Подвальная станция

— Проклятие. Иногда мне хочется позаимствовать у тебя ленту.

Грант покачал головой.

— Ты тоже прав. В том, что видишь, чего не вижу я. Я знаю, что ты видишь. Меня это беспокоит. Меня это беспокоит потому, что я не могу увидеть ситуацию такой, какой ее видит гражданин. Я могу логически проследить ход твоих поступков, но черта с два я могу понять эту подвижность.

— Ты имеешь в виду, что ход твоего мышления настолько жестко следует по пути эйзи, что ты не замечаешь этого.

Он не мог упустить возможность поспорить на тему: Гауптман-Эмори; Грант донимал его этим спором постоянно, и сейчас поддерживал, пытался сделать то же самое. И между прочим, легкий налет клинического интереса: выпутайся-ка отсюда, Джастин. Не реагируй. Думай.

— Я имею в виду, — сказал Грант, — если бы мы все были эйзи, у нас не было бы этой проблемы. И у нее не было бы: они установили бы тот чертов психотип, и она стала бы точно такой, какой они хотели. Но она не эйзи. И они — тоже. Им не нужен рационализм, это не то, что они обычно применяют. С моей точки зрения, у тебя, как у них, все поставлено с ног на голову, и я очень хотел бы, чтобы ты послушался и не реагировал. Любые возможные беды придут через годы. Есть время подготовиться к ним.

— Ты совершенно прав: здесь мы имеем дело не с мышлением эйзи. Они не слишком аккуратны. Если на следующей неделе с их прелестным Проектом произойдет что-нибудь неладное, они будут уверены, что это моя вина. Каждый раз, когда та девчонка мне встретится — нет способа избежать подозрений. И факты не имеют к этому никакого отношения. Она запросто лишила нас всякой возможности добиться уступки с Джорданом: проклятье, они могут даже запретить письма.

— Не ищи обвинений. Не веди себя так, как будто тебя обвиняют. Запомни: если ты будешь сопротивляться, они тоже примут меры.

Голос Ари. Из прошлого. Милый, держи себя в руках.

Мальчик, я понимаю твое разочарование, но держи себя под контролем.

Милый, ты боишься женщин? Твой отец боится.

Семья — это такая ответственность.

Он опустил голову на руки. И даже когда он сделал это, знал, что потерял опору, потерял все, рассеял все настолько основательно, насколько удалось, — всю отточенную логику, все самообладание, все защитные механизмы. Он ходил по коридорам Резьюн, как призрак, демонстрировал свою открытость всем, не скрывая слабостей. Он ощущал вокруг себя всеобщее смутное отвращение и настороженность. Большое несчастье Джордана и самообвинение, связанное с тем, что он вызвал все это, погасили в нем огонь, может быть, даже наполовину свели его с ума, — так всем полагалось думать.

За исключением горсточки тех, кто видел ленты. Тех, кто видел эти проклятые ленты и кто знал, что сделала Ари, знавших, почему он просыпался в холодном поту и почему избегает людских прикосновений и даже старается не стоять рядом. В особенности это знал Петрос Иванов, так как он психоскопировал его после того, как Жиро и все остальные закончили с ним. Я собираюсь совершить небольшое вмешательство, говорил Петрос, поглаживая его плечо, пока он постепенно подпадал под воздействие; потребовались три здоровых агента безопасности, чтобы ввести ему наркотик. По распоряжению Жиро. Я только собираюсь сказать тебе, что все в порядке. Что тебе ничто не угрожает. У тебя была травма. Я собираюсь перекрыть тот период. Хорошо? Ты знаешь меня, Джастин. Ты знаешь, что я на твоей стороне…

О Господи, что они сделали со мной? Ари, Жиро, Петрос.

Он плакал. Грант положил руку на его локоть. Грант был единственный, единственный, который мог сделать так. Ребенок коснулся его руки. И снова появились видения. Это было как прикосновение к трупу.

Так он просидел довольно долго. Пока не услышал голоса. Он знал, что это прогуливались какие-то люди на другой стороне сквера. Между ними находилась изгородь, скрывающая их. Но он сделал усилие, чтобы вернуть себе самообладание.

— Джастин? — произнес Грант.

— Со мной все в порядке. Черт возьми. — И сказал то, что никогда не говорил Гранту: — Петрос что-то сделал со мной. Или это сделал Жиро. Или Ари. Ты не видишь этого? Не замечаешь разницы?

— Нет.

— Скажи мне правду, черт побери.

Грант вздрогнул. Странное, сдержанное вздрагивание. И затем боль. Глубокая боль.

— Грант? Как ты думаешь, они сделали что-нибудь со мной?

— Я не понимаю рожденных людей, — проговорил Грант.

— Прекрати пичкать меня этой ерундой!

— Я собирался сказать. — Лицо Гранта побелело, губы разве что не дрожали. — Джастин, вы люди — я не понимаю.

— Не лги мне. Что ты собирался сказать?

— Я не знаю ответа. Господи, ты снова и снова оказывался в шоке, если бы ты был эйзи, тебе бы следовало пойти и сделать, как я. Лучше было бы, если бы ты так мог. Я не знаю, что происходит внутри тебя. Я вижу — я вижу тебя.

— Ну, говори, наконец, Грант!

— Ты не… не такой, каким был бы, если бы этого не случилось. А кто бы был? Ты учишься. Ты подстраиваешься.

— Я не об этом спрашиваю. Они сделали что-нибудь?

— Я не знаю, — ответил Грант, едва не заикаясь. — Я не знаю. Я не берусь судить о психотипах граждан.

— Ты можешь судить о моем.

— Не загоняй меня в угол, Джастин. Я не знаю. Я не знаю и не знаю, как узнать.

— Меня подвергли психической обработке. Ты это видишь? Продолжай. Помоги мне, Грант.

— Я думаю, что у тебя остались шрамы. Я не знаю, помог Петрос или повредил.

— Или добил меня до конца и сделал так же, как делала Ари. Этот ребенок.

— Это была встряска. Страшная встряска. Прогулка по времени. Я боюсь ленточных видений. Я запираю их. Я отгораживаюсь от этого периода. Само по себе это — решение, верно?

Петрос:

— Я собираюсь перекрыть это.

Отгородить это.

Господи. Это психоблок. Может быть, так.

Они не являлись моими друзьями. Или друзьями Джордана. Я знаю это.

Внезапно он глубоко глотнул воздуха. Этот ребенок перебросил меня во время до Петроса. До Жиро. К тому времени, когда была только Ари.

Обратно туда, когда он не верил, что что-нибудь пристанет ко мне. А вошел в ее дверь в тот вечер, полагая, что полон самообладания.

Через две секунды я уже знал, что это не так.

Семья — это ответственность, милый.

Что она говорила мне?

— Джастин?

Она действительно хотела всех превращений Резьюн? Захотела бы она, чтобы этот ребенок оказался в руках Жиро? Проклятье, пока Ари была жива, он был у нее в кармане. Но после ее смерти.

— Джастин!

Он, наконец, осознал, что Грант трясет его. От истинного страха.

— Со мной все в порядке, — пробормотал он. — Со мной все в порядке.

Он чувствовал руку Гранта. Рука Гранта была теплая. Ветер обдавал холодом. Он не осознавал того, на что смотрел. Садик. Пруд.

— Грант, — является эта девочка воплощением Ари или нет, но она умна. Она обнаружила способ смутить их. Не из-за этого ли весь этот сыр-бор. Она поняла, что они хотят. Она заставила их поверить всему этому. Дэниса, и Джейн, и Жиро, и всех остальных. И мне не нужно верить в это, чтобы догадаться, что произойдет с нами, если Жиро решит, что мы представляем угрозу.

— Джастин. Оставь это. Пойдем отсюда. Здесь холодно.

— Не думаешь ли ты, что они мне устроили психоблок? — он вытащил себя из грез; посмотрел прямо в бледное, измученное холодом лицо Гранта. — Скажи мне правду, Грант.

Долгое молчание. Грант тяжело дышал. Сдерживаясь. Не требовалось проницательности, чтобы видеть это.

— Я думаю, они могли, — ответил, наконец, Грант. От пожатия его рука болела. Голос Гранта дрожал. — Я сделал все, что мог. Я пытался. С самого начала. Не набрасывайся на меня. Не давай им снова наложить на тебя руки. А они могут — если ты дашь им предлог. Ты сам знаешь, что они могут — если ты дашь им предлог. Ты сам знаешь, что они могут.

— Я не собираюсь поддаваться. Я не сдаюсь. Я знаю, что они сделали. — Он сделал глубокий вдох и притянул Гранта поближе, обнял его, прижался к нему, измученный. — Я делаю все правильно. Возможно, что я веду себя даже лучше, чем во все последние шесть лет.

Грант глядел на него, бледный и смятенный.

— Я клянусь, — сказал Джастин. Ему уже было не просто холодно. Он промерз насквозь. Окоченел. — Проклятье, — выговорил он. — У нас есть время, так ведь?

— У нас есть время, — подтвердил Грант. И потянул его. — Пойдем. Ты замерзаешь. И я — тоже. Пойдем вовнутрь.

Он встал. Швырнул остатки еды рыбам, запихал салфетку в карман онемелыми пальцами и пошел. Он не совсем осознавал, где идет, действуя автоматически. Гранту нечего было больше сказать, пока они не добрались до кабинета во втором крыле.

И тут Грант задержался возле двери в его кабинет. И бросил на него взгляд, как бы спрашивая, все ли в порядке.

— Мне надо бежать в библиотеку.

Он ответил Гранту, слегка приподняв подбородок. Все в порядке.

— Иди, раз так.

Грант прикусил губу. Встретимся за ленчем.

— Хорошо.

Грант ушел. Он уселся в маленьком кабинете, посреди беспорядка, подключился к компьютерной системе и приготовился начать работать. Однако в углу экрана помаргивала точка, свидетельствовавшая о наличии сообщения. Он вывел его на экран.

Немедленно зайди ко мне, гласило оно. Жиро Най. Он сидел, уставившись на эту фразу. Он обнаружил, что его рука дрожит, когда он потянулся к кнопке выключателя.

К этому он не был готов. Ему привиделась психоскопия, и все прежние кошмары. Ему нужно было все его самообладание.

Все старые рефлексы пропали. Все. Он был уязвим. И Грант — тоже.

Для того, чтобы взять себя в руки, у него оставалось только то время, которое потребуется, чтобы туда дойти. Он не знал, как поступить, стоит ли пройти мимо библиотеки и попытаться предупредить Гранта — но это выглядело как признание вины. Любой его поступок мог стать роковым.

Нет, подумал он, и до крови прикусил губу. Ему вспомнилась другая встреча. Привкус крови во рту. Истерия захлестывала его изнутри.

Это началось, думал он. Это произошло.

Он включил машину и послал сообщение в кабинет Гранта:

— Жиро хочет видеть меня. Я, возможно, не успею к ленчу.

Да. Это звучало достаточно предупреждающе. Как поступит Грант, он не имел понятия.

Тревога.

Он снова отключился, встал, запер кабинет и пошел по коридору, по-прежнему ощущая привкус крови. Он смотрел на предметы и людей, с мыслью, что может не вернуться. Что следующее, что предстоит увидеться им с Грантом — это комната допросов в больнице.

Жиро располагался в своем прежнем офисе, в административном крыле, тот же облитый панелями неброский вход с наружным замком — более серьезные меры безопасности, чем когда-либо применяла Ари. Жиро теперь официально не возглавлял службу безопасности. Теперь он официально был Советником Наем. Но все в Доме знали, кто по-прежнему является главой безопасности.

Джастин просунул карточку в замок, услышал как он щелкнул, настроенный на его гражданский номер. Затем вошел в короткий, тоже обшитый панелями, коридор и открыл внутреннюю дверь в офис, где на положенном месте за столом сидел эйзи Жиро, эйзи по имени Аббан.

Это первое, что бросилось ему в глаза. В следующую долю секунды он заметил двух офицеров охраны и то, что Аббан начал с небрежным видом подниматься с кресла.

Он замер. И посмотрел прямо в глаза ближайшему офицеру-эйзи, спокойно: давайте будем вести себя как цивилизованные люди. Он сделал еще один тихий шаг вовнутрь и позволил двери закрыться за его спиной.

У них был сканер.

— Протяни руки, — сказал тот, что слева. Он выполнил приказ и позволил обвести жезлом вокруг его тела. Устройство обнаружило что-то в кармане его пальто. Офицер вытащил бумажную салфетку. Джастин бросил на него пренебрежительный взгляд, несмотря на то, что сердце стучало молотом, и казалось, что воздуха в комнате не хватает.

Они убедились, что он не вооружен. Аббан открыл двери, и они ввели его вовнутрь.

Жиро находился там не один. Еще был Дэнис. И Петрос Иванов. Ему казалось, что сердце пытается выпрыгнуть у него из груди. Один из офицеров легонько взял его за руку и подвел к свободному креслу, стоящему напротив стола Жиро. Дэнис сидел в кресле слева от стола, Петрос — справа.

Как трибунал.

А охранники стояли, причем один из них держал руку на спинке стула Джастина, пока Жиро не поднял руку и не велел им удалиться. Но Джастин слышал, что сзади кто-то остался, после того, как закрылась дверь.

Аббан, подумал он.

— Ты понимаешь, почему ты здесь, — начал Жиро. — Мне не надо разъяснять тебе.

Жиро ждал ответа.

— Да, сир, — произнес он монотонно.

Они сделают то, что им заблагорассудится.

Зачем им здесь Петрос? Разве что они собираются провести психоскопию.

— У тебя есть что сказать? — спросил Жиро.

— Я не думаю. — Он слегка мог владеть голосом. Черт возьми, держи себя в руках.

И как ветер из темноты: Успокойся, милый! Не выдай себя!

— Я не провоцировал этого. Видит Бог, что я не хотел этого.

— Ты запросто мог бы уйти.

— Я ушел.

— После. — Губы Жиро были плотно сжаты от гнева. Он взял стило и установил его между пальцами. — В чем заключается твое намерение? Саботировать проект?

— Нет. Я находился там так же, как и все. Никакой разницы. Я занимался своим делом. Чего добивался ты, подготовив ее к этому представлению? Так оно и было? Маленькое шоу? Произвести впечатление на Семью? Выйти на прессу? Я готов поспорить, что у тебя есть запись.

Жиро не ожидал этого. Легкое разоблачение. На лицах Дэниса и Петроса было написано страдание.

— Девочку не подталкивали, — сказал Дэнис тихо. — Даю тебе слово, Джастин, что это не было инсценировано.

— Черта с два, не было. Это же прекрасный сюжет новостей, верное именно такой, который составляет отличную пищу для обывателей. Ребенок указывает на копию убийцы.

— Не старайся играть для камеры, — сказал Жиро. — Запись не ведется.

— Я не ожидал. — Его трясло. Он подвинул ногу так, чтобы расслабить ее и удержать от дрожи. Однако, Боже мой, мозги работали. Они собираются затянуть его на первый сеанс, вот к чему они стремятся, и каким-то образом это прояснило его мышление. — Я полагаю, что вы здорово обработаете меня перед тем как выставить перед камерами. Однако это чертовски грязное дело — записать меня во время праздника и снова начать все сначала. Или умертвить. Трудновато, а?

— Джастин, — сказал Петрос увещевательным тоном. — Никто не собирается «обрабатывать» тебя. Мы здесь не для этого.

— Разумеется.

— Мы здесь для того, — твердо и с расстановкой проговорил Жиро, — чтобы задать один простой вопрос. Ты намекнул ей на что-нибудь?

— Ты находишь свои собственные ответы. Записываешь то, что хочешь. Посмотри на той проклятой ленте.

— Мы смотрели, — сказал Жиро. — У Гранта был зрительный контакт с ней. И с тобой тоже, перед тем, как она пошла.

Атака на новую цель. Конечно, они подбираются к Гранту.

— На что еще люди смотрели? На что еще нам было там смотреть? Я смотрел на нее. Ты думал, я приду туда, и не буду этого делать? Ты видел меня там. Ты мог бы приказать мне уйти. Но ты, разумеется, не сделал этого. Ты подставил меня. Подстроил всю сцену. Сколько людей знало об этом? Только вы?

— Ты утверждаешь, что не настраивал ее.

— Нет, черт возьми. Ни я, ни Грант. Я спрашивал Гранта. Он не стал бы обманывать меня. Он признает зрительный контакт. Он смотрел на нее. — Я был пойман на этом, — так он это выразил. Это была не его вина. — Я был пойман на этом, — так он это выразил. Это была не его вина. И не моя.

Петрос зашевелился в кресле. Наклонился к Жиро.

— Жерри, я думаю, что тебе следует обратить внимание на то, что я говорил.

Жиро прикоснулся к настольному пульту. Над поверхностью стола выдвинулся экран; он правой рукой нажал на что-то, вероятно, искал файл. Потом данных с экрана отражался от металла на его воротнике: зеленые отблески.

Подтасовка. Дирижирование, сказал Джастин про себя. Всей постановкой. Настал недолгий период неизвестности. Секреты.

А он по-прежнему не мог сдержать свои реакции.

Жиро читал или изображал, что читает. Его дыхание тяжело. Его лицо не стало более дружелюбным, когда он поднял глаза.

— Тебе не нравится ленточное обучение. Странно для разработчика.

— Я не доверяю ему. Ты можешь упрекнуть меня?

— Ты даже не впитываешь развлекательные ленты.

— Я много работаю.

— Давай оставим такие ответы. Ты увиливал от вызовов. Петроса — ты впитываешь ленты не чаще, чем раз в месяц или около того. Это чертовски странное отношение для разработчика.

Он ничего не ответил. Его бойкость испарилась.

— Даже Грант, — продолжал Жиро, — не ходит в лабораторию за своими лентами. Он пользуется домашним устройством. Неподходящий способ для приведения в порядок.

— Для этого не существует правил. Если это удовлетворяет его, то пусть. Грант талантлив, он хорошо усваивает.

— И ты не инструктировал его, чтобы так поступать.

— Нет, это не моя инструкция.

— Ты знаешь, — сказал Петрос, — Гранту достаточно самообеспечения, полностью приспособлен к общению с людьми. Он не нуждается в подкреплении так же часто, как другие. Однако принимая во внимание то, через что он прошел, лучше бы ему провести глубокое. Просто для проверки.

— Принимая во внимание, то, через что ты заставил его пройти? Нет!

— Так это твоя инструкция, — снова сказал Жиро.

— Нет, это его выбор. Это его выбор, он имеет право, так же, как я, насколько я слышал.

— Я не уверен, что нам нужна группа разработчиков-лентофобов.

— Пошел к черту.

— Успокойся, — сказал Дэнис. — Не бери в голову. Жиро, с его работой все нормально. И у Гранта тоже. Мы не об этом.

— При убийстве Ари оказалась не единственной жертвой, — сказал Петрос. — Пострадал Джастин. Пострадал Грант. Мне кажется, что нельзя игнорировать такой факт. Ты имеешь дело с тем, кто в момент происшествия был мальчиком, кто сам, кроме прочих, фактически, явился жертвой преступный действий. Ари. Я не хотел акцентировать внимание на этом. Я приглядывал за ним. Я посылал ему приглашения прийти и поговорить. Это правда, Джастин?

— Это правда.

— Ты не откликался, так?

— Нет. — Паника охватывала его. Он ощущал внутреннюю слабость.

— Вся обстановка, связанная с Проектом, — сказал Петрос, — несколько беспокоила тебя, не так ли?

— Живи и давай жить другим. Мне жаль девочку. Я уверен, что ты получил всю выгоду от подслушивания в моей квартире. Я надеюсь, что ты хорошенько насладился интимными моментами.

— Джастин.

— Ты тоже можешь идти к черту, Петрос.

— Джастин. Скажи мне правду. У тебя по-прежнему бывают видения?

— Нет.

— Ты уверен?

— Да, я уверен.

— Ты был сильно подавлен, когда пришел на праздник, так?

— Конечно, нет. С чего бы мне?

— Я полагаю, что вот твой ответ, — обратился Петрос к Жиро. — Он пришел туда в подавленном состоянии. Они оба. Поэтому Ари без труда уловила это. Вот и все, что касается этого. Я не думаю, что они задумывали что-то заранее. Меня больше беспокоит состояние духа Джордана. Я полагаю, что сейчас лучше отпустить его на работу; пусть он появляется на семейных церемониях, и ведет настолько нормальный образ жизни, насколько сможет. Он и без того переживает достаточно. Я только хотел бы, чтобы он пришел на консультацию.

— Жиро, — сказал Дэнис, — если ты доверяешь чувствительности маленькой Ари, то вспомни, что она не испугалась Джастина. Несмотря на его подавленность, она не испугалась. Как раз наоборот.

— Это мне тоже не нравится, — Жиро втянул воздух и откинулся на спинку кресла, глядя на Джастина из-под бровей. — Ты выполнишь предписание Петроса. Если он сообщит мне, что ты сопротивляешься, ты еще до заката отправишься на климатическую станцию. Понял меня?

— Да, сир.

— Ты будешь продолжать работу. Если ваши дороги с Ари пересекутся, ты можешь говорить с ней или нет по своему усмотрению, чтобы не вызвать малейшего любопытства. Ты будешь появляться на семейных мероприятиях. Если она заговорит с тобой, будь с ней любезен. Не более того. Если ты отклонишься от этой линии, ты снова очутишься здесь, и у меня не будет хорошего настроения. То же самое — в отношении Гранта. Ты разъяснишь ему. Ты понял меня?

— Да, сир.

Как любой эйзи. Тихо. С уважением. Это — ловушка. Она, по-прежнему, готова захлопнуться. Этим дело не ограничится.

— Ты можешь идти. Открой дверь, Аббан.

Дверь открыли. Он резко поднялся из кресла. То же самое сделал Дэнис. Он прямиком направился к двери, и Дэнис вышел вместе с ним, поймал его руку, провел мимо охраны в закуток приемной и дальше в главный коридор.

Там Дэнис придерживал его, останавливая.

— Джастин!

Ему пришлось остановиться. Он все еще дрожал. Но открытое неповиновение ни к чему хорошему не приведет.

— Джастин на тебя оказывают сильное давление. Но ты знаешь, и я знаю, что не существует способа переноса памяти. Это не прежняя Ари. Честно говоря, мы не хотим нового раунда вражды с Уорриками. Мы не хотим, чтобы в этом сыграл бы роль Джордана. Ты знаешь, каковы ставки.

Он кивнул.

— Джастин, послушай меня. Жиро испытывал тебя. Он прекрасно знает, что ты честен. Он просто.

— Ублюдок.

— Джастин. Не осложняй. Сделай, как говорит Жиро. Не совершай ошибки. У тебя не должно возникать желания обидеть маленькую девочку. Я знаю, что ты не хочешь этого. То, что Ари сделала с тобой — не имеет к ней отношения. И тебе не следует обижать ее.

— Нет. Видит Бог, я ничего не делал по отношению к Ари. Неужели ты думаешь, что я обижу младенца?

— Я знаю. Я знаю, что это правда. Просто подумай об этом. Имей это в виду в следующий раз, когда будешь иметь с ней дело. Ари нанесла тебе рану. Разве ты сможешь поступить так же по отношению к ребенку? Ты разве можешь обидеть ее? Я хочу, чтобы ты всерьез подумал об этом.

— Я ничего ей не сделал!

— Ты ничего не сделал. Успокойся. Успокойся и передохни. Послушай меня. Если ты сможешь повести себя правильно, это может помочь тебе.

— Конечно.

Дэнис снова взял его за руку, теснее прижав его к стене, когда охранники вышли из офиса. И упорно продолжал разговор.

— Джастин. Я хотел сказать тебе — о просьбе, которая лежит на моем столе, о телефонных переговорах: я собираюсь дать ей отлежаться несколько недель, а затем дать добро. Надо чуть-чуть подождать — Джордан умен, и у службы безопасности должно быть время на обдумывание. Это максимум что я могу сделать. Тебе легче от этого?

— Чего это мне будет стоить?

— Ничего. Ничего. Просто не испорти дело. Остерегайся попасть в беду. Хорошо?

Он уставился на стену, на узоры известки, расплывающиеся перед его глазами. Он почувствовал, что Дэнис погладил его по плечу.

— Я ужасно сожалею. Ужасно. Я знаю. У тебя не было ни дня покоя. Но я хочу, чтобы ты участвовал в Проекте. Поэтому я убеждал Жиро оставить тебя в нем. Ты нравился Ари — нет, послушай меня. Ты нравился Ари. Независимо от того, что она сделала. Я знаю ее — посмертно — так же, как знаю самого себя. Вражда Ари с Джорданом — стара и горька. Но она получила данные твоего тестирования и решила, что ты ей нужен.

— Они были подделаны!

— Нет, не были. У тебя имеются такие же качества, как у нее. Не ровня ей, но ведь у тебя не было подталкивающей Ольги Эмори. Она говорила мне — в личной беседе — и это не ложь, сынок, что ты ей нужен в ее отделе, что на самом деле ты лучше, чем показывают тесты, гораздо лучше, по ее словам, чем Джордан. Ее слова, не мои.

— Ты же знаешь, что не науку она при этом имела в виду.

— Ты ошибаешься. Видит Бог, что не это ты хочешь услышать. Но если хочешь понять, почему она сделала то, что сделала, то тебе следует это знать. У меня в этом один интерес. Ари. Пойми — у нее был рак. Срыв процесса омолаживания. Доктора спорят, то ли рак сбил омоложение, то ли омоложение потерпело неудачу в силу естественных причин и вызвало рак. Как бы там ни было, она знала, что больна. Операция оттянула бы проект, так что она отдала Петросу и Ирине соответствующее распоряжение и скрыла это. Она обеспечила начало проекта так, чтобы к тому времени, когда ей пришлось бы лечь на операцию — (я уверен, что она не исключала такой вариант: она была отнюдь не дура), дело не осталось бы без поддержки, ты понимаешь; и оно могло продолжаться, оставаясь лишь под поверхностным контролем. Пойми, Джастин: я знал это, потому что был ее другом. Я был тем, кого она допускала к своим заметкам. Жиро отлично справлялся с денежной стороной вопроса. Меня же занимает то, что занимало ее: Проект. Я полагаю, что ты в глубине души сомневаешься в этом. Отсутствие контроля, отсутствие повторяемых результатов — Но проект базируется на двухсотлетнем опыте работы с эйзи. Конечно, это не так вещь, которые мы в состоянии оценить количественно: ведь мы имеем дело с человеческой жизнью, с эмоциональным и с субъективным фактором. В этом мы можем совершенно расходиться во мнениях. Джастин, один на один, и я уважаю тебя за профессиональную честность. Но если ты попытаешься саботировать наше дело, я окажусь твоим врагом. Ты понимаешь меня?

— Да, сир.

— Я скажу тебе еще кое-что: Ари делала некоторые совершенно неправильные поступки. Но она была великой женщиной. Она олицетворяла Резьюн. И она была моим другом. Я защищал тебя, защищая тем самым ее репутацию; и, будь я проклят, если мне доведется увидеть, как маленький грязный инцидент разрушит эту репутацию. Я удержу тебя от этого. Ты понимаешь меня?

— У тебя есть ленты в архивах! Если этот бедный младенец хотя бы наполовину пойдет по ариному пути, исследователям понадобится каждая мельчайшая деталь, и эта, о которой ты говоришь — не самая маленькая.

— Нет. Это не играет особой роли. Это касается конца ее жизни. На Проект Рубина могут положить лапу военные. Ари — наш проект. Мы сохранил название в силу технических причин. Неужели Резьюн что-нибудь выпускалаиз-под контроля — что-нибудь, в чем она имеет финансовый интерес?

— Боже мой, вы можете водить тем самым военных за нос годами. Согласись. Это же способ, найденный Жиро для привлечения средств. Это неиссякаемый источник военных проектов.

Дэнис улыбнулся и покачал головой.

— Это должно работать, Джастин. Мы не намекали ей.

— Тогда скажи мне следующее: ты уверен, что Жиро не намекал.

На мгновение в глазах Дэниса мелькнуло что-то, но лицо ничего не отразило. Он продолжал улыбаться.

— Время покажет, не так ли? На твоем месте, Джастин, Уоррик, я держал бы язык за зубами, чтобы не стать всеобщим посмешищем. Я помог тебе. Я выступал в твою защиту, в защиту Джордана и Гранта, когда никто другой этого не делал. Я был твоим заступником. Но помни, я был другом Ари. И я не хочу стать свидетелем саботирования проекта.

В этом была угроза. Настоящая. Он не сомневался в этом.

— Да, сир, — сказал он вполголоса.

Дэнис снова погладил его плечо.

— Это — единственный раз, когда я говорю на данную тему. Я не собираюсь повторяться. Я хочу, чтобы ты принял одолжение, которое я тебе делаю, и помнил, что я сказал тебе. Хорошо?

— Да, сир.

— А с тобой все в порядке?

Он сделал вдох.

— Это зависит от того, что собирается делать Петрос, не так ли?

— Он собирается просто поговорить с тобой. Вот и все, — Дэнис мягко тряхнул его. — Джастин — у тебя бывают ленточные видения?

— Нет, — ответил он. — Нет.

Его губы дрожали, и он сознательно показывал это Дэнису, чтобы произвести впечатление.

— Я уже достаточно побыл в аду. Больница приводит меня в страшную панику. Ты упрекаешь меня? Я не доверяю Петросу. Или кому-нибудь из его персонала. Я отвечу на его вопросы. Если ты хочешь, чтобы я сотрудничал, не подпускай его ко мне и к Гранту.

— Это шантаж?

— Господи, я и слова-то такого не знаю, так ведь? Нет, я прошу тебя. Я сделаю все, что ты мне скажешь. Я обязуюсь не вредить ребенку. Мне и не нужно это. Мне нужна моя работа, мне нужна телефонная связь, мне нужна…

Он потерял самообладание, отвернулся и прислонился к стене, пока не перевел дыхание.

Отдай им все ключевые позиции, милый, так правильно.

Ужасно глупо.

— Ты получишь все это, — сказал Дэнис. — Давай так. Ты отвечаешь на вопросы Петроса. Ты постараешься решить свою задачу. Ты и сам был травмирован в детстве. Ты и теперь не излечился от травмы, и я очень опасаюсь, что все это принесло тебе больший вред, чем ты представляешь себе.

— Я справляюсь со своей работой. Ты сам сказал это.

— Это не подлежит сомнению. Уверяю тебя, что это так. Ты не знаешь, кому можно доверять. Ты думаешь, что совершенно одинок. Но это не так. Петрос беспокоится. И я. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать. Но ты можешь прийти ко мне, если тебе посчитаешь, что тебе нужна помощь. Я описал тебе мои условия. Я хочу, чтобы ты помог мне. Я не хочу никаких обвинений в адрес Ари, проекта или персонала.

— Тогда сделай так, чтобы Петрос не совался ко мне и к Гранту. Скажи безопасности, чтобы они убрали свое проклятое оборудование. Дайте мне жить собственной жизнью и выполнять свою работу, вот и все.

— Я хочу помочь тебе.

— Тогда помоги мне! Сделай то, о чем я прошу. Я буду сотрудничать с тобой. Я не собираюсь враждовать. Я просто хочу немного спокойствия, Дэнис. Я просто хочу немного мира после всех этих лент. Неужели я — когда-нибудь — нанес кому-нибудь вред?

— Нет. — Похлопывание по плечу, по спине. — Нет. Не нанес. Никогда и никакого. Весь вред был направлен против тебя.

Он повернулся, опираясь на стену.

— Тогда, ради Бога, оставь меня в покое, позволь разговаривать с отцом, позволь выполнять свою работу. Со мной не будет проблем, только оставь меня в покое и убери службу безопасности из моей спальни!

Дэнис долго смотрел на него.

— Хорошо, — сказал он. — Постараемся. Я не говорю, что мы перестанем следить, кто приходит и уходит через твою дверь. Если что-то покажется подозрительным, они снова возьмутся за тебя. Не иначе. Я отдам соответствующее распоряжение. Только не подавай оснований пожалеть об этом.