Поцелуй в темноте

Ройс так рассвирепела, что, окажись сейчас в кабинете Ингеблатт, она бы растерзала его. Теперь Митч мог забыть о назначении судьей. Статья причиняла такой вред его репутации, что сомнительным становилась вся его будущность юриста.

А Лолли… Боже, что будет теперь с этим несчастным созданием?

Ройс несмело взглянула на Митча. Он вчитывался в статью, напоминая обликом ученого, изучающего что-то с увеличительным стеклом. Она встретилась с ним взглядом и прочла в его глазах глубокую тревогу.

– Почему нельзя оставить ее в покое? – Это прозвучало так, словно Ройс полагалось быть в курсе истории его жизни. – Неужели она недостаточно страдала?

– Митч, никто не поверит, что…

– Чушь! Это статейка именно такого типа, который обеспечивает подобным листкам миллионные тиражи. – Он обернулся к Полу. – У тебя есть связи в редакции. Выясни, откуда у Ингеблатта все эти сведения.

Пол крепко сжал кулаки, подобрал губы. Ответ прозвучал через силу:

– Уже выяснил.

У Вал был такой вид, словно она вот-вот разрыдается. У Ройс возникло чувство, будто она сорвалась со скалы и сейчас врежется головой в землю. «Нет!» – раздался вопль у нее в душе. Но Пол уже раскрыл рот:

– Ингеблатт получил информацию от Уоллеса Уинстона.

Митч обернулся к Ройс. Он выглядел сейчас мальчишкой, впервые столкнувшимся с предательством. Только сейчас она поняла всю глубину его любви и доверия, на котором она зиждилась. Она была недостойна такой любви. Теперь уже недостойна.

– Клянусь, Митч, Уолли ни за что бы не… – Она закашлялась. Обманывать Митча она не могла. Она не собиралась утверждать, что Уолли не проводил расследование, но была свято уверена, что он ничего не выдал бы Ингеблатту. – Ингеблатт лжет. Уолли никогда бы не стал иметь с ним дела.

Митч внимательно смотрел на нее.

– Уолли для того и ездил на Юг, чтобы изучить мое прошлое?

Все недавние беды Ройс не могли сравниться с мукой, которую она испытала сейчас, глядя Митчу в глаза и отвечая чистую правду:

– Да. Но он всего лишь пытался мне помочь. Он боялся, нет ли в твоем прошлом чего-то такого, что может мне навредить.

– Ты всегда знала, чем он занимается. – Митч произнес это без выражения, но с сильным южным акцентом, выдававшим его волнение.

– Да, – ответила она еле слышно. – Я была в отчаянии. Я не знала, кто меня подставляет, зачем. Я знаю, все это было напрасно, но я не могла сидеть сложа руки.

– Ты дала мне слово, а сама действовала исподтишка. Ты спала со мной, но все равно не доверяла. – Он не повышал голоса, но горечь его тона свидетельствовала о смятении. – Тебе было недостаточно, что я был готов на все, на любые расходы, чтобы помочь тебе, и просил взамен об одном – не лезть в мою частную жизнь.

Он перевел грустный взгляд на фотографию матери и покачал головой; голос его сделался таким же тихим, как в ту ночь, когда он поведал ей о Харли. В такие горестные минуты он старался не смотреть на нее.

– Теперь мою мать затравят репортеры. Она никогда не жила по-человечески. Жизнь у нее украли много лет назад. Но в последние годы ей становилось все лучше, и я надеялся, что наконец-то смогу снова ее увидеть. А теперь…

Что было ответить Ройс? Ей не приходило в голову, каким роковым образом повлияет огласка на Лолли Дженкинс. Митч прав: у репортеров нет совести. Они станут обшаривать лечебницу с камерами наперевес.

– Прости меня, Митч. Я…

– Уйди. – Он отвернулся к окну с видом на залив.

– Митч, я… – Она дотронулась до его руки. – Прости меня. У меня и в мыслях не было…

Он опять обернулся к ней. Ее обдало волной стыда, за которой подступила острая, почти физическая боль. Встретившись с ним глазами, она поняла, что натворила. Его невероятно выразительные глаза были полны обиды. Он на мгновение снова превратился в прежнего доверчивого мальчишку.

Что она могла ему сказать? Она поощряла Уолли, покрывала его, ее поступки стали причиной катастрофы. Она открыла рот, не зная, что скажет в следующую секунду. Но Митч опередил ее.

– Уйди, Ройс.

Пол поднялся вместе с Ройс и Вал к себе в кабинет. Перед этим они проводили глазами Митча, умчавшегося Бог знает куда. Пол предпочел бы послать Ройс куда подальше, но слишком любил Вал, чтобы так поступить. Вал не верила, что Ройс может быть повинна в появлении статьи.

Ройс упала на диванчик в кабинете Пола, Вал опустилась с ней рядом. Пол неуверенно присел на стул.

– Что мне делать? – спросила Ройс.

– Как только Джиана арестуют, можете отправляться домой. – Пол намеренно ответил совсем не на тот вопрос. Вал бросила на него негодующий взгляд. Он ничего не мог с собой поделать. Ройс получила по заслугам: ведь она перечеркнула всю карьеру Митча.

Однако этим проблема не исчерпывалась. Пол и раньше знал, что Митч в нее влюблен, но не догадывался, как сильно. Только сейчас, узнав о предательстве Ройс, Митч сбросил маску, и Пол увидел, насколько глубока его любовь.

– Митч остынет и поймет, зачем вам понадобилось заниматься его прошлым, – сказала Вал. – Он простит тебя.

– Нет, не простит. – Ройс повернулась к Полу. – Ведь правда не простит?

Вал предостерегающе посмотрела на Пола, но тот вместо успокоительной лжи просто пожал плечами.

– Уолли не продавал сюжет Ингеблатту! – в отчаянии крикнула Ройс. – Иначе в статье было бы гораздо больше подробностей.

– Мой человек говорит, что информация поступила от вашего дядюшки.

– Наверное, Ингеблатт подслушал с помощью сканера часть моего разговора с Уолли. Потом позвонил в Фэр-Акрз, узнал пару-другую фактиков, поручил корреспонденту-стрингеру сделать фото. Если бы в газете появилась подлинная история, Митч выглядел бы героем.

– Так выкладывайте подлинную историю! – Статья разожгла любопытство Пола. С Ингеблаттом никогда не было уверенности, насколько он придерживается фактов. Недаром он утверждал, что получает сведения от инопланетян, питающих склонность к похищению женщин и соблазнению их на борту своих космических кораблей!

– Митч не сам сменил имя, – взволнованно начала Ройс.

Пол слушал рассказ Ройс о жизни Митча, такой невероятный, что его нелегко было принять на веру. Черт, и это Митч? Выходит, даже после двадцатилетней дружбы человека трудно узнать толком!

Каждое новое слово Ройс способствовало изменению его мнения о ней в благоприятную сторону. Слезы, бежавшие по щекам Вал, были тут совершенно ни при чем. Ройс говорила с такой любовью к Митчу, с таким состраданием, что Полу пришлось согласиться с правотой Вал. Ройс ничего бы не предприняла во вред Митчу.

Однако вред был так или иначе причинен.

– Митч стремился только помочь Лолли, а вовсе не похоронить свое прошлое, – настаивала Ройс. – Неужели мы ничем не в силах помочь?

– Можете мне поверить, Митч уже через час вылетит в Алабаму, – сказал Пол. – Он поможет Лолли. Вопрос в том, сможем ли мы помочь ему.

Хотелось бы ему ответить на свой вопрос утвердительно! Пускай он ничего не знал о прошлом Митча, зато тот был лучшим другом, о котором только можно мечтать. Вот только как этому другу помочь?

Он посмотрел на Ройс. Та едва сдерживала слезы. У него зародилась идея. Он дал ей вызреть и пришел к выводу, что репутация Митча еще не окончательно загублена.

– Говорите, у вас есть фотография Митча? – Ройс кивнула. – Вот какой у меня план. «Позор» – вечерняя газета, все остальные – утренние. В них ничего не было, потому что их уже сдали в набор, прежде чем кто-либо прочел статью в «Позоре». Теперь, конечно, Митчем занимаются все. Респектабельные газеты всегда ведут расследования с раскачкой. Пока суд да дело, позорная статейка будет у всех на языке.

– И ей поверят, – с отвращением подхватила Ройс. – Уж я-то знаю! Я – потомственная журналистка. Опровержения неспособны исправить вред, нанесенный лживой публикацией. Людям слишком часто нравится верить в худшее.

– Именно поэтому вам придется поторопиться, – сказал Пол. – Живо в «Экземинер»! Пускай дядя поможет вам убедить главного редактора, чтобы вам позволили написать все как есть и снабдить материал фотографией.

– Мне? – Ройс вскочила. – Мне нельзя.

– Почему? – удивилась Вал. – Ты так хорошо пишешь!

– Я дала слово Митчу.

Пол положил руку ей на плечо.

– В сложившихся обстоятельствах ваше слово так или иначе уже нарушено. Ройс растерянно кивнула.

– Если вы сможете затмить своим материалом другие газеты, то у вас есть шанс – пусть небольшой – обелить имя Митча. Приличным газетам придется послать на Юг корреспондентов, чтобы проверить факты, а на это уйдет время. Вы же знаете людей. Слухи разрастаются, как злокачественная опухоль, и истина теряется в ворохе лжи.

– Я не смогу придать материалу законченный вид, но это смог бы сделать Уолли, – прошептала она, как висельница, чей страх ясно читается на лице.

– Нет, Ройс, это ваша забота. Расскажите все так, как рассказывали нам, – с любовью.

– Я ровным счетом ничего не говорил Ингеблатту! – Уолли расхаживал по кабинетику в «Экземинер», ероша себе волосы. – Откуда эта нелепица? Поверь, я доберусь до истины, иначе конец моей репутации.

– Я знала, что ты ни за что не продашь сведения этому мерзавцу. Думаю, он подслушал наш разговор с помощью сканера. – На самом деле Ройс было нелегко сосредоточиться на репутации Уолли: вред, причиненный Митчу, был несравнимо больше.

– Что сказал обо всем этом Митч? – осведомился Уолли.

– Разгневался на меня. – Ройс рухнула на стул и уставилась на компьютерный дисплей у дяди на столе. – Сомневаюсь, что он скажет мне теперь хотя бы словечко.

Уолли прервал ходьбу по кабинету.

– Он обвинял тебя, хотя расследование провел я?

– Я знала о происходящем и должна была тебя остановить. – Она зажмурилась, не в силах поверить, что ее жизнь, казавшаяся всего несколько часов тому назад такой безоблачной, снова превратилась в кошмар, как в преддверии судебного процесса, если не хуже. Ожидая суда, она по крайней мере могла опереться на Митча.

– Я тебя предупреждал! – Уолли обреченно вздохнул. – Митч мало отличается от Шона. Такие люди не в состоянии сохранять тесные отношения.

– Между Митчем и Шоном нет ничего общего! – Ее тошнило от этой аналогии. Почему Уолли поминает Шона по поводу и без? За ответом не надо было далеко ходить: человек всю жизнь не может забыть свою главную любовь.

Она подумала, что ей следует быть с дядей терпимее. Уолли прошел через много испытаний: победил пристрастие к выпивке, пережил любовную связь, принесшую одни разочарования. Однако сейчас у нее не хватало сил, чтобы в сотый раз обсуждать с ним Шона.

– Я не хотел тебя расстраивать, – ответил Уолли, уязвленный ее ядовитым тоном. – Я люблю тебя и сделаю все, чтобы тебе помочь.

– Я знаю о твоей любви ко мне. Я не хотела перепалки, просто история с Митчем и его несчастной матерью очень меня удручила. Представляешь, как она переживает? Не сомневаюсь, что журналисты осаждают лечебницу, задавшись целью ее сфотографировать.

– Мне очень жаль, дорогая. Если я хоть чем-нибудь могу помочь…

– Есть идея. Вдруг мой замысел окажет Митчу помощь?

Уолли внимательно выслушал предложение Ройс написать статью о Митче и сказал:

– Я сам пойду к Сэму Стюарту и уговорю его напечатать твою статью.

– Спасибо, – сказала Ройс, сомневаясь про себя, согласится ли главный редактор доверить ей такой серьезный сюжет. В ее бытность автором юмористической колонки он отвергал все исходившие от нее серьезные предложения. – Он скорее предложит эту работу тебе.

Задумчивый взгляд Уолли подсказал ей, что Уолли, видимо, сам предпочел бы этим заняться. Таким материалом он мог бы добыть себе Пулитцеровскую премию. Со стены на Ройс смотрела фотография молодого Уолли, отхватившего ее в первый раз.

– Я скажу Сэму, что информацией располагаешь ты одна. Не люблю врать, но пускай у него не будет выбора. Придется ему согласиться на твое авторство.

– Спасибо. – Ройс надеялась, что скроет улыбкой чувство облегчения. Предложение Пола сразу заставило ее волноваться, как отнесется к этому Уолли. Ведь это он провел расследование, поэтому она не имела права требовать, чтобы он отказался от лавров.

С другой стороны – и это было куда важнее, – речь шла о ее любви, ее жизни. Значит, ей и надлежало действовать.

– Только учти, последствия могут быть неожиданными. Митч способен возненавидеть тебя за вмешательство в его дела.

– Риск есть, но мне ничего больше не остается. Я должна сделать все, чтобы спасти его карьеру. Ты знаешь, что его могли назначить судьей?

– Я узнал об этом только сегодня утром. Ничего удивительного! Он один из лучших юристов в стране. Увы, скандал способен перечеркнуть его шансы.

– Этому я и хочу помешать. – Ройс вынула из сумочки детскую фотографию Митча. – Я хочу снабдить статью этим фото.

– Хорошая мысль. Это станет противовесом мерзкой фотографии, помещенной Ингеблаттом. Я бегу к Сэму, а ты начинай. – Уолли указал на компьютер.

Ройс застыла перед пустым дисплеем. Ей предстояло написать самую важную статью в жизни. Ее охватил страх. Она всегда стремилась к серьезной журналистике, но сейчас на чаше весов лежала любовь Митча…

Думай о Лолли, приказала она себе. Тебе выдался шанс исправить несправедливость. Лолли достаточно страдала. Должен был существовать способ ей помочь. Но под силу ли это Ройс?

«Ты никогда не останешься одна». Вспомнив эти слова отца, она ощутила на себе его любовь. Такой любви и поддержки Митч был лишен с рождения. Был всего один способ доказать ему истинность своей любви: донести до мира правду о нем.

– Готово! – возвестил Уолли, бегом вернувшись в кабинет. – Сэм выделяет тебе верх первой страницы. Статью об аресте Джиана Вискотти он перемещает вниз.

Главное место в газете! Помещаемые здесь статьи должны были помочь сбыту газеты, ибо они попадали на глаза любому, кто бросал на нее взгляд.

– Я обещал Сэму громкую сенсацию, – добавил Уолли. – Он увеличивает тираж.

– А у меня получится? – спросила Ройс, снова сомневаясь в своих способностях. – Моя последняя статья была посвящена тому, как стирать, не портя, бейсбольные кепочки и козырьки на верхней полке посудомоечной машины.

– Обязательно получится. – В его тоне прозвучал энтузиазм, с каким ее всегда подбадривал отец. – Тебе ведь никогда всерьез не хотелось становиться телевизионной журналисткой?

– Не хотелось, – призналась Ройс. – Я хотела писать серьезные статьи, но Сэм никогда это не приветствовал.

– Твой отец отбрасывает слишком длинную тень, – посочувствовал Уолли.

– Ты прав. – Ройс была изумлена дядиной проницательностью. – Я никогда не верила, что смогу писать не хуже его. Но теперь мне придется доказать, что и я кое на что способна.

Ройс погрузилась в работу. Забыв о ленче и ужине, она упорно писала, переписывала. Уолли читал черновики и вносил предложения. К девяти вечера она уже тряслась от чрезмерной дозы кофе; прежде чем отправлять статью в типографию, она должна была получить одобрение Сэма.

Сама Ройс осталась недовольна сделанным: ей казалось, что она не смогла передать чувство отчаяния своего героя, а потом превратить его в урок стойкости человеческого духа. Однако время вышло.

Да, работа оставила у Ройс чувство неудовлетворенности; да, она могла бы до смерти переписывать статью и так и не добиться совершенства. Страдания Митча и его последующий триумф требовали более умелого пера. Зато каждое слово было начертано кровью ее сердца. Каждая строка светилась любовью.

ПРОСТИ МЕНЯ, МИЛЫЙ МИТЧ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Я НЕ ХОТЕЛА СДЕЛАТЬ ТЕБЕ БОЛЬНО.

Уолли проводил ее наверх, в кабинет Сэма – помещение раз в пять просторнее его собственного закутка, но казавшееся тесным, потому что хозяин нагромоздил вдоль стен кипы старых номеров газеты. Он утверждал, что перечитывает любимые статьи, хотя никто никогда не заставал его за этим занятием. Кипарисовые панели, закрывающие стены, были украшены фотографиями Сэма в обществе знаменитых политиков от Рузвельта до Клинтона включительно.

Пока Сэм знакомился со статьей, Ройс стояла перед его массивным столом, заваленным компьютерными депешами информационных агентств. Сэм был крут как редактор и неумолимо браковал любой не.приглянувшийся ему материал. Склонив лысую голову, он беззвучно шевелил губами. Прошла вечность, прежде чем он поднял голову.

– В номер. Без изменений. – Приговор был вынесен привычным ворчливым голосом, но Ройс успела заметить, что на глаза у него навернулись слезы.

30

– Фотография Митча с матерью вышла отлично, правда? – спрашивала Вал Пола, читая у него в кухне свежий номер газеты.

Пол согласился, но его внимание было приковано к тексту. На чтение материала на первой

странице ушло несколько минут, после чего он развернул газету и нашел продолжение.

– Ройс необычайно талантлива, – проговорила Вал, не стыдясь слез в прекрасных карих глазах. – «Я хочу к маме. Не забирайте моего ребенка. Что я буду делать здесь одна без моего мальчика?» Клянусь, Пол, я не могу не реветь, пусть и знаю все это наизусть.

– Я все понимаю, дорогая. В этой статье Митч предстает героем, а не законченным дерьмом, как у Тобиаса Ингеблатта. А все благодаря Ройс.

Вал промокнула слезы краем скатерти.

– Думаешь, Митч ее простит?

Полу хотелось ответить утвердительно, но он слишком любил Вал, чтобы ей лгать. Да, он отбросил прежние сомнения и искренне восхищался Ройс. Ему было понятно, зачем ей понадобилось исследовать прошлое Митча. И все же ему не хотелось, чтобы Вал напрасно обнадеживала подругу.

– Я разговаривал с Митчем вчера вечером, когда ты была у брата. Он переводит мать в более безопасную лечебницу. Он просил меня сменить в его доме замки и код. Он не хочет видеть Ройс. Сомневаюсь, чтобы он передумал.

– Это несправедливо!

– Он оскорблен, Вал, оскорблен до глубины души. Единственный лекарь – время, да и тот ненадежный. Когда Ройс задаст тебе вопрос о Митче, ответь ей откровенно. Пускай готовится к длительному ожиданию.

– Хорошо, – понуро согласилась Вал. – Митч больше ничего не говорил?

– Он едва цедил слова. Я рассказал ему новости: утром, перед убийством, Кэролайн вызвала людей вычистить ее ковер и мебель. Видимо, она собиралась продать дом, потому и приводила его в порядок.

– Вот как? Она переезжала?

– Об этом никто ничего не знает. Если бы не заговорили чистильщики, мы так и остались бы в неведении. – Пол принялся листать газету, просто проглядывая заголовки. – Я убедил полицию отправить в ФБР кресло, в котором сидел убийца. Помнишь, я рассказывал тебе о новой лазерной технологии?

– Это когда можно снять отпечатки с любой поверхности?

– Именно. – Пол не удержался от улыбки. Он не ожидал, что Вал запомнит тот разговор. Она пребывала тогда в страшном расстройстве, но, как всегда, внимательно прислушивалась к каждому его слову. – На парчовой обивке обязательно остались отпечатки пальцев убийцы.

– Ну и что? Ведь Джиан Вискотти уже арестован.

– Все равно, на всякий случай.

– Какой случай? Значит, ты не веришь, что убийца Кэролайн – Джиан?

Пол изучал фотографии, сделанные на похоронах Кэролайн, которые были помещены на последней странице «Экземинер». Брент и Элеонора поддерживали друг друга, Уорд стоял сам по себе. Все они были сражены горем, но Уорд казался особенно безутешным. Он выглядел так, словно потерял единственную дочь.

– Ответь мне, Пол, Джиан виновен или убийца все еще разгуливает на свободе?

– По-моему, Джиану будет трудно отвертеться, – ответил Пол, хотя вовсе не был в этом убежден. Что-то – пока неясно, что именно – заставляло его сомневаться.

Он указал на фотографию с Фаренхолтами.

– Что ты тут видишь, Вал?

Он долго смотрела на фотографию, а потом дотронулась своим изящным ноготком до лица Уорда. Из глаз у нее полились слезы.

– Такой буду я, когда потеряю Дэвида.

Ройс ждала в тени напротив ветеринарной лечебницы. Вал сказала ей, что Пол подвезет сюда Митча в своем служебном автомобиле, чтобы забрать Дженни. Ройс было необходимо повидать Митча, убедить его, что она заслуживает прощения. Она знала, что он возвратился в Сан-Франциско накануне вечером, но не станет открывать ей дверь. Телефонный номер он сменил.

За дни, прошедшие со времени появления ее статьи, отношение общественности к Митчу претерпело радикальную перемену. Она не только вернула ему доброе имя, но превратила в живую легенду. Но разве это хоть немного помогло лично Ройс? Ничуть. Он не хотел ее видеть. Возможно, он никогда не сменит гнев на милость.

Когда фургончик для развоза пиццы, которым пользовался Пол в целях наблюдения, затормозил у двери ветлечебницы, уже наступили сумерки. Пол остался за рулем, Митч вышел. Ройс перешла улицу, чтобы поговорить с ним, пока он будет сажать Дженни в машину.

Спустя несколько минут он появился в дверях с Дженни на поводке. Одна\папа у собаки была в гипсе, шерсть на груди выбрита, грудь туго перебинтована. Дженни заметила Ройс раньше, чем Митч, заскулила, замахала хвостом. Митч замер, уставившись на Ройс.

– С твоей матерью все хорошо? – спросила Ройс.

– Разве тебе есть до этого дело? Если бы было, ты бы не посмела…

– Постарайся понять! Я была в отчаянии. Я люблю тебя. Я не хотела навредить ни тебе, ни тем более твоей матери.

Митч подвел собаку к фургончику и распахнул дверцу.

– Вспомни похороны моего отца, Митч. Ты тогда сказал мне, что совершил ошибку и раскаиваешься. Я знаю, что ты при этом чувствовал. Мне не следовало позволять Уолли копаться в твоем прошлом. Прости меня.

Он смотрел на нее, сжав зубы и сузив глаза.

– А что ты мне ответила на похоронах, Ройс?

Ей не хотелось вспоминать свою слепую ярость, но солгать Митчу она не смогла.

– Я ответила, что если ты не пропадешь с глаз, я отрублю тебе яйца ржавым мачете.

– В таком случае ты знаешь, что я чувствую. – Он говорил тихо, презрительно, безапелляционно. – Я погубил дорогого тебе человека, а ты в отместку перечеркнула моей матери шанс выкарабкаться. Какого отношения ты можешь теперь от меня ожидать?

Пол посмотрел на друга, усевшегося с ним рядом. Ройс осталась стоять на тротуаре, обреченно глядя на Митча.

– Чего ты ждешь? – гаркнул Митч. – Едем отсюда к черту!

Пол надавил на газ и врезался в утренний поток машин. У Митча было похоронное выражение лица. В былые времена Пол хранил бы молчание, но Вал научила его важности человеческого общения.

– Ты читал статью Ройс?

Митч долго отмалчивался, но наконец буркнул:

– Читал.

Его раздраженный тон не обескуражил Пола.

– Между прочим, она спасла твою карьеру.

Митч смотрел прямо перед собой; одной рукой он поглаживал Дженни, лежавшую с высунутым языком на полу позади его кресла.

– Готов биться об заклад, Ройс отхватит за свою статейку Пулитцеровскую премию. Это все, что ей требуется, – слава и деньги.

– Брось, Митч! С чего ты это взял? Разве ты не видишь, что Ройс тебя по-настоящему любит? Прости ее, Митч.

Митч развернулся в кресле.

– Тебе следовало бы быть на моей стороне.

– Я и так на твоей стороне. Просто я хочу, чтобы ты был так же счастлив, как я.

– Ни черта ты не понимаешь!

Пол свернул на пятачок перед пожарным гидрантом, где было запрещено останавливаться, выключил двигатель и потребовал:

– Тогда объясни.

Митч колебался, и Пол понимал почему. Они дружили уже два десятка лет, но никогда не откровенничали друг с другом. Да, Митч знал, каким потрясением стало для Пола расставание с полицейской службой, однако эмоциональная сторона того кризиса оставалась за пределами обсуждения. Митч тогда посоветовал Полу не сидеть сиднем, а начать новую жизнь. Если бы Пол сейчас последовал его примеру и прибег к понуканию, это не дало бы никакого результата.

Наконец Митч вздохнул, по-прежнему глядя прямо перед собой.

– Я ожидал от Ройс доверия. Ее следовало убедить, что не я – источник ее бед. Но даже после того, как я сделал ей предложение, она не призналась, что нарушила слово и послала своего дядю шпионить за мной. Если бы она мне доверилась, моей матери не пришлось бы страдать.

– Что бы ты сделал, если бы она призналась? Разве ты был способен понять, что она поступила так от отчаяния?

– Я бы рвал и метал, но по крайней мере успел бы предпринять шаги, чтобы защитить мать. – Митч пожал плечами. – Не знаю, добилась бы Ройс моего прощения. Трудно сказать.

– Ты думаешь, твое упрямство для нее секрет? Она любит тебя, Митч. Ты не знаешь, какое ей понадобилось присутствие духа, чтобы написать статью. Ведь задача была не только восстановить твою репутацию, но и помочь тебе добиться желаемого – назначения судьей.

Митч снова обернулся к Дженни и погладил ее по голове. Собака помахала хвостом и лизнула хозяину руку. Когда Пол снова увидел его лицо, он был поражен выражением глубокой печали.

– К черту судейство! Знаешь, чего мне больше всего хочется? Побыть в одной комнате с матерью, поговорить с ней, увидеть, что она больше не сходит с ума. Вот чего лишила меня Ройс! Долгие годы лечения дали результат: мать стала поправляться. Потом появляется ублюдок-корреспондент и начинает ее терроризировать. Представляешь, он преследовал ее через весь парк, а он там не меньше, чем парк Золотые Ворота, и сфотографировал, только загнав в оранжерею!

– Господи, Митч, как мне жаль ее! – Эти банальные слова не передавали и малой доли испытываемого Полом сострадания. На прошлой неделе произошло одно из ответственнейших событий в его жизни: из Айовы прилетели его родители, и он познакомил Вал со своей матерью. Как это печально – не знать материнской любви и поддержки, которая позволяла ему не падать духом даже в самые горестные минуты?

– Теперь я поместил ее в частную лечебницу под Сан-Франциско. За ней наблюдают лучшие психиатры, но я сомневаюсь, что когда-либо смогу предстать перед ней. – Митч умолк и нахмурился. Казалось, он хочет что-то добавить. Но поразмыслив, он сменил тему: – Надо отвезти Дженни домой. У меня ночной вызов в суд по вопросу освобождения под залог Джиана Вискотти.

– Ты защищаешь Вискотти?

– Да. Лучший способ забыть о своих невзгодах – закрутиться в делах, не оставляя времени для личного.

– Именно это мы с тобой имели до того, как у нас появились Ройс и Вал, – успешные карьеры. Ты этого хочешь – карьеры вместо подлинной жизни? Лично мне этого теперь недостаточно.

Судя по выражению лица Митча, он не собирался прислушиваться к аргументам друга. Пол знал, что его слова пали на благодатную почву, просто Митч еще не созрел для полной откровенности.

– Мое желание не имеет значения. Я дал согласие защищать Вискотти. В этом сейчас смысл моей жизни.

– Но, Митч, из-за Вискотти мы прошли через весь этот ад! Вспомни хотя бы о деньгах, которые у нас ушли на то, чтобы изобличить этого негодяя.

Митч мрачно усмехнулся.

– Считай это форой, которая у нас есть в этом деле.

Пол снова вырулил на проезжую часть.

– Ты знаешь, что ФБР с помощью лазерной технологии снимает отпечатки пальцев с обивки кресла, в котором сидел убийца, пока Кэролайн истекала кровью?

– Да, ты говорил мне об этом. Это открывает любопытные перспективы. Если полиция сможет снимать отпечатки пальцев с поверхности любого типа, то поимка преступников превратится в плевое дело.

– Там нигде не оказалось отпечатков Джиана, – заметил Пол. – Наверное, он их стер. Кресло станет для него адской сковородой. Я должен был получить из ФБР результаты еще сегодня, но не получил. Наверное, мой человек позвонит завтра.

– Как только что-то узнаешь, немедленно звони мне. Мне надо представлять, с чем мне предстоит бороться.

Пол подъехал к дому Митча сзади и помог выгрузить Дженни.

– Вечером я везу Вал на свидание к брату. Если я тебе понадоблюсь, позвони туда. Митч положил руку Полу на плечо.

– Спасибо. Ты хороший друг. Мой единственный друг. Я не слишком избалован дружбой.

– Любой гордился бы твоей дружбой, но ты не предоставляешь людям шансов.

Митч в ответ лишь приподнял одну бровь, как бы говоря: «Что я могу поделать?»

– Ройс очень похожа на Вал: она не только возлюбленная, но и верный друг. Если у тебя есть сердце, прости Ройс. Поверь, пока этого не произойдет, ты не будешь в ладу с собой.

Пол и Вал сидели в кабинете на втором этаже, принадлежавшем Дэвиду. От Дэвида, уже неспособного говорить, не отходил Тревор. Вал пыталась отвлечь брата, напоминая ему о забавных происшествиях, случавшихся с ними в детстве.

Пол думал о том, что Дэвид не протянет долго. Вал предстоит столкнуться с суровой реальностью – со смертью.

– Мистер Талботт, – позвал его доброволец санитар, заглянувший в кабинет, – вас к телефону. Джим Уиксон.

– Спасибо. – Пол встал и подошел к антикварному столику, на котором стоял телефонный аппарат. Джим сдержал слово: он звонил Полу, прежде чем оповестить о результатах полицию. – Привет, Джим. Как там наши отпечатки на обивке?

Он мысленно молился об успехе. Технология была неопробованной; в прошлом у полиции не было возможности снимать отпечатки с ткани и прочих мягких материалов. Кресло Кэролайн было обито парчой – тканью мягкой и грубой одновременно, что еще больше затрудняло задачу. Но мебель только что была вычищена. Если на обивке остались отпечатки, то принадлежать они могут только убийце.

– Удача! – крикнул Джим; Пол представил себе его улыбку до ушей. – Мы не только сняли отпечатки, но и идентифицировали их через центральный компьютер в Сакраменто.

Этот компьютер в столице штата содержал информацию об отпечатках пальцев всех людей, кто подвергался в Калифорнии этой процедуре для получения водительских прав. Более того, он обладал невиданным быстродействием, проверяя в считанные минуты тысячи отпечатков, на что в былые времена уходили дни, а то и недели.