Владычица снов (№1) - Владычица снов. Книга первая

К счастью, постоянная перемена блюд и беспрерывное представление сводили к минимуму необходимость поддерживать застольную беседу. Ребекка тихо радовалась, что между нею и Крэнном уселся ее отец. Фарранд, сидевший по другую руку от нее, говорил за столом очень мало, да и вообще скучал и не скрывал, что скучает. Хотя Ребекка и делала вид, будто захвачена представлением, по-настоящему заинтересовали ее только жонглеры. Пока их мячи и палки описывали замысловатые петли в воздухе, она испытала к циркачам нечто вроде родственной близости. «Но уж больно они стремительны, — подумала она. — Лучше было бы им жонглировать чем-нибудь другим». Эта мысль занимала ее какое-то время, но Ребекке так и не удалось додумать ее до конца, и, в конце концов, девушка задумалась о более насущных делах. Куда же все-таки подевался Гален? Она вновь окинула взглядом весь зал, но так и не увидела юношу. «И что мне делать, если он так и не появится?» Но вот трапеза завершилась. Даже прислуга успела наесться до отвала. По залу пронесся нестройный ропот, когда Бальдемар, поднявшись со своего места, стукнул кулаком по столу, чтобы привлечь к себе всеобщее внимание.

— Как вам известно, — начал он, — сегодня моей дочери Ребекке исполнилось восемнадцать лет. — Его громкий голос раскатывался по всему переполненному залу. — В этот день она достигла зрелости, и мы собрались отпраздновать это событие. И для меня большая честь и радость созвать всех вас, чтобы вы разделили с нами нашу радость. Небо одарило меня воистину замечательной дочерью.

Аплодисменты и выкрики одобрения заглушили его последние слова, Ребекка же уставилась на отца в недоумении. Его лицемерие поразило ее — в этот момент, когда он поднял бокал, в глазах у него засверкали подлинные слезы.

— За мою дочь! — выкрикнул он. — За Ребекку!

Все поднялись со своих мест, приветствуя именинницу и повторяя нараспев ее имя, затем осушили свои бокалы и вновь издали радостный клич.

— Но нынешний день стал праздничным еще по одной причине, — продолжил Бальдемар, заговорив еще громче, чтобы заглушить всеобщий гул. — Мне необходимо сделать исключительно важное объявление, но сначала… — Он выдержал театральную паузу. — Мы приготовили для вас еще одно развлечение. В соответствии с нашим древним обычаем, соискатель руки наследницы замка Крайнего Поля должен доказать свою силу, пленив Народную Королеву.

Шум стал еще сильнее, кое-кто уже потянулся к дверям.

— Погодите-ка! — воскликнула Ребекка, испугавшись, что события начали разворачиваться чересчур стремительно. — Сначала мне нужно выбрать своего защитника.

Она заставила себя улыбнуться, делая вид, будто речь по-прежнему идет всего лишь о пустой забаве.

— Что такое?

Бальдемар ничего не понял.

— Мне надо выбрать своего защитника из числа тех, кто «под солью». Того, кто сразится с Крэнном, — пояснила Ребекка. — Таково мое право, не так ли, Рэдд? — обратилась она к постельничему.

Внезапно услышав вопрос, заданный ему из-за главного стола, Рэдд растерялся и забормотал невнятное.

— Ты ведь помнишь, отец. Так значится в книге, — зашипела на него Эмер.

— Ах да. Конечно же!

Рэдд радостно закивал. Тогда, в свою очередь, улыбнулся и сам барон.

Ребекка поднялась с места, мельком взглянула на Эмер, а затем медленно пошла по центральному проходу в ту сторону, где стояли столы челяди. Все взоры были сейчас устремлены на нее; она слышала, как люди перешептываются по поводу ее красоты, но не обращала на это никакого внимания. «Ну куда же он запропастился?»

В дальнем конце зала стояли четыре длинных стола, по обе стороны от каждого тянулись деревянные скамьи. Ребекка начала свои поиски с первого и тут — наконец-то — увидела в толпе простолюдинов Галена. Он ухмыльнулся ей от уха до уха и тут же потупился, уставившись на свой бокал. Испытав огромное облегчение, Ребекка улыбнулась — и ее улыбка вернула к жизни, оцепеневшую было, челядь. Кто-то нервно засмеялся, другие принялись тыкать пальцами себе в грудь, настаивая, чтобы выбрали именно их, тогда как третьи принялись горячо рекомендовать Ребекке в качестве ее «защитника» своих соседей по столу или, напротив, протестовать против возможного выбора.

— Этот кумекает только по части пива, моя госпожа!

— Ему и самому-то с места не встать, не говоря уж о том, чтобы другими командовать.

Ребекка была рада тому, что все относятся к ней с такой любовью. Ее отец с самого начала настаивал на том, чтобы она держалась подальше от челяди, и все же она была неизменно добра со слугами, с которыми ей доводилось иметь дело. И это столь разительно противоречило поведению ее отца, что все челядинцы, кроме разве что самых ворчливых, не могли на нее нарадоваться. Теперь же они воздавали ей добром за добро, выказывая свою любовь и признательность и вместе с тем откровенно радуясь предложенной им забаве.

Ребекка решила им подыграть. Она несколько раз останавливалась перед кем-нибудь из простолюдья и оценивающе смотрела на него. Самое разное отношение к ее возможному выбору — от улыбок во весь рот до быстрых нырков под стол — возбуждало у публики еще большее веселье. Предстоящее испытание казалось ей сейчас поэтому сравнительно безопасным.

В конце концов, она завершила обход столов, описав при этом полный круг. В первый раз пристально посмотрела на Галена и едва удержалась от смеха. Теперь она поняла, почему издалека его было не узнать. Конюх вырядился в скверно пошитый кафтан неопределенного цвета, рукава которого были настолько длинны, что руки в них прямо-таки тонули. Волосы его были смазаны жиром, но с таким расчетом, чтобы несколько вихров все-таки торчало, причем во все стороны. На одной щеке расплылось грязное пятно неопределенного происхождения, а вся грудь была залита пивом. «Единственное, чего ему не хватает, — подумала Ребекка, — так это соломы в волосах».

Зал вновь взорвался хохотом, когда Ребекка остановилась прямо напротив Галена. Со всех сторон на нее обрушились новые советы.

— Только не его!

— Этого необходимо сначала вымыть!

— Пьян, как муха, попавшая в чан с вином!

Гален повернулся к Ребекке лицом и отчаянно заморгал. На какое-то мгновение она решила, будто он и впрямь напился, но тут их глаза встретились, и она поняла, что все это входит в план игры. «А я еще посмела в тебе усомниться», — невольно подумала она.

— Хтваим ослугам, гспажа, — пьяным голосом пробормотал он.

— Я выбрала, — величаво провозгласила Ребекка. — Вот мой защитник.

В ответ на ее слова раздался недоуменный гул голосов, который стал вдвое громче, когда Гален попробовал, было, встать и в ходе этой попытки опрокинул со стола тарелку, размазав жир и объедки по всему кафтану. Его неловкие попытки малость почиститься только усугубили положение. В конце концов, он поднялся во весь рост — с самым горделивым и одновременно обалделым видом, — одним словом, на такое зрелище стоило полюбоваться.

— Только не переигрывай, — под шумок шепнула ему Ребекка.

Он едва заметно кивнул и действительно встал прямее, чем вновь привлек к себе всеобщее внимание. Правда, длинные рукава придавали ему по-прежнему чрезвычайно нелепый вид. Теперь весь народ, собравшийся в большом зале, уже вопил во весь голос.

— Начинаем игру, — распорядился Бальдемар из другого конца зала.

Те участники торжества, которые записались добровольцами или же были назначены играть роль живых фигур и пешек, потянулись из помещения, спеша переодеться в предназначенные для игры костюмы. Затем на свежий воздух высыпали и все остальные; шумной волной прокатившись по внутреннему двору, они заполнили площадь перед входом в замок.

Двое баронов отправились на представление рука об руку. Фарранд был тих и мрачноват, он почти ничего не говорил, тогда как Бальдемар, не обращая внимания на столь явное нерасположение своего гостя, балагурил без умолку. Он был явно навеселе — причем как под воздействием выпитого, так и предвкушая богатое и счастливое будущее. Следом за ними шли Крэнн и Таррант. Сын барона тоже был малость навеселе, тогда как королевский посланник оставался трезв, поэтому их беседа не больно-то клеилась.

— Ничего себе противничек, — заметил Таррант, указывая на Галена, который брел, качаясь из стороны в сторону, в нескольких шагах перед ними, окруженный компанией хохочущих собутыльников.

— Да уж. — Назначенный ему соперник, судя по всему, вызывал у Крэнна неподдельное отвращение. — Такое можно расценить и как оскорбление. Да и вообще, все это — сущий фарс, и я не понимаю, почему отец согласился. — Оглядевшись по сторонам и по достоинству оценив подвыпившую и подгулявшую публику, он презрительно хмыкнул. — Боги! Нет, вы только посмотрите на них. — Он покачал головой. — Надо разобраться со всей этой историей как можно быстрее.

Внушительная по размерам площадка вокруг шахматной доски была обтянута веревкой: площадка предназначалась для приглашенных на празднество гостей. Здесь же, с трех сторон, были установлены три высоких кресла. На площади уже собралась порядочная толпа, а когда к публике присоединились участники только что закончившегося пира, стало и вовсе не продохнуть. Зеваки торчали из окон выходящих на площадь домов, некоторые даже залезли на крышу. Кое-кто взобрался и на невысокую крепостную стену, которой был обнесен замок.

Кругом стоял страшный шум, который всегда сопровождает подобные людские скопища, и этот шум стал еще сильнее, когда Гален и Крэнн взгромоздились на предназначенные для них места по противоположным сторонам доски. Таррант забрался в судейское кресло. Зеваки азартно поддевали Галена и вовсю потешались над ним, а он им охотно подыгрывал, махая руками и кланяясь во все стороны со своего высокого кресла.

— Только не свались, парень. Иначе проиграешь, еще не начав игру!

Затем всеобщее внимание переключилось на «живые фигуры», которые, едва появившись, тут же внесли свою лепту в развеселую потеху. Шестнадцать солдат, которые должны были изображать пехотинцев обеих сторон, явились в своей обычной форме и различались только цветом кирас — соответственно, белых и черных. Большинство воинов были из замкового гарнизона, но к ним подключили и нескольких солдат из свиты Фарранда (они согласились на это с явной неохотой), а также двоих воинов Пайка — по одному с каждой стороны.

Однако больше всего откликов и восклицаний вызвали в толпе зрителей не пешки, а фигуры. Все эти персонажи были хорошо знакомы местной публике, а на скорую руку починенные или наново сшитые костюмы и впрямь производили прелюбопытное впечатление.

Двое шахматных королей — в исполнении кузнеца-великана, рубаха которого трещала в рукавах и плечах на мускулистых руках, и низкорослого пожилого купца-коротышки — были в пышных одеяниях и скверно держащихся на головах коронах. У шахматных коней на головы были нахлобучены стилизованные конские морды, делавшие этих людей практически неузнаваемыми и мешавшие им видеть как следует, в результате чего они вынуждены были передвигаться более чем неуверенно, шаря перед собой руками, как слепые. Одного из черных коней изображал начальник замкового гарнизона, выбравший эту роль как более или менее соответствующую его званию и должности, его напарника играл хозяин постоялого двора под названием «Черный жеребец». Подчеркивая это обстоятельство, он при малейшей возможности вовсю восхвалял собственное заведение. Двое белых коней оставались анонимами, однако держались они, пасясь на травке, весьма недружелюбно и грозили затоптать насмерть каждого, кто подойдет к ним поближе. Наконец они устроили перед началом общего представления отдельный спектакль, решив помериться друг с дружкой силою, но их немедленно разняли и развели на подобающие места в противоположных концах последнего ряда.

Костюмы для ладей, или «башен», были пошиты из обрывков ткани, что должно было имитировать кладку крепостных стен, а шляпы у них украшали миниатюрные зубцы. Вид у них был самый потешный. Ремесленники, по простоте душевной согласившиеся сыграть эти роли, были поначалу совершенно обескуражены, но их недовольство мало-помалу растаяло в атмосфере всеобщего веселья, и скоро все они — за исключением одного мастерового, который, страдая избыточным самоуважением, пребывал в тихой ярости, — смеялись и весело отвечали на сыпавшиеся на них со всех сторон шутки.

Наиболее удачными оказались костюмы четырех офицеров, или же «монахов». Их нарядили в кожаные плащи, соответственно, черного или белого цвета, и у каждого на груди была вышита алая паучья паутина, призванная символизировать великую Паутину — то есть сеть духовных нитей, опутывающих и связующих здешний мир. Простота этих одеяний и то обстоятельство, что человеческая фигура под ними оказывалась скрыта почти полностью, позволяли игрокам, взявшим на себя роль «монахов», вторгаться в игру неожиданно, эффектно и драматически. Правда, от взгляда толпы не укрылось и то, что, по меньшей мере, за двумя одеяниями «монахов» скрывались, мягко говоря, не самые достопочтенные жители Крайнего Поля.

— Надели плащи, так думаете, что и впрямь монахами стали! — кричали им из толпы одни.

— Монахами!.. — смеялись другие. — Да какие они монахи! Самые настоящие бесы!

— Да и монахи — народец скользкий, — подхватывали третьи. — Ходят всегда эдак бочком, стороночкой.

— Да уж, прямые пути не про них!

В длинной процессии выходящих на шахматную доску фигур предпоследней показалась черная королева. Ее роль играла одна из замковых поварих, деревенщина, грубые формы которой лишь подчеркивало пышное платье с накладками, а крупная корона, казалось, грозила вот-вот свалиться с головы. Ее появление было встречено свистом и непристойными шутками, которые королева величественно пропустила мимо ушей.

Наконец состоялся и выход Ребекки. Толпа онемела, пока белая королева медленно проходила между двумя рядами зрителей. Юбка белого платья девушки разлеталась колоколом (а под ней было множество нижних юбок), подложенные плечи придавали ей истинно королевскую осанку. Платье было расшито жемчугом и стеклянными блестками, которые ослепительно сверкали на послеполуденном солнце, а на голове красовался изящный венчик, изображавший корону. По-волшебному преображенная Ребекка походила сейчас, скорее, на куклу, чем на живую девушку, но все равно любому было видно, какая она замечательная красавица. На смену молчанию бурей грянули аплодисменты.

— Самая настоящая принцесса, — прошептала какая-то пожилая женщина, когда Ребекка появилась на площади.

И даже Крэнн не без одобрения посматривал на нее, хотя глаза у него при этом хищно поблескивали, как у лиса, подобравшегося к курятнику.

Расстановка фигур на доске прошла в большой суматохе, особенно потому, что никто не мог толком вспомнить, куда надо ставить королей, а куда — королев. Однако с появлением Ребекки порядок восстановился — и вскоре все фигуры оказались на своих местах. Веселые крики замерли, по крайней мере, на какое-то время, шахматные фигуры прекратили общение с публикой и застыли в неподвижности. Бальдемар и Фарранд, каждый в сопровождении своей свиты, собрались у кресла, в котором сидел Крэнн, тогда как большинство других важных гостей расселись по свободным местам напротив судейского кресла Тарранта. Ребекка, которой удалось за все это время бросить лишь один мимолетный взгляд в сторону Галена, с облегчением увидела, что Эмер уже пробилась в первый ряд болельщиков. Ей стало ясно, что и Гален, и Эмер сумеют на протяжении всей партии не упускать ее из виду.

Тарранта знакомили с вмененными ему обязанностями, и вот он поднял руки, призывая толпу умолкнуть, а потом объявил о начале партии. Выступая, он посмотрел на Пайка, пристроившегося в дальнем конце площадки, возле кресла Крэнна, и тот дал понять командиру, что все в полном порядке.

— Игра в шахматы проводится по всем правилам, — диктовал условия королевский посланник. — Соискатель, чтобы доказать, что он достоин руки невесты, должен или одержать победу в общепринятом смысле слова, или же пленить Народную Королеву. — О возможности какого бы то ни было, иного исхода партии он даже не упомянул. — В случае если возникнут какие-нибудь разногласия, последнее слово остается за мной. Белые начинают игру. — Он сделал короткую паузу, чтобы разогреть ожидания публики, а потом скомандовал: — Начинайте!

— Эй, парень! На два поля вперед! — тут же крикнул Гален.

Пехотинец, стоявший непосредственно перед белым королем, послушно сделал два шага, и толпа приветствовала его радостными выкликами. Гален отвесил публике низкий поклон, словно крики и аплодисменты были адресованы ему за мастерский выбор хода.

«Это-то просто, а дальше придется постараться мне самой», — подумала Ребекка.

— Конь же-восемь — эф-шесть, — тем временем сделал свой ход Крэнн.

Это вызвало изрядный переполох, потому что никому не пришло в голову заранее разметить доску обозначениями шахматной нотации, да и кабатчик вовсе не собирался трогаться с места, пока хотя бы одна пешка не выдвинется вперед, освобождая ему дорогу. В конце концов, после яростных споров и советов, доносящихся со всех сторон, названный ход был сделан.

«Пусть забирает пешку, раз уж ему так хочется, — подумала Ребекка. — Столь малая добыча ничуть ему не поможет». Она поглядела на Эмер, выждала, увидела, как та подала ей какой-то знак, и, в свою очередь, передала сигнал подруге, надеясь, что Гален обратит на это внимание. Когда же он никак не отреагировал, девушка обеспокоенно поглядела в его сторону. Это произошло незаметно, так как и все остальные «живые фигуры» уставились на Галена, ожидая от него ответного хода. Но только одна Ребекка заметила, как загорелись у него глаза, и сразу же успокоилась, хотя в остальном он представлял собой зрелище весьма неприглядное.

Гален откровенно наслаждался, безупречно разыгрывая роль пьяного невежды. Он недоуменно оглядывался по сторонам, чесал в затылке, затем привстал в кресле, чтобы получше рассмотреть доску.

— Лошадь, — скомандовал он наконец, ткнув пальцем, чтобы показать, какую именно «лошадь» он имеет в виду. — Сюда. Сюда, в сторону, на полшага.

Его слова были встречены взрывом хохота. Даже Крэнн соизволил улыбнуться. Шахматный конь, на которого пал выбор Галена, в недоумении всплеснул руками.

— Я что, неправильно походил? — осведомился Гален у Тарранта.

— Неправильно, — подтвердил тот. — Конь может пойти вбок, но только на третьем шаге.

— Тогда не годится, — обиженно протянул «защитник», в результате чего поднялся новый шквал веселья.

Замолчав, Гален вновь уставился на доску.

— Сыграл бы ты лучше за него, судья! — крикнул кто-то из толпы. — Не торчать же нам здесь до глубокой ночи.

— Не ломай голову, парень, — посоветовал Галену кто-то другой. — Твое дело — руками ворочать, а не мозгами шевелить!

— Солдат перед лошадью, — решил, наконец, Гален. — Да вон тот, жирный. На один шаг вперед.

Ребекка облегченно вздохнула. При всем своем деланном невежестве Гален выбрал именно тот ход, который хотелось сделать ей самой. «Значит, срабатывает!»

По всем правилам Крэнн взял конем беззащитного белого пехотинца. Тот ушел с доски, глухо бормоча что-то себе под нос.

— Не долго же ты продержался, Мальрик, — загоготал ему кто-то вслед.

«Теперь становится интересно», — подумала Ребекка.

Сражение началось.

Глава 14

Несколько ходов спустя Гален потерял еще одну пешку, но на этом дело и закончилось. Теперь фигуры были рассеяны по всей доске, и Ребекке стало куда труднее, чем раньше, следить за развитием партии. Тем не менее, она была в превосходном настроении. Гален безукоризненно реагировал на подсказки — так что ее сосредоточенность, при всей исступленности, оказывалась едва ли не лишней. «Мы справимся. Все вместе!»

К этому времени Гален заручился еще большей поддержкой публики, которая и надеяться не могла на то, что сражение окажется настолько упорным. А теперь зрителям уже начало казаться, будто в этой игре возможен любой результат. В то же самое время Крэнна не раз подстерегали неприятные сюрпризы. Не раз ему думалось, будто он нашел элементарный путь к победе, но из-за какой-нибудь нелепой случайности все эти победоносные планы расстраивались. На послеполуденном солнце он обливался потом в тяжелом и пышном праздничном наряде, и настроения ему это отнюдь не улучшало. Фарранд и прихлебатели из его свиты несколько раз пытались подсказать претенденту, как играть, но он пренебрежительно отмахивался от непрошенных советчиков, считая, что и без их помощи разобьет в пух и прах невежественного противника. Теперь же, когда положение на доске и впрямь изрядно запуталось и, соответственно, добрый совет Крэнну не повредил бы, он отказывался от подсказок исключительно из гордости; кроме того, его все больше раздражали ликующие крики и подсказки толпы. Хотя большинство этих подсказок было адресовано Галену, да и сами по себе они были смехотворными и противоречивыми, шум действовал Крэнну на нервы.

На самом деле Гален уже пару раз воспользовался подсказками зрителей, хотя и исключительно в целях маскировки. Получив от Ребекки известие о том, какой ход нужно сделать, он «засыпал» над доской, пока кто-нибудь из зевак не выкрикивал то же самое, и только тогда игрок, словно впервые улавливал нужный ход.

— Так как, говоришь, мне нужно пойти?

Зевака повторял подсказку, Гален вновь брал определенную паузу, якобы на размышление, после чего соглашался:

— Ладно. Попробую.

Ребекка по достоинству оценила его выдумку, правда, времени порадоваться этому как следует у нее не было. Игра вошла в критическую стадию — и теперь малейшее ослабление внимания со стороны самой Ребекки могло принести самые катастрофические результаты. Сейчас она дожидалась очередного хода своего противника. Ей и самой было жарко и душно в тяжелом платье.

— Ладья аш-четыре на же-четыре, — приказал своей фигуре Крэнн. — Шаг налево, болван, — раздраженно добавил он, когда названная фигура и не подумала сдвинуться с места.

«Он подставляет ладью под бой моему „монаху“, — подумала Ребекка. — Это что, ловушка?» Но как она ни вдумывалась в позицию, никакого подвоха заметить не смогла, поэтому, переглянувшись с Эмер, решила, что пришла пора Галену заиграть немного поагрессивнее. Она вдруг принялась прихорашиваться: поправила накладку на правом плече, огладила левой рукой талию. Потом поправила на голове корону. Гален издал радостный крик.

— Хватай башню! — заорал он. — Хватай башню! Эй ты, «монах», давай бери ее поживее!

Тот, кто играл белого «монаха», сообразил, чего от него ждут, и через всю доску двинулся по диагонали к черной ладье. Его остановил яростный крик Крэнна:

— Так не ходят! Он на другой диагонали!

Поскольку это было очевидной ложью, послышался хор недоуменных и возмущенных голосов.

— Ладья стоит не там, где нужно, — уверенно заявил Крэнн. — Я сказал: на два шага влево, болван!

Купец, исполнявший роль попавшей под удар черной ладьи, посмотрел сперва на Крэнна, потом на Тарранта. Не получив никаких разъяснений, он перешел с поля же-четыре на эф-четыре и вышел тем самым из-под удара. Белый «монах», сильно сконфузившись, вернулся на прежнее место. Толпа негодующе взревела, послышались оскорбления и насмешки. Ребекка, подняв голову, посмотрела на Тарранта, однако королевский посланник предпочел не заметить столь очевидного нарушения правил.

«Он ему подыгрывает!» Ребекка с ужасом поняла, что сегодня против нее сражается, возможно, не только Крэнн. Что ж, по крайней мере, поднявшийся шум даст ей время и возможность как следует продумать очередной ход. Она переглянулась с Эмер, вновь поправила накладку на правом плече, вытерла пот со лба. Когда она занялась второй накладкой, то обнаружила, что Таррант не спускает с нее глаз, и душа у нее ушла в пятки, потому что ей показалось, что их обман вот-вот будет разоблачен. Она отвернулась от королевского посланника, но в последнее мгновение успела заметить, как тот обменивается какими-то знаками со своим помощником Пайком. «Что, собственно говоря, происходит? Или он уже в курсе дела?»

— И все равно ты, — тем временем «решил» Гален. — «Монах». В ту же самую сторону, только всего на два шага.

Человек в белом плаще выполнил приказ. Как и надеялась Ребекка, в ответ на этот ход Крэнн решил взять одного из ее продвинутых вперед пехотинцев. Что, в свою очередь, привело к нескольким разменам, и на этот раз никаких возражений со стороны противника не последовало. Должно быть, ему, как и самой Ребекке, хотелось расчистить доску, убрав с нее несколько фигур и тем самым, упростив ситуацию, и он надеялся на то, что в стремлении к этой цели не натолкнется ни на какие подводные камни. Сбитые с доски фигуры покинули поле и, окружив кресло, в котором сидел судья, принялись перешептываться.

Толпу теперь целиком и полностью захватило разыгрываемое представление. То, что началось как потешная забава, превратилось в самое настоящее состязание — причем такое, в котором, казалось людям, они сами поставили на кон многое. Народный «защитник» превратился в подлинного борца, и большинство зрителей надеялись на то, что он одержит победу, хотя все вроде бы складывалось против него, а его победа могла повлечь за собой самые серьезные последствия. В результате они отчаянно болели за молодого конюха, которому уже удалось продержаться до сих пор и который, что бы там ни говорили, был одним из них, был им всем ровней. В отличие от надменного чужака, с которым он состязался.

И все эти чувства яростно выплеснулись наружу, когда Крэнн вновь нарушил правила. Последним ходом он оставил под шахом собственного короля, так как вместо того, чтобы отступить им, как следовало бы, он настоял на ходе другой фигурой, которым возникшая угроза никак не ликвидировалась. Исполнители ролей живых фигур в результате и сами не знали, что делать, а Крэнн разозлился уже не на шутку; его людям пришлось чуть ли не силой удерживать своего хозяина от того, чтобы он, поднявшись из кресла, не ворвался в игру и не заставил фигуры повиноваться своей воле. Возникла такая заварушка, что партию едва не прервали. И Фарранд, и Бальдемар серьезно встревожились. По всем признакам партия должна была закончиться каким-нибудь безобразием. Пехотинцы с обеих сторон уже вступали в мелкие стычки друг с другом, напряжение стало почти невыносимым, особенно когда Крэнн принялся осыпать участников спектакля, а заодно и весь народ Крайнего Поля, насмешками и оскорблениями, из которых слово «болваны» было еще самым слабым. Отцу, в конце концов, удалось утихомирить наследника, но сделанного было уже не воротить. Теперь едва ли не все зрители, собравшиеся на площади у замковых ворот, отчаянно желали спесивому чужаку поражения.

К удивлению Ребекки, Таррант вновь принял сторону Крэнна, и игра продолжилась с позиции, в которой тот взял ход назад. Толпа отреагировала на это возмущенными выкриками, затем умолкла, но молчание ее казалось зловещим.

«Игру надо заканчивать немедленно, — мысленно приказала себе Ребекка. — На большую поддержку рассчитывать уже нечего!» Нервно переглянувшись с Эмер, она поправила корону на лбу сперва правой рукой, а потом левой, после чего запустила большой палец левой руки за поясок. Через пару мгновений Гален распорядился, чтобы его королева пошла на одно поле вбок и вперед. «А вот теперь я тебе покажу!» — ликующе подумала Ребекка. Победа окажется особенно убедительной, когда именно ей, белой королеве, суждено будет нанести завершающий удар.

Крэнн ответил быстро и достаточно предсказуемо. Приободренный явным подсуживанием со стороны Тарранта, он двинул вперед черную королеву, напав той на белую. Затем откинулся в кресле и улыбнулся. Вера в собственные силы вернулась к нему в полной мере.

Зрители принялись встревоженно перешептываться, увидев, что черная королева создала столь опасную угрозу; Ребекка же втайне возликовала. Противник предоставил ей именно ту возможность, получить которую она так стремилась. «Выигрываю в три хода, — подумала она. — И ему теперь этому не помешать». Она вновь оправила платье, подав необходимые сигналы, и принялась дожидаться хода со стороны Галена. Минута бежала вслед за минутой, однако ничего не происходило.

— Ход! Твой ход! — заорал Крэнн.

Ребекка поискала глазами Эмер и, едва заметив ее, обмерла. Рэдд, взяв дочь под руку, уводил ее в сторону от доски. И хотя Эмер сопротивлялась, Рэдд, судя всему, был преисполнен решимости, так что той удалось лишь бросить на Ребекку отчаянный взгляд, прежде чем затеряться в толпе. Борясь с охватившей ее паникой, Ребекка повторила условные знаки в надежде на то, что Гален и сам сумеет истолковать их правильно.

— Сдаешься? — выкрикнул Крэнн.

И вот Гален, прервав молчание, сделал ход.

«Нет, — мысленно взмолилась Ребекка. — Не „монахом“, а конем!» Она не могла понять, каким образом парень ухитрился истолковать ее сигнал столь ошибочно, но времени, поломать голову над этой загадкой, у нее уже не было, потому что Крэнн, практически не задумавшись, нанес смертельный удар. Толпа вновь взревела, обрушив на своего «защитника» форменный град противоречащих друг другу подсказок. И вдруг Ребекка поняла, в чем заключалась допущенная ею ошибка. Предыдущим ходом она поставила кузнеца-великана, исполняющего роль белого короля, на поле между собой и Галеном. «Ему меня просто не видно. Мне необходимо отойти в сторону». Она проанализировала имеющиеся возможности и пришла в полное отчаяние. Любой ход королевой означал в сложившейся ситуации мгновенную катастрофу. Ходить следовало только конем. Но теперь, когда Эмер увели, а Галену с его места ничего не видно… Система дала сбой.

«Все пропало, — подумала она. — Мы проиграем». Подняв голову, девушка взглянула на Крэнна. Тот лениво развалился в кресле, глядел на нее, и на губах у него играла зловещая усмешка.

В отчаянии Ребекка повесила голову на грудь. Она признала свое поражение.

Глава 15

Горечь и оцепенение мало-помалу овладевали всем телом Ребекки в предчувствии неизбежного поражения. Девушка потупилась, у нее не было больше сил смотреть вокруг, смотреть на окружающий ее мир. Под ногами у нее зашуршала и заскрипела соль.

Шум толпы затих, превратившись в призрачное эхо недавнего неистовства; в мире отчаяния больше не существовало цветных тонов — сама мысль о них казалась абсурдной. Матовая белизна скрипучих кристаллов соли доминировала надо всем.