Войны богов (№1) - Запретная Магия

— Я тоже.

— В этом нет никакой необходимости, — возразил Брахт. — Тебе незачем идти.

— Ты забываешь о предсказании гадалки, — ответил Каландрилл. — Разве мы, трое, не повязаны?

— Тебе незачем идти, — опять возразил керниец, сделав жест в сторону пустынного берега. — Похоже, там нет никакой опасности.

— А если она появится? — поинтересовался Каландрилл, глядя на каждого по очереди. — А мы разъединены? В предсказании говорилось о троих. Если пойдете вы, то пойду и я. Или мы ставим под сомнение все наше предприятие.

— Мне необходимо идти, — сказала Катя. — Но ни тебе, ни Брахту не стоит рисковать.

Брахт рассмеялся и рассек рукой воздух.

— Я не собираюсь спорить по этому поводу. Я пойду с тобой, и точка.

— Решено, — заявил Каландрилл. — Или мы идем втроем, или не идет ни один из нас.

Катя и Теккан объяснили что-то Куаре и Урсу, кормчий кивнул, и Катя сказала:

— Да будет так, — и с улыбкой повернулась к Брахту: — Но только в доспехах!

Пока Теккан осторожно вел судно под парусами ближе к берегу, они готовились к высадке; луна над головой была не слишком яркой, это вселяло в них надежду, что удастся проскочить незамеченными. Им подыскали две кольчуги по росту, штаны из толстой кожи, обшитые стальными прутьями, и шлемы. И Брахт, и Каландрилл так давно не носили доспехов, что теперь чувствовали себя очень неповоротливыми. Доспехи сковывали движения, но, памятуя о стрелах, они смирились.

Каландрилл старался держать себя в руках, хотя ему было очень неспокойно. Наконец черный силуэт джунглей выплыл прямо перед ними. Теккан тихо отдавал приказания. Парус был спущен, и теперь судно шло к берегу на веслах. Наконец и ими перестали грести, но судно продолжало идти вперед по инерции.

Ночь стояла тихая; ровный ветер, дувший целый день, утих, и теперь воздух лишь изредка колебался под слабым бризом, приносившим запахи сочной растительности. Из джунглей до них доносились голоса зверей и пение птиц, победный рык хищников и визг поверженных жертв; море тихо плескалось о борт, и судно, раскачиваясь на небольших волнах, поскрипывало и постанывало, и эти звуки как ножом резали их по сердцу, ибо, кроме Брахта, схватки никто не желал. Минуты тянулись мучительно медленно, и наконец баркас был спущен на воду. Урс и его команда бесшумно заняли свои места, и баркас отчалил, унося их к берегу. В следующий заход он взял Катю, Брахта и Каландрилла.

Запахи джунглей сгустились, словно ожили, и приближающиеся к берегу во все глаза смотрели в темноту, страшась увидеть челны и поджидающих их дикарей.

Скрежет днища о камни ручья раздался как гром. Каландрилл перегнулся через борт и вброд дошел до берега, держа меч на изготовку; по ребрам его бежали капли пота, доспехи неприятно давили на плечи, а шлем горячим обручем сжимал голову. Вскоре к нему присоединился Брахт, его голубые глаза блестели под козырьком шлема предвкушением приключения. Катя догнала их уже на берегу. Куара и лучницы встали вокруг них.

Урс и его команда вытащили баркас на берег под высокую пальму и выкатили бочки. Обменявшись с ними несколькими словами, Катя вместе со своей группой скрылась в джунглях.

— Урс и его люди наполнят бочки водой и переправят их на судно. Мы же идем дальше. Вполне возможно, что здесь, у ручья, нам устроили засаду. Держитесь поближе.

— Я около тебя, — прошептал Брахт.

Катя посмотрела на Куару и показала рукой на деревья — лучницы, кажется, поняли этот жест.

Здесь было совсем темно; тот скудный свет, что еще освещал побережье, не мог пробиться сквозь густые ветви деревьев. Направление им указывал ручей. Они шли вдоль неровного от толстых корней берега; приторные запахи экзотических растений смешивались с вонью гнили. Группа пересекла тропу животных, ведущую к водопою. Земля под ногами была топкой; деревья, обвитые липкими, неприятными при прикосновении лианами, росли близко друг к другу, и продвижение их было замедленным. Наконец они вышли к месту, где ручей терялся в небольшой заводи; росший вокруг бамбук был сломан, земля истоптана копытами и исполосована когтями, на ней ничего не росло. Животных еще не было, и Куара с лучницами без особых хлопот вышли на наветренную сторону. Катя села около дерева, Брахт и Каландрилл — слева от нее.

Время шло, а вместе с ним рассеивалась и темень. Небольшой клочок неба, видимый сквозь кроны, начал сереть, предвещая скорый рассвет. Целая стая обезьян приближалась к водопою, но тут же взметнулась на самые макушки деревьев, пропуская к воде огромную полосатую кошку, осторожно вышедшую из чащи. Животное с королевскими повадками напилось в гордом одиночестве и исчезло в джунглях так же бесшумно, как и появилось. Затем, хрюкая, из джунглей вышел в сопровождении двух свиноматок кабан с длинными клыками, следом выступили девять пугливых упитанных олених во главе с самцом с огромными ветвистыми рогами. Он втянул воздух, короткий хвост его дрогнул, и он осторожно приблизился к воде. За ним последовал его гарем. Пять стрел взвились над водопоем, и пять олених повалились на землю. Стадо тут же рассыпалось, свиньи бросились наутек, и джунгли настороженно притихли.

Женщины быстро вошли в воду, вытащили стрелы из олених и срубили длинные бамбучины, к которым привязали трех из пяти убитых ими животных. Брахт и Каландрилл, зачехлив мечи, перебросили две оставшиеся туши через плечи и отправились по ручью вслед за Катей. Теперь, стараясь как можно быстрее добраться до берега, они уже не обращали внимания на производимый ими шум.

Пять оленей — немного, чтобы прокормить многочисленную команду судна, но небо уже посветлело, серая мгла быстро таяла, предвещая скорый восход солнца, и они торопились, кожей чувствуя близость стрел — стоит только обитателям этой негостеприимной земли учуять присутствие чужеземцев, как на берегу их встретит целая толпа.

Урс и его люди все еще наливали воду в бочки и грузили их на баркас. Небо уже засеребрилось, и судно четко вырисовывалось на его фоне. Гребцы погрузили бочки на баркас. Катя сказала, что три уже на борту — еще один заход, и воды у них будет достаточно.

— В таком случае мы можем еще поохотиться, — сказал Брахт и усмехнулся, заметив сомнение на лице Кати. — Пошли, ничто не предвещает опасности, а пяти олених недостаточно.

Она на мгновенье задумалась — с одной стороны, ей не хотелось уходить опять в джунгли, с другой — мяса им было явно недостаточно.

— Урсу все равно нужно время, чтобы налить оставшиеся три бочки, и нам придется ждать, — настаивал Брахт. — Есть шанс раздобыть еще мяса.

Катя поджала губы, раздумывая. Затем кивнула, переговорила с Куарой, и охотники опять вернулись в джунгли. Наградой им были четыре свиньи. Урс ждал их с уже погруженными бочками. Они быстро закинули на борт туши свиней, и тяжело груженный баркас отчалил. Лучницы остались на берегу, со стрелами в луках. Небо уже голубело, начал подниматься ветер. Баркас продвигался вперед мучительно медленно. Каландрилл начал волноваться, предчувствуя недоброе и поглядывая на север и юг, словно в любой момент ожидая появления челнов и свиста стрел из кустов. Наконец баркас добрался до судна, оттуда спустили канаты, затаскивая с их помощью на борт бочки туши свиней. Как все медленно, мучительно медленно! Сердце Каландрилла учащенно билось; пот, струившийся по лицу, раздражал его, вокруг кружили пробудившиеся нарождающимся днем насекомые. Разгруженный баркас быстро пошел к берегу; но тут он услышал возглас Брахта. Вдали появились два челна.

И раздался еще один возглас, и послышался свист стрел.

Меч Каландрилла был бессилен против роя стрел с зеленым опереньем, взмывшего в воздух из кустов. От сильного удара в грудь он даже вскрикнул — стрела, отраженная кольчугой, упала рядом на землю. Лучницы из Вану ответили залпом, хотя и не видели нападавших. Вторая стрела скользнула по шлему Каландрилла и, взвизгнув о металл, вызвала у него легкое головокружение. Одна из лучниц застонала и упала со стрелой в глазу. Куара что-то крикнула, и лучницы отошли к берегу, сбившись в кучу. Баркас и челны наперегонки следовали к берегу. Кто придет первым? Предсказать это было невозможно. Баркас был ближе к берегу, но на нем было всего четыре гребца, в то время как на челнах — по двадцать-тридпать человек, и они легко скользили по поверхности воды. Катя в сердцах выругалась. Брахт опять крикнул — из кустов с воинственным кличем выскочили — все сплошь в татуировке — туземцы.

Керниец не стал дожидаться нападения и сам бросился вперед. Каландрилл удивился тому, как быстро он оказался рядом с Брахтом. Только тут он сообразил, что бежит с поднятым мечом. Вдруг перед ним возникло черное лицо, и навстречу ему полетело копье, нацеленное в живот.

Он развернулся, отбивая копье кольчугой, и нанес удар мечом по лицу. Дикарь упал, а Каландрилл уже защищался от дубинки с наконечниками, опускавшейся ему на голову сзади. Удар был такой силы, что Каландрилл едва не грохнулся наземь, однако он отбил его и насадил нападавшего на меч. В это время мощный удар в спину едва не опрокинул его. Выхватив меч из жертвы и отступив в сторону, он увернулся от очередного удара дубинкой по ребрам. Сразу три дикаря набросились на него, и он стал отступать, но вдруг один упал под саблей Кати, а другой — от меча Брахта. Керниец разрубил третьего, и на мгновенье у них появилась передышка. Туземцы образовали полукруг. Украшения на них были карикатурными — на шее, кистях и талии постукивали подвешенные на веревках кости. Каландрилл с ужасом отметил, что по большей части это были человеческие кости. Он бросил осторожный взгляд назад — баркас был чуть впереди челнов. Судно развернулось и на веслах медленно подходило к берегу. Лучницы сидели наготове на передней палубе и между гребцами.

Теккан решил приблизиться к челнам на расстояние выстрела из лука. Затея была почти безнадежной, поскольку челны достигнут берега раньше. Спасения не было, и он понял, что сейчас умрет, что очень скоро его кости будут болтаться на веревке вокруг шеи какого-нибудь каннибала. Странное спокойствие вдруг овладело им — однажды он уже умирал, по крайней мере ему так тогда показалось, и теперь ему было безразлично, умрет он или нет. Важно только, что станет с книгой. Может, все-таки Теккан доберется до Гессифа и до Тезин-Дара и доставит ее в Вану? Это было его единственной надеждой. Он поднял меч, издал боевой клич и бросился вперед на дикарей.

На лицах варваров проступило изумление, а потом даже угрюмая усмешка уважения; но когда он, объятый неистовой яростью, начал рубить направо и налево, прорубая среди них тропинку, на многих появилась гримаса боли. Он услышал знакомый возглас и понял, что Брахт рядом, а среди молотящих дубинок и колющих копий сверкала сабля Кати. Меж ребер чернокожих впивались черные стрелы вануйских лучниц. Он был как помешанный и не замечал боли от градом сыпавшихся ударов дубинками по кольчуге и шлему; он не чувствовал веса окровавленного меча. Брахт что-то кричал ему, указывая рукой на берег; Катя схватила его за руку, развернула к океану и подтолкнула в спину.

Баркас был совсем рядом, а с корабля на каннибалов сыпался град стрел. Дикари отступили, и Каландрилл позволил своим товарищам завести его в воду. Он перебрался через планшир и присел на банке, дожидаясь, когда баркас заберутся остальные. Он оказался перегруженным. Урс выкрикивал команды, весла опустились в воду, и они отчалили. Их корабль, развернувшись, поливал стрелами приближающиеся челны.

Он понял, что еще может выжить, и умопомрачение прошло, с надеждой пришел и ужас. Каннибалы на берегу смотрели на происходящее, притаившись в джунглях. Доберутся ли они до судна прежде челнов? Или дикари опять нападут на них? Он почувствовал себя уставшим. Среди черных тел на берегу осталось лежать три одетых в доспехи трупа. Ему было жаль их. Судно подошло еще ближе. Челны изменили курс, пытаясь проскочить у него под носом. Одному это удалось, но второй был остановлен стрелами и теперь несся наперерез баркасу, и с него на них градом летели копья и стрелы. Судно чернело на фоне голубого неба и моря. Там — спасение. Только бы добраться до судна! Но челн быстро приближался к ним. Каландрилл протестующе поднял руку. И челн вдруг выпрыгнул из воды, а дикари с визгом посыпались в воду — беззвучный ураганный ветер вдруг закружил и челн, и беспомощных людей и понес их к берегу. Лица в татуировке качались на волнах с широко раскрытыми от ужаса глазами, делая отчаянные попытки добраться до спасительного берега, откуда доносились жалобные крики их соплеменников. Выбираясь на берег, дикари кто как бежали под укрытие деревьев.

Только тут Каландрилл почуял запах миндаля, уносимого ветром, а вместе с ним испарился и страх. Он в изнеможении упал на скамью, опираясь на чье-то плечо, и закрыл глаза.

Урс под прикрытием корпуса судна подвел баркас к корме; Каландрилла подняли на борт, и он бессильно опустился на палубу. В следующую секунду Теккан крикнул, и гребцы налегли на весла, а кормчий всем телом навалился на руль. Дракон на носу развернулся к северу и стал отдаляться от берега.

Каландрилл снял шлем и положил его на палубу. Металл был пробит в трех местах, и когда Каландрилл левой рукой — правой он не мог пошевелить — дотронулся до головы, то под волосами нащупал болезненные ушибы. Ребра ломило, а руки были бледно-розовые от быстро засохшей в горячем утреннем воздухе крови. В ужасе не столько от того, что он убивал, сколько от того, что не почувствовал при этом угрызений совести, он начал отчищать руки. Голова кружилась, в висках стучала кровь, и он закрыл и открыл глаза. Кто-то положил ему руку на плечо. Женщина протянула фляжку, он сделал большой глоток и чуть не захлебнулся обжигающей жидкостью и закашлялся. Женщина жестом показала ему, чтобы он отпил еще. На этот раз он был осторожнее, и огонь потух, обдав теплом живот и растекшись по одеревеневшим ногам и рукам. Боль стала стихать, и он благодарно улыбнулся женщине, возвращая ей фляжку. Рядом с ним сидел Брахт и тоже пил и оттирал кровь.

— Был момент, когда я решил, что это — конец, — признался керниец, не сводя любопытного и восхищенного взгляда с Каландрилла. — А потом ты… сделал то, что сделал. Ахрд, ты напугал их до смерти!

Каландрилл покачал головой, сам не понимая, как все получилось, и воспоминания о битве стали таять, как сон.

— Гадалка — Элльхина — говорила о твоей силе, — пробормотала Катя с уважением в голосе. — И вот теперь я ее увидела воочию. Но, если честно сказать, я считала, что нам пришел конец. Это было ужасно.

Он кивнул, не в силах произнести ни слова. Впрочем, ему и на ум-то ничего не шло. Он сам не понимал, как вызвал к жизни такую магию, и ему это не понравилось, хотя именно она спасла им жизнь. Видимо, Брахт прав: эта сила приходит к нему только в моменты смертельной опасности. Ему не хотелось об этом думать, и он стал снимать кольчугу — она, как и его руки, была заляпана кровью.

Брахт помог ему. Битва, видимо, доставила ему удовольствие, он бодро улыбался.

— Ты хорошо поработал, — усмехнулся он. — Ахрд! Что ты чувствовал, когда напустил на них ураган?

Он пожал плечами и поморщился от боли. Брахт снял с него кольчугу и рубашку и со знанием дела осмотрел сиреневые синяки на ребрах и спине, ощупывая, нет ли переломанных ребер, и Каландрилл слегка застонал.

— До свадьбы заживет, — коротко сказал керниец. — Просто синяки.

— Я больше боюсь Теккана, — заметила Катя, снимая доспехи. — Он нам еще выскажет.

Брахт ухмыльнулся.

— Но драка была отменная, а? И мы набрали воды и пополнили запасы мяса.

— Но потеряли троих, — грустно возразила она. — Троих, кто сейчас был бы жив, если бы мы вовремя вернулись. Мне их страшно жаль.

Лицо кернийца посуровело, и он взял ее за руку.

— Это моя вина. Если бы мы не вернулись в джунгли…

Катя покачала головой, мягко высвобождаясь.

— Не надо было тебя слушать. Их жизни на моей совести, не на твоей. — Глаза у нее были грустные. — Это я виновата.

— Нет, я тебя уговорил, — сказал Брахт. — Не виновать себя.

Катя устало вздохнула, опершись спиной о мачту.

— Мы потеряли троих, — пробормотала она, — и теперь их не вернуть.

— Не вернуть, — как эхо, повторил Брахт. — Много еще умрет, пока мы не достигнем цели. И ты по каждому так будешь убиваться? Каждый будет лежать камнем у тебя на совести?

Катя повела на него серыми глазами и кивнула.

— Да, каждый, — грустно сказала она. — Так заведено в Вану. А как ты сам недавно говорил Теккану, мы — разные. В Куан-на'Форе вы не оплакиваете погибших?

— Оплакиваем, — сказал Брахт, — но мы не носим их с собой. Воин знает, что смерть идет за ним по пятам, и он — или она — соглашается с присутствием этого черного друга. Так устроена жизнь, и тот, кто не может с этим смириться, не должен брать в руки меч.

Между ними легла тень, Каландрилл поднял глаза и увидел Теккана. У кормчего было красное от злости лицо. Он повелительно махнул рукой в сторону передней палубы и что-то сердито сказал на своем языке.

— Теккан хочет говорить с нами, — перевела Катя. — А то, что он собирается нам сказать, должно быть сказано с глазу на глаз.

Каландрилл с большим трудом поднялся и отправился за кормчим на нос судна. Брахт и Катя шли за ним. Теккан с потемневшими от гнева глазами и с сердитым румянцем на загорелых щеках встал перед головой дракона; ветер трепал его серебристые волосы. Он начал говорить хриплым голосом:

— Если бы вы вернулись с Урсом, а не отправились назад в джунгли, Ивра, Томель и Айрфа сейчас были бы живы.

Катя грустно кивнула и сказала:

— Их смерти тяжелым грузом лежат на мне, и я горюю о них.

— Это я предложил вернуться в джунгли, — вставил Брахт. — Катя хотела дождаться баркаса на берегу. Если кого-то и можно винить, так только меня.

Теккан сделал резкий жест, словно приказывая ему замолчать.

— Во главе группы стояла Катя, вина на ней. В Вану не заведено рисковать жизнью товарищей без серьезных на то оснований.

— Нам было нужно мясо, — начинал сердиться Брахт.

— Слишком дорого оно нам обошлось, — резко ответил Теккан. — Мы заплатили жизнями троих вануйцев.

— Никто не ожидал нападения дикарей, — вставил Каландрилл, заметив столь знакомое напряжение плеч Брахта и пытаясь сгладить конфликт. — Да, это был риск, но ведь этот риск сопутствовал нам…

— Бессмысленный риск! — Теккан круто повернулся к нему, и злость, блестевшая в его глазах, даже испугала Каландрилла. — У нас уже было несколько оленей, и их хватило бы на какое-то время. Если бы вы вернулись вовремя, никто бы не погиб.

— Возможно, — сказал Брахт. — Но челны могли появиться и раньше. Дикари могли напасть на нас еще в джунглях, и мы все могли бы там остаться навсегда…

— Что, в Куан-на'Форе вы живете по принципу сослагательного наклонения? — спросил Теккан. — Или действительности вы тоже что-то оставляете? Действительность, которую имеем мы: это три погубленные жизни. И вина лежит на Кате.

Каландрилл заметил, что Брахт схватился за рукоятку меча, и сделал шаг к кернийцу. Катя встала между Брахтом и кормчим.

— Вина на мне, — тихо сказала она. — Я это признаю.

— Слушай свою совесть, а не советы этого воина, — холодно сказал Теккан. — Если ты пойдешь у него на поводу, то в Гессиф мы доберемся без команды.

У Брахта заиграли желваки. Каландрилл взял его за запястье. Это движение не осталось незамеченным для Теккана, и он горько усмехнулся.

— Ты на все аргументы отвечаешь мечом?

— Так я отвечаю на оскорбления.

— Брахт только хотел, чтобы мы взяли еще мяса на борт — произнесла Катя в слабое оправдание. — То, что мы привезли, избавляет нас от необходимости делать новую вылазку. Я взвесила все «за» и «против» и решила послушаться его совета. Это решение было принято только мной, и я сожалею, что оно оказалось ошибочным. Брахта винить не в чем. И я не хочу, чтобы это сказалось на ваших взаимоотношениях.

Теккан долгим взглядом посмотрел на нее и кивнул.

— Будь по-твоему. Оставляю это на твоей совести. Количество вылазок будет сокращено до минимума. И вы трое больше на берег не выйдете ни разу. — Затем он повернулся к Каландриллу, и злость в его глазах потухла. — Ты перевернул челны, как перышки. Так же ты отогнал тогда и нас. Почему ты не воспользовался этим раньше?

— Я не управляю этой силой, — беспомощно покачал головой Каландрилл. — Я не понимаю ее. Ни тогда, в Узком море, ни сейчас — ни в одном из случаев, когда она приходила мне на помощь. Она просто появляется, и все.

Теккан задумчиво хмыкнул.

— Ты по крайней мере спас нас, — сказал он. — Если бы не ты, погибло бы еще больше.

Каландрилл кивнул и посмотрел на Брахта — керниец все еще был напряжен и зол; затем он перевел взгляд на Теккана.

— Вы помирились? — спросил он. — То, что нас ждет, не оставляет места для злости.

Кормчий критически посмотрел на кернийца и вновь медленно кивнул.

— Мудрые слова, — согласился он. — Я не хочу, чтобы это осталось между нами. Мы разные, а это… не может не мешать. Но я постараюсь, чтобы впредь это нам не мешало. Согласен с этим, ратник?

В какое-то мгновенье Каландриллу показалось, что Брахт ответит отрицательно, потребует удовлетворения за оскорбление, но Брахт кивнул, снимая руку с меча и расслабляясь.

— Согласен.

Теккан коротко и без особого энтузиазма улыбнулся и с сомнением посмотрел на Катю, стоявшую подле Брахта.

— Займитесь ранами, — пробормотал он и ушел.

Каландрилл расслабился; кормчий пошел назад к рулю и взял его из рук золотоволосого вануйца с такой нежностью, с какой отец берет ребенка, оставленного на время на чье-то попечение.

— У него ранимая совесть, — пробормотал Брахт.

— Он заботится о каждом, кто плывет на судне, — сказала Катя, словно заступаясь за него. — Каждая смерть глубоко ранит его.

— Незачем было так упрекать тебя, — заметил Брахт.

— Я стояла во главе группы, — возразила она. — Он имеет право.

— Кормчий командует капитаном? — нахмурился Брахт. — Да, у вас в Вану действительно творятся странные вещи.

— Судно находится под его командованием, — сказала она, глядя на Теккана. — Достать «Заветную книгу» — моя задача, но судно принадлежит ему.

— Пусть даже так, — настаивал Брахт. — Он слишком много на себя берет.

— В нем говорил ужас, — пробормотала она. — Он перепугался, что со мной что-то случилось. И потому был так зол.

— Мне бы не хотелось, чтобы он срывал эту злость на тебе.

Голос у Брахта был мягкий. Катя опять с беспокойством посмотрела ему в глаза, словно боролась с каким-то внутренним сомнением, и от нерешительности она нахмурилась и вздохнула, сбрасывая с лица длинные пряди золотистых волос и едва заметно поводя головой.

— Ты не понимаешь, — тихо сказала она. — Ты восхваляешь мое умение владеть мечом, а в Вану — это редкость. В Вану на меня смотрят как… на странную.

— В Куан-на'Форе тебя бы ценили, — галантно заметил Брахт.

— Ты не понимаешь, — повторила Катя. — Я уже говорила вам, что в Вану нет войн. В Вану мир ценится выше, чем боевое искусство. Мы деремся только тогда, когда нет другого выхода, когда нас к этому принуждают. Kуара и ее лучницы? Они охотники. Они предпочитают использовать стрелы на охоте, а не в битве. И никто в Вану не умеет обращаться с клинком так, как я.

Она замолчала, переведя взгляд на залитый солнцем океан. Каландрилл смотрел на ее лицо, чувствуя в ней внутреннюю борьбу. Брахт молча ждал, когда она опять заговорит. И она заговорила низким грустным голосом, словно те самые таланты, за которые ее так ценил керниец, причиняли ей мучения.

— Меня послали именно из-за этого моего умения, — произнесла она наконец. — Поскольку я лучше, чем кто-либо, могу справиться с заданием. Уже это… беспокоит Теккана. К тому же он страшится за мою жизнь.

— Пусть даже так, — сказал Брахт. — Но какое право он имеет столь грубо с тобой разговаривать?

— Теккан мой отец, — ответила она.

Глава семнадцатая

— Неудивительно, что он так ревниво к тебе относится. — Каландрилл перевел взгляд с Теккана, стоявшего у руля, на Брахта. — Пришлый воин ухлестывает за его дочерью, да еще и склоняет ее к риску. Что удивительного в том, что он так беспокоится?

— Ты хочешь сказать, что я ее не стою?

Брахт угрюмо смотрел на береговую линию, где в быстро затухающем свете темнели деревья. Каландрилл покачал головой.

— Нет, я этого не говорил. Я говорю только то, что сказал ты: вы разные. Поэтому нетрудно понять Теккана, который смотрит на твои надежды с некоторым беспокойством.

— Я дал слово, — жестко ответил Брахт, — и не собираюсь от него отказываться. Сказал ли я хоть один нечестный комплимент?

— Нет, не сказал, — вздохнул Каландрилл, опираясь на леер и чувствуя, как мазь, приложенная к ранам, затягивает их и как боль постепенно уходит. — Но твои глаза… то, как ты… выгораживал… ее…

— С этим я ничего не могу поделать, — покачал головой Брахт. — Да и почему это должно быть ему неприятно?

— Мне кажется, он боится. — Каландрилл нахмурился, пытаясь развить дальше мысль, которая появилась у него еще во время сердитого разговора на передней палубе. — Не физически, а того, кто ты есть, что ты собой представляешь.

— Он считает меня недостойным?

Вставшая луна и высыпавшие на небе звезды окрасили ястребиные черты лица кернийца в серебристый цвет, он был явно возбужден. Каландрилл сказал:

— Нет, я не это имею в виду. Я говорю об опасности. Вануйцы сильно отличаются от нас, так мне кажется. Теккан же четко дал понять, что он предпочел бы избежать стычки. Разве Катя не говорила нам, что в Вану нет войн? И что уже потому, что она умеет обращаться с мечом и желает этим заниматься, ее считают отличной от них? Мне кажется, что Теккану все это предприятие не по душе и он принимает в нем участие только из чувства долга, а вовсе не из любви к схваткам и приключениям. А ты, ты ищешь славы в битве, и это соблазняет Катю. Мне кажется, что Теккан боится потерять дочь.

Лицо Брахта прояснилось, зубы сверкнули в тропической тьме.

— Ты думаешь, она разделяет мои чувства? — спросил он.

— Мне кажется, что ты ей нравишься, — кивнул Каландрилл. — И Теккан видит это и боится, что, когда наша миссия будет выполнена, его дочь может отказаться от мирной жизни Вану и предпочесть жизнь рядом с тобой.

— Так устроен мир, — сказал Брахт. — Наступает момент, когда родителям приходится расстаться с детьми.

— А мирная жизнь? Отречься от земли, где нет войн, ради того, чтобы пойти с воином, чей народ постоянно воюет?

— Так живут в Куан-на'Форе, — оправдываясь, сказал Брахт. — В битве — честь.

— Зачем же ты тогда оставил свою землю? — спросил Каландрилл.

Глаза кернийца затуманились, и он отвернулся, не сводя глаз с темнеющих джунглей и фосфоресцирующих волн, разбивавшихся о корму.

— Дело заключалось в нескольких лошадях, — медленно и тихо начал он наконец. — Ммм… несогласие.

— Ну, ну? — подбодрил его Каландрилл.

— Уф, — Брахт криво усмехнулся, словно презирая самого себя. — Я не хочу об этом говорить. Там вмешалась женщина.

— Ты любил ее? — не отставал Каландрилл. — И из-за этого ты покинул родину? Как я покинул Секку, потому что я… думал… что люблю Надаму?

— Ты слишком торопишь меня, — пробормотал Брахт. — Никому другому я бы этого не позволил, но ты… да… что-то в этом роде. Я оставил Куан-на'Фор почти по тем же причинам, что и ты Секку. Но все это в прошлом, как у тебя с Надамой! И мне не хочется об этом говорить.

— Больше я не буду задавать тебе вопросов, — пообещал Каландрилл. — Но разве ты не видишь причин для беспокойства Теккана?

Брахт опустил голову, дотронувшись подбородком до груди, и за волосами Каландрилл не увидел его лица.

— Вижу. Но это меня не убеждает. После того как мы выполним нашу миссию, решать будет Катя, — пробормотал керниец.

— А до тех пор, — посоветовал ему Каландрилл, — постарайся не раздражать его. Нам нужно это судно. Запомни: это судно и его владелец.

— Ты опасаешься, что Теккан предаст нас?

Брахт поднял голову, и его голубые глаза впились долгим взглядом в Каландрилла.

— Не думаю, что такое возможно, — произнес Каландрилл, — но все же… Когда мы получим «Заветную книгу», какой от нас прок Теккану? Его задача во всей этой истории — доставить книгу в Вану, а для того, чтобы сделать это, мы ему не нужны.

— Катя не позволит ему это сделать. И ты забываешь о предсказании.

— Все, что Теккан знает, он узнал от Кати и от нас, — возразил Каландрилл. — И если он решит, что мы для него помеха, что может быть лучше, чем оставить нас в Гессифе?

— Ты становишься страшно подозрительным, — усмехнулся Брахт, глядя на своего товарища. — А я считал, что это мой удел, а твой — безоглядное доверие.

— Учусь, — ответил Каландрилл, и от воспоминания о предательстве Варента его взгляд затуманился. — Я понял, что доверие нужно заслужить, его нельзя получить, и что доверие можно использовать как разменную монету.

— Ты становишься циником, — пробормотал Брахт.

— Нет, просто я расту, — ответил он.

Керниец с секунду смотрел на него и затем кивнул.

— И это тоже. Однако, как бы Теккан ко мне ни относился, он не похож на предателя. Даже несмотря на то, что я ему не приглянулся, мне он кажется человеком чести. И я еще раз повторяю, что Катя этого не позволит.

— Ты чересчур ей доверяешь, — бесстрастно заметил Каландрилл, — и слишком надеешься на ее влияние.

— Да, — ровным голосом согласился керниец.

— Видимо, ты прав, — сказал Каландрилл. — Но я по-прежнему повторяю, что ты должен выказать Теккану уважение.

— Как прикажешь, — Брахт склонился в поклоне, который лишь отчасти был насмешливым. — Склоняюсь пред твоей мудростью.

— А что касается Кати, было бы лучше, если бы ты не так явно ею восхищался.

— Это труднее, — почти весело сказал Брахт.

— Надо постараться, а то еще застрянем в Гессифе, — продолжал Каландрилл, не замечая колкости в собственном голосе, но, взглянув на освещенное луной лицо Брахта, тут же понял свою ошибку. Он пожал плечами и с трудом улыбнулся: — Мне бы не хотелось, чтобы наша миссия была поставлена под вопрос.