Меч карающий

Хатч удивлённо воззрился на неё. Затем снова взялся за кисть.

– Я думал, ты сегодня запрёшься с Найдельманом, и вы будете сидеть за картами и диаграммами.

По её лицу промелькнула тень. Смена темы, видимо, пришлась ей не по вкусу.

– Нет, – ответила она. Хорошее настроение бесследно исчезло. – У капитана больше нет терпения заниматься археологией. Ему нужно быстрей, быстрей, vitement, и к чёрту всё остальное. Сейчас он в Колодце, готовится копать. Ни поисков артефактов, ни стратиграфического анализа… Для меня это невыносимо.

Не веря своим ушам, Хатч посмотрел на неё.

– Капитан работает сегодня?

Работа в воскресенье, когда в медпункте никого – грубое нарушение техники безопасности.

Бонтьер кивнула.

– Как только выяснили, что это шпиль, он стал одержим. Не думаю, что он за всю неделю вообще сомкнул глаз, настолько занят. Но, что интересно, несмотря на весь пыл, ему потребовалось два дня, чтобы попросить помощи у моего милого землекопа! Я снова и снова твердила ему, что Christophe, который столько знает об архитектуре – тот самый человек, который нужен для восстановления опор. Но он, казалось, пропускал всё мимо ушей, – сказала она и покачала головой. – Я никогда его не понимала, а сейчас, кажется, понимаю ещё меньше.

Какой-то миг Хатч раздумывал, не рассказать ли о тревоге Найдельмана насчёт саботажника, но решил, что не стоит. Хотел поделиться информацией о найденных им документах, но решил, что и это может обождать. Вообще всё может подождать. Пусть Найдельман копает в воскресенье, раз ему невтерпёж. Сегодня выходной, чёрт побери, и всё, что нужно ему, Малину, – закончить пейзаж!

– Пора браться за Маунт-Ловелл, – произнёс доктор, кивая на тёмную гору вдали.

Бонтьер смотрела, как он обмакивает кисть в серый цвет, примешивает толику кобальтовой сини и кладёт на бумагу толстый мазок, за границу между небом и землёй. Затем, сняв с мольберта доску, Малин перевернул рисунок вверх ногами, выжидая, покуда свежая краска не затечёт за горизонт. Лишь после этого он снова перевернул доску и вернул её на место.

– Mon dieu! Где ты этому научился?

– Во всём свои маленькие хитрости, – ответил Малин, промывая щетинки и складывая тюбики в коробку. Он поднялся на ноги. – Ей надо подсохнуть. Почему бы нам не слазить наверх?

Они вскарабкались на колонну повыше, под ногами захрустели ракушки. Оказавшись на вершине, Хатч бросил взгляд на реку, поверх лодок. В окрестной дубовой роще копошились птички, воздух был чистым и тёплым; если шторм и собирался, то явных признаков этого пока не было. Вверх по реке не было видно ни малейших следов человека, лишь изгибы синей воды и вершины деревьев, местами перемежающиеся лугами. Пейзаж протянулся вдаль, насколько хватало глаз.

– Magnifique,[52] – сказала Бонтьер. – Что за волшебное место!

– Я частенько бывал здесь с Джонни, – откликнулся Хатч. – Старый школьный учитель время от времени приводил нас сюда по воскресеньям. В последний раз мы с ним были тут за день до его смерти.

– Расскажи о нём, – бесхитростно попросила Бонтьер.

Хатч молча присел, и ракушки зашуршали и затрещали под его весом.

– Ну, – сказал он, – ему нравилось верховодить. В Стормхавэне было не так уж много детей, поэтому мы чуть ли не всё время были вместе. Думаю, мы были друзьями – по крайней мере, когда он переставал меня мутузить.

Бонтьер рассмеялась.

– Он обожал всё, связанное с природоведением – ещё больше, чем я. У него была потрясающая коллекция бабочек, камешков и окаменелостей. Он знал названия всех созвездий – даже собрал свой телескоп.

Малин откинулся на спину, опираясь на локти, и бросил взгляд в заросли деревьев.

– Джонни добился бы в жизни чего-нибудь совершенно невероятного. Думаю, это одна из причин, по которой я так много работал, закончил Медицинскую школу Гарварда, – чтобы хоть как-то восполнить случившееся.

– Что восполнить? – негромко переспросила Бонтьер.

– Это была моя идея – отправиться на остров Рэгид, – ответил Хатч.

Бонтьер и на этот раз не стала произносить избитые банальности, и Малин снова ощутил к ней прилив благодарности. Глубоко вдохнул, затем ещё, раз за разом медленно выдыхая. Казалось, с каждым вздохом из него выходит скрытый яд, накопившийся за долгие-долгие годы.

– Когда Джонни исчез в том туннеле, – продолжил Хатч, – мне потребовалось время, чтобы выбраться. Не помню, сколько я блуждал. Если честно, вообще почти ничего не помню. Я пытался восстановить ход событий, но всё равно какой-то отрезок времени совершенно пуст. Мы карабкались вниз по туннелю, Джонни зажёг очередную спичку… И после этого единственное, что помню отчётливо – как вернулся к пирсу родителей. Они только что вернулись домой с обеда или ещё откуда, и сразу же бросились на остров Рэгид. К ним присоединилось чуть ли не пол-города. Никогда не забуду лица отца, когда он выбрался из туннеля, покрытый кровью Джонни с ног до головы. Он вопил, колошматил по брёвнам, плакал.

Малин с минуту помолчал, проигрывая в памяти эту сцену.

– Им не удалось найти тело. Они пытались, старались пробить стены и потолок. Потом приехала Береговая охрана и горный инженер с прослушивающим оборудованием. Они тоже пытались вести раскопки, но почва была нестабильна, и им не удалось ничего сделать.

Бонтьер молча слушала.

– Они прилагали все усилия, чтобы найти Джонни – всю ночь, и на следующий день, и ещё на один. Затем, когда стало ясно, что обнаружить его живым не удастся, люди начали расходиться. Врач сказал, из Джонни вытекло столько крови, что он никак не может остаться в живых, но папа продолжал его искать. Наотрез отказался уйти с острова. Через неделю люди отказались от поисков, даже мама, но не отец. Трагедия повредила ему рассудок. Он исходил весь остров, спускался в шахты, копал киркой и лопатой. Кричал, пока не охрип настолько, что не мог говорить. Он всё не сдавался. Проходили неделя за неделей. Мама умоляла его уйти с острова, но он не мог на это пойти. И потом случилось так, что однажды она привезла ему обед, а его там не оказалось. Снова начались поиски, но на этот раз тело нашлось. Тело отца плавало в одной из шахт, он утонул. Никто нам ничего не сказал, но большинство решило, что это самоубийство.

Хатч не отрывал глаз от листьев, зеленеющих на фоне синего неба. Прежде он никому столько не рассказывал. Он и представить себе не мог, какое это облегчение – просто говорить. Это снимало ношу, которую он тащил за собой так долго, что позабыл, что она есть.

– Мы прожили в Стормхавэне ещё шесть лет. Думаю, мама надеялась, что разговоры утихнут сами собой, но этого не случилось. Мелкие городки вроде этого никогда ничего не забывают. Все были настолько… вежливы. Но разговоры за спиной так и не умолкали. Я нечасто слышал обрывки, но знал, что они ведутся, в сотый раз по замкнутому кругу обмывают косточки. Безостановочно. Видимо, причина в том, что тело Джонни так и не нашли. И, знаешь, некоторые семьи рыбаков верят в проклятие. Позже я узнал, что некоторые родители не разрешали детям со мной играть. Наконец, когда мне стукнуло шестнадцать, мама больше не могла этого вытерпеть. Она увезла меня в Бостон, на лето. Предполагалось, что мы пробудем там несколько месяцев, но потом наступил сентябрь, мне пришлось идти в школу. Так прошёл год, затем ещё один. Потом я поступил в колледж. И не возвращался – до сих пор.

Большая синяя цапля пролетела над рекой. Углядев в воде ветку, уселась на неё и выжидала.

– А что потом?

– Медицинская школа, медчасть, Medicins sans Frontiures, госпиталь Маунт-Оберна. А потом, в один прекрасный день, в моём офисе появился Найдельман. И вот я здесь, – сказал Малин и помолчал. – Знаешь, после того, как осушили Колодец и вычислили, где проходят подводные туннели, я молчал. Я не настаивал на том, чтобы их тотчас исследовали. Можно было подумать, я буду давить на капитана, стоять у него над душой, но нет. Дело в том, что теперь, когда мы подошли так близко, я испугался. И уже не был уверен, хочу ли я знать, что именно произошло с Джонни.

– Так ты жалеешь, что подписал соглашение с капитаном? – спросила Бонтьер.

– На самом деле, это он подписал соглашение со мной, – уточнил Хатч и помолчал. – Нет, не жалею. Если и сожалел, вчерашний день всё изменил.

– Через одну-две недели ты можешь бросить работу и стать одним из богатейших людей в Америке.

Хатч рассмеялся.

– Изобель, – ответил он. – Я решил, что отдам деньги в благотворительный фонд имени брата.

– Все?

– Да, – сказал Малин и в нерешительности помедлил. – Ну, я об этом ещё раздумываю.

Бонтьер поудобнее устроилась на ракушках и скептически уставилась на него.

– Я хорошо разбираюсь в людях, monsieur le docteur. Может быть, ты и передашь большую часть денег этому фонду. Но пусть с меня живьём сдерут кожу, если ты не оставишь для себя небольшую кругленькую сумму. Ведь иначе ты не был бы человеком. А я уверена – если бы ты им не был, то не нравился бы мне так сильно.

Хатч автоматически открыл рот, собираясь протестовать. Но затем снова расслабился.

– Как бы то ни было, ты просто святой, – сказала Бонтьер. – Мои планы на свою долю намного корыстнее. Например, взять себе крутейшую тачку – и, конечно, отправить крупную сумму на Мартинику, семье.

При этих словах археолог бросила на него взгляд, и Малин с удивлением понял, что она жаждет услышать его одобрение.

– Всё нормально, – сказал он. – Для тебя это – профессиональное. Для меня – личное.

– Вы с Джерардом Найдельманом – ну и парочка, – сказала Бонтьер. – Может быть, ты и изжил из себя бесов, но он всё ещё живёт со своими, n'est-ce pas? Сокровище острова Рэгид всегда его околдовывало. Но как он одержим Макалланом, c'est incroyable! Для него всё превратилось в подобие личного оскорбления, прямого вызова. Думаю, он не будет счастлив, пока не своротит шею древнему архитектору.

– Свернёт, – лениво поправил Хатч.

– Плевать, – сказала Бонтьер и поёрзала, пытаясь устроиться поудобнее. – «Чума возьми семейства оба их!»[53]

Они помолчали, устроившись на спинах в лучах позднего утреннего солнца. Из-за ветки над их головой выглянула белка. Она собирала жёлуди и тихо ими пощёлкивала. Хатч закрыл глаза. Он смутно понимал, что ему придётся рассказать Биллу Баннсу, редактору газеты, о том, что нашлось тело Джонни. Бонтьер продолжила ему что-то рассказывать, но он почувствовал себя слишком уставшим, чтобы вслушиваться в её слова. И затем незаметно погрузился в тихий сон без сновидений.

39

Сообщение от маркизы Хатч получил на следующий день.

В нижнем правом углу экрана появилась иконка в форме закрытого конверта, сигнализируя, что пришло новое письмо. Но когда Малин попытался его скачать, связь с интернетом внезапно прервалась. Решив устроить себе небольшой перерыв, Хатч направился к пирсу и снял «Плэйн Джейн» с якоря. Вдали от острова и вечно затуманенных берегов он вышел в сеть через мобильный телефон и без проблем скачал письмо на ноутбук. Что за чертовщина творится с компьютерами на острове? – в который раз подумал он.

Снова завёл мотор и вернул «Плэйн Джейн» к острову Рэгид. Нос лодки разрезал похожую на стекло воду, спугнув баклана, который исчез под водой. Птица вынырнула в нескольких дюжинах ярдов в стороне и бешено забила крыльями.

С треском проснулось радио, чтобы передать прогноз погоды. Атмосферные возмущения над Ньюфаундлендом развились в полноценный циклон, теперь он направлялся к северному побережью штата Мэн. Если направление не изменится, завтра в полдень могло быть объявлено штормовое предупреждение. Классический северо-восточник, – мрачно подумал Хатч.

По всему горизонту – исключительное множество лодок; рыбаки снимали сети. Может быть, готовились к шторму. А может, имелась и другая причина. Хотя Малин и не видел Клэр со встречи в Голубиной ложбине, Билл Баннс позвонил ему вчера вечером и сказал, что Вуди Клэй запланировал акцию протеста на последний день августа.

Вернувшись в офис, Хатч допил остатки кофе и вернулся к ноутбуку, сгорая от нетерпения узнать, что написала маркиза. Как обычно, безнравственная старая леди начала с рассказа о своей последней победе:

Он жутко застенчивый, но такой лапочка! И так старается мне понравиться, что я от него просто без ума. У него коричневые волосы, и чёлка на лбу идёт такими завитушками. Когда он старается, они от пота становятся чёрными. Это красноречиво говорит о его усердии, правда?

Дальше маркиза продолжила обсуждать бывших любовников и мужей, и перешла к более конкретным деталям анатомических предпочтений в мужчинах. Старая леди относится к электронной почте, словно та – средство для передачи легкомысленной болтовни и сплетен. Если маркиза не изменилась и по-прежнему верна форме, дальше речь пойдёт о хронической нехватке денег и родословной семьи, что тянется сквозь века к императорам Святой Римской империи, до самого Алариха I Визигота[54]. Однако, на сей раз она с необычайной поспешностью перешла к информации, добытой в архивах Кафедрального собора города Кадис. Читая, а затем перечитывая текст, Хатч почувствовал, что по спине побежал холодок.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Хатч, щелчком мыши отправляя сообщение маркизы на печать.

Он поднял взгляд на рабочего, который показался в дверях, и обмер.

– Господи! – выдохнул Малин, вскакивая из-за стола. – Какого дьявола, что с вами стряслось?

40

Спустя пятьдесят минут, Хатч торопливо шагал по тропинке, ведущей к Водяному Колодцу. Солнце поднималось над горизонтом, его лучи отражались от моря и обращали туман в светлые завитушки.

В Ортанке – никого, если не считать Магнусен и оператора лебёдки. Раздался скрежет, и из Водяного Колодца, покачиваясь на толстом стальном тросе, выползла огромная бадья. Сквозь стеклянный пол Хатч увидел, как на краю Колодца группа рабочих поставила её на бок и вывалила содержимое в одну из боковых шахт. С громким хлюпаньем бесчисленные галлоны грязи и земли моментально скрылись под землёй. Рабочие вернули пустую бадью в исходное положение, подтолкнули к отверстию Водяного Колодца, и она вновь ушла под землю.

– Где Джерард? – спросил Хатч.

Магнусен, продолжавшая внимательно следить за состоянием каркасов в основании Колодца, на мгновение оторвалась от созерцания экрана и бросила взгляд на Малина. И вновь уставилась на монитор.

– На раскопках, – сухо ответила она.

На стене рядом с оператором лебёдки – шесть красных телефонов, соединяющих башню с разными частями острова. Хатч поднял трубку, отмеченную как «ВОДЯНОЙ КОЛОДЕЦ, УЧАСТОК 1».

Он услышал три быстрых гудка. Через мгновение в трубке раздался голос Найдельмана.

– Да?

На заднем плане Хатч услышал громкое перестукивание.

– Мне нужно с вами поговорить, – сказал Хатч.

– Это важно? – раздражённо спросил капитан.

– Да, важно. У меня появилась дополнительная информация о Мече Святого Михаила.

Некоторое время на линии слышался лишь стук. Казалось, он звучал всё громче.

– Ну, если это правда так срочно, – наконец, отозвался Найдельман. – Вам придётся спуститься сюда – мы сильно заняты, устанавливаем подтяжки.

Хатч повесил трубку, схватил каску и ремень безопасности и торопливо спустился на платформу под Ортанком. В подступающих сумерках Колодец сделался ещё ярче, извергая в туман сноп белого света. Один из рабочих помог ему взобраться на электрический лифт. Хатч нажал на кнопку, и небольшая платформа, качнувшись, поехала вниз.

Опускаясь мимо блестящей паутины титановых брусьев и стержней, доктор, вопреки своей воле, восхитился сложностью конструкции. Лифт миновал группу, занятую проверкой брусьев на уровне минус сорок футов. Ещё девяносто секунд – и стало видно дно Водяного Колодца. Здесь вовсю кипела жизнь. Грязь и слякоть убрали, поставили батарею огней. От дна старого Колодца уходила вглубь новая шахта, со всех сторон укреплённая подпорками. На тонких проводах покачивались несколько инструментов и измерительных приборов – наверное, ими заведовала Магнусен или, может быть, Рэнкин. Трос лебёдки уходил вниз с одного края, а в противоположном уже установили титановую лестницу. Спустившись с платформы, Хатч прямиком направился к лестнице, в самую гущу звуков: шарканья лопат, ударов молота, гудения воздушных фильтров.

Тридцатью футами ниже он достиг переднего фронта раскопок. Здесь, под присмотром автономной камеры рабочие раскапывали насквозь пропитанную влагой землю и складывали её в огромную бадью. Другие с помощью шлангов откачивали жидкую грязь и воду. Найдельман стоял в углу с каской на голове и выкрикивал указания по размещению подпорок. С кипой чертежей рядом стоял Стритер.

Малин приблизился к ним, и капитан поприветствовал его кивком.

– Странно, что вы не спускались сюда раньше, чтобы на это посмотреть, – сказал он. – Теперь Колодец стабилен, и мы можем вести раскопки на полной скорости.

Хатч не ответил.

Найдельман внимательно посмотрел на него блеклыми глазами.

– Вы же понимаете, какой сейчас ответственный момент, как ценно время, – продолжил он. – Надеюсь, это и правда важно.

За неделю, что минула со смерти Вопнера, капитан разительно переменился. Бесследно пропали та спокойная уверенность и невозмутимость, что, словно мантия, неотрывно окружали его с того дня, когда он стоял в офисе Малина и смотрел на реку Чарльз. Теперь на лице было начертано выражение, которое Хатч едва ли сумел бы описать: больная, чуть ли не дикая, решимость.

– Это важно, – ответил Малин. – Но конфиденциально.

Найдельман смотрел на него ещё несколько мгновений, а затем бросил взгляд на часы.

– Слушайте все! – крикнул он персоналу. – Смена кончается через семь минут. Заканчивайте работу. Как подниметесь наверх, скажете следующей смене, чтобы спустились пораньше.

Рабочие опустили инструменты и толпой полезли по лестнице, к лифту. Стритер молча остался стоять. Откачка через шланги прекратилась, и наполовину заполненная бадья поехала вверх, раскачиваясь на мощном стальном тросе. Стритер так и не тронулся с места, остался стоять рядом с капитаном. Найдельман повернулся к доктору.

– У вас пять минут, от силы десять.

– Пару дней назад, – заговорил Хатч, – мне в руки попали бумаги деда, документы, которые он собрал, насчёт Водяного Колодца и сокровищ Окхэма. Они были спрятаны на чердаке, потому-то мой отец их и не уничтожил. В некоторых записях упоминался Меч Святого Михаила и подразумевалось, что это некое ужасное оружие, которое испанское правительство намеревалось использовать против Рэд-Неда Окхэма. Были и другие тревожные детали. Поэтому я связался с исследовательницей из Кадиса, которую знаю лично, и попросил её покопаться в истории меча.

Плотно сжав губы, Найдельман мрачно посмотрел под ноги.

– Эта информация представляет коммерческую тайну. Я удивлён, что вы пошли на это и ни слова мне не сказали.

– Она обнаружила вот что, – сказал Хатч и, вытащив из кармана листок бумаги, подал Найдельману.

Капитан быстро глянул на листок.

– Это старый испанский, – нахмурившись, заметил он.

– Она перевела, посмотрите ниже.

Найдельман вернул листок.

– Объясните суть, – резко сказал он.

– Картина не цельная. Но здесь описывается, как был обнаружен Меч Святого Михаила, и что случилось потом.

Найдельман приподнял брови.

– Правда?

– Во время эпидемии Чёрной чумы богатый испанский торговец из Кадиса вместе с семьёй покинул город на барке. Они пересекли Средиземное море и пристали к берегу на незаселённой полосе побережья Берберов. Там они обнаружили руины древнего римского поселения и решили остаться, переждать эпидемию. Дружелюбно настроенные берберы предупредили их, чтобы они не приближались к разрушенному храму, стоявшему на холме в отдалении – сказали, что храм проклят. Предупреждения звучали несколько раз. Позднее, когда эпидемия чумы пошла на спад, торговец решил взглянуть на храм поближе. Быть может, он чувствовал, что племя берберов скрывает там что-то ценное, и не захотел уезжать, не посмотрев. Похоже, среди руин он нашёл за алтарём мраморную плиту, под которой лежал запечатанный металлический ящик с надписью на латыни. В сущности, надпись гласила, что в ящике лежит меч, самое смертоносное оружие на свете. Один лишь взгляд на него означает смерть. Он перенёс ящик на корабль, но берберы наотрез отказались помочь торговцу его открыть. По сути, они прогнали испанца, заставили уплыть.

Найдельман молча слушал, по-прежнему глядя себе под ноги.

– Несколько недель спустя – в День Святого Михаила – корабль торговца был найден в дрейфе в Средиземном море. Палуба кишмя кишела стервятниками, все люди были мертвы. Ящик был закрыт, но печать на нём сорвана. Его доставили в монастырь города Кадис. Монахи прочли надпись на ящике, изучили судовой журнал самого торговца. Они решили, что меч является – цитируя перевод моего друга – частичкой, исторгнутой из самого Ада. Монахи заново запечатали ящик и укрыли в катакомбах под кафедральным собором. В конце документа сказано, что монахи, которые присматривали за ящиком, вскоре заболели и умерли.

Найдельман бросил взгляд на доктора.

– И вы думаете, что всё это имеет отношение к нашим работам здесь и сейчас?

– Да, – ровно ответил Хатч. – Самое непосредственное.

– Тогда просветите меня.

– Где бы ни оказывался Меч Святого Михаила, везде гибли люди. Сначала – семья торговца. Затем монахи. И когда его захватывает Окхэм, восемьдесят членов его команды умирают прямо на острове. Спустя шесть месяцев корабль пирата найден в дрейфе, как и судно торговца, и точно так же все до единого на борту погибли.

– Интересная история, – произнёс Найдельман. – Но не думаю, что стоило прерывать работы, чтобы её выслушать. На дворе двадцать первый век. Сказки в прошлом.

– В этом вы ошибаетесь. Вы заметили недавнюю вспышку заболеваний среди команды?

Найдельман пожал плечами.

– В таком сборище людей всегда кто-нибудь заболевает. Тем более, когда люди устают, а работа опасна.

– Я говорю не о симулянтах! Я провёл анализы крови – практически у всех заболевших необычайно низкое количество лейкоцитов. И только что один из ваших землекопов обратился ко мне с удивительнейшим кожным заболеванием, что я в жизни видел. Жуткая сыпь и опухоли на руках, бёдрах и в паху.

– Что это? – спросил Найдельман.

– Я ещё не выяснил. Проверил по всем справочникам и не сумел поставить окончательный диагноз. Но по всем признакам, это бубонная чума.

Приподняв брови, капитан посмотрел на Малина.

– Чёрная смерть? Бубонная чума в двадцать первом столетии, в штате Мэн?

– Я сказал, что не сумел поставить окончательный диагноз.

Найдельман нахмурился.

– Тогда к чему все эти разговоры вокруг да около?

Хатч сделал глубокий вдох, пытаясь сохранить самообладание.

– Джерард, я не знаю, что в точности представляет из себя Меч Святого Михаила. Но, очевидно, он крайне опасен. Меч сеял за собой смерть, где только ни появлялся. Я всё больше задумываюсь, правильно ли мы предположили, что испанцы хотели обратить меч против Окхэма. Быть может, меч подсунули ему намеренно.

– Так-так, – кивнул Найдельман, и в его голосе послышалась нотка сарказма. – Быть может, меч и правда проклят?

Стоящий рядом Стритер насмешливо фыркнул.

– Вы прекрасно знаете, что я верю в проклятья не больше вашего, – огрызнулся Хатч. – Но это не значит, что под этой легендой не скрыта реальная причина. Вроде эпидемии. У меча все характеристики Тифозной Мэри.

– И, конечно же, это объяснит, каким образом у нескольких больных – бактериальные инфекции, у ещё одного – вирусная пневмония, у другого – удивительное воспаление дёсен. Поведайте, доктор, что же это за эпидемия-то такая?

Хатч вперился взглядом в исхудалое лицо.

– Я знаю, разнообразие заболеваний сбивает с толку. Но суть в том, что меч действительно опасен. Мы обязаны выяснить, чем и почему, прежде чем сломя голову бросимся вперёд и достанем его.

Сухо улыбнувшись, Найдельман кивнул.

– Ясно. Вы не можете понять, почему заболевают люди. Вы даже не уверены, чем больны некоторые из них. Но, каким-то образом, во всём виноват меч.

– Дело не только в болезнях, – продолжил Хатч. – Вы, должно быть, в курсе, что надвигается серьёзный северо-восточник. Если он не свернёт, шторм прошлой недели покажется вам лёгким дождиком. Продолжать работы – безумие.

– Продолжать работы – безумие, – эхом откликнулся Найдельман. – И каким образом вы намерены остановить раскопки?

Хатч на мгновение помедлил, обдумывая ответ.

– Обратившись к вашему здравому смыслу, – как можно спокойнее произнёс он.

Воцарилось напряжённое молчание.

– Нет, – сказал Найдельман, и по голосу стало ясно, что решение окончательное. – Работы продолжаются.

– Тогда ваше упрямство не оставляет мне иного выбора. Я собираюсь закрыть раскопки на этот сезон, и прямо сейчас!

– Как именно?

– На основании пункта девятнадцать нашего контракта.

В ответ – молчание.

– Мой пункт, помните? – продолжил Хатч. – Он даёт мне право остановить работы, если я почувствую, что условия стали слишком опасными.

Найдельман медленно вытащил из кармана трубку и начал забивать её табаком.

– Забавно, – поворачиваясь к заместителю, произнёс он тихим безжизненным голосом. – Смешно до коликов, правда, господин Стритер? Теперь, когда от сокровищ нас отделяет не больше тридцати часов, доктор Хатч собирается остановить операцию.

– Через тридцать часов, – ответил Хатч, – шторм будет у нас над головой…

– Почему-то, – перебил его капитан, – я совсем не думаю, что в действительности вы обеспокоены мечом или штормом. Все эти бумажки – средневековое мумбо-юмбо, если они вообще настоящие. Я не понимаю, зачем вам…

Он умолк. Затем в глазах промелькнуло озарение.

– Ну да, конечно же! Я понимаю, зачем. У вас свой мотив, не правда ли?

– О чём вы вообще говорите?

– Если мы остановим работы сейчас, «Таласса» потеряет все средства. Вы прекрасно знаете, что нашим инвесторам уже пришлось пойти на лишние десять процентов расходов. Они не собираются потратить ещё столько же в следующем году. На то и расчёт, верно?

– Я не желаю слышать ваши больные фантазии! – гневно выпалил Хатч.

– О, но это же не фантазии, верно? – спросил Найдельман, и заговорил ещё тише. – Теперь, когда от «Талассы» получена вся нужная информация, когда дверь к сокровищам практически открыта, вам только и нужно, чтобы мы потерпели крах. Потом, на следующий год, вы сами сюда вернётесь, и вам останется лишь закончить работу и наложить лапу на всё сокровище. И – самое главное – на Меч Святого Михаила.

Глаза Найдельмана осветились подозрением.

– Всё сходится. Это, в частности, объясняет, почему вы так настаивали на пункте девятнадцать. Объясняет все неполадки с компьютерами, бесконечные задержки. Становится ясно, почему всё работает на «Цербере», но выходит из строя на острове. Вы с самого начала всё спланировали, – сказал капитан и горестно покачал головой. – Подумать только, как я вам доверял! Только подумать – я пришёл к вам, когда заподозрил саботаж.

– Я не пытаюсь лишить вас сокровищ. Мне плевать на сокровища. Меня волнуют лишь жизни людей.

– Его волнуют жизни людей, – насмешливо повторил Найдельман.

Он достал из кармана спичечный коробок, вытянул спичку. Чиркнул. Спичка занялась пламенем. Но, вместо того, чтобы поджечь трубку, капитан махнул ей у самого лица доктора. Малин слегка отстранился.

– Я хочу, чтобы вы кое-что поняли, – продолжил Найдельман. – Через тридцать часов сокровище будет моим. Теперь, когда я раскусил твою игру, Хатч, я просто отказываюсь в неё играть. Любая попытка меня остановить будет встречена силой. Я достаточно ясно выражаюсь?

Хатч внимательно посмотрел на Найдельмана, пытаясь понять мысли, спрятавшиеся за холодным выражением лица.

– Силой? – повторил он. – Это угроза?

Молчание длилось довольно долго.

– Вполне разумная интерпретация, – наконец произнёс Найдельман ещё тише.

Хатч выпрямился во весь рост.

– Завтра на рассвете, – сказал он, – если вы ещё останетесь на острове, я вас отсюда вышвырну. И гарантирую: если кто-нибудь погибнет или получит травму, вас осудят за халатность.

Найдельман повернулся.

– Господин Стритер?

Тот сделал шаг вперёд.

– Проводите доктора Хатча к пирсу.

Узкое лицо Стритера расплылось в улыбке.

– У вас нет на это права, – произнёс Хатч. – Это мой остров.

Стритер подошёл к нему и грубо схватил за руку.

Шагнув в сторону, Хатч сжал правую руку в кулак и ударил его в солнечное сплетение. Не слишком сильный удар, но анатомически точный. Стритер рухнул на колени, разинув рот, не в силах вдохнуть.

– Дотронешься до меня ещё раз, – обратился Хатч к судорожно хватающему воздух мужчине, – откромсаю яйца скальпелем.

Стритер поднялся на ноги, его глаза яростно сверкнули.

– Господин Стритер, не думаю, что понадобится уводить его силой, – резко сказал Найдельман, как только заместитель угрожающе шагнул к Малину. – Доктор Хатч мирно проследует на свой корабль. Он же понимает, что абсолютно ничем не может нас остановить – теперь, когда мы раскусили его план. И, думаю, догадывается, насколько глупым будет даже попытаться.

После этих слов Найдельман обратился к Малину.

– Я человек слова. Ты бросил самый сильный козырь, но проиграл. Твоё присутствие на острове Рэгид теперь излишне. Если уйдёшь и дашь нам закончить работу, как договаривались, всё равно получишь свою долю сокровищ. Но если попытаешься мне помешать…