Меч карающий

Владелец магазина неловко поёрзал на сиденье и невольно глянул на дверь.

– Те из вас, кого заботит состояние окружающей среды, могут задумываться, какое действие оказывают все эти насосы, вся эта грязь, нефть и газ, взрывы и беспрестанная деятельность на экологию залива. Рыбаки, сидящие среди вас, могут поинтересоваться, связано ли со всем этим недавнее падение улова омаров на двадцать процентов, и почти такое же падение улова макрели.

Пастор сделал паузу. Бад знал, что улов постоянно снижается вот уже два десятка лет, раскопки там или не раскопки. Но это не помешало большому числу рыбаков начать беспокойно перешёптываться.

– Но то, о чём я сегодня собираюсь говорить – это не шум, не загрязнение, не падение рыбной ловли, не разграбление залива. Все эти мирские дела находятся в компетенции мэра, если он только озаботится данной проблемой.

Клэй устремил взгляд на мэра. Бад заметил, как Фитцджеральд невесело улыбнулся и погладил пышный ус.

– Меня заботит духовный аспект поисков сокровищ, – произнёс Клэй и шагнул из-за кафедры. – Библия выражается на этот счёт предельно ясно: любовь к золоту – корень зла. И лишь бедные попадут на небеса. Она утверждает это недвусмысленно, здесь не о чем спорить и нечего интерпретировать. Это тяжело слышать, но так оно и есть. И когда богач возжелал проследовать за Иисусом, Он сказал – сначала раздай все свои богатства. Но тот не мог так поступить. Помните Лазаря, нищего, что умер у врат богача и прямиком направился за пазуху Авраама? А тот богач, что жил за этими вратами, отправился в ад и молил о капле воды, которая охладила бы его поджаренный язык. Но он её не получил. Иисус не мог выразиться ещё яснее: Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в Царствие Небесное.

Он сделал очередную паузу, чтобы обвести взглядом аудиторию.

– Быть может, вам это всегда казалось чьей угодно проблемой, но только не вашей. В конце концов, большинство людей в этом городе небогаты по любым меркам. Но эти поиски сокровищ изменили всё. Задумались ли вы – хоть кто-нибудь из вас – что будет с городом, если они преуспеют? Позвольте мне дать вам намёк. Стормхавэн превратится в крупнейшую приманку для туристов после Дисней-лэнда. Затмит Бар-Харбор и Фрипорт. Если вы думаете, что ловля нынче никудышная, погодите – посмотрим, что скажете, когда сотни лодок туристов наводнят эти воды, когда по всему побережью возведут гостиницы и летние коттеджи. А уличное движение? Подумайте о бесчисленных предпринимателях и золотоискателях, которые будут приезжать сюда, копнут здесь, копнут там – на берегу и в море. И все будут что-то расхищать, все будут мусорить, и так будет продолжаться, пока они не захламят всю землю и не распугают всю рыбу. О, да – некоторые из сидящих в этом зале, сделают на этом деньги. Но чем вы будете отличаться от того богача из притчи о Лазаре? А самые бедные из вас – те, кто живёт морем – от тех удача совершенно отвернётся, и им останется лишь одно: жить на пособие или ехать в Бостон с билетом в один конец.

При упоминании самого презираемого в Стормхавэне – социальных пособий и Бостона – в церкви послышался гул голосов.

Неожиданно Клэй вернулся к кафедре и вцепился в неё обеими руками.

– И выпустили они скорпиона, чьё имя Абаддон. Абаддон, властелин Бездны. Абаддон, что по-еврейски означает «Разрушитель».

Пастор обвёл ряды строгим взглядом.

– Позвольте мне показать вам кое-что, – сказал он.

Отступив от кафедры, он потянулся к покрытому простынёй предмету на небольшом столике. Бад склонился вперёд, помещение наполнили возбуждённые перешёптывания.

Клэй немного помедлил и сдёрнул ткань. Под ней оказался плоский чёрный камень, размерами, быть может, двенадцать на восемнадцать дюймов. Края камня были истёрты, выщерблены. Он возлежал в старом ящике из тёмного дерева. На камне были выбиты три еле различимые строчки, грубо обведённые жёлтым мелом.

Клэй вернулся за кафедру и громким, напряжённым голосом зачитал надпись:

Сначала ты станешь Лгать,

Проклятый, ты будешь Рыдать,

А худшее, ты должен Умереть

– Нет никакого совпадения в том, что камень нашли, когда только открыли Колодец, и что как только его убрали, Бездна приняла свою первую жертву. Пророческую силу этого дьявольского камня подтвердили последующие годы. Все те из вас, кто создаёт себе кумиров из золота и серебра – либо прямо, участием в раскопках, либо опосредованно, получением прибыли от искателей сокровищ – должны запомнить, в какой последовательности всё будет происходить. Сначала ты станешь Лгать: жадность и стремление к богатству затмит ваши благородные стремления.

Он выпрямился.

– На пикнике с омарами сам Малин Хатч сказал мне, что цена сокровища – пара миллионов долларов. Далеко не маленькая сумма, даже для жителей Бостона. Но потом я узнал, что правильная оценка, скорее, два миллиарда. Два миллиарда. По какой такой причине доктор Хатч меня так обманул? Скажу вам лишь одно: золотые идолы портят человека. Сначала ты станешь Лгать.

Голос проповедника стал глуше.

– Затем идёт следующая строчка: Проклятый, ты будешь Рыдать. Золото принесёт с собой страдания. И если вы в этом сомневаетесь, поговорите с человеком, который потерял ноги. И, что там на последней строке? А худшее, ты должен Умереть.

Его впавшие глаза уставились на аудиторию.

– Сегодня многие из вас готовы поднять камень, так сказать, чтобы добраться до золотого идола, скрытого под ним. Того же хотел Симон Руттер двести лет назад. И вспомните, что с ним стало.

Клэй вновь опёрся о кафедру.

– Лишь вчера в Колодце погиб человек. Я разговаривал с ним меньше недели назад. Он даже не попытался оправдать свою жадность к золоту. Если честно, он так нахально об этом и заявил. «Я же не Мать Тереза», сказал он мне. А теперь он мёртв. Умер худшим способом, всю его жизнь буквально выдавил огромный камень А худшее, ты должен Умереть. «Воистину обрёл он награду свою».

Когда Клэй замолчал, чтобы отдышаться, Бад оглядел прихожан. Рыбаки негромко перешёптывались между собой. Клэр не смотрела на пастора, опустила взгляд на руки.

Клэй заговорил снова.

– А что насчёт остальных – тех, кто погиб или был изувечен, или обанкротился из-за этого проклятого сокровища? Оно – воплощение самого зла. И все, кто получит от него свою толику выгоды – прямо ли, косвенно – должны сознавать, что рано или поздно ответят за это. Понимаете, в конце концов совершенно неважно, найдено сокровище или нет. Сами поиски его – грех, вызывающий отвращение Господа. И чем дальше продвинется Стормхавэн по дороге греха, тем большую цену ему придётся заплатить. Цену в разрушении жизненного уклада. Цену в разрушенной ловле. Цену в разбитых жизнях.

Он кашлянул.

– Год за годом не утихают разговоры насчёт проклятия острова Рэгид и Водяного Колодца. Многие даже не хотят об этом думать. Они скажут вам, что лишь невежественные, необразованные личности верят в такого рода предрассудки, – продолжил он и указал на камень. – Пусть скажут это Симону Руттеру. Пусть скажут Эзекиелю Харрису. Пусть скажут Джону Хатчу.

Его голос зазвучал чуть ли не шёпотом.

– На этом острове происходило и происходит нечто странное. Нечто такое, о чём вам не говорят. Оборудование таинственным образом выходит из строя. Необъяснимые события мешают работам. И лишь несколько дней назад на острове нашли братскую могилу. Могилу, до краёв забитую костьми пиратов. Восемьдесят или, быть может, сто человек. Никаких следов насилия. Никто не знает, как они погибли. Скорпион, что выйдет из бездны, будет истреблять их. И мёртвые тела будут возлежать на улицах.

– Каким образом приняли они свою смерть? – громогласно вопросил Клэй. – Они приняли её от руки Господа. Потому что – вы знаете, что при них нашли?

В церкви воцарилась такая тишина, что до Бада донёсся шелест листьев из-за окна.

– Золото, – хрипло прошептал Клэй.

32

Будучи официальным врачом на острове Рэгид, Малину Хатчу пришлось лично заниматься всей бумажной волокитой, относящейся к смерти Вопнера. Поэтому, оставив вместо себя дипломированную медсестру из небольшого городка на побережье, он запер дом на аллее Океана и направился в Мачиаспорт. Именно там проходило формальное дознание. На следующее утро Хатч уехал в Бангор. К тому времени, как он закончил заполнять стопки бумаг и вернулся в Стормхавэн, прошло три рабочих дня.

В тот же день он направился на остров, и вскоре уверился, что принял верное решение, не протестуя против намерений Найдельмана продолжать операцию. Хотя капитан все эти дни заставлял команду трудиться не покладая рук, старания – и введение новых мер предосторожности после гибели Вопнера – казалось, разогнали большую часть уныния. Тем не менее, место продолжило собирать дань: в течение первого же дня к доктору с мелкими проблемами обратилось с полудюжины пациентов. И, в дополнение к порезам и царапинам, медсестра сообщила ему о трёх случаях заболеваний – чрезвычайно много, учитывая, что на острове осталась лишь половина персонала. Один пациент жаловался на апатию и головокружение, второй подцепил бактериальную инфекцию, о которой Хатч читал, но никогда с ней не сталкивался. У третьего мужчины оказалась простая неспецифическая вирусная инфекция; ничего серьёзного, но его заметно лихорадило. По крайней мере, про этого Найдельман не сможет сказать, будто он симулянт, – подумал Хатч, забирая образец крови, чтобы позднее проанализировать на «Цербере».

***

На следующее утро он по тропинке направился к устью Водяного Колодца. Работы велись невиданными темпами – даже у Бонтьер, которая выскочила из Колодца с ручным лазером-дальномером, не нашлось времени более, чем на кивок и улыбку. Но количество сделанного Малина просто потрясло. Набор лестниц сверху донизу заключили в каркас, и с одной стороны приделали лифт для скоростного спуска в глубину. Техник сказал ему, что эхолокация и измерение внутренностей Колодца практически завершены. Капитана Хатч найти не сумел, но техник поведал, что тот последние три дня работал практически без сна, запершись в Ортанке и управляя оттуда ходом работ.

Неожиданно для самого себя Хатч принялся размышлять о том, что же капитан планирует делать дальше. Ничего удивительного, что после смерти Вопнера тот с головой ушёл в работу. Но очевидные задачи теперь практически выполнены: лестница завершена, сам Колодец вскоре будет окончательно исследован и нанесён на карты. Останется лишь спуститься в Колодец и копать – крайне осторожно – в поисках золота.

Малин с минуту постоял в молчании, раздумывая о деньгах и о том, что он сделает со своей долей. Миллиард долларов – колоссальная сумма. Быть может, не стоит отдавать в Фонд Джонни Хатча всю её целиком. Будет тяжело даже просто расстаться с такими деньжищами. Кроме того, не мешало бы купить новую лодку для своей стоянки в Линне. И ещё он живо представил себе прекрасный отдельный домик на Брэттл-Стрит, совсем рядом с госпиталем. Как раз ищут покупателя. К тому же – не стоит забывать, что когда-нибудь у него появятся дети. Разве это правильно – лишать их щедрого наследства? Чем больше он об этом размышлял, тем более разумным казалось оставить для себя лично миллионов пять. Ну, может быть, десять для круглого счёта. Против этого никто не посмеет возразить.

Он ещё несколько мгновений смотрел в отверстие Колодца, раздумывая, работает ли где-то там, в тёмных глубинах, старый школьный приятель, Донни Труитт. А затем повернулся и направился по тропинке.

Войдя на станцию Остров-1, Малин обнаружил сидящую за компьютером Магнусен. Пальцы женщины порхали по клавиатуре, губы были неодобрительно поджаты. Обёртки от сэндвичей с мороженым и переломанные платы бесследно исчезли, а груды компьютерного оборудования с толстыми связками разноцветных кабелей расставили в строгом порядке. Исчезли все следы Вопнера. Осмотревшись по сторонам, Малина охватило неподдающееся логике чувство, будто эта стремительная уборка – способ стереть программиста из памяти. Как обычно, Магнусен занималась своими делами, не обращая на доктора ровным счётом никакого внимания.

Хатч постоял с минуту, продолжая осматриваться.

– Прошу прощения! – наконец, рявкнул он и почувствовал непостижимое удовольствие, когда та слегка подпрыгнула в кресле. – Я бы хотел получить полный текст журнала Макаллана.

Магнусен прекратила печатать и повернулась к нему с на диво невыразительным лицом.

– Конечно, – ровно ответила она.

И, выжидая, продолжила сидеть.

– Ну и…?

– Где оно? – спросила она.

Совершенно бессвязный диалог.

– Где – что? – поинтересовался Хатч.

Малин был уверен, что на долю секунды лицо инженера осветилось триумфом, но затем, так же стремительно, на него вернулась маска безразличия.

– Вы хотите сказать, у вас нет разрешения капитана?

Удивлённое выражение на его лице послужило достаточным ответом.

– Новые правила, – пояснила она. – На складах хранится лишь единственная бумажная копия расшифрованного журнала, которую можно получить только с письменного разрешения капитана.

На какой-то миг Хатч понял, что ему не приходит в голову, что на это сказать.

– Доктор Магнусен, – наконец, произнёс он как можно спокойнее, – это не может относиться ко мне.

– Об исключениях речи не было.

Не говоря ни слова, Хатч подошёл к телефону. Получив доступ в сеть острова, набрал номер Ортанка и попросил к телефону капитана.

– Малин! – услышал он волевой голос Найдельмана. – Как раз хотел к вам заглянуть, спросить, как дела на материке.

– Капитан, я на Острове-1 с доктором Магнусен. Что там насчёт необходимости получить разрешение на доступ к журналу Макаллана?

– Чистая формальность, – ответил тот. – Чтобы отследить использование журнала. Мы с вами уже обсуждали такую необходимость. Не стоит принимать на свой счёт.

– Боюсь, я как раз-таки принимаю это на свой счёт.

– Малин, даже я расписываюсь, когда беру текст журнала. Это в ваших же интересах, как и в интересах «Талассы». А сейчас, если дадите трубку Сандре, я объясню ей, что у вас есть право посмотреть журнал.

Хатч передал трубку Магнусен, которая некоторое время молчаливо безучастно слушала. Вскоре инженер, не говоря ни слова, повесила трубку, достала из ящика и заполнила небольшую жёлтую форму.

– Передайте это охраннику на складе, – сказала она. – Вам потребуется вписать имя, дату, время и расписаться в журнале.

Опуская листок в карман, Хатч задумался, по каким критериям Найдельман выбрал именно её. Разве не сама Магнусен – одна из главных подозреваемых в саботаже?

Но, как бы то ни было, в это прохладное утро сама версия о вредительстве показалась ему слишком притянутой за уши. Ведь из тех, кто остаётся на острове, всем очень хорошо платят, а некоторые в конце концов должны получить миллионы. Зачем саботажнику рисковать синицей в руке ради журавля, которого и поймать-то тяжело? В этом нет никакого смысла.

Дверь снова распахнулась и в командном центре возникла сутулая фигура Сен-Джона.

– Доброе утро, – кивнув, сказал он.

Хатч тоже кивнул в ответ, удивлённый переменами в историке, произошедшими после смерти Вопнера. Откормленные белые щёки и радостное самодовольство сменились обвисшей кожей и мешками под глазами. Извечный твидовый пиджак, что необычно, помят.

Сен-Джон повернулся к Магнусен.

– Уже готово?

– Да, уже вот-вот, – ответила та. – Мы ждём последнего набора данных. У вашего приятеля Вопнера был в файлах такой беспорядок! Понадобилось время, чтобы всё выправить.

Выражение неудовольствия – и даже боли – отбросило тень на лицо Сен-Джона.

Магнусен кивнула на экран.

– Я коррелирую данные, которые получают в колодце, со свежими спутниковыми изображениями.

Хатч бросил взгляд на огромный монитор перед инженером. Его покрыла невозможная паутина пересекающихся линий самой различной длины и цвета. Внизу экрана появилось сообщение:

Передача ограниченного видеоряда, начало 11:23. Telstar 704

Приёмоответчик 8Z (KU Band)

Частота передачи данных на Землю: 14'044 MHz

Получение и сведение…

Сложнейшее переплетение линии на экране обновилось. На какое-то время Сен-Джон, не говоря ни слова, уставился в экран.

– Я хотел бы некоторое время с этим поработать, – наконец, произнёс он.

Магнусен кивнула.

– Один, если не возражаете.

Инженер поднялась.

– Мышь с тремя кнопками управляет тремя осями. Или вы можете…

– Я в курсе, как работает программа.

Без лишних слов Магнусен вышла из Острова-1, прикрыв за собой дверь. Сен-Джон вздохнул и уселся в свободное – теперь – кресло. Хатч повернулся, чтобы уйти.

– Я не имел в виду вас, – произнёс Сен-Джон. – Лишь её. Что за кошмарная особа!

И покачал головой.

– Вам довелось посмотреть? Это просто потрясающе, честно.

– Нет, – ответил Хатч. – А что это?

– Водяной Колодец и все его структуры. Или, скорее те, что успели нанести на карты.

Малин склонился ближе к экрану. То, что выглядело бессмысленной путаницей разноцветных линий, оказалось, как он сейчас понял, трёхмерным каркасом стенок Колодца, с обозначенной сбоку глубиной. Сен-Джон нажал на клавишу, и вся структура пришла в движение. Теперь Колодец в окружении боковых шахт и туннелей принялся медленно вращаться на призрачно-чёрном экране.

– Господи, – выдохнул Хатч. – Я и понятия не имел, что он настолько сложный.

– Группы исследователей дважды в день передавали на компьютер данные измерений. Моя задача – найти исторические параллели между Колодцем и другими конструкциями. Если сумею найти нечто общее с прочими сооружениями, а тем более с работами Макаллана, можно будет попытаться выявить оставшиеся ловушки и понять, как их можно обезвредить. Но, признаюсь, это не так-то просто. Трудно не затеряться во всей этой сложности. И, несмотря на мои слова минуту назад, у меня лишь смутное понимание, как работать с этой штуковиной. Но я предпочту болтаться на виселице, чем просить эту женщину о помощи.

Он нажал ещё на несколько клавиш.

– Посмотрим, посмотрим, можно ли убрать всё, кроме изначальной структуры, – сказал он.

Большая часть цветных линий теперь исчезла, остались лишь красные. Теперь диаграмма показалась Малину более понятной – он легко различил огромную центральную шахту, уходящую в землю. На уровне минус сто футов он увидел туннель, что ведёт в большой зал – тот самый, где погиб Вопнер. Глубже, у самого дна Колодца, сходились шесть туннелей поменьше, расставленные словно пальцы; а прямо над ним очередной крупный туннель резко поднимался на поверхность. От дна Колодца отходил ещё один туннель, там же обнаружились и несколько дополнительных боковых ответвлений.

Сен-Джон указал на нижнюю часть экрана.

– Вон те шесть туннелей, откуда поступала вода.

– Шесть?

– Да. Пять из них мы нашли, а сквозь ещё один дьявольский туннель краска не просочилась. Магнусен говорила что-то насчёт хитрой гидравлической системы с обратным током, но, если честно, я и половины не понял, – объяснил историк и нахмурился. – Хм. Наклонный туннель сверху – Бостонская Шахта, её прорыли намного позднее. Она не входит в изначальную конструкцию.

Стук по клавишам, и лишний туннель исчез с экрана.

Сен-Джон быстро глянул на Малина, а затем снова перевёл взор на экран.

– Так-так. Теперь, вот этот туннель – тот, что забирает к берегу, – заговорил он и сглотнул. – Он не входит в базовую систему Колодца, и его не обследуют ещё какое-то время. Но, кажется, он заканчивается герметичным тупиком на полпути к берегу. Быть может, он имеет отношение к ловушке, в которую попал ваш брат…

При этих словах историк смущённо умолк.

– Понимаю, – выдавил из себя Хатч, которому собственный голос показался сухим и неестественно высоким. Он глубоко вдохнул. – Они его исследуют, правильно?

– Конечно, – ответил Сен-Джон и посмотрел на экран. – Знаете, ещё три дня назад я безмерно восхищался Макалланом. А теперь отношение поменялось, и сильно. Его конструкция превосходна, и я не могу порицать его за то, что он хотел отомстить пирату, который его похитил. Но он же прекрасно понимал, что Колодец может одинаково легко погубить и виновного, и невиновного!

Кристофер снова заставил всю структуру вращаться.

– Конечно, историк во мне сказал бы, что у Макаллана были все причины считать, что Окхэм проживёт достаточно долго, чтобы вернуться весной и испробовать ловушку на себе. Но Колодец был рассчитан служить и дальше, охраняя сокровище ещё долго после смерти Окхэма.

Он нажал ещё на одну кнопку, и диаграмма украсилась мешаниной зелёных линий.

– Здесь видны все брусья и подпорки главного Колодца. Четыреста тысяч четырёхфутовых дубовых досок. Этого было вполне достаточно для постройки двух фрегатов. Колодец был возведён, чтобы служить сотни и сотни лет. Так почему же, как вы считаете, Макаллан решил сделать машину смерти настолько мощной? А теперь, если повернуть вот так…

Сен-Джон нажал очередную клавишу, затем ещё одну, и ещё.

– Проклятье! – пробормотал он, когда вся структура принялась бешено вращаться.

– Эй, вы сожжёте видеокарту, если будете вращать ещё быстрее! – раздался голос Рэнкина.

Геолог встал в дверях – медведеподобная фигура, заслонившая неясный утренний свет. Светлая борода разделилась на две части кривой усмешкой.

– В сторону, пока не поломали! – пошутил Рэнкин, закрывая дверь и подходя к экрану.

Заняв место Сен-Джона, он пару раз стукнул по клавиатуре, и изображение моментально остановилась – образец послушности.

– Как успехи? – спросил Рэнкин историка.

Сен-Джон покачал головой.

– Пока сложно сказать, очевидных параллелей не видно. Есть нечто общее в некоторых гидравлических работах Макаллана, но это, пожалуй, всё.

– Давайте-ка покрутим его вокруг оси Z, пять оборотов в минуту. Посмотрим, может это нас вдохновит, – предложил Рэнкин и стукнул по клавишам. Структура снова пришла в движение. Геолог откинулся на спинку кресла, сложил руки за голову и глянул на Малина. – Знаешь, это просто потрясающе. Кажись, наш архитектор воспользовался помощью при строительстве, если так можно выразиться.

– Какой именно?

Рэнкин подмигнул.

– Помощью матушки-природы. Томографическое сканирование говорит, большая часть Колодца была уже готова, когда появились пираты. В природном виде, то есть. Огромная вертикальная трещина в основании скал. Должно быть, по этой причине Окхэм и выбрал этот остров.

– Не уверен, что понимаю.

– В метаморфической скале, что лежит в основании острова, неимоверное количество дислокаций и сдвигов.

– А вот теперь я уверен, что не понимаю! – воскликнул Хатч.

– Я говорю о сдвиге пластов прямо под островом. Пластов, которые каким-то образом разошлись.

– Значит, там множество пещер?

– Уйма, – кивнув, подтвердил Рэнкин. – Открытые трещины, разрывы всевозможных форм. Наш приятель Макаллан лишь расширил некоторые из них. Но вопрос, на который я так и не могу найти ответ – почему они здесь, лишь под одним островом? Обычно такие явления наблюдают в более широких масштабах. Но в этой местности они, похоже, ограничиваются лишь островом Рэгид.

Монолог прервался появлением Найдельмана. Он по очереди посмотрел на всех троих, по лицу скользнула и так же быстро исчезла улыбка.

– Ну, Малин, Сандра выдала тебе разрешение?

– Да, спасибо, – ответил Хатч.

Найдельман повернулся к Рэнкину.

– Нечем заняться?

– Я просто помогал Сен-Джону с трёхмерной моделью, – ответил геолог.

Хатч перевёл взгляд с одного на другого. Беспечный геолог неожиданно стал формальным, напряжённым. Они что, не поладили? – подумал было Малин, но затем понял, что дело в том, как Найдельман на них посмотрел. Хатч и сам почувствовал еле преодолимое желание, запинаясь, пробормотать что-нибудь в своё оправдание и объяснить, чем они заняты.

– Ясно, – сказал Найдельман. – В таком случае, у меня для тебя хорошие новости. Последняя часть замеров уже в сети.

– Замечательно, – произнёс Рэнкин и нажал ещё несколько кнопок. – Получено. Сейчас сведу воедино.

На экране Хатч увидел, как появляются небольшие сегменты конструкции. Они дорисовывались с неимоверной скоростью. Ещё пара секунд – и рисунок завершён. Изображение, казалось, осталось тем же самым, стало лишь чуточку запутаннее.

За спиной у геолога Сен-Джон глубоко вдохнул. Рэнкин отстучал по клавиатуре, и модель снова принялась вращаться вокруг вертикальной оси.

– Убери все структуры, кроме самых ранних, – предложил Сен-Джон.

Щёлканье клавиш – и бесчисленные тонкие линии исчезли. Теперь Хатч увидел лишь изображение самого центрального Колодца.

– Значит, гидравлические ловушки добавили ближе к концу, – произнёс Найдельман. – Ничего нового – мы и так это знали.

– Ну что, видно что-нибудь общее с другими творениями Макаллана? – спросил Рэнкин. – Или что-нибудь, похожее на ловушку?

Сен-Джон медленно покачал головой.

– Убери всё, кроме деревянных балок, будь добр.

Очередное постукивание по клавиатуре – и на чёрном экране возникло изображение каркаса.

Внезапно историк с шумом вдохнул.

– Что? – резко спросил Найдельман.

Помолчав, Сен-Джон покачал головой.

– Не знаю, – ответил он. Затем указал на две точки на экране, в которых пересекалось несколько линий. – В этих соединениях что-то знакомое, но не знаю, что.

Они в молчании постояли полукругом ещё несколько мгновений, вперившись взглядом в экран.

– Наверное, это бессмысленное занятие, – продолжил Сен-Джон. – То есть, я хочу сказать, какого рода исторические параллели мы надеемся отыскать с другими строениями Макаллана? Что за здание имеет десять футов в поперечнике и сто с лишним футов в высоту?

– Падающая Пизанская башня? – предположил Хатч.

– Минутку! – резко перебил Сен-Джон. Он ещё пристальнее вгляделся в экран. – Взгляните-ка на симметричные линии слева – здесь и здесь. А теперь обратите внимание на эти изгибы, один под другим. Если что, я бы сказал, это поперечные арки.

Он бросил взгляд на Найдельмана.

– Вы знали, что на половинной глубине Колодец сужается?

Капитан кивнул.

– С двенадцати футов в поперечнике до, примерно, девяти – на глубине в семьдесят пять футов.

Историк принялся водить пальцем по изображению, пытаясь соединить между собой различные точки.

– Да, – прошептал он. – Это, должно быть, вершина перевёрнутой колонны. А это, скорее всего, основание внутренней подпорки. А вот на этой арке, здесь, должно быть, концентрируется центр масс. В отличие от обычной арки.

– Может быть, поведаете нам, о чём вы вообще говорите? – спросил Найдельман.

Его голос был спокоен, но Хатч безошибочно распознал в глазах неподдельный интерес.

Сен-Джон отступил от монитора на шаг, его голос был предельно задумчив.

– Да, это имеет смысл. Глубокий и узкий, вроде… И, в конце концов, Макаллан создавал религиозные сооружения…

Его голос умолк.

– Да в чём дело?! – прошипел Найдельман.

Сен-Джон уставился на Рэнкина большими грустными глазами.

– Поверни структуру вокруг оси Y на сто восемьдесят градусов.

Рэнкин подчинился, и диаграмма на экране перевернулась вверх ногами. Теперь очертания Водяного Колодца устремились ввысь и замерли светящимся красным скелетом из линий.

Внезапно капитан резко выдохнул.

– Господи Боже, – произнёс он. – Это же кафедрал!

Триумфально улыбнувшись, историк кивнул.

– Макаллан создал то, что знал назубок. Водяной Колодец – ни что иное, как шпиль. Чёртов перевёрнутый шпиль кафедрального собора.

33

Чердак оказался более-менее таким, каким Хатч его запомнил: забитый доверху всякой всячиной, десятилетия копившейся в семье. Через крохотное окошко сюда проник дневной свет и моментально потускнел среди кучи мрачной тёмной мебели, старых шкафов и остовов кроватей, вешалок и коробок для шляп, штабелей стульев. Когда Малин ступил на последнюю ступеньку, ведущую наверх, духота, пыль и запах нафталина вызвали к жизни острое, как бритва, воспоминание – как они с братом играли в прятки под крышей дома, а снаружи громко барабанил дождь.

Хатч глубоко вдохнул и осторожно продвинулся вперёд, не желая на что-нибудь наступить или издать громкий шум. По какой-то причине этот склад воспоминаний показался ему святым местом, и он едва ли не физически ощутил, что вторгается, вламывается в храм.

Теперь, когда предварительное исследование Колодца завершилось, а агент страховой компании должен был прибыть на остров лишь после полудня, Найдельману не оставалось ничего другого, кроме как остановить работы на весь остаток дня. Малин воспользовался удобным моментом, чтобы вернуться домой перекусить и, может быть, провести небольшое исследование. Он вспомнил огромное иллюстрирование издание «Величайших кафедралов Европы», что некогда принадлежало двоюродной бабушке. Если повезёт, оно может найтись среди коробок книг, которые его мать бережно сложила на чердаке. Малину хотелось лично разобраться, хоть чуть-чуть, что означает открытие Сен-Джона.

Хатч продвинулся среди беспорядка, едва не ободрав кожу о потрёпанный бильярдный стол и чуть ли не перевернув старинную «Виктролу», что ненадёжно балансировала на коробках с записями 70-х. Осторожно поставил проигрыватель вниз, а затем глянул на эти коробки, потёртые и выцветшие настолько, что еле можно было разобрать названия: «Puttin' On the Ritz», «The Varsity Drag», «Let's Misbehave», совместная работа Бинга Кросби и «Эндрюс Систерс» – «Is You Is Or Is You Ain't My Baby». Он вспомнил, как отец настаивал на том, чтобы эта древность играла летними вечерами, и сиплые звуки музыки диссонансом разносились по двору и улетали к усыпанному галькой пляжу.