ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

В которой актеры расставлены на сцене, словно для финала трагедии

Оказалось, что Мика не ошибся: именно в этот момент, в нескольких лигах у них за спиной, некий господин уже просил, чтобы его имя сообщили лорду Адрону. В руке он держал листок бумаги, всего лишь обрывок, который к тому времени, когда дело подойдет к своему завершению, изменит судьбу каждого, кого наша история касается.

Как только посетитель сообщил свое имя, его немедленно проводили в ту комнату, где он уже бывал, а лорд Адрон поднялся ему навстречу, поклонился и внимательно оглядел с ног до головы.

— Добрый день, граф Шалтре, — сказал он.

— Добрый день и вам, ваше высочество, — ответил лиорн, низко кланяясь из уважения к сану драконлорда, но не так низко, как мог бы, поскольку приехал в качестве посланца его величества.

Адрон, который сумел правильно оценить его приветствие, сказал:

— Вы хотите мне что-то передать?

— Имею честь, ваше высочество, — ответил Шалтре.

— Я жду.

— Вот сообщение, которое я уполномочен вам передать: вы должны собрать и возглавить армию из тысячи воинов, чтобы захватить неких беглецов.

— Беглецов? Иными словами, преступников?

— Я не сказал, что они преступники, ваше высочество, однако их необходимо арестовать или убить.

— Ну и сколько же всего беглецов?

— В настоящее время шестеро.

— Шестеро? Вам требуется тысяча воинов, чтобы схватить шестерых беглецов?

— Нужно прочесать горы, ваше высочество.

— Ага, значит, вам необходимо произвести разведку. Уверяю, это задание гораздо лучше выполнят несколько следопытов, нежели тысяча солдат.

— После того как следопыты найдут беглецов, может потребоваться много солдат, чтобы доставить их, ваше высочество.

— Выходит, они очень опасны, милорд?

— Исключительно.

— И каковы их имена?

— Я не знаю всех имен, но одного зовут Кааврен, а другого — Аттрик.

— Значит, речь идет именно об этих господах?

— Именно.

— Они беглецы?

— Так оно и есть.

— Я их знаю. Они у меня гостили и покинули мой дом два дня назад. Боюсь, сейчас они уже далеко отсюда — солдатам их будет не догнать.

— Нет, ваше высочество. У нас есть основания считать, что они поехали по дороге в сторону Плавучего моста.

— Ну и что с того?

— По причинам, которые известны только им самим, они выбрали длинный маршрут — быть может, для того, чтобы поберечь лошадей. Если мы сможем выступить в течение часа и вы поведете солдат через перевал, то уже через девять часов мы будем там, где они сейчас.

— Вы прекрасно знаете местность, граф.

— Ваше высочество очень добры.

— Жаль, но я должен вам отказать.

— Как отказать?

— Они были моими гостями, более того, среди них есть человек…

— Чье имя не следует называть, ваше высочество. Что ж, не всех необходимо арестовать или убить — вот почему вы должны сами выступить во главе войска. Вы ведь не хотите, чтобы свершилась ошибка.

Адрон нахмурился, пытаясь понять суть сложных политических интриг, стоящих за этим требованием императора. Наконец, так и не решив проблемы, он сказал:

— Тем не менее я повторяю, что вынужден отказать его величеству в этой просьбе. По той причине, что еще во время своего пребывания в городе Драгейре получил следующие сведения: люди с Востока собирают войска возле Пепперфилда, и, чтобы помешать вторжению, я должен вести свою армию именно туда.

— Разрешите напомнить вам, ваше высочество, что вы не являетесь маркизом Пепперфилдом.

— В настоящий момент маркиза Пепперфилда не существует. Однако заверяю вас, люди с Востока не станут откладывать свое вторжение только из-за того, что его величество никак не может принять решение.

— И все же вопрос о вторжении с Востока прежде всего касается Империи, поэтому многие будут удивлены, если вы введете свои войска в Пепперфилд.

— А вот люди с Востока удивляться не станут.

— Значит, вы полны решимости вести свои войска в Пепперфилд и отказываетесь выполнить просьбу его величества?

— Проклятие! Таковы мои намерения. Я загнал двух лошадей, чтобы поскорее сюда вернуться и заняться приготовлениями к походу.

— Однако это невозможно, ваше высочество, — заявил Шалтре.

— Невозможно?

— Когда его величество обращается к кому-то с просьбой…

— Речь идет о просьбе, а посему я имею право ее отклонить — выбор за мной. И хотя я совсем не хочу оскорбить его величество, тем не менее…

— А если речь идет не о просьбе, а о приказе?

— Тогда совсем другое дело. Будучи герцогом Истмэнсуотчем, я обязан повиноваться.

— Именно.

— Ну?

— Считайте, что вы получили приказ.

— И все же вы недавно говорили, что речь идет о просьбе.

— Да, это была просьба, ваше высочество, — до того момента, пока вы не отказались. Теперь она превратилась в приказ.

Адрон внимательно посмотрел на лиорна:

— Полагаю, у вас есть доказательства воли его величества?

— Ваше высочество соизволит взглянуть на эту бумагу?

Адрон нахмурился, но взял протянутую Шалтре бумагу и прочитал: «Лорд Адрон, мы повелеваем вам следовать указаниям Шалтре относительно всех вопросов, связанных с арестом Кааврена из Каслрока и его спутников. Тортаалик». Адрон проверил подпись, печать, стараясь, чтобы на его лице не отразилось никаких чувств. Наконец он молча поклонился, потому как сомневался, что может говорить вполне уверенно.

— У вас есть еще вопросы, ваше высочество? — спросил Шалтре.

После короткой паузы Адрон сумел взять себя в руки и ответил:

— Мы выступим через час, милорд.

— Я буду ждать ваше высочество снаружи.

Теперь мы вернемся к нашим друзьям, которые ничего не ведали об этом разговоре. К тому моменту, когда начало темнеть, они добрались до места, находившегося в двух милях от Пепперфилда. Аттрик заявил, что они с Катаной должны устроить поединок тем же вечером, но Кааврену удалось убедить его подождать до рассвета, чтобы все могли спокойно отдохнуть.

Следует отметить, вечер выдался довольно холодный, поскольку друзья поднялись высоко в горы. Однако дров оказалось в избытке, поэтому, позаботившись о лошадях, они разожгли большой костер и поужинали хлебом и сыром. Тазендра помалкивала и казалась печальной. Все устроились поближе к огню, завернувшись в плащи и одеяла, но разговор не клеился — было понятно, что завтрашний день положит конец дружеским отношениям, во всяком случае между некоторыми из них. Время от времени Катана бросала испытующие взгляды на Аттрика, словно размышляя о том, какая дружба могла бы их связать, если бы они встретились при других обстоятельствах. Аттрик, в свою очередь, избегал смотреть на Катану, будто уже не хотел вступать с ней в смертельную схватку, но не имел права нарушить долг чести.

Наконец Кааврен вздохнул и сказал:

— Друзья мои, должен признаться, меня беспокоит то, что я делаю. В Драгейре идея отправиться в дальнее путешествие казалась мне привлекательной: покрыть себя славой, стать героями, — но теперь, когда мы здесь, все кажется таким сложным.

— Что ж, — отозвалась Тазендра, — вы правы. Но должна честно признаться, не понимаю почему.

— Дело в том, — промолвил Айрич, — что мы ввязались в политические игры Империи, причем руководствовались собственными интересами, не пытаясь ей служить. Мы совершили ошибку, и я признаю себя в том виновным.

— Ба, — вмешался Пэл. — Конечно, мы оказались в центре интриг, но в этом нет ничего плохого, если император силен; именно таким способом дворянин и должен доказать свою силу, прославиться. Когда же император проявляет слабость, те, что ему служат, могут обнаружить лишь собственную слабость.

Кааврен нахмурился:

— Вы говорите, что император слаб? Не понимаю почему?

— Действительно? — удивился Пэл. — Взгляните на нас. Мы четверо — прошу прощения у вас, Аттрик, и у вас, Катана, — отправились в путь из Драгейры по долгу службы. Иными словами, мы служим Империи, которую олицетворяют его величество и двор.

— Пока все понятно, — сказал Кааврен, — пожалуйста, продолжайте.

— Но двор похож на паутину криоты, которую разорвал ветер. Повсюду протянулись щупальца интриг, но все так запуталось, что мы не ошибемся, если используем слово «анархия». Нам не повезло, и мы попали в паутину — возможно, по чистой случайности. Щупальцами никто не управляет. В противном случае нас бы успели перехватить еще до того, как мы покинули город. А кто должен осуществлять контроль, если не император? И раз император на это не способен, значит, он слаб.

— А почему, — заинтересовался Кааврен, — император слаб?

— Ну прежде всего он молод.

— Однако у него самые добрые побуждения, — добавил Айрич.

— О, тут я с вами совершенно согласен. Но он молод, к тому же обладает самым серьезным недостатком, какой только может иметь император.

— И в чем он заключается? — спросил Кааврен.

— Император слушает плохих советников.

— Ну должен же он кого-то слушать.

— Да, но необходим опыт, чтобы отличить плохого советника от хорошего.

— И как же ему решить эту проблему? — осведомился Кааврен, которого немало поразил столь неожиданный взгляд на императорскую политику.

— Как предлагал Айрич: найти людей, принимающих интересы Империи близко к сердцу.

— Ну а кто окружает его сейчас?

— Сейчас его советников прежде всего интересуют собственные дела, и они дают ему такие рекомендации, которые помогают им снискать его расположение. Вот почему они часто и без всякой надобности друг другу противоречат, что приводит к невнятной общей политике Империи. В результате Пепперфилд остается без защиты, баронесса, — тут он поклонился Катане, — ускользает из-под ареста, а до конца доводится лишь кампания по захвату безделушек, ведь император так любит разноцветные камешки.

— Ну, — с улыбкой заметил Айрич, — если бы он имел советника такого, как вы…

— О, — ответил Пэл, пожалуй даже слишком быстро, — у меня нет подобных амбиций, уверяю вас.

Айрич и Кааврен переглянулись и обменялись короткими улыбками.

— Тем не менее, — заговорила Тазендра, которая, как водится, ничего не заметила, — если бы вы стали его советником, что бы вы сказали его величеству?

Однако Пэл лишь покачал головой, словно вдруг сообразил, что холодная ночь и тепло костра заставили его открыть больше, чем он собирался.

— Должен признаться, если бы я был советником, — промолвил Айрич, — пост, интересующий меня ничуть не больше Пэла, я бы прежде всего предложил ему арестовать леди Катану.

Леди Катана удивилась, но Айрич вел себя столь корректно, что она не могла на него обижаться. Аттрик тоже с удивлением на него посмотрел, но промолчал. Кааврен же, которому вдруг стало не по себе, заявил:

— Ну, миледи, а как бы поступили вы? Прах и пепел! Нельзя же убивать всех, кому не нравятся ваши картины.

— Вы не рисуете, — холодно возразила Катана.

— Что ж, тут вы абсолютно правы, и я умолкаю.

Через некоторое время Катана заговорила, но так тихо, словно ее слова не предназначались ни для кого, кроме нее самой:

— Он вел себя чересчур заносчиво. Я работала над этим полотном тридцать девять лет, из них одиннадцать провела в джунглях, где наблюдала за драконами, иногда пробираясь в их жилища. Пять лет я писала задний план — чтобы каждое растение, каждый камень, каждая тень стали реальнее, чем натура, с которой я их срисовала, — и в то же время они должны были поддерживать основную тему моего произведения.

Пятнадцать лет я делала зарисовки драконов, пока не научилась читать выражение их лиц, чтобы показать тем, кто не знает, что у драконов могут быть на лицах и такие выражения. Потом я рисовала и рисовала. Наконец я закончила и покрыла картину лаком, после чего с самым кротким видом принесла свое произведение лорду э'Дриену. Пока я стояла и готовилась к тому, чтобы показать ее первому зрителю, появился этот человек, бросил небрежный взгляд и посчитал, что моя картина не стоит даже комментариев.

Катана снова замолчала. Тазендра кашлянула и спросила:

— Стало быть, вы рассердились?

Катана улыбнулась и ответила:

— Ну, если хотите знать правду, я сожалею о том, что сделала.

— Как, — сказал Аттрик, — вы сожалеете?

— Да. Я жалею, что убила его. Во всяком случае, мне следовало дать ему больше времени, чтобы он успел подготовиться к защите. Однако меня охватил ужасный гнев.

— Ну, — задумчиво проговорил Аттрик, — мне известно, что такое гнев.

— А я, в свою очередь, отлично представляю, что такое месть, — ответила Катана.

— Значит, мы друг друга понимаем, — заметил Аттрик.

— Целиком и полностью, — согласилась Катана.

— Но относительно кистей…

— Кистей?

— В его глазах.

— Ба! Вранье!

— Вы уверены?

— Мой дорогой Аттрик, я бы знала, если бы вонзила кисти кому-нибудь в глаза. Следует добавить, что я собиралась представить свою картину и не взяла с собой кисти.

— Но рассказывают…

— Вы же знаете, какими лживыми подробностями обрастают подобные истории.

— Да, представляю.

— Рада, что вы понимаете.

— Я все понимаю. И если убью вас завтра, то можете не сомневаться, больше не буду испытывать к вам вражды.

— А если я вас убью, то мои чувства будут аналогичными.

— Вашу руку?

— Вот она.

— Ну тогда до завтра.

— До завтра.

После чего все закрыли глаза и один за другим погрузились в сон.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

В которой наши друзья с превеликим удовольствием констатируют, что положение стало безнадежным

Владение Пепперфилд, большое плодородное плато, располагалось между горами Кайран и Железная Стена; оно получило свое название благодаря множеству сортов произраставшего здесь в огромных количествах дикого перца и дюжине сортов, которые выращивались на полях. На севере плато упиралось в отвесную скалу высотой около пятисот футов, на ее вершине стояла Угрожающая крепость, где некогда обитал покойный маркиз Пепперфилд, а еще дальше находился Сосновый приют — там совсем недавно жил Аттрик. Крутая извилистая тропа вела из крепости на плато — одна из четырех возможностей добраться до Пепперфилда в том весьма маловероятном случае, если кто-то сумеет проникнуть в Угрожающую крепость, поскольку в нее можно попасть только через Пепперфилд.

Другой подступ расположен на востоке, где длинный пологий склон поднимается от прохода в Железной Стене примерно в четырех лигах к северу. Следующий путь, всего в полете стрелы от Рэдфейса, находится на юго-востоке — крутой подъем, недоступный для лошадей. Наши друзья остановили свой выбор на последней, четвертой дороге с юго-запада — узкой, но хорошо утоптанной тропе, начинающейся у долины Восточной реки, в нескольких лигах от ее истока, Гремящих Водопадов Железной Стены.

Она больше остальных походила на дорогу: по обеим сторонам шли высокие скалы, а заканчивалась тропа в небольшой роще, за которой начиналось бескрайнее плато. С тех пор как его открыла леди дзур Бриони и нарекла именем своего героя, Кайрана Завоевателя, плато стало местом кровопролитных сражений между людьми с Востока и жителями Империи.

Ранним утром наши друзья остановились посреди одного из полей.

— Друзья мои, мы находимся во владениях Пепперфилд. Иными словами, только что покинули земли лорда Адрона, — предупредил Аттрик.

— Хорошо, — лишь сказала Катана.

Теперь впереди ехал Аттрик. Они направились к тому месту, где виднелось несколько тополей, которые словно бы праздновали годы, прошедшие со времен последнего вторжения людей с Востока, ведь именно люди с Востока культивировали поля, тогда как жителей Империи вполне устраивал местный перец.

— Здесь, — сказал Аттрик, — в этой маленькой лощине, мой предок, Зивер Высокий, дал свой последний бой во времена правления Тсалмота в одиннадцатом цикле. А вот за тем холмом справа пряталась кавалерия Кли'дха, им пришлось уложить лошадей на землю, прежде чем броситься в атаку, которая помогла вернуть Пепперфилд во времена правления Дзура в шестнадцатом цикле. Слева и немного впереди за небольшим холмом, — продолжал Аттрик, — проходила линия обороны Бегущего Круга во времена Четырнадцатого правления Иссолы, когда была предпринята отчаянная попытка спасти Таалини Три Кулака, сраженного там, за скалой в форме гриба, — один смельчак, не помню сейчас его имени, сумел оттащить Таалини за бугор. А здесь, — добавил он, чуть придерживая лошадь, — отец заставил меня принести Клятву Защиты, а потом вручил шпагу. Земля тут гладкая, лишь несколько первых перцев пробились наружу, чтобы приветствовать начало лета. Мне кажется, это будут изогнутые белые плоды с резким запахом, сладкие, с малым количеством семян, очень вкусные.

Он спешился, передал свою лошадь Мике и показал на одинокое вишневое дерево, находящееся метрах в восьмидесяти от них, где можно было привязать лошадей.

— Тазендра, вы готовы быть моим секундантом?

— Да, — кивнула Тазендра, — но из этого не следует, что я ощущаю неприязнь к Катане, надеюсь, она окажет мне честь и поверит моим словам.

— Понимаю, — ответила Катана, у которой пересохло горло, когда Аттрик рассказывал об окружающем пейзаже. Затем она соскочила с лошади и также передала повод в руки Мике, а затем обратилась к Пэлу: — Вы готовы стать моим секундантом?

— Почту за честь, — кивнул он, — с той же оговоркой относительно Аттрика.

— Согласен, — сказал Аттрик.

— А кто будет судьей? — спросила Тазендра.

— Айрич, разумеется, — предложил Пэл. Лиорн поклонился и тоже спешился.

— А роль свидетеля исполнит Кааврен, — заявила Тазендра.

— Я готов, — с трудом вымолвил Кааврен, которого переполняли самые противоречивые чувства. — И буду свидетелем с тем превеликим удовольствием, что мне все равно, кто станет победителем, но одновременно без малейшего желания, поскольку не хочу, чтобы кто-нибудь из вас умирал. Видят Боги, я люблю обоих.

Аттрик и Катана опустили головы, так искренне и взволнованно прозвучала короткая речь тиасы. Гвардейцы передали своих лошадей на попечение Мики, который отвел животных к вишневому дереву и привязал.

— Весьма вероятно, что одна из них вскоре останется без седока, — пробормотал Кааврен. — Будем молиться, чтобы таких лошадей не оказалось две.

— Нарисуйте круг, Кааврен, — попросил Айрич. Кааврен бросил на лиорна взгляд, описать который невозможно, вытащил кинжал и, чувствуя, как сердце разрывается от горя, принялся чертить линию, ограничивающую поле дуэли, хотя тиаса не сомневался, что противники вряд ли будут далеко отступать.

— Условия? — тихо спросил Айрич.

Тазендра посмотрела на Аттрика, тот коротко ей кивнул, словно хотел сказать: «Вы прекрасно понимаете, какими должны быть условия». Тазендра поклонилась Пэлу и сказала:

— Сталь против стали, бой насмерть.

Пэл взглянул на Катану, и та ему кивнула: «Так должно быть». Затем йенди вернул поклон Тазендре и проговорил:

— Мы принимаем ваши условия.

— Тогда, — промолвил Айрич, — пора начинать.

Кааврен подошел и, опустив голову, встал рядом с лиорном. Мика, в свою очередь, остановился рядом с Каавреном, печально покачал головой и пробормотал:

— Если это значит быть дворянином, тогда я рад, что не являюсь таковым.

Противники заняли исходные позиции, и Айрич спросил:

— Готовы ли вы примириться?

Аттрик, глядя в землю, вздохнул, показывая, что не готов. Катана пожала плечами.

— Я спрашиваю еще раз, — повторил лиорн, и его голос слегка дрогнул. — Готовы ли вы примириться?

Все с удивлением взглянули на Айрича: подобное нарушение правил поражало тем сильнее, что исходило от лиорна. И снова оба вздохнули, показывая, что дуэли не избежать.

Айрич покачал головой.

— Проверьте оружие, — глухо произнес он. Его услышали только потому, что наступила мертвая тишина, даже ветер стих, словно демонстрируя уважение к трагедии, которая должна была здесь разыграться.

Тазендра бросила взгляд на палаши Аттрика, а Пэл осмотрел шпагу и кинжал Катаны. Они обменялись оружием и знаком показали Айричу, что все в порядке.

— Возьмите оружие, — сказал Айрич.

Тазендра передала Катане шпагу и кинжал, а Пэл вручил Аттрику его клинки.

— Встаньте внутри круга, — проговорил Айрич, чей голос был чуть громче шепота.

Противники выполнили его указание, а лиорн занял позицию между ними. Он знаком показал — видимо, Айрич уже не мог говорить, — где должен стоять каждый из них. Наконец, сделав над собой усилие, лиорн произнес:

— Имеет ли каждый из вас желание сказать что-нибудь перед тем, как мы начнем?

— Со своей стороны, — вымолвил Аттрик, — заявляю, что лишь чувство долга заставляет меня предпринять попытку отнять вашу жизнь. И если вы убьете меня, то окажете мне неоценимую услугу.

— А я скажу, — ответила Катана, — что вы один из самых замечательных людей, каких мне приходилось встречать, и теперь горько сожалею, что убила вашего отца. То был поступок недостойный дракона. А еще я обещаю, что если волею судьбы я вас убью, то немедленно передам себя в руки Империи.

Кааврен, которого трясло от переполнявших его душу чувств, сказал:

— Вы можете поступать, как посчитаете нужным, но не я отведу вас в Крыло Иссолы. Более того, если вам суждено одержать победу, я не посягну на вашу свободу и буду скорбеть, если вы погибнете. Еще раз повторю, Аттрик, что люблю вас, как брата. Надеюсь, вы не затаите на меня зла, если я нарушу клятву моему капитану и императору, — я говорю о возможной победе Катаны в столь ненавистной мне дуэли.

— Я не буду питать к вам зла, — ответил Аттрик. — Более того, уверяю, я умру счастливым, зная, что Катана, к которой я отношусь как к сестре, будет свободна, в том числе и от сожалений.

— Последнее возможно только в том случае, — заявила Катана, — если вы окажете мне честь, лишив жизни.

— Что ж, — сказал Аттрик, — попытаюсь, но прошу вас поверить, без всякого на то желания.

— Тогда, — промолвила Катана, — давайте начинать.

— Я готов, — ответил Аттрик.

— Будьте внимательны, — прошептал Айрич.

Катана встала так, что ее правая рука со шпагой оказалась впереди, а правая нога чуть сзади. Острие своего клинка она направила прямо в глаз Аттрика, а кинжал — ему в грудь. Аттрик между тем выставил левую ногу вперед, один палаш поднял над головой, чтобы нанести удар сверху вниз по диагонали, как только представится такая возможность; другой его клинок был направлен Катане в глаз.

Кааврен, хотя и выполнял обязанности свидетеля, представляющего Империю, не мог смотреть на жуткую сцену. Он пообещал себе, что повернется к дуэлянтам, как только сталь соприкоснется со сталью, а пока перевел взгляд в сторону плодородных земель Пепперфилда; вскоре сюда еще раз явится смерть — малосущественное добавление к тысячам жертв, оставшихся на этом величественном плато.

— Эй! — вдруг вскрикнул Кааврен.

Айрич, который уже успел набрать в грудь воздух, чтобы выдохнуть последнее «Начинайте», замер, а потом перевел взгляд на тиасу, смотревшего куда-то вдаль. Лиорн очень медленно выдохнул и повернулся, чтобы выяснить, что же увидел Кааврен.

Вслед за ним Пэл, Тазендра и Мика, а затем и Аттрик, стоявший лицом к востоку, посмотрели в ту же сторону. Последней к ним присоединилась Катана.

Через несколько, секунд Пэл пробормотал:

— Люди с Востока, если я не ошибаюсь. Видите, как они сидят на лошадях?

— Их тысячи, — заметил Кааврен.

— Вторжение началось, — произнес Аттрик, казалось, он не верит своим глазам.

— В таком случае, — заявила Тазендра, — вместо того чтобы наблюдать за тем, как умирают наши друзья, мы погибнем все вместе! Как замечательно!

— Замечательно, госпожа? — удивленно спросил Мика — Тазендра действительно сияла от радости при мысли о скорой гибели.

— По сравнению с тем, что здесь должно было произойти, — сказал Кааврен, обнажая шпагу, — безусловно.

— Должен признать, меня эта перспектива также радует, — признался Пэл.

— Я надеялся на нечто подобное, — промолвил Айрич.

— Что до меня, — сказала Катана, — то я согласна.

— И я, — ответил Аттрик.

Мика посмотрел на всю компанию и покачал головой, затем перевел взгляд на приближающееся войско и предложил:

— Если мы поторопимся, то успеем добежать до наших лошадей и спастись.

Остальные с удивлением уставились на теклу.

— Как? — воскликнула Тазендра. — Упустить возможность сразиться вшестером против тысяч? Когда еще представится такой шанс?

— Не говоря уже о том, — добавил Аттрик, — что если мы спасемся, то Катана и я будем вынуждены сражаться, а мое сердце больше не вынесет тех переживаний, которые я испытал, готовясь к схватке с ней.

— Гораздо лучше погибнуть в битве с настоящим врагом, — воскликнула Катана, — чем стоять перед необходимостью убить друга! Перед нами вовсе не люди с Востока — это наше искупление!

— Что ж, — предложил Аттрик, — встанем плечом к плечу и посмотрим, что они смогут сделать.

Дрожащий Мика взял в одну руку кинжал, который дала ему Тазендра, в другой он сжимал свой верный табурет. Айрич взглянул на него и сказал:

— Тазендра, я целиком и полностью разделяю ваше желание сражаться, но разве нам не следует предупредить о вторжении лорда Адрона?

— Да, я как-то об этом не подумала, — призналась Тазендра. — Вы правы. Что нам делать?

— Мы пошлем Мику в Рэдфейс кратчайшим путем, — предложил Аттрик. — Если не ошибаюсь, тропа начинается между двух сторожевых постов, которые называются башней Нилк'арфа и построены на двух высоких утесах. Чтобы туда добраться, достаточно идти вдоль русла ручья под названием Слипнот, он и приведет к башням.

— Ну же, Мика? — повернулась к слуге Тазендра. Мика расправил плечи и покачал головой:

— О госпожа, оставить вас сейчас, при таких обстоятельствах? Я не могу.

— Твое мужество делает тебе честь, — ответила Тазендра, — но больше нам некого послать. Ты должен выполнить свой долг.

— И все же я бы предпочел…

— Так, пора, — сурово сказала Тазендра. — Через двадцать минут они будут здесь, каждая секунда на счету. Иди.

— Госпожа…

— Иди!

Мика, чуть не плача, склонил голову и без единого слова помчался в сторону утесов.

— Что теперь? — спросил Кааврен, спокойно глядя на медленно приближающихся людей с Востока, которые перевели лошадей на шаг.

— Нам едва ли удастся найти лучшее поле битвы, — отозвался Аттрик. — Здесь нас нельзя атаковать большими силами. Так что предлагаю встретить врага не сходя с места.

— У меня есть камень-вспышка с одним зарядом, который я успела приготовить в замке Рэдфейс, — заявила Тазендра. — Возьмите его, Кааврен, и попытайтесь убить их вождя. Это может вызвать панику.

— Прекрасная мысль, — одобрила Катана, — а мы попробуем дать Кааврену такую возможность.

Айрич, Пэл и Тазендра обнажили свои шпаги. Теперь оставалось только ждать.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

В которой Кааврен с изумлением обнаруживает, что человек с Востока хотя и с некоторым акцентом, но владеет драгейрианским языком, а сам тиаса вынужден превратиться в дипломата

Поскольку остается еще несколько минут до того момента, когда люди с Востока подойдут к месту, где их поджидают Кааврен с друзьями, давайте последуем за Микой по тропинке, ведущей к замку Рэдфейс. Мы должны отметить, что Мика действительно не хотел покидать свою госпожу и остальных; конечно, текла не любил сражений, однако успел привязаться к леди дзур, и мысль о том, чтобы оставить ее умирать, была ему невыносима до такой степени, что он приготовился погибнуть рядом с ней. Следует добавить, именно Тазендра предоставила Мике шанс избавиться от нищеты, которая преследовала теклу с самого рождения. Теперь он предпочел бы гибель возвращению к прежней жизни. И наоборот, привязанность к Тазендре и радость нынешнего существования давали ему огромное желание жить дальше.

Впрочем, эти смешанные чувства не сказались на скорости, с которой ноги несли достойного теклу по тропинке, начинавшейся, как и говорил Аттрик, между двумя наблюдательными постами, названными башней Нилк'арфа (та, что справа, носила имя Нилка э'Терикса, а левая — его брата Нарфа). Мика бежал к башням, намереваясь проскочить между ними по тропе, чтобы через каких-нибудь пятнадцать или шестнадцать часов добраться до замка Рэдфейс. Он знал, что будет измучен до последнего предела, может, даже умрет у ног лорда Адрона, но успеет предупредить его о вторжении демонов с Востока, вновь перешедших границу.

Таковы были его намерения. Но как только он оказался возле скал, отмечавших начало спуска в долину, скрытую между горами Кайран и Бли'аард, Мика остановился и широко разинул рот, ему еще повезло, что в этих местах не живут пчелы.

Но что же так потрясло верного слугу? Он увидел, как из прохода между скалами появляется целая армия пехотинцев, марширующая, как ему показалось, прямо в его сторону. Он не мог определить ее численность из-за значительного расстояния, к тому же солдаты все шли и шли, словно сама земля выплевывала их, — так гора Дзур по воле своей Чародейки иногда изрыгает пламя.

Он стоял и смотрел. Затем, когда первое потрясение прошло, Мика сообразил, что его молитвы услышаны. А самое замечательное заключалось в том, что он даже не догадался их произнести. Тогда Мика принялся размышлять о природе Богов — первым делом у него возникли сомнения относительно ценности молитв: всякий раз, когда Боги удостаивали его своим вниманием, ему и в голову не приходило просить их о чем-нибудь. Однако, когда текла понял, что армия продолжает свое неумолимое движение вперед, он заставил себя прервать свои мысли, решив, что пришла пора действовать, а не тратить время попусту, как в долгие часы отдыха.

Прошло всего несколько мгновений, но Мика уже окончательно пришел в себя и принялся раздумывать о том, что ему следует предпринять. «Я могу немедленно вернуться к своей госпоже и сказать, что помощь на подходе. Быть может, получив такую информацию, они пожелают отступить, чтобы дождаться нашей армии… Однако она собиралась сражаться до конца — кто знает, какое решение примет теперь леди дзур? Я могу продолжить свой путь навстречу воинам, чтобы попросить их поспешить и тем самым спасти госпожу, — у этого плана есть преимущество. Не сомневаюсь, что армия выступила из Рэдфейса, и я выполню свое задание — тогда никто не сможет обвинить меня в непослушании. Да, такой план мне нравится больше; пора действовать».