— Все хорошо, — сказала она. — Ты знаешь, как ориентироваться по цветам?

— Да? — сказал он без тени сомнения.

И не задал ни единого вопроса, потому что она были Специалистом. Вероятно, она сама все скажет. Если ты прослушав до конца не узнаешь всего что нужно, тогда спрашивай. Таким образом, ты не заставишь людей совершать ошибки.

Она села перед клавиатурой, напечатала что-то, и машина выдала карточку, к которой она добавила специальную застежку. Он заворожено глядел, потому что знал, что это — карточка-ключ, и по всей вероятности — для него, поскольку она работала по его Делу.

Она передала карточку и перегнулась через стойку, чтобы все объяснить; он стоял на цыпочках и повернулся так, чтобы видеть.

— Здесь твое имя, вот это — твои цвета. Это — карточка-ключ. Прикрепи ее к своему карману. Всякий раз, когда будешь менять одежду, прикрепляй ее к карману. Это очень важно. Если потеряешь ее, немедленно приходи сюда.

— Да, — сказал он. Все это совпадало с тем, чему учила лента.

— У тебя есть вопросы?

— Нет. Спасибо.

— Спасибо тебе, Флориан.

Небольшой поклон. Теперь нужно идти обратно через дверь, по дорожке и взглянуть на угол здания, откуда начинаются путеводная маркировка, хотя он мог прочитать все слова по карточке и на здании.

Пешком. Теперь никакой беготни. Это было Дело, и он стал важным. Его цвета синий вокруг белого, и с зеленым внутри белого, так что он отправился в синем направлении, пока не оказался внутри синей, а затем — и внутри белой зоны. Кварталы словно вели его. Возбуждение все возрастало. Это были загоны. Наконец, он увидел зеленую маркировку на табличке у пересечения посыпанных гравием дорожек и пошел в том направлении, пока не увидел зеленое здание, на котором было написано СХ-899. Так и должно было быть.

С общей стороны находилось своего рода ферма. У одного из эйзи он поинтересовался, где Интор, и эйзи указал на крупного лысого мужчину, разговаривающего с кем-то через огромный дверной проем, он пошел туда и постоял, ожидая, пока Интор освободится.

— Флориан, — произнес Интор, посмотрев на карточку. — Хорошо. Окинул его взглядом. И позвал эйзи по имени Энди, чтобы тот отвел его и познакомил с работой.

Флориан и это знал из ленты. Ему полагалось кормить цыплят, следить, чтобы у них была чистая вода, проверять температуру в поросячьем питомнике и в инкубаторе, где выводили птенцов. Он знал, как это важно.

— Ты очень юн, — сказал Энди, — но похоже, что ты понимаешь.

— Да? — сказал мальчик. Он не сомневался, что это так. Так что Энди показал как нужно кормить животных и как надо отмечать это каждый раз на табличке. Энди рассказал, что пугать цыплят нельзя, а то они поранят друг друга. Флориану нравилось смотреть, как все птенцы собираются вместе, словно пушистый поток, и все перебегают то в одну, то в другую сторону; а поросята повизгивают и могут сбить с ног, если позволить им подойти близко; поэтому Флориану полагалась небольшая палочка.

Он все выполнял так хорошо, как только мог, и Энди было весело с ним, и от этого он был так счастлив, как никогда в жизни.

Он носил ведра и чистил лотки для воды, и Энди разрешил ему подержать поросенка. И тот похрюкивал, и повизгивал, и топтал его своими маленькими остренькими копытцами, и убежал, пока мальчик смеялся и пытался защититься; Энди рассмеялся и сказал, что есть способ удержать поросенка, но как — он покажет позднее.

Тем не менее, это было чудесное ощущение. В его руках был поросенок, теплый и живой. Хотя Флориан и знал, что свиньи существуют для еды и для того, чтобы появлялись другие свиньи, и что об этом следует помнить и не относиться к ним, как к людям.

Он весь перепачкался, вышел из загона на минутку, чтобы перевести дыхание, и встал, опираясь на ограду в стороне от фермы.

В этом загоне он увидел животное, какого он никогда не видел, такое великолепное, что он просто стоял с разинутым ртом не мигая. Рыжее, как корова, но с блестящей шкурой, и сильное, с длинными ногами, двигавшееся так, как никакое другое из существ, которых он видел. Оно не шло, он шествовало. Оно двигалось так, как будто играло всем телом.

— Что это? — спросил он, слыша, что Энди подошел к нему. — Что это такое?

— СХОЗ-894Х, — ответил Энди. — Это конь. Он — первый из живущих, первый в мире.

Ари нравилась игровая школа. Они выходили на воздух каждый день и играли в песочнице. Ей нравилось сидеть босиком и делать дороги грейдерам, а Томми, или Эми, или Сэм, или Ренэ гоняли бы по ним грузовики и разгружали их. Иногда считалось, что приближается ураган и все игрушечные рабочие бежали по своим грузовикам. Иногда появлялся платифер, и он разгружал дороги, и им приходилось восстанавливать их. Так, по крайней мере, говорил Сэм. Мама Сэма имела отношение к машиностроению, и Сэм рассказал им о платиферах. Она спросила у маман, так ли это, и маман сказала «да». Маман видела их, больших, как диван в гостиной. По-настоящему большие водились далеко на западе. Большие, как грузовики. Тот, который был у них, имел средние размеры, и он был злобный. Арии нравилось изображать его. Ты разрушаешь дороги и стены, прямо сметаешь их и сравниваешь с песком — так это и происходит.

Она взяла платифера и стала толкать, и песок пересыпался через ее руки.

— Глядите, — сказала она Сэму и Эми. — Вот он приближается.

Ей надоело, что Эми строит свой дом. У Эми получился большой дом, на который ушло много песка, и она проделывала двери и окна в Доме и все возилась и возилась с ним. Это раздражало, потому что Сэм водрузил башню на ее Дом, а Эми разрушила ее и велела ему проложить дорогу к ее двери, что она строим дом, а у ее дома нет башен. Эми взяла совок и проделала углубления за окнами в вставила в отверстия пластик, так, чтобы можно было заглянуть вовнутрь. Перед домом она соорудила стену и устроила в ней арку для дороги. И им обоим прошлось сидеть и ждать, пока Эми строила. И Ари глядела на эту арку, где должна была пройти дорога, и решила, что это — подходящее место, где песок весь обрушится.

— Глядите!

— Нет! — вскричала Эми.

Ари ринулась прямо в арку. Бац! Рухнула стена. Песок засыпал ее руку, а она неотвратимо двигалась, потому что платиферы так двигались, несмотря ни на что. Даже несмотря на то, что Эми схватила ее руку и пыталась остановить.

Сэм помог ей все разрушить.

Эми закричала и толкнула ее. Она в ответ толкнула Эми. Появилась Федра и сказала им, что драться нельзя и что все они уходят в дом.

Рано.

И виновата эта противная Эми Карнат.

На следующий день Эми не появлялась. Так всегда происходило с теми, с кем она дралась. Жаль, конечно. Ты дерешься с ними, и их уводят насовсем, и ты потом встречаешь их только по праздникам. Раньше были Томми, и Энджел, и Жерри, и Кейт — всех их увели, и они больше не могли с ней играть. Так что когда Эми на следующий день не пришла, у нее испортилось настроение, она рассердилась и сказала Федре, что она хочет, чтобы Эмми вернулась.

— Если ты не будешь драться с ней, — сказала Федра. — Мы попросим сиру.

Так что Эми вернулась. Но после этого она была какая-то странная. Даже Сэм был странным. Так случалось всякий раз, когда она делала что-то, что они позволяли ей.

Это на интересно, подумалось ей. Так что она начала дразнить их. Она утащила у Сэма грузовики и все их перевернула. И Сэм позволил ей это сделать. Он просто сидел в стороне и хмурился, преисполненный печали. Она разрушила дом Эми до того, как та его закончила. Эми только надулась.

Сэм снова перевернул свои грузовики и придумал, что у них произошла авария. Это была отличная игра. Она тоже играла и ремонтировала грузовики. Но Эми продолжала дуться, так что она наехала грузовиком на нее.

— Перестань, — набросилась на нее Эми. — Перестань!

И тогда она ударила ее машиной. Эми упала, а Ари встала, и Эми встала. И Эми толкнула ее.

Тогда она толкнула ее сильнее и ударила ногой. Эми тоже ударила. Ари ударила снова. И они били друг друга, пока Федра не вмешалась. Эми плакала, и Ари успела ей еще здорово врезать ногой прежде, чем Федра растащила их.

А Сэм просто стоял.

— Эми вела себя как сосунок? — сказала Ари в тот вечер, когда маман спросила ее, зачем она ударила Эми.

— Эми не сможет больше проходить, — сказал маман. — Если вы будете продолжать драться.

Так что пришлось пообещать жить мирно. Но сама Ари в этом не видела необходимости.

Эми не появлялась пару дней, а затем вернулась. Но она была обиженная, держалась особняком, и от нее не было никакой радости. Она даже не стала разговаривать, когда Сэм старался порадовать ее.

И тогда Ари подошла и сильно лягнула ее, несколько раз; Сэм пытался остановить ее. Федра схватила ее за руку и сказала, что она — плохая, что она должна сидеть и играть сама с собой.

Этим она и занималась. Она взяла грейдер и делала печальные и сердитые дороги. Сэм, наконец, подошел и стал по ним ездить грузовиком, но чувство обиды не проходило. Эми сидела в дальнем углу и ныла. Так это называла маман. Эми не будет больше играть. Ари ощущала в горле комок, который было невозможно проглотить, но она уже на такой младенец, чтобы плакать, и у нее вызывали отвращение всхлипывания Эми, это раздражало ее и уничтожало любую возможность радости. Сэм тоже был грустным.

После этого дня Эми появлялась не слишком часто. А когда появлялась, играла отдельно, и Ари сильно стукнула ее один раз в спину.

Федра взяла Эми за руку и увела ее в дом.

Ари вернулась к Сэму и села. Валери почти никогда не бывал здесь. И Пит — тоже. Они оба нравились ей больше всех. Оставался только Сэм, но Сэм — это только Сэм, ребенок с невыразительным круглым лицом. С Сэмом было все в порядке, но он мало разговаривал, разве что разбирался в платиферах и в починке грузовиков. Он ей вполне нравился. Но она потеряла многое. Если тебе что-то больше всего нравится, то оно и пропадает.

Она потеряла не Эми, а Валери. Сиру Шварц перевели, а это означало, что и Валери — тоже. Она спрашивала его, приедет ли он обратно повидаться с ней. Он говорил, что да. Маман говорила, что это слишком далеко. Так что она поняла, что он в самом деле уехал и никогда не вернется. Она на него очень сердилась за то, что он уезжает. Но он не был виноват. Он подарил ей свой космический корабль с красными огнями. Вот насколько он сожалел о разлуке. Маман сказала, что ей следует вернуть корабль, так что ей пришлось это сделать до того, как она сказала «до свидания» и ушла из дома Шварцев.

Она не понимала, почему это было несправедливо, но Валери плакал, и она — тоже. Сира Шварц сердилась на нее. Она это заметила, несмотря на то, сира Шварц была с ней любезна и сказала, что ей будет не хватать Ари.

Маман увела ее домой, и она проплакала весь вечер, пока не уснула. Несмотря на то, что маман сердилась и велела ей прекратить плакать. Она ненадолго прекратила. Но еще в течение нескольких дней она будет всхлипывать. А маман потребует прекратить и это, прошлось подчиниться, потому что маман становилась все более встревоженной, и вокруг дома все сгущалось — только так она и могла выразиться. От этого все делалось ужасным. Так что она знала, что расстраивает маман.

Иногда она пугалась. И не могла сказать, почему.

Она грустила по Эми и старалась хорошо относиться к Сэму и Томми, когда тот приходил, но при этом думала, что если Эми вернется, то она снова ее ударит.

Она бы стукнула и Сэма и Томми тоже, но ели она так сделает, то останется совсем одна. Федра сказала, что ей надо быть хорошей, а иначе никто из детей не захочет с ней играть.

— Это — та самая Комната? — сказал Инструктор.

— Да, сир? — откликнулась Кэтлин. Она была взволнована и обеспокоена. От Старших она слышала о Комнате. Она слышала о том, что в ней может происходить что-то типа внезапного включения и выключения света, а иногда бывает вода по полу. Однако ее Инструктор всегда произносил Правильное Слово. Ее Инструктор сказал ей, что ей надо пройти туннель и сделать это быстро.

— Ты готова?

— Да, сир.

Он открыл дверь. За ней находилось маленькое помещение с другой дверью. Вход закрылся, и свет погас.

Холодный сырой сквозняк ударил ее в лицо. И еще там было эхо.

Она пошла, не представляя даже, куда ведет туннель, и вообще в туннеле ли она.

— Стой? — вскрикнул голос. И красная точка обожгла стену, и раздался хлопок.

Это был выстрел. Она знала это. Ее тело знало, что делать; она бросилась на пол, намереваясь перекатиться и найти укрытие, однако пол целиком накренился вниз, и она покатилась вниз по трубе, и плюх! — в холодную воду.

Она замолотила руками и ногами и встала в воде, доходившей ей до колен:

— Ты никогда не верила в отсутствие угрозы. Кто-то стрелял. Ты бежала и добралась до укрытия.

Но: надо пройти туннель, говорил ей Инспектор. Как можно быстрее.

И она отправилась, быстро, насколько могла, пока не наткнулась на стену, и поспешила вдоль нее, снова вверх, выбираясь на сухое место. Пол звенел под ее подошвами. Шум ей мешал. Было темно, но она хорошо видна в темноте из-за светлой кожи и волос. Она не знала, должна ли она красться или бежать, но быстро — значит, быстро, раз сказал инспектор.

И вот она бежала легко и быстро, пальцами одной руки касаясь стены, чтобы сохранять в темноте ощущение пространства, а другую выставив вперед, чтобы не наткнутся на что-нибудь.

Туннель сделал поворот. Она преодолела подъем и снова спуск, по-прежнему в темноте.

Опасность! — почувствовала она за миг перед тем, как чья-то рука схватила ее.

Она ударила локтем и вывернулась, когда почувствовала, что ее хватают, зная, что это был Враг; зацепили только за одежду, и резким поворотом она освободилась, и быстро, быстро, как могла усерднее, пустилась бегом, с колотящимся сердцем.

Она ударилась в стену на повороте — бац… и почти потеряла сознание, но поднялась снова на ноги и рванулась вперед, вперед…

Впереди открылась дверь, белая и ослепляющая.

Что-то заставило ее нырнуть и вкатиться через нее, и он оказалась на полу в маленькой комнате, с рассеченной губой и кровоточащим носом, ощущая во рту вкус крови.

Одна дверь закрылась, другая открылась, и там был мужчина, но не Инспектор. На нем была коричневая одежда Врага, и у него было оружие.

Она попыталась лягнуть его, но он был проворнее и она услышала жужжание.

Дверь снова закрылась и открылась, и она стала подниматься, сердитая и смущенная.

Однако, на этот раз там находился ее Инструктор.

— Враг всегда коварен, — сказал он. — Давай обсудим, что ты делала правильно, что — нет.

Кэтлин вытерла нос. Ссадины болели. И она по-прежнему была сердита и смущена. Она прошла путь. Она надеялась, что в конце схватит врага. Но тот оказался Старшим. Это тоже было нечестно. И нос не переставал кровоточить.

Инструктор взял холодное полотенце и велел ей обмотать вокруг шеи. Он сказал, что доктор осмотрит ее нос и рот. А пока он включил скрайбер и велел ей рассказать, что она делала, и еще сказал, что большинство шестилеток застревали в туннеле.

— Ты исключительно хорошо себя вела? — добавил он.

При этом она почувствовала себя гораздо, гораздо лучше. Но она не собиралась забывать Врага в конце. Они поймают тебя здесь, даже когда урок окончен. Таково Правило. Она ненавидела, когда ее ловили. Ненавидела. Она знала, что когда вырастет, отправится туда, где поймать — значит, убить. Она знала, что значит убить. Они водили шестилеток на бойню и показывали, что значит убить свинью. Это происходило быстро и она сразу переставала быть свиньей. Они подвешивали их и резали, так что дети вполне понимали, что означает умереть: остановился — и сразу после этого ты уже просто мясо. И следующего раза не будет, и тебе надо первым Достать Врага и быстро этого врага убить.

Она было ловкой. Но Враг коварен. Это пугало. Она начала дрожать. Она попыталась сдержаться, но Инструктор все равно заметил и сказал, что сейчас ей лучше сходить к врачу.

— Да, сир? — сказала она.

В носу по-прежнему булькало, одежда испачкана кровью. Капли падали, и она чувствовала, что ее колени во время ходьбы дрожат, но шла она ровно.

Доктор сказал, что нос у нее не сломан. Зуб шатался, но ничего страшного, само заживет.

Инструктор сказал, что ей надо начинать учиться на снайпера. Он сказал, что у нее должно здорово получиться, потому что ее генотип приспособлен для этого. От нее ожидали, что она хорошо поведет себя в Комнате. Ведь ее генотип вел себя хорошо. Он добавил, что некоторые генотипы иногда становятся еще лучше. Он сказал, что она должна побеждать врагов.

За этот день она получила хорошую отметку. Но она никому не могла об этом сказать. Этого не полагалось делать никогда. Она не могла рассказывать о туннеле. Так велел ей Инструктор. Это было Правилом.

Единственное, что ее беспокоило — это последний Враг. Инструктор сказал, что оружие могло бы помочь и рост мог бы помочь, а так она не многое могла бы сделать. И было правильным кувыркнуться в конце. Несмотря на то, что она оказалась на полу, когда открылась дверь.

— Я могла бы пробежать мимо него? — сказала она.

— Он бы выстрелил тебе в спину! — возразил Инструктор. — Даже в зале.

Она снова и снова думала об этом.

— Выключи видео, — сказал Джастин, и монитор выполнил команду. Он сидел на диване в купальном халате. Приплелся Грант, тоже в халате, на ходу вытирая волосы полотенцем.

— Что новенького? — спросил Грант, и Джастин ответил, ощущая легкую тревогу:

— В Новгороде легкое смятение. Что-то по поводу звезды под названием Геенна.

— Это где? — Никто и не предполагал, что существует звезда под таким именем. По крайней мере, до этого вечера. Внезапно Грант посерьезнел, усаживаясь на свободную часть дивана.

— На пути к Содружеству. За Викингом. — Информация в новостях не была особенно точной. — Похоже, что так есть планета. С людьми. Похоже, что Союз колонизировал ее, никому ничего не сказав. Шестьдесят лет назад.

— Боже мой? — пробормотал Грант.

— Посол Содружества прибыл на станцию с официальным протестом. В Совете происходит чрезвычайное заседание. Похоже, что мы нарушили договор. Около дюжины его статей.

— Насколько велика колония? — спросил Грант.

— Они не знают. Не сказали.

— И никто не знал о ней. Может это своего рода военная база?

— Может быть. Очень может быть. Но сейчас это уже не база. По всей видимости она примитивизовалась.

Грант тихонько присвистнул:

— Уцелевший мир?

— Должно быть, так, верно? Мы не говорим о каком-то обломке скалы. Службы новостей твердят о секретных делах времен войны.

С минуту Грант молчал, опустив локти на колени.

Война происходила за поколение до них. Война являлась тем, что никто не хотел возобновлять; однако угроза ее ощущалась постоянно. Торговцы Содружества прилетали и улетали. Сол занялась исследованием противоположной части пространства и, обжегшись, поняла, что это опасно. Обыватели с богатой культурой и с изоляционистской сентиментальностью. Теперь Сол предпринимает безнадежные попытки втиснуть свою политику между Содружеством и Союзом, стараясь не попасть в зависимость от правления Содружества и стремясь пройти узенькой тропкой, находясь на которой они смогут остаться независимыми от кораблей Содружества, не подтолкнув Содружество к защите его договорных прерогатив, и не сталкивая интересы Союза и Содружества. Обстановка была очень деликатной. Но она неуклонно улучшалась.

Поколение выросло в представлении, что проблема решается.

Однако старые снаряды, выпущенные крейсерами сто лет назад, до сих пор представляли опасность для кораблей. Иногда прошлое вовсю напоминало о себе в сегодняшних новостях.

Давняя вражда, призраком всплывающая на поверхность, тревожила ныне живущих людей.

— Не создается впечатления, будто нашли троих или четверых уцелевших, — сказал Джастин Гранту. — Они говорят «незаконная колония» и признают, что она — наша.

— По-прежнему действующая? Организованная?

— Это не совсем ясно.

Снова наступило молчание. Наконец, Грант выпрямился и вспомнил, что собирался высушить волосы прежде, чем они высохнут сами.

— Идиотская неразбериха, — сказал Грант. — Они сообщили, что их уже успели вышвырнуть или еще только собираются? Или что вообще они собираются делать в связи с этим?

— Еще не знают.

— Ну, можно предположить, где проведет Жиро следующую неделю, так ведь?

Ари надоели кабинеты. Она смотрела на входящих и выходящих людей. Она сидела за столом в глубине кабинета и вырезала узоры из сложенной бумаги, которую затем разворачивала. Она взяла бумагу и нарисовала рыбу с длинным хвостом. Наконец, девочка встала и выскользнула в коридор, пока Нелли не следила, пока маман занималась чем-то долгим и скучным в кабинете. Похоже было, что маман собирается еще долго разговаривать.

А это означает, что маман не будет возражать, если она походит взад и вперед по коридору. Там были только кабинеты. То есть нет магазинов, нет игрушек, не на что смотреть и нет видео. Вообще-то ей нравилось сидеть и раскрашивать. Но самым лучшим был кабинет маман, потому что там имелось окно, из которого можно смотреть.

В обе стороны кроме дверей ничего не было. На полу шли металлические полоски, и она ступала по одной из них, заглядывая в открытые двери. Дверей оказалось много.

Так она увидела Джастина.

Он сидел за столом, работая на клавиатуре, очень серьезный.

Она стояла в дверях и смотрела на него. И ждала, просто глядя на него, когда он обратит на нее внимание.

Он всегда отличался от остальных людей. Она помнила его на той встрече в сверкающем зале, и Гранта с ним. Она видела его только изредка, а когда спросила маман, почему все беспокоятся по поводу Джастина, маман ответила:

— Ты — фантазерка.

Она знала, что это не так. Это было тревожное ощущение. Она знала, что не следует беспокоить Джастина. Но отсюда, из коридора, по которому проходили люди, все казалось безопасным. А она просто хотела посмотреть на него, и не собиралась заходить внутрь.

Она переступила с ноги на ногу, и тогда он заметил ее.

— Привет? — сказала она.

И снова почувствовала страх. Его страх, когда он поднял глаза. И свой — когда подумала, что ей попадет от маман.

— Привет? — ответил он нервно.

Так было всегда, когда она встречала Джастина. Отпечаток нервозности на всем, что бы он ни делал, становился явственнее при ее приближении. Нервничали все. В этом была загадка, которую она не могла разрешить, и она чувствовала это: как маман обрывала расспросы, касающиеся Джастина. Маман этого не одобряет. И Олли тоже. Джастин приходил на вечеринки, и она видела его через комнату, но маман всегда подходила и не пускала ее, когда она отправлялась сказать «привет». Так что она думала, что Джастин по какой-то причине находится в большой беде, а может быть, что-то неправильное происходит с ним самим, поэтому они не уверены, что он поведет себя подобающим образом. Иногда такими становились эйзи. Иногда граждане. Так говорила маман. И гражданина было труднее исправить, а эйзи — легче расстроить. Так что она не должна дразнить их. Разве что Олли мог все уладить.

О Джастине много чего болтали эйзи, но она сама не слишком им доверяла. Он был просто Джастин. И он представлял загадку, которая появлялась и исчезала, и при этом дети только мешали.

— Маман там с сиром Петерсоном? — сказала она, желая втянуть его в разговор, а также потому, что хотела поставить его в известность, что она не просто так болтается по коридорам. Так это, значит, кабинет Джастина! Ужасно маленький. Везде были бумаги. Она наклонилась слишком далеко, и ей пришлось ухватиться за дверь, чтобы не упасть.

— Дурочка, — сказала бы маман. — Встань. Стой прямо. Не раскачивайся.

Но Джастин никогда много не говорил. Он предпочитал слушать.

— А где Грант?

— Грант в библиотеке, — ответил Джастин.

— А мне уже шесть.

— Я знаю.

— Откуда ты знаешь?

На лице Джастина отразилась неловкость:

— Неужели маман тебя не будет искать?

— У маман встреча. Мне надоело тут находиться. — Он намеревался игнорировать ее, возвращаясь к своей работе. Она не собиралась допускать, чтобы он отвернулся. Она вошла, подобралась к креслу, стоявшему около его стола, перегнулась через подлокотник и поглядела не него: — Олли всегда работает.

— Я тоже. Я занят, Ари. Ты иди.

— Что ты делаешь?

— Работаю.

По тону голоса она вполне понимала, когда от нее хотели избавиться. Но она не хотела остерегаться Джастина. Так что она наклонилась, опираясь руками, нахмурилась и предприняла новый подход.

— Я хожу на ленточное обучение. Я могу прочитать это. Там написано «Мат…» Она изогнулась, потому что на экране было длинное слово. «Мат… Матрица Под… соз… нания».

Он выключил монитор, повернулся и неодобрительно посмотрел на нее.

Она подумала, что может быть, она зашла слишком далеко и не следует ей облокачиваться так близко к нему. Но отступать она совсем не любила. И выпятила губу.

— Возвращайся к маман, Ари. Она должно быть, ищет тебя.

— Я не хочу. Что такое «матрица подсознания»?

— Набор данных. Специальный порядок набора, — он отодвинул кресло и встал, так что и она выпрямилась и подалась назад. — У меня назначена встреча. Мне надо запереть кабинет. Тебе лучше вернуться к своей матери.

— Я не хочу. — Он был ужасно высокий. Как Олли. Но не такой безопасный, как Олли. Он выталкивает ее, так и есть. Но она не двигалась.

— Выходи? — сказал он от двери, указывая в коридор.

Она вышла. Он тоже вышел и запер дверь. Она поджидала его. Когда он пошел по коридору, она отправилась с ним.

— Ну-ка, иди обратно? — сказал он, останавливаясь и указывая в ту сторону, где находилась маман.

Она одарила его своенравной улыбкой:

— Я не обязана!

Кажется, теперь она вывела его из равновесия. И он стал преувеличенно спокойным, глядя на нее сверху вниз.

— Ари, это нехорошо, правда?

— Мне не надо быть хорошей.

— Но хорошей ты мне нравилась больше.

Это задело ее. Она посмотрела ему в лицо, чтобы увидеть, не злится ли он. У него был такой вид, как будто это его обидели.

Она не могла понять его. Кого угодно, но не его. Она просто смотрела.

— Можно мне пойти с тобой? — спросила она.

— Твоей маман это не понравится. — У него было доброе лицо, когда он произносил это. — Иди обратно.

— Я не хочу. Они только разговаривают. Я устала от их разговоров.

— Ну, очень жаль, но мне надо встретиться с моими людьми, Ари.

— Никаких людей у тебя нет? — возразила она, подразумевая, что он блефует: ведь до тех пор, пока она не побеспокоила его, он никуда не собирался.

— Ну, и тем не менее мне пора. А ты иди обратно.

Она не пошла. А он пошел прочь по коридору с таким видом, как будто он в самом деле куда-то спешит.

Она считала, что сможет быть хорошей. Она считала, что он будет хорошим. Она скучала и грустила, а когда увидела его, вспомнила блестящих людей и то, как все были веселы, но не могла вспомнить, когда это было.

Она помнила только то, что тогда с ней все время был Олли, что маман была очень красивая, а она играла с Валери и получила звезду, которая висит у нее в спальне.

К кабинету сира Петерсона она возвращалась очень медленно. Нелли даже не заметила. Ари села и нарисовала звезду. И подумала о Валери. И о рыжеволосом мужчине, о Гранте. Который был у Джастина.

Ей хотелось, чтобы Олли и маман больше времени проводили с ней.

Она хотела, что бы маман скорее пришла. И чтобы они пошли обедать. Может быть и Олли пришел бы.

Но маман всегда выходила нескоро, так что Ари исчиркала всю звезду и сделала ее противной.

Как и все остальное.

Как свидетельствуют документы, говорилось в докладе, державшем на столе Майкла Корэйна, акция включала тайную военную операцию и высадку сорока тысяч союзного контингента, большинство из которых — эйзи. Эта миссия осуществлялась в 2355 году как операция Департамента Обороны.

В дальнейшем колония поддержки не получала. Операция не была продолжительной.

Лучшие кадры разведки, направленные Содружеством, сообщают, что на планете имеются тысячи выживших, но деградировавших до примитивного уровня жизни. Без сомнения, они являются потомками эйзи и граждан. Предполагается, что они не имели омолаживающих препаратов, и через шестьдесят прошедших лет уцелевшие представляют собой по меньшей мере второе или третье поколение. Обнаружены остатки куполообразной конструкции и солнечной энергостанции. Условия являются исключительно подходящими для жизни людей, и уцелевшие имеют замечательное состояние здоровья, учитывая условия, и занимаются примитивным земледелием и охотой. В докладах Содружества выражается сомнение, что колонистов можно переместить с планеты. Экологический ущерб до сих пор не определен, однако колония, очевидно, глубоко проникла в экологическую систему, а некоторые поселенцы заняли труднодоступные территории. По оценкам Содружества жители не будут приветствовать переселение с планеты, и Содружество не имеет намерения ликвидировать колонию по какой бы то ни было причине.

По оценке Департамента Обороны Содружество заинтересовано в расспросах уцелевших. Оборона, однако, будет возражать против любого предложения о возвращении этих жителей Союза, как операции, которую Содружество, несомненно, примет в штыки, и которая в любом случае окажется контрпродуктивной.

Почти, но не все эйзи заняты по военным контрактам Резьюн.

См. прилагаемые донесения.

Большинство граждан — военные.

Най выдвинет законопроект, выражающий официальное Сомнение и предложение Содружеству о сотрудничестве в решении вопроса о колонистах.

Коалиция экспансионистов будет единодушно поддерживать его при голосовании по этому вопросу.

Корэйн пролистал все страницы донесения. Имелся полуразумный мир, который колонисты называли Геенна. И многократно встречались слова «Департамент Обороны» и «Информация отсутствует».

Было совершенно непонятно, каким образом Союз или Содружество смогли бы эвакуировать выживших, хотя бы потому, что они рассеяны в зарослях: а главным образом — из-за того, (согласно данным Содружества), что они были неграмотными дикарями, а Содружество намеревалось сопротивляться любым попыткам эвакуирования их. По крайней мере, это следовало из слов посла Содружества.