Котел

Войцик нажал на газ, выходя из петли. Силы гравитации немедленно вдавили его в кресло. На секунду углы кабины самолета как бы исчезли из виду, в то время как динамометр на приборной панели показал ускорение, в пять раз превышающее обычное.

Он посмотрел в сторону вражеского самолета, ожидая, что тот вот-вот атакует его выстрелом из боковой или любой другой пушки. Но позиция "Рафаля" вовсе не подходила для реализации подобных намерений. Вместо того, чтобы подлететь ближе, французский истребитель держался на расстоянии и летел на юг, все еще находясь на своей стороне границы. И, что еще хуже, нос самолета противника по-прежнему был направлен в сторону Тэда. Эти "утки" действительно работали превосходно. Тэд понял, что его обвели вокруг пальца.

Повернув на юг, Войцик перестал обращать внимание на вражеский самолет и сконцентрировался на том, чтобы восстановить свое положение в системе воздушного патруля. Французу нужен был не он. Если бы он охотился за F-15, то мог бы достать его сразу, как только появился и еще по меньшей мере раза два после этого.

Не будучи уверен в том, что может служить надежной защитой для Ан-26, он вызвал майора и посоветовал экипажу "Вихря" выбрать новую позицию, поглубже над польской территорией. Это конечно снизит эффективность работы его приборов, но зато обеспечит безопасность самолета-разведчика.

Войцик понимал, что француз, должно быть, надрывается сейчас от смеха. Он чувствовал, как от обиды сосет под ложечкой. Этот чертов французский клоун будет всю неделю хвастаться своим, как он обхитрил пилота "Игла", и Тэд ничем не мог этому помешать.

Он попытался сконцентрироваться на выравнивании курса и показаниях на экране радара, хотя теперь это было уже, в общем-то, неважно. Ему было над чем подумать, но все это надо отложить до тех пор, пока он приземлится и отчитается перед командиром. Тем не менее, два вопроса еще долго не будут давать ему покоя: как же все-таки бороться с "Рафалем" и много ли таких штучек на вооружении ЕвроКона.

* * *

МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, БУДАПЕШТ, ВЕНГРИЯ

Читая газету, Храдецки испытывал такое же чувство, как если бы там было написано о смерти близкого друга.

Огромный заголовок, напоминавший уменьшенную копию уличного транспоранта, возвещал. "Венгрия вступает в Европейскую Конфедерацию!" С упавшим сердцем полковник Золтан Храдецки внимательно прочитал официальную, контролируемую государством газету, пытаясь получить максимум информации.

Страница за страницей пестрели статьями, рассказывающими о том, сколь высокую цену пришлось заплатить стране за новый политический, экономический и военный союз. Согласно официальному мнению, – а все остальные мнения были запрещены, – вступление в Конфедерацию принесет изобилие, отсутствие безработицы, и ни в чем не ущемит суверенитета и свободы Венгрии. Это был лучший выход для страны, тесное сотрудничество между добрыми соседями, направленное на достижение светлого будущего.

Храдецки в негодовании отбросил газету. Он уже видел результаты "тесного сотрудничества" с Францией и Германией. Эти идиоты в Правительстве национального спасения должны знать, что они делают Но был ли у них реальный выбор? По действующим хитроумно составленным соглашениям долг Венгрии Франции и Германии постоянно растет Как шахтер, только что вылезший из шахты, его страна никогда не сможет очиститься полностью.

К столу Храдецки подошел министерский курьер и, нахмурившись, уронил перед Храдецки служебную инструкцию. Затем молодой офицер полиции презрительно усмехнулся и пошел прочь, так и не произнеся ни слова извинения. Очевидно, разжалованный полковник казался этому юнцу достойным противником. "Еще одно проявление моей собственной слабости", устало подумал Храдецки. В недалеком прошлом этот нахальный самоуверенный юнец вышел бы после такого демарша из его кабинета не иначе как без погон и со сломанным носом.

Скорее со скуки, чем из интереса, Храдецки пробежал глазами документ.

"В рамках интеграции Венгрии в Европейскую Конфедерацию, завтра прибывает со специальной миссией Вернер Релинг, бывший служащий немецкою Федеральною управления по защите конституции. Ему поручено осуществлять посредничество между венгерской полицией и Министерством внутренних дел ЕвроКона. В его ведение переходит решение всех вопросов, кроме узконациональных. Уверен, что все вы с большим радушием поприветствуете господина Релинга на его новом посту".

Инструкция была подписана начальником национальной полиции бригадным генералом Дожей. К нему была приложена схема, изображающая новую организационную структуру. Релинг и Дожа занимали совершенно одинаковые клеточки в самом верху. Любая другая линия на схеме вела вверх к этим двум, линии соединялись, затем снова разделялись уже на две. Одна вела к генералу Доже рядом с ней было подписано "местные вопросы". Рядом со второй, ведущей к Релингу, красовалась надпись "все остальные вопросы".

Храдецки в шоке уставился на документ. Это было хуже всего, что произошло с ним до сих пор. Вместо простого вмешательства во внутренние дела Венгрии, как можно было бы предположить, французы и немцы решили создать дублированную цепочку командования. И что еще ужаснее, этот новоиспеченный Релинг даже не был полицейским. Федеральное управление по охране конституции было немецкой секретной разведкой.

Его страну поработили, купили за хлеб и рабочие места.

* * *

16 МАРТА

Прибытие Релинга только усилило растущие страхи Храдецки, заставило их выйти на первый план. Немец был довольно бесцветным мужчиной с густыми седеющими волосами и круглым лицом. Казалось, его абсолютно не трогает ничто из про исходящего рядом и абсолютно безразличен любой из присутствующих, включая генерала Дожу и венгерских офицеров, собравшихся его поприветствовать.

У Храдецки все напряглось внутри, когда он вновь и вновь вспоминал эту сцену. Несмотря на явное презрение и холодность Релинга, Дожа и остальные продолжали суетиться вокруг. Как и все хорошие лакеи, они готовы были лизать сапоги хозяина в надежде на то, что он бросит в их сторону несколько мелких монет. Храдецки поморщился. То, что было бы в радость Доже и его помощникам для полковника было подобно чистилищу.

Ему пришлось провести остаток того утра в тире полицейского управления, посылая пулю за пулей в мишени, изображавшие воображаемых противников, чтобы хоть как-то успокоиться.

Сегодня, все еще под впечатлением увиденного накануне, полковник выбрался из своей клетки без окон, чтобы навестить одного из немногих оставшихся друзей внутри министерства – Белу Силвануса.

Силванус был самым что ни на есть беззастенчивым бюрократом. Он много курил и выглядел гораздо старше своих лет. Они с Золтаном Храдецки вместе заканчивали полицейскую академию, но разные темпераменты привели одного на оперативную работу, а другого – за письменный стол.

Карьеры их развивались совершенно разными путями, хотя и параллельными друг другу, и друзья сталкивались время от времени, но это не происходило слишком часто, по крайней мере, до последнего времени. Хотя они никогда не были особенно близки, но Бела, по крайней мере, не боялся разговаривать с Золтаном. Время от времени Храдецки пытался вытащить приятеля из-за его письменного стола и отвести его в спортивный зал или в тир. Но сейчас полковнику просто было необходимо выпустить накопившийся пар.

Кабинет Силвануса находился на верхнем этаже министерства. Это было неплохо, особенно в те суровые времена, которые все они сейчас переживали. Особенной роскошью кабинет не отличался, так как роскошь могла породить зависть и ненависть, а Бела Силванус предпочитал заводить друзей, а не наживать врагов. Комната, однако, была вполне уютной, со свежевыкрашенными стенами и хорошим ковром на полу. Офисное оборудование было новым, включая довольно внушительного вида компьютер. Эстампы и фотографии на стенах, обилие деревянной мебели – все это придавало кабинету вид вполне уютной берлоги. Посетители все как один выходили из кабинета под впечатлением спокойного профессионализма и созидательной силы его хозяина. В общем, у кабинета имелся только один недостаток – постоянный едкий запах сигаретного дыма.

Силванус, как всегда с сигаретой в зубах, скорчился над клавиатурой компьютера, тихонько поругиваясь про себя, когда Храдецки постучал в дверь.

– Золтан! Заходи, садись. Приятно увидеть человека, которому можно пожаловаться.

Улыбаясь почти против воли, Храдецки опустился в удобное кожаное кресло.

Маленький бюрократ воздел руки к небесам, чуть не опрокинув при этом полную окурков пепельницу. Он наклонился и посмотрел прямо в глаза Храдецки.

– Сегодня, друг мой, я готов пожалеть, что не гоняюсь за бандитами, грабителями и другими замечательными ребятами, которых встречает на своем пути полицейский.

Неожиданно весь гнев, казалось, улетучился из Силвануса, как воздух из воздушного шарика. Выражение его лица смягчилось, стало грустным.

– Я люблю свою работу, Золтан, – продолжал он. – Люблю и умею ее делать. Я занимался систематизацией сначала при коммунистах, затем при этом дурацком правительстве национального спасения. Я знаю, где находятся массовые захоронения тел. Я знаю, какие колеса полицейской машины крутятся вовсю, а какие пробуксовывают. И я к тому же сделал неплохую карьеру.

Храдецки с любопытством ждал, что последует дальше. Силванус был человеком веселым и самоуверенным, способным и влиятельным администратором. Он был большим мастером устанавливать нужные связи и добиваться всевозможных привилегий. Он пережил смену трех правительств и ухитрился каждый раз получать при этом повышение. Его любили все, кроме, может быть, тех, кому он в чем-то перебежал дорогу. Так что же могло так разозлить этого преуспевающего чиновника?

– Я могу поговорить об этом только с тобой, Золтан. Больше ни с кем. Все остальные в этом чертовом здании старательно напяливают на рожи улыбки, потому что боятся потерять свои пайки. – Силванус остановился и вздохнул. – И я тоже.

Он жестом указал на дверь. Храдецки плотно прикрыл ее. Силванус глубоко затянулся и продолжал

– Этот немец Релинг начинает отдавать приказы. Очень тревожные приказы. Он не только потребовал передать в его канцелярию все дела, в которых так или иначе замешаны иностранцы, но и наметил серьезные кадровые перемещения. Наши полицейские и агенты в штатском снимаются со всех дел, которые ведут, чтобы охранять французских и немецких должностных лиц и бизнесменов, а еще взять под наблюдение оппозицию. Например, здесь, в Будапеште, почти половина наших людей получила приказ присматривать за теми, кого они называют "подрывными элементами" среди рабочих.

О, боже! Храдецки не стал скрывать изумления. Запертый в своем тесном кабинете, он и не слышал ничего подобного.

– Но это же сумасшествие!

– И становится еще хуже. Бюджет тоже меняют. – Силванус скорчил гримасу и вдруг заговорил с немецким акцентом. – Забудьте о правилах! Забудьте о профессионализме! Снимите все деньги с охраны и оперативных служб. И затолкайте их все в две крошечные дырочки под названием "разведка" и "госбезопасность" – Кивнув в сторону товарища, Силванус произнес – Даже ассигнования на обучение решено урезать. Скоро тебе придется считать гораздо меньше кадетов.

– И на сколько же они сокращают расходы?

Силванус неопределенно помахал рукой в воздухе.

– А, да какая разница на сколько. Намного важнее, что гораздо больше преступников будет теперь разгуливать на свободе из-за того, что некоторым немецким предпринимателям очень интересно, сколько наших людей их ненавидит.

Храдецки нахмурился.

– Но это кажется совершенно бессмысленным. Зачем бросать столько народу на борьбу с так называемыми "подрывниками"? Ведь со времени взрыва в Шопроне не было крупных террористических актов против иностранных предприятий Им что, угрожает какая-нибудь новая группа?

Силванус покачал головой.

– Я ничего такого не слышал. – Лицо его вдруг осветилось улыбкой. – А уж можешь быть уверен, друг мой, что если я об этом не слышал, значит ничего такого не происходит. И еще одна вещь, Золтан, – продолжал Бела Силванус, с заговорщическим видом наклоняясь вперед. – Намечены сокращения в аппарате. Настоящая перетасовка.

– Откуда ты знаешь? – Храдецки почувствовал, как внутри похолодело. Он был одним из главных кандидатов среди неугодных. А где сможет добыть новую работу уволенный полковник полиции?

– Типография получила срочный заказ на формы заявлений об отставке. А ведь у нас и так было этих бланков на год вперед.

– Я думаю, ты уже в курсе, кого они собираются уволить?

Силванус спокойно кивнул и подал Храдецки несколько листков бумаги со своего стола.

– У меня есть список. Не спрашивай, откуда он взялся. Не волнуйся. Твоего имени там нет.

Это было странно. Должно быть, на лице Золтана Храдецки отразились смешанные чувства облегчения и смущения, одолевавшие его, потому что Силванус пожат плечами и сказал:

– Не спрашивай меня почему. Может, они по-прежнему заинтересованы держать тебя там, где можно за тобой приглядывать, а?

Храдецки поморщился. Если его боялись, то ни Дожа, ни другие министерские обезьяны не подавали виду. Наверное, они просто забыли о его существовании.

Он взял список и пробежал его глазами. Имена, которые он прочел, очень удивили Золтана. Эмил Корнай из отдела убийств. Имре Зарек из отдела мошенничества. Есть ли тут какая-нибудь система? Он этой системы не видел, но точно знал, что многие из попавших в список – хорошие полицейские. Если его в этом списке не было, то какими же, черт возьми, критериями они руководствовались?

Силванус заметил вопросительное выражение на лице приятеля.

– Я тоже не знаю, по какому принципу выбирались эти имена. Мне известно только, что приказ будет подписывать не Дожа, а Релинг, и что в списке очень много хороших людей.

В голосе Силвануса зазвучала злость.

В дверь два раза постучали. Когда она открылась, внутрь заглянул худощавый блондин с треугольным лицом, увидел Храдецки и произнес на ломаном венгерском:

– Извините, пожалуйста Я зайду позже. Дверь снова захлопнулась.

Храдецки удивленно поднял брови и сделал движение головой в сторону двери.

– Немец?

Силванус кивнул.

– Один из людей Релинга, точнее, один из его шпионов. Но он не вернется. Он, скорее всего, просто хотел посмотреть, с кем это я тут разговариваю.

– Я тебя компрометирую, Бела. Мне лучше уйти.

Силванус беззаботно помахал в воздухе рукой.

– Не беспокойся об этом. Мы с Релингом уже скрестили шпаги. Он не может тронуть меня. По крайней мере пока. Он знает, что я нужен ему для того, чтобы это министерство вообще продолжало работать.

Но Храдецки ясно слышал неуверенность в го лосе собеседника. Он не смог бы точно сказать, что обеспокоило его больше – неожиданные радикальные перемены, которые планировал представитель ЕвроКона, или же тот факт, что даже Силванус – "вечно живой Силванус", как называли его коллеги, – начинал чего-то побаиваться.

Надо было что-то делать. Причем быстро. Эта новая Конфедерация напоминает метастаз злокачественной опухоли, быстро пожирающий Венгрию. И лечить надо начинать сейчас – прежде чем он станет достаточно большой и не будет поддаваться консервативному лечению, а только радикальному хирургическому вмешательству.

Храдецки принял решение. Одна из возможностей, которые он давно рассматривал, явно заслужи вала того, чтобы задуматься о ней серьезнее. Не исключено, что еще можно попробовать добиться реформ изнутри системы. Золтан понизил голос.

– Слушай, Бела, мне нужно подтверждение того, о чем ты говоришь. Документы, отражающие сокращения финансирования и увольнения. И по поводу всего остального, что кажется тебе странным. Что-нибудь, что я смог бы показать людям.

Силванус снова наклонился в его сторону.

– Зачем?

– Потому что я, возможно, знаю способ помешать осуществлению приказов Релинга.

* * *

17 МАРТА, НЕДАЛЕКО ОТ ПЛОЩАДИ СВОБОДЫ БУДАПЕШТ

Купола и шпили церквей сияли на фоне неба Будапешта в лучах бледного, нежаркого солнца. Тот же неяркий свет освещал широкие проспекты Пешта, проложенные в девятнадцатом столетии и узкие извилистые средневековые улочки Буды. Зеленые листья начинали появляться на тех немногих деревьях, которые не срубили зимой на дрова. Венгерская столица вновь оживала после длинной и тяжелой зимы.

Люди тоже как бы очнулись от зимней спячки. Безработные бродили по городу в поисках какого-нибудь заработка. Те, кто был при деньгах, сновали по магазинам, охотясь за пищей, одеждой и другими предметами первой необходимости, которыми обещало снабдить их правительство. На углу каждой улицы можно было увидеть солдат и полицейских. Военному правительству необходима была уверенность в том, что граждане Венгрии знают о постоянном наблюдении, ведущемся за ними.

Храдецки легко пробирался сквозь толпу Он не мог не замечать тяжелых и злобных взглядов, которые бросали некоторые в его сторону Определенно, многие венгры снова начинают считать сине-серую форму национальной полиции олицетворением тирании.

Обычно полковнику нравилось прогуливаться по улицам города. Но сегодня все было иначе. Сегодня он отпросился на утро по делу. По очень опасному делу.

Ему надо было попасть в Генеральную прокуратуру находившуюся в нескольких кварталах от Министерства обороны.

Несколько лет назад он работал с одним человеком из Генеральной прокуратуры. Антал Барта произвел на него большое впечатление, показавшись человеком энергичным, компетентным и преданным долгу. Если он, в свою очередь, еще помнит Храдецки, он может обеспечить ему доступ к вышестоящим лицам, возможно, к кому-нибудь, кто вхож к самому генеральному прокурору.

В отличие от Министерства юстиции Соединенных Штатов, генеральный прокурор Венгрии и его помощники контролировали все судопроизводство страны. Согласно конституции, они также отвечали за законность всех действий правительства. Он надеялся, что этой власти окажется достаточно для того, чтобы остановить Релинга, прежде чем ставленник ЕвроКона успеет развалить полицейские силы Венгрии.

Здание Генеральной прокуратуры уродливо торчало среди более элегантных средневековых строений. Это было безликое бетонное здание, в спешке сооруженное русскими во время ликвидации последствий бомбежек второй мировой войны, Храдецки подозревал, что прежнее коммунистическое правительство специально поместило своих юристов в такое место, чтобы создать у людей впечатление мрачной и безликой государственной власти. В силу бюрократической инерции они продолжали оставаться там же и после падения коммунистического режима.

В вестибюле здания царила суета. Храдецки в своей форме чувствовал себя неловко. Он поспешил сквозь толпу к справочному бюро, где скучающий служащий неохотно предоставил в его распоряжение справочник по посещениям прокуратуры.

Найдя в справочнике номер кабинета Барты, он поднялся на скрипучем лифте на нужный этаж, вышел и направился по коридору, выкрашенному в тусклый бежевый цвет. В целях экономии электричества, лампочки через одну были вывинчены. Таким образом, в коридоре чередовались освещенные пятна и островки тени. Эта довольно грязная и мрачная обстановка подействовала на Храдецки удручающе. Как будто, придя сюда, он совершил предательство. Золтан передернул плечами, отгоняя от себя подобные мысли.

Он остановился перед старинной дверью с матовыми стеклами. Черные буквы на вывеске сообщали, что находящийся за дверью кабинет принадлежит Анталу Барте, помощнику прокурора Будапешта.

Храдецки постучал, подождал несколько секунд, затем вошел.

Единственный обитатель комнаты сидел за столом напротив двери в окружении огромных стопок папок с бумагами и скоросшивателей, которыми были также завалены книжные полки по обе стороны от стола. Однако все это не создавало впечатления беспорядка, а лишь говорило о большом объеме работы.

Человек, сидящий за столом, был на несколько лет моложе Храдецки, но его черные волосы успели поседеть больше чем наполовину. У Барты было узкое лицо, и он поднял на вошедшего глаза, в которых можно было прочесть одновременно удивление и ожидание.

– Да? Что я могу для вас сделать... – проницательные черные глаза остановились на трех серебряных звездочках на погонах Храдецки, – полковник?

– Господин Барта, я – Золтан Храдецки. Мы работали с вами вместе несколько лет назад в Шопроне. Над делом Андорки.

– Да-да, – прежнее выражение лица Барты сменилось на дружелюбное и участливое.

Храдецки кивнул в сторону единственного свободного стула в комнате.

– Разрешите присесть?

– Пожалуйста – Юрист подождал, пока Храдецки устроится поудобнее. Итак, что привело вас сюда сегодня? Думаю, нечто большее, чем ностальгические воспоминания.

Храдецки прочистил горло. Приступить к делу было не просто. Очень многое зависело от того, как он начнет этот разговор.

– Прежде чем изложить свое дело, могу я задать вам один вопрос, господин Барта?

– Разумеется.

– Можете ли вы пообещать держать нашу ветречу в тайне до тех пор, пока я не попрошу вас об обратном?

Даже для самого Храдецки вопрос звучал чересчур мелодраматично. Однако он не видел другого способа. В его "дипломате" лежали документы, к которым имел доступ только Бела Силванус и которые легко было отследить. А значит, не только его карьера поставлена на карту.

– Конечно, – ответил Барта на вопрос Золтана. Его любопытство явно было затронуто. – Я привык иметь дело с довольно деликатными вопросами.

– Боюсь, что не с такими, как этот. – Храдецки покачал головой. – Я здесь для того, чтобы просить вас о помощи. У меня есть информация, документы, которые я должен передать в надежные руки. Похоже на то, что Релинг, новый начальник, назначенный ЕвроКоном, решил превратить полицию, в которой я служу, в еще одно подразделение французской секретной службы.

При упоминании о ненавистной всем службы безопасности времен сталинизма глаза Барты широко открылись. Эти войска использовались для подавления любых проявлений недовольства в первые годы коммунистического правления, а во время революции пятьдесят шестого года стреляли по своим согражданам.

– Бригадный генерал Дожа ничего не предпринимает, чтобы остановить Релинга, – продолжал Храдецки. – Мое же положение внутри министерства настолько незначительно, что сам я не могу ничего предпринять.

– Что? Но вы же полковник! Человек, за плечами которого годы безупречной службы. Как же такое могло произойти?

Храдецки кратко пересказал подробности своего столкновения с французами в Шопроне и последовавшей за этим ссылкой в бюрократические дебри министерства. Воспоминания обо всех унижениях последних нескольких месяцев практически лишили Храдецки контроля над собой. К моменту, когда полковник закончил свой рассказ, голос его буквально дрожал от гнева.

– И вот теперь появляется этот Релинг, который собирается править нами с помощью санкций. Если все будет так, как он думает устроить, то все настоящие преступники будут гулять на свободе, а мы станем просто сторожами, защищающими французских и немецких бизнесменов. Еще одной группой бандитов, охотящихся на своих сограждан, которые недовольны всем происходящим! – Воспоминания о Шопроне снова нахлынули на полковника.

Барта понимающе кивал, на лице его отражались заинтересованность и сочувствие.

– Вы упомянули о документах, отражающих эти изменения?

Храдецки протянул ему копии, полученные от Силвануса, и стал молча ждать, пока заместитель прокурора просмотрит их, внимательно изучая каждую страницу.

Закончив, Барта передал документы обратно Храдецки и с несчастным видом покачал головой.

– И это все, что у вас есть? Больше вам нечего мне показать?

– А разве этого недостаточно?

– Недостаточно для того, чтобы я или мое начальство могло предпринять какие-либо действия. – Увидев озадаченный взгляд Храдецки, Барта поспешил объяснить. – Да, здесь определенно нарушены некоторые положения, но все это в пределах организационных мероприятий национальной полиции. Вне нашей юрисдикции.

– Я вовсе не искал возможности возбудить дело. – Сказал Храдецки. – Просто хотел показать эти документы кому-нибудь, кто мог бы остановить их, мог бы противостоять этому немцу. Дожа не станет этого делать.

– И никто из сидящих в этом здании тоже не станет. Я могу прямо сейчас сказать вам, что мои начальники велят просто вышвырнуть вас из их кабинетов. – Барта поднял палец к потолку. – Ваш командир – не единственный, кто боится новых "союзников".

Золтан развел руками.

– Мне терять нечего.

Тон Барты сделался вдруг жестким.

– Да нет же, вам есть что терять – вашу свободу. – Он нагнулся вперед и понизил голос. – У нас здесь, в Генеральной прокуратуре, свои проблемы. Последние несколько недель правительство без огласки издает все новые и новые декреты. Разрешено арестовывать каждого, кого подозревают в подрывной деятельности – на очень шатких юридических основаниях. Как юрист, я не одобрил бы ни одного из этих законов, если бы кто-то спросил моего мнения.

Плечи его опустились.

– Но не думаю, что в наши дни Верховному суду придется даже слушать подобные дела.

– Итак, мы постепенно теряем большую часть наших прав?

– Видимо. В любом случае, сейчас будет умнее залечь поглубже и посмотреть, как будут развиваться события. Если вы навлечете на себя беду, это никому не поможет. – Барта неожиданно встал, давая понять, что разговор закончен. Он подошел к двери, открыл ее и оглядел коридор.

"Мы стали заключенными в своей собственной стране, – грустно подумал Храдецки. – Даже лучшие наши чиновники всего боятся".

Он быстро вышел из кабинета и поспешил покинуть здание. Документы Силвануса по-прежнему лежали в его "дипломате". По дороге к себе в кабинет у него было время подумать. Полковник даже не замечал холодного ветра, гуляющего по улице Дануб.

В Генеральной прокуратуре дела обстояли так же плохо, как и в Министерстве внутренних дел. Возможно, даже хуже. Достаточно тревожно было наблюдать, как игнорируются и нарушаются существующие законы в условиях военного правления. Но черт его побери, если он станет поддерживать новый пакет законов, направленных на то, чтобы сделать рабство Венгрии ее постоянным состоянием.

Итак, никто из высокого начальства не станет с ним разговаривать. Очень хорошо. Храдецки поморщился. От совета Барты "залечь поглубже" настроение его совсем испортилось. Он и так достаточно долго "лежал глубоко".

Изменив направление, Храдецки сбавил шаг. Идти было еще далеко, но и обдумать надо было многое. Он знал человека, которого заинтересуют улики, лежащие в его "дипломате". Человека, который, возможно, сумеет что-то сделать.

Глава 13

Разоблачение

21 МАРТА, ВИСМАР, ГЕРМАНИЯ

Ванс почувствовал запах моря сразу же, как только выбрался из арендованного им "ауди". Он начинал ненавидеть этот запах.

Его не готовили к подобным поручениям ни в детстве, проведенном в богатом квартале одного из городов Коннектикута, ни во время обучения в одной из привилегированных частных школ, ни в период предварительной подготовки к службе в ЦРУ Германия стала его первым оперативным назначением, а поручение объездить рыбацкие деревушки – его первым заданием. Вот уже третью неделю молодой офицер разведки двигался на запад вдоль Балтийского побережья, стараясь посетить за день две-три рыбацких деревни или небольших городка Разбитые, плохо размеченные дороги превращали даже самый короткий маршрут в утомительное ползание по грязи.

Ужасная погода усложняла задачу еще больше. Полосы черных голых деревьев, лагуны, пляжи и неровные силуэты скал размывались дождями и туманами до такого состояния, что вся окружающая местность казалась одной огромной, плоской, пропитанной водой массой. Март, служивший как бы переходом от зимних снегопадов к весенним дождям, обычно был довольно сухим месяцем, особенно в этой части Германии, отличавшейся меньшим количеством осадков, чем соседние. Но не в этом году. Одна гроза за другой превращали немощеные дороги в настоящие грязевые болота, а залитые асфальтом шоссе делались скользкими и опасными для езды.

Но вытянуть из местных жителей необходимую информацию было еще труднее, чем до них добраться. Десятки лет, проведенных под коммунистическим правлением, привили обитателям этого района стойкую неприязнь к вынюхивающим что-либо незнакомцам, особенно к тем из них, которые с трудом разговаривали на неторопливом и нечетком местном диалекте. Литературный немецкий Ванса был для рыбаков проявлением высокомерия или же доказательством берлинского воспитания, или, что еще хуже, выдавали в нем пронырливого, хитрого чиновника. С введением высоких тарифов и ограничений на ввоз иностранных товаров, на северном побережье Германии вновь стали заниматься контрабандой. А контрабандисты имели шанс выжить только как следует держа язык за зубами. Очень немногие люди вообще соглашались поговорить с Вансом, не говоря уже о том, чтобы помочь отыскать интересующий его рыболовный траулер среди множества кораблей, пришвартованных по всему побережью.

Тем не менее, Ванс постепенно учился на собственных ошибках. Сначала он заходил в каждую пивную и бар на берегу, надеясь подслушать там обрывок местной сплетни и установить нужные контакты. Но вместо этого не получал ничего, кроме тяжелых бессмысленных взглядов, похмелья от чересчур большого количества выпитого пива и нарастающего отвращения к маринованной селедке в сметане. Теперь же, наученный горьким опытом, Ванс сначала прочесывал пристань в поисках нужного судна или хотя бы чего-нибудь похожего на него. Затем, вооружившись названием конкретной посудины, он начинал разыскивать ее владельца, ссылаясь на загадочное "деловое предложение", которое намерен ему сделать. И еще он перестал притворяться немцем. По иронии судьбы, жители балтийского побережья гораздо больше доверяли иностранцам с их контрабандным товаром и готовностью платить наличными, чем собственным соотечественникам.