Котел

– Можешь продвинуться вперед, Юрген?

Это был разговор майора, командира первого батальона, с одним из ротных командиров, который пытался своими силами пробиться к деревне.

– Никак нет, герр майор! – раздался в ответ голос незнакомого капитана. – Проклятые америкашки остановили нас недалеко от хутора... дерьмо!

Его последние слова были заглушены громким стакатто скорострельной пушки, которое было слышно даже через ларингофоны шлема.

– Проклятие! Над нами прошел еще один их вертолет. О, Господи Иисусе! Сэмми горит!!!

Фон Силов прислушивался к переговорам на частотах своих батальонов и на волнах приданных подразделений, пытаясь извлечь как можно больше полезной информации из кратких, лаконичных докладов и обрывков панических монологов своих подчиненных. Наконец он, разочарованный, сорвал с головы наушники и высунулся из заднего люка на крыше своего командирского "Мардера".

Густые клубы белого и черного дыма – первые от дымовых снарядов артиллерии, вторые от горящих танков и бронетранспортеров – поднимались в небо к северу от его КП. В дымном покрывале метались багровые молнии. Разрывы снарядов, гром танковых пушек и частые выстрелы автоматических винтовок пехоты сливались в неравномерный, тяжелый гул, который бил в уши и раскачивал землю.

Фон Силов прищурился. Атака захлебывалась, неожиданно наткнувшись на оборонительные порядки американцев, расположенные в непосредственной близости от позиций польского полка, которые он штурмовал прошлой ночью. Губы его свела гримаса ненависти к самому себе и к новому разведывательному подразделению 19-й бригады: двум взводам на бронемашинах "Лухс", которые он объединил, пополнил свежими бойцами и которым придал на усиление подразделение Территориальной армии. Плохо проинструктированные, неумело направляемые, чересчур уверенные в своих силах после столь легкой победы над поляками, его разведчики всю ночь просидели на одном месте, вместо того, чтобы провести рекогносцировку в полном объеме. Это было из рук вон плохо, но еще хуже было то, что он послал свои войска вперед, удовлетворившись неполным докладом.

Вилли устало опустил веки, чтобы не видеть боя, который гремел впереди. Его люди, его солдаты гибли там только потому, что он пренебрег одной из своих обязанностей. Теперь он чувствовал почти физическую боль, словно острый штык вонзился ему в живот и поворачивался там.

– Герр подполковник!

Голос рядового Неуманна заставил его снова спуститься в броню.

– Да? В чем дело?

– Вызывает дивизия, майор Фейст. Он хочет поговорить с вами.

Вилли неохотно надел наушники рации. Интересно, что нужно от него заместителю начальника оперативного отдела 7-й бронетанковой дивизии?

– Фон Силов слушает.

– Так, – холодно сказал майор Фейст.

Это был один из офицеров штаба дивизии, которые поддерживали фон Ольдена, пока он не был освобожден от всех постов и не отправлен с позором в Германию. Маленький, усатый, как таракан, майор был одним из основателей клуба "Терпеть не могу "осси".

– Мы получили новый приказ из штаба корпуса, герр подполковник. 19-я мотопехотная дивизия должна выйти из боя и отойти на Гражно.

– Что? Почему? – Фон Силов не дал себе труда скрыть удивление. Крошечная деревня Гражно была отправным пунктом для его ночной атаки.

– Новое подразделение противника идентифицировано нами как 101-я десантно-штурмовая дивизия США.

– Мне это и без вас известно, – прорычал Вилли. – Тем более необходимо развивать наступление дальше и попытаться прорвать их оборону, пока американцы не зарылись в землю.

– Невозможно, герр подполковник. Приказ генерала Монтана совершенно недвусмысленно говорит об этом, – было слышно, как Фейст не то фыркнул, не то чихнул. – Части французского 3-го Армейского корпуса и 5-й бронетанковой дивизии также столкнулись с гораздо более сильным противником, чем ожидалось. Корпус считает, что нам необходимо перегруппироваться и заново пересмотреть наш план атаки в свете возникших обстоятельств.

Фон Силов пришел в такую ярость, что глаза его заволокло красной пеленой. Единственное, в чем отчаянно нуждался противник, так это во времени, а теперь генерал Монтан и остальные кретины преподносят им это время на серебряном подносе.

– Передайте в штаб корпуса, что они могут засунуть эти "возникшие обстоятельства" в одно место...

– Я предлагаю вам подчиниться приказу, – ледяным тоном заявил майор, по всей видимости, ничуть не тронутый неожиданной вспышкой Вилли. – У вас есть тридцать минут на то, чтобы начать отвод своих войск. Если вы не сделаете это, я уверен, мы сумеем подыскать для вашей бригады нового командира. У меня все, конец связи.

Фон Силов в течение нескольких секунд молча стоял и смотрел в испуганные лица своих офицеров, прежде чем снова обрел дар речи и выдал один за другим несколько коротких приказов, суть которых сводилась к одному: стремительное наступление 19-й бригады на Гданьск должно быть приостановлено.

* * *

11-я ЭСКАДРИЛЬЯ 34-го ИСТРЕБИТЕЛЬНОГО ПОЛКА, ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА В ГДЫНЕ, ПОЛЬША

Майор Тэд Войцик выбрался из кабины своего истребителя F-15 "Игл", чувствуя себя таким усталым, словно он только что пробежал марафон, а потом провел несколько раундов без перчаток против боксера-тяжеловеса. Постоянные вылеты на боевые операции днем и бумажная работа ночью истощили его последние, тщательно сберегаемые силы. Даже сейчас, после тяжелого воздушного боя, его работа не была закончена. Сержант Ежи Палебин из штаба эскадрильи уже поджидал его внизу с информацией об успехах полка и с вопросами о том, как прошел последний вылет майора.

Новая штатная вакансия начальника оперативной части эскадрильи и стремительное продвижение по службе были вызваны тем, что дыры в штатном расписании сводного авиаполка заполнялись в пожарном порядке, по мере их появления. Майор Вольновский погиб, разбившись на посадочной полосе при попытке посадить изувеченный "Игл". Тэд получил его должность и был произведен в майоры в тот же день после полудня.

Войцик был одним из пилотов, кто был в эскадрилье с самого начала. Вольновский был вторым.

С тех пор прошло всего несколько дней, а ему уже казалось, что он занимается оперативной работой всю свою жизнь. Он был готов к тому, что в конце концов ему придется заниматься ею, так как он оказался одним из немногих уцелевших счастливчиков, и к тому же – грамотным пилотом. Разумеется, от боевых вылетов его никто не освобождал, как и всех его предшественников на этом посту. Пилотов не хватало.

Несмотря на усталость, Тэд был доволен. Утренний вылет был отличным – впервые за достаточно долгий срок. Десять польских истребителей удачно перехватили рейд авиации ЕвроКона на Старогард, не подпустив противника к сортировочной железнодорожной станции. Впервые немецкие и французские самолеты вылетели "на работу" без достаточного истребительного прикрытия, и польские F-15 ворвались прямо в их боевые порядки и сбили восемь из тридцати самолетов противника.

Его второй вылет в составе четырех самолетов – ибо это было все, что еще могло летать в составе первой эскадрильи полка – прибавил к их послужному списку пять французских "Миражей".

– Жаль, что среди них не было немцев. Мне так хотелось прикончить еще несколько швабов, – мрачно проговорил он, обращаясь к Палебину, когда они уже шли к своему оперативному пункту.

Немолодой сержант-сверхсрочник удивленно покосился на него через плечо, несколько растерявшись и возмутившись тем разочарованием, которое явственно прозвучало в голосе майора.

– Какая разница – немцы или французы? И те и другие – наши враги. Разве не так?

Он шел за сержантом к зданию оперативного пункта в задумчивом расположении духа. Может быть, было глупо с его стороны считать немцев отдельно, словно все зло было заключено в них одних, но он сказал эти свои слова под влиянием импульса. Французы были в той же степени ответственны за развязанную войну, что и немцы.

Затем он задумался о том, как сейчас приходится его родителям. По официальным каналам он получил краткое извещение, что его отец и мать живы и находятся в безопасности в Варшаве. Он решил про себя, что безопасность эта относительная. Слишком упорны были слухи о том, что русские собираются вступить в эту войну и уже готовы в любой момент пересечь границу Польши. Если это случится...

Тэд почувствовал, как по спине под летным комбинезоном пробежал холодок. Если русские примут сторону ЕвроКона, то все жертвы окажутся напрасными. Польша падет.

Он постарался отогнать от себя эту мысль, сосредоточившись на мыслях о родителях. Официальное сообщение не уточняло, где именно в Варшаве они обосновались. Скорее всего, это был грязный палаточный лагерь беженцев в пригороде столицы, один из многих, что выросли там за последнее время. Хватает ли им еды или они голодают? Вероятнее всего последнее: война разрушила систему снабжения и распределения продовольствия в Польше, а те крохи, которые удавалось ввозить в страну морским путем, шли, в первую очередь, на нужды армии. Пока весь народ в опасности, гражданским лицам придется потуже затянуть пояса и позаботиться о себе самим.

Тэд невесело улыбнулся. Возможно, ненавидеть французов тоже окажется совсем легко. А должен ли он ненавидеть свою работу, то, чем он сейчас занимается? Об этом стоило поразмыслить.

Когда они вошли в здание оперативного пункта, командир 1-й эскадрильи подполковник Лышкава поздравил его с двумя сбитыми самолетами. Теперь на счету Тэда стало девятнадцать самолетов противника.

А потом майор Войцик увидел, как командир улыбнулся, наверное, впервые за последнюю неделю.

– Мы получили несколько новых машин, майор. Завтра нам доставят восемь истребителей модели "С", и с ними прибудут трое новых пилотов. Наши два самых старых самолета отправятся в Англию для восстановительного ремонта.

Мысли Тэда помчались стремительным галопом, обгоняя одна другую. Новые машины и пилоты? Это было первое пополнение за несколько недель – первые осязаемые признаки того, что английским и американским союзникам Польши удалось наладить воздушные коридоры и морские пути, ведущие в окруженную врагами страну. Летчиков и так было больше, чем самолетов, и, благодаря этому неожиданному пополнению, его эскадрилья могла получить в свое распоряжение вдвое больше машин, чем сейчас. Он был офицером эскадрильи по оперативной части, и именно ему предстоит выписывать полетные задания для истребителей эскадрильи. Теперь у него будет несколько вариантов выбора, и майор уже предчувствовал, как он распорядится предоставившимся ему шансом. Конечно, они будут не настолько сильны, чтобы дать людям полноценный отдых, однако по нескольку человек в день смогут пропускать боевые вылеты, чтобы немного перевести дух.

Все это пробудило в нем слабую надежду. Пусть лично для себя он ни на что не надеялся, но у Польши появился слабый шанс справиться с бедой.

Глава 32

На лезвии ножа

30 ИЮНЯ, УЗЕЛ СВЯЗИ 25-й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ В БЕЛОВЕЖСКОЙ ПУЩЕ, ГРАНИЦА ПОЛЬШИ И БЕЛАРУСИ

На протяжении нескольких веков бескрайние, девственные леса Беловежской пущи служили заповедником – последним прибежищем исчезающего европейского зубра в мирные годы и укрытием для польских и белорусских партизан в годы войны. Теперь под густо переплетенными кронами вековых деревьев расположились иные войска, стремившиеся скрыться от американских разведывательных спутников, вращающихся по своим орбитам на высоте нескольких сотен миль над поверхностью Земли.

Когда лучи солнца проникли сквозь густую листву и осветили пространство под деревьями, к небу стал подниматься приглушенный гул многих голосов, звяканье металла о металл и дымки многочисленных походных кухонь. Солдаты российской 25-й танковой дивизии просыпались и приступали к своим ежедневным обязанностям, проведя еще одну ночь в полевом лагере, под прикрытием деревьев и маскировочных сетей, которыми были затянуты танки Т-80 и боевые машины пехоты БМП-2.

Почти в самой середине обширного лагеря стояло несколько палаток, вокруг которых прохаживались вооруженные часовые. Составленные в круг командирские машины свидетельствовали, что штаб дивизии расположился именно здесь. Внутри этого круга было и такое место, где натянутые между деревьями телефонные провода исчезали под большим брезентом, который словно гигантский шатер прикрывал два восьмиколесных бронетранспортера, установку радиосвязи и несколько легких алюминиевых складных столов, заставленных полевыми телефонами, шифровальным оборудованием, аппаратурой засекречивания и прочими сложными приборами. В углу шатра деловито стучал дизельный электрогенератор, благодаря которому можно было пользоваться связью, не тратя драгоценные аккумуляторные батареи.

Возле одного из таких столов стоял высокий черноволосый военный, который говорил по ЗАСо-вскому телефону. Его лицо было бы красивым, если бы его не портил извилистый шрам, пересекающий лоб и по переносице спускающийся на левую щеку. То был след ранения, полученного генерал-майором Сергеем Ростопчиным много лет назад в Афганистане, где он командовал батальоном. Тогда осколки душманской мины не только изуродовали его лицо, но и чуть было не поставили точку на его карьере.

– Хорошо, полковник, я прекрасно вас понял.

Можете сообщить в главный штаб, что дивизия будет готова выдвинуться в назначенный срок.

Для командира дивизии Ростопчин был удивительно молод, особенно в армии, которую маршал Каминов подверг решительной перестройке и чистке.

Сам маршал был уже довольно пожилым человеком, и потому был склонен рассматривать возраст в качестве одного из показателей компетентности военачальника. Ростопчин был гораздо моложе большинства армейских генералов, но его нынешняя должность досталась ему заслуженно. Свою роль сыграло и то, что его родители всю жизнь посвятили армейской службе, и его собственный безупречный послужной список, а так же – что, быть может, было важнее всего – полное отсутствие интереса к политике. Комдив непоколебимо придерживался одного главного принципа и никогда от него не отступал – подчиняться вышестоящему командованию быстро, точно, без рассуждений и оговорок. Это качество делало его тем более ценным в нынешние времена, когда лояльность была не в чести, а пристрастия менялись буквально с каждым новым дуновением политического ветра.

Ростопчин дал отбой и обернулся к начальнику штаба, который с тревогой дожидался конца разговора.

– Это звонил полковник Соловьев, Миша. Нам следует ожидать подтверждения приказа об атаке в течение ближайших суток-полутора.

Полковник коротко кивнул в ответ, ожидая дальнейших инструкций.

– Свяжись со всеми командирами полков, – продолжил генерал Ростопчин. – Передай им, что я жду их к 16.00 для последнего инструктажа. Прикажи подтянуть тылы, я хочу, чтобы все наши машины были заправлены доверху еще до рассвета.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Ростопчин кивнул и вышел с узла связи, направляясь к своему персональному домику-прицепу. У него были компетентные и знающие подчиненные, способные учесть и принять во внимание все важные мелочи, о которых, как правило, вспоминаешь в самую последнюю минуту, причем проделывали они это совершенно автоматически. Автоматизм вырабатывался путем долгих и упорных тренировок, так как подготовить дивизию к боевому маршу было не так-то легко. Положившись на их опыт, генерал решил посвятить оставшиеся несколько часов тому, чтобы еще раз обдумать основные положения своего плана.

Он хотел сделать это вовсе не потому, что ожидал множества неприятностей, когда придет время и будет получен приказ. Отнюдь нет. На границе с Польшей уже сосредоточилось восемь русских дивизий, и еще четыре были на подходе. Им противостояла всего одна дивизия польской армии, которую они сокрушат за несколько часов. При мысли об этом Ростопчин только пожал плечами. При сложившемся соотношении сил война против Польши и их союзников должна была быть больше похожа на учения или маневры, чем на настоящий бой.

* * *

ШТАБ 1-й ВОЕННО-ВОЗДУШНОЙ АРМИИ, БАЗА ВВС В ГРОДНО, БЕЛАРУСЬ

Командующий 1-й военно-воздушной армией генерал-полковник Василий Уваров с нескрываемым удовольствием смотрел вдаль с высотной башни в центре города Гродно. В нем нарастало предчувствие грозных событий. Тысячи часов кропотливой штабной работы и подготовки принесли свои плоды: последние подразделения ударной авиации российской армии заходили на посадку.

Укрытия и ангары, выстроенные по обеим сторонам рулежных и взлетно-посадочных полос базы ВВС были уже заполнены прибывшими машинами, однако все новые и новые эскадрильи продолжали прибывать с тыловых аэродромов. На летном поле, на стоянках между массивными бетонными постройками стояли Су-24 – штурмовики дальнего действия со стреловидными широкими крыльями, а перед ними были парами припаркованы "Лягушачьи лапки" – меньшие по размеру, но более тяжелобронированные штурмовики Су-25, аналогичные американским "истребителям танков" А-10 "Тандерболт".

На другой стороне огромного летного поля торопливо расходились по местам экипажи летчиков и команды наземной обслуги, то и дело уклоняясь от электрокаров и самоходных тележек, развозивших по ангарам и взлетным полосам авиабомбы, ракеты и ракетные снаряды, а также боеприпасы для скорострельных авиационных пушек. На самой границе видимости, едва заметные среди невысоких холмов и редких березовых рощиц, боевые расчеты зенитных ракетных комплексов в спешке приводили в порядок свое хозяйство, готовя к боевым дежурствам батареи пусковых установок СА-10 и СА-15, окружившие базу по всему периметру.

Уваров знал, что подобную картину можно в эти минуты наблюдать на всех базах ВВС, расположенных в непосредственной близости от границы. Целые полки ударно-штурмовой и истребительной авиации до последней минуты оставались на тыловых аэродромах, чтобы ввести в заблуждение развед-спутники противника, в то время как вся аэродромная обслуга и техника поездами и автотранспортом скрытно перебрасывались на приграничные базы. И вот теперь они воссоединялись на прифронтовых аэродромах, вновь образуя боевые части и соединения. К моменту, когда маршал Каминов достигнет соглашения со своими французскими союзниками, 1-я военно-воздушная армия будет полностью готова вторгнуться в воздушное пространство Польши всей своей немалой мощью.

* * *

КОМАНДНЫЙ ПУНКТ НА РАКЕТНОМ ПОЛИГОНЕ ТЕЙКОВО, РОССИЯ

Генерал Виктор Гречко, находясь на подземном командном пункте в нескольких сотнях футов от поверхности земли, смотрел, как на контрольной панели управления перемигиваются разноцветные лампочки. Постепенно все огни на панели сменили янтарно-желтый цвет на зеленый – это боевые расчеты межконтинентальных баллистических ракет СС-24 докладывали о состоянии полной боевой готовности. После нескольких лет неопределенности, навязанных политиками, его ракеты снова возвращались в режим "горячего ожидания". Первоначально эти твердотопливные ракеты были разработаны для старта с подвижных транспортных средств с рельсовыми направляющими, однако впоследствии их поместили в подземные шахты, предназначавшиеся для более старых СС-11. Каждая баллистическая ракета СС-24 имела радиус действия свыше пяти тысяч морских миль и несла до десяти высокоточных ядерных боеголовок индивидуального наведения мощностью по пятисот пятидесяти килотонн каждая. На взгляд генерала Гречко, это было ошибкой. Развернутые на стартовых позициях шахтного типа ракеты были слишком уязвимы, и воздушный удар авиации США по французским ракетам на плато д'Албийон наглядно доказал это. Однако на ракетном полигоне, расположенном глубоко на территории России, они могли бы пострадать только в том случае, если американцы первыми запустили бы свои межконтинентальные ракеты. Когда на пульте не осталось ни одного желтого огонька, генерал снял трубку прямой телефонной связи с Москвой.

– Докладывает генерал Гречко. Ракетный полигон Тейково находится в режиме "горячего ожидания". Проверка всех систем завершена, боевые расчеты приведены в состояние повышенной боевой готовности. Стартовые ключи и коды розданы. Ждем дальнейших указаний.

Теперь, если бы США или Великобритания попытались при помощи ядерной угрозы остановить вторжение русских войск в Польшу, Россия была готова ответить тем же.

* * *

ОСТРОВ БОРНХОЛЬМ В БАЛТИЙСКОМ МОРЕ, ДАНИЯ

Десятилетний Кристиан Петерсен стоял на вершине невысокого, поросшего травой холма и вглядывался в морскую даль, завороженный видом множества серых, безмолвных корабельных силуэтов, движущихся мимо Борнхольма на восток. Позабытые учебники грудой лежали на траве возле его ног. Порывы резкого ветра ерошили мягкие светлые волосы мальчугана, раздували синюю с желтым ветровку, которую мать Кристиана всегда заставляла его надевать, чтобы уберечь от утренней прохлады.

Десять. Двенадцать. Пятнадцать. Он громко считал проходившие мимо корабли, и глаза его раскрывались все шире и шире. Их были десятки! Кораблей было гораздо больше, чем он видел за всю свою жизнь, и все это были крупные суда, ничем не напоминающие плоскодонные мотоботы, обычно бороздящие море вокруг острова, осуществляя межостровные пассажирские и грузовые перевозки. Кристиан разглядел и старые, все в потеках ржавчины грузовозы, и нефтеналивные танкеры, и глубокосидящие современные контейнеровозы, рядом с которыми мальчик заметил и маленькие, ощетинившиеся во все стороны антеннами военные корабли, сновавшие между "торговцами".

Сверкая серебристыми винтами, над конвоем косились грязно-серые вертолеты, а высоко в зените, словно дневные звезды, то вспыхивали, то гасли в солнечном свете маленькие искры. Это были американские, английские и норвежские истребители, готовые отразить любую попытку ЕвроКона атаковать конвой с воздуха.

Датский школьник, разумеется, не мог знать, что он видит первый военно-транспортный караван союзников с действительно серьезной помощью для Польши. Корабли, на борту которых находились танки, бронетранспортеры и артиллерия 24-й механизированной и 1-й бронетанковой дивизий были от Гданьска на расстоянии всего двухсот миль.

* * *

ОТДЕЛЕНИЕ ГЛАВНОГО ДЕПАРТАМЕНТА ВНЕШНЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ, ФРАНЦУЗСКОЕ ПОСОЛЬСТВО В МОСКВЕ

Майор Поль Дюрок низко склонился над столом в одной из комнат посольства, принадлежавшей Департаменту. Окон в ней не было, а стены защищались от прослушивания электромагнитными экранами. Дюрок изучал фотографии, которые его филеры сумели сделать на Арбате. На фото полковник Валентин Соловьев разговаривал с эффектной шатенкой. Подняв взгляд на высокорослого, плотного Мишеля Вернера, он спросил:

– Форе и Вердье уверены, что это было именно запланированное рандеву, а не просто случайная встреча?

– Совершенно уверены, – кивнул Мишель. – Русский офицер оставил свою машину на стоянке у Министерства обороны и, не заходя в здание, сразу пошел на Арбат. Здесь он встретился с этой женщиной и после короткой беседы вернулся в Министерство.

– Так... – Дюрок побарабанил пальцами по столу, обдумывая это утверждение. Затем он кивнул. Его оперативники были правы. Поступки полковника целиком укладывались в схему поведения человека, который выходит на нелегальный контакт. Но вот только с кем встречался Соловьев?

Дюрок снова посмотрел на Вернера.

– Вы так и не установили, кто она такая?

– Увы, майор, – гигант угрюмо покачал головой. – Мы проверили все досье здесь и – через спутник – в Париже, но нам так и не удалось идентифицировать ее ни с одним из известных нам секретных агентов.

– Меня это не удивляет, – едко заметил Дюрок. Несколько лет службы во французской разведке заставили его преисполниться глубочайшего презрения к типам из административной и аналитической служб. Он оценивал их умственные способности не намного выше, чем у обыкновенных конторских служащих.

Майор снова впился взглядом в лицо женщины, стоявшей рядом с Соловьевым. Кто же она, черт побери, такая? Она была не похожа на русскую, но это еще ничего не значило. Даже теперь, когда от России отделились бывшие союзные республики и окраинные провинции, эта треклятая страна все равно представляла собой адскую мешанину самых разных этнических групп. Однако все в ее облике выдавало в ней иностранку, вот только из какой страны? Из Англии? Из Америки? Из Германии?

– Может быть, запросить русских? – предложил Мишель. – Может быть, у ФСК есть что-нибудь на нее?

– У этих? – Дюрок фыркнул. – Сомневаюсь.

Затем глаза его сузились.

– В любом случае мы можем совершить большую ошибку, прибегая к помощи ФСК. Что если Соловьев действует с санкции самого Каминова? Что если этот старый хрыч ведет с нами двойную игру? Я не удивлюсь, если станет известно, что маршал торгуется одновременно и с нами, и с американцами.

– Тогда, может быть, сообщить в Париж? – неуверенно спросил Вернер.

– Ни в коем случае, – Дюрок постучал пальцами по фотографиям. – Во всяком случае до тех пор, пока у нас не будет чего-то более определенного, чем это.

Он серьезно сомневался в том, что его начисто лишенные воображения начальники сумеют увидеть что-либо подозрительное или хотя бы выходящее за рамки обычного в том, что полковник Соловьев открыто встречается с прелестной женщиной. Если он начнет слать шифровки в Париж с подобными сообщениями, то добьется только очередного выговора за стремление нарушить устоявшийся порядок, который, словно строгий ошейник, стягивал его шею. Нет, ему потребуется нечто большее, чем не подкрепленные вескими доказательствами предположения и проблески интуиции. Без доказательств ему ни за что не удастся убедить начальство в том, что в Москве что-то неладно. Тут нужно неоспоримое свидетельство измены Соловьева, причем такое, которое заставило бы русских предпринять в отношении полковника какие-то меры или вскрыло двойное дно самого Каминова.

Дюрок встал и оттолкнул от себя пачку фотографий. Насколько он понимал, переговоры с маршалом и его сторонниками подошли к критической стадии. Посол Сорэ ожидал решительного прорыва с часу на час. Времени для того, чтобы раскрыть нелегальную связь Соловьева и добыть необходимые доказательства, оставалось чертовски мало, и у него был только один путь, чтобы справиться с этой задачей, пока не стало слишком поздно. Необходимы решительные действия. Необходима боевая операция.

* * *

ПАРК ГОРЬКОГО

Москвичи заполнили улицы, наслаждаясь последними часами уходящего теплого летнего дня. По аллеям парка бродили рука об руку парочки, кто-то неподвижно сидел на скамейках, впитывая благодатный солнечный свет. Чиновники и бизнесмены снимали пиджаки и ослабляли узлы галстуков. Кое-кто задерживался по пути домой сыграть партию в шахматы или просмотреть вечерний выпуск подцензурных правительственных газет; некоторые заходили в кафе выпить с друзьями или коллегами по работе водки или пива. Любители футбола собирались группами и обсуждали последние матчи чемпионата. Несколько подростков пронеслись по извилистым аллеям на скейтбордах, с трудом огибая пешеходов.

Эрин Маккена ловко уклонилась от целой стаи гогочущих подростков и остановилась в тени одного из двух гигантских колес обозрения. Она тоже вполголоса выбранилась, однако ее проклятия относились отнюдь не к расшалившимся скейтбордистам. Эрин проклинала Каминова, немцев, французов и всех кретинов, подталкивающих мир к новой глобальной войне.

Она только что встречалась с Валентином Соловьевым, и ни одна из новостей, которые она должна была передать Баничу, не была доброй. По словам полковника, его руководителям оставалось сделать последние полшага, чтобы достичь договоренности с французскими эмиссарами. Каминов уже издал предварительный боевой приказ армии и военно-воздушным силам, сконцентрированным на границе Польши, и даже остававшиеся у русских межконтинентальные баллистические ракеты были приведены в состояние повышенной боевой готовности.

Эрин крепко зажмурила глаза, чувствуя, как от напряжения заныли виски. Господи Иисусе, между Россией и Соединенными Штатами может начаться ядерная война! Кошмары и страхи, терзавшие ее в детстве, снова ожили и были весьма недалеки от того, чтобы стать реальностью. Эрин с гневом подумала о близоруких и эгоистичных политиках, которые приобретали голоса избирателей призывами к изоляции, устанавливали барьеры на путях развития внешней торговли, одновременно урезывая расходы на оборону и на помощь иностранным державам. Они и им подобные оппортунисты по всему земному шару пожинали теперь горькие плоды своей политики – миллионы невинных людей оказались в жерновах пылающей в Европе войны.

Когда последний длинноволосый юнец с гиканьем промчался мимо, Эрин Маккена вернулась на дорожку парка и направилась к серому продуктовому фургону, припаркованному возле высотной башни музея палеонтологии на южной окраине парка Горького. Она знала, что Банич, Хеннеси и другие оперативники ЦРУ, прикрывавшие ее во время этой встречи, захотят как можно скорее доложить полученную информацию в посольство.

Дорожка вывела ее на обочину Калужского шоссе всего в какой-то сотне метров от фургона Банича. Здесь было еще оживленнее. Толпы людей из тех, кто работал или жил в престижных многоэтажных домах на противоположной стороне проспекта, вливались в парк через южные ворота. Эрин миновала группу зевак, собравшихся вокруг жонглировавшего тремя мячами и кухонным ножом уличного артиста, и ускорила шаги. Она была почти у цели.

Два черных автомобиля вынырнули из потока движущегося транспорта и с резким скрипом затормозили возле нее. Распахнув задние дверцы еще до того, как машины полностью остановились, из них выскочили двое мужчин и бросились к ней. Эрин успела рассмотреть их неподвижные, лишенные всякого выражения лица и одинаковые темные костюмы.

Эрин замерла, парализованная страхом, и прежде, чем она успела прийти в себя, ее схватили за руки и подтолкнули к одному из ожидающих "седанов".

Огромный мужчина с жестким лицом, стоявший у второй машины, замахал руками и крикнул:

– Скорее!