Звёздные стражи (№4) - Легион призраков

В пещере было темно и пахло сырыми камнями и землей, плесенью и дымом. В глубине пещеры стояла большая каменная статуя Богини. Камила почти ничего не могла разглядеть, потому что свет слабо проникал в пещеру снаружи, а внутри лишь маленький огонек мерцал на алтаре перед статуей.

— Останьтесь здесь, пожалуйста, — сказала Астарта и, оставив Камилу у входа в пещеру, подошла к статуе и опустилась перед ней на колени. Через несколько секунд Астарта встала и возложила на алтарь цветы, собранные ею в саду.

Вернувшись, она принесла с собой кувшин и наполнила его водой из ручейка, журчавшего возле пещеры. Принесла она и чашку для Камилы, налила в эту чашку воды и дала ее своей гостье. Вода оказалась очень холодная и свежая. Камила выпила ее на одном дыхании. Открывавшийся отсюда вид на окрестности храма и оставшийся далеко-далеко внизу город под ясным, без единого облачка небом поражал своей красотой.

Камила, однако, не заметила этого. Ей было не до окружающих красот.

— Ну, хорошо, — сказала она. — Что дальше? Я — ваша узница. Вы можете держать меня здесь в качестве заложницы, но я скажу вам, что именно теперь вам это не поможет.

— Знаю, — сказала Астарта. — Я, как и вы, понимаю, что такой план не приведет к успеху. Дайен, конечно, предпримет что-то, чтобы сохранить вашу жизнь. Ради этого он может даже, я думаю, отречься от престола. Но этого нельзя допустить. Он единственный, на ком держится мир и согласие в галактике. Хаос, который наступил бы после его отречения, был бы разрушителен и непредсказуем по своим последствиям. Коразианцы только и ждут, чтобы настал такой момент. Спросите киборга Криса. Он недавно вернулся оттуда, он знает.

Камилу слова Астарты застигли, казалось, врасплох:

— Это неправда, — сказала она, — Дайен никогда не отречется от престола.

— Так вы не верите мне? А что бы вы сами отдали, от чего отказались бы ради его спасения?

— Я — другое дело. Я — никто…

Она запнулась, оттого что вспомнила слова Дайена: «Когда я был никем, я не хотел им быть. Теперь, когда я король, я снова хочу быть никем».

Камила не произнесла этих слов вслух, но знала, что Астарта угадывает ее мысли или читает их у нее на лице.

— Вот видите! — сказала королева.

— Он сказал так в трудную минуту. У каждого бывают такие минуты, когда что-то не ладится и хочется перемен, — пыталась защитить Дайена Камила.

— Вы любили бы его, если бы он был никем? — тихо спросила Астарта.

— Да, — ответила Камила и улыбнулась, снова вспомнив о том, как впервые встретила Дайена. Тогда он был никем, престо мальчишкой, резвящимся на озере. — Я люблю его, и для меня не имеет значения, кто он. А вы нет. — Эти слова прозвучали как обвинение. — Вы не имели бы с ним ничего общего, если бы он не был королем.

— Это правда, — согласилась Астарта. — Хотя то, что вы имеете в виду, и не вполне соответствует действительности. Да, поскольку он король — я королева, но этой роли я не искала для самовозвышения. Я согласилась на это лишь после многих часов молитв. Такова была воля Богини, чтобы я служила ей и народу, способствовала его благополучию, содействовала упрочению мира. Неважно, что вы думаете обо мне, но вы не можете не признать, что я сделала все, что могла.

— Да, — охотно подтвердила Камила. — И Дайену я об этом сказала. Он согласился со мной. Вы были превосходной супругой короля. Но не его женой. Он не любит вас! А вы не любите его! И сколько бы вы ни использовали меня, чтобы шантажировать Дайена, этого ничем не изменишь.

— Вы все еще ничего не поняли, Камила. Я не собираюсь использовать вас, чтобы шантажировать Дайена. Он не знает даже, что вы здесь. И не узнает. Я ничего не собираюсь рассказывать ему.

— Вам и незачем это делать, — возразила Камила. — Ему расскажет об этом баронесса, ваша мать.

— Пока вы здесь, в храме Богини, моя мать не нарушит клятвы держать ваше местонахождение в тайне. Я строго наказала свою мать за попытку убить вас. Это была попытка, которую я не одобряю. Моя мать действовала у меня за спиной. Она, видите ли, до сих пор видела во мне лишь свою дочь. Теперь она знает, что я еще и королева.

— Но чего же вы все-таки хотите от меня? — спросила растерянная Камила. — Зачем я здесь? Люди могут заметить и заметят мое исчезновение, заметят, что я не вернулась в свою комнату, что не показываюсь на занятиях. Руководство Академии сообщит моим родителям. Мои отец и мать так этого не оставят…

— Руководство Академии оповещено о том, что вы вернулись домой по семейным делам. Что касается ваших родителей, то я говорила с вашим отцом и матерью и объяснила им в точности, что я сделала, почему и что я теперь намерена сделать.

У Камилы от изумления широко открылись глаза:

— Отцу?…

— Они одобрили мои действия, — размеренно продолжала Астарта. — Они дали мне свое благословение.

— Ни за что не поверю. — Камила прислонилась к стене пещеры, вдруг почувствовав слабость. — Вы лжете, это обман. Мой отец никогда не позволил бы…

— Ваш отец достойный человек, человек чести, — перебила Камилу Астарта. — Вы когда-нибудь спрашивали его, как он относится к вашей тайной любовной связи с Дайеном? Что бы он ответил вам? Сам он поступал ли так? Нарушал ли клятву, данную вашей матери?

— Нет. Он любит мою мать. Именно потому он понял бы меня, — запальчиво пыталась Камила доказать Астарте, что ни в чем не виновата перед отцом. — Я люблю Дайена, а Дайен любит меня! И все остальное не имеет значения.

— Стабильность, порядок, мир, по-вашему, тоже не имеют значения? Наконец, жизнь миллионов и миллионов людей! Неужто ваша любовь важнее?

— Чего вы хотите от меня? — крикнула Камила, отвернувшись от Астарты.

Теперь на Камилу в упор смотрели каменные глаза богини, суровые, неумолимые, не подвластные мирским страстям.

— Я хочу, чтобы вы — по своей доброй воле — оставили Дайена. Я хочу, чтобы вы сказали ему, что ваша связь кончена. Вы должны найти в себе силы сделать это. Поймите это. Тогда — и только тогда — он откажется от вас и вернется ко мне.

— Я не могу, — резко сказала Камила, не глядя ни на Астарту, ни на статую. — Я не сделаю этого. Это все равно, что просить меня перестать дышать. Это было бы, как… смерть. Хотя умереть было бы легче! — Она откинулась спиной на стенку и вздрогнула от боли, пронзившей ее правую руку.

— И тем не менее, Камила, это должно быть сделано. Ради себя самой вы должны принести эту жертву. Я не стану торопить вас. Подумайте, помолитесь Богу, в которого вы верите, не спешите. Спокойная, мирная обстановка, которая окружает вас здесь, поможет вам прислушаться к себе, понять себя. В конце концов, когда вы сделаете это, то согласитесь, что я была права.

— Никогда, — твердо сказала Камила. — Наша любовь священна, да, куда более священна, чем какие-то клятвы, которые вы произнесли своими губами, а не сердцем. К тому же, вы прочли письмо. Дайен собирается начать бракоразводный процесс…

— Он не станет затевать подобного процесса. Его советники отговорят его. Они посоветуют ему выждать, быть терпеливым, сделать попытку примирения со мной. Я думаю, он прислушается к ним. Особенно сейчас, когда я заставила свою мать замолчать и не вмешиваться в мои и Дайена дела, — сухо добавила Астарта.

Она долго и пристально смотрела на Камилу, а потом сказала:

— Я не могу любить его так, как любите его вы, но я знаю Дайена. Я верю, он сделает то, что будет на пользу его народу. И в вас я верю. Я думаю, вы благоразумны, честны и благородны. Возможно, вы тоже поймете и решите, что правильно и справедливо, а что — нет, и найдете в себе силу и смелость поступить согласно принятому решению.

Камила снова повернулась лицом к королеве и начала спускаться вниз по тропе, приведшей их сюда, но поскользнулась. Чтобы удержаться на ногах, Камиле нужно было бы пустить в ход сломанную руку. Она упала. Боль, раздражение, злость на Астарту и на себя тоже, страх и горе прорвались горькими слезами. Так она и плакала, растянувшись во весь рост на тропинке.

К ней прикоснулись чьи-то руки, но это было ласковое прикосновение.

— Вы не можете вечно держать меня тут! — захлебываясь слезами, крикнула Камила, стараясь отстраниться от прикосновения этих рук.

— Я и не собираюсь этого делать, Камила. Через две недели вы можете улететь отсюда, независимо от того, какое примете решение.

— Вы уже знаете мое решение. Можете отпустить меня хоть сейчас.

— Увидим. Многое может случиться за две недели.

«Можете не рассчитывать на это», — про себя сказала Камила. Она обессилела, в сломанной руке пульсировала боль. И ноги она ушибла и оцарапала при падении.

— Оставьте меня одну, прошу вас, — всхлипывала она. — Я сама сойду вниз.

— Здесь есть другая тропинка, по ней легче спускаться. Мы пользуемся ею в праздники, она на противоположном склоне за пещерой. Спуск по ней длиннее, зато дорога ровнее. Спускайтесь по той тропинке, которую сами выберете.

Королева ушла по крутой и каменистой тропе.

Камила сидела на склоне холма. Где-то внизу снова зазвучала флейта, игравшая задумчивую и грустную мелодию. Камила перестала плакать и вздохнула. Ее родной отец против нее. А она думала, что он всегда понимал ее, поддерживал и одобрял. Правда, она никогда и не говорила ему, что она и Дайен стали близки друг другу. Не потому, что стыдилась этого, но… просто на такие темы девушки со своими отцами не говорят. Это его не касалось… и вообще никого не касалось!

«Если бы мы были никто, никому бы до нас не было дела», — подумала Камила.

Она легла на спину и сквозь листву деревьев смотрела на пустое небо. Уж не оно ли подсказало Камиле ответ?

«Если бы мы были никто…»

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Флэйм дал обед в честь Сагана и по случаю обещания Командующего служить принцу. Принц сам прислуживал за обедом — из уважения к двум своим сотрапезникам — Панте и Сагану, ментору и советнику. На полу палатки стоял большой деревянный поднос, который вращался от прикосновения руки, и каждый брал с этого подноса то, что сам пожелает.

Угощение было простое: холодное мясо, сыр, хлеб, фрукты и засахаренные орехи. Брали еду руками, обходясь без тарелок, вилок, ножей и прочей сервировки. И сидели сотрапезники прямо на полу, облокотясь на шелковые вышитые полстеры. Снаружи, но недалеко от палатки, ярко горел небольшой костер, гораздо меньше того, который развели здесь прошлой ночью. Запивали еду сотрапезники из серебряных кубков.

— Налейте мне вина, принц, — сказал Пант, протянув Флэйму свой кубок. — Раз уж вы настаиваете на том, чтобы мне прислуживать.

— Для меня это большая честь, уверяю вас, дорогой друг. Да, это большая честь — прислуживать сегодня вам обоим — моему наставнику и моему советнику. Что угодно вам, милорд? Вина или воды?

— Я предпочитаю воду, Ваше высочество.

— И я предпочитаю воду. Терпеть не могу алкоголь. — Флэйм налил холодной воды себе и лорду Сагану из заиндевелого графина. — Алкоголь омрачает рассудок и отнимает у человека способность контролировать себя.

— В моем возрасте, — заметил Панта, оценивающе нюхая вино, — слегка омрачить или затуманить разум своем неплохо. Мне давно уже можно позволить себе роскошь отдыха и эйфории. Пусть те, кто моложе и сильнее, постоянно пребывают в трудах и заботах, — и он торжественно поднял кубок вина в честь принца.

— Я принял обет никогда не пить крепких напитков, когда вступил в Орден, — сказал Саган, слегка коснувшись подноса и повернув его так, чтобы взять с него яблоко.

В эту минуту он, казалось, весь поглощен лишь удачным выбором этого фрукта. Но на самом деле, внимательно глядя из-под прикрытых век, он примечал, как обмениваются взглядами Флэйм и Панта. Старый Панта при этом потягивал из кубка вино, а Флэйм, державший в руке толстый ломоть сыра, отложил его в сторону нетронутым.

Выбрав, наконец, превосходное красное яблоко, Саган потер его о рукав своей сутаны.

— Что касается ваших обетов, милорд, — сказал Флэйм, глядя на Сагана не то дружелюбно, не то враждебно, — то Панта и я изучали информацию об Ордене Адоманта. Мы нашли необходимые данные в его старых справочных файлах. Из них я узнал, что монахи и монахини, принадлежащие к этому Ордену, должны принимать обет никогда не использовать разрушительных и смертоносных орудий.

— Это так, — спокойно сказал Саган. — Если они не были монахами-воинами, как я.

— Ах, вот оно что! — выражение лица Флэйма прояснилось. — Ну да, конечно. Это все ставит на свои места. А я и не знал, что вы были священником-воином, милорд.

— Они были изгнаны Его величеством, я полагаю, — заметил Панта, с любопытством и как-то подозрительно взглянув на Сагана.

— Мое посвящение в духовный сан сохранялось в тайне. Мой отец, бывший аббатом, предвидел необходимость в священниках-воинах в трудные времена.

Предвидел? Саган сам удивился тому, что сказал. «Предвидел ли мой отец такое? Если да, то как же должен он был жалеть своего сына», — думал Саган.

— Однако, — продолжал он, держа яблоко на свету и рассматривая, нет ли на нем гнили или каких-то других изъянов, — однако потом я отрекся от сана. Теперь мои обеты те же, что и у других братьев Ордена Адоманта.

Он надкусил яблоко, глядя попеременно то на Флэйма, то на Панту. Те снова обменялись быстрыми взглядами. Жуя яблоко, Саган ждал.

— Но, милорд, — сказал Флэйм, беспокойно ерзая на своем месте, — ведь ваше обещание, данное мне, освобождает вас от данных ранее обетов. Если дело дойдет до войны, — я понимаю, мы все надеемся, что такого не случится, но все же — церковь будет естественной сторонницей короля-помазанника. Я говорю «церковь», но имею в виду, конечно же, архиепископа. Он и мой кузен, насколько мне известно, преданные друзья.

— Да, Ваше высочество, архиепископ, несомненно, будет поддерживать притязания Дайена, тем более, что он знает правду о вас.

Флэйм отмахнулся от этого утверждения Сагана, как от чего-то, не имеющего особого значения.

— Как мы уже говорили, этим займетесь вы. Во всяком случае, милорд, ваши обязательства в отношении меня освобождают вас от принятых ранее обетов. Вы больше не должны хранить преданность Ордену. Вы должны поддерживать меня.

— Вы не так поняли меня, Ваше высочество, — спокойно сказал Саган. — Я принял на себя эти обеты не перед церковью, а перед Богом.

Флэйм взглянул на Панту, который поднял вверх седые брови и кивнул, молча дав понять своему молодому другу, что беседа не кончена.

Принц, нахмурясь, снова повернулся к Сагану:

— Милорд…

Саган прервал Флэйма жестом руки и отложил надкусанное яблоко на деревянный поднос.

— Не будем понапрасну терять время. Почему бы Вашему высочеству прямо не сказать мне, чего вы ждете от меня?

Флэйм опустил взгляд на сыр, хлеб, на поднос, на свой кубок с водой. Его красивое лицо сделалось задумчивым и напряженным. Потом он поднял глаза на Панту, но на сей раз, казалось, старик ничем ему не помог. Принятие решения было предоставлено самому принцу.

Наконец Флэйм взглянул своими синими глазами на Сагана. Отблески огня, отражаясь в этих глазах, казалось, разгораются ярче самого огня.

— Вы нужны мне как военный советник.

— Я могу быть им, не нарушая моих обетов.

— Как генерал, полевой командир…

— Нет, Ваше высочество. Многие другие справятся с этой ролью гораздо лучше мня. Я нужен вам не для этого.

Флэйм снова долго молчал, машинально вращая поднос.

— Вы нужны мне, чтобы доставить моего кузена сюда, на Валломброзу. Ко мне.

Саган кивнул:

— Так я и думал. И что вы потом сделаете с ним, мой принц?

— Я не причиню ему вреда, — сказал Флэйм. — Я только хочу увидеться с ним для разговора. Я хочу, чтобы он понял, что из нас двоих сильнее я, что я лучше справлюсь с ролью правителя галактики. Я хочу использовать встречу с ним как возможность избежать войны, убедить его отречься от престола в мою пользу.

— Я уже говорил вам, мой принц, что Дайен никогда не согласится на это.

— А я думаю, согласится, — улыбнулся Флэйм. — У него просто не будет выбора.

— А-а, у вас есть план.

— Я был бы бедным принцем, если бы не имел плана. Простите, если я не обсуждаю этого с вами, милорд. Как вы сами сказали, никто не может позволить себе роскошь говорить правду…

Саган склонил голову в знак того, что все понял.

— Вы могли бы устроить официальную встречу с Его величеством…

Флэйм засмеялся, отрицательно покачав головой:

— Да он на сто световых лет не подпустит меня к своей священной особе. Он был бы глуп, если бы согласился на это. И потом, наша встреча сопровождалась бы рекламой. Меня бы восприняли как бедного родственника, выползшего из темноты в поисках света. Когда же я буду стоять на солнце, я хотел бы, чтобы меня видели стоящим прямо, с высоко поднятой головой. Не хочу, чтобы меня видели пресмыкающимся у ног моего кузена. Нет. Наша встреча должна остаться в тайне.

— В распоряжении у Вашего высочества есть нечто такое, что могло бы стать весьма эффективной тайной полицией, — сказал Саган. — Креатуры. Вы сами утверждаете, что остановить их не может ничто.

Флэйм, по-видимому, не сразу понял Сагана и смотрел на него несколько озадаченно. Потому улыбнулся:

— Ах, вы предлагаете использовать их для того, чтобы они доставили сюда Его величество…

— Да, так же, как они доставили сюда меня, Ваше высочество.

Флэйм еще раз обменялся взглядом с Пантой, который еле заметно кивнул принцу.

— Мы рассматривали эту идею, милорд. И мы действительно проводили эксперименты в этом направлении. Время от времени в нашей популяции появлялись нежелательные элементы: преступники, психопаты и так далее. Креатуры весьма эффективно устраняли их. Но, к сожалению, эти креатуры не годятся для работы с такими хрупкими существами, как мы. Многим узникам они причинили непоправимый вред.

— Сорвать такой солидный, массивный объект, как космоплан, с неба — это одно дело. Другое дело — унести живое существо из-за его обеденного стола. Некоторых людей в таких случаях убивает нервное потрясение, — сказал Панта.

— Если бы Его величество путешествовал в космоплане один… — Флэйм пожал плечами. — Но это как раз то, чего он никогда не делает. — Принц подался вперед. — Вы, милорд, единственный, кто может проникнуть сквозь стальное кольцо, окружающее короля. Вы обучали тех людей, которые охраняют Его величество, эти люди служили под вашим началом. Согласитесь, милорд, эти люди до сих пор преданы вам.

— Да, вы правы, я обучал их и командовал ими, — заметил Саган, — и я убил бы своими руками — голыми руками — любого из них, если бы он нарушил свой долг охранять короля, чью жизнь эти люди клялись защищать и отстаивать. А сами эти люди без колебаний убили бы меня по приказу короля. А он мог бы отдать такой приказ. Дайен не доверяет мне. Вы знаете, я был его учителем. Я учил его тому, что нельзя позволять себе роскошь говорить правду. И если он и усвоил хоть один урок, полученный им от меня, — сухо добавил Саган, — так именно этот.

Флэйм был недоволен. Он умел скрывать свои чувства, умел контролировать себя. Однако он не привык к тому, чтобы кто-то или что-то расстраивало его планы. Рывком крутанув поднос так, что с того полетела в разные стороны лежавшая на нем снедь, Флэйм вскочил на ноги и стремительно подошел к выходу из палатки и остановился, шумно дыша и хмуро глядя куда-то вдаль.

Саган с любопытством наблюдал за принцем. Такая реакция Флэйма, кажется, забавляла Сагана.

— Есть, однако, один человек, который мог бы справиться с этой задачей. Человек, которому король доверяет безоговорочно, сколь ни маловажно это доверие само по себе, — сказал Командующий.

Флэйм резко обернулся:

— Да? И кто же это?

— Некий Мандахарин Туска.

— Туска, — нахмурился Флэйм. — Звучит вроде бы знакомо…

Панта кашлянул, привлекая к себе внимание Флэйма:

— Вспомните, мой принц. Вы видели отчеты и донесения. Этот человек известен как Таск…

— Ах, да! — оживился Флэйм. — А я подумал, вы ошиблись, милорд. Мы уже обращались к Таску. Он не проявил интереса к нашим предложениям и не захотел присоединиться к нам. Кажется, у него жена беременна или что-то там еще… И он сказал нашему агенту, что давно уже миновала его дружба с Дайеном.

— Таск солгал, — сказал Саган.

Флэйм взглянул на Сагана с новым интересом.

— Вот как! Продолжайте, милорд, слушаю вас…

— Конечно, Дайен и Таск давно уже не виделись. Ничего удивительного: наемный солдат — и король. Дайен знает, что значит внешнее окружение короля. Но если и есть хоть один живой человек в мире, кого Дайен считает другом, человек, которому Дайен доверил бы свою жизнь, так это Мандахарин Туска.

— Однако, — вмешался в разговор Панта, — если этот человек, этот наемный солдат близкий друг короля, он не станет служить нашим целям.

— Я сказал, что Дайен считает Таска своим другом, но не говорил, что дружеские чувства между ними взаимны.

— Но этот Таск обязан королю своей жизнью.

— Совершенно верно. Сколько, однако, примеров тому, как дружба распадалась, потому что один был должен другому деньги? Должник постепенно начинает ненавидеть заимодавца за ту власть, которую заимодавец имеет над должником.

— Если вы окажетесь правы, милорд, этот Таск может стать для нас чрезвычайно ценным, — сказал Флэйм после нового обмена взглядом с Пантой. — Можно ли каким-то образом убедить Таска присоединиться к нам?

— Да, Ваше высочество, — ответил Саган.

Флэйм ждал, что еще скажет Саган, но тот ничего больше не говорил.

На губах принца мелькнула грустная улыбка:

— Ах, понимаю, милорд. Это хороший урок для меня. Это можете только вы. Это палка о двух концах.

— Да, в самом деле, Ваше высочество. Я обещаю вам однако, что через две недели Таск будет стоять перед вами, готовый выполнять ваши приказы.

— И вы с ним, милорд? — спросил Флэйм.

— Разумеется, мой принц, — ответил Саган. — Я считаю для себя большой честью служить вам.

— Тогда ничего не остановит меня! Встаньте, Панта. И вы, милорд. Выпьем по этому случаю.

Флэйм схватил графин с вином и наполнил кубок старого Панты, а себе и Сагану налил воды. Высоко подняв свой кубок, Флэйм, смеясь, произнес:

— Я дам вам короля. За Его величество. Да хранит Господь короля!

— Да хранит Господь короля, — благоговейно повторил Панта, слегка коснувшись своим кубком кубка Флэйма.

— Да хранит Господь короля, — как эхо отозвался Саган и отпил из своего кубка большой глоток воды. — А теперь, мой принц, я пожелаю вам спокойной ночи. Мне необходимо подготовиться к возвращению. Если позволите, я покину вас…

Они простились, и Саган вышел из палатки и стал спускаться с холма. Туман рассеялся, дул резкий, холодный ветер.

* * *

— Ну, и что вы думаете о нем, мой принц? — спросил Панта Флэйма, когда они остались вдвоем.

Флэйм задумчиво смотрел вслед удаляющемуся Сагану. На свету костра Саган какое-то время казался темным пятном, которое вскоре совсем слилось с темнотой и исчезло, поглощенное ею.

— Должен признаться, что я разочарован, — холодно сказал Флэйм. — Я ждал воина — постаревшего, конечно, но все еще воина. А вместо этого я увидел надломленного жизнью старика, да еще состарившегося до срока, человека, который гораздо старше вас, мой друг, — не годами, а душой. — Сокрушенно покачав головой, принц вздохнул. — Жаль. В нем еще заметны остатки прежнего величия. Время от времени оно пробивается наружу, но тут же угасает.

— Ваше высочество, такова была жизнь Дерека Сагана в последние несколько лет. Он говорил, что добровольно отказался от мирской жизни, но я не сомневаюсь, что виновником ухода Сагана в монастырь был ваш кузен Дайен.

— Не могу представить себе и поверить, чтобы такой человек, как Дерек Саган кротко удалился бы в изгнание, — с сомнением в голосе сказал Флэйм.

— Вы правы, мой принц, Саган не тот человек, каким он был раньше. Несколько месяцев он провел в плену у Абдиэля. Кто знает, какое влияние оказал Абдиэль на мозг Сагана. Я вижу — вы не очень верите этому, но вы не знали ловцов душ. — Панта помрачнел. — Они были ужасны, это дьяволы, а не люди. Вы обязаны своему кузену тем, что он убрал этого грозного противника с вашей дороги.

— Я верну кузену этот долг, можете не сомневаться в этом, — смеясь, сказал Флэйм. Он наклонился вниз и поднял яблоко, рассеянно подбрасывая его на руке и продолжая говорить с Пантой. — Когда наш «возлюбленный кузен», говоря словами Шекспира, отдаст нам свой престол, он будет волен распоряжаться как угодно своей жизнью. В качестве узника, разумеется, но узника в позолоченной клетке. Он может даже являться тогда ко мне с выражениями своей благодарности. Согласно сведениям, полученным от наших разведчиков, жена намерена расстаться с ним, как только он перестанет быть королем. Мы оставим при нем его любовницу, дочь Олефского. Как ее там…

— Мейгри, мой принц. Мейгри Камила. Не путайте с леди Мейгри.

— Вот женщина, с которой я хотел бы встретиться. Она сумела покорить сердце Дерека Сагана.

— Она тоже хотела бы встретиться с вами, — донесся голос из тени, — как только она сумеет взять в руки меч.

Флэйм быстро огляделся вокруг.

— Вы что-нибудь слышали? — спросил он Панту.

— Нет, только как ветер треплет палатку, мой принц, — сказал Панта.

— Выходит, у ветра есть язык. Я слышал человеческий голос и слова…

Флэйм замолчал, прислушиваясь к ветру.

— В самом деле, мой принц… — начал Панта.

— Нет, больше ничего не слышно. Ерунда, забудем. Как вы думаете, мой друг, могу я доверять Сагану? Настолько, насколько доверяю всем остальным, — уточнил Флэйм, усмехнувшись.

— Думаю, можете, мой принц. Если король держал его в изгнании, Саган будет рад стать союзником тому, кто освободил его. Он был доволен, когда вы предложили ему командование. И как знать, Флэйм? Может быть, вы поможете ему вернуть былое величие. Он может оказаться действительно полезным. Проверим его на Таске.

— Да, это упростило бы дело. Но мы должны довести до конца другие наши планы — если представится случай. Королева сейчас находится на планете Церес, так, кажется?

— Да, Ваше высочество. Она покидала планету ненадолго в компании с киборгом Крисом. Наши люди пытались последовать за ними, но киборг — большой мастер уходить от погони.

— Погони? Королева не знает о наших шпионах, не так ли? — спросил Флэйм.

— Нет, конечно, не знает, Ваше высочество. К сожалению, наши люди, кажется, столкнулись с какими-то частными интригами. Сейчас Ее величество снова на Цересе и превосходно чувствует себя в храме Богини. Вероятность того, что она спешит вернуться и вскоре вернется во дворец, невелика.

— Превосходно. Не будем слишком спешить. Не стоит вызывать излишних подозрений у нашего кузена. Сначала посмотрим, что сделает для нас лорд Саган.

— Да, Ваше высочество.

— А знаете, жаль, — сказал Флэйм, откусывая кусок яблока. — Тьфу! — выплюнул он его. — Гнилое!

— Так что вы хотели сказать, мой принц?

— Что? Ах, да! Жаль, что мы не можем, как предложил Саган, использовать наших креатуров в качестве тайной полиции. Какие из них вышли бы шпионы! Невидимые, неслышимые. Мы могли бы послать их наблюдать за лордом Саганом.

— Для наших целей, Ваше высочество, надо использовать шпионов из плоти и крови, хотя я и сомневаюсь, что они доставят нам достаточно полезной информации, если они вообще сумеют сесть ему на хвост. Дерек Саган, может быть, всего лишь тень того человека, каким он был когда-то, но эта тень все еще внушительна.

— Надо сказать креатурам, чтобы они последовали за ним.

— Хорошо, но что из этого выйдет, мой принц? Это все равно, что послать человека шпионить за пчелиным ульем. Креатуры не понимают нашего языка. В самом деле, их представления о нас как о мыслящих существах весьма ограничены. Никогда не забывайте, Флэйм, что мы им безразличны. Они используют нас, мы используем их — альянс, основанный на взаимной выгоде, и ничего больше.

Флэйм пожал плечами:

— Благодарю вас за высказанное мнение, мой друг. А теперь мне надо вернуться во дворец. Я слишком задержался здесь. Вы могли бы оставаться здесь до отлета Сагана, а потом присмотреть за тем, как отсюда все уберут? — Флэйм показал на свою и окружающие палатки.

— Конечно, мой принц. А потом присоединюсь к вам.

Флэйм пожал руку старого Панты:

— Спасибо, мой друг, ваша помощь бесценна.

Панта, польщенный и тронутый этими словами, сжал руку молодого принца.

Флэйм вышел из палатки широким, решительным шагом, швырнув по пути гнилое яблоко в костер.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Подайте мне корону. — Здесь, кузен,

Вот здесь, кузен, возьмитесь за нее.

Итак, мы с двух сторон венец свой держим.

Он — как колодец, мы — как два ведра,

Что связаны друг с другом общей цепью;

Одно из них пустое, вверх стремится,

Другое тонет, полное водою.

Я полон скорбью и в слезах тону,

А вы легко стремитесь в вышину.

Вильям Шекспир«Ричард II», акт IV, сцена I

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Хлопнула дощатая дверь.

— Таск! Где ты? Таск! — крикнула Нола.

— Купаю малыша, — донесся голос Таска и плеск воды.

Нола бросила продуктовую сумку возле кухонного стола и направилась в ванную комнату, находившуюся в дальнем конце дома. Дойдя до ее двери, она остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Ну, что? — Таск сидел на корточках возле ванны. Капельки воды блестели у него на лице, струйками сбегали по его рукам. Маленький Джон, сидя в ванной, поднял вверх детское ведерко, наполненное водой. Весело улыбаясь при виде матери, он начал переворачивать ведерко, обливая из него себя и отца.

— Господи, это не ребенок, а кусок дельфина…

— Таск, — снова начала Нола.

Таск поднял на нее глаза.

— Что это…