Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Похождения Роджера Брука (№1) - Шпион по призванию

ModernLib.Net / Исторические приключения / Уитли Деннис / Шпион по призванию - Чтение (стр. 11)
Автор: Уитли Деннис
Жанр: Исторические приключения
Серия: Похождения Роджера Брука

 

 


Роджер подозревал, что луидор нужен старику для каких-то своих целей, но до сих пор не имел оснований сомневаться в его честности и, чувствуя себя в безопасности, пока мул с ценным грузом находится на его попечении, с неохотой отсчитал деньги.

Дверь домика открыла мерзкая старая карга с горбатой спиной, волосами на костлявом подбородке и черным котом на плече. Она ведьма, Роджер не сомневался в этом и отвел взгляд, когда доктор вошел внутрь вместе с ней.

Мысль, что его партнер собирается приобрести какой-то редкий и дорогой отвар у зловещей старухи, заставила Роджера задуматься. Что за лекарство, которого нет в аптеке, намерен купить доктор? Быть может, он не просто старый знахарь, виновный лишь в продаже снадобий, многие из которых абсолютно бесполезны?

Во время Людовика XIV Европа была повергнута в ужас фактами, выявленными на процессах знаменитой Ла Вуазен 49 и маркизы де Бренвилье 50. Удалось раскрыть заговор, в который были вовлечены сотни людей, включая королевскую фаворитку мадам де Монтеспан 51. Ее юная соперница, мадемуазель де Фонтанж 52, умерла в страшных конвульсиях, выпив чашку фруктового сока после возвращения с королевской охоты. Следствие, на котором настояла ее семья, обнаружило существование разветвленной организации сатанистов, которые брались устранить нежелательных мужей, родителей и соперников за цену, иногда не превышающую десяти луидоров. Хотя король не позволил выдвинуть обвинение против своей давней фаворитки, но удалил ее от себя, а многочисленные сообщники отравительницы окончили жизнь на колесе. Были выяснены причины сотен таинственных смертей, и в результате Франция до сих пор не избавилась от репутации страны, где отравление стало обычным делом. Могло ли быть, что доктор Аристотель Фенелон зарабатывал этим порочным промыслом на жизнь?

Выйдя из коттеджа, доктор показал Роджеру большую бутылку, на три четверти наполненную жидкостью.

— Что это? — спросил Роджер, стараясь скрыть тревогу.

— Спорынья ржи, — ответил доктор. — Бесценное лекарство от болезни, которой в последнее время подвержены многие молодые женщины. — Он отказался от дальнейших объяснений, поэтому Роджеру осталось лишь частично удовлетвориться целью таинственной покупки.

По пути к центру города Роджер вспомнил о предсказаниях Джорджины. Она говорила, что вода грозит ему опасностью, и это пророчество оказалось верным. Предупреждала, что он встретит человека, у которого что-то не так с левым глазом, и что эта встреча не сулит ему ничего хорошего, и Роджер удивился, как раньше не вспомнил о шраме, тянущемся от левого глаза по щеке де Рубека. Она сказала, что он вступит в партнерство со стариком, который станет ему добрым другом, но это не принесет ему выгоды.

Однако теперь было поздно размышлять, тот ли доктор старик, которого Джорджина видела в стакане. Роджер понимал, что с окончанием их покупок исчез его последний шанс на возвращение в Англию и что от голода его теперь отделяют всего несколько франков. Жребий брошен, и, на счастье или на беду, ему придется следующим утром отправиться в путь вместе со старым Аристотелем Фенелоном.

Глава 10

ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ

Вернувшись в «Три лилии», они сразу же занялись превращением кухни в аптеку. Пока Роджер расседлывал Месье де Монтеня и разгружал корзины, доктор принес из своей комнаты два старых чемодана, содержащих медицинские инструменты, примитивные лабораторные приспособления и остатки снадобий, сохранившиеся с прошлого путешествия. Вскоре под большим медным котлом был разведен огонь, из колодца во дворе принесена свежая вода, и доктор Аристотель приступил к демонстрации своих сомнительных тайн.

Роджер, сняв сюртук и закатав рукава рубашки, наблюдал за ним как зачарованный, помогая по мере сил: мыл и сушил горшки и бутылки, наполнял их загадочной стряпней доктора. Многие купленные ими препараты не нуждались в дальнейшей обработке, помимо разбавления водой, и вся процедура свелась к двум основным операциям, за каждой из которых следовали несколько менее значительных. Первая состояла в смешивании жировой основы с веществами, придающими ей различные запахи — иногда приятные, а иногда омерзительные, — дабы наделить ее сходством с целебными мазями; вторая — в приготовлении прозрачной жидкости, состоящей на девяносто процентов из чистой воды, а на оставшиеся десять — из красящих или ароматических добавок, примененных с аналогичной целью.

Они сделали перерыв на ужин, потом продолжили работу при свечах, проведя еще час за скатыванием пилюль из мыла с примесью каскары, наконец упаковали товары в корзины и отправились спать.

Утром Роджер проснулся с ужасной мыслью, что доктор мог среди ночи сбежать с мазями и снадобьями, в которые обратился его маленький капитал, оставив партнера без гроша. Быстро одевшись, Роджер сбежал по лестнице и бросился в конюшню. К его колоссальному облегчению, страхи оказались беспочвенными: Месье де Монтень спокойно жевал сено у своей кормушки, а корзины лежали рядом, аккуратно упакованные и связанные, какими их оставили вчера вечером.

Полчаса спустя, все еще немного стыдясь несправедливых подозрений, Роджер встретил своего партнера в столовой, и они принялись за petit dejeuner 53. За едой они обсуждали маршрут предстоящего путешествия, и так как доктор по пути из Пикардии в Дьепп посещал все деревни на побережье, было решено отправиться в Южную Нормандию, но, коль скоро переправа на пароме через широкое устье Сены была им не по карману, договорились следовать по ее северному берегу до Руана, а оттуда двинуться на юг.

Счет Роджера за насыщенные событиями тридцать восемь часов пребывания в «Трех лилиях» составил восемь франков четырнадцать су, так что после чаевых слуге и горничной у него осталась крона с мелочью, но молодой человек был не слишком обеспокоен истощением финансов, так как погожий день обещал ему много новых и интересных впечатлений.

Погрузив корзины на Месье де Монтеня и привязав сверху складную кафедру доктора, они в начале девятого покинули гостиницу и двинулись по дороге к Арфлеру.

По пути доктор тактично заговорил с Роджером о его шпаге. Старик объяснил, что во Франции оружие разрешено носить только людям благородного происхождения; единственное исключение составляли цирюльники, которым была сделана уступка ввиду особо интимных связей с аристократией и зависимостью от них знатных клиентов. Конечно, в городах многие авантюристы и проходимцы, вроде шевалье де Рубека, носили шпаги, дабы поддержать свои претензии на аристократическое происхождение, коим в действительности не обладали, и они были настолько многочисленны, что призвать их к ответу не представлялось возможным, но в сельской местности ситуация была иной.

Какой-нибудь аристократ, остановившись в трактире напоить лошадей своей кареты, предупредил доктор, может заметить Роджера при шпаге, помогающего продавать их снадобья. Это наверняка покажется ему неподобающим, и он, чего доброго, прикажет лакеям отхлестать Роджера плетьми.

Проносив шпагу всего день, Роджер не хотел с ней расставаться, но понял правоту доктора и решил, что, никогда не носив шпагу в Англии, сможет обойтись без нее и во Франции, поэтому снял ее с пояса и положил в багаж.

К десяти часам они добрались до зубчатых стен Арфлера, ставшего знаменитым благодаря его осаде и взятию Генрихом IV, но не задержались там и продолжили двигаться на северо-восток, пока к часу дня не прибыли в деревню Сен-Ромен.

Проголодавшись после двенадцатимильного похода, путешественники направились в трактир, где за франк подкрепились хлебом и сыром, запив его терпким сухим вином. Некоторое время они отдыхали в саду, а к пяти часам, когда крестьяне начали возвращаться с полей, приступили к делу.

Пока доктор устанавливал свою кафедру перед трактиром, Роджер принес из конюшни несколько горшочков и бутылок и расставил их на маленьком складном столике. Поднявшись на кафедру, доктор стал громко звонить в колокольчик, чтобы привлечь внимание людей на деревенской улице.

Несколько минут спустя вокруг собрались дюжина детей и несколько взрослых. Роджер не мог не восхититься ловкостью, с которой доктор начал процедуру. Вытащив из кармана пакет с дешевыми угощениями, он обратился к детям:

— Ребята, вы видите перед собой мудреца, знающего всевозможные лекарства. У многих из вас есть матери, отцы и другие родственники, которые страдают от болей и разных недугов. Бегите по домам и скажите им, что добрый доктор Аристотель Фенелон прибыл сюда специально, чтобы вылечить их, причем всего за несколько су. Но прежде чем вы отправитесь сообщать вашим родным хорошие известия, посмотрите, какие вкусные конфеты я для вас приготовил. Не забудьте о моем сообщении, а те из вас, у кого имеются хорошенькие старшие сестры, добавьте, что за сущую мелочь я снабжу их лосьонами и мазями, которые сделают их красные руки белыми, как алебастр, а тусклые глаза сверкающими, словно звезды.

Он дал детям разноцветные конфеты, и они побежали распространять по деревне новость о его визите.

Продолжая звонить в колокольчик, доктор собрал толпу человек в двадцать, которая не переставала увеличиваться. Роджер сомневался, что из них удастся вытянуть хотя бы один луидор, так как большинство местных жителей были одеты в лохмотья. Его поразило, насколько эти люди выглядят беднее обитателей английских деревень. Но внимание Роджера вскоре отвлекли цветистые фразы доктора.

— Друзья мои! — воскликнул он звучным голосом. — Сегодня день великой удачи для древнего и густонаселенного городка Сен-Ромен! Дерзну утверждать, что никогда с тех пор, как добрый святой, основавший его, покинул этот мир, великоразумным обитателям Сен-Ромена не представлялось столь уникальной возможности избавиться от недугов физических и душевных!

Я великий доктор Аристотель Фенелон, и многие из вас, должно быть, обо мне слышали, так как я провожу жизнь, исцеляя страждущее человечество, и мое имя почитают от далекой Московии до еще более далекого Китая. Несмотря на это, я ваш покорный слуга.

Я учился в парижской Сорбонне и знаменитых университетах Лейдена, Оксфорда, Павии и Гейдельберга. В сих обителях знаний я получил все степени, какие только возможно получить, и так прославился своей мудростью, что советоваться со мною приезжали маститые профессора из таких отдаленных городов, как Данциг, Палермо и Мадрид.

Завершив образование, я провел двадцать лет в странствиях по свету, изучал лекарства и способы исцеления, неизвестные в Европе. Мавританские лекари открыли мне секреты того, как дамы из гарема турецкого султана сохраняют свою красоту, не давая ей увянуть невероятно долго, так что и в шестьдесят лет не менее желанны, чем в семнадцать, когда впервые привлекли внимание их щедрого повелителя. Отправившись в Индию, я вдоль и поперек исколесил империю Великих Моголов, изучая методы, при помощи которых факиры продлевают свои жизни до трехсот лет и в возрасте двухсот пятидесяти еще способны зачать младенца.

Но не думайте, что мои поиски секретов исцеления, долгожительства, красоты и силы были ограничены Европой и Востоком. Я посетил Америку, где учился у краснокожих почти безболезненно врачевать огнем открытые раны и излечивать сифилис отварами коры деревьев, растущих только на вершинах Анд. Короче говоря, я живая энциклопедия знаний, касающихся телесных недугов и удовлетворения физических желаний.

Все же, дабы вы не считали меня хвастуном, признаюсь, что одну вещь я сделать не в состоянии. Я честный человек и никогда не стал бы обманывать почтеннейшую публику. Смерть по-прежнему властвует над нами, и хотя я могу продлить жизнь, но не в силах делать это до бесконечности. К вашему и моему величайшему несчастью, редкий пергамент, на котором алхимик из Атлантиды начертал способ получения эликсира жизни, похитил у меня коварный египетский жрец, а рецепт был слишком сложен, чтобы человеческий мозг сумел его запомнить.

Я не в состоянии предложить вам божественный дар бессмертия, однако готов снабдить вас панацеей от тысячи бед. Я вырываю зубы, вправляю вывихи и применяю электрические флюиды согласно принципам доктора Месмера 54, который, как вы, возможно, слышали, теперь чрезвычайно моден в Париже и, как говорят, лечил даже королеву Марию Антуанетту. Я могу излечивать нарывы, бородавки, опухоли, зоб, гнойные язвы, сыпи, экземы, катар, люмбаго, анемию, хронический кашель, головные боли, бессонницу, грудницу, глазные болезни, глухоту, одышку, дурной запах изо рта и воспаления ног.

Далее речь пойдет о недугах, коими Господь карает любострастие и невоздержанность. Я прежде всего имею в виду опасные болезни, которые, к счастью, редко встречаются в сельской местности, тем более в таких высокоморальных поселениях, как Сен-Ромен, но могут быть подхвачены даже самыми благонамеренными людьми во время визитов любопытства в сомнительные притоны больших городов, а также природные процессы, когда вследствие минутной слабости девушку или женщину наделяют бременем, которое она не может или не желает носить. Наконец, существуют расстройства души и мозга, требующие специального лечения, а также неразделенная любовь, утрата мужской силы и неспособность зачать ребенка. От всего этого у меня имеются действенные средства, и, если кто-нибудь из вас хочет проконсультироваться у меня по столь личным вопросам, я буду к вашим услугам в моем гостиничном номере между восемью вечера и полуночью. Я не беру дополнительной платы за эти конфиденциальные консультации, и вы можете доверить мне ваши секреты без страха, как доверяете их вашему кюре в исповедальне.

Роджера не удивило бы, если бы после окончания этого длинного и напыщенного монолога толпа разразилась гневными криками и насмешливыми восклицаниями. Никогда еще он не слышал столько явной лжи, произнесенной за весьма краткий промежуток времени. Ему казалось невозможным, чтобы любое сборище мужчин и женщин в здравом уме поверило бы даже одной десятой этих нелепостей. Но, глядя на тупые лица крестьян, он сознавал, что эти невежественные люди едва ли в состоянии понять даже половину того, что доктор рассказывал о своих мифических путешествиях. Они терпеливо стояли, как стадо баранов, и лица их были лишены всякого выражения.

Так как никто не сдвинулся с места, доктор продолжил:

— Итак, добрые люди, не бойтесь воспользоваться мимолетной возможностью, ибо завтра на рассвете будет уже слишком поздно. Мир велик и полон страждущими, и я должен облагодетельствовать своим опытом других людей. Но на сегодняшний вечер мои энциклопедические знания к вашим услугам. Для примера и с целью преодолеть вашу неохоту поведать о своих нуждах, я дам бесплатную консультацию тому, кто первым обратится ко мне.

Это предложение вызвало немедленную реакцию. Крестьяне были не настолько глухи и немы, как казались, и в толпе началось движение — несколько человек, говоря одновременно, стали пробиваться вперед.

— Так-то лучше, — довольно замурлыкал доктор, когда худощавая решительная особа смогла опередить остальных. — Ну, матушка, что тебя беспокоит?

Женщину беспокоили глаза. Спустившись с кафедры, доктор обследовал их, вставив в собственный глаз лупу, и дал женщине бутылочку, в которой, как было известно Роджеру, находилась обычная соль, растворенная в воде. Он помнил, что, когда они готовили лекарства, доктор говорил, что лучшего средства для лечения глаз еще не изобретено, и сожалел о необходимости потворствовать глупому убеждению пациентов, будто эффективны только окрашенные лекарства, так как красящее вещество делает раствор менее мягким.

Вторым пациентом был мужчина с ужасной гноящейся язвой на предплечье, которому доктор продал мазь. Следом за ним подошла женщина, жалующаяся на резкие головные боли, затем еще одна женщина с ребенком, страдающим крупом, после чего пациенты сменяли друг друга без перерыва в течение часа с лишним. Обследовав каждого из них, доктор указывал на бутылочку или горшочек, который Роджер должен был ему вручить, и называл дозу лекарства. Плата обычно составляла от трех до шести су, в то время как за удаление зуба и извлечение стержня нарыва при помощи нагретой бутылки доктор требовал всего полфранка, и Роджер начал опасаться, что они не заработают даже на оплату ночлега.

Кучка медяков между тем постепенно росла, и вскоре к больным стали присоединяться деревенские парни и девушки, решившие потратить сбережения на препараты, увеличивающие мужскую силу и женскую красоту, о которых доктор упоминал в своем обращении.

У каждого из его средств имелось название и история. «Парижские капли» — эликсир, который помог античному герою за одну ночь сделать сотню девушек женщинами и при этом к утру оставить свои желания неутоленными; «крем Елены» — снадобье, с помощью которого Елена Прекрасная заставляла трепетать даже старцев, встречавших ее на стенах Трои; «мазь Клеопатры» — та самая краска, которой египетская царица чернила брови и ресницы, когда отправлялась обольщать Цезаря. И так далее ad infinitum 55.

Раздавая микстуры, бальзамы и мази, Роджер удивлялся, что деревенские девушки так отличались от элегантных дам, которых он видел двумя днями раньше в лавках на улице Франциска I, и даже от гаврских продавщиц, точно принадлежали к иной расе. Они были грязными, оборванными и растрепанными, в деревянных сабо на огрубелых босых ногах. Однако, тщательно пересчитывая свои су, они так же стремились приобрести средства, способные сделать их красивее, как и их более удачливые сестры в городе.

Наконец, когда сумерки стали сгущаться, толпа рассеялась. Последний клиент приобрел флакончик «масла Геркулеса», которое, как заверил доктор, поможет ему выиграть на состязании пахарей ближайшей весной. Собрав товары и имущество, доктор и Роджер направились на постоялый двор.

Заведение было весьма убогим, но простая пища оказалась хорошо приготовленной, и после еды партнеры приняли трех посетителей в комнате, которую делили друг с другом. Доктор Аристотель не хотел, чтобы его младший компаньон участвовал в этих беседах, но Роджер, вследствие печального опыта все еще не оставивший своих подозрений, опасался, что старик прибережет часть гонорара на выпивку, и настоял на своем присутствии.

Все три визитера вызвали у него тошноту, так как первые два страдали прогрессирующей стадией венерической болезни, а третий, согбенный похотливый старец, требовал снадобье, которое сделает его способным овладеть молоденькой служанкой. Доктор взял по франку у первых двух пациентов и крону у последнего, и Роджер убедился, что поступил разумно, оставшись в комнате.

Следующим утром они снова тронулись в путь и, пройдя пять миль, прибыли в совсем маленькую деревушку Танкарвиль в устье Сены. Здесь представление повторилось с более скудным результатом; к тому же им пришлось ночевать в жалкой таверне, где кровати кишели блохами. Однако на другой день, снова направившись к северо-востоку и добравшись до городка Лильбон, компаньоны провели три ночи в относительном комфорте. В первые два дня им удалось недурно заработать, а в третий — воскресенье — они отдыхали от трудов.

В понедельник партнеры зигзагами двинулись на восток через деревни Кандебек и Дюклер к городку под названием Барантен, куда добрались в среду. В четверг, пятницу и субботу они ночевали в соседних деревнях Ле-Ульм, Маром и Девиль, а в воскресенье утром вступили в древний город Руан.

К тому времени Роджер освоился с новым занятием и, прибыв в населенный пункт, где они собирались провести ночь, мог заранее прикинуть выручку. В любой деревне, даже самой маленькой, они зарабатывали достаточно, чтобы оплатить еду и ночлег, еще и оставив себе несколько крон, но в городках прибыль была куда значительнее. Во-первых, там им удавалось собрать гораздо большую толпу, а во-вторых, городские жители были состоятельнее, и доктор мог требовать более высокую цену за свои товары. Поэтому, прибыв в Руан, Роджер надеялся, что здесь они соберут небывалый урожай.

Однако, когда он упомянул об этом своему компаньону, тот быстро его разочаровал. Доктор объяснил, что только невежественным беднякам можно внушить безграничную веру в его могущество и, следовательно, заставить их раскошелиться. В городах же есть профессиональные врачи, аптекари и цирюльники, которые могут оказать более квалифицированную помощь в области медицины. К тому же значительная часть городских жителей — образованные люди и, что еще хуже, циничные подонки, которые любят поразвлечься, бросаясь тухлыми яйцами и прочим мусором в бедных странствующих лекарей. Так что визит в Руан можно рассматривать только как повод для маленького отпуска.

Несмотря на ожидания Роджера, старик пока что воздерживался от требований коньяка, но, услышав о грядущем отдыхе, его младший партнер заподозрил, что доктор намерен таки снизойти к своей слабости. За десять вечеров они, к удивлению Роджера, умудрились заработать около девяти луидоров, в основном в су и франках, сверх каждодневных расходов, и он не собирался равнодушно наблюдать, как пускается на ветер это маленькое ядро их состояния. Поэтому Роджер взял быка за рога и заявил:

— Еще не прошло и двух недель, как мы отправились в путь, так что нам рано думать об отпуске.

— Почему бы нам не взять хотя бы маленький отпуск? — взмолился доктор. — Два-три вечера, не больше. Этого достаточно, чтобы я показал тебе место, где Орлеанская Дева была сожжена как ведьма, и гробницы крестоносцев в соборе.

— Это вы можете сделать сегодня, — твердо сказал Роджер. — А так как, по вашим словам, здесь нас ждут только неприятности, завтра утром мы направимся на юг, к меньшим городам, где получим большую прибыль.

— Пусть будет так, — вздохнул доктор. — Но для своего возраста ты строгий надсмотрщик. Я намеревался просить всего лишь небольшой отдых для моих старых костей и, возможно, несколько крон из нашего заработка, чтобы приобрести средства для согревания внутренностей.

— Я в этом не сомневался, — промолвил Роджер. — Но один маленький глоток, как вы сами говорили, ведет к второму, а если у вас начнется запой, мне не сдвинуть вас с места. Я не имею ничего против сытного обеда с бутылкой хорошего вина, но умоляю ограничиться этим и завтра двинуться в путь.

Доктор немного повеселел и вроде бы смирился с борьбой Роджера против его пороков. Они не стали открывать торговлю в Руане, но им пришлось столкнуться здесь с неприятностями.

Остановились компаньоны по совету доктора в маленькой гостинице «Золотое яблоко» на берегу реки. Отведя в конюшню Месье де Монтеня и отнеся вещи к себе в комнату, они спустились в приемную и застали там толпу матросов, недавно уволенных с военного корабля. Как и в Англии, большинство из них были насильно завербованы на службу и провели лучшие годы молодости, плавая по морям и сражаясь на последней войне. Теперь, когда французский флот постепенно сокращался, их уволили с жалованьем, которого с трудом хватало на месяц, а между тем лишь немногие из них владели ремеслом, позволяющим зарабатывать на жизнь на берегу.

Естественно, они пребывали в скверном расположении духа, и Роджер, узнав причину их недовольства, неосторожно заметил, что финансы французского короля, должно быть, находятся в плачевном состоянии в сравнении с финансами короля Англии, так как последний выдает морякам при увольнении солидные премии, поэтому они отправляются на берег с карманами, полными золота из их доли призовых денег, заработанных на кораблях, где они служили.

Узнав, что Роджер англичанин, матросы отнеслись к нему враждебно. Они понятия не имели о подлинных причинах последней войны, но не сомневались, что именно из-за нее их схватили вербовщики и вынудили провести много лет, полных тяжелого труда и опасностей, вдали от семей. Более того, им внушили, что коварные англичане, желая властвовать над миром, навязали войну мирной Франции и что каждый англичанин достоин самой жгучей ненависти. Поэтому они смотрели на Роджера как на виновника их недавних тягот и теперешних нужд.

С угрожающим видом полдюжины смуглых и жилистых моряков столпились вокруг, выкрикивая грязные оскорбления по адресу Роджера и Англии, а уличные женщины, которых они подобрали, высадившись на берег, аккомпанировали им злобными пронзительными воплями.

Только вмешательство доктора спасло Роджера от жестокого избиения. Зычным голосом старик успокоил толпу. Он упрекнул матросов за их невежливость по отношению к гражданину страны, с которой Франция ныне находится в мире, и указал, что прошлая война началась в 1778 году, и Роджер — вследствие юного возраста — не мог принимать в ней участия.

Голубоглазая шлюха, очарованная внешностью Роджера, также внесла свой вклад, обрушив поток брани на обескураженных матросов и называя их сворой невоспитанных забияк, пытающихся изувечить безобидного паренька.

По предложению доктора Роджер угостил компанию выпивкой, и на этом инцидент был исчерпан. Когда они поднялись в свою комнату, доктор объяснил Роджеру, что необразованные люди во Франции до сих пор злы на англичан из-за добавочных налогов и других трудностей, вызванных войной, поэтому было бы разумно, если бы его компаньон взял себе другое имя и выдавал себя за уроженца какой-нибудь иной страны.

Роджер, гордившийся тем, что он англичанин, сначала возмутился предложению доктора, но постепенно убедился в его разумности, и после небольшой дискуссии было решено, что из-за своего акцента Роджер может сойти за эльзасца, так как большинство жителей этой провинции в детстве говорили только на родном, немецком, языке,

Решили, что Роджер сохранит свое имя во французском произношении и будет зваться Роже Брюк — наиболее близкий французский вариант фамилии Брук.

В понедельник они переправились через Сену и двинулись по деревням Центральной Нормандии через Берне и Лизье к Кану. Августовские дни были теплыми и приятными; жизнь казалась интересной и разнообразной. Их товары постепенно убывали, сумка с деньгами становилась все тяжелее, и когда 30-го числа они добрались до Кана, их общий заработок составил двадцать три луидора.

В этом городе доктор также был не прочь устроить маленький отпуск, но Роджеру не без труда удалось отговорить его на том основании, что через два дня начнется сентябрь, поэтому они могут рассчитывать только на пять-шесть недель хорошей погоды и должны воспользоваться ими в полной мере.

Доктор признал, что в этом есть здравый смысл, так как зима — скверное время для странствующих лекарей, и чем больше они заработают при хорошей погоде, тем чаще смогут отдыхать, когда дожди и бури превратят дороги в трясину.

Во второй половине дня, чтобы не оставаться в душном городе, они отправились на луг, откуда виднелись шпили нормандских церквей, и прилегли отдохнуть на солнце.

Подремав немного, доктор спросил Роджера, нравится ли ему теперешняя жизнь и не хочет ли он сделать их партнерство постоянным.

— Очень нравится, — ответил Роджер, — и я рад тому, что повстречал вас, но как только накоплю достаточно денег, чтобы обеспечить себе на какое-то время независимое существование, намерен вернуться в Англию.

— Но не будь у тебя таких планов, ты хотел бы остаться со мной? — настаивал доктор.

Роджер сильно привязался к старику и, зная, что подобная жизнь никогда не сможет удовлетворить его честолюбия, не хотел оскорблять чувства своего компаньона.

— Мы отлично ладим, и мне будет жаль расставаться с вами, — ответил он. — Пусть мы дурачим одних людей и подвергаем опасности других, продавая им сильнодействующие снадобья, все равно пользы приносим значительно больше. Тем не менее кое-что меня печалит.

— Что?

— Та нужда, в которой пребывают люди, за чей счет мы живем. Они забиваются, как животные, в шаткие хижины, где протекают крыши, а в окнах часто нет стекол, препятствующих ветру и холоду. Мне зачастую стыдно брать у них последние жалкие су.

— Не стану оспаривать, что они бедны, — отозвался доктор, — но большинство из них не настолько нищие, как ты думаешь, а не чинят крыши и не вставляют стекла совсем по другим причинам. Как ты, должно быть, заметил, по воскресеньям и на праздники деревенские женщины одеваются куда лучше, чем отправляясь работать в поле. Их полосатые юбки и кружевные чепцы стоят немалых денег, а многие носят золотые цепочки и крестики, так что они вполне в состоянии истратить несколько су на хорошую мазь.

— Почему же тогда они живут в таких жалких условиях?

— Все дело в taille, мой юный друг, самом нелепом из налогов, что когда-либо взимало это правительство дураков. Королевские интенданты собирают с каждой деревни сумму, которую, по их мнению, она в состоянии выплатить, а деревенские синдики, нравится им это или нет, вынуждены требовать деньги у крестьян, в свою очередь облагая налогом каждый дом по своему усмотрению — не по действительному благосостоянию его хозяев, а просто по тому, сколько, как им кажется, удастся из них выжать. Таким образом, каждый человек облагается налогом, который устанавливают, исходя из его образа жизни, поэтому и старается выглядеть как можно беднее, чтобы платить меньше. Таким образом они не только создают себе трудности, терпеть которые при других обстоятельствах не было бы надобности, но и болезненно ударяют по интересам страны, так как крестьяне оставляют большую часть своей земли невозделанной из страха, что обильный урожай увеличит взимаемый с них налог.

— Какая невероятная глупость! — воскликнул Роджер. — Но почему дворяне — крупные землевладельцы — не обратятся к королю и не добьются изменения налога?

Доктор покачал головой:

— Дворянство во Франции все еще сохраняет привилегии. Вопреки справедливости знатные люди освобождены от налога и до сих пор обладают монопольными правами на охоту и установку капканов, но за последние десятилетия они утратили всякое влияние на управление страной. Великий кардинал де Ришелье уничтожил власть феодальных сеньоров, а великий монарх 56 довершил этот процесс, заставив их покинуть свои поместья и вести праздную жизнь при его дворе в Версале, дабы создать пышный фон для собственной персоны. С этого времени управление государством почти полностью перешло в руки королей, которые мало знают о состоянии дел, так как руководствуются советами клики алчных фаворитов и министров финансов, изо всех сил старающихся выколотить деньги из налогоплательщиков.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35