Войны богов (№1) - Запретная Магия

— Что тебе придется применять его против людей? Сафоман не моргнув глазом прикончил бы нас, да и эти тоже бы не поколебались. Ни секунды. Наш мир — кровавое место, и здесь человеку приходится бороться за выживание.

Керниец говорил серьезно и мягко, и Каландрилл благодарно улыбнулся, понимая, что тот хочет успокоить его взбудораженную совесть. Он пробормотал:

— Но ведь они нам не враги. Просто они оказались на нашем пути.

— Да, — согласился с ним Брахт. — Но они не хотели нас пропускать. И убили бы нас или вернули назад к Сафоману, чтобы это сделал он. И тогда первым до Тезин-Дара добрался бы Азумандиас и забрал бы книгу. Ты этого хочешь?

— Нет. Конечно, нет.

— В таком случае у нас не было другого выхода. Разве не так?

— Так, — опять согласился он. — Но все же от наших рук погибли люди.

— И похоже, что не в последний раз, — заверил его Брахт. — Нам этого не избежать. Надеюсь, твоя богиня простит тебя.

«Но смогу ли я простить себя?»

— Неужели тебя это не смущает? — Каландрилл испытующе посмотрел на товарища.

— Нет, — ответил Брахт.

— Вы что, собираетесь философствовать до тех пор, пока они нас не догонят?

Вопрос Аномиуса вернул их к действительности.

— Они будут преследовать нас или дождутся приказаний Сафомана? — Каландрилл вопросительно взглянул на кернийца.

— Сколько их осталось? — спросил колдун.

— Я убил пятерых, если не ошибаюсь, — ответил Брахт. — И ещё больше ранил.

Каландрилл сказал:

— Четверо.

— В таком случае они, скорее всего, будут ждать приказаний Сафомана. — Аномиус расплылся в улыбке, стирая пот с желтого лица концами тюрбана. — Вы хорошо поработали, друзья. Но все же я предлагаю скакать дальше и как можно быстрее.

— У нас есть день, чтобы спуститься вниз. — Брахт, ведя лошадь в поводу, подошел к краю дороги и посмотрел вперед. — К тому времени Сафоман уже сообразит что мы бежали.

— Для начала он, пожалуй, обыщет весь Кешам-Вадж, — сказал Аномиус. — Но когда до него дойдут слухи о том, что произошло здесь, он поймет, куда мы направились. Но он не отважится преследовать нас далеко. И все же мне будет спокойнее, когда мы доберемся до леса.

— Итак, у нас день форы, — кивнул керниец. — А если он не бросится в погоню ночью, то даже больше. Сколько народу он может послать за нами?

Аномиус пожал плечами.

— Ему надо держать Файн на случай, если тиран направит против него армию. Много он не пошлет.

Брахт нервно взмахнул рукой.

— А сколько это? Чтоб ты провалился, колдун, я хочу знать, что нас ждет!

— Два десятка он может от себя оторвать, — ровным голосом ответил Аномиус. — А может, три.

— Тридцать человек по наши души!

Голос у Брахта срывался от злости. Колдун ухмыльнулся, обнажая почерневшие зубы.

— Ты забываешь, что теперь у вас есть союзник, — сказал он, — который легко расправится и с тремя десятками людей.

— Точно так же, как ты разделался с теми двумя там наверху? — Брахт ткнул пальцем вверх. — Что-то не припомню, чтобы ты нам сильно помог.

— Я же говорил, что произвести на свет огненных демонов — дело нелегкое. — Аномиус словно не замечал раздражения кернийца, пребывая в благодушном настроении. — Но к рассвету я обрету прежнюю силу. Тогда позади я оставлю… защитников.

Он произнес это со страшной в своей уверенности улыбкой. Каландрилл попытался представить, какую форму приобретут эти защитники, но предпочел ничего не спрашивать.

— Так что, поедем? — спросил Аномиус так мягко, словно речь шла о приятной верховой прогулке. — Там внизу есть где укрыться.

Не дожидаясь ответа, он пришпорил мерина и слегка дернулся, когда тот пошел, — куча черных лохмотьев, раскачивающаяся на спине сивого мерина.

— Может, он и колдун, — пробормотал Брахт, — но вовсе не наездник.

Почти весь день они добирались до реки, что видели сверху; с наступлением сумерек воды ее потемнели; ночь украдкой пробиралась в пойму, превращая впереди лежащий лес в сплошную темную отталкивающую массу. Дорога бежавшая вдоль реки, вдруг оборвалась перед строениями с освещенными окнами и разбрехавшимися при их приближении собаками. Они натянули поводья, осматривая поселение.

— Переправа, — сказал Аномиус, — и таверна. Теперь у нас большая фора перед Сафоманом. А к рассвету силы мои восстановятся. — Малюсенький колдун раздраженно поднял руку: — Я не привык много скакать и собираюсь здесь отдохнуть.

— Но я бы сначала переправился, — оборвал керниец.

— Завтра, — возразил Аномиус и, ткнув пальцем в грудь Брахта, добавил: — Я не собираюсь с тобой пререкаться.

Каландрилл услышал угрозу в его голосе и вспомнил о тех людях, что погибли от огня, вырвавшегося из пальцев колдуна. Он втиснулся между ними и предупреждающе посмотрел на Брахта.

— Провести ночь в покое довольно заманчиво, — сказал он. — Да и Сафоман не доберется до нас так быстро.

— Дипломат, — похвалил Аномиус и масляно улыбнулся Брахту. — Ну, ладно тебе, приятель. Что такое одна ночь? Переспим здесь, а на рассвете переправимся. И я позабочусь о том, чтобы Сафоман не переправился вслед за нами.

Брахт взглянул на Каландрилла и пожал плечами.

— Будь по-вашему. Но отправимся в путь с первыми лучами солнца.

— Хорошо, — пробормотал Аномиус, удостоив кернийца водянистым взглядом и опустив руку. — Путешественникам, вроде нас, не пристало ссориться. Я позабочусь о ночлеге, а на вас оставляю лошадей — в этих делах вы более сведущи, чем я.

Он уверенно направил мерина к воротам постоялого двора, где собаки просто взвились на цепях при его приближении. Он посмотрел на них точно так же, как только что смотрел на Брахта, и наставил на них палец; собаки, поджав хвост, засеменили прочь.

— С тобой он мог бы поступить и хуже, — заметил Каландрилл, пока они смотрели, как карлик слезает с лошади. — Не стоит об этом забывать.

— Хочется оставить его позади, — прорычал керниец.

— Как? — Каландрилл сделал жест в сторону переправы на берегу. — Стоит нам попытаться — и он прибегнет к колдовству.

— Но при первой же возможности?.. — спросил Брахт.

— Да, при первой же возможности, — согласился Каландрилл. — Пока же надо воспользоваться его силой в собственных интересах. А затем освободимся от него.

Брахт недовольно согласился, и они повели лошадей в стойло. Молодой конюх с любопытством смотрел на них.

— Вы люди эк'Хеннема? — боязливо спросил он. — Ходят слухи, что восставший господин бродит неподалеку.

Он поднял глаза на плато, краснеющее под лучами заходящего солнца. «Как кровь», — подумал Каландрилл, а вслух сказал:

— Нет. Мы путники с добрыми намерениями, и нам нужен ночлег. Только и всего.

— А я подумал… — парень виновато улыбнулся. — Вы похожи на воинов. Вы оба.

Брахт тихо рассмеялся и бросил ему монетку.

— Протри их, — приказал он, снимая с лошади поклажу. — Тщательно. И задай овса.

Грум кивнул и взял лошадей под уздцы, а они направились по двору, поглядывая на развалившихся около веранды собак.

Внутри таверны было прохладно; в очаге лежали неразожженные дрова; кроме Аномиуса и хозяина — толстяка с фиолетовыми прожилками на носу и щеках, красноречиво свидетельствующими о его привязанности к собственным погребам, — в таверне никого не было. Он принес им большие кружки темного эля и задержался у стола — толстяк был не менее любопытен, чем грум, только отделаться от него было сложнее.

— Вы едете из Кешам-Ваджа? — поинтересовался он.

— Да, — ответил Аномиус любезным голоском и так повел глазами, что его спутники поняли, что надо держать язык за зубами.

— Я слышал, там творится что-то невероятное. Говорят, Сафоман эк'Хеннем собрался воевать.

— Кто говорит?

Хозяин состроил неопределенную мину, вытирая руки о грязный передник.

— Люди, — сказал он, пожав плечами. — Люди говорят, что он собрал целую армию и идет на Файн. А может, уже и завладел им. Что-то вроде этого.

— А что ты об этом думаешь?

— А почему бы и нет? — Хозяин не сводил с них внимательного взгляда, словно пытаясь отгадать, за кого они. — Его отец был властителем Файна, и эта земля принадлежит ему по праву крови. Независимо от битвы на Каменном поле.

Аномиус любезно улыбнулся.

— Но тиран явно думает иначе, — продолжал хозяин, приободренный улыбкой колдуна. — Я слышал, что он послал на Сафомана целую армию. Неделю назад здесь был ликтор из Бхалустина и говорил о мобилизации.

— Ну и как? Удачно прошла?

Хозяин только поморщился и дотронулся пальцем до носа.

— Здесь мы занимаемся своим делом. Если тиран хочет воевать с Сафоманом, пусть разбираются между собой. Так мы говорим. У тирана есть колдуны, зачем ему простые люди?

— А разве у Сафомана нет колдуна? — спросил Аномиус, и на его папирусном лице было только невинное любопытство.

— Есть, есть, и очень хороший колдун, так я слышал. — При этих словах улыбка Аномиуса стала шире. — Говорят, настоящий гигант. Говорят, он дышит огнем и одинаково хорошо владеет огромным топором и колдовством. Если вы едете из Кешам-Ваджа, то вам просто повезло, что ваши пути не схлестнулись. Я ведь правильно вас понял?

— Да, правильно. Но мы не видели следов битвы — в городе все тихо.

— Это просто кажется, вы так не думаете? — заметил хозяин, качая головой. — Раз поползли слухи, значит, люди забеспокоились. Когда вы появились, я даже подумал что вы люди эк'Хеннема. Вы очень похожи. Я вовсе не хотел вас обидеть, друзья.

— Мы и не думаем обижаться, — улыбнулся колдун. — Мы простые путники. Я надеюсь завести дело в Нхур-Джабале, а эти двое — мои телохранители.

Хозяин кивнул, рассматривая Брахта и Каландрилла.

— Крепкие ребята, и если уж они провели тебя в целости и сохранности через Файн, то, значит, они хорошо знают свое ремесло. Так вы ничего не слышали о Сафомане?

— Ничего. Может, он притаился где-нибудь в засаде в Файн-Кипе и поджидает армию тирана?

— Нелегко его будет выбить из этой крепости. Но если армия действительно пошла, то я могу заработать.

— Конечно. На нас тоже, если у тебя есть где помыться и поспать. Утром нам надо переправиться на тот берег.

— У меня есть и комнаты, и баня, а переправа начинает работать на рассвете. — Жирный подбородок хозяина затрясся, когда он кивнул, забыв в предвкушении заработка о расспросах. — И у меня вы можете поесть, как нигде в Кешам-Вадже. И вино у меня прекрасное.

— Я так и знал, — сказал Аномиус, улыбаясь Брахту и Каландриллу, — что здесь мы найдем прекрасный ночлег.

— Единственное место на всем пути от Кешам-Ваджа до Бхалустина, — ухмыльнулся хозяин. — Если не считать хуторов.

Он шумно отправился готовить им баню и ужин. Как только он ушел, улыбка Аномиуса растаяла и меж бровей пролегла складка.

— Если то, что он говорит, — правда, надо во что бы то ни стало избежать встречи с этой армией. Тиран пошлет с ней своих колдунов, а уж они-то меня тут же учуют.

— Огнедышащего великана? — льстиво спросил Брахт. — Дерущегося топором?

— У слухов свои законы, — ответил колдун, не обращая внимания на насмешливый тон меченосца. — Но любой колдун мгновенно меня узнает; а в борьбе с несколькими колдунами даже я могу проиграть. Надо держаться подальше от этой армии, если она на самом деле существует.

— Она наверняка идет из Нхур-Джабаля, — предположил Каландрилл. — А там всего одна дорога, по которой может пройти такая масса людей. Как проскочить мимо нее, если по дороге на Харасуль нам не миновать Нхур-Джабаля? Разве что при помощи твоего колдовства.

— Как? — поинтересовался Аномиус. — Если я прибегну к колдовству, я могу выдать себя.

— Господин Варент не раз прибегал к чарам, которые позволяли ему мгновенно переноситься из одного места в другое, — сказал Каландрилл. — И никто его не видел.

Аномиус шумно втянул воздух через нос и поджал губы.

— Оккультный талант имеет много проявлений, — сказал он. — Нет двух магов, обладающих одинаковыми тайнами. Мои способности, как вы сами могли в этом убедиться, агрессивны. А из того, что вы мне рассказывали про Варента, можно сделать вывод, что он скорее оборонительный маг. Возможно, именно поэтому он не отважился отправиться за колдовской книгой сам. Нет, как маг я не в силах переправить нас в Харасуль.

— Значит, надо быть очень осторожными, — сказал Брахт.

— И быть начеку против марионеток тирана, — кивнул Аномиус, вновь с улыбкой поворачиваясь к Каландриллу. — Они почувствуют силу камня, который носит с собой наш юный друг, столь же быстро, как и мою. И тогда его ждет та же участь.

— Но ведь я не маг, — возразил Каландрилл.

— Но у тебя есть скрытый талант, — настаивал колдун, — и они тут же заметят это и предложат тебе выбор, от которого отказался я, — служба длиною в жизнь тирану или немедленная казнь.

Каландрилл нахмурился; оба они были заинтригованы странным утверждением колдуна. Тогда, когда они еще плыли на «Морском плясуне», сразу после водоворота, избившего их от военного корабля, Брахт выдвинул то же предположение, но Каландрилл не принял его всерьез. А вот сейчас и Аномиус говорит ему о его таланте волшебника; только теперь, несмотря на то что он не совсем был в этом уверен и не имел ни малейшего представления о том, как этим воспользоваться, ему начинало казаться, что уже простое подозрение могло поставить его под удар. Он повернулся к колдуну, собираясь задать вопрос, но в этот момент появился хозяин, и столь опасный разговор не состоялся.

Тарелки с супом, что он поставил перед ними, как и само его присутствие, делали невозможным всякий разговор. Аппетитный запах дичи вдруг напомнил им о том, что они страшно голодны, и они с жадностью набросились на еду. За супом последовала форель, только что выловленная в реке, а затем большие ломти оленины, на десерт была лесная земляника в вине, которое, как и обещал толстяк, оказалось отменным. Пока они сидели за трапезой, в таверну заходили местные жители, но из уважения не беспокоили путников до тех пор, пока они не насытились. Затем на них обрушился целый шквал вопросов о Файне. Каландрилл и Брахт с удовольствием играли роль, отведенную им Аномиусом, предоставив ему возможность отвечать на все вопросы, и, потягивая вино, узнали о Кандахаре много нового.

Владения, на которые претендовал Сафоман, простирались только на плато, а сейчас они находились в местности под названием Райд, в его столице Фалустине; дальше лежал Кир, которым тиран заправлял из столицы Нхур-Джабаль. Райд — район в основном лесистый, населенный охотниками и лесозаготовителями, которые, как им показалось, одинаково пренебрежительно относятся и к тирану, и к Сафоману эк'Хеннему. Над ликтором, попытавшимся набрать здесь добровольцев на войну, откровенно посмеялись, хотя понимание того, что по лесу движется армия, явно ставило перед ними вопросы. То, что Аномиус и его «телохранители» без труда пересекли Файн, удивляло их, но они поняли это так, будто слухи о войне беспочвенны, и стали ворчать на армию тирана, приближение которой становилось реальностью. Наконец они узнали все, что хотели, путников оставили в покое, и те отправились мыться и спать.

Каландрилл надеялся поговорить наедине с Брахтом, как отделаться от Аномиуса, но хозяин лично проводил их в комнату, где уже были застелены три кровати, и колдун сказал, что он доволен таким раскладом.

Когда дверь закрылась, он улыбнулся и принялся ходить от двери к окну, что-то бормоча и делая какие-то пассы руками, отчего красный камень то и дело вспыхивал; комната наполнилась запахом миндаля.

— Теперь мы в безопасности, — удовлетворенно произнес он. — Надеюсь, вы не будете возражать против моих предосторожностей, но мне бы не хотелось, чтобы ночью вы сбежали.

— Что ты сделал? — поинтересовался Брахт, не скрывая неприязни к колдуну.

— Несколько простых заклятий, мой друг, — сообщил Аномиус, сбрасывая грязный халат, под которым оказалась столь же грязная рубаха. — Теперь сюда никто не войдет и не выйдет. Да, и еще одно — понаблюдав за нашим юным другом в битве, я был вынужден пересмотреть свой подход к его нравственным ценностям, так что если, пока я сплю, ему вдруг взбредет в голову прикончить меня, то ты, повинуясь моим чарам, станешь меня защищать.

— От Каландрилла? — Брахт покачал головой. — Я никогда не подниму клинок на Каландрилла.

Аномиус скинул ботинки. Ноги его были еще бледнее лица — как старый папирус, слишком долго пролежавший без света. У него был отвислый живот, глядя на который Каландрилл подумал об отвратительной жабе.

— Ничего не поделаешь, придется, — заверил он. — У тебя просто нет выбора. Если Каландрилл нападет на меня, ты убьешь его.

Брахт с неприкрытой яростью посмотрел на колдуна. Каландрилл, заметив, как его рука легла на рукоятку меча, сказал:

— Мне незачем нападать на тебя, Аномиус. Мы ведь нужны друг другу.

— Вы мне нужны, чтобы отыскать колдовскую книгу, — кивнул чародей, разматывая тюрбан, — а вам без меня не пересечь Кандахар. Но на всякий случай…

— Колдовство мне не по нутру, — сердито сказал Брахт. — Но еще меньше мне нравится, когда его применяют по отношению ко мне.

— Возможно, когда я начну доверять вам, я и сниму с тебя заклятье, — пообещал Аномиус. — Но до тех пор тебе придется мириться с колдовством. Ну, а теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Он забрался меж простыней, и через несколько минут комната наполнилась его храпом. Каландрилл посмотрел на Брахта и беспомощно пожал плечами. Керниец пробормотал проклятье и бросился на кровать. Измотанный, слишком измотанный, чтобы обсуждать их положение, Каландрилл скинул одежду и с удовольствием забрался в кровать.

После неудобного ночлега в заключении и утомительной езды по плато сон не заставил себя ждать, принеся с собой, по крайней мере для Каландрилла, целую кучу сновидений. Ему снилось, что он дерется на плато, ему виделись перепуганные лица умирающих разбойников, не понимающих, от чьей руки они пали; единственное, что они знали: их проткнул невидимый меч, но в момент смерти они вдруг превращались в Сафомана, поднимающего с боевым кличем огромный меч, но уже в следующее мгновенье он превращался в блондинку, которая, угрожая ему клинком с борта корабля-преследователя, что-то кричала, но он не слышал ее слов за шумом поднимающейся волны, уносящей ее все выше и выше до тех пор, пока она не превратилась в маленькую точку на фоне неба со всполохами от горящего города, по которому брели чудовища; вот они наклоняются, чтобы сграбастать его, и даже чары Варента не спасают, и тогда он, став невидимым, бросается бежать от их сжимающихся и разжимающихся когтей, но вдруг оказывается в руках Аномиуса, который, рассмеявшись, говорит: «Я твой настоящий товарищ, тот самый, которого предсказала тебе Реба». Он вырвался из его объятий и нырнул в бушующий огонь, и теперь за ним вдогонку несутся люди, одетые в черное, в масках на лицах с прорезями для полных безжалостной ненависти глаз; легкие его разрываются, ноги подкашиваются, и вот он бежит все медленнее и медленнее и наконец уже просто топчется на месте, и преследователи вот-вот схватят его, если только он каким-нибудь чудом не доберется до огромного дуба, растущего прямо перед ним и раскачивающего ветвями под завывающим ветром, и в их треске и шуршании ему чудится речь, которой он так и не понял. Он изо всех сил тянется к дереву, зная, что там — спасенье истины, но земля вдруг разверзлась у него под ногами, и он начал падать в бездну со светящейся точкой, которая все разрастается и разрастается, как солнце…

…А может, это первые лучи рассвета, предвестники зарождающегося дня, просочившиеся сквозь ставни? Он часто дышал, постепенно вспоминая, что лежит в комнате в таверне в Кандахаре; рядом на кровати ворочался Брахт, а Аномиус все храпел, правда, теперь не так громко; он открыл глаза и скинул с ног спутанные простыни. Потерев лицо руками, он встал, подошел к окну и протянул руку к ставням.

От его крика Брахт тут же вскочил на ноги с мечом на изготовку. Он покачал головой и потер руку, все еще горящую от чар Аномиуса.

— А я и забыл, — уныло хмыкнул он.

Брахт что-то пробормотал, пряча меч в ножны, и из кружки побрызгал водой на лицо.

— Ты дотронулся до окна?

Аномиус смотрел на них с кровати, моргая и шумно зевая. Каландрилл кивнул. Колдун поднял руку, и вновь запах миндаля наполнил прохладную комнату.

— Ладно, это заклятье снято. — Аномиус сел, направив водянистый взгляд на Брахта. — Но второе остается. Помни о нем.

Брахт не обратил на него внимания. Каландрилл открыл ставни — низко над рекой нависал туман; молодой грум, почесывая затылок, медленно брел к стойлу. На другой стороне реки возвышался лесистый холм, чья макушка терялась в тумане. Он отвернулся и провел рукой по волосам, думая о том, что скоро ему придется связывать их в конский хвост, как у Брахта. Он оделся, и они вдвоем молча ждали, пока Аномиус натянет на себя грязную одежду.

Колдун недолго занимался туалетом, и скоро они уже втроем сидели в столовой, завтракая горячим хлебом и дымящимся чаем. Расплатившись с хозяином, они отправились на конюшню, оседлали отдохнувших лошадей и повели их вниз к переправе — курящийся туман начал постепенно рассеиваться под лучами восходящего солнца и свежего бриза.

Путники завели лошадей на раскачивающийся на волнах паром, где их встретил жилистый паромщик-кандиец с голой, несмотря на утреннюю прохладу, грудью. Получив от них деньги, он посоветовал им взяться за канат, чтобы побыстрее добраться до противоположного берега, и, пока Брахт и Каландрилл тянули плоскодонный паром через реку, Аномиус держал лошадей под уздцы.

Туман окончательно рассеялся, и небо стало голубым. Паромщик отправился назад. Когда он достиг середины реки, Брахт указал рукой на дорогу, спускающуюся с плато.

— Всадники! — Голос у него был встревоженный. — Два или три десятка.

— Видимо, Сафоман сообразил, что мы бежали, раньше, чем я предполагал, — сказал Аномиус.

— Эти люди скакали всю ночь. Чтоб ты провалился, колдун! Разве не говорил я тебе, что глупо оставаться здесь на ночь? — Голос у Брахта был сердитый, но Аномиус лишь ухмыльнулся, потирая мясистый нос.

— Здесь нам уже ничто не грозит. Разве не говорил я тебе, что ночи мне будет достаточно, чтобы восстановить силы?

— Им остается только добраться до парома и пересечь реку, — сказал Брахт. — Мы растеряли всю фору, и даже если бросимся сломя голову вперед, то все равно ничего не выиграем.

— Дальше этого места они не пройдут, — успокоил его колдун. — Ты что, не веришь мне?

Мысли кернийца ясно читались у него на лице. Аномиус пожал плечами и, словно разочарованный таким недоверием, покачал головой.

— Смотри, — спокойно сказал он. — Смотри и запоминай, что я могу.

Глава тринадцатая

Колдун передал Брахту поводья, подошел к воде, наклонился и сунул руки в ил, из которого слепил ком. Спокойно направляясь назад, он словно приглаживал его, лепя нечто, похожее на фигуру человека. Выйдя на сухую дорогу, он поставил свое произведение на землю, продолжая лепить. Приближающиеся всадники скрылись за кустарником, но колдун не торопился. Сидя на корточках около фигурки, он плюнул ей в лицо и растер слюну. Затем вытащил из складок халата маленький кинжал, уколол себе большой палец и выдавил на куклу капельку крови. Ломаными ногтями он начертил что-то наподобие глаз и рта, а затем вставил веточку в то, что было правой рукой куклы. Затем произнес заклинание, и красный камень, висевший на шее Каландрилла, начал сверкать, и он почувствовал уже знакомый запах миндаля. Аномиус выпрямился, вытер руки о халат и с улыбкой посмотрел на своих недоверчивых попутчиков.

— Смотрите, — он указал на фигурку.

Огонь, вырвавшийся из его пальцев, обволок куклу; мокрая глина мгновенно высохла и затвердела. Лошади попятились, прядая ушами и вращая глазами, и на какое-то мгновенье внимание Каландрилла было отвлечено. Он как мог успокоил своего чалого, крепко держа его под уздцы, а когда опять посмотрел на маленькую глиняную фигурку, маленькой ее назвать уже было нельзя. Она росла прямо на глазах, удлиняясь и утолщаясь; хворостинка, торчавшая у нее в руке, тоже увеличивалась. Вот он уже достиг размеров ребенка, а вот уже и подростка, а затем взрослого человека, но все еще продолжал расти. Затем фигура села с прямой спиной, с которой отваливались ошметки сухой глины; черточки, обозначавшие глаза, превратились в глубокие впадины, горевшие дьявольским огнем; хворостинка стала настоящей дубиной. Аномиус что-то произнес, и существо встало, поначалу очень неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу и размахивая руками, все еще продолжая расти. Теперь это был массивный красноглазый голем — больше Сафомана, возвышавшийся, как башня, над напуганными лошадьми. Дубина, в которую превратилась хворостинка, была теперь такой, что нормальный человек не смог бы ее поднять. Великан сделал шаг, потом другой, словно пробуя, может ли он ходить, и распорол огромной дубиной воздух. С другой стороны реки на них в ужасе смотрел паромщик. Дико закричав, он со всех ног бросился к таверне. Голем услышал его, повернул круглую голову и уставился на другой берег, не обращая внимания на слепящие от солнца переливы воды. Он поднял дубину и с нечленораздельным криком, не человеческим и не животным, вырвавшимся из разверстой дыры вместо рта, со всей силы долбанул ею по воде, подняв целый фонтан серебристых брызг.

Аномиус опять что-то произнес на языке, недоступном человеческой гортани, существо перестало рычать и повернулось к нему лицом. Лошади испуганно ржали, и колдун жестом приказал Брахту и Каландриллу увести их подальше, а сам пальцем поманил голема. Каландрилл и Брахт, не спуская ошарашенного взгляда с чудища, отвели лошадей под прикрытие кустарника. На пригорке с другой стороны реки показались несшиеся во весь опор люди Сафомана. Аномиус отвел чудище под массивный кипарис, и коричневая голова его коснулась нижних веток. Чудище перестало расти, и колдун склонил, как аист, голову, заглядывая в горящие глаза и что-то тихо бормоча. Голем, издав хрюкающий звук, повернулся к реке с поднятой вверх дубиной.

— Здесь нам делать больше нечего. — Колдун бросил прощальный ласковый взгляд на свое творение и подошел к Брахту и Каландриллу. — Мимо него они не пройдут.

Он взял поводья из подрагивающей руки кернийца и забрался на сивого мерина. Каландрилл и Брахт вскочили на коней и пропустили Аномиуса вперед по дороге, идущей через лес.

— Их там два или три десятка, — сказал Брахт. — Ты уверен, что ни один не пройдет мимо… этого?

Аномиус весело ухмыльнулся.

— Сколько может зараз взять на борт паром? Человек шесть, не больше. Моя маленькая куколка разберется со всеми. К тому же я сомневаюсь, чтобы они предприняли больше одной попытки. Но если они отважатся… — Он опять рассмеялся. — Что ж, тогда он будет расправляться с ними по шестеркам. Верьте мне, друзья. Вы скачете в компании величайшего мага Кандахара. Я жалею только о том, что у нас нет времени полюбоваться его работой. Прекрасное творение, вы не находите?

Ответа не последовало, и колдун усмехнулся, продолжая подстегивать сивого мерина, трусившего по широкой дороге. По обеим сторонам стеной возвышались деревья; дубы, березы и ясени раскидывали ветви над их головой, отбрасывая на дорогу пятнистые тени. Здесь было тенисто, и лишь изредка они въезжали в яркие полоски света. По краям дороги рос роскошный папоротник; трава была сочной и густой, а воздух напоен сладкими запахами и наполнен гомоном птиц; то тут, то там мелькали хвосты оленей и зайцев, а из-за кустов на них настороженно поглядывали хищники. Всадники ехали все утро споро и молча и наконец остановились там, где ручей делил дорогу надвое. Камни вдоль ручья были зелеными от мха. Лягушки попрыгали в воду, когда они подвели лошадей к ручью на водопой, а большекрылая цапля запричитала и, тяжело взмахивая крыльями, полетела вниз по ручью в поисках более уединенного места для охоты.

Они расположились на отдых — перекусили фруктами и сыром с постоялого двора и наполнили фляги водой, пока лошади щипали траву вдоль ручья; когда солнце поднялось прямо над головой, они продолжили путь — здесь, ближе к югу, лето уже вовсю вступило в свои права.

Ехать здесь было намного легче, чем в Файне, где по дороге из Мхерут'йи до Кешам-Ваджа иссушающий гахин и одуряющая жара изматывали их. То и дело им попадались ручьи и лужайки. Несколько раз впереди по дороге они видели оленей, которые стрелой уносились в чащу, и Брахт пообещал им свежей оленины, если Аномиус отпустит его поохотиться.

Каландрилл, полностью доверившись острому глазу Брахта, размышлял о колдуне. Создание голема убедило его в том, что силы колдуна полностью восстановились. Когда же они сделают привал, он не преминет наложить на них чары, дабы обезопасить себя. Так что, с одной стороны, бежать невозможно, с другой — Аномиус пока им нужен. Но, рано или поздно, надо будет во что бы то ни стало избавиться от него. И сделать это нужно до того, как они доберутся до Тезин-Дара. Если они приведут его в затерянный город, то он захватит «Заветную книгу». И тогда поймет, что все разговоры о колдовской книге — это фикция; и от этой мысли Каландриллу становилось так же страшно, как и от той, что книгой завладеет Азумандиас. Он чувствовал, что Азумандиас и Аномиус принадлежат к одному и тому же типу людей — один из них пока еще был для него загадкой, но вот второй уже не раз доказал им свою безграничную жестокость. Под его напускной веселостью, под непритязательной внешностью скрывался стальной эгоизм, железная воля колдуна, пожелавшего стать хозяином Кандахара. Он предал Сафомана эк'Хеннема, безжалостно разделался с людьми, которых хорошо знал, и все потому, что поверил в их рассказы о колдовской книге, поверил в то, что обладание ею даст ему безграничную власть. Если только книга попадет к нему в руки, чувствовал Каландрилл, он, скорее всего, пойдет по пути Азумандиаса и постарается пробудить Безумного бога. И разрушит мир. Каландрилл считал, что он не совсем в своем уме и его во что бы то ни стало надо оставить позади. Или уничтожить.

Эта мысль звенела у него в ушах, как колокол: Аномиуса надо уничтожить.

Он похолодел — как он изменился, если без содрогания думает об убийстве!