Меч карающий

На этот раз машина была его собственная, и смотреть на жизнь своего прошлого через ветровое стекло автомобиля – части настоящего – оказалось настолько необычно, что это выбило его из колеи. Доктор бросил взгляд на потрескавшиеся кожаные сиденья, на выцветшие кофейные пятна, заляпавшие коробку передач цвета грецкого ореха. Всё настолько знакомо, настолько безопасно; Малин с усилием заставил себя распахнуть дверцу. Взял было с панели солнечные очки, но затем вернул на место. Время маскарада ушло.

Он осмотрел крохотный пятачок. Сквозь изношенный асфальт выглядывали булыжники, их стало ещё больше. Старый газетный киоск на углу с болтающейся на рядах комиксов и журналов проволокой ныне уступил место киоску с мороженым. Городок за пятачком спускался по склону, живописный как никогда, крыши из шифера и кипарисовых досок отсвечивали в сиянии солнца. Со стороны причала направлялся парень в резиновых сапогах и с дождевиком на плече – рыбак с работы. Проходя мимо, тот окинул Малина взглядом, чтобы затем исчезнуть на боковой дорожке. Рыбак молод, ему не больше двадцати, и Хатч только сейчас сообразил, что тот ещё даже не родился, когда они с матерью оставили Стормхавэн. Целое поколение выросло здесь за время его отсутствия. И, без сомнения, столько же умерло. Ему внезапно захотелось узнать, жив ли ещё старина Бад Роуэлл.

На первый взгляд, «Суперетта Бада» оказалась точь-в-точь такой же, как он её запомнил: зелёная стеклянная дверь, никогда не закрывающаяся плотно, древний рекламный щит «Кока-колы», избитое непогодой покосившееся крыльцо. Хатч шагнул внутрь, и под ногами негодующе заскрипели изношенные половицы. Покупателей внутри не оказалось, чему он очень обрадовался. Из ряда, выстроившегося у двери, Малин взял одну из тележек. Двигаясь узкими проходами, принялся набирать кое-какие продукты на «Плэйн Джейн», где решил оставаться до тех пор, пока для него не приведут в порядок старый семейный дом. Он с любопытством посматривал по сторонам, время от времени опуская пакеты в тележку, покуда не сообразил, что лишь пытается оттянуть неизбежное. С усилием толкнул тележку к передней части лавки и оказался лицом к лицу с Бадом Роуэллом, крупным, лысым и бодрым, в белоснежном фартуке. Много-много раз, как помнил Малин, Бад под прилавком незаметно передавал им с Джонни леденцы с лакрицей. Это несказанно выводило мать из себя.

– Добрый день, – произнёс Бад, его взгляд скользнул по лицу Хатча и затем устремился к машине, припаркованной снаружи – очевидно, проверяя номер. Не так уж часто классический «Jaguar XKE» паркуется на стоянке «Суперетты». – Из Бостона?

Хатч кивнул, до сих пор не зная, как себя вести.

– Ага.

– Отпуск? – спросил Бад, бережно опуская артишок в пакет, неторопливо укладывая получше, и со своей обычной медлительностью пробивая на старой латунной кассе.

Второй артишок точно так же оказался в пакете.

– Нет, – ответил Хатч. – Я здесь по делам.

Рука продавца замерла в воздухе. Никто никогда не приезжает в Стормхавэн по делам. И Бад, будучи профессиональным сплетником, теперь непременно должен выяснить подробности.

Рука двинулась снова.

– Вот как, – произнёс Бад. – По делам.

Хатч кивнул, изо всех сил крепясь, чтобы не выдать, кто он такой. Как только узнает Бад, об этом тотчас прознает весь город. Делать покупки в «Суперетте Бада» – всё равно, что пересечь роковую черту. Ещё не слишком поздно, чтобы просто собрать всё, что он набрал, и оставить здесь так ничего и не выяснившего Бада. Пойти на альтернативный вариант – об этом и помыслить больно: Хатч едва мог вынести одну лишь мысль о шепчущем воскрешении старой трагедии, о том, как люди будут покачивать головами и сжимать губы. Маленькие городки бывают жестокими в выражении своих симпатий.

Рука взялась за пачку с молоком и опустила её в пакет.

– Коммивояжер?

– Нет.

Снова повисла пауза, пока Бад, теперь действуя ещё медленнее, ставил рядом с молоком апельсиновый сок. Касса звякнула, пробив очередную покупку.

– Так вы здесь проездом? – рискнул спросить он.

– У меня дела прямо здесь, в Стормхавэне.

Это оказалось настолько неслыханным, что Бад просто не смог сдержаться.

– И какие дела это могут быть?

– Дела особого рода, – ответил Хатч, понизив голос.

Несмотря на опасения, ужас с которым Бад приподнял брови, оказался настолько выразительным, что Малин едва сумел подавить улыбку.

– Понятно, – сказал Бад. – Остановились в городе?

– Нет, – глубоко вдохнув, ответил Хатч. – Я остановлюсь на другой стороне бухты, в старом доме семьи Хатч.

При этих словах Бад едва не выронил кусок мяса. Дом оставался заколочен все двадцать пять лет. Но всё же мясо, наконец, оказалось в одном из пакетов, и Бад исчерпал все вопросы – по меньшей мере, вежливые.

– Ну, ладно, – произнёс Хатч. – Я немного тороплюсь. Сколько с меня?

– Тридцать один-двадцать пять, – несчастным голосом сказал Бад.

Хатч собрал все пакеты. Вот теперь самое время. Если он собирается остановиться в этом городке, пусть даже и временно, неминуемо придётся раскрыть, кто он такой.

Малин остановился, открыл один из пакетов и запустил в него руку.

– Прошу прощения, – сказал он, точно так же раскрывая второй пакет и шаря в нём. – А вы, случаем, ничего не забыли упаковать?

– Не думаю, – флегматично ответил Бад.

– А я уверен, что забыли, – повторил Хатч, выкладывая на стойку содержимое пакетов.

– Всё там, – сказал Бад, и теперь в его голос начали закрадываться грубые нотки уроженца штата Мэн.

– Нет, не всё, – заявил Хатч, указывая на небольшой ящичек, чуть ниже стойки. – А где мой бесплатный леденец с лакрицей?

Бад уставился на выдвижной ящик. Затем взгляд начал двигаться по руке Хатча, пока не уставился тому в лицо, и продавец в первый раз по-настоящему на него не посмотрел. В следующий миг Бад побледнел, кожа стала серой.

Хатч напрягся в опасении, что зашёл слишком далеко, но тут старый продавец слегка выдохнул.

– Будь я проклят, – произнёс он. – Да будь я проклят! Это же Малин Хатч.

Лицо Бада быстро вернуло свой обычный цвет, но на нём по-прежнему застыло такое выражение, словно он только что увидел привидение.

– Ну, Бад – сказал Хатч. – Как ты?

Неожиданно тот перегнулся через стойку и, словно тисками, обеими лапами обхватил правую руку Хатча.

– Только посмотрите на него, – сказал он, хватая Малина за плечи и держа на расстоянии вытянутой руки. Пухлое лицо расплылось в улыбке. – Подумать только, в какого здорового, крупного мужика ты вырос! Не знаю уж, сколько раз я раздумывал, что с тобой сталось, даже понятия не имея, встречу ли тебя ещё. А теперь – Боже! – вот ты здесь, ясный, как день.

Хатч вдохнул запах, исходящий от Бада – смесь ароматов окорока, рыбы и сыра – и одновременно почувствовал и облегчение, и смущение, будто снова превратился в мальчишку.

Бад разглядывал его ещё несколько мгновений, а затем перевёл взгляд на ящичек с леденцами.

– Вот негодяй! – рассмеялся он. – До сих пор ешь леденцы? Один ещё остался.

Он протянул руку, вытащил конфету и бухнул её на стойку.

6

Они сидели в креслах-качалках на заднем крыльце лавки, попивая пиво из банок и глазея на тёмный ряд сосен с другой стороны лужайки. Под расспросами Бада Хатч поведал о некоторых своих приключениях, когда работал эпидемиологом в Мексике и Южной Америке, успешно избегая упоминаний о причинах возвращения в Стормхавэн. Он чувствовал, что пока не готов пускаться в объяснения. За разговором Хатч понял, что больше всего хочет вернуться на судно, поставить гриль на гакаборт, поджарить кусок мяса и просто посидеть с грешным сухим мартини. Но он всё же он понимал – этикет маленького городка требует, чтобы он провёл часок со старым бакалейщиком, болтая на свежем воздухе о том, о сём.

– Расскажи, что случилось в городе с тех пор, как я уехал, – попросил он Бада, чтобы прервать молчание и предупредить дальнейшие расспросы.

Ему было совершенно ясно, что Бад умирает от желания узнать, что заставило его вернуться, и продавца удерживает лишь вежливость.

– Ну, – заговорил Бад. – Кое-какие перемены здесь произошли.

Он поведал Малину, что пять лет назад к школе возвели новую пристройку, рассказал, как дом семейства Тибодо сгорел дотла, пока те отдыхали на Ниагарском водопаде, как Фрэнк Пикетт налетел на своём судёнышке на Олд-Хамп и затопил его, поскольку хлебнул лишку. И, наконец, спросил доктора, видел ли тот новое здание пожарников.

– Ещё бы, конечно видел, – ответил тот, в душе печалясь о старом деревянном строении, которое разломали, чтобы на его месте возвести металлического монстра.

– И везде, где только можно, вырастают новые дома. Летние люди, – неодобрительно фыркнул Бад.

Хатч совершенно точно знал, что тот не жалуется на это, сидя на кассе. В любом случае, вскоре выяснилось, что под «где только можно» Бад подразумевает три или четыре дома, выросших на Бридс-Поинт, несколько заново отделанных жилых домов на фермах, да новую гостиницу.

Бад подвёл черту, скорбно покачав головой.

– Всё так поменялось здесь с тех пор, как ты уехал. Едва ли ты узнаешь Стормхавэн, – заключил он, откидываясь в кресле и вздыхая. – Итак, ты здесь, чтобы продать дом?

Хатч слегка напрягся.

– Нет, я приехал сюда пожить. До конца лета, в любом случае.

– Серьёзно? – спросил Бад. – Отпуск?

– Я же сказал, – ответил Хатч, пытаясь говорить как можно более лёгким тоном. – Я здесь по особым делам. Обещаю тебе, Бад – это не останется секретом надолго.

Бад, казалось, слегка обиделся.

– Знаешь, я бы не стал лезть в твои дела. Но, по-моему, ты сказал, что ты доктор.

– Так оно и есть. И именно этим я буду здесь заниматься.

Хатч глотнул пива и мельком бросил взгляд на часы.

– Но Малин, – сказал Бад, ёрзая в кресле, – в городе уже есть врач. Доктор Фразир. Он здоров, как бык, и запросто проработает ещё двадцать лет.

– Мышьяк в чае справится и не с таким, – заверил его Хатч.

Продавец в тревогой посмотрел на него.

– Да не волнйся, Бад, – улыбнувшись, ответил Хатч. – Я не собираюсь мешать доктору Фразиру.

Он ещё раз напомнил себе, что шутки такого рода не так часто услышишь в сельских районах штата Мэн.

– Это хорошо, – заметил Бад, искоса посматривая на него. – Тогда, может быть, твои дела как-то связаны с этими вертолётами.

Хатч вопросительно глянул на него.

– Это было вчера. Ясный, погожий денёк. И пролетели два вертолёта. Большие машинки, что да, то да. Прямо над городом, и направились к островам. Я видел, они довольно долго крутились над островом Рэгид. Думал, они с военной базы, – при этих словах на лице Бада отразились тяжкие раздумья. – Но, с другой стороны, может, и не с базы.

На это Малину отвечать не пришлось – хлопнула стеклянная дверь. Бад неуклюже направился к покупателю, и Хатч подождал, пока тот вернётся.

– Кажись, дело процветает, – заметил он, когда Бад снова уселся в кресло.

– Не сказал бы, – откликнулся тот. – Когда проходит сезон, в городе едва ли остаётся восемьсот душ.

Хатч про себя подумал, что Стормхавэн всегда и был таких размеров.

– Эх, – продолжил Бад. – Дети вырастают и уезжают, как только заканчивают школу. Не хотят оставаться. Направляются в большие города – в Бангор, Огасту. Один даже выбрался в Бостон. За последние три года пять ребятишек уехали. Если бы не летние люди и не тот лагерь нудистов на Пайн-Нек, не думаю, что у меня была бы парочка лишних пенсов.

Хатч кивнул. Очевидно, у Бада всё замечательно, но не согласиться с ним в его же собственном магазине было бы крайне невежливо. «Лагерь нудистов», о котором тот упомянул, в действительности представлял собой поселение артистов в старой усадьбе в сосновом лесу милях в десяти по берегу. Хатч вспомнил, что лет тридцать назад рыбак вытаскивал сети и увидел, как на тамошнем пляже загорает голая женщина. У прибрежных городков штата и впрямь долгая память.

– А что с твоей матерью? – спросил Бад.

– Умерла в восемьдесят пятом. Рак.

– Очень жаль, – сказал тот, и Хатч знал, что Баду и правда очень жаль. – Она была хорошей женщиной, и вырастила таких… такого прекрасного сына.

После недолгого молчания Бад качнулся в кресле и покончил со своим пивом.

– Ещё не видел Клэр? – спросил он, как можно более беззаботно.

Хатч мгновение помолчал.

– Она ещё здесь? – вопросом ответил он, так же безучастно.

– Ну да, – сказал Бад. – В её жизни кое-что поменялось. А у тебя как? Семья, дети?

Малин улыбнулся.

– Жены нет. Пока нет, во всяком случае.

Он опустил пустую бутылку и поднялся. Определённо, пора уходить.

– Бад, было чертовски приятно с тобой поболтать. Думаю, пойду пообедаю.

Тот кивнул и похлопал его по спине. Хатч прошёл через весь магазин и уже опустил руку на стеклянную дверь, когда Бад кашлянул.

– И ещё одно, Малин.

Хатч замер. Он знал, что слишком легко отделался, и теперь ждал, опасаясь вопроса, которому суждено быть заданным.

– Ты всё-таки поосторожней с лакрицей, – очень серьёзно заметил Бад. – Эти зубы не вечны, знаешь ли!

7

Хатч выбрался на палубу «Плэйн Джейн», потянулся и, прищурившись, осмотрел бухту. Стормхавэн тих, чуть ли не вымер под ярким светом дневного июльского солнца, и Малина это лишь обрадовало. Вчера вечером он залил бифштекс чуть большим числом «Бифитеров», чем намеревался, и сегодня проснулся с первым похмельем за последние чуть ли не десять лет.

Сегодняшний день оказался первым… Это первый день, когда он заночевал в каюте судна – с тех пор как ездил по Амазонке. Малин уже и забыл, каким это может быть тихим и мирным – оставаться в одиночестве в компании одних лишь волн, которые нежно покачивают лодку. Также это первый день, сколько он себя помнил, когда особо нечего делать. Лаборатория закрыта на весь август, а поставленный в тупик Брюс, лаборант, отправлен на подведение предварительных итогов под присмотром коллеги. Дом в Кембридже заперт, домоуправительнице сказано, что он не вернётся до сентября. «Ягуар» как можно бережней припаркован на пустой стоянке за старым хозяйственным магазином.

Вчера, незадолго до того, как выписаться из гостиницы в Сауфпорте, он получил записку от Найдельмана – одну-единственную фразу, в которой тот попросил его о встрече у острова Рэгид сегодня на закате. И это значило, что у Малина свободен весь день. Поначалу доктор опасался, что целый день будет один на один с воспоминаниями. Он даже подумал, не взять ли акварели, которые на выходных всегда с ним, и не рискнуть ли сделать набросок побережья. Но намерение так и осталось лишь намерением. По какой-то причине здесь, на воде, его охватило чувство апатичного спокойствия. Он вернулся домой, в Стормхавэн. Даже побывал вблизи острова Рэгид, воочию увидел зверя и выжил.

Хатч бросил взгляд на часы. Почти семь тридцать, пора.

Он завёл мотор и с удовольствием услышал, как послушно заработал мощный дизель. Низкие вибрации под ногами, «буб-буб» выхлопов – всё показалось подобным песням сирен из прошлого, некогда сладкого и причиняющего боль. Толчком руки Хатч подбавил ходу и направил нос «Плэйн Джейн» на остров Рэгид.

День выдался погожий. Продолжая управлять лодкой, Хатч увидел, как, отделённая широкой полосой воды, вырисовывается перед ним тень острова Хермит – контраст в солнечном свете. Океан оказался пуст, если не считать одинокую рыбацкую лодку у берегов. Рыбак вытягивал сети. Сегодня Хатч несколько раз выходил на палубу, осматривая горизонт, наполовину ожидая увидеть какую-либо активность у острова Рэгид. Так ни разу и не заметив ничего, кроме моря и неба, он даже не разобрался, что чувствует – разочарование или облегчение.

За пределами бухты воздух оказался заметно прохладнее. Но вместо того, чтобы спуститься вниз и надеть ветровку, Хатч лишь подбавил ходу, повернув лицо к ветру и приоткрыв рот навстречу солёным брызгам, которые взмывали в воздух, когда «Плэйн Джейн» прорезала зыбь. Каким-то образом, чувствовал он, это очищает – быть здесь одному; чувствовал, что ветру и воде по силам стряхнуть с него паутину и грязь, что накопились за четверть века.

Внезапно на западной части горизонта, впереди, появилась тёмная тень. Хатч сбавил скорость, чувствуя старое, знакомое чувство тревоги. Сегодня туман вокруг острова был тонок, но очертания острова по-прежнему оставались неясными и отталкивающими, а лебёдки на нём торчали наподобие обрушенных минаретов незнакомого города. Хатч переложил руль налево, сохраняя дистанцию и готовый к тому, чтобы описать круг.

Затем он увидел незнакомое судно, стоящее на якоре в четверти мили от острова, с подветренной его стороны. Когда Хатч приблизился, стало ясно, что это старый пожарный катер, сделанный из дерева коричневого цвета – либо красного дерева, либо тика. Поперёк кормы строгими золотыми буквами шло название – «ГРИФФИН». А ниже, буквами поменьше: «Мистик, Коннектикут».

Хатч решился было подойти поближе, но затем передумал и выключил двигатель в сотне ярдов от корабля. Катер казался пустым, никто не вышел на борт, чтобы поприветствовать «Плэйн Джейн». На какой-то миг Хатч даже подумал, что «Гриффин» может принадлежать какому-нибудь туристу или одинокому золотоискателю, но уже почти закат; если это и совпадение, то слишком уж невероятное.

Малин с любопытством осмотрел катер. Если это корабль команды Найдельмана, то выбор необычен – но весьма практичен. Недостаток скорости с лихвой компенсировался остойчивостью; Хатч почувствовал уверенность, что судно может пережить чуть ли не любой шторм, а двигатели спереди и сзади делали катер весьма маневренным. Катушки шлангов и пункты контроля убраны, таким образом высвобождая большую часть палубы. Шлюп-балки, палубная надстройка и прожекторы оставили, а на корму водрузили управляемый компьютером кран. Хатч перевёл взгляд наверх – на просторную рулевую рубку и мостик. Над ними – обычная группа антенн, лоран и радар, с набором дополнительного оборудования, не обязательно морского: микроволновая антенна, спутниковая тарелка, радар воздушной разведки и антенны VLF[3]. Оснащение впечатляет, – подумал Хатч. Он опустил руку на панель, собираясь дать гудок.

И помедлил. Из-за молчаливого корабля, из-за покрытого туманом острова до него донеслись глухие звуки биения, настолько низкие, что их, скорее, можно считать инфразвуком. Вслушиваясь, Малин убрал руку с панели. Через минуту он окончательно убедился: это двигатель судна, которое пока далеко, но быстро приближается. Хатч осматривал горизонт, пока не углядел на юге серое пятно. На какой-то миг заходящее солнце высветило на далёком судне некую металлическую конструкцию. Видимо, корабль «Талассы», – подумал он. – Плывёт из Портленда.

Затем Хатч увидел, что пятно неспешно разделяется на два, затем на три, и в итоге на шесть пятнышек. Не веря своим глазам, он смотрел, как на крошечный островок надвигается настоящая флотилия. Огромная баржа шла на него на всех парах, её тёмное красное брюхо вырисовывалось всё яснее, и вот уже стало видно, как волны откатывают от ватерлинии. За ней в кильватере следовал буксир, такелаж на носу покрыт мхом и поблёскивал. Буксир тянул за собой плавучий кран. За ними следовала группа моторных катеров, блестящих и мощных, ощетинившихся электроникой. А следом плыл сухогруз, сидящий низко в воде, видимо, полностью загруженный. С мачты последнего свисал небольшой бело-красный флаг. Хатч отметил, что рисунок на флаге в точности такой же, как на портфеле Найдельмана, который он видел лишь несколько дней назад.

Последним приближалось элегантное судно, достаточно крупное и невероятнейшим образом оборудованное. На носу синими буквами было выведено название – «Цербер». Хатч с трепетом окинул взглядом блестящую палубную надстройку, гарпунную пушку на передней палубе, закрытые тёмным стеклом иллюминаторы. Водоизмещение пятнадцать тысяч, не меньше, – подумал он.

Словно в молчаливом танце, корабли выстроились носом к «Гриффину». Суда побольше остановились с другой стороны пожарного катера, в то время как те, что поменьше, подошли ближе к «Плэйн Джейн». Раздались лязги цепей и пение тросов – корабли сбросили якоря. Бросая взгляд на моторные катера, подплывающие слева и справа, Хатч отметил, что их обитатели, в свою очередь, тоже смотрят на него, а некоторые улыбаются и кивают. В ближайшем катере Хатч увидел мужчину с серыми волосами цвета железа и пухлым белым лицом, который посмотрел на него с выражением вежливого интереса. Поверх застёгнутого на все пуговицы костюма на нём был одет громоздкий оранжевый спасательный жилет. Рядом стоял молодой человек с длинными жирными волосами и бородкой, одетый в летние бермудские шорты и цветастую рубашку. Сейчас тот поедал что-то из белого бумажного свёртка. Парень удостоил Малина высокомерным равнодушным взглядом.

Стихли последние звуки моторов, и на собрание опустилась странная призрачная тишина. Хатч переводил взгляд с корабля на корабль, и заметил, что глаза присутствующих устремлены на пустую палубу пожарного катера в центре.

Прошла минута, затем две. Наконец дверь рулевой рубки отворилась, и появился капитан Найдельман. Он молча подошёл к борту и остановился, прямой как шомпол, чтобы окинуть взглядом собравшихся. Лучи предзакатного солнца придали его загорелому лицу красноватый оттенок и окрасили редеющие светлые волосы золотым. Малина поразило, насколько ощутимо его присутствие на море, в кругу кораблей. Когда молчание стало абсолютным, ещё один мужчина, небольшого роста и жилистый, тихо вышел из двери за спиной Найдельмана и остался стоять там со сложенными на груди руками.

Какое-то время Найдельман продолжал молчать. Наконец он заговорил – тихо, чуть ли не благоговейно, и, однако, слова с лёгкостью доносились до слушателей.

– Мы живём в эпоху, – начал Найдельман, – когда неизвестное стало известным, и большая часть земных тайн разгадана. Мы побывали на Северном полюсе, взобрались на Эверест, побывали на Луне. Расщепили атом на части и нанесли на карту дно океанов. Те, кто брался за решение этих задач, зачастую подвергали опасности свои жизни, теряли состояния и рисковали всем, что было им дорого. Великая тайна может быть разгадана только высокой, а иногда и наивысшей ценой.

Капитан жестом указал на остров.

– Здесь – лишь в сотне ярдов отсюда – лежит одна из величайших загадок, быть может, величайшая из тайн, оставшихся в Северной Америке. Подумайте об этом. Это – ничто, лишь яма на клочке грязи и скал. И, однако, эта яма – этот Водяной Колодец – выматывал каждого, кто пытался проникнуть в его секреты. Миллионы долларов были потрачены. Жизни разбиты и даже потеряны. И сегодня среди нас есть те, кто на себе почувствовал, насколько острыми могут оказаться зубы Водяного Колодца.

Найдельман осмотрел аудиторию, рассыпанную по кораблям. Его взгляд встретился с глазами Малина. Затем капитан продолжил.

– Значение прочих загадок прошлого – монолитов Саксахуамана, статуй острова Пасхи, каменных сооружений в Британии – покрыто тайной. С Водяным Колодцем всё обстоит совсем иначе: его расположение, цель создания, даже его история известны. Он лежит здесь, перед нами – наглый вызов всем, кто за него берётся.

Он несколько мгновений помолчал.

– К 1696-му году Эдвард Окхэм сделался самым страшным пиратом морей. Корабли разбойничьего флота были битком забиты трофеями – неповоротливые, они низко сидели в воде. Следующий шторм, или даже просто неудачное столкновение с военным кораблём, – и весь флот мог пойти на дно. Пират так долго откладывал утаивание своих сокровищ, что находился в отчаянном положении. Случайно на его пути попался архитектор, и это разрешило проблему.

Найдельман облокотился на бортик, его волосы зашевелились на ветру.

– Окхэм захватил архитектора в плен и заставил разработать колодец, чтобы укрыть сокровища. Колодец, настолько неприступный, что поставит в тупик даже самых экипированных золотоискателей. Всё шло по плану. Колодец был сооружён, сокровище зарыто. И затем, когда пират отправился на очередной рейд убийств и грабежей, ударило провидение. Рэд-Нед Окхэм умер. И с того самого дня его сокровища дремлют на дне Водяного Колодца, в ожидании той поры, когда технология и мужество человека снова явят их на свет.

Найдельман сделал глубокий вдох.

– Несмотря на потрясающую стоимость этого сокровища, все попытки одних людей за другими добыть из Колодца хоть что-нибудь ценное провалились. Все, кроме одной!

При этих словах капитан резко поднял руку вверх, что-то сжимая меж пальцев. Свет заходящего солнца настолько ослепительно мерцал и переливался на предмете, что, казалось, кончики пальцев Найдельмана горят. Среди слушателей раздались удивлённые и озадаченные перешёптывания.

Хатч перегнулся через бортик, силясь рассмотреть получше. О, Боже, – подумал он. – Должно быть, это то золото, которые вытащил бур «Золотоискателей» больше ста лет назад!

Найдельман довольно долго неподвижно держал над головой золотую спираль. А затем заговорил снова:

– Некоторые твердят, что на дне Водяного Колодца никаких сокровищ нет. И я обращаюсь к ним: взгляните на это!

И, когда последние лучи солнца окрасили воду и корабль тёмно-розовым, Найдельман повернулся к окнам рулевой рубки «Гриффина». Взяв небольшой молоток, он опустил кусочек золота на стену рубки и гвоздём приколотил к дереву. Потом отошёл на шаг в сторону и снова повернулся к аудитории, а золото осталось блестеть на надстройке.

– Сегодня, – сказал он, – остальные сокровища Окхэма покоятся на дне колодца, как покоились триста лет, недоступные ни солнцу, ни дождю. Но завтра их долгому отдыху наступает конец. Потому что утерянный ключ найден вновь. И, прежде чем наступит конец лета, сокровище будет поднято.

Он сделал паузу, осматривая группу кораблей.

– У нас много дел. Мы должны убрать остатки прошлых неудачных попыток и сделать поверхность безопасной. Должны определить расположение того самого колодца. Затем нам придётся найти и запечатать тайный подводной туннель, по которому поступает вода. Нам надо будет откачать ту воду, что уже в шахте, и укрепить стенки, чтобы можно было проникнуть в сокровищницу. Сложности огромны. Но мы явились сюда подготовленными, с технологией, которая более чем адекватна этим сложностям. Нам придётся иметь дело с, быть может, самым гениальным творением человека семнадцатого столетия. Но Водяной Колодец – не противник для инструментов двадцатого столетия. С помощью всех, кто здесь собрался, мы совершим величайшую операцию по подъёму сокровищ, которая войдёт в историю.

Раздались было аплодисменты, но Найдельман жестом заставил их стихнуть.

– Сегодня среди нас находится доктор Малин Хатч. Благодаря именно его великодушию мы можем начать работы. И он – больше чем кто-либо – знает, что мы находимся здесь не только из-за золота. Мы изучаем историю. Мы хотим больше узнать. И мы здесь, чтобы гарантировать – в конце концов, – что жертвы тех храбрецов, которые побывали на острове до нас, были не напрасны.

На секунду он опустил голову, а затем отошёл от борта. Раздались рассеянные аплодисменты, тонкий водопад звуков зазвучал над волнами, и вдруг все собравшиеся взорвались стихийными выкриками. Люди размахивали руками, бросали кепки в воздух – вокруг «Гриффина» кругами расходился радостный вопль возбуждения, пыла и ликования. Хатч понял, что тоже кричит, и, когда слезинка потекла по щеке, у него возникло абсурдное чувство, что Джонни заглядывает ему через плечо и смотрит на них с мрачным интересом, всей своей юной душой желая обрести, наконец, покой.

8

Днём позже Хатч стоял у руля «Плэйн Джейн», наблюдая за подготовительными работами, что велись вокруг. Чуть ли не вопреки своей воле он почувствовал нарастающее волнение. Два стоящих рядом передатчика – сканер, покрывающий все каналы экспедиции, и рация, нацеленная на выделенную медицинскую частоту – время от времени потрескивали и выдавали обрывки переговоров. Океан оставался спокоен, его поверхность была едва тронута лёгким волнением. Чувствовалсяся нежный береговой бриз. В этот день извечный туман, казалось, истончился, превратившись в просвечивающееся полотно, неплотно окутавшее остров. Идеальный день для разгрузки, и капитан Найдельман воспользовался им на полную катушку.

Хотя «Плэйн Джейн» осталась стоять на якоре на том же месте, где и вчера – сразу за рифами острова Рэгид, – ландшафт поменялся кардинально. Работы начались вскоре после заката и с рассветом ускорились. Огромная баржа теперь прочно покоилась на двух якорях у восточного побережья острова, удерживаемая двумя массивными цепями, которые группа ныряльщиков Найдельмана надёжно укрепила на каменном дне. Хатч наблюдал, как стотонный плавучий кран ставят на якорь у западной оконечности острова, и длинная гидравлическая стрела нависает над берегом наподобие хвоста скорпиона, в готовности переносить рухлядь, скопившуюся за двести лет охоты за сокровищами. В тени крана – «Гриффин», корабль Найдельмана. Малин едва сумел разглядеть на мостике жёсткую, тощую фигуру капитана, который пристально наблюдает за ходом работ.

Крупное исследовательское судно «Цербер» оставалось за чертой тумана, тихое и неподвижное, словно не желающее удостаивать сушу своим приближением. Два его катера, «Наяда» и «Грампус», ещё рано утром доставили команду на берег, и теперь бороздили прибрежные воды. По тому, как передвигалась «Наяда», Хатч мог с уверенностью заявить, что она занята картографией дна. «Грампус» же сканировал сам остров с помощью незнакомого Малину оборудования.

Доктор продолжал наблюдать за кипучей деятельностью вокруг, пока его взгляд, наконец, не упал на остров. Малин снова почувствовал тошнотворное чувство внутри. Быть может, оно никогда не исчезнет. Но он принял решение, и это само по себе сняло с плеч неподъёмную ношу. Теперь он каждое утро пробуждался всё с большей и большей убеждённостью – решение верное. Вчера вечером он даже поймал себя на мысли, что ему делать с чуть ли не миллиардом долларов – и решил: вложит его целиком, до последнего цента, в благотворительный фонд имени брата.