Рассадник добра

— Это что ты здесь развела? — брюзгливо сказала она, глядя на странного визитера.

— Он сам развелся! — возмутилась Машка. — Я за кувшинами спустилась, а он тут сидит. Страдает.

Юноша мелко-мелко дрожал, похожий на маленького мокрого котенка. Вот только хвоста у него не было. Его огненные глаза то вспыхивали ярче, то почти совсем угасали.

— Ты кто такой? — строго спросила экономка. Она не собиралась тратить на чудного бродяжку много времени.

Донельзя перепуганный юноша вздрогнул и звонко икнул. У Машки возникло стойкое ощущение, что гость принял простую экономку за кого-то более могущественного. Например, за Вилигарка, о чьей эксцентричности в Астолле ходили легенды. И в самом деле, отчего бы уважаемому черному магу не ходить по дому в женском обличье?

— Отвечай сейчас же, невоспитанный мальчик! — потребовала Айшма, теряя терпение.

В ее правой руке как бы невзначай оказался вынутый из-за пояса половник — тяжелый и очень внушительный. Да, эта женщина могла себя защитить от кого угодно! Юноша с ужасом покосился на оригинальное орудие убийства незваных гостей и, заикаясь, с трудом выдавал из себя:

— Жо... жо...

— Жорик? — Айшма нахмурилась. — Нет, вроде не похож.

Машка, с интересом рассматривавшая молодого человека странной наружности, хрюкнула и недоверчиво покосилась на экономку. Айшма совсем не производила впечатления женщины, у которой есть знакомые Жорики. И она никогда не путалась в своих мужчинах — у нее их попросту не было. Вся жизнь Сушеной Воблы была посвящена работе на мессира.

Экономка тоже взглянула на Машку, привлеченная хрюканьем. Осуждающе так взглянула, мол, не полагается прислуге уважаемого мага неприличные звуки при гостях издавать.

— Точно не Жорик? — усердно сдерживая рвущийся наружу смех, уточнила Машка.

Юноша помотал головой и снова завел свое:

— Жо! Жо!

На нервной почве у визитера были жуткие проблемы с произношением слов. Пока он безуспешно пытался выдавить из себя нечто осмысленное, экономка развернулась. То ли Машка думала слишком громко, то ли все было написано у нее на лице, но Айшма сначала поджала губы, а потом процедила неприятным голосом:

— Жорики — это такая редкая форма домашних вредителей, чтобы ты знала. Жрут без исключения все, что может показаться съедобным, потому и называются так. Где прошел жорик, крызу делать уже нечего. Впрочем, это не жорик, у него слишком маленькая пасть.

Действительно, рот у юноши был маленький, с бледными нервными губами.

— Жо! — в отчаянии повторял он.

— Жокей? — предположила Машка.

Щуплая фигурка гостя вполне подходила для этой профессии, однако он упрямо помотал головой. Машке пришла в голову еше одна версия о том, кто этот юноша, но она была неприличной, и Машка не стала ее озвучивать в присутствии Айшмы. Вместо этого она подумала и наконец неуверенно поинтересовалась:

— Может, жонглер?

Но и жонглером быть юноша не согласился.

— Капризный какой! — попеняла ему Машка. — Ну извини, я других слов на «жо» не знаю. Сам выкручивайся!

Юноша на мгновение сник, поняв, что никто ему помогать не будет, а потом, похоже, сделал над собой усилие и выпалил:

— Жоржик! Меня зовут Жоржик, вот!

И зачем-то торжествующе продемонстрировал один из кувшинов мессира Вилигарка, зажатый в правой руке, которую он до этого держал за спиной.

— Ай молодец! — похвалила его Машка и неудержимо расхохоталась.

Как же она сразу-то не догадалась, что молодой человек увяз в попытках сообщить им свое бесценное имя, а вовсе не профессию! Тем более, кажется, он не собирался рассказывать, что он здесь делает. Задуматься о том, на кой экономке и служанке его замечательное имя, ему и в голову не пришло. Молодой человек вообще показался Машке личностью весьма загадочной. Его логика была непостижима. Если бы ее, Машку, вдруг звали бы Жоржиком, она бы постаралась это от окружающих скрыть. Да и демонстрировать обитателям дома, что ты только что без разрешения забрался к ним воровать, пусть даже кувшин, она считала поступком по меньшей мере странным. Гораздо умнее было бы извиниться и сказать, что тебя случайно сюда занесло. Мол, мимо проходил, и затянуло. Остаточными магическими вихрями.

— Ты вор? — уточнила Айшма деловито. Практичности ей было не занимать.

— Да! — обрадованно подтвердил Жоржик. — Я пробрался в дом мессира и украл кувшин. Понимаю, это немного, но мне нужно было только доказательство, что я чего-то стою. Видите, вы только сейчас обнаружили меня. Ни одна охранная система на меня не отреагировала!

Машка, откровенно говоря, поводов для радости юноши не видела. Вилигарк, не будучи сам кристально честным человеком, воров тем не менее не любил. Особенно тех воров, которые пытались обчистить его дом. К прочим он относился весьма прохладно, однако признавал их пользу в тех случаях, когда они облегчали карманы и сокровищницы конкурентов.

— Поздравляю! — с чувством сказала она. — Можешь считать себя трупом.

Юношу было жалко, но Машка не без оснований полагала, что глупость должна быть наказуема не меньше, чем злой умысел. Правда, справедливость такого положения применительно к себе она считала сомнительной. Эльфы объяснили ей как-то, что для людей подход «одно дело — я и совсем другое — все прочие» совершенно нормален. Машка выслушала, поблагодарила и перестала мучиться чувством вины за свой двойной стандарт. Разве можно стесняться того, что является нормой?

— Это ничего. — Жоржик беспечно отмахнулся от ее слов. — Я пришел служить великому Мертвому богу, и я буду служить ему.

— Э-э... Жоржик, а ты уверен, что ничего не перепутал? — спросила Машка. — Храм Херона в другой стороне. А здесь у нас жилой дом.

— Я знаю. — Он кивнул, и глаза его вспыхнули ярче. — Это дом правой руки Мертвого бога мессира Вилигарка. Я очень хорошо знаю город, хоть и приехал сюда несколько дней назад.

С головой у приезжего явно было плохо, и Машке стало немного неуютно в его присутствии. Она всегда недолюбливала сумасшедших. Зато Айшма сразу заулыбалась.

— Мессир сейчас занят, — сказала она, — но я доложу о вас. Можете пока расположиться в приемной. Марья, проводи.

— А где у нас приемная? — озадаченно спросила Машка.

— Комната, где стоит приемник, — терпеливо объяснила экономка. — Приемник — это большой черный шкаф без дверец. Что-нибудь еще непонятно?

— Да нет, — обиделась Машка. — Пойдем уж, провожу.

Она небрежно махнула рукой Жоржику, который послушно двинулся за ней. На душе было погано: отчасти из-за нехорошего предчувствия относительно его судьбы, отчасти из-за продемонстрированного Айшмой пренебрежения к ее, Машки, умственным способностям. Топая по коридору и вверх по лестнице, она всерьез обдумывала планы мести противной экономке. В конце-то концов, нельзя же быть такой высокомерной! Придя к выводу, что нужно уговорить авантюриста Мая заставить Айшму в него влюбиться, Машка немного повеселела.

— Скажите, а как мессир относится к ученикам? — робко спросил Жоржик.

— Он к ним не относится. Он — учитель, — плоско скаламбурила Машка в ответ.

Гость растерялся и даже сбился с шага.

— Плохо он к ним относится, — сжалилась она. — Не кормит и грядки полоть заставляет. С выходными опять же напряженка. Собачья работа, словом.

— Чья? — спросил Жоржик.

— Крызиная, — поправилась Машка. — Впрочем, нет. От такой работы даже крыз сдохнет.

— Сдохнет — это хорошо, — мечтательно произнес ненормальный визитер.

Похоже, он был жертвой несчастной любви или финансового кризиса. Отчего-то объяснять ему, что жизнь прекрасна, Машке не хотелось. Делать ей нечего — спасать тех, кто спасенным быть ни в какую не желает?

Жоржик взглянул на нее искоса, помолчал, ожидая реакции, а затем продолжил:

— Ты не подумай, я долго размышлял и понял, что смерть — отличная штука.

— Угу, — отозвалась Машка. Выражение лица у нее при этом было самое что ни на есть мрачное.

Ну решил человек покончить с собой под руководством грамотного специалиста, что же теперь, к кровати его привязывать? Но суицидальных намерений Машка не одобряла и потому постаралась, чтобы неодобрение ее было хорошо заметно молодому идиоту.

— Моя семья небогата и не может отправить меня учиться в академию, — разглагольствовал он. — Мои родители — бедные учителя в северной провинции Дуаста-То, они преподают искусство заготовки мяса и овощей, учат пахарей и охотников читать. Желая такой же судьбы для меня, они не учитывали моих желаний. А я хочу стать магом.

— Не ты один, да? — хмыкнула Машка.

Гость не нравился ей все больше. Какого, спрашивается черта он решил напроситься в ученики к тому магу, которого Машка планировала приберечь для себя? В конце концов, Вилигарк ей уже обещал заняться ее обучением! А тут приезжает крестьянин из какого-то Мухосранска и надеется ее оттереть. «Нет уж, — зло подумала Машка. — Ненавижу кому-то дорогу уступать. Самой бы кто-нибудь уступил». Опыт подсказывал ей, что в любой очереди пропускать кого-то вперед не следует: не успеешь глазом моргнуть, как окажешься в самом конце.

— Ты не понимаешь. — Жоржик улыбнулся. — Я очень талантливый. Я даже нашему городскому лекарю помогал. Вот он-то и надоумил меня в Астоллу ехать, в ученики к хорошему магу проситься.

«Башку такому лекарю оторвать бы...» — мечтательно подумала Машка, а вслух сказала:

— Тебе бы на самом деле лучше на актерское попробовать поступить, если здесь этому учат. Они таких любят: странненьких, нагленьких, живеньких... Не хочешь актером быть?

— Я не хочу быть живым, — серьезно сказал Жоржик, замедлив немного шаг. — Я подсчитал, сколько времени необходимо мне для того, чтобы стать толковым магом. Мне не хватает. Я подумал и понял, что люди устроены весьма нерационально.

— Тебе бы с эльфами об этом побеседовать, — сказала, покачав головой, Машка. — Они на эту тему ужасно любят рассуждать, расисты недоделанные.

— Человеку нужно спать, хотя бы иногда, и нужно есть, — продолжал Жоржик, не обратив на ее насмешливое предложение никакого внимания. — И масса всего другого, добывание чего отнимает драгоценное время, которое можно было бы потратить на практику и обучение. А потому я решил стать мертвым, чтобы спокойно учиться дальше. Да и живем мы очень мало. Нашей жизни едва хватает, чтобы освоить одну прикладную профессию, нарожать и вырастить детей и увидеть несколько городов. Человек не должен жить так убого!

— Ты уверен, что тебя зовут Жоржик, а не Леонардо да Винчи? — осведомилась Машка, чувствуя себя так, будто присутствует при историческом моменте зарождения новой философии гуманизма.

Новоявленный просветитель надменно вспыхнул красными глазами.

— Разве я посмел бы, словно неотесанный пахарь, присвоить себе чужое имя?

— А я не знаю, какие у вас, на севере, традиции, — парировала, пожав плечами, Машка. — Ладно, хорош распинаться, пришли.

Она отворила дверь приемной. По петлям, затянутым густой паутиной, резво сбежал многоногий хозяин и, возмущенно пискнув, скрылся в щели. Пауки в доме Вилигарка были толстые, здоровые и донельзя нахальные. Кажется, они вообще считали, что дом этот принадлежит им, а громоздкие неповоротливые люди только оскверняют его своим присутствием. Бочком, стараясь не повредить паутину еще сильнее, Машка протиснулась в приемную и махнула рукой Жоржику: мол, заходи, не стесняйся. Тот немного помялся на пороге и неуверенно вошел.

Пахло пылью, крызами и чуть-чуть медом, хотя Вилигарк и не держал пчел. В этой комнате огромного дома не колдовали практически никогда, потому что присутствие «приемника» влияло на любые магические действия с огромной силой. Артефакт, похожий на массивный дореволюционный шкаф из тех, что стоят по музеям, перекрывал всю дальнюю стену. Около же ближней к двери робко притулилась скамеечка — две доски, соединенные какой-то жалкой щепкой. Машка подозревала, что сделана она была самим Вилигарком, потому что ни одному слуге не пришло бы в голову сотворить этакое позорище. Плотником мессир был криворуким и этим гордился.

— Садись, — велела Машка. — Чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях. Воровать здесь совершенно нечего: шкаф ты не упрешь, а такая скамейка нормальному человеку и бесплатно не нужна.

— Я — не нормальный человек, — гордо ответствовал Жоржик. — Я — будущий маг.

— Тогда я — английская королева! — фыркнула Машка, покидая этого безумного оптимиста.

Жоржик проводил ее диким взглядом, и, захлопнув дверь, Машка догадалась почему. Король в Ишмизе был один, и относились к нему едва ли не почтительнее, чем к многочисленным богам. Королевским статуям, изваянным из светло-коричневого мягкого камня, не возносили хвалу и не приносили жертв, однако всякий благонравный горожанин считал своим долгом каменного болвана уважительным образом поприветствовать, проходя мимо. Болвана призывали в свидетели любовных клятв и долговых обязательств. Кажется, здесь считалось, что обманщика накажет сам король. Машке в это верилось слабо, однако каких только безумных традиций не выдумают люди, дабы разнообразить свою скучную жизнь! Понятно, что публичное присвоение ею королевского титула вызвало у бедолаги шок. Машка хмыкнула и пожалела, что не назвалась Папой Римским — а вдруг бы еще смешнее вышло.

Всю ночь в доме что-то подозрительно гремело и стучало, словно некромант решил затеять ремонт, чтобы позлить соседей. В окнах лаборатории то и дело вспыхивали алые и зеленые огни. Эльфы мучились бессонницей, да и Машка постоянно вскакивала, просыпаясь от резких звуков. Пару раз ей со сна почудилось, что где-то под окном орет автомобильная сигнализация, и от этого становилось страшно. Мысль о том, что все пережитые приключения ей попросту приснились и сейчас в комнату ввалится пьяный отчим, вызывала холодный пот. Под утро Май, у которого от недосыпа разболелась голова, принялся петь песни, в перерывах уверяя усталую и злющую Машку, что эльфийское пение — лучшее лекарство от всех болезней. Пел он похабно, поминутно фальшивя. Послушав младшего собрата пару минут, Вий ушел подальше, напоследок презрительно фыркнув, как кот.

Когда рассвело окончательно, голова заболела и у Машки тоже. Не церемонясь более с Высоким светлым, Машка сунула больную голову под подушку и попыталась поспать хоть немного. Май ужасно обиделся и сообщил, что люди ничего не понимают в настоящем искусстве. Часом позже Машку бесцеремонно разбудила Айшма, сказав, что Вилигарк требует ее к себе.

— Садист... — простонала Машка, не открывая глаз. Веки жгло, хотелось темноты, тишины и покоя.

— Мессир намерен дать тебе урок, — снисходительно обронила экономка.

Эта фраза произвела на Машку эффект ледяного душа. Мгновенно проснувшись и вскочив с постели, она оделась в темпе, сделавшем бы честь профессиональному военному. «Боже, какое счастье, что мне не нужно краситься!» — подумала она. Дома, пока мать не отобрала у нее все косметические пробнички, принесенные с какой-то презентации, она иногда рисовала перед школой на лице нечто впечатляющее. Пусть это не было похоже на творения телевизионных стилистов, но Машке нравилось любоваться в зеркало на то, как блестят подкрашенные помадой губы. Да и замазывать синяки тональным кремом очень удобно. Минус во всей этой практике наложения боевой раскраски был только один: на нее уходило страшно много времени, как и на всякое другое дело, которое толком делать не умеешь.

— Он в приемной? — осведомилась Машка, вспомнив вчерашнего бестолкового визитера.

Айшма покачала головой:

— В лаборатории. Имей в виду, мессир сильно устал. Он работал всю ночь. Постарайся не раздражать его. Будь послушной девочкой.

Машка непочтительно фыркнула, представив себя в роли «послушной девочки», и с упреком взглянула на экономку. И как только она могла брякнуть такую глупость? Но Айшма на ее укоряющий взгляд не отреагировала. Неожиданно протянув руку, она заботливо поправила воротник Машкиной рубашки и придирчиво осмотрела результат своих трудов. Машке стало немного не по себе: поведение экономки не вписывалось в привычную картину мира и оттого пугало.

— Что-то случилось? — на всякий случай спросила Машка, поежившись.

— Нет. С чего ты взяла? — удивилась Айшма, тут же сделавшись совершенно нормальной — суховатой и высокомерной.

И Машка успокоилась.

Первое, что бросилось Машке в глаза, как только она вошла в лабораторию, — новый, совсем белый скелет, подбежавший к ней так резво, словно суставы его были щедро смазаны специальным маслом. «Так весь дом на кладбище скоро станет похож», — подумала Машка. Нельзя сказать, что эта тенденция ей не нравилась. Она вообще полагала, что поместью сильно не хватает готического духа: толп привидений, стильного швейцара-вампира и бледной, чахоточной дамы в окне одной из башен. Однако Вилигарк ее взглядов не разделял и предпочитал обитать в нормальном доме. Лишь в приемной и теперь в лаборатории присутствовали явные символы его профессии.

Скелет показался Машке смутно знакомым. В движениях его прослеживались угловатая юношеская резкость и нервность. Хотя рядом с могущественным черным магом кто угодно разнервничается, исключая, конечно, Машку. Даже совершенно не склонная к приступам паники Айшма чувствовала себя порой под его взглядом неуверенно.

Синее стеклянное блюдо с пирожками стояло на разделочном столе, провоцируя Машку всем своим видом. Она сглотнула слюну и поежилась.

— Тебя проще убить, чем накормить, — заметил Вилигарк проницательно.

— Убивать — дурно, — на всякий случай сказала Машка.

Пирожки пахли ужасно соблазнительно. Она прекрасно знала, что там внутри: божественный паштет и сладкий джем, нарубленные в мелкую стружку овощи и выращенная эльфами трава. И еще она хорошо знала, каковы эти пирожки на вкус, — пару она уже стащила на кухне.

— Чье бы пузо бурчало! — проворчал некромант. — Можешь угоститься.

Машка, не дожидаясь повторного приглашения, принялась угощаться, а некромант задумчиво разглядывал суетящийся возле двери скелет.

— Самый дефицитный по нынешним временам товар — не деньги и не сила даже, а радость, — усмехнувшись, изрек Вилигарк, вынимая свое угловатое, несуразное тело из кресла. — Именно радости живым не хватает, а они кувшины воруют, идиоты бессмысленные.

Скелет клацнул зубами, видимо соглашаясь с мессиром некромантом. Вилигарк взглянул на него пренебрежительно, неожиданно подпрыгнул вверх метра на два и щелкнул ногтем большого пальца по гладкой черепушке. Будь он победнее, Машка предложила бы ему выступать на площади с этим цирковым номером, а так просто восхищенно вздохнула. Ей такие фокусы никогда не удавались.

— Ох, — Машка подалась вперед, — за что ж вы его так? Он же вам ничего не сделал.

— Потому и не сделал, — нравоучительно заметил мессир Вилигарк, — что я ему не позволил. Мог бы — и украл бы, и напакостил. Это, знаешь ли, в природе живых. Они разучились радоваться. Им доставляют удовольствие страдания таких же, как они, а радоваться просто так они разучились. Оттого я и общаюсь с мертвыми, что с идиотами общаться у меня желания нет. Мертвые хотя бы умеют молчать. И то хуммус.

— А при чем здесь хуммус? — растерялась Машка. Вкуснющее пойло как-то плохо сочеталось с покойниками, на ее непрофессиональный взгляд. Хотя, конечно, настоящему опытному некроманту виднее, что с чем сочетается в его странной магии.

— Хуммус — кровь земли, — ответил Вилигарк. Лицо у него было умное и торжественное: точь-в-точь профессор на вручении какой-нибудь важной премии.

— Ужас какой, — поразилась Машка, принимаясь за очередной пирожок. Восьмой.

Вилигарк похлопал немного ресницами и возмутился:

— Я сказал, угоститься, а не съесть все, находящееся в пределах досягаемости! Слушай, ты что сюда, завтракать пришла? Между прочим, если ты не в курсе, прислуга ест в нижней столовой. А здесь она работает.

— Я в курсе, — безмятежно отозвалась Машка. — Просто у вас кормят лучше. А я — растущий организм. Мне витамины нужны.

— Пинки тебе нужны, — не согласился упрямый некромант, вряд ли сумевший бы отличить витамины от тараканов, поскольку ни тех, ни других в жизни не видел. — И побольше. Видимо, в детстве тебя слишком избаловали.

— Видимо, — не стала спорить Машка и цапнула еще один пирожок.

Ну не объест же она могущественного мага! Если что, сбегает и принесет следующее блюдо, в кухне этих пирогов навалом. Просто одно дело — клянчить пирожки для себя и совсем другое — для мессира. Ей самой в лучшем случае пару пирожков дадут, а хозяина уж точно не обидят.

— Ладно, — Вилигарк примирительно кивнул, уловив наигранность ее последней реплики, — садись тогда, будем от тебя толку добиваться.

— Это не вредно? — с опаской спросила Машка.

В последний раз именно с этой фразы началось двухчасовое муторное мытье окон в кабинете английского языка, сочетавшееся с тягостной распевкой неправильных глаголов в разном времени. «Бегин! Беган!» — завывала Машка, размахивая мыльной губкой и с тоской глядя на улицу, где цвело что-то пушистое вроде каштанов и ходили свободные российские люди. А англичанка, сидя в учительской с ключом от кабинета, пила чай с вареньем и булочками. С тех пор Машка не любила иностранные языки.

— Ну не то чтобы очень вредно... — расплывчато ответил Вилигарк. — Но со мной спорить не принято! Садись, я сказал!

— А вы на меня не орите, — обиженно сказала Машка, опускаясь тем не менее в кресло некроманта. Мягкое и теплое, оно было удобным и навевало сон. Машка зевнула и добавила: — На подростков вообще орать бесполезно. Это вызывает у них реакцию отторжения.

С грохотом и треском скелет неудачливого воришки рухнул на пол и рассыпался неаккуратной кучкой. Заклинания Вилигарка, кажется, вовсе не обладали той степенью надежности, каковая приписывалась им непросвещенными обитателями северных провинций. Машка лениво приподнялась. Смутное чувство вины дало о себе знать спазмами в районе желудка. Впрочем, очень может быть, что это была нормальная человеческая реакция на разбросанные по полу кости.

— Потом уберешь, — буркнул Вилигарк. — Закрой глаза. Сейчас я буду на тебя орать, а ты возмущайся. Молча. Про себя.

— Нет уж, — ехидно отозвалась Машка, снова с удовольствием умещаясь в кресло. — Возмущаться я буду про вас. Что мне про себя возмущаться — я хорошая и вполне себя устраиваю.

— А я, значит, тебя не устраиваю, — пробормотал Вилигарк, ловко пристегивая Машкины запястья к подлокотникам.

— Это еще зачем? — вяло спросила она.

Сонливость, тяжелая, липкая и соблазнительная, как медовый чак-чак, наваливалась на нее. Спинка кресла оказалась до отвращения удобной, да еще некромант, критически оглядев Машку, достал откуда-то настоящий шерстяной плед и заботливо укутал им Машкины ноги. Теперь даже еле заметный холодок, пробегавший по каменному полу, не отвлекал ее от дремы. Невероятно хотелось спать. Машке казалось, что она не закрывала глаз уже трое суток и все эти трое суток таскала как минимум мешки с сахаром. Спина, ноги и руки приятно, расслабленно ныли, как это бывает после тяжелой работы.

— Так надо, — внушительно сказал Вилигарк и посмотрел на нее солидно, как профессор на студентку.

Машка, правда, ни разу в жизни профессоров не видела, но предполагала, что взгляд у них на экзаменах именно такой: тяжелый и уверенный, с легкой примесью добродушия.

И она предпочла поверить. Выяснять что-то было лень, она засыпала, и просыпаться для того, чтобы поговорить с некромантом на какую-то незначительную тему, ей не хотелось. Откровенно говоря, она уже забыла, о чем спрашивала его. Спать ей ничто не мешало. Откинувшись на спинку кресла, она закрыла глаза. В воздухе пахло чем-то сладким и приятным.

— Начнем. — сказал мессир Вилигарк, и кабинет его осветился мертвенным зеленоватым светом.

Чья-то рогатая тень промелькнула в дальнем углу. Краем глаза некромант заметил ее, поморщился и сделал резкое движение, словно убивал муху. Беззвучный, но яркий белый взрыв полыхнул там, где только что была тень.

— Ушаст херонов, — пробормотал он недовольно.

Соглядатаи подземного Владыки в последнее время проявляли к нему повышенное внимание и старались присутствовать на всех ритуалах, которые он проводил. Не к добру это, точно не к добру. Как правило, те, кто вызывает у Херона повышенный интерес, довольно быстро переходят под его опеку. Смерть Вилигарка пока не устраивала.

Тщательно создав в голове образ глупой, наглой и бездарной девчонки, некромант обозвал его Машкой и аккуратно предложил спящей прислуге это свое представление. Машка всхрапнула и, не открывая глаз, подскочила в кресле. Пробормотала что-то неразборчивое, но явно ругательное. Магический щит вокруг пояса Вилигарка побледнел и пошел помехами. Некромант предусмотрительно отошел подальше за лабораторный стол, и принялся наблюдать, как наливаются ярким зеленым светом наручники на запястьях девчонки и как оживают подлокотники, за которые он когда-то отдал перекупщику три тысячи резов. Правда, как и подобает хорошему некроманту, вскоре он забрал их обратно — вместе с душой незадачливого спекулянта, но суть не в этом. На три тысячи резов даже в столице, известной своими заоблачными ценами, можно было купить хороший дом с садом, но перекупщик клялся, что подлокотники Отъема Энергии сделаны руками легендарных тэкацу, а потому бесценны. Сейчас Вилигарк был уверен, что глупый торговец не солгал ему. Никем другим не могла быть сделана столь хорошо работающая вещь, как его подлокотники. Кого бы он ни усаживал в это кресло, результат был один: любой магический предмет, подключенный к креслу, отлично подзаряжался, а тот, кто сидел в кресле, не замечал, что с ним происходит что-то необычное. После сеанса, если «батарейка», конечно, оставалась в живых, она была уверена, что усталость ее имеет совершенно естественные причины. Даже коллеги, люди подозрительные и недоверчивые, как положено некромантам, не почуяли ничего необычного. Куда там Машке, глупенькой и, кажется, немного сумасшедшей девочке, мечтающей стать магичкой, что-то заподозрить!

Реторта зарядилась уже почти полностью, а лицо девочки стало совсем бледным, когда зеленоватый свет в лаборатории сменился на агрессивно-белый. Губы Машки изгибались в улыбке — вероятно, ей снилось что-то приятное, — но цвета были уже не естественно-розового, а мертвенного, синеватого. Пальцы перестали отбивать дробь на подлокотниках. Сердце некроманта пропустило один удар. Вилигарк к этому был привычен: некоторые ритуалы требовали, чтобы сердце мага на некоторое время замирало. Но сейчас он попросту испугался. Кресло, в котором Машка сидела, окуталось облаком густого розового тумана. Лицо девочки просматривалось сквозь него еле-еле. Происходило что-то, чему в планах Вилигарка места не было.

— Странно, — пробормотал он. — Неужели я ошибся?

Уверенность его таяла. Но ведь проверка показала, что его новая прислуга — стопроцентный человек, не обладающий магическими способностями и силой даже в следовых количествах. Неужели в ней проявилось что-то, чего он не заметил или чему не придал значения? Горло некроманта сдавило, как бывает иногда при проведении опасных магических экспериментов, а перед глазами замелькали радужные разводы. В одно мгновение перед мысленным взором Вилигарка пронеслась вся его жизнь. Он явственно увидел детство, первый опыт оживления дохлого крыза, пробный вызов суккуба, защиту диплома и прочие знаменательные события. Он вспомнил даже, куда вчера положил носки, которые безрезультатно искал сегодня утром. И приготовился к Вечной Тьме, которая неминуемо ожидает в конце пути всякого некроманта.

— Мама... — слабо пробормотала Машка, не открывая глаз.

Тьма медлила.

— Папа, — добавила она, помолчав.

Тьма все еще не спешила забрать своего слугу.

— Позвоните ноль-два, — совсем уж непонятно, тихо, но четко сказала Машка, все еще не приходя в сознание.

В этот момент лаборатория Вилигарка осветилась и освятилась, ибо в самом центре этой мрачной залы в сопровождении двух накачанных недружелюбных духов из числа небесных появился бог. Его красивое породистое лицо, изящество черт которого ненавязчиво подчеркивали светлые локоны, было гневным и решительным. Божественную сущность гостя удостоверяли яркое розовое сияние и сильный запах ванили, свойственные всем Светлым богам. Вилигарк сглотнул и принял самую высокомерную позу, которую только смог выдумать. Гость не принадлежал к числу его покровителей, и некромант не был ничем ему обязан. Визит этот мог говорить только об одном: некромант вмешался в планы другой стороны.

— Чему обязан? — холодно и вежливо спросил Вилигарк.

— Готовься к смерти, ничтожный! — проревел один из духов-мордоворотов.

— Повременим с этим, — проронил, нахмурившись, бог и возложил тонкую руку ему на плечо.

Под тяжестью божественного могущества дух присел, но торжественности и пафоса во взгляде его ничуть не убавилось. Впрочем, духам-сопровождающим, не имеющим самостоятельного значения, это частенько свойственно.

— Я Разумец. Бог, — кратко представился незваный гость. — Твое имя и сфера деятельности мне известны. Можешь не утруждать себя попытками связаться с тем, кто дарует тебе силу. Он не ответит.

Вилигарк, пойманный на горячем, удивленно воззрился на собеседника. Тот был прав. Владыка могильных червей и плесени, господин ночи Херон не обращал на мысленный зов своего мага ни малейшего внимания, словно и не было никакого обряда заключения договора между Темными Силами и Вилигарком сразу после защиты им диплома по прикладной некромантии.

— Почему? — растерянно спросил он.

— Он подарил тебя мне, — доходчиво объяснил Разумец. — На день поминовения усопших.

— А вы разве... усопли? — опешил некромант.

— Это не имеет значения, — отрезал бог. — Праздник есть праздник.

— Ну, кому праздник, а кому и похороны, — пробормотал Вилигарк, пытаясь смириться с предательством своего покровителя.

— Кому похороны, а кому и праздник, — отозвался Разумец. Боги вообще обладают острым слухом, иногда даже более острым, чем следовало бы. — У меня есть к тебе деловое предложение, человек.