Поцелуй в темноте

Слушая Джима, Пол сползал со стула.

– Черт!..

– В чем дело? – встрепенулась Вал.

– Немедленно вызывай полицию, Джим. Пускай объявят срочный розыск.

– Да что случилось? – крикнула Вал. Пол нажал кнопку разъединения, но по-прежнему держал в руке трубку.

– Какой телефон у Ройс? Ее надо немедленно предупредить. Ты ни за что не поверишь, чьи отпечатки нашли на этом проклятом кресле!

Ройс загнала свою темпераментную «Тойоту» в гараж позади дома и выключила зажигание. Не снимая рук с руля, она уставилась в темноту. «Что дальше?» – спрашивала она себя, все еще переживая неудачу разговора с Митчем.

После того как он извинился перед ней за то, как поступил с ее отцом, прошло пять лет, прежде чем она окончательно вернулась к жизни. Все это время Митч ждал. Ей тоже ничего не оставалось, кроме ожидания. И надежды.

Нет, надежда и ожидание – удел пассивных натур, а ей хотелось действовать. Но как? Она устало выбралась из машины. В доме звонил телефон. Она нашла в сумочке ключи от двери и кинулась по тропинке к дому, но телефон уже умолк.

Она включила свет и осмотрела кухню. На полу и на столах лежали нераспакованные коробки. Она решила, что не продаст дом, раз брак с Митчем провалился. В таком случае ее ждала утомительная процедура разбора коробок, зато за это время она решит, как быть с Митчем. Она обязательно что-нибудь придумает.

Телефон снова ожил. Звонила Талиа.

– Сегодня в джаз-клубе выступает Дон Альфорд. Хочешь пойти с нами?

Талиа встречалась теперь с мужчиной из своей лечебной группы. Ройс пока не познакомилась с ним, но Талиа была теперь счастливее, чем когда-либо с кем-нибудь еще.

– Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз. Я совершенно без сил.

Она испытывала чувство вины из-за того, что подозревала Талию. Она со всеми – и с подругами, и с дядей Уолли – чувствовала себя не в своей тарелке. Проведя столько времени в тисках подозрений, она не знала, куда деваться от смущения, хотя подозреваемые проявляли понимание ее положения. Со временем ее жизнь войдет в нормальное русло. Но вот Митча ей пока не вернуть…

– О'кей. – Голос Талии звучал необыкновенно бодро. – Сегодня мне звонил Брент. Он совершенно расплющен. Его родители потрясены смертью Кэролайн. Элеонора глотает таблетки, Уорд вообще в коматозном состоянии.

Ройс пробурчала что-то невразумительное. Какое ей дело до Фаренхолтов? Зачем она позволяла родителям Брента третировать ее? Винить их в ее трудностях было теперь нелепостью, но она все равно поражалась своей мягкотелости.

А Брент? Бесхребетный слизняк, маменькин сынок! В «Экземинер» ей показывали фотографии, не опубликованные в газете. На похоронах Кэролайн он висел на шее у матери, она – у него. Уорд был сражен горем, но по крайней мере ни за кого не цеплялся.

Что стало бы с Брентом без материнской опеки? Ройс не удивилась бы, если бы оказалось, что Брент за всю жизнь любил одну-единственную женщину – Элеонору Фаренхолт.

Талиа попрощалась. Ройс повесила трубку, продолжая думать о Бренте и его матери. Митч был лишен материнской любви, зато вырос сильным и независимым. Такому человеку никто не нужен.

От этих мыслей у Ройс выступили слезы на глазах, но она решительно смахнула их. Плачем беде не поможешь… Резкий стук в дверь оторвал ее от мыслей. Она пробралась среди коробок в холл.

На ходу она вспомнила обещание Уолли как раз сегодня заменить разбитую входную дверь новой. Он хотел, чтобы она приняла участие в заказе, но она отказалась – не хватило духу.

Как она могла выбрать сама другую дверь взамен отцовского витража? «Езжай один, Уолли, – сказала она. – Возьми ту, которая понравится тебе больше всего».

Заметив издалека, что дверь заменена, она остановилась. В подсознании задребезжал предостерегающий колокольчик. Дверь! С ней что-то не так…

Настойчивый стук повторился. Ройс вошла в гостиную. Здесь до нее дошло, что новая дверь как две капли воды походила на ту, которую она видела в бреду, когда впервые оказалась у Митча. Невероятно, но это она! Она привалилась к прохладной стене, припоминая во всех подробностях тот кошмарный сон.

В том сне ее пытались убить.

Опомнись, Ройс! Ты просто утомлена. Это всего лишь Уолли – он всегда навещает тебя по вечерам. Обвиняя себя в разрыве Ройс с Митчем, он теперь проводил с ней больше времени, Чем раньше.

Но разве Уолли не говорил, что пойдет вечером в пресс-клуб? Или это было вчера?

Полная дурных предчувствий, она подошла к двери и щелкнула выключателем с мыслью зажечь наружный свет. В следующий момент она вспомнила, что фонарь разбили полицейские. Стоило ей подумать о том ночной рейде, как ее охватила ярость, и она решительно распахнула дверь.

– Здравствуй, Ройс.

Сначала она увидела револьвер, направленный ей прямо в сердце, потом нож. Лезвие ножа отражало лунный свет – совсем как в памятном страшном сне.

31

Митч смотрел на Джиана Вискотти, сидевшего напротив него за узким столом в помещении, предназначенном для общения адвокатов с клиентами. Перед его мысленным взором стоял, впрочем, не Вискотти – он видел только Ройс.

После расставания с Полом она не выходила у него из головы. Совсем недавно он сидел в этой же комнате с Ройс. «Сосредоточиться!» – приказал он себе. Единственным способом забыть ее было работать до полного изнеможения.

– Не понимаю, почему меня отказываются выпускать под залог, – говорил Джиан, совершенно забыв об итальянским акценте и благополучно перейдя на родной техасский.

– Подозрение в убийстве или измене не подразумевает автоматического освобождения под залог, – устало объяснял ему Митч. – Судьи редко идут на то, чтобы выпускать подозреваемых в убийстве до суда. На вас, судя во всему, собираются навесить также убийство Линды Аллен. При двух убийствах вы можете забыть о выходе под залог.

Джиан запустил свои изящные пальцы в густую шевелюру. Митч заметил, что у него дрожат руки. Ничего удивительного: тюрьма действует шокирующе на всех, даже на убийц. Он готов был посочувствовать молодому человеку; но потом вспомнил, какую отвагу проявила в аналогичной ситуации Ройс. Она не сломалась, Джиан же наверняка скоро полезет на стену.

– После того как я добился, чтобы вас перевели в другую камеру, вам уже не так худо? – спросил Митч.

– Да, спасибо. – Джиан смущенно поерзал. – Я не бываю в душе, так что извините, если от меня…

– Не беда. – Митч сомневался, догадывается ли его подзащитный, что его ждет в тюрьме штата. Приставания в душе будут там отнюдь не главной его проблемой. – Займемся доказательствами, чтобы я мог приступить к вашей защите.

– Доказательства? Кто-то подбросил мне револьвер. Я неспособен на убийство…

– Погодите! – оборвал его Митч. – Ограничивайтесь фактами. Не надо связывать мне руки всяким враньем.

Рассказ Джиана, этого американского жиголо на европейский манер, получился долгим и утомительным. У Митча создалось впечатление, что этот прожженный жулик не убивал Кэролайн. Он сел в машину и поехал домой, убеждая себя, что с Дженни он не будет чувствовать одиночества. Скучать по Ройс он не станет.

– Ну ее к черту! – сказал он вслух. Не надо было копаться в его грязном белье. Он расшибался ради нее в лепешку, а она тем временем занималась у него за спиной неблаговидными делами. Ладно, статейка у нее получилась блестящая, его репутация спасена. Но его матери статья уже не могла помочь.

Машина впереди ехала так медленно, что Митч принялся сигналить, вымещая свое огорчение из-за Ройс. В тот момент, когда он, не вытерпев, обогнал надоевшую ему машину, зазвонил телефон.

– Дюран слушает, – сказал он, морщась от шума в трубке. Он давно собирался починить этот телефон, но все не находил времени.

– Говорит Говард Шульц. Вы меня слышите, Митч?

– Слышу, но телефон может в любую минуту отключиться. Если это произойдет, я вам позвоню… – Он переждал очередной залп помех. – Как только доберусь до дому.

– Я просто хотел уведомить вас, что вас назначат судьей вместо Уилнера.

– Отлично! – Ему полагалось восторгаться услышанным, но судейская должность его больше не влекла. Как и все остальное на свете. Его телом и рассудком, казалось, завладел кто-то неведомый, безразличный ко всему. Он по-прежнему переживал из-за разрыва с Ройс, но не собирался на этом зацикливаться.

– Это произойдет… – Яростные помехи нарушили связь.

Митч потеребил аппарат, но тщетно. Он бросил трубку и остановился на красный свет. Наконец-то сбывается его мечта: он становится судьей.

Новые обязанности отнюдь не были синекурой, но он устал год за годом защищать преступников. Ему хотелось перемен. При этом он не тешил себя иллюзиями: его ждала все та же комедия правосудия, только наблюдаемая под другим углом.

Телефон опять зазвонил. Рывком тронув машину с места на «желтый» и проскочив перекресток еще до того, как загорелся «зеленый», Митч схватил трубку.

– Вал? – Голос принадлежал Ройс. У Митча волосы встали дыбом. Он сменил номер телефона, велел у себя в фирме не принимать звонков от Ройс; дело было за тем, чтобы сменить номер телефона в машине. Что ей надо? У него и в мыслях не было, что она могла ошибочно набрать этот номер.

– Прекрати меня преследовать, Ройс, черт тебя возьми!

– Я просто хотела тебя предупредить, что не смогу пойти с тобой и Дэвидом на вечернее шоу. Я слишком устала. Созвонимся завтра.

Она сказала что-то еще, но он не разобрал ее слов из-за помех.

– Что ты несешь, Ройс? Ты что, забыла, что Дэвид не…

– Когда увидишь Митча, передай ему, что я его любила. Искренне любила. Я…

Связь внезапно прервалась, однако в трубке раздались частые гудки отбоя. Что за чертовщина? На сей раз дело было не в телефоне. Она бросила трубку, не договорив. Час от часу не легче!

Разговор был совершенно бессмысленным. Чего ради ей понадобилось звонить и нести чепуху? Бред какой-то! Впрочем, чему удивляться? Ройс всегда была чудачкой. В свое время ее причуды казались ему полными очарования…

Он застрял под знаком «СТОП» так надолго, что успел бы при желании прочесть здесь «Войну и мир». Он старался не замечать, что, свернув налево, за считанные минуты доберется до дома Ройс. Что он там забыл? У нее все в порядке. Она просто пытается привлечь его внимание. Ну ее!

Борьба с собой не увенчалась успехом: он свернул налево и помчался, как сумасшедший, превышая разрешенную скорость. Дорога до дома Ройс отняла несколько минут. Дом был погружен в темноту, только из-за занавешенного окна на втором этаже пробивался свет. Останавливая машину, Митч клял себя за малодушие. На звонок в дверь никто не откликнулся, но Митч припомнил, что звонок был обесточен во время обыска. Стук в дверь тоже не дал результата.

Он хотел уехать, но напоследок пригляделся к новой двери. Она удивительно походила на ту, что, согласно рассказу Ройс, привиделась ей в бреду. Зачем было покупать дверь, связанную с такими неприятными воспоминаниями? Опять бессмыслица. Предчувствие беды, посетившее его во время дурацкого звонка в машине, вернулось, только многократно усиленное.

Что если звонок был мольбой о помощи?

Скорее всего у него просто разыгралось воображение. Если быть с собой до конца честным, то надо признаться, что он по-прежнему влюблен в нее. Как он ни работал над собой, чувства отказывались повиноваться приказу. Слова Пола не остались без отклика. Частичка его души – вероятно, та, что послабее, – искала предлога, чтобы простить ее.

Он обогнул дом и с удивлением нашел заднюю дверь незапертой. Он вошел неслышно, повинуясь внутреннему голосу, советовавшему до поры до времени помалкивать.

Включив свет; он увидел нагромождение коробок. Эта картина не вызвала у него тревоги. Он на цыпочках пробрался в холл, где в алькове помещался на тумбочке телефонный аппарат. Он дотронулся до трубки и поднес палец к свету, проникающему через кухонную дверь.

Кровь.

Кровь Ройс.

Истина дошла до него, как озарение, как удар в солнечное сплетение. Предчувствие не обмануло его и на этот раз.

В тюрьму попал вовсе не убийца!

Джиана подставили точно так же, как Ройс. Ответ на вопрос «кто» не вызывал теперь у Митча ни малейших сомнений. Он только удивлялся, что не догадался обо всем раньше.

Высокомерный болван, сукин сын!

Покрывшись липким потом от охватившей его паники, Митч понял, насколько ему дорога Ройс. Неужели пять лет, что они провели врозь, ничему его не научили? Он и тогда тосковал по ней, но не так сильно, как теперь, когда узнал ее по-настоящему. Как он сможет жить дальше, если допустит, чтобы с Ройс случилось несчастье?

Он схватил трубку, намереваясь вызвать полицию, но трубка молчала. Сверху раздались негромкие звуки. Митч окаменел, поняв, что это за звуки.

Мужской смех. Ройс наверняка еще жива. Слава тебе Господи!

Митч мгновенно оценил свои шансы. Если бежать за помощью, то можно потом не застать Ройс в живых. Так рисковать он не мог.

Он стал подниматься вверх по лестнице с максимальной скоростью, при которой удавалось сделать подъем бесшумным. Голос звучал все громче, тон казался вполне мирным. Хриплому мужскому баритону отвечал голос Ройс. Потерпи, девочка, не дай ему умолкнуть!

Последний пролет был уже, чем главная лестница. Наконец Митч достиг цели и спрятался за приоткрытой дверью. В щель между дверью и косяком он разглядел следующую картину: Ройс лежала на кушетке с привязанными к спинке руками, а рядом с ней сидел, повернувшись к Митчу спиной, Брент Фаренхолт.

Проклятье! Почему он не носит револьвер? Он без всяких угрызений совести всадил бы этому подонку в спину целую обойму. Ты оказался дураком, Митч: ты недооценил Брента.

Обзывая себя безмозглым дурнем, Митч просунул в щель палец. Он увидел, как Ройс, заметив его маневр, поспешно отвернулась.

Глаза Ройс наполнились слезами. Небо услышало ее молитвы, и Митч правильно расшифровал ее зов. Она была удивлена, когда Брент разрешил ей сделать один звонок, поверив ее наспех слепленной истории насчет похода куда-то с Вал и ее братом. Она набрала номер телефона у Митча в машине. Ей повезло: он оказался за рулем, взял трубку и сообразил, что она не напрасно обратилась к нему как к Вал.

Ройс догадалась, что Бренту не захочется, чтобы Вал приезжала за Ройс. Садизм побуждал его медленно умерщвлять Ройс, как Кэролайн, заставлять ее страдать на протяжении долгих часов, а самому наслаждаться изысканным зрелищем.

Он уже порезал ее в нескольких местах. Это были неглубокие порезы, но и из-за них Ройс могла со временем истечь кровью. Уже сейчас она сильно ослабела, одежда стала липкой от собственной теплой крови. Она понимала, что не выживет, если раны не будут вовремя перевязаны.

– А Кэролайн не плакала, – упрекнул Брент Ройс, неверно истолковав ее слезы облегчения при виде Митча.

Теперь Ройс осмелела. До Митча можно было дотянуться рукой, а это рождало надежду, хотя она знала, что он безоружен, иначе сразу ворвался бы в комнату.

– Она пыталась меня надуть, притворившись мертвой, но у нее ничего не вышло. – Брент засмеялся своим обезоруживающим смехом, так хорошо знакомым Ройс. Этим смехом он располагал к себе людей. – Она потянулась к телефону, но я наступил ей на руку и не убирал ногу до тех пор, пока сам Господь уже не мог бы ее спасти.

Почему она вовремя не уловила в нем зловещие черты? Ройс вспомнила, что многие психопаты кажутся безупречно здоровыми людьми. Даже сейчас, готовясь перерезать ей вены, он выглядел хирургом, выполняющим тонкую операцию. Он всего раз вышел из себя и явил нутро психопата – когда она сказала, что любила Митча. Он в ответ набросился на телефон и обрезал шнур. Спустя мгновение он перерезал ей второстепенную вену на руке, вызвав кровотечение.

Ройс помигала, чтобы избавиться от слез на ресницах. Ей требовалось отчетливо видеть происходящее, иначе она не сможет помочь Митчу. Брент привязал ее руки к кровати кое-как, и она чувствовала, что могла бы освободить одну руку.

Держа в руке полуавтоматический револьвер, он неодобрительно реагировал, если она делала резкие движения. Однако она знала, что он не застрелит ее, а будет вскрывать одну вену за другой, пока вся ее кровь не впитается в матрас.

– Револьвер, нож… – Ройс хотела, чтобы Митч знал, с чем ему придется иметь дело. – Если тебе хочется, чтобы я умерла от потери крови, то зачем револьвер?

Приподняв подбородок Ройс тупым краем ножа, Брент ответил:

– Возможно, я передумаю и застрелю тебя. Уж больно ты меня расстроила. Ты мне нравилась. Я раздумывал, кого лучше подставить, но ты была так мила, что я чуть было не махнул на тебя рукой.

– Что заставило тебя передумать?

– Поцелуй в темноте.

Ройс с поразительной отчетливостью вспомнила тот роковой поцелуй. ПОЦЕЛУЙ В ТЕМНОТЕ! Брент оказался под дверью в тот самый момент, когда она страстно целовала Митча. Именно тогда в ее жизни произошла необратимая перемена, но узнать об этом ей было суждено только сейчас.

– Я поднялся наверх, чтобы отыскать тебя, и застал в объятиях Митчелла Дюрана. Ты целовалась с ним, как уличная девка, а ведь ты была помолвлена со мной! Знала бы ты, сколько раз отец ставил его мне в пример! Неужели я позволил бы, чтобы он вдобавок украл у меня невесту?

– Твой отец был бы рад от меня избавиться, – сказала Ройс, понимая, что нельзя позволять ему умолкнуть, чтобы Митч успел что-нибудь предпринять.

– Это точно. Он считал тебя дешевкой в кричащей одежде, со здоровенными грудями. Лично мне груди как раз нравились. – Он зацокал языком и играючи прочертил кончиком ножа вниз, в глубокую ложбину выреза. Потом, повернув лезвие плашмя, он погрузил его в эту ложбину по рукоятку. Одно движение – и верхняя пуговица ее блузки отлетела в сторону. Такая же участь постигла остальные три. Показались кружевные чашечки бюстгальтера.

Митч, стоя за дверью, едва сдерживал стон негодования. Ему стоило труда не броситься в комнату и не удушить мерзавца. Но тому достаточно спустить курок – и с Ройс будет покончено. Брента следовало сперва отвлечь. Но как?

Митч вспомнил про презерватив, который всегда хранился у него в бумажнике. Он лежал там так давно, что, наверное, был уже негоден для непосредственного использования, но сейчас Митчу нужно было от него совсем другое. Он неторопливо извлек их кармана бумажник, понимая, что любой звук может заставить Брента встрепенуться. Но Брент не ждал неприятностей и знай себе разглагольствовал:

– Знаешь, Кэролайн была далека от совершенства. Грудь у нее была плосковата. Но я все равно любил ее.

– Раз любил, зачем было убивать?

Ответом была тишина. Митч перестал разворачивать упаковку презерватива, боясь, что шорох может долететь до слуха Брента. Ему не было видно, чем занимается Брент, но блузка уже свисала с плеча Ройс, грудь была обнажена.

Ну, мысленно поторопил их Митч, не молчите, дайте мне развернуть эту штуковину! Ройс, как видно, прочла его мысли.

– Не хочу умирать, не узнав всю твою историю. Разве не справедливо потребовать от тебя откровенности?

– Сколько себя помню, я был влюблен в Кэролайн. До своей гибели в автокатастрофе ее родители были лучшими друзьями моих. Они приезжали к нам в гости, и мы с Кэролайн потихоньку убегали. Обычно мы играли в больницу. – Брент по привычке пожал одним плечом – это его движение когда-то умиляло Ройс.

Даже сейчас он казался безупречно нормальным человеком. Ройс мутило от отвращения. В его логике не было изъянов, всему миру он казался не убийцей-садистом, а рациональнейшим человеком. Однако признаки ненормальности обязательно должны были существовать. Ройс припомнила проведенные с Брентом месяцы.

Кое-что ей удалось вспомнить. Скажем, его ненормальные отношения с родителями. С удивительной отчетливостью она вспомнила его поведение на аукционе. Он набросился на нее, потому что никогда не любил по-настоящему, а всего лишь притворялся. Если бы она тогда верно проанализировала ситуацию, то поняла бы, что вся жизнь Брента была сплошным притворством. Он только и делал, что загадывал окружающим шарады.

– Знаешь, игру в больницу предложила Кэролайн. – Брент ухмыльнулся. – Даже став подростками, мы не отказались от этого занятия. Я прикасался к ее грудям – вот так… – Он переложил нож в ту же руку, которой сжимал рукоятку револьвера, к свободной рукой приподнял грудь Ройс, придавив большим пальцем сосок.

Ройс хотелось плюнуть ему в глаза, но она не посмела этого сделать. Помощь была близка, жизнь в этой ситуации была ей дороже чести.

– Кэролайн всегда снимала трусы.

Одно движение – и он распорол на Ройс юбку. Она поняла, что это безумно острый нож, каким свежуют туши.

– А я трогал ее вот здесь. – Брент запустил пальцы в заросли у нее между ног. – Она всегда просила еще.

Ройс поклялась себе, что если ей удастся завладеть его ножом, она воткнет его ему в сонную артерию.

– Почему же вы не поженились? Рука Брента замерла. Он долго рассматривал ее обнаженную грудь, потом перешел к изучению ее голого живота и места, где находились его пальцы.

– Я хотел жениться на Кэролайн, можешь мне поверить. Я десятки раз предлагал ей руку и сердце.

Ройс припомнила слова лжеграфа, обращенные к Полу: Кэролайн полюбила другого. Все стало на свои места, стоило ей припомнить мелкие детали, которые она раньше не удосуживалась свести воедино.

– Кэролайн отказывалась за тебя выходить, да? Она влюбилась в твоего отца.

Брент побагровел, в глазах появилось выражение смертельной обиды, которое ей раньше не доводилось видеть. Выходит, он воспринимает себя исстрадавшейся жертвой! Он убрал руку и опять вооружился ножом.

На одно страшное мгновение ей почудилось, что она переступила через воображаемую запретную черту, и это сейчас будет стоить ей жизни. Но он всего лишь пощекотал острием ножа ее грудь в том месте, где была видна синяя жилка вены.

Смертоносный нож двигался до одурения медленно, подыскивая местечко полакомее. Потом, словно перед ним было хрупкое дитя, Брент уколол ножом вену. Ранка получилась крохотная, размером с булавочную головку, но кровь мигом залила грудь и закапала с соска.

О, Митч, поторопись!

От вида алой крови, хлынувшей на белоснежную грудь любимой, Митч едва не выпрыгнул из-за двери. Он был готов удавить Брента голыми руками. Однако логика, спасавшая его бесчисленное число раз, и на сей раз пришла ему на помощь. Если он выдаст себя, погибнет не только Брент, но и Ройс.

А Ройс заслужила жизнь. Умереть должен один человек – Брент.

Митч запустил руку в карман и извлек оттуда горсть монет, после чего принялся опускать их по одной в презерватив дрожащими от злости и страха пальцами.

Да, он испытывал страх, но не за собственную жизнь. Этот страх он преодолел еще в юности,, когда обитал на улице и мог в любую минуту сделаться добычей более сильного. Он выжил тогда, несмотря ни на что. Но теперь он испытывал куда больший страх, чем тогда, когда он опасался уснуть на улице, чтобы кто-нибудь не полоснул его по горлу ради куска черствого хлеба или его драгоценных теннисных тапочек.

– Знаешь, Ройс, ты всегда была слишком умна, и это не принесло тебе пользы, – донесся до Митча голос Брента. – Ты права: Кэролайн любила моего отца, а он ее. Знаешь, как я об этом узнал?

Вопрос был риторическим: Брент сам поспешил с ответом.

– Однажды она приехала из колледжа домой на лето. Тогда она впервые отказалась со мной спать, сказав, что нам обоим надо переключиться на других людей. Я выследил ее и выяснил, что ее новая любовь – мой собственный отец.

Ему оказалось мало, что не проходило дня, чтобы он меня не унизил. Нет, всемогущему Уорду Фаренхолту подавай чего-нибудь покрупнее! Не удовлетворило его и то, что он предал мою мать и стал спать с девушкой, которую она любила, как родную дочь. Ему всегда было наплевать на всех, кроме его самого. Наверное, его лишь раззадоривало то, что он соблазнил единственную мою истинную любовь.

Ройс прерывисто дышала, у нее кружилась голова, но не столько от порезов, которые уже сделал Брент у нее на руках и ногах, сколько от зрелища бездонной печали, какое сейчас являли глаза Брента. С того момента, как он вошел в ее дом, она знала, что перед ней безумец, но тяжесть его состояния стала ей понятна только сейчас.

– Я ждал в надежде, что Кэролайн опомнится и поймет, что любит меня.

– Ты никого больше никогда не любил? – спросила она, вспомнив про Марию.

– Нет. Вот только чуть не полюбил тебя. – Он схватил одну ее грудь и слегка сжал.

Ройс не могла не обратить внимание на увеличивающееся на глазах вздутие у него в штанах. Боже, он совершенно рехнулся! Не последовала ли она его примеру? Не померещился ли ей палец Митча, появившийся в щели за дверью? Вдруг никакого Митча там нет?

Конечно, он тут, рядом! Она прерывисто вздохнула, чтобы прийти в себя. Несмотря на ее проступок, Митч любит ее по-прежнему и готовится ее спасти.

– Ты была хороша в постели, – продолжал Брент, хватая нож, но другой рукой продолжая ласкать ее тело. – Если бы ты не клюнула на Дюрана, я бы не нанял Линду Аллен, чтобы она подложила в твоем доме кокаин.

– А бриллианты? – Она намеренно смотрела в сторону. Он пришел в сильное возбуждение, и она не хотела, чтобы он заметил, какое это вызывает у нее отвращение.

– Их сунула в твою сумочку мать. Она считала, что ты мне не пара. Ведь она была права, правда? Мать меня любит.

Ройс мысленно поздравила себя с хорошей интуицией. За случившимся с ней, во всяком случае, за частью случившегося, стояла Элеонора Фаренхолт. Она могла соперничать в смысле безумия со своим сыночком. Почему подобные личности разгуливают на свободе, в то время как страдалицы вроде Лолли Дженкинс не могут получить необходимой им психиатрической помощи?

– Мать призналась мне в этом сразу после твоего ареста. Она очень любит отца. Она была в ужасе от того, что он сделает, если узнает. – Он оставил в покое одну ее грудь и занялся другой: окуная палец в ее кровь, он размазывал ее по соску. В том, что это стимулировало его сексуальный аппетит, не было ни малейшего сомнения.

– Я тоже люблю мать. Она всегда готова прийти мне на помощь. Зато отец всегда меня унижал. Ему никогда ничего не нравилось. Я сказал матери держать язык за зубами. Никто не смог бы доказать, что именно она положила сережки к тебе в сумочку.

Последовало длительное молчание.

– Я удивлена, что Кэролайн удовлетворяла твоего отца, – молвила Ройс, чтобы снова вызвать его на разговор.

– Она моложе и податливее, но в остальном очень похожа на мою мать. Ты обращала внимание, как они похожи внешне? Она была моей матери все равно что дочь. Представляешь, что бы стало с матерью, если бы она узнала, что отец собирается уйти от нее к Кэролайн?

– Ты хочешь сказать, что как только Кэролайн вступила бы в права владелицы завещанного ей состояния, твой отец…

– Сбежал бы с Кэролайн на юг Франции. Поэтому она и хотела продать дом. – Брент покачал головой с искренней печалью на лице. – Мать не пережила бы подобного унижения. Я избавился от Кэролайн и тем спас ее.

Только не думай, что я поступил так под влиянием момента. У меня ушло много лет на подготовку. Я припасал наличность, не оставляя следов. Я прикидывался славным малым, чтобы меня никто ни в чем не заподозрил. Дождавшись подходящего момента, я забрал то, что принадлежало мне по праву, – Кэролайн. Теперь отец знает, что такое лишиться единственной любви. К тому же я защитил мать.

– Почему ты считаешь, что теперь твой отец не уйдет от матери?

– Без Кэролайн отец не разведется с матерью. Он слишком любит ее деньги. Вспомни, он не уходил от матери, дожидаясь, чтобы Кэролайн получила состояние. Видишь ли, деньги он любит больше всего остального.

– Наверное, твоя мать третировала отца. Она держала свои миллионы в своем личном распоряжении. – Ройс шла на отчаянные средства, лишь бы разговор не иссякал. Почему Митч так медлит? – Насколько я понимаю, она была

очень скупа?

– Только не со мной, – гордо ответил он. – Мне она давала все, что я ни попрошу. Почти все деньги, которые я заплатил за наркотики, подброшенные Линдой Аллен в твой дом, я получил от матери.

– Никакого снятия крупных сумм с чьих-либо счетов обнаружено не было. Брент был очень доволен собой.

– Я копил деньги, клянча понемногу у матери. Кто знает, сколько карманных денег расходует богатая женщина? Думаешь, я так глуп, что положил бы их на счет, где их нашла бы налоговая служба и принялась бы задавать разные вопросы?

– Нет, – согласилась Ройс, – для этого ты слишком умен.

Он осклабился.

– То-то. Я всех перехитрил.

Ройс лихорадочно раздумывала, что бы еще сказать. Почему Митч столько копается? Могучая эрекция Брента подала ей идею. Если он по-настоящему возбудился, то отложит свой револьвер.

Ее руки были привязаны с спинке кушетки по бокам. Ройс немного поерзала, заставив груди помотаться из стороны в сторону, но так, чтобы это не выглядело слишком грубым розыгрышем.

– Пожалуйста, – пролепетала она, хотя минут десять тому назад готова была умереть, но ни о чем его не просить, – не убивай меня!

– Будь со мной нежна, и я дам тебе жить… – Он улыбнулся застенчивой улыбкой, которая, как она знала по опыту, была у него прелюдией к сексу. – Чуть дольше.

Он склонил голову и слизнул кровь у нее с соска. Обведя сосок по периметру своим жадным языком, он впился в него губами.

В одной руке у него был нож, в другой револьвер, но ни на то, ни на другое оружие он уже не обращал внимания. Где же Митч? Ройс в отчаянии оглянулась на дверь. Увидев, что дверь слегка движется, она испытала огромное облегчение. Митч высунулся из-за двери, и она вздохнула. Вздох получился похожим на стон. Брент принял его за выражение удовольствия. Он приподнял голову, и на его лице, разместившемся у нее между грудями, появилась торжествующая улыбка.

– Ну и горяча ты, Ройс! Ух, горяча! – Он уронил револьвер и запустил руку ей между ног.

Увидев упавший на кровать револьвер, Митч со всей силы метнул полный монет презерватив Бренту в голову. От удара резина порвалась, монеты веером просыпались на кровать. Брент завопил и отскочил, но Ройс успела заехать ему ногой в пах. Он свалился на пол, корчась, но не выпуская нож.