— Не беспокойся, это не причинит ей вреда. Ты же видишь, я знаю о том, что она здесь. Кто, кроме лорда Адрона, мог мне об этом сообщить? Более того, откуда мне знать, под каким именем она тут живет? Наконец, я не прошу, чтобы ты рассказал, где именно она находится, лишь передай мое послание и возвращайся с ответом.
— Вот деньги. Хочешь их получить?
В конце концов жадность, как это часто бывает, победила осторожность, юноша схватил послание и убежал.
— Мой добрый Пэл, не имеет никакого значения, захочет она нас видеть или нет. Неужели вы считаете, что нам следует дожидаться ответа? Юноша знает, кто она и как ее найти. Почему мы еще здесь, господа? По коням! Вернее, шевелите ногами! Мы последуем за ним, и гарантирую вам, что не успеет стемнеть, как мы будем стоять перед Катаной э'Мариш'Чала.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
В которой читатель, вне всякого сомнения, будет рад познакомиться с последним из главных действующих лиц нашей истории
Известный драматург Виллсни из Кобблтауна написал пьесу под названием «Возвращение герцога Хайуотера». Действие сосредоточено вокруг двух персонажей — герцога и его младшего сына, маркиза Хейвенвудского. Когда вы смотрите спектакль, то примерно во втором акте замечаете, что маркиз до сих пор не появился на сцене, хотя постоянно оказывает влияние на развитие событий — ведет в атаку войско, получает ранение, затем его предает возлюбленная и так далее. Зрители с нетерпением ждут: когда же наконец его увидят? Однако маркиз так и не выйдет на сцену, и становится вполне очевидно, что… но мы просим прощения у читателей, мы вовсе не собираемся критиковать чужое произведение, просто проводим аналогию с нашей ситуацией, чтобы покончить с ней раз и навсегда.
Так вот, наиболее проницательные из наших читателей наверняка уже заметили на данном этапе повествования, что весьма важный персонаж драмы еще ни разу не появился на сцене. Речь идет, как вы догадались, о Катане э'Мариш'Чала. Мы не намерены подражать внушающему уважение Виллсни, поскольку должны честно признаться, тонкости его сюжетов оказываются иногда настолько недоступными нашему пониманию, что мы перестаем воспринимать тему, сюжет, побочные линии и все произведение в целом и, главное, что именно мэтр хотел нам сказать (в то же время мы восхищаемся искусными монологами, а также общим настроением и размером стиха).
Тем не менее мы привлекли внимание наших читателей к его пьесе только ради того, чтобы они поняли: у нас и в мыслях не было создать нечто похожее. А посему, чтобы окончательно развеять сомнения и поскольку история этого требует, мы обратим взоры на отсутствующую баронессу. Последуем за пятеркой друзей и Микой туда, где она, словно дожидаясь нашего появления, стоит со своими красками, кистями и мольбертом на вершине утеса. Оказавшись здесь, мы прежде всего опишем художницу. Хотя прекрасно понимаем, что в нашей работе присутствует некоторая толика самонадеянности.
И тут мы вынуждены задать вопрос: кто из берущих в руки перо не впадает отчасти в грех самонадеянности, набравшись смелости считать себя способным на озарения, каких лишены многие, дерзнув встать рядом с теми, чьи деяния составляют фундамент истории? Надеемся, наши читатели понимают, что мы вовсе не пытаемся принизить роль тех великих мужчин и женщин, о которых идет речь, или сказать, что их подвиги не заслуживают внимания.
Конечно, нас посещает известное удовлетворение, когда мы описываем шаг за шагом жизнь великих в определенный период их жизни, раскрывая тайные пружины (насколько это нам удается) и мысли, заставляющие их вести себя так, а не иначе, становясь в некотором роде над ними. И все-таки, если даже нас и охватывают подобные чувства, разве нам нет оправдания? Ведь те же самые причины, что заставляют действовать наших героев, побуждают нас рассказывать об их поступках, и если мы гордимся своей способностью поведать читателю о том, как разворачивались события, должна ли гордость автора быть меньше той, что испытывали наши персонажи?
И если в наших рассуждениях мы коснулись сомнений и желаний, присущих каждому, хоть немного заставив задуматься о них наших читателей, должны ли мы гордиться этим меньше, чем могучие герои прошлого гордились собственными подвигами? Или, если уж на то пошло, меньше, чем читатель, уловивший все нюансы сложного места в тексте со всеми интерпретациями и аналогиями, чтобы в полной мере оценить написанное, и пожинающий плоды чужого труда.
Однако мы уверены, что это было бы невозможно, если бы великие люди, историки или читатели не имели некоторой толики самонадеянности, а порой и дерзости. И потому мы не станем приносить извинения, лишь в данной главе дерзнув представить вашему вниманию замечательного человека, оказавшегося центральным звеном механизма, который движет огромную машину истории в начале восемнадцатого цикла Феникса, и, как мы уже имели честь заявить, опишем художницу по имени Катана э'Мариш'Чала.
Это можно сделать весьма кратко. Она была худощавой женщиной среднего роста со слишком смуглой для дракона, но недостаточно темной для лиорна кожей. Черты ее лица казались чересчур резкими даже для леди Дракон. Глубоко посаженные глаза, тяжелые веки говорили о чувственности, широкие скулы указывали на силу характера. Светло-каштановые волосы были коротко пострижены.
Но, как и сама Катана, мы не станем ограничивать картину лишь тем, что можно увидеть на поверхности, а попытаемся проникнуть вглубь, чтобы понять то, что скрыто внутри и, как у всех нас, смертных, часто носит лишь видимое сходство с оттенками и нюансами характера, которые может уловить проницательный взгляд. Так водовороты и пена на поверхности потока раскрывают действия глубинных течений, являющихся его истинной сущностью. Водовороты и пена, уж поверьте, никогда не откроют природу течений, но могут оказаться отправной точкой для того, кто готов познать истинные причины — скрытые водой валуны, определяющие, каким именно образом данный поток устремится к своей уникальной судьбе.
Мы считаем справедливым утверждение, что способностью, которую люди называют озарением — атрибут, присущий редкой линии Дома Дракона, — леди Катана э'Мариш'Чала обладала в избытке. Однако это озарение совсем не похоже на эфир, пронизывающий нашу вселенную и обеспечивающий возможность свету и звуку путешествовать из одного конца мира в другой. Иными словами, оно не существует отдельно, а неизменно тем или иным путем находит свое выражение.
Катана же действительно обладала способностью видеть и, более того, показывать другим парадоксальные, на первый взгляд, качества людей, вещей и даже мест, составляющие их суть. Так музыкант сариоли заставляет слушателя смеяться, когда сам плачет, и плакать, когда сам смеется. Катана могла разглядеть, а потом и показать страх, определяющий отвагу дзурлорда, мягкую податливость — основу твердых очертаний гор, неразличимое движение в стоячем пруду или, несмотря на мнение покойного лорда Пепперфилда, слабость, дающую силу раненому дракону защищать свое потомство.
Что же до скрытых качеств самой баронессы, известно, что Катана, в трехсотлетнем возрасте овладевшая всеми возможными приемами живописи, сложившимися за десятки тысяч лет, продолжала считать, что еще не достигла совершенства, и не только стремилась к нему, но и верила, вопреки качеству своих картин, что имеет значение лишь голая техника. Катана любое свое произведение принимала так близко к сердцу, что становилась высокомерной и не переносила никакой критики.
Кроме того, ее отличала нетерпимость к любому отклонению от идеала, и, зная и ненавидя свои недостатки, она оставалась — во всяком случае, в те моменты, когда ее не выводили из себя критики, — одной из самых безупречных леди Империи, образцом вежливости и такта. Известно, что, как и для предмета ее знаменитой картины «Дзурлорд перед атакой на Ноунгейт», жизнь была для Катаны бесценным даром, вследствие чего она ужасно боялась смерти. В результате она совершала такие отчаянно смелые поступки, что стала бы гордостью своего Дома, даже если бы никогда не брала в руки кисти.
Какая из сторон ее характера проявлялась в той или иной жизненной ситуации? С тем же успехом мы могли бы спросить, стоя посреди Бурлящего каньона: «В каком направлении здесь будут завтра дуть ветры?» Ведь в основе всего лежит таинственная сущность по имени Случай — это точное и одновременно неоднозначное слово называет силу, от которой зависит наша жизнь! Мы утверждаем, что именно случай — произвольно выбранная последовательность событий, отягощенная вероятностью, но не имеющая ничего общего с точностью, — диктует каждому художнику, солдату, императору, крестьянину или историку, какими будут его действия в каждый фиксированный момент на бескрайних берегах неопределенности.
И если именно к этим бесконечным и находящимся в вечном движении пескам в лучшие свои мгновения снова и снова возвращалась Катана, влияние прибоя и береговых скал под названием шанс, каприз или случай определяло ее реакцию на непредвиденные обстоятельства или компанию, которой она не искала.
Вот такой была женщина, что предстала перед взором наших друзей. На ее холсте виднелись лишь несколько легких линий (многие и многие были стерты), а художница глядела сквозь розовую дымку тумана, переходящего в оранжевые облака, на сочную зелень долины, раскинувшейся под Рэдфейсом.
Она так увлеклась пейзажем, что далеко не сразу заметила юношу с посланием Кааврена. Когда Катана взяла записку в руки, Кааврен и его друзья уже взобрались на вершину холма, заросшего высокой травой. Они подошли так близко, что услышали, как она спросила:
— А кто он и какого рода ответ ждет?
— Это я, миледи, — проговорил Кааврен, прежде чем крестьянин успел открыть рот. Посланец с удивлением обернулся, но тиаса вручил ему три обещанных пенни и сказал: — Будем считать, что ответ я получил.
Юноша перевел взгляд с Кааврена на его друзей, а затем снова посмотрел на художницу, потом опять на тиасу и, не выдержав напряжения, пустился наутек.
— Видимо, — вежливо заговорила Катана, — вы и есть Кааврен. Кто ваши друзья и чего вы от меня хотите?
— Миледи, — ответил Кааврен, — почту за честь представить вам лорда Айрича, леди Тазендру, кавалера Пэла и лорда Аттрика э'Ланию.
Все поклонились, а Катана сказала:
— Аттрик э'Лания? Подождите, мне знакомо это имя.
— Я имею честь быть сыном человека, — вмешался Аттрик, — которого вы убили.
— Убила? — промолвила Катана, нахмурив брови. — Вы выбрали жестокое слово.
— Не менее жестокое, чем поступок, которое оно описывает.
— Насколько я понимаю, — проговорила Катана, — вы здесь по поводу этого «убийства»?
— Вы правильно меня поняли.
— Полагаю, назвав смерть вашего отца убийством, вы решили, что можете позволить себе прийти сюда впятером с оружием, в то время как у меня есть лишь кинжал? Ну что ж, так тому и быть. Вы будете нападать на меня по одному или боитесь, что ваши клинки недостаточно для этого длинны? В любом случае я к вашим услугам.
С этим словами она вытащила кинжал, о котором говорила, — он оказался достаточно длинным для такого рода оружия, — и встала в защитную стойку для схватки на ножах: слегка согнувшись в поясе и наклонив вперед правое плечо, левая рука вытянута вперед, готовая отразить нападение.
— Просим простить, миледи, — заговорил Айрич. — Мы дали вам повод неправильно нас понять.
— Неправильно понять? — спросила Катана, не меняя стойки.
— Да, — заявил Аттрик. — Мы будем счастливы одолжить вам шпагу. Более того, вам придется сражаться только со мной, что же касается секундантов и судьи, мы…
— Мой друг Аттрик говорит за себя, — прервал его Айрич. — Мы совсем не собирались с вами сражаться. Мало того, сделаем все, чтобы убедить нашего друга отказаться от дуэли, во всяком случае здесь и сейчас.
— Вы так поступите? — осведомился Аттрик, которого слова Айрича заметно удивили.
— Безусловно, мой дорогой дракон, — подтвердил Кааврен.
— Но ведь я говорил вам, зачем мне нужно найти леди Катану.
— Да, и мы ответили, что у нас совсем другие цели.
— И все же…
— Будьте любезны, скажите мне, — вмешалась Катана, проводя ладонью по лбу, — зачем вы меня разыскивали?
— Что до этого, — заговорил Кааврен, — прошу вас, поверьте…
— Миледи, — прервала его Тазендра, — мы пришли сюда, чтобы поразмышлять.
— Поразмышлять? — удивилась Катана.
— Однако, — не унимался Аттрик, — в моем случае…
— Проявите терпение, — попросил Пэл, положив руку на плечо дракона. — У вас будет возможность получить удовлетворение.
— Да? — спросил Аттрик.
— В самом деле? — уточнила Катана.
— В самом деле, — кивнул Пэл.
— Вряд ли, — возразил Кааврен.
Катана покачала головой:
— Создается впечатление, что среди вас нет согласия.
— Однако, — заметил Айрич, — мы здесь.
— С этим трудно спорить.
— Ну, — начал Аттрик, — если мои друзья и не пришли к согласию, мне моя цель известна: я собираюсь вас убить, если вы не возражаете.
— Мой дорогой Аттрик, — вмешался Айрич, — прошу вас не забывать, что вы находитесь на земле лорда Адрона, вы сидели за его столом, он оказал нам честь предложив остаться на ночлег, и мы согласились. Помните, леди Катана — гость его высочества.
— Вы правы, — нахмурился Аттрик, — я не подумал.
Мика, решив, что разговор затягивается, присел на землю, сорвал травинку и принялся ее жевать — скорее от скуки, чем от голода.
— Получается, — задумчиво проговорила Тазендра, — что арестовать леди Катану мы тоже не можем.
— Арестовать? — переспросила Катана и нахмурилась совсем как Аттрик за несколько мгновений до того. — Вы говорите, что собирались арестовать меня?
— А почему бы и нет? — осведомился Пэл. — Вас разыскивает Империя, а мы — гвардейцы его величества, которые принесли клятву верности, так что арест скрывающихся от закона преступников входит в наши обязанности.
— Значит, вы намереваетесь доставить меня в Драгейру как преступницу?
— Вовсе нет, — возразил Айрич. — Как уже имела честь отметить мой друг Тазендра, мы не можем так поступить, пока вы остаетесь на земле лорда Адрона. А у лорда Аттрика нет права бросить вам вызов.
— В таком случае остаться здесь — значит проявить трусость.
— Я с вами совершенно согласен, — заявил Аттрик.
— А уехать отсюда — проявить глупость.
— Разумно, — промолвил Кааврен.
— И как же мне тогда поступить? — Катана повернулась к Айричу. — Вы — лиорн, меня интересует ваше мнение.
Айрич пожал плечами, словно хотел сказать: «А вы дракон, почему вас должны заботить мои взгляды?» Катана призадумалась:
— Получается, несмотря на то что я нахожусь здесь в безопасности, вы тем не менее приехали, чтобы убить или арестовать меня, и я должна решить, что мне делать…
— На самом деле, — перебил ее Кааврен, — все не так очевидно.
— Что? Разве не очевидно то, что Аттрик желает меня убить?
— Можете не сомневаться, — ответил Аттрик, поклонившись, — я не только желаю убить вас, но и собираюсь при первой же возможности осуществить свое намерение.
— А разве все остальные не хотят меня арестовать?
— Ну, — с некоторым смущением ответил Кааврен, — тут у нас нет полной ясности.
— И все же, — настаивала на своем Катана, — этот господин… как вас зовут?
— Пэл.
— Пэл только что четко и ясно сформулировал…
— Да, он очень хорошо излагает мысли, — вставил Кааврен.
— … Сказал, что вы намерены меня арестовать.
— Однако, — заметил Кааврен, — вам следует знать, что у вас есть друзья.
— О, это я знаю. Лорд Адрон — мой друг. Кроме того, я пишу для него картину.
— Должен отметить, что он не единственный ваш друг.
— Вам известен еще кто-то?
— Известен.
— И кого же вы имеете в виду?
— Я не могу ответить на ваш вопрос.
— Не можете сказать?
— Это было бы неделикатно.
— Как? Вы считаете, что сообщать мне имя моего друга неделикатно?
— Именно.
— Продолжайте.
— Должен признаться, что я знаком с вашим другом.
— Естественно, в противном случае вы не могли бы сообщить мне его имя и тем самым проявить неделикатность.
— Ее имя.
— Ах, вы сказали «ее». Значит, я приблизилась к ответу на свой вопрос.
— Да, — кивнул Кааврен. — Теперь вы можете исключить из рассмотрения половину населения Империи.
— Однако остается другая половина, — заметила Катана, — а это немало.
— Тут вы правы, — не стал спорить Кааврен.
— Прошу, продолжайте. Значит, мой друг — женщина, и, хотя мне она незнакома, вы ее знаете.
— Больше чем знаю.
— Больше чем знаете? Она ваша…
— Она мой друг. Да, именно так.
— Что и нас делает почти друзьями.
— Почти.
— Но разве друзей арестовывают?
— Пожалуй, нет.
— Впрочем, вы гвардеец и обязаны обеспечивать соблюдение закона.
— Вы чрезвычайно точно сформулировали проблему.
— Ну, у меня есть ее решение.
— Буду счастлив его услышать.
— Я покину земли лорда Адрона вместе с вами.
— Хорошо. А потом?
— Потом? Лорд Аттрик меня убьет и получит удовлетворение, а вам не придется меня арестовывать. Я буду мертва, и никто не сможет обвинить вас в том, что вы нарушили свой долг.
— Превосходный план! — вскричал Аттрик, отвешивая низкий поклон Катане.
— И все же, — возразил Пэл, — наш мир многое потеряет, если лишится такого замечательного художника.
— Вы очень любезны, — ответила Катана. — Однако существует вероятность того, что я убью лорда Аттрика. Ее тоже нельзя исключать.
— Но, — вмешалась Тазендра, которая очень внимательно следила за разговором, — тогда мы снова окажемся в затруднительном положении. И к тому же лишимся нашего друга. — Она поклонилась Аттрику.
— Итак, — сказала Катана, — что вы предпочитаете? Ничего лучшего я придумать не в силах. Кроме того, — тут она повернулась к Аттрику, — близится вечер. К моменту, когда мы обговорим все условия, станет так темно, что мы не увидим друг друга и наши удары могут оказаться опасными для секундантов или судьи — неприятность, лишенная элегантности и смысла.
Аттрик согласился со столь разумными доводами и добавил:
— Тогда нам следует встретиться утром и покинуть замок. Отыскав подходящее место, мы остановимся и устроим поединок.
— Согласна, — сказала Катана.
— И я тоже, — кивнула Тазендра.
— Мудрое решение, — подтвердил Пэл.
— Похоже, ничего не остается, как принять его, — нахмурившись, промолвил Кааврен.
Айрич пожал плечами.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
В которой автор обращается к стратагеме, чтобы показать результаты действия стратагемы
На следующее утро, как и договорились, они встретились в конюшне, где Мика, который встал раньше остальных, уже успел подготовить лошадей. Аттрик поклонился Катане:
— Надеюсь, вы хорошо отдохнули?
— Да, вполне, — ответила Катана, — а вы?
— О, я прекрасно провел вечер — ведь теперь мы можем встретиться на равных условиях, и не моя вина, если я не сумею отделить вашу голову от тела — услуга, которую вы оказали моему отцу без соблюдения формальностей. Я в отличие от вас не намерен ими пренебрегать.
— Ну, — сказала Катана, пожимая плечами, — ваша принципиальность делает вам честь. Однако прошу вас не забывать, что он был вооружен.
— Вооружен — да. Но вы не дали ему шанса обнажить шпагу…
— Что до этого…
— Слушаю вас.
— Признаю, я действовала поспешно. И все же…
— И все же?
— В его руках была шпага.
— Друзья мои, — прервал их беседу Кааврен, — нам пора.
— Пора? — послышался голос со двора перед конюшнями.
— Да, ваше высочество, — поклонился Айрич. — Мы готовы оправиться в путь.
Адрон мрачно огляделся:
— Значит, леди Фрикорит решила вас сопровождать?
— Все верно, — ответила Катана, — и хорошо, что ваше высочество так рано проснулись, потому что я хотела поблагодарить вас за гостеприимство, но боялась разбудить.
— Я всегда с радостью принимаю вас в своем доме, но почему вы так поспешно решили уехать?
Гвардейцы смущенно переглянулись, а Катана сказала:
— Видите ли, у меня появились кое-какие дела с этими замечательными людьми, вот и все.
— Дела? Могу ли я поинтересоваться подробностями?
— С огорчением должна сообщить вашему высочеству, что никто из нас не имеет права обсуждать их.
Адрон внимательно осмотрел всю компанию, словно пытался прочитать их мысли.
— Мы также должны выразить вашему высочеству благодарность за чудесный прием.
— Да, — коротко ответил Адрон, которому полученные ответы явно не доставили удовольствия. Однако ему не удалось найти повода, чтобы настоять на более подробных разъяснениях. Наконец он промолвил: — Что ж, прошу вас, сделайте мне одолжение — возьмите на кухне все, что понадобится вам в пути.
— Благодарим за щедрость, ваше высочество, — поблагодарил Айрич.
— Отлично, — сказал Адрон, вздохнул, пожелал им удачного путешествия и удалился.
Когда он ушел, Аттрик низко поклонился Катане, которая коротко поклонилась в ответ, и сказал:
— Нам действительно пора.
Без лишних разговоров путешественники вскочили на коней и выехали со двора, остановившись только возле кухни, где запаслись хлебом, сыром, фруктами и сушеным мясом. После этой короткой задержки, на которую ушло всего четверть часа, они пустились в путь. Айрич и Кааврен ехали впереди, за ними следовали Тазендра и Аттрик, Катана и Пэл, а замыкал процессию Мика. Так они проскакали под Аркой Рэдфейс и оказались на дороге, ведущей в Бенглараброд.
— Кааврен, друг мой, — заговорил Айрич. — Вы обеспокоены!
— Мне есть о чем тревожиться.
— О, между нами и городом еще много миль, и я уверен, что вам в голову обязательно придет какая-нибудь идея.
— И все же, Айрич, заверяю вас, мне ничего не приходит в голову, более того, у меня такое ощущение, что запас новых идей иссяк — причем на долгие годы вперед. Нет, если мы и можем рассчитывать на разумное решение нашей проблемы, то исходить оно будет не от меня.
— Знаете, не следует забывать о Богах. А если уж и они потерпят поражение…
— Да? Если даже они не смогут помочь?
— Остаются причуды фортуны, случайность, обстоятельства или что там еще.
— Значит, я должен доверить свое счастье капризам судьбы?
— Друг мой, а разве мы не поступаем так постоянно?
— Простите, Айрич, но ваши слова меня мало утешают.
— А кто говорит об утешении? Речь идет о вере. Но, похоже, вы примирились с поражением и не нуждаетесь более в моих советах. В этом нет ничего удивительного. К тому же мало кто следует советам, в особенности хорошим.
— Вы утверждаете, у вас есть для меня совет?
— Какое это имеет значение, если вы сдались?
— Что ж, тогда заявляю: я не сдамся до тех пор, пока не выслушаю ваш совет. А если посчитаю его хорошим, то немедленно ему последую.
— Значит, вы хотите выслушать мой совет?
— Сапоги Кайрана! Я уже битый час прошу вас об этом!
— Отлично. Вот мой совет: давайте свернем на север.
— На север?
— Именно.
— Таков ваш совет?
— Да.
— Но я не вижу, как он решит мои проблемы.
— Тогда я объясню.
— С нетерпением слушаю.
— Так вот, владения лорда Адрона простираются на север дальше, чем в других направлениях.
— Да, и?..
— В этом-то все дело.
— Все равно не понимаю.
— Если мы будем не торопясь ехать на север, то пройдет не меньше трех дней, прежде чем мы покинем владения лорда Адрона, а за это время может случиться многое. Быть может, умрет Катана. Или Аттрик. Возможно, смерть настигнет вас. Или Катана и Аттрик станут друзьями. А может, лошадь…
— Должен признать, в ваших словах немало мудрости. Но как я объясню такой выбор направления Катане и Аттрику, ведь оба мечтают побыстрее добраться до того места, где могли бы благородно прикончить друг друга?
— Все очень просто, мой добрый Кааврен. Разве вы забыли о нашей миссии?
— О нашей миссии? Арестовать Катану? Уверяю вас, я не думал ни о чем другом, кроме как…
— Нет, о миссии, которую поручил нам капитан.
— О! Я совсем забыл о поручении капитана.
— Тогда я попрошу вас вспомнить.
— А теперь будьте добры, объясните все-таки, каким образом приказ капитана поможет нам обосновать выбор дороги, ведущей на север, ведь именно туда я только что направил свою лошадь.
— Дело в том, что Пепперфилд лежит на севере и южный его край соприкасается с Корио, северной границей поместий лорда Адрона.
— Скажите, выбранный нами путь — самый короткий?
— И да и нет.
— Почему?
— Если мы намерены путешествовать верхом, пожалуй, это не самый короткий путь.
— Ну а если бы мы решили отправиться туда пешком?
— Мы прибыли бы на место завтра или к концу сегодняшнего дня — если бы поспешили.
— Но мы не хотим торопиться, — заметил Кааврен.
— Вы правы.
— Кроме того, предпочитаем ехать верхом.
— Согласен.
— Я все понял.
— Значит, вы перестали тревожиться?
— Должен признаться, не совсем.
— Тем хуже.
— Однако теперь я беспокоюсь значительно меньше, чем несколько минут назад.
— Хорошо. А теперь давайте наслаждаться нашим путешествием, чудесным днем и прекрасным видом, который раскинется перед нами через несколько минут, когда тропа обогнет огромный валун, что впереди.
Когда пришло время отдыха, Аттрик спросил, почему они выбрали именно эту тропу, и его тут же поддержала Катана. Однако Айрич спокойно объяснил, что у них есть миссия, которую им поручил капитан Г'ерет, и потому Аттрику и Катане придется отложить дуэль на пару дней. Известие их не обрадовало, но, как только они поняли, что гвардейцы твердо решили придерживаться данного маршрута, они перестали спорить.
Ночь путники провели высоко в горах, устроившись вокруг большого костра. Немного влажные дрова были присыпаны сосновыми иголками, и все проснулись полными той энергии, которую может дать лишь ночлег в горах. Подкрепившись хлебом и козьим сыром из кладовых заботливого лорда Адрона, они весь день провели в дороге, спустившись к вечеру в долину между горами Бли'аард и Кайран. На востоке высилась Железная Стена, громадная коричневая скала, которую — кто знает? — воздвигли Боги в тщетной попытке отделить друг от друга людей с Востока и драгейриан.
Их попытка увенчалась бы успехом, если бы не Восточная река, за миллиард лет пробившая проход в горе Кайран, в результате чего образовалось зеленое плодородное плато, равно доступное как с востока, так и с запада. Оно тянулось на тысячи миль — именно такова протяженность Восточных гор — и являлось одним из трех-четырех мест, более или менее свободно связывающих две цивилизации, если нам будет дозволено использовать это слово в отношении людей с Востока.
Вечером, когда путники готовились к ночлегу в сравнительно теплой долине (завтра им предстояло продолжить восхождение), Катана воспользовалась случаем, достала бумагу для рисования, цветные мелки и сделала несколько быстрых набросков Железной Стены. Аттрик задумчиво изучал темные чистые небеса, словно по примеру древних пытался прочитать там предзнаменование. Айрич устроился поближе к костру с вязальным крючком, а Пэл принялся писать письмо той, чье имя не пожелал открыть. Кааврен погрузился в грустные размышления, Тазендра заснула.
Последние лучи солнца скользили по поверхности Восточной реки, когда Катана вдруг вскричала:
— Эй, а это что такое?
Кааврен, который получал от своего занятия гораздо меньше удовольствия, чем все остальные, с радостью отвлекся от печальных мыслей и спросил:
— Что вы там нашли, Катана?
— Я ничего не нашла, Кааврен, но кое-что заметила.
— Ну, — с некоторым раздражением спросил Пэл, отрываясь от своего письма, — что еще?
— Не вполне уверена, — ответила Катана, — кажется, я заметила между скалами какое-то движение.
— Да? — заинтересовался Кааврен. — В горах полно всякой живности. Норск, например…
— Оно крупнее норска.
— Тут водятся драконы.
— Оно меньше дракона.
— Тогда дзуры или тиасы.
— Они не ходят на двух ногах.
— Ну бывают еще дарры.
— Только не в здешних горах.
— Зато в здешних горах водятся медведи.
— Медведи не носят шляп.
— Что? Существо, которое вы заметили, было в шляпе?
— Я почти уверена.
— Значит, человек.
— Я пришла к аналогичному выводу, — подтвердила Катана. — Более того, незнакомец не хочет, чтобы его заметили, если судить по тому, что, как только я его увидела, он сразу нырнул за камень, и с тех пор… нет, вот показался снова.
— Да, пожалуй, я тоже что-то вижу, — признался Кааврен. — Думаете, бандиты?
— Бандиты, — возразила Катана, отличавшаяся острым зрением, — не носят красное и серебряное.
— Тсалмот! — воскликнул Пэл.
— Но, — удивился Аттрик, — что здесь делать тсалмоту?
Тазендра открыла глаза и проворчала:
— Следить за нами, естественно.
— Весьма возможно, — согласился Айрич.
— И кто же это такой? — заинтересовалась Катана.
— О, у меня есть на сей счет предположение, — улыбнулся Пэл.
— Правда? Кто же к нам пожаловал?
— Лорд Гарланд.
— Лорд Гарланд? — удивился Кааврен. — Фаворит?
— Посланец, — уточнил Пэл.
— Вы правы. Мы знаем, что он здесь. А зачем он забрался в горы?
— Чтобы шпионить за нами, — ответил Пэл.
— С какой целью?
— Напасть на нас.
— Зачем? — недоумевала Катана.
— С тех пор как мы оставили Драгейру, нас уже несколько раз пытались убить, — пояснила Тазендра.
— По какой причине? — спросила Катана.
— Касательно причин, — ответил Кааврен, — мы до сих пор остаемся в полном неведении.