Коллекция

Но зато люстра была вот она — перед самым носом и более чем досягаема, и Кира начала осторожно водить тряпкой по подвескам, сметая пыль и паутину и про себя ругая того, кто придумал конструкцию этой люстры — ее никак нельзя было повернуть, чтобы дотянуться до другого бока, и приходилось переступать по табуретке с риском для жизни, а жестко посаженные подвески закрывали лампочки так плотно, что туда едва можно было просунуть палец. Подвески угрожающе звякали, грозя отвалиться в любую секунду. Закусив губу, она протерла лампочки, потом махнула тряпкой по верху люстры, и оттуда тотчас же с негодующим видом выскочил жирный черный паук и шлепнулся Кире на бедро. Взвизгнув, она смахнула его свободной рукой, чуть не повалившись вниз вместе со стульями, ее рука с тряпкой дернулась и стукнула по люстре, та качнулась, и одна из подвесок-таки отвалилась и упала на кровать. Паук улетел куда-то в сторону, отчаянно размахивая лапами, и пропал из виду. Кира чертыхнулась дрожащими губами, после чего вытерла люстру до конца и осторожно спустилась на кровать, чтобы подобрать подвеску и вернуть ее на место.
      Но упавший с люстры предмет подвеской не был. На кровати лежал кристалл густого черного цвета каплевидной формы длиной чуть меньше мизинца, оправленный в крошечные листья плюща, сделанные из золотистого с чуть зеленоватым отливом металла. Вокруг кристалла была обмотана тонкая цепочка причудливого плетения, прикрепленная к крошечной петельке на верхушки «капли». Падавший на украшение слабый солнечный свет не отражался, а словно исчезал в глубинах черного камня, но кристалл не выглядел тусклым — казалось, он мягко светится изнутри, словно в нем горит крохотный огонек, и на его гладкой поверхности не было ни единой пылинки.
      Кира села рядом, потом осторожно поддела ногтем цепочку и потянула вверх. Та сразу же размоталась, и черный камень медленно закачался в воздухе, притягивая взгляд, словно его приводила в движение рука гипнотизера. Она подставила под камень ладонь. Кристалл был холодным, даже ледяным, и гладкость его была мягкой, как шелк — нежное и удивительно приятное ощущение, и Кира невольно сжала кулон в кулаке, вздрогнув от холодка, скользнувшего по руке и игриво пробежавшего по изгибу позвоночника. Она раскрыла ладонь, любуясь камнем.
      Совершенно очевидно, что кулон спрятали на люстре, а не забросили случайно. Еще один бабкин тайник? Или спрятал кто-то из постояльцев? Ну, так или иначе, теперь он ничей…
      Почему это ничей. Он…
      Интересно, что скажет по этому поводу Стас?
      Но едва эта мысль посетила ее, как пальцы Киры снова сжались в кулак, словно сами собой, и губы исказились в хищной ухмылке.
      Стас? А при чем тут Стас? Она нашла кулон. Он ее. Почему она должна делиться им со Стасом?!
      Кира заставила себя разжать пальцы, недоуменно спрашивая себя, что на нее нашло? Вряд ли кулон стоит каких-то особенных денег, даже если оправа и цепочка золотые — они ведь слишком мало весят. А кристалл… может, это просто стекло? Черное стекло. Стас не станет отнимать его. Это женская безделушка, и ему она ни к чему.
      Но почему же так хочется снова сжать пальцы и никогда, никогда никому его не показывать?
      Он красивый. Он очень красивый. И он становится еще красивей, когда прикасается к ее коже. Тогда он похож на темную гладь глубокого пруда, на дне которого горит свеча. Очень холодная свеча.
      Бережно держа украшение на ладони, Кира подошла к трюмо и надела цепочку на шею, камень скользнул и лег поверх цветастой ткани халатика, где выглядел совершенно нелепо. Она стянула халат с плеч, и кристалл уютно улегся в ложбинке меж грудей. Вот здесь он был на своем месте, сразу же став еще гуще и в то же время прозрачней. Золотисто-зеленые листья плюща поблескивали на ее смуглой коже. Кира удовлетворенно улыбнулась, прижимая кулон к груди, потом раздраженно посмотрела на сползший до талии халат. Захотелось немедленно сбросить его — никчемная, глупая тряпка.
      Скрежет дверного замка громом отдался в ее голове. Ее взгляд заметался по сторонам, рука затрепыхалась у груди, словно пойманная птица, к ней метнулась другая, и пока Кира разворачивалась к приоткрытой двери в комнату, они действовали сами по себе, снимая с шеи украшение, запихивая его в косметичку, быстрыми, вороватыми рывками натягивая халат обратно на плечи, словно торопясь скрыть следы преступления. Напоследок правая рука схватила расческу и застыла в воздухе, и в этот же момент в комнату заглянул Стас.
      — Ну, конечно, я так и знал! — воскликнул он, уставившись на стуло-табуреточную этажерку. — Уже залезла или только собираешься?
      — Собираюсь, — деревянным голосом отозвалась Кира, ощущая раздражение и некую неустроенность, словно ей не дали закончить очень важное дело.
      — Хорошо, что я успел! — Стас посмотрел на расческу в ее руке. — Хочешь лучше выглядеть там наверху? Кир, люстре все равно. Принес я твою землю… Может, хоть спасибо скажешь?
      — Да, конечно, спасибо, — быстро сказала она, словно очнувшись от глубокого сна, и положила расческу на трюмо, скользнув взглядом по косметичке. — Ты просто золото, Стас!
      — А также платина и вольфрам, — самодовольно заявил он. — Все, переодеваюсь и лезу на люстру.
      — Стас, ты себя переоцениваешь. Люстра оборвется.
      — Ты поняла, что я имею в виду, — буркнул Стас и исчез. Кира, прикусив губу, потянулась к косметичке, но тут же отдернула руку и почти испуганно посмотрела на нее. Потом резко развернулась и вышла из комнаты.
      — Я пока займусь окнами! — крикнула она, проходя мимо столовой, и Стас из гостиной неразборчиво что-то пробурчал в знак согласия.
      Спустя несколько секунд, поставив на табуретку ведро с водой и моющее средство для стекол и свалив на застеленный газетой кухонный стол ворох тряпок, на которые пошли старые бабкины наряды, Кира с трудом открыла рамы, отчего на пол посыпались хрупкие пластинки отвалившейся краски, влезла на подоконник и принялась бодро орудовать тряпкой. Во дворе уже сидела часть обычного контингента, в том числе и «майор», и она едва сдержалась, чтобы не помахать ему. Вадим Иванович упредил ее, сделав это сам с улыбкой, не лишенной ехидности, и Кира в ответ помахала ему тряпкой, после чего он снова углубился в шахматную партию. Сан Саныч обернулся и с интересом обозрел стоящую на подоконнике длинноногую фигуру в коротком халатике, а женщины сразу же осуждающе зашушукались.
      Вскоре Кира поняла, что мыть окно на первом этаже, выходящее на оживленную в это время дня пешеходную дорожку, довольно утомительно, ибо большинство проходящих личностей мужского пола замедляли шаг, чтобы лучше все рассмотреть, а то и дать дельный совет или предложить помочь. Вначале Кира возвращала игривые насмешки, но довольно быстро перестала реагировать, прикидываясь глухонемой, что, впрочем, помогало мало.
      Части же аборигенов неожиданно срочно что-то понадобилось именно возле ее окон. Тут остановились Таня и Мила с колясочками и завели разговор, косясь на распахнутое окно. Тут принялась прогуливаться Нина, потряхивая пепельными кудряшками. Тут что-то выискивала Буся, и Антонина Павловна на другом конце поводка делала вид, что она тут совершенно не при чем. Один раз прошла даже Влада — одна, без матери, окинув Киру мрачным накрашенным взором. Бродили туда-сюда и прочие — то с сумками, то с газетами, то просто так, с деловитым видом и движениями, исполненными торопливости. Некоторые останавливались ненадолго и переговаривались. Никто не делал вид, что его тут на самом деле нет и никого из них нельзя было упрекнуть в невежливости, все здоровались с Кирой и, в большинстве своем, приветливо, но ее не покидало ощущение настойчивого, целенаправленного внимания, и уже домывая последнюю створку, она ехидно спросила в пространство, ухватившись за прутья решетки:
      — Может, мне отойти? Может, я вам вид заслоняю?
      — Да что ты, Кира, мы и не смотрим никуда, мы просто разговариваем, — обиженным тоном ответила Антонина Павловна. Кира покладисто кивнула.
      — Да? Уж простите старую развалину, померещилось сослепу. Я и не знала, что у вас тут место для приватных бесед. Вы бы павильончик поставили, что ли? Неудобно стоять все время. Особенно пожилым женщинам. Кстати, я сейчас буду мыть окно в спальне, так что вы сдвиньтесь метра на три левее, как раз напротив него и окажетесь.
      — Хамка! — Нина подбоченилась. — Ишь, раскомандовалась! Это наш двор! Где хотим, там и стоим!
      — Ну, удачи, — Кира отвернулась, возвращаясь к прерванной работе. — А то, может, табуреточку вынести? Мне не трудно.
      Нина фыркнула и удалилась с презрительным видом. Таня и Мила переглянулись и покатили своих чад в противоположном направлении, напоследок заявив Кире, что у нее мания величия.
      — Да, — кивнула она, вытирая стекло насухо. — Наличествует. Очень величавая мания. А так же мания преследования и подмигивания. Кстати, а вы слышали о салате острова Барба и о флоридском салатике?
      — Нет! — хором ответили молодые женщины, тут же остановившись и забыв про обиду.
      — Ну, как закончу — расскажу.
      — Хорошо, — отозвались они и проследовали по дорожке к другому двору. Ухмыльнувшись, Кира спрыгнула на пол и принялась мыть подоконник. В гостиной дурным голосом взвыл пылесос, тотчас же что-то щелкнуло, и вой пылесоса начал умирающе затихать, а холодильник сообщил о своем выключении знакомым агонизирующим бормотанием, и летевшая из гостиной громкая песня разом оборвалась, словно кто-то бесцеремонно зажал Риккардо Фольи рот ладонью. Послышалась ругань, потом быстрые шаги Стаса.
      — Кира, выруби холодильник! — крикнул он из коридора. — Как меня это задолбало!
      Она послушно выдернула вилку из розетки, и в тот же момент из коридора долетели страшный грохот и лязг, а следом — новая порция проклятий.
      — Стас! Ты упал! — испуганно закричала Кира, роняя тряпку в ведро.
      — Не я, а этот проклятый шест! — замогильным голосом ответил Стас. — Чудо, что он не раскокал лампу! Но он свернул шкафчик возле двери, и тот треснул меня по плечу! Очень неприятно!
      Кира побежала в прихожую, где Стас, прислонившись к стене, растирал плечо с перекошенным от боли лицом. Шест лежал на полу, тут же валялся маленький серый шкафчик, когда-то висевший на стене возле входной двери.
      — Сильно больно? Ничего не сломал? — она осторожно тронула ладонь Стаса, оглаживавшую плечо. Он покачал головой.
      — Не, ерунда, углом зацепило, уже проходит. Но синяк будет. И чего на меня в этом доме все падает?
      — Дай посмотрю.
      Стас отвел ее руку, тепло и благодарно улыбнувшись.
      — Не стоит. Я ж говорю, ерунда. Вичка вечером посмотрит.
      — И полечит, я думаю. Мне тут инвалиды не нужны, — Кира посмотрела на шкафчик. — А чего он свалился с таким странным звуком? Будто чьи-то латы рухнули. Что там внутри — груда железа? Туда мы еще не заглядывали.
      — Вот тебе и повод, — Стас присел на корточки и открыл чуть покосившуюся дверцу, потом с усилием перевернул шкафчик вверх ногами, и на пол со звоном высыпалась груда разнокалиберных ржавых ключей.
      — Господи, это от каких же замков?! — изумилась Кира. — Их же тут целая сотня — не меньше! Удивительно, что шкаф не рухнул сам по себе. Тебе, Стас, еще очень повезло — упади он на голову… — она вздрогнула, не договорив. Брат понимающе кивнул, хмуро разглядывая вмятину на линолеуме.
      — Большинство явно от дверей квартир… или кабинетов, — задумчиво сказал он, глядя, как Кира перебирает ключи. — Вот этот похож на гаражный. А вот этот, — он подцепил за ржавое кольцо один из небольших ключей, — сто процентов от отечественного замка зажигания. У деда была машина?
      — Нет, насколько мне известно. Неужели, бабка была вхожа во столько дверей?
      — Она прожила много лет, — логично заметил Стас. — И, наверное, у нее была привычка сохранять ключи от всех замков, которые она часто открывала. Многие люди так делают. Но зачем ей ключи от замков зажигания? Их тут несколько, между прочим, и все разные.
      — Наверное, от деда остались. Может, он в автомастерской работал? Или что-нибудь в этом роде? Или постояльцы забыли?
      — Какие еще постояльцы? — удивился Стас. Кира виновато прикусила губу, но тут же бодро ответила:
      — Тетя Аня сказала, что бабка летом часто сдавала квартиру… приезжим. Мало ли.
      Стас пожал плечами.
      — Они же не идиоты забывать ключи от машины. Как бы они уехали?
      — Стас, не обязательно же они приехали сюда на машине. Оставили ее дома, а ключ-то зачем с брелока снимать?.. — она снова поворошила ключи. — Только они все отдельные. Без всяких брелоков. И не в связках.
      — Значит, она ими не пользовалась, и ей было ни к чему собирать их в связки. Так или иначе, они лежат тут очень давно, — Стас отряхнул испачканные рыжим ладони. — Видишь, сколько ржавчины?
      — Вряд ли за ними кто-нибудь придет. Выкинем их?
      Он усмехнулся.
      — Когда-то я слышал поговорку, что чем больше в доме ключей, тем больше в нем достатка. А еще говорят, что выкидывать ключи — плохая примета.
      — Глупости!
      — Пусть полежат, пока не мешают. Я сложу их в кладовку. А вдруг пригодятся?
      — Не вижу причин, по которым они нам могут пригодиться! — сказала Кира несколько раздраженно, поднимаясь. — Разве что оглушить ими кого-то, если сунуть их в мешок. Стас, в доме и так полно барахла!
      Стас посмотрел на свои ладони, потом на нее — снизу вверх.
      — Как пострадавший я имею решающее право голоса. Я положу их в самый дальний угол, ты, вскорости, о них и не вспомнишь… Так, собственно, зачем я сюда пришел…
      — Включить свет, — напомнила Кира. — Давай я — ты ж раненый.
      — Тяжко раненый, — Стас поднял шест. — Уйди, женщина! Возвращайся к своим тряпкам… кстати, ты на кухне закончила?
      — Осталось только подоконник домыть… Кстати, мыть окна на первом этаже совершенно невозможно — замучили советами и любопытствующими взглядами! И главное ж, ходят все какие-то невзрачные и незатейливые… мужчины, я имею в виду, — Кира подняла глаза к пыльному потолку и мечтательно вздохнула, в то время как ее руки проворно начали исполнять в воздухе мягкий, романтичный танец. — А вот шел бы мимо молодой человек приятной наружности, следом за которым, для импозантности, катился бы его собственный… хм-м… «Гелендеваген». И остановился бы он напротив моего окна, и сказал бы мне: «О, прекрасная дева, с тряпкой в одной руке и бутылкой моющего средства для стекол в другой! Сними с кудрей своих паутину, вымой руки и снизойди в мои объятия и будь моей во веки веков!.. или хотя бы до обеда!» И пнула бы я ногой ведро с мыльной водой и устремилась бы сквозь решетку, аки сквозь туман…
      — Как сквозь туман не выйдет, — с безжалостной циничностью заметил Стас. — Сквозь эту решетку ты пройдешь только нарезанная кубиками. Оставь свои хрустальные мечты, прекрасная и меркантильная дева! Ты снизойдешь в чьи-то там объятия, а я тут, значит, один должен с уборкой ковыряться?! Не выйдет!
      — И это со мной невозможно беседовать на романтические темы?! — возмутилась она и гордо удалилась на кухню. Стас хмыкнул и принялся манипулировать шестом возле счетчика. Вскоре из гостиной вновь долетел рев пылесоса смешанный с музыкой.
      Разобравшись с кухонным окном, Кира перебралась вместе с тряпками, ведрами и табуретками в свою спальню. И прежде, чем открыть окно, заглянула в косметичку. Кулончик лежал на своем месте, поблескивая темным боком, отливающая зеленым цепочка уютно свернулась среди помады и флакончиков с тушью. Кира осторожно дотронулась до него пальцем, потом подозрительно оглянулась — ей почудилось, что Стас стоит в дверях комнаты и внимательно наблюдает за ней. Но дверной проем был пуст, и в спальню едва слышно доносился звук, с которым пылесос елозил по полу. Закрыв косметичку, Кира неохотно вернула ее на трюмо, потом занялась окном.
      Когда она вымыла одну из наружных створок, в поле ее зрения показался Вадим Иванович, очевидно, закончивший свою шахматную партию и теперь неторопливо шедший мимо. Он остановился напротив окна на дальней обочине дорожки, словно опасался, что из окна в него могут чем-нибудь запустить, и тяжело оперся на трость обеими руками, чуть склонив голову, но Кира чувствовала, что взгляд за поблескивающими темными очками устремлен прямо на нее.
      — Хороший отсюда открывается вид, — задумчиво произнес он. Кира усмехнулась вполоборота, продолжая водить тряпкой по стеклу.
      — Вы имеете в виду спальню или мои ноги?
      — Ноги хороши, — сделал «майор» рассеянный комплимент. — Но слишком голые. Не простудитесь?
      — Никакая простуда не страшна горячей южной женщине!
      Вадим Иванович насмешливо фыркнул.
      — И не обделенной самомнением, к тому же. Вы сменили духи?
      — Ага. Называются «Жидкость для мытья окон «Тест». Элегантный букет, не правда ли, сэр?
      — В любом случае, лучше, чем тот ужас, которым вы недавно поливались, — заметил он. — Я собираюсь пройтись, у меня кое-какие дела… на обратном пути зайду в магазин. Могу, в знак соседского расположения, вам что-нибудь прихватить. Вам что-нибудь нужно?
      — Любовь и обожание, а так — ничего, — Кира чуть отклонилась назад, разглядывая вымытое стекло, словно художник, созерцающий результат своих трудов. — Но в магазине этого нет, увы!
      — Как и благоразумия, которое бы вам не помешало.
      — Вы остановились здесь, чтобы снова меня оскорблять?!
      — Оскорблять?! Помилуй бог, девочка, и в мыслях не было! И не груби дедушке!
      — Не очень-то вы тянете на «дедушку»! — запальчиво возразила она, садясь на подоконник. — Особенно, если… то есть, неважно… И дедушки не интересуются женскими ногами!
      — Глупости! — насмешливо отозвался Вадим Иванович, зачем-то делая шаг назад. — Дедушки бывают всякие. Как и ноги. Что у вас там недавно был за шум, простите за любопытство? Что-то сломалось или кто-то упал?
      — Да, опять с проводкой проблемы, постоянно пробки вышибает! — Кира сердито мазнула тряпкой по чистому стеклу. — Невозможно ничего включить толком! Вы не знаете, здесь у кого-нибудь еще такое происходит?
      — Насколько мне известно, нет, — «майор» потер чисто выбритый подбородок. — Да, помню, некоторые приезжие, которые в вашей квартире останавливались, жаловались на это…
      — А вы не знаете, давно это у нас… ах, да, конечно, не знаете, вы же тут недавно живете…
      — Давно, давно! — ворвался вдруг в их беседу пронзительный голос незаметно подошедшей Нины, которая остановилась рядом, разглядывая их блестящими глазками. — Еще как твой… ваш… дедушка ушел… с тех пор… и все так удивлялись, что он ушел… потому что…
      — Нина Федоровна, — ровно произнес Вадим Иванович, сгорбившись немного сильнее, чем обычно, — вы куда-то шли?
      — Ну? — пожилая женщина обтерла нижнюю губу указательным пальцем.
      — Вот и идите. Вас там заждались.
      — И пойду! — моментально взвилась она, потряхивая кудряшками. — И тебя не спрошу! Ишь! Я все вижу! Я издалека вижу! А вы, Вадим Иваныч, постыдились бы… в вашем-то возрасте на девок глазеть!.. Вам уж сколько… а вы… туда же… кобель!..
      — Спасибо за комплимент, — сказал «майор» с ухмылкой, чуть склонив голову. Где-то наверху, на балконе оглушительно захохотали голосом Сан Саныча. В хохоте было отчетливое одобрение, предназначавшееся явно не Нине, которая тут же вскинула голову, собираясь разразиться новой речью в поддержку морали, но тут Кира вкрадчиво сказала:
      — Вот у нас в симферопольском дворе была такая же пожилая дама, очень на вас похожая по характеру. Прямо копия. И на нее однажды с балкона ведро упало. Случайно, понятное дело. Пустое. Но железное. Бац! — и наповал. Такая печальная история.
      — Ты!.. — задохнулась Нина, побагровев.
      — Я. Вы хотите повторить со мной личные местоимения, Нина Федоровна? Первое лицо, второе лицо, третье лицо. Я все помню, у меня по русскому пятерка была. А я не знала, что вы лингвист. У меня была одна знакомая лингвист, тоже очень похожа на вас. И с ней тоже случилась одна печальная история. Рассказать?
      Но Нина Федоровна не пожелала слушать и удалилась, волоча за собой шлейф возмущенной ругани. Вадим Иванович хрипловато рассмеялся, потом сказал:
      — Вот же бывают такие вредные старушонки! Кир, вы не подумайте…
      — Не подумаю, — она отмахнулась тряпкой. — Я не умею этого делать.
      — Ладно, не буду вас отвлекать.
      — Я не против, когда меня отвлекают таким образом, — она улыбнулась. — Это было довольно весело.
      «Майор» покачал головой с непонятным выражением и пошел прочь, постукивая тростью по асфальту. Кира домыла окно, попутно перекинувшись несколькими гастрономическими фразами с совершавшими очередной рейс Таней и Милой, после чего перебралась вместе с инвентарем в гостиную.
      Вскоре часть участников уборочных работ в лице Стаса объявила забастовку, отбросила швабру и выдвинула требования обеда, заявив, что уже два часа, и, положа руку на желудок, очень хочется есть, и конечности уже слабеют от голода. На уговоры Киры потерпеть еще часок, Стас пригрозил вооруженным мятежом, и Кира покорно отправилась на кухню и предалась готовке. Стас мельтешил вокруг и предлагал помощь, чтоб «было побыстрей», и избавиться от него удалось только обещанием, что все будет очень быстро, если он соизволит выкатиться из кухни к чертовой матери. Стас слегка обиделся и переместился в гостиную, где принялся смотреть свежевытертый телевизор.
      — Ну, доволен? — поинтересовалась она какое-то время спустя, и Стас, дохлебывавший крепкие зеленые щи, кивнул со счастливым видом.
      — Еще бы! А можно мне еще тарелочку?
      — Тогда в тебя не влезет второе.
      — Влезет, влезет… А что на второе?
      — Рис и рыба, запеченная с сыром и луком. Очень гармоничное сочетание, — Кира встала, забрав у него пустую тарелку. — Как говорил Сильвестр с талоном в каком-то кино своему напарнику: «Ты слишком любишь насилие. Ешь что-нибудь естественное — рыбу с рисом…»
      — И охота тебе цитировать всякие глупости? — Стас покосился на тарелку. — Может, принесешь всю кастрюлю? Давай, помогу.
      — Сидите, больной!
      Она вышла из столовой и вскоре вернулась с полной тарелкой щей.
      — Просто поэма! — сказал Стас, принимая тарелку, где в свеже-зеленом, среди колыхающихся ленточек разваренного щавеля расплывалось желтое облачко размятого вареного яйца. Зачерпнул полную ложку сметаны, погрузил ее в щи и начал вдумчиво размешивать. Кира села на стул и принялась доедать свою порцию, недовольно глядя по сторонам. — Слушай, до чего ж все-таки здорово обедать в собственной столовой! И без паутины она стала гораздо привлекательней. Аристократизм, прямо, а? Княжеское имение… Княжна, не желаете ли бокал мускатного?
      — Пока воздержусь. А насчет княжеского имения ты хватил! У них вряд ли были такие проблемы с проводкой.
      — Ну, это смотря в каком веке…
      — Стас, а ты в физике разбираешься?
      Стас, не донеся ложку до рта, удивленно посмотрел на нее.
      — В каком разделе?
      — В оптике.
      — Вообще-то не очень… А в чем дело?
      — Ты обратил внимание, что в нашей квартире все время этакий полумрак? — Кира отодвинула пустую тарелку. Стас кивнул. — Я считала, что это из-за грязных окон. Сейчас окна вымыты, вид ничего не заслоняет, на улице отличная погода, но в квартире все равно пасмурно. Свет не проникает. Словно на окнах толстенный слой грязи.
      — Хм-м, — Стас огляделся, и его брови съехались на переносице.
      — Очень глубокомысленно, но мне это ничего не объясняет. Ты можешь без терминов?..
      — Ты не даешь мне сказать! Я думаю, все дело в стеклах. Они очень старые, возможно, идет какое-то преломление, возможно, вместо того, чтобы пропускать солнечный свет, они его отражают. Вот и все.
      Кира нахмурилась.
      — Очень дорого стоит заменить стекла?
      — Думаю да, но…
      — У меня такое ощущение, что я живу в подвале! — раздраженно сказала она. — Я надеялась, что если окна станут чистыми, то здесь будет светло! Мне не нравится все время сидеть в полумраке — я не вампир и не гриб!
      — С этим трудно поспорить, — Стас звякнул ложкой о дно тарелки, потом легко тронул Киру за руку. — Кир, но ты же понимаешь, что дело не в деньгах. Их вполне можно выделить из наших доходов, но ведь это не будет считаться необходимым ремонтом. Мы это уже обсуждали, когда говорили о проводке. Это то же самое.
      — Черт бы подрал бабку с ее условиями! — она вскочила, хватая тарелки. — Стас, может нам стоит попробовать их опротестовать?
      — Мы можем потерять квартиру, — заметил Стас.
      — Глупости! Мы все равно наследники первой очереди, и нас не имеют права лишить этой квартиры. Она приватизирована, и государство…
      — У тебя есть знакомые юристы?
      — Нет.
      — У меня тоже.
      — Юридическая консультация вполне…
      — Это отнимет и время, и деньги. У нас нет ни того, ни другого.
      — Бабка оставила…
      — Это было месяц назад. Мы прожили немалую часть до первой зарплаты.
      Кира сделала негодующий жест обеими руками, и Стас едва успел подставить ладонь между сошедшимися тарелками, которые неминуемо раскололись бы, если б соприкоснулись друг с другом на такой скорости.
      — Посуды у нас тоже немного, — спокойно сказал он. Кира резко развернулась, так что полы ее халата взлетели, и ушла на кухню. Вернувшись, она поставила перед братом полную тарелку, села и уткнулась подбородком в сжатые кулаки.
      — Никто не говорил, что будет легко, — примирительно заметил Стас.
      — Ты там что-то говорил о бокале вина?
      — Сейчас, — Стас встал и достал из горки еще один фужер. Поставил его перед Кирой, взял бутылку и наклонил над бокалом. Глядя, как за хрупким хрусталем поднимается густая темно-розовая жидкость, она хмуро спросила:
      — Зачем ты жжешь столько свечей?
      Рука Стаса чуть дрогнула, и он осторожно покосился на нее.
      — Каких свечей?
      — Стеариновых, не лекарственных же! Стас, не финти! Теперь-то ясно, почему у тебя по утрам так горелым воняет. А я-то думала, сигареты.
      Стас поставил бутылку и сел, глядя на Киру чуть виновато.
      — Вообще-то, воняет и тем, и другим… А как ты узнала?
      — Элементарно, Ватсон, как говаривал мистер Холмс своему изумленному приятелю. Но я тебе свой дедуктивный метод не раскрою.
      — Вообще-то, ты тогда в ванной делала то же самое, и я тебя ни о чем не спрашивал.
      — То была одна свеча, а ты сжег десятка два, не меньше, — Кира отпила вина и посмотрела на Стаса сквозь бокал, прищурившись. — Мне свечей не жалко, но мне любопытно, а любопытство, как известно, не порок, а стремление к знаниям.
      — Я создаю необходимую обстановку, — Стас долил вина в свой бокал. — Когда сидишь в окружении горящих свечей, ночью, это… — он щелкнул пальцами, — это способствует глубине мышления и полету фантазии. И в такой обстановке мне гораздо лучше работается.
      — Как русским литераторам в свое время? — Кира усмехнулась. — Так ты еще больше приблизься к их условиям — пиши при лучине, как Горький.
      — По-моему, он читал при лучине, а не писал, — отозвался Стас, выскребая тарелку. — И где я возьму лучину — разве что раздербаню наш веник? Если ты против, то я…
      — Да нет, жги на здоровье, я имею в виду, свечи, — Кира пожала плечами. — Просто следи, чтобы во время порханий твоей фантазии стены не занялись. Когда книжку дашь почитать?
      — Когда напишу.
      — А про что она?
      — Не скажу.
      — Ты чрезвычайно нудный экземпляр! — сердито сказала Кира, забрала свой бокал и ушла в гостиную, где, сев за фортепиано, принялась играть григовскую пьесу «В пещере горного короля», вполне соответствующую ее нынешнему настроению. Стас убрал со стола и забрался с ногами в кресло за ее спиной, попивая вино и выпуская в потолок сизые колечки сигаретного дыма.
      — Что нам еще осталось сделать? — осведомилась Кира, резко оборвав музыку, и Стас недовольно посмотрел на ее пальцы, повисшие над клавишами.
      — Домыть пол. Выбросить упакованный хлам. Вытряхнуть пылесос. А еще ты хотела какую-то траву посадить.
      — Отлично, тогда я займусь последним, а ты — всем остальным.
      — Но так нечестно! — запротестовал он. — К тому же у меня скоро свидание!
      — Поскольку объект твоего свидания по совместительству является моей близкой подругой, то он все поймет и никуда не денется. Можешь и сюда ее пригласить, — Кира повернулась, и Стас сразу же покачал головой.
      — Э, нет.
      — Я понимаю, в каком направлении движутся твои мысли. Так и быть, пылесос я вытряхну сама. А ты иди, займись полом и мусором.
      — Звучит довольно двусмысленно — тебе не кажется? — заметил Стас, с неохотой выталкивая себя из мягких кресельных глубин. — Только пол лучше мыть, когда ты посадишь свою траву. Иначе его придется мыть заново.
      — Ты прав. Как твое плечо?
      — Приемлемо.
      — Свиданию не помешает?
      — Прекрати! — недовольно сказал Стас, дергая ее за завязанные в хвост волосы.
      — Ладно, извини, понимаю, секс — личное дело каждого.
      — Что-то ты распустилась в последнее время. Надо заняться твоим моральным обликом.
      — Перестань, может я из зависти, — Кира открыла дверь кладовки и поморщилась, глядя на паутинные гирлянды, потом достала ворох старых газет и большой пакет. Включила свет в прихожей, расстелила газеты, пододвинула один из купленных братом пакетов с земляной смесью и принесла из спальни несколько цветочных горшков.
      — Ты собираешься вывалить ее прямо здесь? — Стас кивнул на один из горшков, заполненный землей. — Не проще ли сделать это на улице?
      — Я так и сделаю, просто хочу проверить — вдруг земля хорошая, тогда можно будет часть смешать с той, что ты купил, — Кира поковыряла ножом в горшке, потом перевернула его над газетой. Сухая земля податливо хлынула из горшка, и Кира тотчас же уронила нож и зажала нос ладонью, то же самое сделал и Стас.
      — Господи, что за вонь!
      Вместе с землей на газету выпало нечто округлое и дряблое, грязно-желтое с белыми пятнами, источающее дурно пахнущую жидкость, облепленное коричневыми земляными комочками и бесчисленными шевелящимися личинками, и по коридору распространилось такое ужасающее зловоние, что Киру чуть не стошнило. Она вскочила, прикрывая ладонями лицо.
      — Выкинь это, Стас, господи, выкинь скорей!
      Стас метнулся на кухню и сразу же вернулся с полиэтиленовым пакетиком.