Кабинет Уорда был еще роскошнее, чем конференц-зал, и был местом приятным во всех отношениях. Удобные кожаные кресла располагали к покою и мирной беседе, но капитан Казимерж Заглоба чувствовал себя здесь как на иголках. Для него последняя неделя была полна сплошных стрессов и адского напряжения всех нервных сил. Как официальный представитель правительства своей страны, он старался "держать марку", выглядеть подтянутым, даже щеголеватым, но никакая великолепно отутюженная форма не могла скрыть от постороннего взгляда его угнетенного состояния, морщин на лбу и темных мешков под глазами.
Заглоба приветствовал адмирала по уставу и опустился на предложенный хозяином кабинета стул, настоящий раритет эпохи правления королевы Анны. Адмирал уселся рядом на такой же стул, желая сделать атмосферу беседы более дружеской.
Поляк сразу приступил к делу.
– Адмирал. Мое правительство поручило мне высказать свою глубокую озабоченность и тревогу в связи с вашим приказом о прекращении всех морских поставок.
Уорд помолчал, прежде чем ответить ему. Ему было нелегко найти подходящие слова. Заглоба принял эту паузу, как предложение адмирала высказать какие-либо новые аргументы, и он продолжил с горячностью.
– Мы все понимаем, чем вы рискуете, помогая нам. Вы жертвуете жизнями моряков, теряете корабли и миллиардные ценности. Мы благодарны вам. Мы скорбим вместе с вами о погибших. Имена героев, отдавших свою жизнь за свободу Польши, навечно останутся в памяти нашего народа. Но все жертвы будут бессмысленными, если Польша падет.
Его тон стал почти умоляющим.
– Мы сделаем все возможное для охраны ваших конвоев. Мы тоже несем колоссальные потери. Может быть, наших усилий недостаточно. Может быть, мы что-то упустили. Посоветуйте нам, подскажите...
Уорд покачал головой.
– Нет, капитан. Вы совершаете невозможное! Доблесть и умение ваших летчиков, моряков восхищает меня. Весь свободный мир желает вашей победы. Здесь нет никакой ошибки с вашей стороны, ничьей вины. Обстоятельства таковы, что струйка, питающая вас, слишком тонка...
– Она дает нам возможность жить... и воевать!
Уорд остановил его жестом.
– Нет, сэр, нет! – сказал он твердо. – Она уже иссякла. У нас пока нет ресурсов, чтобы поддерживать ее. Многие транспорты лежат на дне Балтики. Они потеряны для нас и для вас. Многие грузы тоже лежат на дне, и у нас нет ресурсов, чтобы восполнить их потерю.
Адмирал вынужден был быть категоричным, как бы он не жалел собеседника.
– Посылка новых конвоев в Балтийское море – это сейчас даже не игра в "русскую рулетку". Это чистой воды самоубийство! Маленькое мелководное пространство, окруженное базами, не даст никаких шансов выжить. Согласитесь, капитан! Нельзя посылать людей на верную смерть. Мы, офицеры, не имеем на это права. Мы должны изменить всю стратегию войны. Лишить ЕвроКон пары-тройки кораблей или дюжины самолетов – этого недостаточно. На эти мелочи мы не будем больше растрачивать наши силы и наш престиж. Мы собираем невиданную по своей мощи ударную группировку. Я планирую одним массированным ударом уничтожить все базы, все аэродромы ЕвроКона. Смешать их с грязью, превратить в пыль, развеять по ветру... Сбить ЕвроКон с ног и объявить нокаут. Вот так мы по-настоящему поможем Польше.
Заглоба печально опустил голову.
– Не произойдет ли это слишком поздно, адмирал. Если французы и немцы будут продвигаться с прежней скоростью, вы никогда уже не сможете войти в Гданьск. Он будет занят врагом.
– Я хочу с вами кое-чем поделиться, капитан, – сказал Уорд. Он поднялся, прошел к столу, вынул из ящика пакет, бережно открыл его. В пакете лежал один единственный небольшой листок бумаги. Он протянул его Заглобе.
– Это пришло утром с дипломатической почтой. Личное письмо президента. Как видите, написано его рукой. Прочтите. Он поддержал мое решение о приостановке конвоев. Но самое главное содержится в следующем параграфе. Мне кажется, здесь есть все, что устраивает правительство Польши – ясное определение позиции руководства Америки в отношении вашей страны.
Заглоба прочел.
"Ключ к решению всех проблем, к спасению Польши и других стран Восточной Европы лежит в ваших решительных действиях по очистке Северного и Балтийского морей от всех, подчеркиваю, всех военных кораблей и самолетов ЕвроКона. Тотальное уничтожение любых военных объектов противника, полное закрытие морского и воздушного пространства для передвижения его любых транспортных средств. Только открыв эту "узкую дверь", мы сможем решить наши стратегические и политические задачи. Мною как Верховным Главнокомандующим выделены в ваше распоряжение необходимые средства. Как только будете готовы, атакуйте! И атакуйте всей мощью! Не прекращайте боевых действий, пока поставленная задача не будет выполнена до конца".
– Польша никогда не сомневалась в серьезности намерений США. И в ваших лично, господин адмирал. Но вы должны понять и озабоченность нашего правительства положением дел на фронтах.
– Я понимаю.
Уорд внезапно решился. Он собирался сперва оповестить о новом оперативном плане офицеров своего штаба, но подумал, что будет красивым жестом с его стороны, если этот благородный, но такой несчастный поляк узнает обо всем раньше остальных.
– Хорошо, капитан. То, что я сообщу вам, не должно пока выйти за пределы этого кабинета. Я полностью доверяю вам лично, но даже министр обороны Польши получит об этом информацию через некоторое время и только по моей личной связи. Особенно мне не хотелось бы, чтобы об этом прослышали гражданские политики. Они ведь одинаковы во всех странах – слишком азартные и шумные игроки. Вы меня поняли? Я выразился достаточно ясно?
Заглоба кивнул. Он прекрасно понимал, как любой секрет может быть разнесен болтливыми языками и самая великолепно задуманная операция провалится за считанные часы.
– Хорошо! – сказал Уорд. – Мы ждем только прибытия "Рузвельта" с ударной группой крейсеров и атомных подводных лодок. И тогда я отправлю весь ЕвроКон прямехонько в ад. Операция "Противостояние" начнется через сорок восемь часов.
Глава 22
Штормовой фронт
13 ИЮНЯ, КОМИТЕТ ПО ВОЕННЫМ ВОПРОСАМ КОНФЕДЕРАЦИИ, МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ, ПАРИЖ
Пышное убранство в стиле барокко комнаты для совещаний в Министерстве обороны больше подошло бы для Версаля или Елисейского дворца. Хрустальные люстры заливали светом натертый до блеска паркет, зеркала на стенах и лепнину высокого потолка. Огромный стол из полированного красного дерева занимал середину комнаты. За ним заседали человек тридцать высших чинов. Секретари, референты, переводчики расположились на стульях, расставленных вдоль стен.
Комната заполнилась людьми в отлично сшитых дорогих костюмах или мундирах, блистающих обилием орденов и медалей. Устав от спартанской обстановки подземного штаба в Рошонвилле и отсутствия парижских удовольствий, члены Военного комитета решили перенести свои заседания в этот зал.
Адмирал Анри Жибьерж готовился произнести доклад о ситуации на морских просторах. Он чувствовал себя не очень комфортно в этой атмосфере.
Папка с докладом подрагивала в его руках. Хотя он возглавлял все Военно-Морские Силы Конфедерации, многие из здесь присутствующих обладали гораздо большей властью, чем он. Одного их слова было достаточно, чтобы его карьера бесславно закончилась. Но главной причиной его нервозности были цифры, которые он собирался огласить. Вряд ли они кому-либо доставят радость. Бронзовые часы мелодично пробили десять ударов. Заседание открылось.
Жибьерж начал без обычных вступительных слов.
– Есть все основания полагать, что Америка и Англия начнут действовать против нас в самые ближайшие дни. Как только наши наземные части повернули к северу, на Познань, поляки усилили свое давление на союзников, прося экстренной помощи. Причина их энергичного нажима понятна. Если мы возьмем Познань, два из пяти крупнейших городов Польши будут в наших руках. Им придется подписывать мир на наших условиях. Разведка сообщает, что всех их запасов: горючего, боеприпасов, запчастей – хватит не более, чем на две недели активных боевых действий.
– Три дня тому назад мы слышали то же самое, адмирал. Может быть, за это время поляки изобрели способ получать дизельное топливо из воды, а снаряды для танков делать из булыжников?
Никола Десо говорил очень мягко. В его тоне не было никакой оскорбительной иронии. Казалось, он просто проявляет любознательность, интересуясь новым гениальным изобретением поляков. Но это было затишье перед бурей. Адмирал собрал все свое мужество в кулак, чтобы продолжить доклад как ни в чем не бывало. Все знали, что Десо не любит, когда с ним начинают спорить, но так же презирает тех, кто начинает ему трусливо поддакивать.
– Нет, господин министр иностранных дел.
Поляки ничего гениального не изобрели, но плохие погодные условия в последние двое суток снизили активность боевых операций и, следовательно, уменьшили расход снарядов и горючего.
Кое-кто из военных экспертов, присутствующих в зале, согласился с доводами адмирала.
У Жибьержа было немало сторонников в министерстве. Он был до мозга костей профессионалом, придерживающимся выработанных веками военных традиций армии Франции. О нем ходили слухи, что он беззастенчивый и трусливый карьерист. Но то, что он был компетентен в своем деле – сомневаться не приходилось. Адмирал разделял взгляды Десо на историческую миссию Франции в Европе, и он был один из множества сторонников могущественного и амбициозного министра – сверхпатриота.
– Достоверно известно, – продолжал адмирал, – что Польша по-прежнему держит часть своих дивизий и техники на границе с Белоруссией. Естественно, такое положение долго продолжаться не может. Поляки балансируют на туго натянутой веревочке, которая должна скоро лопнуть.
Адмирал из осторожности не упомянул о том, что франко-германские дивизии, углубившиеся в Польшу до опасного предела, сами испытывают нехватку в снаряжении. Ему незачем было вызывать огонь на себя на этом ответственном совещании. Пусть сухопутные вояки сами расхлебывают кашу, которую заварили.
Десо обратил внимание на непредусмотренную, но многозначительную паузу в гладкой речи адмирала и нетерпеливым жестом попросил его продолжать.
Жибьерж углубился в свои записи.
– В данный момент противника поддерживают ВВС и ВМФ Соединенного королевства, за исключением самолетов и судов среднего тоннажа, которые уже выведены нами из строя. К этим силам надо прибавить четыре эскадрильи ВВС Соединенных Штатов и, по меньшей мере, две ударные группы морской авиации в полном составе. Увеличение людского персонала на английских объектах позволяет сделать вывод, что в Англию прибудет в скором времени 101-я воздушно-десантная дивизия Соединенных Штатов. Другие американские дивизии, по нашим данным, срочно готовятся к переброске.
Адмирал придал своему лицу и тону максимальную серьезность.
– Короче говоря, господа, если враг пробьет через Балтику в Гданьск открытый коридор для снабжения Польши, то туда хлынут американские войска и военные грузы. Вся детальная информация вам роздана в отпечатанном виде. Я позволю себе на этом закончить, чтобы не занимать ваше время в такой ответственный момент.
Закрылись папки, зашелестели страницы. Каждый из участников был заблаговременно снабжен такой папкой с грифом "совершенно секретно", содержащей карты, статистические данные, агентурные сведения и прогнозы. Никакими видеоэкранами и компьютерами в этом зале не пользовались. Все предпочитали иметь перед глазами печатный текст. Кто-то из присутствующих о чем-то тихо спросил адмирала. Тот, наоборот, повысив голос, уверенно ответил.
– Я убежден, что так называемые объединенные силы – то есть Америка и Великобритания – собирают ударный кулак, чтобы добиться перелома в ходе войны. По всей вероятности, они уже готовы к этому. Пришло время решительной битвы за Балтику. Все признаки налицо. Британские противолодочные патрули увеличили свой состав в Северном море в несколько раз. Американские атомные подлодки заняли позиции вдоль наших берегов. Активизировались разведывательные полеты.
– Вы что же, еще не закончили свой доклад, адмирал? – нетерпеливо прервал его Десо. – По-моему, вы повторяетесь.
Но адмирал уже завладел вниманием аудитории. – Когда они начнут атаку, они не ограничатся полумерами. В их распоряжении силы, достаточные для тотального удара. Их бомбардировочная авиация превосходит нашу. В их арсенале имеются управляемые боевые средства, которые нам будет трудно задержать. Что касается подводных кораблей, то у них опять же преимущества – в количестве, в технических параметрах, в квалификации и выучке экипажей.
Адмирал решил позволить себе сказать правду. Каждой произнесенной им фразой он словно гвозди вбивал молотком в головы слушающих свою речь. Нужно было убедить их, тут же, не выходя из зала, немедленно принять тяжелейшее и опаснейшее решение, необходимое для достижения победы.
Дальнейшие операции флота ЕвроКона в Северном море потеряли смысл. Западный и восточный берега его были напичканы военными базами союзников. Еще сутки – и Северное море превратится в кладбище всех судов Конфедерации. Уже сейчас потери в подводных лодках были невосполнимы.
– Наша реальная мощь и наша надежда – это Балтика. Там, по берегам, расположены наши основные базы, там наши минные поля, там – узкое пространство, лишающее суперкорабли объединенных сил возможности маневра. Их воздушный транспорт вынужден выбирать кружные и более длинные маршруты, спасаясь от наших истребителей. Американцы знают, что мы, пока держим ворота через Балтику на замке, – хозяева положения. Значит, единственный вариант их действий – это уничтожение наших баз, сил и средств по берегам Северного и Балтийского морей. Этого нам и следует ждать, может быть, с минуты на минуту.
Он сделал паузу. К концовке своей речи он готовился особенно тщательно.
– ...И они могут добиться своей цели...
Его слова упали в тишину, не вызвав никакого всплеска эмоций. Как будто все вокруг были парализованы беспощадной логикой адмирала. Снова, чуть помолчав, как бы размышляя, адмирал продолжил.
– Итог можно предугадать, произведя в уме несколько простейших арифметических расчетов. У нас имеются подробнейшие агентурные сведения о том, какими силами и средствами располагает противник. Нам известны наши ресурсы. Огневая мощь американцев и англичан, не говоря уже о технологии, более чем вдвое превосходит нашу. Война продлится еще какое-то время, но, в конце концов, мы раньше их исчерпаем все наши запасы и потеряем контроль над Балтикой. А следовательно, лишимся всяких шансов на быстрое и победное для нас окончание войны.
Жибьерж взглянул на Десо. Он был самым грозным из всех потенциальных оппонентов, кто мог вступить в полемику с адмиралом. Другие способны были только на то, чтобы следовать в кильватере политики министра иностранных дел. Но министр пока молчал.
– На основании расчетов, произведенных штабом ВМФ Конфедерации, я как командующий флотом предлагаю следующее – нанести концентрированный воздушный удар, собрав все имеющиеся в наличии силы, по единственному из американских авианосцев, который находится в пределах полетных возможностей нашей авиации. Уничтожение одного из двух ныне действующих авианосцев Америки существенно ослабит ее. Более того, это будет серьезное политическое поражение Соединенных Штатов.
Адмирал опасался, что с ним будут спорить Возражений не последовало. Голосование прошло единодушно и в полном молчании. Гибель шести тысяч моряков и летчиков, находящихся на борту авианосца, потрясет Америку и заставит общественное мнение страны обрушиться на свое правительство, втянувшее Соединенные Штаты в кровопролитную войну за чужие интересы.
"Хорошо! – подумал Жибьерж. – Я дал им надежду. Теперь я эту надежду развею в пух и прах".
– К несчастью, господа, этот план неосуществим!
Он ожидал взрыва. Но взрыва не произошло. Все молча уставились на адмирала остекленевшими от растерянности глазами.
– Без ракет большой дальности со сверхмощными боеголовками атака на американский авианосец и его охранение не принесет ничего, кроме колоссальных потерь авиации. Советская доктрина борьбы с авианосцами рассчитана на использование ракет с дальностью действия до шестисот километров, способными нести боеголовку с тонной взрывчатого вещества. Наши ракеты воздушного базирования имеют половину этой дальности полета и гораздо меньшие боеголовки. Таким образом, чтобы нанести удар необходимой мощности, мы должны истратить намного больше ракет, поднять в воздух в несколько раз большее число ракетоносителей, отправить их на гораздо большее расстояние от места взлета и тем самым почти лишить их прикрытия истребителями. Американские "Коты" и перехватчики "Хорнет" развеют нашу армаду по ветру, прежде чем будет пущена хоть одна наша ракета.
Адмирал расправил плечи, прежде чем пустить в ход орудие главного "калибра".
– Есть только один способ решить исход борьбы в нашу пользу. Только один единственный... – применить ядерное оружие.
И вот тут заговорили все разом. Нестройный хор голосов заполнил помещение. На разных языках звучало: "Невозможно! Это безумие!"
Жибьерж терпеливо ждал, пока кто-нибудь не возьмет на себя миссию утихомирить разбушевавшихся членов комиссии ЕвроКона. Это сделал Десо. Взгляды министра и адмирала встретились и долго не отрывались друг от друга.
– Я с удовольствием выслушал ваши доводы, адмирал! – произнес Десо ледяным тоном. Понять, что под этой оценкой на самом деле подразумевает министр было невозможно. – Вы были более чем убедительны, адмирал, – добавил Десо.
– Я старался сделать все, что мог, – скромно подтвердил Жибьерж. Последние дни он буквально жил в мире цифр, расчетов и диаграмм. – Наши самые крупные антикорабельные ракеты имеют радиус поражения в пределах ста восьмидесяти километров. Это хорошее оружие – надежное и точное. Одной или в крайнем случае двумя ракетами мы сможем потопить фрегат или эсминец. Чтобы уничтожить что-нибудь, подобное авианосцу, нам понадобятся многие десятки таких ракет, – причем, при условии абсолютной точности попаданий. Если учитывать возможности американской противоракетной защиты – точность поражения будет ниже пятидесяти процентов. Такого количества ракет и воздушных ракетоносителей у нас просто нет, даже если мы полностью оголим нашу внутреннюю оборону. Наши сверхзвуковые ядерные ракеты ASMP с двумя боеголовками, мощностью по сто пятьдесят килотонн каждая, имеют большую дальность полета после боевого пуска. Одно попадание одной ракеты такого класса уничтожит авианосец. Вы сами можете взвесить все "за" и "против", господа! Разница в цифрах расхода боеприпасов и в шансах на успех предприятия, по-моему, весьма наглядна.
Он обращался к политикам, которые, пошумев, начали понемногу утихать.
– Военные преимущества очевидны, адмирал, но каков риск эскалации конфликта? В конце концов США тоже обладает ядерным оружием и в большем количестве, чем мы.
Десо по-прежнему играл роль простака, не имеющего своего мнения по обсуждаемому вопросу, или судьи, равнодушно ожидающего вердикта присяжных. Жибьерж гадал: кто они, эти присяжные, которые наконец-то что-нибудь решат.
Он был готов к вопросу, заданному министром иностранных дел, и поэтому ответил без задержки.
– Если мы атакуем цель в открытых для плавания океанских водах, я не думаю, что Америка осмелится атаковать цели на суше. Выгода слишком мала, а политический риск, наоборот, слишком велик. Наши береговые базы – это небольшие объекты, окруженные множеством городов с гражданским населением. Ядерный удар по ним будет означать убийство десятков тысяч ни в чем неповинных мирных жителей. Ни американские, ни британские политические лидеры не пойдут на это. Особенно, если мы заранее пригрозим им возмездием. Наше ядерное оружие вполне способно достичь их территории. Британию мы просто можем стереть с лица земли, и они об этом прекрасно осведомлены.
Адмирал чувствовал, что его доводы начинают действовать. Американская система космической противоракетной обороны не рассчитана на ядерную атаку с близкого расстояния. Она большей частью предназначена для борьбы с межконтинентальными гигантами советского производства. Даже если СОИ сработает и разрушит все ракеты, направленные на Штаты, у французских ВВС останется достаточно ракет воздушного базирования, чтобы устроить на Британских островах ядерное пекло.
Некоторые из тех, кто находился в зале совещаний, в основном немцы, явно были в ужасе от последних слов адмирала, но Жибьерж решил проигнорировать их реакцию.
– Если атака удастся, а есть основания на это надеяться, мы сможем проделать то же самое с другим американским авианосцем!
Адмирал ощущал необычайный прилив сил. С его точки зрения, как профессионального военного ограниченное применение ядерного оружия на море было лишь удачным тактическим ходом в военной операции – не более того. Все другие методы ведения боя обрекали дорогой его сердцу флот на неминуемое поражение.
– Потеря только одной авианосной группы остановит наступление Объединенных сил. У Америки и Британии не хватит времени предпринять новую попытку до того, как Польша и Чехия запросят мира, исчерпав все свои ресурсы.
Все больше адмирал начинал верить, что ему удалось убедить большинство членов комитета: и военных, и политиков. Он смотрел на Десо и догадывался, что тот что-то подсчитывает в уме и делает это в спешке. Наконец Десо пришел к какому-то решению. Он спросил у адмирала:
– Когда вы можете доложить о готовности?
– Оба авианосца находятся сейчас в Северном море, но вне досягаемости наших средств. Я не сомневаюсь, что они подтянутся ближе к нашим водам, чтобы начать операцию. Мы должны их опередить.
– Я понял вас, – Десо кивнул и окинул взглядом своих коллег. – Хотя, на мой взгляд, мы еще должны кое-что обсудить, прежде чем одобрить ваш план; адмирал, вы должны приступить к подготовке его осуществления.
Гюши, Морин и другие выразили свое согласие Отдав бразды правления армией ЕвроКона в руки французов, немцы получили право только на совещательный голос в решении военных вопросов Политические дискуссии служили только ширмой, прикрывающей реальное положение вещей. Европа полностью находилась под французским контролем.
Жибьерж испытывал смешанное чувство – и облегчения, и нервного напряжения одновременно. Перспектива использования ядерного оружия пугала даже самого автора подобного плана. Правда, он был честен сам перед собой, потому что не видел другого выхода из создавшейся ситуации. "Десо легко согласился со мной, слишком легко, – размышлял он. – Разумеется, это хорошо, что министр иностранных дел согласен с военным деятелем. Десо имеет репутацию человека "быстрого реагирования", сторонника решительных действий. Но он так же быстро может поменять свою точку зрения..."
Адмирал решил закрепиться на завоеванных рубежах.
– В принципе, господин министр, – мы уже готовы. Мы только ждем, чтобы авианосцы выдвинулись на дальность полета наших ракетоносителей.
– Прекрасно! В свою очередь, я предлагаю спустить командующим наших сухопутных войск приказ ускорить темпы наступления. Давайте покончим с Польшей до того, как эта проклятая Америка успеет вмешаться! Это снимет нашу "головную боль", господа!
Десо вдруг просиял улыбкой, обратившись к Мишелю Гюши.
– Пусть наши боевые командиры зададут полячишкам жару.
* * *
14 ИЮНЯ, ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА В ГДЫНЕ, ПОЛЬША
– Подъем!
Бешеный вой сирены вырвал Тадеуша Войцика из мягкого кресла, в котором он расположился вздремнуть. Двери во всем помещении уже были нараспашку. Все пришло в движение.
Привычка и прилив адреналина в кровь, мгновенно побудили Тадеуша включиться в эту сумасшедшую круговерть.
Пилоты ныряли, как в воду, в прохладный утренний воздух. Джипы и "уазики" с заведенными моторами уже ожидали их. Локаторщики и зенитчики разбегались по своим постам. Потом началась стремительная гонка по изрытому воронками полю, к самолетным ангарам.
База в Гдыне собрала в своих казармах и ангарах почти все остатки польских истребительных полков. Боевой опыт Тадеуша, девять сбитых им самолетов противника сделали его как бы старейшиной среди летчиков, и молодых, и тех, кто прошел подготовку в Штатах. Ему доверили самую большую драгоценность – последний из F-15, прибывший из Америки. В честь заслуг его прежнего "Орла" он носил на фюзеляже знаки отличия – изображение пяти немецких мальтийских крестов и четырех французских "медальонов". Товарищи по эскадрилье, измученные от беспрерывных схваток с врагом и недосыпанием, все-таки нашли время украсить этими символами его новый F-15 Войцику присвоили звание капитана.
Как только включились турбины, "Игл" стал наливаться силой и вздрагивать от избытка энергии.
Тэд связался по радио с руководителем полета.
– Лидер "Океана" на связи! Проверка!
Он вел с собой в полет троих хороших, быстрых и исполнительных парней. Вся четверка работала слаженно.
Истребитель Тэда мгновенно ожил, как только позволил ему сделать это его хозяин и повелитель. Технические параметры F-15 сокращали до минимума обычную подготовку истребителя такого класса к старту. А на войне время решает все. Инерционная система управления F-15 требовала несколько минут, чтобы сориентировать самолет для автоматического пилотирования. Поэтому Тэд вначале руководствовался указаниями наземного диспетчера. Эфир был заполнен голосами с других четверок. Некоторые из них он узнал. Другие были ему менее знакомы. Это были летчики 34-го истребительного полка. Большие потери вынудили польское командование слить вместе в единое подразделение 34-й и 11-й полки.
Он был уже почти готов к взлету, когда услышал голос майора Домовского, офицера-оперативника 34-го полка. Майор передавал по всем каналам.
– Вызываю "Океан", "Бритву", "Контур". Сорок бандитов на подлете. С тяжелым грузом. После взлета курс два-восемь-ноль!
Тэд даже присвистнул. Он позволил своим рукам действовать автоматически, а мозгу немного поразмыслить. Большая рыба сама плыла в сеть. Недостатка в мишенях для стрельбы сегодня не будет. Стрелка на круге посреди приборной панели дрогнула и прекратила подъем. Достигнут нужный температурный режим хвостовой турбины.
Он просигналил техникам своего ангара. Они тотчас привели в движение механизм, открывающий бронированные двери. Войцик легко коснулся рычагов. "Такси поехало".
По радио Домовский продолжал передавать сведения и определять позиции двенадцати польских истребителей, которых он посылал в небо на битву с приближающейся вражеской армадой.
– Всем "Полетам"! Уровни – одна, две, три тысячи метров... Открывать огонь только по радару.
Повернув голову, Тэд увидел своих товарищей по четверке "Океан" Они исправно следовали за ним. Он выкатился на взлетную полосу и чуть придержал свой самолет, чтобы товарищи "по крылу" заняли нужные для синхронного взлета позиции.
– Всем "Полетам"! Взлет отложить. Вторая волна позади первой. Количество бортов неизвестно. Предположительно – много. Ждите!
Тэд вновь мягко толкнул рычаги управления вперед. Глядя на полосу, не спеша уходящую назад под стеклянный колпак его кабины, он подумал, чтобы ни ждало его в небе, сколько бы ни было там вражеских машин, взлететь все равно придется и надо быть в полной готовности.
Домовский опять возник в радиоэфире.
– Всем "Полетам"! Говорит "Замок". Противник рассеялся, и пока не обнаружен. Центр подвергся атаке. Всем "Полетам". Идите в свободный поиск! Удачи вам! Победа будет за нами!
Он вещал так бодро, как будто был в самом деле уверен в успешном исходе боя. Враг прошел сквозь польскую радарную защиту, исчез из поля зрения наземных служб наблюдения без ущерба для себя, ослепив Тэда и всех пилотов прежде, чем те могли подняться в воздух. Плохи дела!
– "Океан", "Океан"! Я лидер полета "Океан". Включить радары. Все внимание на левое крыло.
Он сам включил радар и повернул острый клюв самолета влево. Экран локатора заполнился множеством точек. Прибор тревоги подавал одновременно столько сигналов, что нервы не выдерживали, и появилось мимолетное искушение выключить его совсем и избавиться от его советов.
Несмотря на защитные противорадарные меры ЕвроКона, фольговые ленты и электронные помехи, локатор истребителя поймал цель на расстоянии семидесяти миль. Теперь ему оставалось только выжить самому и сохранить самолет до того момента, когда он выйдет на рубеж атаки. Тэд Войцик вспотел под своей кислородной маской. Предстоял тяжелый денек.
* * *
ДОЛИНА ЛУАРЫ, САМЮР, ФРАНЦИЯ
Луара, самая большая река Франции, казалось, самим господом Богом охранялась от посягательств на ее первозданную красоту со стороны бесцеремонного современного человечества. Быстрины, омуты, водовороты, быстрое течение – все это мешало судоходству и отпугивало смельчаков, возымевших намерение искупаться в ее коварных водах. Луарой можно было любоваться, можно было строить на ее берегах замки и города, но никак не использовать ее для судоходства или курортных развлечений.
Но были люди, которые, проведя всю жизнь с рождения возле опасной реки, не страшились ее опасного нрава. Они выучили реку наизусть, предугадывали все ее хитрости, легко обнаруживали расставленные ею ловушки.
Жак Либож был именно таким человеком. Неизменно бодрый, несмотря на свои шестьдесят шесть лет, он каждый день в пять утра отправлялся к реке на рыбалку. Будучи еще мальчишкой, он, благодаря этому промыслу, поддерживал существование семьи в трудные годы войны. Теперь же рыбная ловля стала для него не столько средством добывания пропитания, сколько отдыхом для души.
Воскресным утром, спускаясь по тропинке к деревянным мосткам, где колыхалась на воде его крохотная лодчонка, он радовался предстоящему солнечному ясному дню и размышлял о том, что жизнь так или иначе прекрасна.