Жемчужина (№1) - Кольцо Пяти Драконов

— Никоим образом, — любезно ответил крыл-генерал. — Можно войти?

Смеркалось. По всему Аксис Тэру зажигались огни. В городе царило возбуждение, как всегда, когда конец одного дежурства смыкался с другим. Поглядев через широкие плечи крыл-генерала, Бак Оурррос увидел множество идущих по двое или по трое кхагггунов; никто из них, похоже, ни капельки им не интересовался.

— Вы один, крыл-генерал?

Неффф поднял руки и опустил их.

— Абсолютно.

В последний раз оглядев широкую, заполненную народом улицу, Бак Оурррос кивнул и отступил в сторону. Большая комната выходила во внутренний двор, недавно засаженный саженцами аммона, кружевным папоротником и цветами. Центральное место было отдано клеметту, его плоды как раз начинали созревать. Все застекленные двери были распахнуты, и комнату наполнял сладковатый аромат.

— Простите мое недоверие, — сказал Бак Оурррос. — Когда день за днем видишь голову одного из лучших друзей на колу перед дворцом регента, побаиваться кхагггунов естественно.

— Вполне понятно. — Неффф кивнул в знак благодарности, когда Оурррос подал ему бокал, и огляделся.

Консорциум Оуррросов считался одним из самых богатых среди баскиров, и по дому это было заметно. Среди дорогой мебели на прекрасных в'орннских коврах стояли еще более дорогие произведения искусства, некоторые с иных планет. Только их доставка наверняка стоила целое состояние. Старинные вазы, страстное увлечение Оуррроса, расположились в большом резном аммоновом шкафу, оборудованном дверцами из в'орннского хрусталя. Это было удивительно мирное место; такое скорее подходило художнику, нежели влиятельному баскиру, устремленному помыслами к следующей сделке.

— Чудесный у вас дом.

Бак Оурррос молча смотрел на посетителя из-под тяжелых век.

Закончив обход гостиной, крыл-генерал повернулся к Оуррросу и улыбнулся.

— Полагаю, вы желаете знать, что привело меня сюда.

— Мягко сказано, — сухо ответил Оурррос.

— О да. — Неффф просиял уставной улыбкой, просто растянув уголки губ. — Это, пожалуй, трудновато... Откровенно говоря, меня прислал регент. Ему кажется, что, если бы он зашел сам — или вызвал бы вас, — вы, естественно, могли бы прийти к неправильному заключению.

— Естественно.

Натянутая улыбка стала еще напряженнее.

— Регент сожалеет о... происшествии во время обеда.

— Происшествии? Его сын застрелил моего друга.

— Поступок, достойный сожаления. Курган Стогггул вспыльчив и непредсказуем, потому, собственно, его и передали в распоряжение звезд-адмирала.

— Простите мою резкость, крыл-генерал, но очевидно, что у Киннния Морки и так дел по горло.

Улыбка Нефффа стала естественней.

— Да, похоже, хлопот у него полон рот. Во всяком случае, учитывая вспыльчивость Кефффира Гутттина, регенту кажется, что в конечном счете разрыв отношений с ним пошел вам на пользу.

— Разрыв?.. Это что, какая-то нездоровая шутка? В первый раз Неффф перешел к обороне.

— Простите, я неудачно выбрал слова. Уверяю, регент желает загладить недоразумение.

— Если регент действительно искренен, пусть продолжит строительство За Хара-ата.

— Именно об этом он и хочет поговорить. Скажем, в двадцатом часу? Вас проводят в его личные покои.

Бак Оурррос кивнул.

— Учитывая обстоятельства, надеюсь, регент не обидится, если меня будет сопровождать телохранитель.

— Вам предлагают мир, — сказал Неффф. — Однако если вы ощущаете потребность принять некоторые меры предосторожности, пожалуйста, не стесняйтесь.

Только что пробил двадцатый час. Бак Оурррос и грозного вида телохранитель подошли к воротам дворца регента. Оурррос с любопытством отметил, что черная высохшая голова его друга исчезла вместе с кхагггунской пикой, на которую была насажена. Крыл-генерал Неффф лично встретил гостей вскоре после того, как Оурррос назвался дежурным хааар-кэутам.

— Рад, что вы пришли, — сказал он дружелюбно, шагая впереди по лабиринту первого этажа дворца. — Учитывая давнюю вражду между вашим и регента Консорциумами, нанести визит раньше было бы несколько неудобно. Однако когда наступает время перемен...

Неффф провел Оуррроса с телохранителем мимо еще трех постов хааар-кэутов, потом по массивной и богато украшенной главной лестнице на второй этаж и дальше по коридору. Остановился перед резными дверьми из ядровника, постучал, распахнул двери и отступил в сторону.

— Желаю удачи, — сказал он, исчезая за углом.

Бак Оурррос замер на пороге. Неожиданно, словно продутый холодным ветром, он почувствовал себя беззащитным и уязвимым.

— Я не ожидаю неприятностей, — шепнул он через плечо телохранителю, — но ты должен быть готов ко всему.

Регент Стогггул находился в хорошем настроении, когда Бак Оурррос и его телохранитель вошли в покои. Правду сказать, Оурррос впервые попал в личные покои регента, и ему было очень интересно. Богатое собрание произведений искусства, которое Стогггул по большей части не замечал, произвело на Оуррроса сильное впечатление.

— А, Бак Оурррос, — воскликнул регент, вскакивая на ноги, — я не сомневался, что вы оцените мои сокровища! — Он не обращал внимания на телохранителя, следующего на два шага позади Оуррроса.

— Для меня это большая честь, регент. — Обходя комнату и останавливаясь полюбоваться то статуей, то великолепной тканью, Оурррос вдруг понял, что нигде не видно Далмы. Как и никого из личной гвардии регента, хотя их тени то и дело мелькали в коридоре. Только юный слуга замер возле низкого резного стола из ядровника, уставленного блюдами с ароматной пищей, графинами с вином и огненно-сортным нумааадисом. Отсутствие Далмы озадачило Оуррроса. С тех самых пор, как Веннн Стогггул увел ее у него, регент при каждом удобном случае старался посыпать еще соли на рану, нанесенную гордости Оуррроса.

Стогггул стоял в центре комнаты, терпеливо ожидая, пока гость закончит осмотр. Легкий ветерок проникал внутрь через открытые застекленные двери, камни балкона светились в тусклом, мерцающем свете филигранных кундалианских фонарей. Комнату наполняли нежные трели брачной песни голоногов.

— Замечательное собрание! — объявил Оурррос. — Я восхищен, регент. Ваши покои — настоящий музей бесценных произведений искусства.

Стогггул широко раскинул руки.

— Есть здесь что-то, что тронуло вас больше всего?

— Ну-у...

— Давайте-давайте. Наверняка вы что-то выделили.

— Собственно говоря, да. — Бак Оурррос указал на алебастровую вазу тончайшей работы. — Эта ньеобская молитвенная ваза VII династии совершенно великолепна.

Стогггул склонил голову набок.

— Вы действительно так считаете?

— О да. Просто поразительно. Я бы отдал что угодно, чтобы обладать таким экземпляром...

— Так возьмите ее. Она ваша. — Что?

Стогггул щелкнул пальцами, и слуга ожил. Сняв драгоценную вазу с освещенной стойки, он подал ее ошеломленному баскиру.

— О нет, регент. Я не могу...

— Почему? Вам она нравится; я с удовольствием ее дарю. Что может быть проще?

Однако Оурррос не шевельнулся. Стогггул сделал знак мальчику, и тот поставил вазу на пол возле стола.

— Садитесь, пожалуйста. Ваза будет во время ужина слева от вас. Вам надо привыкнуть, что она рядом.

Три в'орнна сели на большие разноцветные подушки, разбросанные вокруг низкого стола: Оурррос рядом с ньеобской вазой, его телохранитель справа, регент напротив.

— Я осмелился устроить ужин в стиле северных кундалианских племен Корруша, — сказал регент, пока мальчик наливал напитки в хрустальные бокалы. — Мои повара приготовили аутентичную трапезу. Надеюсь, рагу из газели-прыгуна вам понравится.

Бак Оурррос оглядел незнакомые блюда.

— Должен признаться, никогда не пробовал.

— Я тоже, — улыбнулся регент, жестом предлагая приступить. — Но если бы мы расположились лагерем где-нибудь неподалеку от места строительства За Хара-ата, то, как меня заверяли достоверные источники, мы бы ели рагу из газели-прыгуна и пироги с голоногами.

При упоминании За Хара-ата Бак Оурррос напрягся. Взял поданный слугой кубок с огнесортным нумааадисом, но к губам не поднес.

— Давайте-давайте, — снова сказал регент, — постараемся оставить прошлые недоразумения позади. — Он поднял свой кубок. — Наступил новый день, Бак Оурррос. Новая эра. Давайте выпьем за За Хара-ат.

Оурррос по-прежнему чувствовал себя очень неуютно с новообретенной доброжелательностью регента.

— Я заметил, Далмы сегодня нет рядом с вами.

— И не будет ни завтра, ни на следующую ночь. — Стогггул наклонился вперед и понизил голос. — Открою вам секрет. Она у звезд-адмирала Киннния Морки. Негодяй увел ее.

Губы Бака Оуррроса скривились.

— Я бы посочувствовал вам, регент, но не могу себя заставить.

— Да, понятно. — Стогггул откинулся на спинку стула. — Что ж, нравится нам это или нет, мы теперь в одной лодке.

Оурррос хмыкнул, несколько смягченный тем, что регент получил по заслугам — по крайней мере в том, что касается Далмы.

— Так скажите мне, почему мы должны пить за За Хара-ат? Вы запретили продолжать строительство.

— Все в прошлом. — Регент снова поднял бокал. — Как я сказал, наступил новый день, новая эра. Я желаю, чтобы За Хара-ат был построен.

Бак Оурррос хмыкнул, явно не доверяя услышанному.

— Понимаете, я долго и серьезно размышлял над достоинствами такого города; по-моему, там можно сколотить приличное состояние.

— Значит, вы понимаете ценность торгового города, — осторожно произнес Бак Оурррос. — Вот в первую очередь почему Кефффир Гутттин, Хадиннн СаТррэн и я спрашивали у Элевсина Ашеры, можем ли мы участвовать в финансировании. Мы понимали, что даже при использовании рабского труда кундалиан город обойдется слишком дорого для одного Консорциума, пусть и Ашеров. Как первые партнеры мы должны были получать самые высокие проценты от аренды, услуг и так далее.

— Теперь, к сожалению, Кефффира Гутттина с нами нет.

— Его Консорциум продолжает существовать, регент.

— Это ненадолго. Позорная смерть хозяина гибельна для бизнеса.

— Тогда я предложу помощь.

— Вы полагаете, что это разумно?

Оурррос перевел взгляд с лица регента на великолепную ньеобскую вазу слева от него.

— Он был моим другом, регент. Что мне остается?

— Идти дальше. — Стогггул поставил локти на стол. — Используйте свои ресурсы, чтобы помочь строить За Хара-ат. А вашим новым партнером буду я.

— Вы?

— Став партнерами, наши Консорциумы образуют внушительное коммерческое объединение. Достаточно внушительное, чтобы Консорциум Ашеров не боролся с нашим участием в За Хара-ате, как ни отвратительно для них мое присутствие. — Регент поднял бокал. — Итак, давайте начнем заново. Что скажете?

— Я не в силах забыть, что вы сделали с Кефффиром Гутттином.

— В другой жизни. И все же. Чем я могу доказать свою решимость? Наказать преступника?

— Курган Стогггул — ваш сын.

— Сыновей наказывают точно так же, как остальных. — Регент поджал губы. — Скажите, Бак Оурррос, вы этого хотите? Если так, я немедленно приму меры.

— Я не похож на гэргонов. Я не вершу месть по доверенности.

— Тогда давайте сегодня забудем о мести. Давайте есть рагу из прыгуна и пирог с голоногами и представлять себя в Корруше. Давайте говорить о будущем и о За Хара-ате.

Бак Оурррос нехотя поднес бокал к губам, но не пил, пока регент не сделал первый глоток.

— Превосходный нумааадис, — сказал он. По горлу пробежал огонь, на глазах выступили слезы.

Регент кивнул и сделал знак тихо стоявшему рядом слуге подавать на стол. Мальчик разложил пряное рагу по медным тарелкам, разрезал огромный пироге голоногами на куски и подал сначала Оуррросу, потом Стогггулу. Телохранитель от предложенной еды отказался.

— Не обижайтесь, регент, — сказал Оурррос. — На работе он не ест и не пьет.

— Тогда ему не повезло, — сказал Стоптул, бросив взгляд на слугу. Мальчик забрал еду и поставил на боковой стол позади телохранителя. И замер там — неподвижный и немой, как статуи, украшающие комнату.

— Как вам коррушская еда? — спросил регент, зачерпывая еще мяса, потом съел большой кусок пирога.

— Оба блюда восхитительны, — ответил Оурррос. — По-моему, я никогда не пробовал ничего подобного. Пирог с голоногами особенно вкусен.

— Полагаю, нам лучше привыкать к этой еде. Что скажете?

Бак Оурррос понимал, что имеет в виду Стогггул. На миг задумался, прежде чем ответить. Он, конечно, мог промолчать или перевести разговор на другую тему, но желание увидеть реакцию регента победило.

— Хотя, согласно моему распоряжению, вы и прекратили строительство, — продолжал Веннн Стогггул, — надо обсудить массу деталей по использованию рабочей силы и кредитованию. Консорциум Гутттинов не выполняет обязательств по выплатам. — Он вытер губы. — Насколько я понимаю, они должны теперь выйти из программы. Консорциум СаТррэнов способен привлечь дополнительный капитал, а вот вы, боюсь, нет. — Он улыбнулся. — Сорннн СаТррэн сообщил мне, что не намерен наращивать вложения капитала. Вот здесь и вступает Консорциум Стогггулов. Мы желаем и можем предоставить необходимую сумму в обмен на статус первого партнера.

— Мне также сообщили о прискорбном решении Сорннна СаТррэна, — с улыбкой произнес Бак Оурррос. — Я договорился со своим банком о ссуде, которая покроет требуемую сумму. Вынужден вас разочаровать, регент. Бизнес есть бизнес.

— Я вижу, вы съели пирог с голоногами. — Стогггул сделал знак слуге. — Хотите еще кусочек?

— Пожалуй, хо...

Лицо Бака Оуррроса внезапно побелело. Телохранитель рванулся было к хозяину, однако мальчик, стоявший у него за спиной, нанес удар ножом для мяса. Острие пронзило тыльную сторону руки телохранителя, приколов ее к столу. Пока он старался вытащить клинок, мальчик схватил его за голову и быстрым умелым движением свернул шею. Потом отступил, и телохранитель упал.

Тем временем Бак Оурррос, вцепившись себе в горло, умирал от яда, которым Стогггул собственными руками посыпал пирог с голоногами. Эту смесь колдовских трав Малистра хитростью заставила его попробовать в их первую встречу, обеспечив ему иммунитет.

С любопытством и удовольствием наблюдая за предсмертной агонией Бака Оуррроса, Стогггул сказал:

— К сожалению, ты всегда считал себя умнее меня. Бак Оурррос, глаза которого почти вылезли из орбит, хрипел, как умирающий лорг, когда в комнату вошел крыл-генерал Неффф.

— Все в порядке, регент? — спросил он, оглядев комнату.

— В полном, — ответил Стогггул. — Похоже, что-то вызвало у Бака Оуррроса аллергическую реакцию.

Неффф подошел к столу.

— В'орнну с аллергией следовало бы внимательнее относиться к еде. — Он отступил, когда рот Оуррроса широко открылся, и на пирог с голоногами хлынула кровь. — Надо сжечь все это, не так ли? — Он сделал знак мальчику — одному из отборных хааар-кэутских убийц, — тот быстро взял блюдо с пирогом и куда-то унес.

— Теперь начинается самое забавное, — сказал Неффф, закидывая Бака Оуррроса на плечо.

— Жаль, — вздохнул Стогггул, вытирая жир с подбородка. — При других обстоятельствах он, наверное, был бы хорошим партнером, честным и трудолюбивым. Увы, поскольку я сильно задел его, он убил бы меня при первой же возможности.

На следующий день, когда регент Стогггул пришел со встречи с Сорннном СаТррэном, закрепившей контроль Стогггула над программой строительства За Хара-ата, великолепная ньеобская молитвенная ваза вернулась на подставку. На дне вазы лежал десятисантиметровый слой серого пепла, придававший ей — по крайней мере по мнению регента Стогггула — дополнительное очарование.

Теперь каждую ночь Курган и Курион делали ставки на калллистоте, а потом заваливались в “Кровавый прилив”. Юношу все время знакомили с какими-то саракконами. Оказаться даже на периферии саракконских дел было волнующим достижением. “Несомненно, — думал Курган, — я достиг того, что не удалось ни одному другому в'орнну”. Он пил с охрипшими моряками, слушал их байки о море, учился похабным песням, и ему от души хлопали, когда он изо всех сил старался петь с ними на их языке. Саракконам очень нравилось, что юноша осмелился выйти на десятую схватку с действующим чемпионом. Еще больше им, казалось, нравилось, что его избили до бесчувствия. Как-то ночью Курган спросил Куриона об этой странности.

— Все просто, — ответил сараккон. — Наш народ высоко ценит смелость перед лицом великих невзгод. То, что все наши мифические герои погибли, не выдержав испытаний, не имеет значения. Их идеализм остался незапятнан соблазнами или пороками. Они дороги нашим сердцам, их стойкая отвага освещает нам путь. Мы следуем проложенной ими тропой, потому что не можем сделать меньшего.

Кургана, для которого главным было стать победителем, поразило, что саракконы считают его героем просто потому, что он решился на бой. Победил он или проиграл, к делу не относилось. Он бы небрежно отмахнулся от этой философии, если бы не чувствовал, что Старый В'орнн по-своему старался заставить его понять то же самое.

Поэтому он пил, пел и слушал все с большим удовольствием. И курил лаагу, свободно ходившую среди его новых друзей-саракконов. Все это время он наблюдал за хозяйкой “Кровавого прилива” — стройной, полногрудой и очень деловой тускугггун. Похоже, даже самые буйные саракконы никогда не доставляли ей беспокойства, она лично знала всех в'орннов, часто посещающих ее заведение. Уж коли на то пошло, проявилась и еще одна аномалия. В “Кровавом приливе” не существовало каст — совершенно нехарактерно для в'орннов. Было бы легко объяснить это близостью калллистота или присутствием саракконов, презиравших кастовые общества. Но к концу недели Курган был совершенно уверен, что открытость “Кровавого прилива” идет от самой хозяйки. Звали ее, как сообщил Курион, Рада. В своем заведении — хотите верьте, хотите нет — она была регентом. Молодая тускугггун не пасовала ни перед кем — и добивалась своего. Неудивительно, что кастовая система здесь не работала. Курган находил еретические манеры Рады и любопытными, и порочными. Он убеждал себя, что медлит с разговором обоснованно: мол, тускугггун вряд ли знает, кто выдал его слабости звезд-адмиралу; на самом деле он просто восхищался ею вопреки инстинктивному отвращению.

К концу недели Курган понял, что медлить дальше нельзя. Выкурив три палочки лааги, юноша с трудом встал из-за стола и направился через орущую толпу туда, где у дальнего конца стойки, озирая свои владения, стояла хозяйка. Она была одета в темно-синее платье с кроваво-бирюзовой отделкой. Вопреки обычаю сифэйн был откинут на плечи. На длинном коническом черепе мерцала диадема из терциево-бронзового сплава.

— Рада, — просто сказал он. — Я — Курган Стогггул. Она ответила холодным, оценивающим взглядом.

— Я в курсе.

— Мне следует считать это хорошим знаком?

— Считай, как хочешь. Суровость тускугггун позабавила его.

— Мне сказали, что у тебя есть информация, которая может оказаться полезной мне.

— У меня есть самая разная информация.

Мгновение она смотрела мимо него, потом велела бармену достать еще бочонок с медом из-под стойки. Курган заметил, как Курион встал из-за стола, пересек битком набитую комнату и исчез в заднем коридоре, ведущем в туалеты.

— Нит Батокссс сказал, что ты знаешь, кто выдал меня кхагггунам.

— Ты же сам кхагггун, дорогой. Или по крайней мере стал им. В чем же проблема?

— Проблема в том, что мне не нравится в'орнн, шныряющий у меня за спиной. Я бы очень хотел покончить с этой ситуацией.

— Подозреваю, что ты убьешь доносчика.

— Да, конечно.

Она снисходительно улыбнулась.

— Тебе еще надо многому учиться, дорогой. Ты пьян или под кайфом, а возможно, и то, и другое. Иди и играй со своими саракконскими дружками.

— Я так же трезв, как ты. Она отвернулась от него.

Курган потер висок, словно мог приложить бальзам к обуревающему его гневу. Он понимал, что давление на нее ни к чему не приведет.

— А что сделала бы ты?

— Что? — Она рассеянно повернулась к нему.

— Что сделала бы ты — насчет осведомителя?

Рада сложила руки на груди, внимательно рассматривая юношу. За одно мгновение она, казалось, вдохнула его, как дым в легкие.

— У саракконов есть поговорка: “Враг известный лучше врага неизвестного”. — Она пожала плечами. — Зачем убивать доносчицу, когда можно подбрасывать ей выгодную информацию?

— Ей? Ты хочешь сказать, что доносчик — тускугггун?

— Ее зовут Далма. Курган расхохотался.

— Это лооорм регента.

— Она шпионка.

— Даже если я поверю — а мне не верится, — скажи, пожалуйста, как звезд-адмирал получает от нее информацию?

— Все просто. Она работает на Киннния Морку. — Рада улыбнулась. — Удивлен, адъютант? Еще бы. Прости, мне надо идти. — Она поспешно кинулась между двумя пьяными саракконами, готовыми покалечить друг друга.

Через мгновение Курган понял, что все еще массирует висок. Он пытался обдумать полученную информацию. Далма — шпионка Киннния Морки? Вот это удар. Он улыбнулся, зная, что нашел слабое место Морки. Далма — та самая лооорм, о которой вздыхал Киннний Морка, которую он любил. Такая информация, Курган был совершенно уверен, окажется чрезвычайно ценной.

Он огляделся. Курион еще не вернулся из туалета. Странно. Курган надеялся, что сараккон не заболел. Его собственный пузырь нуждался в облегчении, и он пробрался к задней стороне кабака. К счастью, страшный шум здесь был немного тише; можно воспользоваться минутой покоя, чтобы прикинуть следующий шаг. Выходя из вонючего туалета, Курган услышал голос Куриона. Тот с кем-то разговаривал, и голос собеседника показался раздражающе знакомым.

Пройдя по узкому коридору, Курган повернул налево и оказался в маленьком проходе, ведущем на кухню. Слои жирных пятен напоминали археологические напластования, обозначая возраст строения. Дальше справа была открытая дверь. Оттуда и доносились голоса. Прижавшись к стене, Курган осторожно подошел и попытался заглянуть внутрь.

Маленькая комната — наверное, кабинет Рады. Видно было только Куриона.

— Прошла неделя, — раздался голос. — Почему так затянулось?

— Не знаю, — ответил Курион, — мне не хотелось его торопить.

— Почему?

— Он умнее, чем ты думаешь.

— А, так ты настолько хорошо его знаешь?

— Достаточно хорошо, чтобы понимать, что это мужчина в теле юноши.

— Понятия не имел, что саракконы столь проницательны. — В голосе прозвучал сарказм. Ответа сараккона Курган не расслышал. Курион отступил, и показался Нит Батокссс.

— Не тревожься, — сказал Курион, немного задыхаясь. — Сейчас он разговаривает с Радой.

Рука Нита Батокссса сжалась в кулак.

— Необходимо, чтобы он получил информацию. Узнав, что лооорм — шпионка Киннния Морки, он поймет, что делать.

— Ты уверен?

Изумленный Курган почувствовал, как желудки проваливаются сами в себя: фигура Нита Батокссса заколебалась, растворилась, и на его месте возник Старый В'орнн. Весь мир Кургана словно перевернулся вверх дном. Неужели вообще никому нельзя доверять?

— Времени осталось очень мало, — говорил Старый В'орнн. — Я натаскивал его с самого раннего детства. Но теперь все на своих местах. Ловушка приготовлена. Пора моего ничего не подозревающего охотника направить по предопределенной тропе, чтобы сковать врага ионными цепями.

33

Лорги не плачут

От вершины Поднебесного поднимался туман, плотный, как стены монастыря. В нем существовали только бурные струи водопада — пока не возникли две фигуры, парящие на волнах тумана. Те же самые существа несколько недель назад наблюдали, как Риана купается в заводи у подножия водопада.

Мы пришли к точке перегиба,подумало первое существо, Теперь Преобразование, предсказанное с приходом в'орннов, началось всерьез.

Пророчество туманно в отношении исхода,подумало другое. Шансы Добра и Зла на победу равны.

Мы могли бы поколебать Равновесие,подумало первое. Мы могли бы помочь Дар Сала-ату.

Исключено. Ценой стала бы жизнь Миины. Это мы знаем наверняка.

Дар Сала-am обладает могучей силой, но она необучена. Она первая после Матери сможет объединить два колдовства — Пяти Лун и Черной Грезы, — чтобы воссоздать из разделенных половинок древнее колдовство, Просвет, каким оно создано изначально, каким ему предназначено быть. Опасность, которой она...

Нет! Мы отказываемся слушать это!

Если враги обнаружат ее раньше, чем она полностью обучится, раньше, чем она как-то сможет защитить себя...

Ты хочешь, чтобы мы принесли Великую Богиню в жертву на алтарь твоих страхов?

Враги Дар Сала-ата уже подчинили одного из наших сородичей. Позволим ли мы им властвовать свободно?

Дар Сала-am победит их. Или будет побеждена ими. Это— ее Битва. Так предсказано.

Я начинаю уставать от роли наблюдателя. Прошла целая вечность...

Наша Сестра начала действовать. Это все, что позволено.

И однако я жажду мести. На устах моих вкус крови!

Ты знаешь, что может произойти. Мы должны ждать призыва броситься в бой. Таков единственный путь. Потерпи.

Огонь не может терпеть! Это моя природа.

Разумеется. Вот почему мы составляем пару. Я спокойна— голос благоразумия и сдержанности. Таков Путь Равновесия.

Первое существо раздраженно покачало головой.

Отсутствие молний делает меня старым и бесполезным. Когда они вернутся?

Ну же, дорогой. Давай удалимся на мыс, чтобы иметь возможность смотреть, оставаясь незамеченными.

Я уступлю. Но я также буду плакать по нашей родственнице, столь несправедливо лишенной свободы. Миина не позволила бы...

Невыразимая печаль.

Я не могу действовать; мне запрещено говорить откровенно, и потому я буду плакать.

Тогда тебе следовало быть лоргом. Лорги не плачут.

Мы — то, что мы есть. В Былые Времена я бы вырвал глаза у мучителей нашей родственницы и облизывался, разжевывая их.

Былые Времена миновали.

Не для меня. Я должен что-то делать.

Берегись, дорогой.

Какую-нибудь мелочь, такую крохотную, что никто, кроме нас, не заметит. Я выберу время и место, когда буду действовать.

Давай помолимся за успех Дар Сала-ата.

Я не умею молиться.

Тогда я научу тебя, дорогой...

Похожие на дым следы их присутствия вскоре исчезли, и только туман продолжал бурлить и извиваться. Каркали птицы, срезая путь через густой, напоенный влагой воздух. Грохот водопада отражался от отвесного базальтово-сланцевого склона. Порхали бабочки, реяли шестикрылые пилоиглы, пируя крохотными кружащимися насекомыми. В солнечном свете сверкали тысячи миниатюрных радуг, мерцая, как звезды, в постоянных приливах и отливах тумана. Мелькали прячущиеся в тумане животные. Они подбирались к воде, чтобы напиться вдоволь, насторожив треугольные уши, прислушиваясь к незнакомым шумам. Они пристально смотрели друг на друга, с мокрых морд капала вода, ноздри расширялись, когда они принюхивались, — такие неподвижные, что могли бы быть резными статуями. Потом — в мгновение ока — они исчезали, отправляясь искать еду и охотиться на своих территориях.

В этом мирном уголке появилась Матерь. На руках она держала Риану. Сама же Риана крепко прижимала к себе две книги: “Величайший Источник” и “Книгу Отречения”. Прошли века с тех пор, как Священные Книги были вместе. Даже Матерь не помнила этого времени.

— Я вся горю, — сказала Риана, когда Матерь опустила ее на землю. Ее рот по-прежнему полнился кровью.

Матерь прижала тыльную сторону руки к щеке Рианы.

— Ты была сильно травмирована. Исцеление требует времени.

Риана легла.

— Я так устала. — Она закрыла глаза.

— Тебе надо поесть и отдохнуть. — Руки Матери двигались над горлом и грудью Рианы. — Это я могу сделать колдовством. Ты потеряла много крови, но внутренности повреждены, и ты не в состоянии есть. Отдыхай, пока я поищу травы и грибы для целебного настоя.

Риана не ответила: она находилась где-то между сознанием и сном. Она чувствовала траву, на которой лежала, брызги воды на коже, усыпляющее гудение насекомых, щебет птиц. Все это было процежено через фильтр боли, пронзающей внутренности, окутывающей ее жестким саваном, так что трава казалась гвоздями, вода — сосульками, звуки — пронзительными воплями. Она дрожала и тихо постанывала. Какое-то время ее несло на этом унылом плоту полубессознательности, подталкивая то туда, то сюда смутными и призрачными ощущениями. Хотелось только снова погрузиться в бездонную темноту колодца, чтобы от ледяной воды застыли боль и страдания.

Смутно она ощутила возвращение Матери, запах костра, а потом другой, более сложный аромат. Матерь подсунула ей руку под шею, приподняла голову. Надо пить. Губы Рианы раскрылись, и она выпила целебный чай. Потом закрыла глаза. Матерь снова уложила ее на землю и прошептала, что пойдет за грибами.

Риана, не в силах ответить, погрузилась в воспоминания о недавних событиях, воскресших в ярких подробностях лихорадочного сна. Снова через вездесущую линзу сна она увидела, как монастырь Плывущей Белизны охватила паника из-за взрыва в пирамидальной комнате, где хранилась хад-атта. Она попросила Матерь Припрыгнуть в кубический келл и там дрожащими окровавленными руками вытащила “Книгу Отречения” из пасти йа-гаара. Звон колоколов отзывался в земле небольшими сейсмическими толчками. Почуяв дым и смятение в древних каменных коридорах, они Припрыгнули обратно в келью Рианы, чтобы забрать “Величайший Источник” и нож, который Элеана подарила Аннону.

Молодые рамаханы, тяжело дыша, носились по охваченным огнем коридорам, таская ведра с водой, пока осторожные конары из Деа Критан обсуждали фракционную борьбу, сбор голосов, религиозную политику. Союзы возникали, как пузыри на луже, и лопались, раздавленные недоверием. Трудно было поверить, что Бартта умерла. Захватила ли власть конара Урдма? Риана даже не представляла, какой станет новая иерархия конар.