в мифах о подвигах Геракла. Не пойму только, чем ты занимаешься — плагиатом или банальной стилизацией.

Во время ее речи Иру Цемес краснел все больше и больше, а небритые щеки его надувались, словно непонятные слова возмутили его до такой степени, что он даже не мог выпустить наружу использованный воздух.

— Как вы могли такое подумать об уважаемом человеке, который старше вас в несколько раз! — выпалил наконец он. Его борода стала дыбом, чутко реагируя на истерику. Выглядел иллюзионист так, словно его неожиданно шарахнуло током.

Машка полюбовалась на дело слов своих и с удовольствием пояснила:

— Я имела в виду, пересказываете ли вы мне чье-то сочинение, выдавая его за свое, или просто подражаете кому-то. Хотя вряд ли вы могли читать древнегреческих авторов...

— Я — Цемес Невероятный! — сообщил ей мужик, преисполнившись благородного, сдержанного негодования. — И, кроме того, я же Цемес Неподражаемый. Я никогда никому не подражал. Иногда подражали мне, но безуспешно. Мои выдумки повторить невозможно! Для этого нужен талант моего уровня, а такое редко встречается в наше время.

— Да уж, — Машка вздохнула, — от скромности вы не помрете.

— Я вообще не собираюсь помирать, — гордо сказал иллюзионист. — Я не могу лишить мир возможности созерцать мое искусство.

— Спасибо, это я уже слышала, — невежливо оборвала его Машка, крутя в руках приглянувшийся ей медальон.

Жаба давила невероятно сильно, но не могла же она уйти с распродажи магических амулетов хотя бы без одной волшебной вещи! Висящий над прилавком выпученный красный глаз следил за ней с маниакальной подозрительностью. В принципе Машка никогда не страдала особой законопослушностью, но разве разумно пытаться спереть что-нибудь, будучи в центре столь пристального внимания? Суицидального синдрома у нее никогда не было, а потому она решила схитрить. С тяжелым вздохом, сопровождаемым трагическими взглядами, она медленно положила цацку на место и отвернулась от прилавка.

— Благодарю, все было очень интересно и познавательно, — с чопорным видом сказала она, — но мне уже пора.

— Как? Вы ничего не купите? — огорчился Иру Цемес. — Неужели вам ничего не понравилось?

Машка усмехнулась: великий выдумщик и иллюзионист вел себя точно так же, как вьетнамские торговцы на дешевых московских рынках. Видимо, психология людей, торгующих лабудой, во всех мирах одинакова — нужно просто уметь пользоваться ее уязвимостями.

— Да нет... — Она безразлично пожала плечами, скользнула взглядом по рассыпанному на прилавке богатству. — Вот медальончик ничего... Но он не стоит тех денег, которые вы за него просите. Безделушка и есть безделушка. Пол-лошика ему красная цена.

— Ну уж не знаю, красная она или зеленая, — оскорбился специалист по прикладной магии, — но пол-лошика — это бросовая цена.

— Ну так и у вас не модный бутик, а распродажа, — презрительно хмыкнула Машка, коварно сделав несколько шагов по направлению к выходу.

Увидев это, Иру Цемес откровенно запаниковал. Нет, не ему тягаться с Машкой в искусстве торговаться. Ей и на вьетнамских рынках равных не было, что уж там про Астоллу говорить.

— Это же буквально подарок будет, а не торговля! — простонал господин Цемес, заламывая руки в непритворном отчаянии.

Жест этот явно был для него непривычен, потому что заломленные руки немедленно свело. Спазматически подергиваясь, он некоторое время силился руки развести, но врожденная жадность все еще мучила его. Машка всегда подозревала, что жадность сродни подагре, но сочувствовать иллюзионисту сейчас она была не в настроении.

— А между прочим, от подарка я и не отказывалась, — промолвила она, ехидно улыбаясь. — Если помните, я с самого начала это предлагала. Итак, пол-лошика и ни...

Тут она запнулась, прикидывая, как может называться монета мельче, чем лошик, но тут же нашлась:

— И ни одним убитым енотом больше!

Енот-то по-любому меньше лошади, так что тут и говорить не о чем. Да и Машке так называть деньги было привычнее. Иру Цемес бросил на нее дикий взгляд и вздохнул горько. Потом одним пальцем выловил из кучки цацек амулет, ставший причиной ожесточенного торга, и протянул его Машке. Вынув монетку, она отдала ее иллюзионисту и с победоносным видом нацепила амулет на шею. Господин Иру Цемес икнул, закашлялся и тут же непонятно почему расплылся в улыбке.

— Носите, госпожа, — сказал он. — Я надеюсь, он принесет вам удачу.

— Конечно, принесет, — независимо подтвердила Машка. — Он же магический!

На том они и распрощались, совершенно довольные друг другом. Свежекупленный медальон Машка запрятала под рубашку — вдруг сопрут на улице. А сертификат соответствия, выданный вместе с амулетом, небрежно сунула в карман — почитать на досуге.

По ночам здесь, на окраине Астоллы, совсем не слышалось шума города. Бессонная Москва в этом плане была гораздо более суетливой. Даже в Отрадном ночью шумели, гоняли на машинах и орали под окнами — не люди так бездомные кошки. Роесна, отгороженная от улицы высоким забором, располагалась в так называемой бесшумной зоне города. Здесь стояли не дома, а владения в полном смысле этого слова. В центре города домики иногда жались вплотную друг к другу, а порой разделялись узкими полосками садиков. Здесь же — хоть голым ходи и ори при этом — ни один сосед не увидит и не услышит. Дома Машка мечтала порой о том, чтобы жить в таком месте. Попав в поместье Вилигарка, ночами часто просыпалась от непривычной тишины. Птицы и насекомые в саду не жили, стрекотать и курлыкать было некому. Изредка только истошно верещал огородник, придавленный во сне собратом, да доносилось тихое, слегка нетрезвое эльфийское пение. Но, нужно сказать, нечасто. Сна эльфам требовалось гораздо меньше, чем людям, однако они этим не злоупотребляли и дебошей на территории работодателя не устраивали. Исполняли они чаще всего тоскливые баллады, сильно смахивающие на музыкальные произведения казахских акынов — об утраченной любви, потерянной родине и пропущенном обеде.

Машке не спалось. Тишина была объемной и такой осязаемой, что в ней впору было топиться. Выбравшись в сад, она задрала голову и, сжав в кулаке свежекупленный амулет, принялась разглядывать звезды. Небо, темно-темно-синее, без отвратительного оранжевого оттенка, присущего небу российской столицы, сверкало ими, как шея светской красавицы — бриллиантами. Звезд было много, только вот ни одно созвездие не казалось Машке знакомым. Конечно, знание астрономии нельзя было назвать ее сильной стороной, однако Большую и Малую Медведицу в Москве она находила на раз. Конечно, если они вообще виднелись сквозь дымку смога. Темную громаду Роесны окутывало магическое покрывало из тысяч крохотных огоньков. Казалось, это те же звезды сползли с небес, чтобы осесть на ее стенах. Все это выглядело очень красиво, как фантики от конфет «Юбилейные», но было совсем чужим. Ни привычного запаха бензина, ни всхлипов сигнализации, ни яркого света уличных фонарей... Не то чтобы Машке не хватало этих порочных признаков технической цивилизации, но светящийся мох светил вовсе не тем светом, к которому она привыкла. Машка вздохнула и плотнее прижала к себе амулет, холодный и не работающий. Как его запустить, она еще не разобралась, но оптимистично полагала, что это вопрос только времени и практики.

От отсутствия в небе Медведиц стало тоскливо. От тишины хотелось выть. Постояв еще немного, Машка почувствовала, как что-то шевелится совсем рядом с сердцем. «Грусть гложет», — подумала она. Шевеление стало настойчивее, и что-то довольно чувствительно оцарапало ей грудь. Машка взвизгнула, распахнула рубашку и, содрогнувшись, сбросила с себя крупного черного паука.

— Никогда больше не буду сожалеть, что в поместье нет насекомых! — с чувством сказала она. — И вообще, утром скажу Айшме, что на меня пауки нападают. Пусть вытравит магическим образом.

Мстительно взглянув вслед убегающему в панике многоногому гостю, она развернулась и отправилась спать. После неожиданного визита хандру как рукой сняло. Машка насекомых не любила, но сегодня была вынуждена признать, что иногда они бывают полезны. «Вот, выдумала новый метод натурального лечения, — с удовольствием подумала она, укладываясь. — Будь я дома, много денег бы заработала сразу. А что, от депрессии — лечит, от стресса — лечит. Наверняка еще от чего-нибудь лечит. Как бы это назвать покрасивее? Паукотерапия? Пауколечение?» С этими меркантильными мыслями она и заснула.

Утром Машка поднялась не выспавшись и в расстроенных чувствах. Амулет работал как-то странно: всю ночь ей снились непотребные женщины с Ленинградского шоссе, крикливые и грязные. Пребывая в раздражении, Машка наорала на пришедшего пожелать ей доброго утра Мая и немедленно устыдилась: уж эльф-то никак в ее проблемах не виноват.

— Тебя оставить в покое, размять плечи или утащить есть? — осторожно поинтересовался несколько обескураженный Машкиным поведением Май.

— Конечно, утащить есть! Всегда мечтала быть съеденной эльфом! — с неподдельным возмущением отозвалась Машка. — Но сначала размять плечи и накормить.

— Естественно. — Май взглянул на нее пренебрежительно. — Во-первых, эльфы людей не едят. Ну разве что в самом крайнем случае. А во-вторых, в тебе и есть-то нечего.

— Или нет, сначала все-таки кормить, — вслух размышляла Машка, не обращая внимания на сарказм приятеля. — Но только если ты платишь. Знаю я вас, вы, эльфы, ужасно богатые.

— Ты все перепутала! — фыркнул Май. — Богатые — это драконы. А мы, Высокие, всегда были безденежными бродягами. Мы считаем, что никто не должен владеть большим, чем ему необходимо. Но сегодня я все-таки спасу тебе жизнь. Кажется, у меня в кармане завалялось несколько мелких монеток, и ты вполне можешь рассчитывать на сухарик.

— Какой ты жадный, просто ужас, — позавидовала Машка. — Я тоже так хочу уметь.

— Ну ладно, — смилостивился эльф, — может быть, этих монеток даже больше, чем несколько. Пошли жрать!

— Надеюсь, после нашего ужина мне не придется мыть посуду в задней комнате трактира, — проворчала Машка.

— В этом трактире уж точно не придется, — уверил ее Май. — Хозяин «Дня встреч» недавно поставил себе магомойку.

— И что, теперь там специальная баня для помывки очень грязных и нищих магов? В задней комнате? — уважительно спросила Машка. — И они за это моют в трактире посуду? Фу, страсти-то какие. Учти, ты меня запугал до полусмерти и теперь тебе придется нести всю еду сюда.

— Магомойка — это такая штука, любознательная ты моя, которая сама посуду моет, — наставительно произнес Май. — Так что не ври. Чтобы тебя запугать, нужно что-то посильнее орды мокрых голых мужиков, будь они хоть двадцать раз маги.

— Это точно, — со вздохом согласилась Машка. — Но они бы оскорбляли мое чувство прекрасного. Мокрые мужики — не самое эстетичное зрелище во вселенной.