Коллекция

Девочка со спокойным интересом оглядывалась по сторонам, неопределенно качала головой и иногда походя проводила ладонью по загривку оказавшегося близко стража, и у того вырывался восторженный вой, но в то же время он весь как-то поникал под этой ладонью. Кира внимательней пригляделась к стражам, в которых сейчас было что-то очень необычное, и внезапно поняла, что стражам страшно.
      — Это она!.. — прошипел Стас ей на ухо. — Смотри — это же она!
      — Но это ребенок, Стас! — изумленно произнесла Кира. — Какая же это…
      — Тихо — услышит! А кого ты ждала? Страшную старуху с клюкой?! Или вовсе какое-нибудь чудище?! Вспомни все, что я тебе говорил! Они такие, в каких поверили.
      Следом за девочкой выступали три странных существа — высокие женщины, все в одинаковых длинных бледно-сиреневых платьях, спускавшихся из-под серебряных поясов мягкими складками, и за спинами всех троих чуть колыхались при каждом шаге большие черные крылья, чем-то отдаленно напоминающие орлиные. Женщины строго смотрели перед собой, поджав яркие, кроваво-красные губы, и в их волосах, уложенных в сложные высокие прически, сияли алые камни, похожие на замерзшую кровь. На поясе каждой висел острый кинжал.
      — А это еще кто? — тихо спросила Кира. Стас пожал плечами.
      — Не знаю. Может, Керы? По преданиям, они носились над полем битвы, пили кровь раненых и вырывали их души.
      — Тогда чего им тут надо? С вырыванием душ тут и без них неплохо справляются…
      — Прекратите галдеть! — зло сказала сзади Вера Леонидовна и толкнула их в спины.
      Кира коротко огрызнулась и вцепилась Стасу в плечо, глядя на идущую за предполагаемыми Керами высокую девушку с волшебно красивыми чертами лица. Длинные распущенные волосы окутывали ее обнаженную фигуру, словно плащ, и левая нога сквозь вьющиеся пряди гладко блестела медью, и при каждом ее шаге в тишине зала раздавался легкий металлический стук. Девушка оглядывалась по сторонам с восторженным любопытством, свойственным юности, подмигивала жавшимся к стенам людям и улыбалась им полными яркими губами, и в этих улыбках было особое обещание. Стас, неотрывно глядя на нее, коротко вздохнул и подался было вперед, но тут же, чертыхнувшись, дернулся обратно и теперь сам стиснул Кирину руку, словно это придавало ему уверенности в себе.
      — А это что за чаровница? — насмешливо спросила она, и Стас снова вздохнул.
      — Наверное, Эмпуса. Между прочим, есть мнения, что именно ее следует считать прародительницей вампиров. Она завлекала молодых мужчин и выпивала их кровь. Но… я читал, что у нее были ослиные ноги.
      — Ну, кто ж является на праздник с ослиными ногами, Стас? К тому же, с такими ногами никого особо не завлечешь…
      — Прекратите, я сказала!
      — Ладно тебе, баб, это нервное… А кто она этой…
      — Считается, что дочь.
      — Да ладно!.. Мама-то выглядит гораздо…
      Ларионова больно дернула ее за волосы, и Кира, ойкнув, замолчала, хотя болтать сейчас хотелось беспрерывно — уж очень было страшно. Она тряхнула головой, сбросила руку Стаса и вдруг спустилась по ступеням и неторопливо пошла навстречу странным и жутким гостям, которые шли вперед спокойно и уверенно и были отчего-то удивительно похожи на бандитскую элиту, заглянувшую скоротать вечерок в собственном ресторане. Чей-то голос сзади позвал ее, потом она услышала торопливые нестройные шаги и поняла, что и брат, и бабка устремились следом.
      Кира остановилась, не дойдя до девочки какой-нибудь метр, и та остановилась тоже, глядя на нее с любопытством, и Кира ощутила, что из детских глаз на нее смотрит что-то неизмеримо древнее и умудренное. Она растерялась, не зная, что делать дальше. Гостей принято приветствовать, но она до сих пор даже не знала, кто перед ней. Вокруг столпились, махая хвостами, стражи, повизгивая, как испуганные щенки, один из них нечаянно наступил девушке на медную ногу, и та раздраженно отмахнулась от него. Стража отнесло к стене, он тяжело стукнулся об нее, смяв брызнувшую соком янтарную виноградную гроздь, и шлепнулся на пол.
      — Поклонись! — прошипела Ларионова Кире на ухо. — Сейчас же поклонись!
      — Не суетись, Вера, — насмешливо произнесла девочка, подхватив сползающий шарф. Голос у нее оказался чистым и звонким, слушать его было приятно, но у Киры по спине пробежал колючий холодок — отчего-то ей сразу же подумалось, что эта девочка — большая шалунья, и ее шалости не имеют ничего общего с шалостями других маленьких девочек. Темные глаза гостьи снова внимательно оглядели ее, и Кира внутренне сжалась, приготовившись к каким-то особым словам, но девочка, усмехнувшись, внезапно сказала:
      — А хороша девка! Ну, что ж, позволь мне тебя поздравить с твоей новой луной. Извини за опоздание. Ничего, что я с подружками? Среди миров скучно бродить в одиночестве.
      Кира машинально кивнула, изумленно глядя на нее, и девочка звонко засмеялась.
      — Почему ты так смотришь? Ты ожидала, что я заговорю каким-то особым образом? Гомеровскими гекзаметрами? Или скажу нечто высокомудрое и наводящее ужас? Брось, это скучно. Времена изменились, люди изменились и мы изменились тоже, — она недовольно огляделась. — Что такое, почему все остановилось? Продолжайте.
      Снова зазвучала музыка, и вокруг закружились пары в испуганном, дрожащем вальсе. Девочка чуть склонила голову набок, глядя на Киру.
      — Ты рада меня видеть, Кира? Говори правду.
      — Не знаю, — ответила Кира. — Но разве для тебя это имеет значение?
      — Это имеет значение для тебя. Отличные псы получились, правда? — девочка почесала за ухом одного из стражей, который чуть не рухнул в обморок от ужаса. — Но у моего двоюродного дяди есть пес и пострашнее. Знакомься, моя свита.
      — Э-э… — Кира вздрогнула. — Очень приятно.
      Мрачные крылатые женщины коротко и как-то удивительно мягко кивнули. Девушка улыбнулась несколько вызывающе, и ее прекрасное лицо вдруг исчезло, затянувшись слоем жидкого пламени, в котором распахнулся черный провал рта и блеснули тонкие изогнутые иглы клыков. Девочка шлепнула ее по голому бедру и весело сказала:
      — Веди себя прилично!
      Огонь стек с лица медноногой девушки и оно вновь засияло юной красотой. Усмехнувшись, она отбросила с плеча волосы и неожиданно сделала Кире классический реверанс.
      — Иногда она бывает довольно вредной, — заметила девочка. — Как, впрочем, и все мы.
      Она протянула Кире руку и та, помедлив, осторожно сжала пальцы на ее ладони. Ладонь оказалась совершенно обычной, теплой и мягкой. Девочка потянула Киру, заставив ее описать полукруг, и взглянула на Стаса, который стоял рядом, нервно сжимая и разжимая пальцы.
      — А-а, вот и Стас, — она улыбнулась с каким-то призрачным сочувствием. — Бедный, бедный Стас.
      — Почему это я бедный?! — хрипло спросил он, изо всех сил стараясь не смотреть на медноногую красотку, пожиравшую его глазами. Девочка молча покачала головой и протянула руку и ему. Стас положил свою ладонь на ее с таким видом, словно засовывал руку в тигриную пасть.
      — Я чувствую, ты придумала новую игру, Вера? — девочка двинулась к площадке, крепко держа Киру и Стаса за руки. — Это будет интересная игра?
      — Думаю, тебе понравится, — Вера склонила голову, обошла их и пошла следом. Вместе они поднялись на площадку, девочка разжала пальцы и поманила Киру.
      — Наклонись ко мне, дитя. У меня есть для тебя подарок.
      Кира послушно подчинилась, и девочка, оглядев ее растрепанные волосы, недовольно поджала губы, тронула указательным пальцем одну из прядей, и та вдруг ожила, зашевелилась, и следом за ней зашевелились остальные пряди, поднялись и свились в сложную прическу, и один локон, спустившись с виска, лег Кире на плечо, полузакрыв серебряный тюльпан-булавку, и Кира, глядя на свое далекое призрачное отражение в черном зеркале, невольно подумала, что работай это существо в какой-нибудь парикмахерской, оно давно бы сколотило себе состояние.
      — И там мне доводилось бывать, — засмеявшись, сказала девочка, и Кира с досадой поняла, что та прочитала ее мысли. — Многие из нас прожили не одну людскую жизнь. Это бывает очень увлекательно. Долгое существование располагает к скуке, а скука — это пустота, и ее необходимо заполнять. Свою последнюю жизнь я завершила в Багдаде год назад и видела там немало забавного.
      Она вытащила откуда-то из-под шарфа необычайно красивую золотую диадему в виде двух переплетенных змей, держащих в пастях яркие камни, вспыхивающие радужными огоньками и надела ее на Киру, после чего сделала ей знак ближе подойти к зеркалу. Кира приблизилась к гладкому овалу, с опаской поглядывая на беспрерывно ползущую вокруг него золотистую змею, и недоуменно посмотрела на свое отражение. В густых темных глубинах стояла незнакомка в странном наряде. Яркие камни сияли у нее надо лбом, и их сияние отражалось в ее глазах, которые были чернее зеркальной поверхности, и зрачки недобро горели золотом. Она медленно повернулась и взглянула на зал. Перед ней проносились кружащиеся в вальсе пары, пролетали искаженные искусственным весельем лица… Вика, Егор, Сергей, дед… Застонав, Кира снова отвернулась к зеркалу, яростно глянула на себя и ударила по гладкой поверхности кулаком, и та вдруг расступилась под ним легко, словно вода, и из зеркала во все стороны полетели брызги и превратились в крошечных змеек, которые мгновенно расползлись в разные стороны и исчезли. Кира отшатнулась, почти бегом вернулась к гостье и решительно спросила:
      — Кто ты?! Скажи немедленно — я хочу знать! Ты Геката?!
      — А что, если и так? — лениво произнесла девочка. — Это для тебя что-то изменит? Это что-то вернет обратно? Ведь все тут придумали вы сами — даже ты внесла сюда что-то свое. И ты в меня веришь.
      Руки Киры невольно сделали всполошенный, раздраженный жест. То, что стояло перед ней, вело себя странно и нелепо. Разве так должны вести себя боги?
      Но кто знает, как именно ведут себя боги?
      — Мы бываем всякие, — девочка отошла к одному из пухлых диванов и совершенно по-детски плюхнулась на него. — И ответственность за это несете исключительно вы, люди. Вы делаете нас такими. Вы верите в нас таких. Может, отложим эту бесполезную дискуссию, дитя? Иначе мне может стать скучно, — в ее голосе послышалась угроза, и по залу прокатилась волна холода, и музыка, сбившись, вскрикнула фальшивой трелью. — Меня звали на праздник, так пусть он будет. Кстати, — она сделала знак медноногой красавице и та, отойдя чуть в сторону, наклонилась к неизвестно откуда взявшейся большой зеленоватой широкогорлой амфоре, — как говорит ваш народ, на праздник не принято заявляться без бутылки.
      Рука Киры дрогнула от неожиданно появившейся в ней тяжести, и взглянув на нее, она увидела, что ее пальцы сжимают серебристую чашу с искусной чеканкой. Кира обернулась — все в зале — и танцующие, и гости, и обе бабушки, и Стас, выражение изумления в глазах которого уже достигло предела — все держали в руках точно такие же чаши. Чаровница, которую Стас назвал Эмпусой, откупорила амфору, легко подхватила ее, хотя та даже на самый приблизительный взгляд вмещала в себя литров двести, и, крутанувшись, взмахнула ею по короткой дуге, и вино плеснулось к потолку и оттуда хлынуло во все стороны, и подставленные чаши наполнились до краев густой розовой жидкостью, и ни одна капля вина не пролетела мимо.
      — Насколько мне известно, у вас не принято разбавлять… Итак, за именинницу! — негромко провозгласила девочка и подняла свою чашу, глядя на Киру с холодной улыбкой, и чаши поднялись вокруг и повсюду беззвучно шевелились губы, повторяя тост. Стас подошел к ней и, мрачно глядя в глаза, очень тихо произнес:
      — Прости меня.
      — Поздно, — отозвалась Кира, глядя на колышущееся в чаше густое душистое вино. Стас кивнул.
      — Да, я знаю… Что ж и все равно — с днем рождения.
      Кира криво усмехнулась и сделала большой глоток. Вкуса она так и не смогла понять — что-то яркое, бархатное и неизъяснимо чудесное прокатилось по языку, в голове мягко стукнуло, и ее слегка повело — вино оказалось очень крепким. Она взглянула на чашу, улыбнулась и дунула на нее, и чаша легко спорхнула с ее ладони, поплыла в сторону и опустилась на пол недалеко от Веры Леонидовны. Та одобрительно кивнула, и Кира нахмурилась, не понимая, почему бабушке это понравилось.
      Это сделала она или это уже сделала я? Я срослась с камнем совершенно? И чем же это так хорошо для нее? Чего она добивается? Она же все равно не сможет его получить…
      — Камень, — пробормотала она, подойдя к дивану, — этот камень…
      Девочка взглянула на нее с каким-то странным удовольствием.
      — Нравится тебе моя игрушка, Кира? Нравится тебе быть мною?
      — Нет, не нравится! — Кира сжала пальцы на груди, комкая тонкую ткань платья. — Забери его. Он мне не нужен!
      — Я не забираю обратно подарков, — ответила она, болтая ногами.
      — Тогда кто может его забрать?!
      — Ни живой и ни мертвый не могут его забрать. И отдать его ты не можешь. Ты можешь им только поделиться, но он все равно останется с тобой, — девочка отпила вина. — Почему ты не танцуешь, Кира? Все танцуют, а ты нет. Танцуй и ты. Пусть твой любящий брат тебя пригласит, а то он только стоит без толку и бубнит про себя: «И угораздило же меня!»
      — Но я не умею танцевать вальс, — вздрогнув, растерянно возразил Стас.
      — Ну конечно, умеешь, — Вера Леонидовна подошла к нему и заботливо тронула за плечо. — Здесь все умеют танцевать, разве ты не видишь? Ведь здесь собраны тени всех вальсов, которые были станцованы с тысяча восемьсот девяносто шестого года.
      Стас тускло посмотрел на нее, поставил свою чашу на пол и деревянно подошел к Кире, протянул ей руку, и они вместе спустились в зал. Музыка стихла, и пары застыли в ожидании. Они посмотрели друг на друга, потом Стас удивленно моргнул и положил ладонь Кире на талию, поднял левую руку и принял ее пальцы, и Кира прижала ладонь к его правому плечу, чуть отставив голову и глядя поверх, на затылок стоявшей неподалеку Вики в паре с мужчиной, тень которого Кира не раз видела на своих стенах и даже могла бы вспомнить, кто он такой, но сейчас это не имело никакого значения, а спустя несколько секунд и все остальное тоже утратило значение, потому что на зал обрушился один из волшебнейших хачатуряновских вальсов, и все вокруг закружилось, и они тоже полетели по кругу венского вальса, подхваченные музыкой. Вальс плескался от стены к стене, вальс накатывался и отступал, словно морские волны, замедлялся, замирал на мгновение, и вместе с ним замирало сердце, дрожа в мучительном нетерпении, и тут же все вновь с силой обрушивалось куда-то вниз, и взметывалось, и прохлестывало насквозь. По залу в своем воздушном танце порхали разноцветные бабочки, складывая в полете причудливые узоры, и откуда-то из-под потолка сеялись пушистые розовые цветы альбиции, а они кружились среди стройных колонн и фонтанов, и вокруг гигантского огненного цветка, и уже пропал Стас, и кто-то другой был на его месте. Партнеры менялись и менялись, чужие ладони ложились ей на талию, чужие и узнаваемые лица мелькали перед ней и вокруг нее, и вальс разрастался вширь и ввысь, и ему уже не хватало места, и вдруг раздались и оползли, словно расплавленный стеарин, толстые стены, и исчезли черные плиты пола, и свет стал другим, но вальс все длился и длился, он превратился в целую жизнь, и они кружились над цветущими лавандовыми полями, и над огромными штормовыми волнами, и над древними руинами, и над холмами, красными от колышущихся маков, и над верхушками корабельных сосен, пронзенных солнечными лучами, и над пламенем пожаров, и над морской гладью, из которой на них смотрели звезды, и над заснеженными горными вершинами, и над виноградниками, где зрели ягоды, накапливая в себе ветер и солнце, и над городом, сиявшим вечерними огнями, и над цветущими каштанами, и среди ветра, и среди весеннего ливня, и среди холодных шипящих вспышек гигантских молний, и среди снежных хлопьев, и среди солнечных лучей, и среди тополиного пуха, и не было конца музыке, и не было конца этому кружению. Она танцевала с Сергеем, она танцевала с Егором, она танцевала с Василием Ларионовым, она снова танцевала со Стасом, она танцевала с одной из Кер, которая смотрела на нее голодными глазами, и крылья ее мягко шелестели, она танцевала с медноногой красавицей, которая насмешливо и в то же время призывно улыбалась ей, сверкая иглами клыков, она танцевала со всеми, кто когда-либо был приглашен, и она смотрела на них, и только однажды чуть не сбилась с ритма, когда ей вдруг почудилось среди танцующих лицо Вадима. Но оно тут же исчезло — верно, это и вправду было видение. Вадима здесь быть никак не могло. Вадим никогда сюда не вернется. Он где-то далеко, в покинутом мире.
      Кира тряхнула головой и вернулась в вальс. Они снова танцевали в зале среди розового пуха, и ее ладонь снова лежала на плече Стаса, и он, чуть наклонившись, негромко сказал:
      — Тебе надо уйти. Не знаю, как, но тебе надо уйти! Я понял!
      — Что ты понял?!
      — Они хотят стать такой же, как она. У тебя камень, и вместе с тобой их будет трое: Тася, Вера и ты! Я слышал, что она сказала — ты можешь им поделиться. Тройственность. Ее часто изображали, как трехликую — помнишь?! У нее тройственная природа. Это связывали либо с тем, что она правит триадой человеческого существования, либо с тремя состояниями луны, либо с тремя ипостасями, — прошептал Стас, изо всех сил пытаясь не сбиться с ритма. — На самом деле важно, во что именно из этого поверили они!
      — Но она пришла одна! — Кира сжала пальцы на его плече. — Где же тогда еще две?
      — Еще их тут не хватало! — Стас коротко глянул туда, где на диванах сидели девочка и Вера Леонидовна. Таси видно не было. — В любом случае, они станут такой же как она и вместе с тобой получат и камень! И я не представляю, что они тогда могут устроить!
      — Так она им и позволит!
      — Знаешь, мне кажется, что позволит.
      — Она ведь очень разумна — слишком разумна, чтобы…
      — И слишком скучает, — глухо заметил Стас. — Ее ведь тоже начали забывать, Кира. Рано или поздно ее забудут совсем.
      Кира собралась было ответить, что она вовсе не собирается ничем делиться с бабками, пусть только попробуют заставить — и она им устроит!.. но в это мгновение ее подхватил новый партнер, а Стас исчез. Она закрутила головой по сторонам, выискивая его, и увидела, что он танцует с Тасей, чьи губы беззвучно шевелятся. Ее взгляд поймал взгляд Киры, и она увидела в нем колючую усмешку и нетерпение, и внезапно поняла, что Стас прав.
      Что ж, они все равно ее не заставят! Шиш им будет, а не суть бога, вот так!
      И внезапно вальс раскололся и ссыпался вниз, и застыли пары, и Кира обнаружила, что стоит на площадке неподалеку от дивана, где уютно устроилось божество в компании двух Кер. Стас стоял неподалеку, рядом с ним стояла Тася, положив ладонь правнуку на плечо, и Вера Леонидовна медленно шла к ним. Кира нашла глазами свою чашу и, неожиданно расшалившись, поманила ее пальцем, и чаша послушно прилетела. Кира отхлебнула вина и услышала детский смех.
      — Учится ребенок, — сказала девочка тоном заботливой мамаши. — Но только почему непременно сразу же глупостям?
      Кира хотела было ответить, но в этот момент в ее груди больно стукнуло, сердце сжалось, затрепетало, и по жилам растекся огонь. Вскрикнув, она повалилась на колени, выронив чашу, и по темным плитам расползлась густая винная лужа.
      — Рождение! — торжественно воскликнула Вера Леонидовна, заходя Стасу за спину, обнимая его за плечи и глядя на внучку, которая, извиваясь от боли, вжимала в ткань между грудями скрюченные пальцы. — Не пытайся — ты ничего не сделаешь! Я пришла сюда добровольно. Ты тоже. И третья из нас тоже должна оказаться здесь добровольно. К сожалению, это до сих пор не так. Когда-то я изгнала ее. Теперь я должна ее вернуть. Я слышала, как ты, Стас, как-то говорил об умении приносить жертвы. Ты был прав.
      Стас, почуяв неладное, рванулся было прочь, но Ларионова вцепилась в него с неожиданной силой, и подоспели стражи и встали по обе стороны, угрожающе рыча и сверкая глазами.
      — Кира! — в отчаянье выкрикнул Стас, но она, поглощенная болью, не смогла ни двинуться, ни ответить и только смотрела на него помутневшим взглядом. Тася обошла Стаса и легла перед ним на пол лицом вверх, раскинув руки и коснувшись кончиками босых пальцев его ног, и едва это произошло, как ее тело начало медленно подниматься на пятках навстречу Стасу, и того так же медленно потянуло к ней, вниз, и его руки раскинулись в стороны сами собой. Он закричал, и Ксегорати тоже закричала, но если в его крике был ужас, то крик Таси был наполнен торжеством. Вера Леонидовна отошла назад, глядя, как два тела тянутся друг к другу. Под углом в сорок пять градусов они встретились, и коснулись друг друга, и прошли друг через друга, и вот уже Стас неподвижно лежит на полу на животе, и Тася стоит к нему спиной, только на ней теперь были его светлые брюки и цепочка с медальоном, а на Стасе — ее платье. В следующую секунду вместо платья на нем появился парадный фрак. Тася быстрым движением сбросила брюки, мгновенно обратившиеся на полу в груду бледных цветов, и облачилась в поднесенное Верой Леонидовной простое длинное платье кофейного цвета.
      — Хм-м, затейливо, — заметила девочка, поудобней устраиваясь на диване. — Вот значит, что придумали? Давайте дальше.
      — Господи, — прошептала Кира, глядя на неподвижно лежащего брата и пытаясь подняться. Стас шевельнул правой рукой, приподнял голову и дико огляделся, потом вскочил, охлопывая себя и затравленно глядя по сторонам.
      — Не может быть! — закричал он и рванул на себе фрак, нитки затрещали, шов на поле разошелся и тут же снова стал целым. Стас дернул рубашку, во все стороны полетели пуговицы… и тут же снова оказались на своих местах, и вновь Стас оказался одет безупречно… так же, как и те, кто смотрел на него из зала. — Ты меня выгнала! Выгнала!
      — Я тебя вовсе не выгнала. Я тебя присоединила, — холодно поправила его Вера Леонидовна и улыбнулась Тасе, которая смотрела на свои руки, сжимая и разжимая пальцы. — Радуйся, что, в отличие от них, ты все еще можешь говорить. А теперь, будь добр — перестань галдеть, спускайся к остальным и не мешай нам!
      — Да, будь так любезен, — поддержала ее Тася низким бархатистым голосом.
      — Ах вы, суки! — рявкнул Стас и прыгнул к ней, но один из стражей в тот же момент ухватил его за ногу и опрокинул на пол, второй страж вцепился в щиколотку другой, и они стащили кричащего от боли Стаса по лестнице, оставляя на ней широкий влажный след.
      — Стас! — закричала Кира, с трудом поднимаясь на ноги. — Отпустите его, твари!
      Один из стражей вдруг взвизгнул и, перевернувшись в воздухе, отлетел в сторону, словно кто-то дал ему хорошего пинка, но его место тотчас занял другой. Одна из золотых плетей плюща, свисавших с потолка, ожила, протянулась вниз и, словно щупальце, обвила его мощную шею и вздернула вверх, и страж, хрипя, повис высоко над полом, болтая лапами. Но тотчас на Стаса навалилась целая стая стражей, и спустя несколько секунд он исчез в глубине зала. Кира, застонав, прижала ладонь к груди. Одна из толстых колонн вдруг пошла трещинами и обвалилась, придавив нескольких стражей и не успевших отскочить людей. И тотчас оба запястья Киры оказались крепко сжаты в сильных пальцах. Она обернулась и с ненавистью взглянула на лица Таси и Веры Леонидовны, стоявших по обе стороны от нее.
      — Перестань, раны зарастут, вот они уже и заросли, и ты сможешь смотреть на него хоть вечность, — негромко сказала Ларионова.
      — Вы убили его!
      — Мы дали ему вечность. А теперь поделись с нами. Стань нами, Кира. Все соответствует, все, как надо — вот мать, — Тася подмигнула ей, — вот охотница, — Вера Леонидовна прижала ладонь к груди. — Нам не хватает лишь колдуньи. Нам не хватает тебя и того, что стало тобой. Присоединись к нам, и мы вознесемся! Мы будем триедины, и все тени мира станут нашими. Вечная жизнь…
      — Вечная жизнь на Украине? — Кира болезненно фыркнула, пытаясь вырвать руки. — Да упаси боже!
      — Весь мир! — зашептала Ларионова. — Мы сможем бродить по всем теням, мы сможем попадать в любое тело, которое отбрасывает тень! Мы сможем быть кем угодно! Мы станем такой же, как она!
      — Значит этого места вам уже недостаточно? — прошипела Кира и-таки вырвалась, тотчас же отскочив назад. — Хотите обратно?! Хотите всех сделать вашей коллекцией?! Нет уж!
      Внезапно под потолком что-то грохнуло, и в следующее мгновение в зале всплеснулись вопли боли и рычание, безумные вскрики и дикий хохот. Стражи набросились на людей и друг на друга, все новые и новые плети плюща прорастали к полу и вздергивали к потолку псов и людей. Одна из колонн разлетелась во все стороны длинными острыми осколками, пришпилившими к стенам оказавшихся на их пути людей, словно бабочек, и те бились и, обретя голос для боли, кричали в агонии, которая никак не заканчивалась. Огромный огненный цветок расплескался и хлынул в зал, и попавшие в огонь горели заживо и никак не могли сгореть. Змеи сползли с зеркал и ползали среди мечущихся людей, обвивались вокруг них, валили на пол и душили — бесконечно, потому что никто в этом мире не мог умереть, и боль и агония длились без конца, и раны зарастали, и появлялись снова, и ополоумевшие стражи снова и снова разрывали людей и друг друга на куски, но те срастались, и все повторялось вновь, и под потолком хрипели повешенные, суча ногами. Одно из зеркал сорвалось со стены и летало по залу, вращаясь, словно диск циркулярной пилы, снося головы и отрубая конечности, и обезглавленные тела шарили по полу, и головы беззвучно разевали рты, глядя в потолок мутными глазами. Люди хватали друг друга за горло, разбивали друг другу головы о стены и о колонны, кто-то полосовал себя осколками. Кровь растекалась по черным плитам огромными лужами, мешаясь с водой из разбитого фонтана, и аромат цветов переплелся с запахом горелого мяса.
      — Прекратите! — в ужасе закричала Кира, и обе женщины в ответ молча протянули ей раскрытые ладони. Она отскочила и взглянула на диван, но он был пуст. Кира зашарила взглядом по сторонам и увидела девочку, которая неторопливо шла через зал легким прогулочным шагом. Ее свита исчезла где-то среди мечущихся окровавленных тел.
      — Стой! — крикнула она, кидаясь следом и поскальзываясь на мокрых плитах. — Остановись!
      Девочка обернулась, потом повела рукой и вокруг нее образовалось небольшое свободное пространство, и плиты пола на нем мгновенно высохли. Она поправила шарф и села на пол, аккуратно скрестив ноги и задумчиво оглядываясь по сторонам.
      — Останови это! — воскликнула Кира, подбежав к ней и по дороге с трудом увернувшись от взбесившегося зеркала. — Останови этот кошмар!
      — Сядь! — четко приказала та и хлопнула ладонью рядом с собой, и Кира опустилась так поспешно, словно ей подрубили ноги. — Остановить? Но ведь вы это затеяли. Вы и останавливайте. Это ведь ваша игра.
      — Но как?! Они…
      — Я знаю.
      Кира потрясенно взглянула на нее, потом посмотрела вокруг и, не выдержав, зажмурилась.
      — Открой глаза, — негромко сказала девочка. — Здесь кругом безумие. Сейчас ты видишь то, что видит каждый из них. А вот что происходит на самом деле.
      Кира осторожно огляделась и недоуменно моргнула. Зал был таким же, как и прежде, и зеркало висело на своем месте, и колонны стояли невредимыми, и не было ни крови, ни огня, и лишь всюду на плитах катались и корчились люди и стражи, глядя куда-то вытаращенными от ужаса и боли глазами — каждый в собственный кошмар.
      — Слишком шумно, пожалуй, — заметили рядом, и все вокруг вдруг застыло, словно кто-то поставил на паузу страшный фильм. Кира обернулась и взглянула на девочку.
      — Ты все знала. И что будет со Стасом, и что они хотят сделать. Почему ты им позволяешь?
      — Потому что мне интересно, как далеко вы способны зайти.
      — Они ведь только что могли получить, что хотели! — яростно произнесла Кира, и девочка снисходительно кивнула.
      — Конечно, могли.
      — И что бы было?
      — Объединись — и узнаешь.
      — Я не понимаю!.. Но ты ведь знаешь?..
      — Знаю. И знаю, как на самом деле закончится эта игра, — девочка легко постучала пальцами по полу, и перед ней вдруг появились две совершенно обычные рюмашки и открытая бутылка «Столичной» — нелепое видение посередине кошмара. Кира внезапно почувствовала, что ее начинает разбирать смех, и схватилась за голову. Девочка тем временем наполнила рюмки и простецки предложила:
      — Накатим?
      Кира дико посмотрела на нее и взяла рюмку. Божество подмигнуло ей, подхватило свою рюмку и опрокинуло ее лихо, словно алкоголик с многолетним стажем. Кира выпила свою, чуть поперхнувшись и поморщившись. Обычная водка. Нет, это уже даже не сюрреализм.
      — Я и не знала, что боги тоже хлещут почем зря, — пробормотала она.
      — Да многие из нас только этим и занимаются, — девочка фыркнула. — Ведь мы очень похожи на вас.
      — Ерунда! Ты ведь… ты ведь мудра — почему ты позволяешь… вот это все…
      — Потому что это соответствует тому, что из меня сделали, — холодно ответила она. — Когда-то я была светлой, я охраняла, я заботилась, и мое волшебство было совсем не таким. А потом пришли чужаки и привели с собой своих богов, а из меня сделали чудовище! Мы зависим от тех кто верит в нас, и от того, как именно они в нас верят! Из меня сделали ужас и я соответствовала этой вере, потому что в другую меня перестали верить очень быстро — ведь те, кто еще верил, перестали существовать. Я бы так хотела вернуть себе прежнюю веру…
      — Как?! Творя кошмары?
      — Не я делаю эти кошмары. Их делаешь ты. Ведь ты тоже веришь в меня такую, о какой прочитала в каких-то книгах. Твоя вера сейчас очень многое значит, ведь в тебе часть меня.
      — Но они…
      — И они вызвали меня именно такой. К ним пришла я — та, в кого они поверили. Позднее божество. Никак не то, которое было раньше. Они не звали мудрость. Они не звали хранительницу и защитницу. Они звали примитивный страх. Но они звали слишком настойчиво. И они слишком верили. Вот их и услышали.
      — Но ведь есть другие… я читала…
      — В других уже давно никто не верит. Мое имя олицетворяют с кошмарами. Когда вспоминают меня, вспоминают не любовь, не свадьбы, не тучные стада и не налитые колосья и виноградные гроздья. Вспоминают только страх, и ужасных псов, и бездонную ночь. Вот кем меня вспоминают. Ведьмой со свитой демонов. Чем я это заслужила?