Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

Жуков, будучи начальником Генштаба, никак не возражал против этого шага. Между тем несложно было понять, что лучше иметь меньшее число полностью укомплектованных корпусов, чем значительно большее число соединений, не оснащенных в должной мере вооружением и техникой. Но гигантомания была свойственна советской военной организации и планированию.
      Новые механизированные корпуса имели вдвое больше танков, чем прежние танковые (1031 против 560). Количество же средств связи не увеличилось, а уровень подготовки личного состава оказался еще ниже. Управлять такими корпусами стало практически невозможно. В начале Великой Отечественной войны они превратились в обузу. Сотни неисправных танков, застрявшие на дорогах, только мешали передвижению войск, а потом стали легкой добычей врага. Командир одной из танковых дивизий полковник С.И. Богданов, впоследствии дослужившийся до маршала бронетанковых войск, накануне войны совершенно справедливо утверждал, что его танковая дивизия стала слабее танковой бригады, из которой была развернута: «Бронебойных снарядов очень мало. В экипажах по одному-два бойца из новобранцев. Опытных танкистов при формировании дивизии поставили на должности среднего комсостава: командиры танков стали командирами взводов, механики-водители — помощниками командиров рот по технической части. Штабы полков еще два месяца назад были штабами батальонов… Если бутылку вина разбавить тремя бутылками воды, это будет уже не вино…». Получалась парадоксальная ситуация: чем более, интенсивно готовилась Красная Армия к войне, тем менее боеспособной она становилась. Количество танков и самолетов постоянно росло, а обеспеченность их опытными экипажами падала. Увеличивался и дефицит горючего, что не позволяло должным образом готовить летчиков и танкистов. Тимошенко и Жуков не могли и не хотели переломить эту опасную тенденцию в развитии советских вооруженных сил.
      В феврале 1941 года был также принят мобилизационный план со зловещим названием «Гроза» (окончательная его доработка затянулась до начала войны). Он предусматривал совершенно фантастические сроки приведения в боевую готовность и развертывания по штатам военного времени большинства соединений Красной Армии. Так, войска первого эшелона на Западе, включавшие 114 дивизий и укрепрайонов первой линии, а также 85 процентов войск ПВО, все воздушно-десантные войска, более трех четвертей ВВС и 34 артиллерийских полка Резерва Главного Командования должны были завершить отмобилизование в течение 2-6 часов с момента объявления мобилизации. Это следовало сделать за счет призыва приписного состава и использования автотранспорта из близлежащих районов. 58 дивизий второго эшелона завершали отмобилизование на 2-3 сутки. Еще 60 дивизий должны были стать полностью боеготовыми на 4-5 сутки мобилизации, а оставшаяся 71 дивизия — на 6-10 сутки. Авиация полностью отмобилизовывалась на 3-4 сутки, причем все боевые части, непосредственно обслуживающие их тыловые подразделения и первый эшелон войск ПВО, планировалось привести в боевую готовность уже через 2-4 часа после объявления мобилизации. Абсурдность всех этих сроков выявилась лишь с началом войны, когда призывники с недавно присоединенных территорий расходились по домам или переходили на сторону немцев, местный автотранспорт оказался негоден к эксплуатации, а многие самолеты погибли на аэродромах, так и не успев подняться в воздух.
      Нельзя сказать, будто о неблагополучном положении с обеспечением мобилизации не поступало в Генштаб никаких сведений. Например, штаб Киевского особого военного округа 2 января 1941 года, когда командующим еще числился Жуков, доносил в Генеральный штаб: «Мобзапас огнеприпасов в КОВО крайне незначительный. Он не обеспечивает войска округа даже на период первой операции… В округе совершенно нет мобзапаса материальной части артиллерии и ручного (стрелкового. — Б. С.) оружия. Нет никаких указаний по накоплению этих запасов для обеспечения первых месяцев войны». Не лучше было положение и в других приграничных округах. Так, к 1 апреля 1941 года горючего и масел на складах Наркомата обороны было чуть больше 20 процентов от мобилизационной нормы. Очень плохо обстояло дело с обеспеченностью средствами связи. Ощущалась острая нехватка автозапчастей. Не лучше было положение и с приписным личным составом. Даже в начале июня 41-го дивизии западных округов не имели списков призывников, в случае войны направляемых к ним по мобилизации, что исключало проведение отмобилизования в запланированные сроки.
      В «Воспоминаниях и размышлениях» приводится замечательный разговор Жукова со Сталиным, происходивший, судя по всему, в феврале 41-го, еще до начала массовой переброски германских войск на Восток: «Помню, как однажды в ответ на мой доклад о том, что немцы усилили свою воздушную, агентурную и наземную разведку, И.В. Сталин сказал:
      — Они боятся нас. По секрету скажу вам, наш посол имел серьезный разговор лично с Гитлером, и тот ему конфиденциально сообщил: «Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе».
      Насчет «переподготовки» или укрытия германских войск от налетов английской авиации (о такой версии со ссылкой на будто бы поступившее к Сталину письмо Гитлера Жуков говорил Симонову) Иосифа Виссарионовича обмануть было трудно. В эти объяснения он не верил. Зато не сомневался, что Красная Армия сильнее вермахта, у нее гораздо больше танков, самолетов и артиллерии. Поэтому, думал Сталин, Гитлер должен его бояться и принимать оборонительные меры на своих восточных границах против возможного советского нападения. Сам Сталин, вопреки распространенному заблуждению, Гитлера не боялся.
      Фюрер и позднее продолжал с генсеком ту же игру. 5 мая 1941 года в Москве встретились германский посол в СССР В. фон Шуленбург и советский посол в Германии В.Г. Деканозов. За неделю до этого Шуленбург виделся с Гитлером и теперь познакомил своего советского коллегу с взглядами фюрера на состояние отношений между Москвой и Берлином. Гитлер, в частности, был недоволен, что СССР пытается распространить свое влияние на Балканы и даже заключил договор с Югославией в самый канун германского нападения на эту страну. Как записал Деканозов в дневнике, «Шуленбург в своей беседе с Гитлером заявил… что слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией, которые, начиная с января этого года, так усиленно циркулируют в Берлине и в Германии вообще и о которых рассказывают проезжающие через Москву немцы, конечно, затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве… На его заявление Гитлер ему ответил, что он в силу упомянутых действий Советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии. Его, Гитлера, жизненный опыт научил быть очень осторожным, а события последних лет сделали его еще более осторожным». После того как концентрация вермахта на Востоке породила слухи о скорой германо-советской войне, Гитлер сделал вид, что, наконец, решился назвать истинную причину своих действий. Никакая эта не переподготовка войск для последующей операции против Англии, а страх перед советскими намерениями силой или демонстрацией силы добиться своих целей. Похоже, что не только Сталин, но и Тимошенко с Жуковым почти до самого 22 июня верили в оборонительный характер германских мероприятий у советских границ и продолжали подготовку наступательной операции. Например, в сводке разведывательного отдела штаба Западного особого округа от 5 июня 1941 года отмечали наращивание германских войск у границы. Но в выводах подчеркивалось, что усиление группировки происходит «преимущественно артиллерийскими и авиационными частями», причем одновременно немцы «форсируют подготовку театра путем строительства оборонительных сооружений, установки зенитных и противотанковых орудий непосредственно на линии госграницы, усиления охраны госграницы полевыми частями, ремонта и расширения дорог, мостов, завоза боеприпасов, горючего, организации мер ПВО». Говорилось также, будто «антивоенные настроения в германской армии принимают более широкие размеры». Подобные донесения, поступавшие в Генштаб, скорее должны были создать у Жукова убеждение, что вермахт готовится к обороне против возможного советского вторжения, но сам на СССР в ближайшее время нападать не собирается. Да и кто рискнет наступать, если солдаты вот-вот могут воткнуть штык в землю! Пропагандистские клише, ничего общего не имевшие с действительным настроением немецких солдат, сослужили плохую службу.
      В марте 1941 года был принят новый план стратегического развертывания Красной Армии на Западе. В нем были учтены результаты январских игр. Если предыдущий план, одобренный в сентябре 40-го, помимо главного удара советских войск на Юго-Западном направлении, также допускал, в качестве запасного варианта, перенесение основных усилий против восточно-прусской группировки, то теперь было окончательно выбрано юго-западное направление главного удара. В мартовском плане стратегического развертывания подчеркивалось: «Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям». Сталину же нужен был блицкриг. Но и новый план стратегического развертывания, как и предыдущий, недооценивал немецкую группировку на западном направлении. По условиям оперативно-стратегических игр января 1941 года Восточный фронт «западных» (будущая группа армий «Центр») насчитывал всего 20 пехотных дивизий, подкрепленных несколькими танковыми и механизированными соединениями. И в мартовском плане наиболее вероятным считался такой вариант развертывания вермахта, когда к северу от нижнего течения реки Западный Буг и до Балтийского моря (на фронте будущих групп армий «Центр» и «Север») дислоцировалось от 30 до 40 пехотных, от 3 до 5 танковых и от 2 до 4 моторизованных дивизий. В действительности же, 22 июня одна только группа армий «Центр» располагала не меньшим числом соединений: 29 пехотных, 9 танковых, 6 механизированных и 1 кавалерийская дивизия и 1 механизированная бригада.
      Тимошенко и Жуков были уверены, что главные свои силы вермахт сосредоточит к югу от Бреста. Здесь предполагалось появление до 110 пехотных, до 14 танковых и до 10 моторизованных немецких дивизий, подкрепленных 30 румынскими и 20 венгерскими пехотными дивизиями и 2 венгерскими мотобригадами. Как мы уже ранее убедились, по пехоте силы Германии и ее союзников были преувеличены раза в полтора, а по танкам и самолетам — еще больше. Так, мартовский план предусматривал, что для нападения на СССР Германия может сосредоточить около 10 тысяч танков и до 10 тысяч самолетов, что превышало общий парк танков и самолетов вермахта соответственно в 2,5 и в 3 раза. Реально же выделенное для нападения на Советский Союз количество боевой техники было меньше фигурировавших в расчетах Генштаба Красной Армии цифр — в 3 раза по танкам и почти в 5,5 раз по самолетам.
      В мартовском плане стратегического развертывания Красной Армии на Западе утверждалось: «Германия, вероятнее всего, развернет свои главные силы на юго-востоке от Седлец до Венгрии, с тем, чтобы ударом на Бердичев, Киев захватить Украину». Но на самом деле Жуков, Тимошенко и Сталин в скорое нападение Гитлера на СССР не верили, хотя в том же Плане и признавалось: «Документальными данными об оперативных планах вероятных противников как по Западу, так и по Востоку Генеральный штаб не располагает».
      К середине мая в Генштабе был готов последний из предвоенных планов стратегического развертывания советских вооруженных сил на Западе. Документ назывался «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Его написал от руки заместитель Ватутина Василевский, а отдельные дополнения внес сам Николай Федорович. В конце текста были обозначены подписи Тимошенко и Жукова, но, как и на мартовском плане, их подписей на документе нет.
      В «Соображениях» утверждалось: «…В условиях политической обстановки сегодняшнего дня Германия, в случае нападения на СССР, сможет выставить против нас — до 137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийских и 5 воздушно-десантных дивизий, а всего до 180 дивизий… Вероятнее всего, главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизованных, 2 кавалерийских и 5 воздушных (воздушно-десантных. — Б.С.), а всего до 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест-Демблин для нанесения удара в направлении — Ковель, Ровно, Киев.
      Одновременно надо ожидать удары на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также коротких, концентрических ударов со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.
      На юге — надо ожидать ударов: а) в направлении Жмеринка, Румынской армии, поддержанной германскими дивизиями, б) в направлении Мункач (Мукачево. — Б.С.), Львов и в) Санок, Львов.
      Вероятные союзники Германии могут выставить против СССР: Финляндия до 20 пехотных дивизий, Венгрия — 15 пехотных дивизий, Румыния до 25 пехотных дивизий. Всего Германия с союзниками может развернуть против СССР до 240 дивизий.
      Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар.
      Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск.
      Первой стратегической целью действий войск Красной Армии поставить — разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест-Демблин и выход к 30 дню операции на фронт Остроленка, р. Нарев, Лович, Лодзь, Крейцбург, Оппельн, Оломоуц. Последующей стратегической целью иметь — наступлением из района Катовице в северном или северо-западном направлении разгромить крупные силы центра и северного крыла германского фронта и овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии.
      Ближайшая задача — разгромить германскую армию восточное реки Висла и на Краковском направлении, выйти на реки Нарев, Висла и овладеть районом Катовице, для чего: а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезая Германию от ее южных союзников; б) вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в направлении Седлец, Демблин с целью сковывания варшавской группировки и овладения Варшавой, а также содействия Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника; в) вести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии, Венгрии и Румынии и быть готовым к нанесению удара против Румынии при благоприятной обстановке. Таким образом. Красная Армия начнет наступательные действия с фронта Чижев, Лютовиско силами 152 дивизий против 100 германских».
      Как и во всех предыдущих планах стратегического развертывания, силы Германии и ее союзников оказались весьма значительно преувеличены. Оригинальность на этот раз заключалась в том, что подчиненные Жукова наградили вермахт аж четырьмя кавалерийскими дивизиями вместо одной, которая в действительности имелась у немцев, и предоставили в распоряжение Гитлера целых 5 воздушно-десантных дивизий, да еще нацелили всех их против СССР. В действительности, германская армия располагала лишь одной воздушно-десантной дивизией — 7-й авиационной. Но она оставалась на Балканах и против Красной Армии не действовала. Только общее число танковых дивизий, двинутых против СССР, было определено более или менее точно. В 41-м году вермахт, действительно, использовал на Востоке 19 танковых дивизий. Правда, две из них, 2-я и 5-я, вплоть до осени оставались в резерве на территории Германии. То количество немецких пехотных дивизий, которое руководство Красной Армии предполагало в наличии южнее линии Брест-Демблин, в действительности равнялось общему числу пехотных дивизий, задействованных по плану «Барбаросса». Правда, кроме пехотных, на Востоке имелось еще 4 легкопехотных и 1 горнострелковая дивизии. Также и общее число моторизованных дивизий, которые вермахт мог использовать на Востоке, майский план упреждаюшего удара определял верно. Их, действительно, было 15. Однако советский Генштаб ошибочно полагал, что в немецких моторизованных дивизиях имеются танки, и потому значительно преувеличивал количество танков у противника. Были существенно завышены и силы германских союзников. По поводу венгерских и румынских войск я об этом уже говорил. Но и с финскими дело обстояло не лучше. В действительности, Финляндия в 1941 году выставила против СССР всего 12, а не 20 дивизий.
      Трудно сказать, догадывался ли Жуков, что данные разведки преувеличивают силы противника. Вполне возможно, что догадывался. Ведь генералам, в том числе и тем, что командовали округами, было выгодно преувеличивать численность и боевую мощь противостоявших им неприятельских группировок. Чем сильнее враг, тем больше войск и техники можно надеяться получить под свое командование, тем весомее окажется будущая победа. Не исключено, что сами Тимощенко и Жуков, ранее командовавшие Киевским округом, вольно или невольно преувеличивали количество неприятельских войск на юго-западном направлении. Максимальное усиление КОВО помогло бы достичь успеха выдвинутым им командирам, когда Юго-Западный фронт будет наносить решающий удар. Стоит отметить, что немцы довели до сведения советской стороны дезинформацию, преувеличивающую германские силы в Румынии. Так, в конце февраля 41-го посол Германии в Москве В. фон Шуленбург по поручению Риббентропа распустил здесь слухи, будто численность немецких войск в Румынии превышает 600 тысяч человек. В действительности, даже в июне их там было втрое меньше. Однако на развертывание Красной Армии эти данные никакого влияния не оказали. Главную немецкую группировку советский Генштаб по-прежнему помещал в южной Польше, а не в Румынии. Допускаю, что оба Константиновича делали некоторую поправку на любовь разведчиков и их начальников к преувеличениям. Но в чем они были уверены, так это в том, что основные силы германское командование использует на юго-западном направлении. Именно здесь Гитлер мог достичь главных экономических целей — захватить Украину, что дало бы ему уголь, металлы и продовольствие, а потом и кавказскую нефть.
      Жуков сыграл видную роль в разработке как мартовского, так и майского плана. Он стремился ударить по наиболее мощной группировке вермахта, быстро разгромить ее, а затем фланговым ударом свернуть весь неприятельский фронт вплоть до Балтийского моря и ликвидировать основные силы вермахта. Если бы план удался, путь на Берлин, Прагу, Вену, Будапешт и далее — на Париж и Мадрид был бы открыт.
      Нетрудно заметить, что майский план повторял те же идеи, что отрабатывались в ходе второй из январских игр. Только теперь направление главного удара было сдвинуто к северу. Армии Юго-Западного фронта шли не на Будапешт, а на Катовице и Краков. Очевидно, Сталин рассчитывал, что в случае успешных действий Красной Армии в самом начале войны Венгрия останется нейтральной и с занятием Будапешта можно будет не спешить. Если бы Красная Армия разбила основные силы вермахта, то, вполне вероятно, даже Румыния, где уже находилась значительная группировка немецких войск, не стала бы драться на стороне Германии, а обратила оружие против немцев, как это и произошло в августе 44-го. Однако неправильное определение дислокации основной группировки вермахта обрекала жуковский план на неизбежный провал, а Красную Армию — на тяжелейшее поражение, Ведь в этом плане даже не рассматривались варианты действий на тот случай, если основные силы вермахта окажутся не там, где думали советские генштабисты, а там, где они действительно были, т. е. на западном направлении.
      В первой половине мая всем военным округам были направлены директивы Генштаба с требованием подготовить к концу месяца детально разработанные планы прикрытия границы. Позднее других, 2 июня 1941 года, такой план представил Прибалтийский округ. Во всех округах войскам ставились сугубо оборонительные задачи. Только для Киевского округа предусматривалось: «При благоприятных условиях всем обороняющимся войскам и резервам армий округа быть готовым, по указанию Главного Командования, к нанесению стремительных ударов для разгрома группировок противника, перенесению боевых действий на его территорию и захвату выгодных рубежей». 15 марта 1941 года Буденный и Жуков получили право непосредственно входить в правительство «для разрешения вопросов Наркомата обороны». Это вносило дополнительную дезорганизацию в управление военным ведомством и явилось выражением недоверия Сталина к Тимошенко.
      Но, что было еще хуже, гиперсекретность в отношении военных планов не позволяла реализовывать их на практике. Накануне 22 июня 1941 года в Берлин поступило сообщение, что в Кремле обсуждался план превентивного удара, но был отклонен. Вероятно, слухи о майском плане дошли до кого-то из агентов германской разведки, но поскольку никаких данных об утверждении плана не было, он решил, что предложение о нанесении такого удара не было поддержано Сталиным. Однако то, что удалось ввести в заблуждение неприятельскую разведку, не могло компенсировать вред от чрезмерной секретности оперативных планов. Стремление во что бы то ни стало сохранить все в тайне не позволяло как следует готовить командиров и штабы к выполнению конкретных задач в будущей войне.
      Возможно, Иосиф Виссарионович и собирался напасть на «друга Адольфа», но держал это в таком секрете, что будущие исполнители даже на уровне командующих армий и фронтов могли только догадываться о существовании планов вторжения в Западную Европу. Тогдашний нарком Военно-Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов отмечает в книге «Крутые повороты»:

      «Сейчас я с ответственностью могу утверждать, что серьезно подработанных планов тогда (накануне войны. — Б. С.) не было. Были планы развертывания войск, засекреченные до такой степени, что реально в жизнь не вводились». Соображениями секретности, несомненно, объяснялось и то, что во время январских оперативно-стратегических игр подавляющее большинство командующих и начальников штабов армий и округов руководили действиями не тех армий и фронтов, которыми им бы пришлось командовать в случае войны с Германией.
      Аналогичные игры вермахт провел в конце ноября — начале декабря 1940 года. Но в них командующие армиями и группами армий действовали там, где они и должны были действовать по плану «Барбаросса». У немецких генералов, участвовавших в играх, оставалось очень мало сомнений, что нападение на СССР неминуемо в самом ближайшем будущем. Отсюда и усилившиеся слухи о скором советско-германском вооруженном конфликте, так встревожившие посла Шуленбурга. Советские же генералы свои игры воспринимали как некое абстрактное действо, имеющее больше теоретическое, чем практическое значение. Ведь играть им приходилось за условные армии и фронты, которыми они в действительности не командовали. Поэтому и слухов о скором советском нападении на Германию после январских игр в среде советских военных не возникло.
      Планы нападения на Германию маскировались ссылками на некие «контрудары» против германских агрессоров. Точно так же в 1939 году агрессия против Финляндии разрабатывалась как «контрудар», хотя никто даже в страшном сне не мог вообразить, чтобы финны решились первыми напасть на СССР. А вот что вспомнил незадолго до смерти маршал И.С. Конев: «…В январе 1941 года… меня с Забайкальского военного округа перевели командующим Северо-Кавказским округом… Когда в связи с новым назначением меня принял Тимощенко, он сказал, что меня берут на основное западное направление на Северо-Кавказский военный округ, обстановка может сложиться так, что это будет важнейшее ударное направление, и закончил: „Мы рассчитываем на вас. Будете представлять ударную группировку войск в случае необходимости нанесения удара“… Впервые предаю гласности этот факт… К концу апреля — в начале мая 1941 года округ по директиве Генштаба приступил к призыву приписного состава для полного укомплектования дивизий до штатов военного времени. В мае я был вызван в Москву, где заместитель начальника Генерального штаба В.Д. Соколовский вручил мне директиву о развертывании 19-й армии. Оставаясь командующим войсками Северо-Кавказского округа, я вступил в командование 19-й армией и получил личные указания Тимошенко: под видом учений до конца мая войска и управление армией перебросить на Украину в район Белая Церковь-Смела-Черкассы. В состав 19-й армии уже на Украине вошел 25-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора Честохвалова. Отправка 19-й армии проходила в совершенно секретном порядке, никому, кроме меня, не было известно, куда войска перебрасывались и зачем. Они выдвигались в указанном районе и сосредоточивались в палаточном лагере.
      Подчеркну: за три недели до начала войны заранее отмобилизованная, вновь сформированная 19-я армия выдвигалась согласно директиве Генштаба на Украину. Хорошие были войска, казаки, прекрасный русский народ, мужественные воины.
      Еще в Москве я получил задачу от Тимошенко. Указав районы сосредоточения войск 19-й армии, он подчеркнул: «Армия должна быть в полной боевой готовности, и в случае наступления немцев на юго-западном театре военных действий, на Киев, нанести фланговый удар и загнать немцев в Припятские болота».

      Штаб 19-й армии размещался в Черкассах. Я прибыл туда в начале июня, а 18 июня выехал в штаб Киевского военного округа для того, чтобы сориентироваться в обстановке и решить целый ряд вопросов материально-технического обеспечения войск армии. Армия не входила в состав Киевского особого военного округа и не предназначалась для действий в составе Юго-Западного фронта».
      Иван Степанович был неглупым человеком. Он наверняка обратил внимание на некоторые несуразности. Сперва нарком говорит, что войска под командованием Конева должны будут нанести «удар», а никакой не контрудар, по немцам. Позднее, словно спохватившись, Семен Константинович уточняет, что 19-я армия должна ударить во фланг вторгшегося на Украину неприятеля и загнать его в Припятские болота. Но почему же тогда армия, предназначенная для защиты от германского вторжения, перебрасывается к границе с такими предосторожностями и под покровом тайны? Казалось бы, известие о прибытии новых подкреплений может только отрезвить потенциального агрессора. Впору даже в газетах написать о передислокации на Украину свежей армии. Но совсем иное дело, если Сталин задумал внезапное нападение на Гитлера. Тогда переброску войск надо маскировать до самого последнего момента. Именно так шло сосредоточение вермахта по плану «Барбаросса». И точно так же перебрасывались дивизии Красной Армии к западным границам. Думаю, Конев догадался, что наносить свой удар его армии придется не в украинском Полесье, а где-нибудь в Польше или Словакии. Потому и придавал столь большое значение сообщаемому факту. И то, что 19-ю армию не собирались подчинять ни Киевскому округу, ни Юго-Западному фронту, вполне объяснимо. Армия Конева должна была войти во второй стратегический эшелон, который, вероятно, планировалось объединить в отдельный Резервный фронт. Войска этого фронта должны были вступить в дело после 30-го дня операции и ударом с юга на север ликвидировать германские армии в Польше и Восточной Пруссии, прижать их к Балтийскому морю и уничтожить. Насчет направления удара Тимошенко Конева не обманул, только не сказал, что плацдарм для наступления 19-й армии будет не на Украине, а значительно западнее.
      В заключение майского плана Тимошенко и Жуков просили Сталина: «Утвердить представляемый план стратегического развертывания вооруженных сил СССР и план намечаемых боевых действий на случай войны с Германией; своевременно разрешить последовательное проведение скрытого отмобилизования и скрытого сосредоточения, в первую очередь, всех армий резерва Главного командования и авиации». Все эти мероприятия начали осуществляться еще с апреля 41-го. Именно тогда было дополнительно призвано около 400 тысяч человек, по каким-либо причинам не призывавшихся в предыдущие годы. В мае — июне к ним добавилось 800 тысяч человек, призванных из запаса в западных приграничных округах. Благодаря этому, численность дислоцированных здесь 170 дивизий увеличилась с 2,9 миллионов до 4,1 миллиона человек. Правда, толку от новобранцев было чуть. Многих из них даже не успели распределить по воинским частям. Большинство призванных из запаса служило в армии еще в 20-е или в начале 30-х годов, когда Красная Армия была не кадровой, а территориально-милиционной, и призывники получали довольно условную военную подготовку. Они почти не имели представления о современной войне. После германского нападения многие из недавно призванных только сеяли панику и, скапливаясь на дорогах, мешали передвижениям войск. Тем не менее, формально скрытый призыв таких значительных по численности контингентов дал Красной Армии перевес в людях над германской группировкой, сосредотачивавшейся на Востоке: 4,1 миллиона человек против 3,3 миллиона. Если же считать только германские дивизии, реально находившиеся в составе Восточной армии к 22 июня 1941 года, то советскому вторжению в первые дни могли противостоять лишь 2,5 миллиона человек. Именно от этой цифры исчислял потери вермахта за первые девять дней операции «Барбаросса» начальник Генштаба сухопутных сил генерал Гальдер в своем дневнике. А ведь в тылу советских приграничных округов находились еще 7 армий второго стратегического эшелона, насчитывавших около 1 миллиона человек.
      Германская армия даже вместе с союзниками располагала на Востоке не более чем 42 тысячами орудий и минометов. Красная Армия могла противопоставить им 67 тысяч стволов. Советский перевес в танках и авиации был еще больше. Всего в Крайней Армии к 22 июня 1941 года насчитывалось около 23,1 тысячи танков. Из них более 18,7 тысяч (81%) считались полностью готовыми к боям. На Западе дислоцировалось 12,8 тысяч танков, из которых боеготовыми считались более 10,5 тысяч (82,5%). Здесь же находились 1 475 из 1 864 самых современных танков Т-34 и КВ. Германская армия могла противопоставить этой армаде всего лишь около 3 600 танков (в том числе 230 невооруженных командирских) из общего количества примерно 4 тысячи машин.