— Образумься. Присядь.

Он сел. Ничего другого не оставалось. Они могут сделать все, что захотят.

— Послушай меня, Джастин. Люди из Внутренних Дел допрашивали Джорди; Джорди упросил Жиро не впутывать тебя в это дело. Он не хотел, чтобы эта история выплыла наружу. Ты понимаешь? Он не хотел, чтобы они психоскопировали тебя. Жиро просто не дал им соответствующего распоряжения. Джорди поддержал его в этом. Однако мой проклятый брат уехал в столицу, а они продолжали повторять, что с тобой все в порядке, — Дэнис легонько вздохнул, протянул руку и положил ее на руку Джастина, лежащую на столе. — Но ты не в порядке. Черт возьми, похоже, что психоскопия Жиро была у тебя не первая за последние несколько недель, так?

Он выдернул свою руку.

— Оставь меня одного!

— Ты хочешь успокоительного?

— Я ничего не хочу. Я хочу выбраться отсюда. Я хочу поговорить с моим отцом!

Нет. Не хочешь. И, пожалуйста, не говори таким тоном. Понимаешь меня? Он покидает нас. И не вернется обратно.

Он уставился на Дэниса. Не вернется.

— Совет подготовил план, — продолжил Дэнис, — предоставляющий ему лабораторию на Планиде. У него не будет возможности уехать какое-то время. Я не хочу, чтобы ты расстраивал его, сынок. Завтра ему предстоит предстать перед комиссией Совета. И оттуда он сразу отправится дальше. Тебе ясно? Это очень важно.

Это все было на самом деле. Это случилось. Он вглядывался в обеспокоенные глаза Дэниса Ная с ощущением, что весь мир обратился в хаос, и превращается в сплошной кошмар, в котором придется жить в полном одиночестве…

— Тебе не нужно успокаивающее? Без обмана, Джастин. Я обещаю тебе. Просто, чтобы дать тебе недолгий отдых перед разговором с отцом.

Он поежился. И взял себя в руки.

— Нет, — сказал он. — Позволь мне одеться. Позволь мне помыться.

— Безусловно. — Дэнис похлопал его по руке. — Ты можешь принять душ. Я распорядился, чтобы тебе принесли одежду.

Он кивнул.

— Я пришлю к тебе Петроса.

— Нет!

— Я пришлю его. Попозже. Когда все будет позади. Когда ты убедишься, что все в порядке. Никто не собирается трогать тебя. У тебя по-прежнему видения?

Вопрос вызвал видения снова. Или это просто память? Это смутило его. Как будто какая-то темная, искаженная часть его самого, которая всегда в нем присутствовала — очень похожа на Ари. А он — черт возьми — здоровы выучил то, что она сделала — способный! Он совершенно не желал, чтобы Джордан что-то узнал, чтобы по его лицу было видно, что происходит внутри него. А может, это всем видно.

Ари говорила, что у нее есть пленки. Если Ари умерла, то они находятся у следователей. Все находится у них.

Теперь у него не осталось возможности сохранить достоинство, разве что делать вид, что ничего не произошло, или признаваться в поражении всем и каждому.

— Послушай меня, сынок. — Пальцы Дэниса вновь сомкнулись на его руке. Она была мягкой и теплой, но любое общение было для него невыносимо. — Сынок, я никак не могу извинить Ари за содеянное. О ней известно больше, чем…

Он отпрянул.

Он видел, что Дэнис читает его мысли. Видел, о чем думает Дэнис и попытался не покраснеть.

—… чем ты хочешь услышать, — закончил Дэнис. — Я знаю. Послушай. Послушай меня. Запомни это. Хорошо?

— Хорошо. Я тебя слушаю.

— Молодчина. Теперь слушай. Джорди все покрывает — для нас и для тебя. Он лжет и прессе, и Совету. Он рассказывает им, что Ари мешала его переводу. Какую угодно причину, кроме правды — а они не могут психоскопировать его. Ты должен понять, Джастин, — ты… это все равно, что он; так же, как ты — его сын. Это и усложнило все то, что произошло между тобой и Ари, это и толкнуло его за черту. Это было старое дело — между ним и Ари. Он понимает, что произошло с тобой. Да? Ты узнаешь, о чем я тебе рассказываю. И он тебя очень любит. Но тут подключилась и его собственная гордость. Ты понимаешь? Те из нас, кто работает в этих стенах, знают, насколько запутанна и сложна бывает родительская любовь… Теперь все, к чему он стремился, утрачено, кроме тебя. И ты можешь отнять все оставшееся у него — если пойдешь к нему с неконтролируемыми эмоциями. Я хочу, чтобы ты взял себя в руки. Позволь ему увезти с собой хотя бы немного душевного спокойствия. Позволь ему увидеть, что с его сыном все в порядке. Ради него самого.

— Почему они не позволяют мне поехать с ним?

— Потому что ты — несовершеннолетний. Из-за необходимости секретности. Потому что, если честно, мне не удалось уговорить Жиро. Они все твердят про секретность.

— Что?

— Слушай дальше. Я достану тебе разрешение его навещать. Не сейчас. Может быть, даже не в этом году. Но время и выдержка могут совершить многое в этой ситуации. Они ужасно напуганы возможным заговором — знаешь ли, вся эта история с Уинфилдом и Крюгером.

О Господи. Моя вина. Моя вина.

— Они не могут считать Джордана причастным к этому. Я причастен. Жиро проводил психоскопию. Проведи ее снова! Я могу присягнуть, что он совершенно ничего не знал.

— К несчастью, сынок, именно этого Джорди и хочет избежать — своего вовлечения в расследование. Потому что под дымом, действительно имеется огонь. Боюсь, что Джорди встречался с человеком по имени Мерильд, связи которого тянутся в некоторые довольно темные углы. Он также имел секретную встречу с целым рядом очень высокопоставленных центристов, связанных с Янни Мерино, с аболиционистами. И Рочер выскочил с весьма подстрекательским заявлением по поводу смерти Ари, которое Мерино не слишком уж отрицал. Множество людей в правительстве напугано, напугано расследованиями, опасаются обвинений в причастности. Министерство Внутренних Дел потребовали ареста Гранта. Жиро был вынужден провести психоскопию, чтобы они отстали.

— О, Боже мой.

— Ему пришлось. Я знаю, знаю, сынок. Но они могла бы узнать от тебя слишком многое. Джастин, смерть Ари вызвала огромное потрясение. Ты и представить себе не можешь, насколько огромное. Кризис правительства. Карьеры под угрозой. И жизни тоже. Почти все убеждены, что все это должно иметь политическую подоплеку, что причины, вызвавшие такие изменения в их жизни, должны иметь под собой что-то помимо разочарованного ученого, разбившего череп Ари. И так думать вполне естественно. И показания Джорди — и то, что их нельзя подтвердить психоскопией — ликвидация Флориана и Кэтлин — какой-то посмертный приказ Ари, как полагают… Да. Их тоже нет. — Люди чувствуют: что-то происходит. Они хотят думать, что происходит что-то другое. Убийство, причиной которого стала страсть, совершенное конструктором образовательных лент, знаешь ли, бросает людей в холодный озноб. Полагают, что мы излишне рациональны. Джорди намеревается изобразить перед комиссией Советах величайшую драму в своей жизни. И для самого Джордана будет тем лучше, чем тише все эти протоколы пролежат в ближайшие несколько лет. Будь сдержан. Джорди тоже не без друзей. Он не стар. Сорок шесть — это не старость. Он может пережить эту историю, если ты не устроишь что-нибудь, что сметет все наши усилия.

Наконец, ему удалось справиться с перехваченным дыханием. Он пытался все это обдумать. Он пытался придумать, что было наиболее безопасным для его отца, и что его отец мог бы хотеть. И пытался не думать — о Боже! — что все вызвано его ошибками.

— Ты сможешь держать себя в руках? — настаивал Дэнис.

— Я и так держу. Со мной все в порядке. А что с Грантом? — (О, Господи, они могли стереть его сознание. Флориан мертв! И Кэтлин!…

— Жиро снова отдает Гранта тебе.

Ничего хорошего с ним больше не случалось. И он не верил этому. И не доверял хорошему.

— Он действительно переписывает, — сказал Дэнис, — потому что я подписал бумаги. После того, как закончится это дело с Джорданом, ты можешь забрать Гранта из больницы. — Ты не хочешь успокоительного, сынок?

Джастин покачал головой. Потому что Джордан узнает, ему применялись наркотики. Джордан знает его насквозь. Должен знать. Он надеялся.

Он надеялся, что ему удастся избежать ленточных видений, если Джордан обнимет его. Дело обстояло настолько плохо. Вот что Ари сотворила с ним. Он терял отца. Он не рассчитывал увидеть его снова. И он даже не мог сказать Джордану «До свидания», не чувствуя на своем теле рук Ари.

— У меня все в порядке, — сказал он. Если он не смог убедительно солгать Дэнису, нельзя было надеяться солгать Джордану. Ему следовало теперь же взять себя в руки. Либо не стоило и начинать.

Майкл Корэйн озабоченно взглянул на помощника, положившего карточку-микрофишу ему на стол.

— От Деллы? — спросил он.

Помощник кивнул.

Корэйн повел рукой, отпуская помощника, установил карточку в настольный проектор и наклонил экран.

Делла Хьюитт была из Департамента Внутренних Дел. Она была центристкой и подругой Гинни Грин, которая на последних выборах была кандидаткой от Внутренних Дел. И в это первое время, когда следователи и комиссии шарили во всех темных углах Новгорода, она рискнула не только своей карьерой, передав Ивонне Ханер то, что, как она знала, та передаст персоналу Долларосы. Упаковав и отправив.

Относительно эйзи Кэтлин и Флориана: нет выводов. Возможно, что приказ о ликвидации поступил в систему извне. Возможно, что изнутри, от неизвестного лица. Возможно, что так распорядилась Ариана Эмори, не желая, чтобы их допрашивали. Возможно, она считала, что так — гуманнее. Возможно, что такова была своего рода договоренность между эйзи, о которой они просили сами: Резьюн утверждает, что на них очень глубоко повлияла бы мысль о потере ее. Кроме того, по словам Резьюн, они относились к службе безопасности, но приписаны к Эмори. Следовательно, они могли нанесли вред Резьюн, а переобучение оказалось бы затруднительно, если не невозможно, без стирания сознания, чего не допускал их возраст.

Жиро Най отказался открыть книги с записями их психотипов. Приказ о ликвидации пришел под личным кодом Эмори. Ссылаясь на соображения секретности, Жиро Най отказывается допустить специалистов из Внутренних Дел к изучению компьютеров.

Корэйн отпил кофе, согретый на настольной плитке. Две с половиной сотни кредиток за полкило. Это были маленькие глоточки. Однако, может себе позволить небольшую роскошь человек, бывший скромным провинциальным фермером большую часть своей жизни.

Никаких новостей. Это разочаровывало. Он пробежал глазами длинный перечень того, к чему Резьюн отказалась допустить Департамент Внутренних Дел, и прочитал юридические обоснования. Резьюновские законники выигрывали каждый раунд. Внутренние Дела, с высочайшего административного уровня, не наносили ответных ударов.

Далее:

Внутренние Дела расследуют слух, ходивший в Резьюн, что определенные генотипы были списаны без регистрации. Это означает, что кто-то мог бы дуплицировать генотипы, не имеющие права на существование…

Разведение эйзи? Господи, так ведь генотип можно взять из анализа крови. Из чего угодно. Зачем кому-то красть в Резьюн?

… как, например, экспериментальный или Особенный материал, который иначе не раздобыть.

Контрабанда генотипами, требует криогенных установок, которые будут обнаружены в грузе; разве что их исключить из декларации? Однако — цифровая запись генотипа — другое дело. Резьюн в лице администратора Ная отрицает выпуск незарегистрированной документации.

Среди персонала ходят также слухи, что имели место ничем не оправданные ликвидации. Резьюн блокирует расследование в этом направлении.

Корэйн прикусил губу. И подумал: я не хочу об этом знать. Не сейчас. Слишком деликатная ситуация. Боже мой, если это станет известно — все договоренности пойдут прахом.

Записка от Делларосы: Как насчет того, что Эмори сама разводила генотипы? Или распоряжалась этим? Во сколько обходится Особенный тому, кто сам имеет доступ к родильным лабораториям?

Голосования. Место в Совете. Поддержка со стороны очень, очень богатых. Корэйн глотнул кофе. Его бросило в пот.

Физические улики пострадали при неумелом обращении со стороны полиции Моривилля. На некоторых поверхностях во внешней лаборатории и криогенной лаборатории имеются отпечатки пальцев Джордана Уоррика, отпечатки Эмори, отпечатки помощников — эйзи, некоторых людей, регулярно работавших в лаборатории, и большого числа студентов, согласившихся дать свои отпечатки. На двери отмечено такое же разнообразие отпечатков. У полицейских из Моривилля, проводивших предварительное расследование, не оказалось в наличии технических специалистов. Последующие прочтения были бы бесполезными из-за частого хождения взад-вперед по лаборатории полицейских и работников Резьюн. Записи из аппаратуры при защитных дверях были выданы и подтвердили устные свидетельства тех, кто входил и выходил. И опять-таки Резьюн не допускает специалистов Внутренних Дел к компьютерам.

Вскрытие показало, что причиной смерти Эмори был холдо, а рана не имела решающего значения, не была сама по себе смертельной. Хотя в момент разрыва трубы она, по всех вероятности, находилась без сознания. Ей слегка не хватало омоложения, обнаружен артрит правого колена и легкая астма, причем все недуги известны ее врачам. Единственной неожиданной редкой находкой оказалась небольшая раковая опухоль в левом легком, о которой ее терапевт не знал: опухоль редкого типа, но менее обычная среди первопоселенцев. Для ее лечения потребовалась бы немедленная операция с лекарственной терапией. Этот вид рака поддается лечению, но часты рецидивы; прогноз осложняется плохим иммунитетом, и вследствие присутствия недостатка омолаживания, мог бы оказаться неблагоприятным.

Господи!

Она и так умирала.

Пока Джастин шел по коридору рядом с Дэнисом Наем, он успокоился, сделал несколько глубоких вдохов. Он принял душ, побрился, оделся в свою обычную рабочую одежду: синий свитер и коричневые брюки. Он не дрожал. Он попросил три таблетки аспирина и прежде, чем проглотил, убедился, что это действительно аспирин. Этого транквилизатора достаточно, по крайней мере — с его истощенностью.

Джордан выглядел так, как будто все в порядке. Как же иначе. На него это не похоже.

Господи, не мог он убить ее. Не мог. Они заставляют его говорить такие вещи. Кто-то лжет.

— Привет, сын.

Это не была одна из тех маленьких холодных комнат для свиданий. Это был кабинет администрации. Дэнис не собирался уходить. Он так и сказал. Также не собирались уходить двое охранников-эйзи. И запись шла, потому что никто ничему не доверял, и они хотели иметь возможность доказать следователям, что во время встречи ничего не произошло.

— Привет, — произнес он в ответ. И подумал, что ему следует подойти и обнять отца в такой момент, перед всеми теми людьми, которые будут просматривать запись, однако, черт возьми, Джордан не приглашал его, Джордан сохранял невозмутимость и спокойствие, и если хотел что-то ему сказать, то собирался сделать это в определенном порядке. Все, что он сам должен был сказать — это «до свидания». Все, что он мог сказать — это «до свидания». Что-нибудь еще — и он может совершить ошибку, которая будет зафиксирована на ленте и разрушит жизни всех еще сильнее, чем уже случилось из-за него.

Такими словами, как: Прости, что я пытался торговаться с Ари. Прости, что я не сказал тебе. Прости, что тебе пришлось узнавать самому.

Все это заварил я. Все.

Не спрашивай о Гранте, предупреждал его Дэнис. Вообще не говори о нем. Члены комиссии могут проявить интерес к Гранту, если ты проболтаешься. Пусть они забудут об этом человеке.

— У тебя все в порядке? — спросил его Джордан.

— Прекрасно. А у тебя?

— Сынок, я?… — губы Джордана дрожали.

О Господи, он собирается раскрыть карты. Прямо на виду у всех.

— Мне все рассказали. Тебе не нужно все пересказывать. Пожалуйста.

Джордан глубоко вздохнул и снова расслабился. Джастин, я хочу, чтобы ты знал, почему я сделал это. Потому что Ари была такой силой в этом мире, которая ему не нужна. Я сделал это так же, как пытался бы исправить ошибочную ленту. Меня не мучают угрызения совести. И не будут мучить. Это было абсолютно продуманным решением. Теперь кто-то другой управляет Резьюн, а меня перевели, что полностью соответствует моим желаниям, перевели туда, где Ари не будет изменять мои разработки и присваивать себе мою работу. Я свободен. Я только сожалею — сожалею, что это вызвало такой шум. Я — ученый, а не водопроводчик. Так говорили следователи. Я поднял обратное давление, а они засекли это по записям в мониторах.

Вначале в его словах слышался гнев, настоящий, глубокий, сокрушительный гнев. К концу он остыл. Речь стала скучной, как заученный урок. Он был благодарен за такую холодность, когда Джордан передал ему инициативу.

Я знаю, почему ты сделал это, почти сказал он, но подумал, что это может выйти глупо. Вместо этого сказал:

— Я люблю тебя.

И почти потерял самообладание. Он закусил губу так, что потекла кровь. Увидел, что Джордан стоит, стиснув зубы.

— Мне, наверное, не разрешат тебе писать, — сказал Джордан.

— Я буду писать.

— Я не думаю, что они передадут мне письма, — Джордан выдавил слабую улыбку. — Они воображают, что мы можем передать послание в фразах типа привет, как погодка?

— Я все равно напишу.

— Они думают — они думают, что имеется какой-то ужасный заговор. Но его нет. Я уверяю тебя, сынок, что его нет. Но они боятся. Люди думают об Ари, как о политике. Для них важна эта ее сторона. Но они не думают о ней, в первую очередь, как об ученом. Они не понимают, что это означает, когда кто-то берет твою работу и выворачивает ее наизнанку. Они не понимают, что такое нарушение этики.

Нарушение этики. Господи. Он играет перед камерами. Вначале была речь, адресованная комиссии, но последние слова — скрытое обращение ко мне. Если он будет продолжать в том же духе, они поймают его на этом.

— Я люблю тебя, — произнес теперь Джордан. — Больше всего на свете.

И протянул руки. Кончено. Сцена окончена. Актерам полагается обняться. Теперь самое время пустить слезу.

После этого он не увидит Джордана. И не услышит.

Может быть, никогда.

Как автомат, он пересек это узкое пространство между ними. Он обнял Джордана и Джордан крепко обнял его и долго держал. Долго. Он кусал губы, потому что только боль помогала ему держаться. Джордан плакал. Он чувствовал рыдания, хотя и сдавленные. Но, может быть, это как раз на руку Джордану. Может быть, они правильно сыграли перед камерами. Он хотел бы заплакать, но почему-то не смог. Он чувствовал только боль в прокушенной губе и вкус крови во рту.

Джордан сыграл это чересчур тяжеловесно, его голос звучал слишком хладнокровно, слишком угрожающе. Он не должен был так делать. Они могут прокрутить эту запись во время передачи новостей. Люди будут бояться его. Они могут подумать, что он сошел с ума. Как Альфы, нарушившие правила. Как клон Эстелла Бок. Они могут отстранить его от работы.

Он чуть не закричал: Он лжет. Мой отец лжет. Но Джордан прижимал его к себе. Джордан делал в точности то, что хотел делать. Джордана не запирали в комнате на неделю. Он знал, что происходит в мире, он разговаривал со следователями. Джордан разыграл роль, устраивая психосеанс для них всех. Джордан собирался идти в комиссию Совета и выпросить для себя наилучшие условия; а может быть, именно поэтому они и не пустят ленту в новости, потому что работа Джордана очень важна для Обороны, а военные могут спрятать все, что захотят.

— Заканчивайте, — сказал Дэнис.

Джордан отпустил его и позволил уйти. Дэнис вывел его за дверь.

И тогда Джастин заплакал. После того, как дверь закрылась, он привалился к наружной стене и плакал, пока все внутри у него не заболело.

Он думал, что ничто его уже не сможет поразить.

Однако Петрос Иванов встретил его у дверей больницы, увел его от сопровождающих агентов службы безопасности и пошел с ним к комнате Гранта.

— Как он? — спросил Джастин перед тем, как они вошли туда.

— Не поправляется, — ответил Иванов. — Я хотел предупредить тебя. Иванов говорил о другом, как им пришлось снова психоскопировать Гранта; и как у него был шок, как они ежедневно вывозили его на кресле в садик, как делали массаж, и купали его, и откладывали лечение, потому что Дэнис твердил, что Джастин вот-вот должен прийти, сегодня, и на следующий день, и еще на следующий — они опасались двусмысленности Гранта потому что он уже на пределе.

— Нет, — сказал он перед тем, как толкнуть дверь к Гранту. И ему хотелось убить Иванова. Хотелось избить его до кровавого месива, а потом то же самое сделать со всем персоналом и с Жиро Наем в придачу. Нет никаких кодовых слов. Черт побери, я сказал ему, что вернусь. И он ждал.

Грант все еще ждал. В данный момент его волосы были причесаны и он выглядел достаточно довольным, по крайней мере, пока не остановилось ясно, что он не может передвигаться самостоятельно. Пока не становилось видно, как он похудел, какая у него прозрачная кожа, и остекленелый взгляд, а если взять его руку, то можно было ощутить отсутствие мышечного тонуса.

— Грант, — произнес он, садясь на край кровати. — Грант, это я. Все в порядке.

Грант даже не моргнул.

— Выйди отсюда, — сказал он Иванову, бросив взгляд через плечо и не пытаясь быть вежливым.

Иванов вышел.

Он протянул руку и осторожно расстегнул ремни, в которых его держали. Он был спокойнее, чем ожидал. Он взял руку Гранта и положил ему на грудь, так, чтобы освободить место для сидения, и слегка приподняв изголовье кровати. Он снова протянул руку и, обхватив двумя пальцами подбородок Гранта, повернул его лицо к себе. Голова двигалась, как у манекена. Но Грант моргнул.

— Грант? Это Джастин.

Еще моргнул.

О Господи, он уже думал, что Гранта не вернуть. Он думал, что застанет здесь полутруп, с которым они уже ничего не смогут сделать, кроме как уничтожить. Он был готов к этому… за пять минут до прихода в палату. Гранта он переходил от надежды на его выздоровление к ожиданию возможной потери.

Теперь он испугался. Если Грант умрет — то опасаться будет нечего.

О Господи! Будь я проклят за такие мысли! Где я научился так думать? Где я научился быть таким холодным?

Неужели это тоже видения?

Что она со мной сделала?

Он чувствовал, что будто раздваивается, что истерия поднимается в нем, а Гранту это совершенно ни к чему. Его рука дрожала, когда он брал руку Гранта в свою. И даже тогда он думал об апартаментах Ари, и вспоминал, как выглядела ее комната. Он качал головой, чтобы отвлечься, не задумываясь над тем, что говорит, не желая, чтобы эти мысли снова проплыли через его сознание, как будто они были чужие. Он знал, что не сможет больше прикасаться к людям не думая о сексе. Он не мог дотронуться до друга. Не мог обнять его. Непрерывно, днем и ночью, он продолжал помнить; и знал, что опасно полюбить кого-нибудь из-за этого сдвига в сознании, потому что его не оставляли мысли, которые ужаснули бы того, кто о них узнал бы.

И еще потому, что Ари была права в том, что если ты кого-нибудь полюбил, они могут добраться до тебя так же, как они добрались до Джордана. Через Гранта легко добраться до Джастина. Конечно. Именно поэтому Они позволили ему взять Гранта обратно.

Отныне он не был сам за себя. Когда-нибудь Грант раскроет его перед врагами. Может быть, выставит его на смерть. Или хуже того — сделает с ним то, что он сам сделал с Джорданом.

Но до тех пор он не будет одинок. До того времени, несколько лет у него будет что-то ему дорогое. Пока Грант не узнает, что за уродство носит в себе Джастин. Или даже после того, как узнает… Грант, будучи эйзи, простит все.

— Грант, я здесь. Я говорил тебе, что приду. Я пришел.

Может быть, для Гранта все длилась та ночь. Может быть, о может вернуться в ту ночь и соединить ее с сегодняшним днем.

Снова моргнул, и снова.

— Давай, Грант, кончай эту чепуху. Ты обманул их. Давай. Сожми мою руку. Ты можешь сделать это?

Пальцы слегка отвердели. Чуть-чуть. Дыхание участилось. Он слегка встряхнул Гранта, протянул руку и щелкнул пальцем по щеке.

— Эй. Чувствуешь? Давай. Я не принимаю таких штучек. Это же я. Черт побери, я хочу поговорить с тобой. Откликнись.

Губы попытались что-то произнести. Расслабились снова. Дыхание было тяжелым. Глаза несколько раз быстро моргнули.

— Ты слушаешь?

Грант кивнул.

— Хорошо. — Он дрожал. Он пытался остановить эту дрожь. — У нас проблемы. Но я получил разрешение забрать тебя отсюда. Если мы можешь подняться.

— Сейчас утро?

Он быстро вздохнул, решил было вначале сказать «да», затем подумал, что дезориентация опасна. Что положение Гранта шатко. От лжи он может ускользнуть обратно.

— Несколько позже. Я виноват. Я объясню потом. Ты можешь двигать рукой?

Грант слегка шевельнулся. Затем приподнял руку.

— Я ослаб. Я ужасно ослаб.

— Ничего страшного. Они собираются перевезти тебя на автобусе. Ты можешь этой ночью спать в собственной постели, если ты докажешь, что можешь сесть.

Грудь Гранта приподнялась и тут же упала. Рука сдвинулась, проволоклась и упала вдоль тела, как нечто неживое. Он глотнул воздуха и сделал конвульсивное движение всем телом, приподняв плечи, этого движения хватило лишь на то, чтобы соскользнула подушка, и он рухнул обратно.

— Почти получилось, — сказал Джастин.

— Набор Ари готов, — проинформировал Жиро Ная голос из лаборатории, и он глубоко вздохнул от облегчения.

— Это замечательно, — сказал он. — Это действительно замечательно. Как две других?

— Обе готовы. Мы поместили этих трех во все емкости.

— Замечательно.

Шварц отключился. Жиро Най со вздохом откинулся назад.

В проекте Рубина были задействованы девять вынашивающих камер. Тройной запас для каждого из объектов, несмотря на громкие возражения Страссен. В Резьюн вообще крайне редко выращивали запасных при копировании граждан; если с набором что-то не получалось, или возникали какие-то проблемы, просто запускали все заново на несколько недель позже, вот и все, а получатель мог и подождать, разве что получатель был готов удвоить и без того астрономическую сумму, за запасной экземпляр. В случае выращивания эйзи по контракту или по чьему-нибудь проекту, обычным правилом было наличие одного запасного набора на каждую пару, запасные ликвидировались через шесть недель.

На этот раз собирались девять емкостей загрузить на три недели, и шесть емкостей на шесть, прежде, чем сделать окончательный отбор и уничтожить последние запасные экземпляры.

Резьюн не хотела рисковать.