Котел

Слегка наклонившись вперед, он без обиняков изложил министру обороны свой план, как заставить подчиниться непокорных бошей. В любой армии подразделения строились на принципах строгого подчинения нижестоящих вышестоящим. Младшие офицеры, сержанты и рядовые были воспитаны именно в духе беспрекословного подчинения. И если Монтан сумеет быстро отсечь дивизионную верхушку от подчиненных, последним не останется ничего лучшего, кроме как подчиниться новому командованию.

Гюши выслушал его в молчании. Он был потрясен. Когда Десо закончил, министр обороны сказал с тревогой:

– Бог мой, Никола! Если что-то не заладится... или кто-то проговорится... – он затряс головой. – Может разразиться самая настоящая катастрофа.

– Совершенно верно, – решительно подтвердил Десо. – И именно поэтому мы не должны ошибаться. Именно поэтому никто из тех, кто может проговориться, не должен будет остаться на своих постах. Ты понимаешь?

Министр обороны кивнул, хотя выглядел по-прежнему потрясенным.

– Тогда направь соответствующие распоряжения генералу Монтану. А распоряжения будут вот какими... – он скомкал в руке бланк шифровки и с силой швырнул ее в мусорную корзину, содержимое которой его помощники резали специальными машинами на мелкие полоски и сжигали в конце каждого рабочего дня.

Когда Гюши вышел, Десо откинулся на спинку кресла и стал обдумывать сложившуюся на фронтах ситуацию, причем уголки его рта незаметно опускались все ниже. На каждом шагу все его усилия разбивались о неблагоприятное стечение обстоятельств или о некомпетентность подчиненных и исполнителей. Сначала Дюрок провалил операцию по разгрому венгерского сопротивления. Затем излишне самоуверенные генералы пообещали ему победу над Польшей в течение нескольких дней, тогда как на деле все вылилось в недели кровопролитных боев. Адмирал Жибьерж, не сумевший нанести ядерный удар. Уничтожение драгоценных французских ядерных ракет. Катастрофа в Москве. А теперь еще и провал наступления на Гданьск.

Неожиданно Десо изо всех сил ударил кулаком по столу. Идиоты! Беспомощные кретины! Глядя на карту, расстеленную на краю стола, он ясно видел, что захват польского порта был единственной возможностью закончить эту войну победой.

Его специалисты по разведке продолжали настаивать на том, что в Польше по-прежнему находятся две дивизии Объединенных вооруженных сил. Новый штурм при поддержке свежих войск Европейской Конфедерации все еще мог привести к успеху. Вот только где ему взять эти свежие силы?

Во всяком случае не в Германии. У правительства Шредера осталось только несколько батальонов Территориальной армии и одна мотопехотная дивизия, которая была оставлена для охраны границ и военных объектов. Месяц боевых действий совершенно обескровил некогда мощную германскую армию. При мысли об этом на губах Десо появилась тонкая, невеселая улыбка. Наконец-то война принесла хоть один положительный результат.

Франция была в гораздо лучшем положении. У нее все еще оставались ее пятидесятитысячные силы быстрого реагирования, состоящие из аэромобильных войск, частей морской пехоты, воздушного десанта и легковооруженных сил быстрого развертывания. Тут его улыбка погасла. Эти войска были нужны для того, чтобы оборонять военные объекты от рейдов коммандос противника. К тому же они были совершенно необходимы, чтобы подавлять волнения среди населения страны. По мере того как война затягивалась, в больших городах, таких как Париж, Лион, Лилль и других, все чаще и чаще происходили взрывы недовольства – предвестники еще более сильных волнений. Жандармерия же весьма неохотно шла на подавление беспорядков.

Десо мрачно посмотрел на карту еще раз. Возможно, даже придется оставить захваченные территории в Венгрии и отправить в Польшу часть 4-го Армейского корпуса генерала Фабвьера. При мысли о том, что, быть может, придется позволить венгерским повстанцам одержать эту пропагандистскую победу, о которой они немедленно примутся трубить на всех перекрестках, лицо его перекосилось.

Взгляд Десо упал на Бельгию. Где, черт побери, эти две боевые бригады, которые им было приказано направить в распоряжение ЕвроКона? Он отчаянно нуждался хотя бы в этих войсках, чтобы высвободить французские части для службы на передовой. Задержка не могла быть оправдана даже тем, что сеть железных дорог Германии и Франции была повреждена налетами авиации противника – за это время проклятые бельгийцы вполне могли бы дойти до своих новых мест дислокации пешком!

Десо мысленно сделал себе пометку не забыть поднять этот вопрос в разговоре с бельгийским послом и вышел.

* * *

3 ИЮЛЯ, ШТАБ 7-й БРОНЕТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ В РАЙОНЕ БЫДГОЩ, ПОЛЬША

Казалось, знойное летнее утро будет длиться целую вечность. Генерал Лейбниц, подполковник Вилли фон Силов и двое других командиров бригад, изнемогая от жары, сидели в редкой тени одинокого дерева. После двух бессонных ночей, все офицеры были утомлены и раздражены сверх обычного.

Отсутствие ветра усиливало жару и выглядело символично. Ничто не двигалось. Штаб можно было расположить и в чистом поле, но между деревьев он был в большей безопасности, и поэтому дивизия расположилась вдоль опушки большого леса, углубившись в него метров на пятьдесят.

Штабные машины М577 были установлены в форме креста, а между ними было натянуто нечто вроде тента из камуфляжной сети, поддерживаемое шестами. Неподалеку стояли штабные машины бригад, также тщательно закамуфлированные и окруженные стрелковыми окопами роты штабной охраны. По периметру этой позиции были установлены несколько бронетранспортеров, которые своими скорострельными пушками значительно увеличивали огневую мощь обороняющихся.

Вилли снова посмотрел на часы. С тех пор как он в последний раз заметил время, прошло всего несколько минут. Человек, которого они ждали, запаздывал. Как и всегда.

За двадцать четыре часа, прошедшие с тех пор, как они послали этого кретина Камбо паковать чемоданы, дивизия проигнорировала один приказ корпуса, предписывающий им немедленно возобновить наступление, и другой, согласно которому им необходимо было прибыть в штаб корпуса для проведения "срочного совещания".

Последнее послание 2-го Армейского корпуса было гораздо более многообещающим. В нем говорилось о необходимости "встречи", во время которой предлагалось обсудить "возникшие трудности в управлении войсками". Ради этого, сам генерал Монтан готов был прибыть в расположение дивизии.

И вот теперь они ждали личный вертолет командующего корпусом, который должен был прилететь с минуты на минуту. Они по-прежнему не представляли себе, что скажет им генерал Монтан, однако его готовность вести какие-то переговоры обрадовала их. Генерал Лейбниц ворчливо заметил по этому поводу, что это была "первая разумная вещь, которую сделают французы". Все прочие действия, предпринятые французскими "союзниками", успокаивали куда меньше. Снабжение было приостановлено, и в дивизии оставалось топлива и боеприпасов лишь на один серьезный оборонительный бой. Разведывательные группы, высланные во все стороны, сообщали о кордонах французских войск, выставленных на всех главных и большинстве второстепенных дорог. В данных обстоятельствах любое движение дивизии могло послужить детонатором нового серьезного столкновения, на сей раз между бывшими союзниками. Подобное столкновение, да еще на передовой, на глазах вражеской армии, могло иметь самые гибельные последствия, и разум Вилли, человека военного до мозга костей, восставал против подобной возможности.

Он нахмурился. Возникшую проблему нужно было решать быстро. Продовольствие и топливо в определенных обстоятельствах были, конечно, вещами незначительными, однако теперь они быстро превращались в вопросы стратегически важные.

К счастью, американцы пока не предприняли попыток контратаковать. Никто не знал, что известно противнику о "мятежной" дивизии, но было очевидно, что и немцы, и французы приложат максимум усилий, чтобы информация об этом не просочилась к противной стороне. И те и другие вели себя подобно членам аристократического семейства, которые ссорятся трагическим шепотом, лишь бы не услышали соседи.

Предупреждающий крик наблюдателя заставил их вскочить. Серо-зеленая "Пума" – вертолет командующего – медленно заходил на посадку на площадку перед самым штабом дивизии.

Вилли посмотрел налево, потом направо. Стрелки в ближайших окопах следили за вертолетом с напряженным вниманием, и это было в его глазах показателем того, насколько сильно пошатнулись доверительные отношения между "союзниками".

"Пума" опустилась на землю, взметнув в воздух тучу пыли и сухой травы. Казалось, ее огромным винтам нужна целая вечность, чтобы замедлить свое вращение. Наконец лопасти провисли и замерли, а бортовой люк стал открываться.

Внезапно Вилли услышал за спиной громкий взрыв. Вслед за ним из леса донесся приглушенный расстоянием треск автоматических винтовок. Вилли завертел головой, пытаясь понять в чем дело или обнаружить источник звуков. Стрельба продолжалась, становясь более ожесточенной.

Совсем рядом прозвучали новые выстрелы. Расположившиеся неподалеку солдаты обстреливали приземлившийся вертолет, из которого вместо генерала посыпались французские десантники в полном боевом облачении. Они уже стреляли, и Вилли услышал противный свист пуль над головой.

Майн Готт! Вилли упал на колено и рванул с плеча автомат МР5. Генерал Лейбниц и два командира бригад уже распластались в траве, держа в руках свое оружие. Никто не хотел разделить участь Бремера.

Из-за деревьев на краю поляны выскочил французский боевой вертолет "Газель", за ним – еще один. Прижимаясь к земле, они понеслись вдоль опушки, выискивая цели. Под брюхом одного из них внезапно возникло облачко дыма, и ракетный снаряд, сорвавшись с направляющих, мелькнул между деревьями.

Один из "Мардеров", стоявший в нескольких десятках метров в стороне, взорвался, пораженный в борт мощной противотанковой ракетой, и Вилли увидел, как подлетела в воздух сорванная взрывом башня с 25-миллиметровой пушкой.

Однако немецкие бронетранспортеры несли на броне портативные противотанковые ракеты "Милан". Не успел французский пилот выпустить второй "Хот", как экипажи остальных "Мардеров" отомстили за гибель своего собрата. Ракета "Милан" взлетела чуть не вертикально вверх из ближайшего окопа, и вертолет, шедший на малой скорости и на небольшой высоте, уже не мог уклониться. Ракета угодила точно в двигатель. Несущий винт, начисто оторванный взрывом, бешено вращаясь, отлетел вверх и скрылся из вида, а объятые пламенем остатки вертолета врезались в землю. Второй вертолет ответил огнем скорострельной 20-миллиметровой пушки, наугад поливая снарядами лес. Фон Силов услышал крики – это часть снарядов попала в стрелковые ячейки пехоты.

На это, однако, ушло время, достаточное для того, чтобы второй "Мардер", скрытый масксетью, успел развернуть башню и выстрелить. Длинная очередь его автоматической пушки, казалось, пригвоздила вертолет к одному месту. Бронебойные снаряды отрывали от "Газели" изрядные куски до тех пор, пока груда горящего металла не рухнула на землю.

Затем бронетранспортер выстрелил еще раз, целясь во французскую "Пуму". Полутора дюжин снарядов хватило, чтобы опрокинуть вертолет на бок и поджечь его. Коммандос, застигнутые огнем на открытой местности, яростно отстреливались, но эффект внезапности, на который они рассчитывали, не сработал. Кроме того, их больше не поддерживали мощные огневые средства штурмовых вертолетов. Несколько французов уже были либо убиты, либо тяжело ранены, и Вилли мрачно подумал, что оставшимся тоже долго не продержаться.

Однако в лесу позади него все еще гремели взрывы ручных гранат и звучала стрельба, и фон Силов догадался, что французы применили двусторонний охват. Одно подразделение незаметно просочилось в лес, чтобы напасть на штаб дивизии с тыла, в то время как два взвода десантников в "Пуме" должны были отрезать им последнюю возможность к отступлению.

Лейбниц встал с земли.

– Солдаты нуждаются в нашей помощи, господа, – он махнул головой в сторону леса, откуда доносилась стрельба. – Идемте.

Вилли кивнул и крепче сжал в руках автомат. Держа личное оружие наготове, четверо старших офицеров покинули поляну и углубились в лес. Не успели они зайти под деревья и на двадцать шагов, как длинная очередь заставила их ничком броситься на землю.

Йенсен, командир 20-й танковой бригады, вскрикнул один раз и затих. Пуля пробила ему голову.

Фон Силов, чувствуя, как быстро бьется в груди сердце, лежал в траве и внимательно оглядывался по сторонам. Повсюду были разбросаны неподвижные тела немецких и французских солдат. Ближайшие деревья, растущие на расстоянии нескольких метров друг от друга, не могли дать сколько-нибудь приличной защиты и только затрудняли обзор. Стрельба раздавалась со всех сторон, то затихая, то возобновляясь с новой силой, однако она не прерывалась ни на минуту, а рев пламени неподалеку еще сильнее сбивал его с толка.

Неожиданно Вилли увидел двух французских солдат, которые стремительными перебежками пробирались к какой-то точке по правую руку от Вилли. Почти в ту же секунду французы обнаружили залегших в траве немцев и резко остановились, вскидывая винтовки. Но опоздали.

Фон Силов потянул спусковой крючок своего автомата и дал по врагу несколько коротких прицельных очередей, и сраженные десантники упали. Однако его выстрелы привлекли к нему внимание противника. Уголком глаза Вилли заметил быстрое движение – между деревьев появились еще двое французов. Метнувшись вбок, они залегли за какими-то кустарниками неподалеку. Вилли в отчаянной попытке помешать им развернул свой МР5, зная, что не успеет.

В воздухе мелькнули две гранаты.

– Берегись! – крикнул Вилли, зарываясь лицом в траву. Одна из гранат упала довольно далеко и взорвалась, не причинив никому вреда, зато вторая упала не дальше двух метров от Вилли.

БАММ! Взрывная волна удивительно плотного и горячего воздуха чуть было не приподняла Вилли над землей. Он отчаянно впился пальцами в траву, помня о сотнях стальных осколков, которые в эти мгновения проносятся над его головой, с силой разлетаясь во всех направлениях из точки, расположенной не больше, чем в трех-четырех шагах от него. Он ожидал услышать их визг, однако близкий взрыв заглушил все звуки, и пока Вилли напряженно ждал, когда же хоть один из осколков поразит его, все они уже пролетели мимо. И он все еще был жив.

Его опыт подсказывал ему, что последует теперь, и он постарался как можно скорее справиться с головокружением и взяться за оружие. Автомат, казалось, весил не меньше тонны, и Вилли не был уверен, что сможет как следует прицелиться. Кроме того, его глаза запорошила земля, и у него не было времени их протереть.

В конце концов ему удалось выпустить длинную очередь в направлении куста, за которым скрывался противник. Он не слишком хорошо прицелился, но его спасло то, что он выстрелил спустя считанные секунды после взрыва гранаты. Он ни в кого не попал, однако его стрельба застала врасплох французских десантников, поднимающихся из-за укрытия, чтобы пересечь открытое пространство сразу после взрывов. Вилли заставил их снова нырнуть за куст.

В этот момент генерал Лейбниц и майор Шиссер, командир 20-й бригады, один за другим выстрелили по кустам прицельными очередями. В ответ оттуда раздался вопль, потом кто-то громко и хрипло застонал и все затихло.

Только несколько секунд спустя Вилли осознал, что в лесу наступила тишина, которая казалась особенно тревожной после недавнего оглушительного грохота. В ушах фон Силова все еще звенело, и он продолжал водить стволом автомата из стороны в сторону. Может быть, за деревьями скрываются другие вооруженные враги, ожидая, пока они пошевельнутся? Или французы побеждены, раз прекратился огонь с их стороны? В первом случае, им необходимо лежать неподвижно, чтобы остаться в живых. Во втором случае, продолжать притворяться мертвым было бы глупо.

– Герр генерал! – донесся голос майора Фейста. Фон Силов вздрогнул, внезапно осознав, в каком напряжении он находился. Лейбниц отозвался откуда-то из травы. Опасность миновала, хотя прошло всего несколько минут.

Вилли медленно поднялся, стараясь справиться с болью и слабостью во всем теле, и подошел к кусту, который они так недавно поливали огнем. За кустом, неестественно вывернувшись, лежали два тела. Вилли тронул одного из французов носком ботинка и перевернул на спину, рассматривая его форму. Серебряная эмблема на красном берете в форме крыла и сабли принадлежала 13-му Аэромобильному драгунскому полку, элитному подразделению французской армии, такому как немецкие войска глубинной разведки или американские войска специального назначения. И все же они были побиты. Вилли мрачно кивнул – совсем неплохой результат для штабной роты. Однако следовало отдать должное и генералу Лейбницу. Как и фон Силов, командир 7-й танковой дивизии получил жестокий урок, когда неожиданный рейд поляков унес жизнь Георга Бремера, и сделал верные выводы, обеспечив усиленную охрану штаба своей дивизии.

Между деревьев появился запыхавшийся майор Фейст. Еще не успев толком остановиться, он начал свой торопливый доклад.

– Никак нет, герр генерал, – донеслось до Вилли. – Никаких сообщений о нападении на другие подразделения не поступало. Ни поляки, ни французы... Я насчитал около двадцати мертвых французских десантников, пока разыскивал вас Мы пытаемся установить, как им удалось просочиться в наш тыл, но очевидно, что для этого им потребовалось много времени, должно быть, вся ночь.

Лейбниц прорычал что-то яростное, почти звериное. Французы и не думали начинать никаких переговоров. Глядя на тела германских солдат, мертвых или раненых, генерал проворчал:

– Похоже, у нас появился новый противник.

– Нет, – возразил Вилли, неожиданно для себя опустив формальное обращение к вышестоящему начальнику. – Противник у нас только один.

Скоротечность боя не позволила ему до конца осознать всю глубину коварного замысла генерала Монтана, и он чувствовал лишь гнев, бурлящий внутри. До этого нападения французы были лишь глупцами, которые все время пытались тянуть одеяло на себя. Теперь они превратились в преступников.

Генерал Лейбниц кивнул и повернулся к майору Фейсту.

– Передайте мой приказ всем подразделениям: встречать огнем всех французов, каких они только увидят... – он помолчал. – И организуйте мне прямую связь с Берлином по защищенному каналу.

* * *

4 ИЮЛЯ, ГРУППА ДЕСАНТНЫХ ТРАНСПОРТОВ В РАЙОНЕ БЕЛЬГИЙСКОГО МОРСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ, КОРАБЛЬ ВМС США "ИНЧХОН"

Темный мостик "Инчхона" был не совсем подходящим местом для прогулок. Здесь было слишком много людей и слишком много оборудования, а темнота увеличивала шансы столкнуться с кем-либо. Несмотря на это, адмирал Джек Уорд продолжал вышагивать по палубе, сжигая излишек адреналина в крови. Ожидание тянулось и тянулось, а полчаса казались вечностью.

Поправив на носу очки, он развернулся и снова зашагал по мостику. Прохладный ночной воздух Северного моря казался еще холоднее из-за скорости в пятнадцать узлов, и адмирал был рад плотной куртке цвета хаки.

Бельгийский берег казался темной линией, которая была бы совершенно незаметна, если бы не находилась на самой границе между морем и небом. Несколько редких огоньков обозначали собой поселки, а большое светлое пятно было портовым городом Остенде. Огромную темную панораму освещал лишь тонкий серпик луны, а гладкую поверхность воды не волновал ни малейший бриз.

Темнота могла таить в себе многое, например, – оперативное соединение десантных кораблей, стремительно продвигающихся сейчас к береговой линии. Первая волна скоростных десантных катеров на воздушной подушке вышла в море пятнадцать минут назад.

Берег казался далеким, но адмирал лучше, чем кто бы то ни было знал, что, начиная с полуночи, им постоянно угрожает опасность. Они находились вне пределов досягаемости береговой артиллерии, однако ракетные батареи береговой охраны были высокомобильны, и их было нелегко обнаружить.

До сих пор Уорду и его командирам кораблей везло. Воспользовавшись тем, что флот Объединенных сил имел на море преимущество, адмирал отважился на переход при дневном свете, а ночью совершил лишь короткий бросок, выводя десантные силы на позиции для высадки. Темнота была им на руку, и если все пройдет без осложнений, то первая волна десанта успеет высадиться на берегу и закрепиться на нем уже к рассвету.

И все же он волновался. То, что их не обнаружили, а также благоприятная погода, давало им возможность благополучно начать десантирование, но элемент внезапности мог пропасть из-за простой случайности – вышедшего в море рыбака с радиостанцией на борту или какого-нибудь бездельника на берегу с достаточно острым зрением. Скрытность при высадке десанта решала многое, если не все.

Буквально все самолеты Объединенных сил находились в воздухе, обеспечивая воздушное прикрытие, подавляя близлежащие радарные установки и узлы связи или нанося удары по береговым базам противника. Воздушные налеты на Дюнкерк, Лилль, Кале должны были отвлекать силы французов до тех пор, пока они не выполнят задуманное.

Но если их обнаружат в такой близости от побережья, с катерами и вертолетами на борту, даже ослабленные ВВС и флот ЕвроКона получат отличную возможность поупражняться на реальных целях. Риск по-прежнему был велик.

Адмирал бросил взгляд на полетную палубу "Инчхона". Ряды "Оспри" замерли в ожидании, а рядом с каждой машиной выстроились десантники. Через несколько минут после поступления команды они вместе с отрядами морской пехоты других кораблей будут в воздухе. Вертолеты были самым быстрым способом доставки десанта на берег, но и самым уязвимым, поэтому высадку начинали войска на катерах.

Уорд подошел к неподвижной темной фигуре, занявшей его кресло. Человек, казалось, спал, что было бы неудивительно в такой поздний час. Адмирал, однако, знал, что это не так.

– Скоро все будет ясно, Росс.

– Как быстро идут катера, адмирал? – негромко спросил Хантингтон.

– Около сорока узлов при такой загрузке.

Чтобы достичь берега, им понадобится около получаса. Во время второй мировой войны на высадку, как правило, уходило вдвое больше времени при том, что корабли подходили к берегу гораздо ближе.

– Что может быть длиннее вечности? – полушутя, спросил Хантингтон.

* * *

РОТА "С" 3-го БАТАЛЬОНА 5-й ЭКСПЕДИЦИОННОЙ БРИГАДЫ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ США

Командир роты "С" Морской пехоты США капитан Чарли Гейтс выглянул из-за носовой аппарели десантного катера. Прохладный морской воздух, бивший ему в лицо со скоростью сорока узлов заставил его крепче вцепиться в металлический поручень.

– Если бы я мог что-нибудь рассмотреть, – пробормотал он. Но катер был еще слишком далеко от берега, так что он ничего не видел даже через свои мощные приборы ночного видения. Капитан Гейтс знал, что темнота может скрывать все, что угодно – даже целую армию, а когда он увидит вспышки выстрелов, будет уже слишком поздно и для него самого, и для его людей.

С другой стороны, если он ничего не видит, то кто бы ни ждал его на берегу, вряд ли сможет различить что-то на воде, если, конечно, у него не будет приставки ночного наблюдения. В подобном оборудовании не было ничего необычного, но даже если противник засечет их катера, то стрелять по ним он сейчас не будет. Он дождется, пока катера пристанут к берегу и опустят сходни. И вот тогда...

"Прекрати думать о подобной ерунде", – велел он себе. Он получил боевой приказ, а разведка сообщила, что с берега огня не будет. Все должно было пойти как по маслу.

Гейтс повернулся, чтобы в последний раз проверить своих людей. В темноте он мог различить только силуэты. Каждый десантник занимал свое привычное место, терпеливо ожидая, когда же закончатся тридцать минут, необходимые катеру, чтобы достичь береговой линии. Каждый десантник был тяжело нагружен снаряжением и оружием; с этим грузом было нелегко найти удобное положение для отдыха, однако его люди ухитрялись приспособиться.

Теперь они были уже близко. Гейтс повернулся в ту сторону, где расположились его лейтенанты, и несколько раз взмахнул сжатым кулаком. С обманчивой беззаботностью наблюдал он за тем, как офицеры разыскивают в темноте своих сержантов и как рота начинает шевелиться, изготавливаясь к выгрузке.

Он знал, в каких условиях придется высаживаться. Ровное неглубокое дно будет постепенно повышаться, выводя их к дамбе, по гребню которой проходит дорога. В глубине, за дорогой, сгрудились склады и мастерские – превосходное укрытие для танков и пехоты противника, если они, конечно, здесь были.

Катера на воздушной подушке стали замедлять ход, и тональность гудения их турбин изменилась. Никто не горел желанием врезаться в берег на скорости сорока узлов, но даже теперь двигатели катеров ревели оглушительно, если где-то на берегу прятались враги, им не было нужды видеть десантников. Они могли бы услышать их приближение на расстоянии нескольких миль.

– Я их вижу, капитан! – раздавшийся в наушниках голос командира катера заставил его подпрыгнуть. Гейтс посмотрел в застекленную кабину, где располагался "водитель" этой шумной штуковины. Мичман указывал рукой туда, где и без него капитан заметил созвездие ярких огней.

Огни – красный, белый и голубой – находились прямо по курсу. Чуть правее загорелись еще огни – именно в том месте, где они и должны были показаться. Ни трассеров, никаких других признаков жизни не было заметно даже сквозь приборы ночного наблюдения. Отлично.

– Нас встречают, – объяснил он в свой микрофон, и в ответ ему тут же ожили и засверкали ходовые огни катера, чуть не ослепив его в темноте.

Катер на воздушной подушке грузно пристал к берегу, разбрасывая во все стороны брызги воды и мелкие камни, даже несмотря на то, что его гигантские пропеллеры вращались все медленней.

Лишь только носовая аппарель оказалась на грунте, Гейтс бегом бросился по ней на берег, торопясь покинуть уязвимое судно. Каменистый, усыпанный крупной галькой берег, не слишком подходил для быстрого бега, особенно в темноте, но капитан почувствовал, как напряжение понемногу отпускает его. Очутившись на твердой земле, он снова обрел уверенность. Самое худшее было позади.

Как и планировалось, рота "С" веером рассыпалась в разные стороны, чтобы занять огневые позиции и обеспечить безопасный участок десантирования для второй волны морской пехоты. Сам капитан поспешил туда, где в темноте горели сигнальные огни. За ним следовали радист и одно из отделений 1-го взвода.

Рядом с металлической рамой, на которой были укреплены сигнальные фонари, стояло три человека. Сначала они выглядели просто как силуэты, затем – когда Чарли Гейтс развернулся к ним – на них упал свет маячковых огней, и он увидел перед собой троих офицеров в камуфлированной форме, но не в касках, а в беретах.

Капитан Гейтс перешел с бега на быструю ходьбу, забрасывая винтовку на плечо и непроизвольно поправляя навьюченное на себя снаряжение. Двое из троих шагнули ему навстречу, и Гейтс, несмотря на темноту, сумел рассмотреть их: один был высоким человеком с худым лицом и черными жесткими усами, второй был пониже и чисто выбрит. Их незнакомые знаки различия, однако, смутили его. Правда, в данных обстоятельствах это было последним, о чем ему следовало беспокоиться, но от приобретенной с годами привычки отказаться было не так-то легко.

Высокий, видимо, поняв его замешательство, пришел к нему на выручку и первым отдал честь.

– Майор Вандендрайз, – представился он на английском, но с сильным акцентом. – Бельгийские вооруженные силы. А это полковник Луйтен, Голландская королевская армия, – он кивнул в сторону своего невысокого спутника и улыбнулся. – Добро пожаловать в Бельгию.

– Капитан Гейтс, морская пехота США, – Чарли в свою очередь козырнул. – Я чертовски рад вас видеть, господа.

Повернувшись к своему радиотелефонисту, он приказал:

– Передай на базу – "Багинет".

* * *

БОРТ КОРАБЛЯ ВМС США "ИНЧХОН"

– Сообщение от первой волны десанта, сэр! – это объявление, сделанное на мостике через интерком, заставило всех на мгновение замереть. – Они передают "Багинет", сэр.

Уорд с шумом выдохнул и широко улыбнулся, ни капли не заботясь о том, что, быть может, выглядит в глазах подчиненных спятившим старикашкой. Ему хотелось пуститься в пляс. Вахтенный экипаж на мостике "Инчхона" был слишком хорошо подготовлен и дисциплинирован, чтобы выразить свое настроение громкими криками или хотя бы одобрительными возгласами, но повсюду адмирал видел улыбки под стать своей собственной.

Словечко "Багинет" было условным сигналом, означавшим что десантники на берегу встретились с друзьями из числа бельгийских военных. "Кинжал" обозначал бы спокойную высадку, но без какого-либо контакта с кем-либо. "Рапира" означала бы враждебный прием – иными словами, полный и окончательный провал всей миссии.

Наконец Уорд осознал, что все находящиеся на мостике смотрят на него и что капитан Марч вежливо стоит рядом с ним, ожидая приказаний. Он тоже улыбался, однако было заметно, что его снедает нетерпение.

– Отправляйте вторую волну десанта и передайте во все подразделения, что нас встречают друзья.

Марч четко повернулся и поспешно вышел.

К тому времени, когда адмирал снова вышел на крыло мостика, последние десантники уже загрузились в вертолеты и огромные винты "Оспри" начали вращаться. Он попробовал представить себе, что чувствуют десантники, зная, что на берегу их не встретит прицельный огонь противника. Вместо того, чтобы сражаться с врагом, им предстояло поддержать друзей.

Внизу, на полетной палубе, винты конвертопланов завращались быстрей, и шум, производимый их мощными моторами по шести тысяч лошадей в каждом, превратился в громкий и грозный рев. Этот рев продолжал нарастать, и, когда он достиг своего пика, все четыре "Оспри" один за другим оторвались от палубы и по изящной дуге направились к дружественному берегу. Вторая волна морского десанта будет на суше через считанные минуты, и к рассвету весь батальон, находящийся на борту "Инчхона" вместе с остальными подразделениями экспедиционной бригады морской пехоты, располагавшейся на других кораблях десантной группы, уже займет позиции.