– Официантка отправилась в парикмахерскую. Пиво можешь налить сам, – пробурчала тетушка Джимми, не настроенная на разговор, что вполне устраивало Дуэйна.
Бар был пуст, если не считать местного стража из дорожной полиции, вдовца со скорбным лицом по фамилии Джолли, которого все звали по его инициалам – П. Л. Поговаривали, что П. Л. имеет виды на тетушку Джимми, но Дуэйн ничего такого не замечал.
Дуэйн налил себе пива и подсел к П. Л. Он всегда старался поддерживать хорошие отношения с полицией, ведь редкий день обходился без того, чтобы кто-то из его семьи не был за что-то арестован.
– Привет, П. Л. Как ведет себя Дики?
– Ужасно. Говорит, что организует бунт, если мы не выпустим его из тюрьмы. Хорошо еще, что с ним никого нет, кроме черномазого, да и тот в отключке.
– Звучит не очень весело, – сказал Дуэйн. – Каким образом он оказался в отключке?
– А кто его знает, – протянул П. Л. – Случилось вчера вечером. Сегодня вызвали доктора, придет и осмотрит его.
– Дики в самом деле выжимал восемьдесят пять в школьной зоне?
– Точно, твой парень ездит как сумасшедший, не так ли? Но Дики мне нравится. Он старается никому не причинять зла. Просто из него прет энергия.
– Надеюсь, что со вторым заключенным все обойдется, – вздохнул Дуэйн. – У нас столетие на носу, и негативные сюрпризы нам ни к чему.
П. Л. какое-то время задумчиво курил. Мысль о негативных сюрпризах подействовала на него угнетающе.
– Что-то многие начали отключаться, – резюмировал он. – Лупят нещадно друг друга по башке, потом попадают к нам в кутузку… Не успеешь опомниться, а они уже в отключке. Персонал прямо сбился с ног.
– Не мне вас учить. Но нельзя ли вызвать «скорую» и отправить их в больницу?
– Можно, конечно, – не торопясь, продолжал П. Л., – но я даю им обычно день-два, чтобы выяснить, не валяют ли они дурака. Эти орлы любят прикидываться, а попав в больницу, начинают приставать к сестрам или выбрасывать другие фортели. А приставлять к каждому охранника – накладно.
– Я думал, Карла уже освободила Дики под залог.
– Она была у нас, но Дики что-то выдал ей, вот она и передумала. Этот ваш дуралей порой не знает, что такое несет языком.
– Бывает, – согласился Дуэйн. – Если кто и способен подбить к бунту «отключенного», так это он.
П. Л. широко улыбнулся в знак согласия.
– Весело проводит жизнь ваш парень. Это уж точно!
ГЛАВА 16
Дики особенно не радовался, когда отец приехал вызволять его из тюрьмы. Это был высокий и длинноногий юноша с торчащими в разные стороны пшеничными вихрами и живыми голубыми глазами.
– Я бы успел сделать всю дневную работу, если бы ты вытащил меня отсюда пораньше, – упрекнул он отца.
– И на кого же ты работаешь целый день? – спросил Дуэйн.
В ходе автогонок в запрещенной зоне Дики ухитрился разбить передок своего пикапа. Он редко снижал скорость и, как правило, в год разбивал по три-четыре машины. У местного фордовского дилера всегда стоял наготове пикап, который требовался Дики.
Авария с машиной заставила Дики пересесть на машину отца, что привело в восторг Шорти, который любил Дики почти так же сильно, как Дуэйна. Он попытался выразить свою привязанность, игриво схватив Дики за локоть, но тому не понравилось такое проявление чувств, и он вышвырнул собаку в окно.
К счастью, в это время они свернули с мостовой на мягкую грунтовую дорогу и ехали на малой скорости. Шорти не то чтобы очень пострадал, но был немало озадачен. Подобно близнецам, Дики играл в странные игры. Двойняшки швыряли в Шорти камни, а Дики вот вышвыривает его из окна. Как ни в чем не бывало Шорти вскочил на ноги и принялся догонять машину.
– Не смей выбрасывать собаку из окна, – предупредил сына Дуэйн. – Она не твоя.
– Она станет ничьей, если подлая тварь снова укусит меня, – заметил Дики, на котором была одна из футболок матери с лозунгом: КОГДА ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ КРУТОЙ, КРУТОЙ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В КОЗУМЕЛЬ.
Семейство Муров однажды попыталось (а сколько было таких попыток) провести идиллический отдых в местечке под названием Козумель. Их багаж еще только разгружался, а Дики успел избить швейцара отеля, заявив, что тот косо на него посмотрел. У Дуэйна было на этот счет другое мнение: пребывание в течение нескольких часов среди родных братьев и сестер привело к тому, что Дики ударил первого попавшегося.
В тот же день Нелли приняла какой-то странный наркотик, покрылась зелеными пятнами и чуть было не задохнулась. Близнецы были в своем обычном репертуаре. Только одна Карла наслаждалась пребыванием в Козумеле. Она все время резвилась на пляже, тогда как Дуэйн потратил целое состояние на взятки, чтобы его детей не депортировали из Мексики.
Дуэйн не выпускал из поля зрения Шорти, бежавшего ярдах в ста от машины. Местные койоты тоже обращались с ним как с игрушкой и часто поджидали Шорти в засаде, но до серьезной драки обычно дело не доходило, и только раз ему порвали ухо.
Дуэйна угнетало, что ему нечего сказать сыну в те редкие минуты, когда представлялась такая возможность. Он понимал, что ему полагается дать Дики разумный отцовский совет, но когда выпадал случай, как, например, сейчас, после вызволения из тюрьмы, ничего путного не приходило на ум.
– Перед тобой открыт весь мир, – наконец произнес Дуэйн. Дики, может быть, и не слышал его, но на душе у Дуэйна стало легче: по крайней мере, он пытается наставить родного сына на путь истинный. – Ты можешь стать кем захочешь. У тебя полно энергии, а ведь без нее никуда.
– Как и без «бабок», – отрезал Дики. – Давай купим самолет и займемся кокаином на широкую ногу.
– Нет, я не буду заниматься кокаином на широкую ногу, и ты тоже, – осадил сына Дуэйн. – Пока ты молод, надо заняться чем-то дельным.
– Толкать наркоту – благое дело, – заметил Дики. – Она взбадривает людей, когда налетает северный ветер с песчаной бурей и когда они ждут разорения.
– Ты сам взбодришься, когда мексиканская полиция поймает тебя за шкирку и отрубит пальцы, – сказал Дуэйн, но чувствуя, что сам себе надоел, замолчал.
В это время мимо них промчался БМВ, окутав пылью, и Карла исполнила на клаксоне мелодию одного из своих любимых фильмов – «Городской ковбой». В ее кабине сидел Шорти и недоуменно смотрел на мужчин.
– Мать ездит быстрее меня, – заметил Дики.
– БМВ быстрее пикапа, – согласился Дуэйн, испытывая приступы меланхолии. Нахождение рядом с сыном часто вызывало у него чувство меланхолии. Дики умел внушать симпатию, он был живой и знающий себе цену. Почти весь округ, как мужчины, так и женщины, души в нем не чаяли. Он в своем роде был звездой их города. Дуэйн очень переживал, что он не сумел привить сыну четкого представления о том, как найти себя в жизни или чего от нее ожидать. Он сам вступил в зрелую пору, не обладая этими знаниями, но у его отца просто не было времени, чтобы воздействовать на сына, а его мать была слишком робкой женщиной.
Воспитывая Дики двадцать один год, он пришел к убеждению, что так и не оказал на сына никакого конструктивного влияния. Да что там на Дики – он не оказал решающего воздействия ни на кого из своих детей. От таких мыслей у Дуэйна стало тяжело на душе, поскольку он знал, что во многих жизненных аспектах оказался достаточно состоявшимся человеком. В первую очередь это то, что, начав с нуля, он сумел создать нефтяную компанию, приносящую приличный доход. Строительство бурильных установок, конечно, явилось ошибкой, но в этой ошибке не он виноват. То была оправданная реакция на нефтяной бум, и тысячи людей здесь потеряли еще больше, чем он.
Он упрекал себя в основном за то, что не сумел должным образом воспитать своих детей. Взятые вместе и поодиночке, они казались неуправляемыми, как дикие животные. На них можно сколько угодно орать или посадить их в клетку, но как сделать их менее дикими?
– У них твои гены, – говорила ему Руфь Поппер всякий раз, когда отличался один из его отпрысков.
– И Карлы тоже, – неубедительно вставлял он, не желая один нести бремя ответственности.
Чем дольше он размышлял над судьбой своих детей, тем больше задумывался о своих генах. Он купил две книги по генетике и попытался в них разобраться, но, приложив полученные знания к своим отпрыскам, столкнулся с неразрешимыми проблемами. Глядя на родных чад, он никак не мог выявить у них наличие ни одного своего гена: у всех колючие голубые глаза Карлы, ее соломенные волосы, ее ровные зубы. Его рот сплошь в мостах, зато у Карлы ни одного дупла за всю жизнь и, следовательно, у их детей.
Самая главная черта характера, которую они унаследовали от Карлы, – это, конечно же, решительность. Ни одного нельзя было остановить, если он (или она) чего-то захотели. Для этого требовалась сила, которая превосходила бы их силу, а с годами его возможности шли на убыль. В своих поступках они, все без исключения, руководствовались только своими импульсами. Отчасти, рефлексировал Дуэйн, убежденность является формой целостности личности, но в таком случае это пугающая форма. Дети, разумеется, поступают так, как было заложено в них природой. Но тогда что же это за природа?
Дуэйн не мог припомнить, когда собственные импульсы целиком захватывали его. А вот дети частенько находились во власти самых причудливых капризов. Временами он завидовал им; в отдельные моменты, когда приходилось чуть ли не полдня расхлебывать их проказы, им овладевало кровожадное чувство. Они – вот что странно – чувствовали приближение грозы. Нет, его дети не были глупы.
– О, проклятье! Там Билли Энн, – пробормотал Дики, когда они свернули на дорогу, которую Карла любила называть шоссе, хотя это была довольно скромная подъездная аллея, которая тянулась вдоль каменистого уступа на четверть мили, пока не упиралась в баскетбольный щит. Между щитом и гаражом располагалась бетонная площадка для парковки шести машин.
Дики говорил так, потому что заметил ее машину, неясно вырисовывающуюся у низкорослых деревьев, отделявших дорогу от их дома. У пикапа Билли Энн была небольшая кабина, зато гигантские шины, более подходящие для пустынных пространств Аризоны. Билли Энн, родившаяся и получившая образование в Талиа, первые два замужества провела в Бенсоне – городе этого же штата.
– Главное преимущество больших шин – сразу видать, симпатичный водитель грузовика или нет, – шутливо отозвалась она о своем пикапе, который издалека можно было принять за монстра на ходулях. – И сразу понимаешь что к чему!
Дики воспринял замечание как шутку. Карла не согласилась с ним и периодически подначивала сына по поводу столь вольного высказывания его подруги.
– Что ты сделаешь, если застукаешь ее с симпатичным водителем грузовика? – как-то раз спросила Карла.
– То же самое, если застукаю с безобразным водителем грузовика, – ответил Дики.
– Останови на минутку, – попросил он отца. – Мне необходимо кое-что выяснить.
– Что выяснить?
– У этой женщины скверный характер, – ответил Дики. Его голубые глаза потускнели. Он то и дело вглядывался в зеркало заднего вида.
– До дороги я могу добраться на попутках, – сказал он. – Сейчас мне не хочется возвращаться домой. Отвези меня обратно в тюрьму, чтобы я заплатил свой долг обществу.
На лице Дики промелькнули следы замешательства. Это обстоятельство обрадовало Дуэйна, считавшего своих детей безжалостными чудовищами, и вот у одного из них обнаружились простые человеческие слабости.
Дуэйн уже не мог не остановить машину.
– Ты боишься Билли Энн? – спросил он. Билли Энн была высокой, очень симпатичной девушкой с прямыми каштановыми волосами и манерой поведения, которую, мягко выражаясь, можно было охарактеризовать как коматозную – пока она не становилась на водные лыжи. Водные лыжи были ее страстью. Накатавшись на озере Кикапу вместе с Дики, управлявшим быстроходным катером, она становилась такой разговорчивой, что ее невозможно было остановить.
– Подай назад, – попросил Дики. – Она может заметить меня.
– Послушай, – нахмурился Дуэйн. – Я устал, и мне хочется домой. Билли Энн, вероятно, сидит в горячей ванне. Чего ты так боишься?
– Она умеет стрелять, – ответил Дики. – Помнишь, я подарил ей на день рождения револьвер тридцать восьмого калибра для самообороны, когда меня не будет поблизости?
– Чем ты ей так насолил, что она собирается пристрелить тебя из подаренного оружия? – спросил Дуэйн.
– Все проклятые сплетни, – процедил сквозь зубы Дики. – Жаль, что мы не живем в Нью-Йорке, где люди не треплют зря языками. Надо принять соответствующий закон. Сплетни приносят вреда больше, чем наркотики.
– Она проведала, что ты с кем-то еще спишь? Признавайся? – едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, спросил Дуэйн.
Дики лихорадочно оглядывал каменистое возвышение, как бы стараясь угадать, за каким из многочисленных деревьев поджидает его Билли Энн с револьвером тридцать восьмого калибра.
– Ты слышал такую песню «На внутреннем фронте война тоже ад»? – спросил Дики, поворачиваясь к отцу.
– Приходилось.
– Она о женах, которые не получают этого… достаточно, потому что их мужья отправились воевать, – уточнил Дики. – Вот один старый парень… ну, правда, не очень старый… помогает им… не так страдать.
– Я не знал, что идет война, – заметил Дуэйн. – Против кого мы сражаемся?
– Да я выразился фигурально, – пояснил Дики. – То же самое может произойти, если не будет никакой войны.
– Ты связался с замужней женщиной? – спросил Дуэйн.
– Знаешь что, одолжи мне свой пикап? – попросил Дики. – Мне хочется отправиться в Руидосо, а это хорошее место, откуда можно начать.
– Так с какой замужней женщиной ты связался? – не отставал Дуэйн.
– Почему это с «женщиной»? – удивился Дики. – Их гораздо больше, чем ты себе представляешь. Тех, кто считает, что на внутреннем фронте тоже ад.
– Знаю, знаю. Твоя мать растолковала мне это. Итак, с кем из замужних женщин ты связался?
– Миссис Нолан и миссис Марлоу. Дуэйн выключил двигатель.
– Повтори, иначе я сойду с ума.
– Миссис Нолан и миссис Марлоу. Сам не понимаю, как получилось, но миссис Марлоу бросила своего мужа, и миссис Нолан собирается.
– Джуниор и Лестер в курсе?
– Да. Билли Энн позвонила им и все рассказала сегодня днем.
– Сегодня днем ты сидел в тюрьме, – заметил Дуэйн. – Может быть, она передумала. Может быть, она даже решила простить тебя.
– Сейчас не время сидеть и разговоры разговаривать, – нервно заметил Дики. – Скорее всего, она отыскала мои деньги, которые я припрятал, и отправилась в Форт-Уэрт за шмотками. Но если она здесь, то жаждет мщения.
– Выходит, Руидосо не такая уж плохая идея, – задумчиво произнес Дуэйн. – Надо переждать пару дней, пока не осядет пыль.
Он вышел из машины. Дики живо уселся на его место, и пикап рванул с места, оставляя за собой клубы пыли, которые можно было видеть на десятки миль вокруг. Дуэйн, с трудом ориентируясь в пыли, пешком направился к баскетбольной площадке. Через минуту на дороге показался Шорти, подбежал и недоуменно уставился на него. Его любимый хозяин вернулся, а где же пикап?
– Ничего, ничего, Шорти. Это не единственный пикап в мире.
ГЛАВА 17
Когда Дуэйн вошел в гараж, на заднем дворе раздались выстрелы. Не раздумывая, он бросился бежать, чем привел в страшный восторг Шорти, который принялся громко и отрывисто лаять. Благодаря оригинальности Артура-архитектора требовалось преодолеть почти все пространство площадью в двенадцать тысяч квадратных футов, чтобы попасть на задний двор.
Прибежав туда, он увидел, что Карла с Билли Энн сидят в ванной и потягивают водку с тоником. (В жаркую погоду это было любимым занятием его жены). Минерва, паля из положения лежа, пыталась поразить воздушные шарики на новой собачьей будке, оставшиеся от вечера, устроенного в честь дня рождения близнецов. Минерва лихо расправлялась с ними, и когда Дуэйн подбежал, все было кончено.
– Ты вернулся вовремя, – заметила она. – А где мальчик?
– Отправился в Луизиану, – соврал Дуэйн, стараясь придать своему голосу небрежный тон.
– А ему наплевать, что он разбил сердце бедной девушки, – проговорила Карла.
Билли Энн совсем не выглядела жертвой трагедии. Она весело смеялась, словно только что пронеслась на водных лыжах по озеру Кикапу.
– Я люблю стрелять из этого маленького револьвера, – заметила Минерва, не поднимаясь с земли.
Но вот она встала, положила заряженное оружие рядом с огромным бокалом, из которого пила Билли Энн, и пошла к дому. Едва Минерва вошла в дом, из него вышла Нелли, держа в одной руке Барбет, а другой волоча за собой маленького Майка. Маленький Майк так и не расставался с плоскогубцами, которыми он хотел ударить кота.
На Нелли были такие бикини, что Дуэйн чуть не поперхнулся. Узкая полоска материи едва прикрывала клитор. Нелли, ничуть не стыдясь, передала ему Барбет и бросила маленького Майка, с плоскогубцами и прямо в одежде, в бассейн.
– Говорят, что лучший способ научить ребенка плавать – кинуть в воду, – сказала она.
На руках у деда Барбет довольно зачмокала губами.
Между тем маленький Майк особых талантов к плаванию не проявлял, уйдя с головой под воду. Дуэйн осторожно посадил девочку, подошел к воде и выудил мальчика, так и не расставшегося со слесарным инструментом. Очутившись на суше, малыш засеменил к дому. Однажды его укусила пчела, и он страшно не любил быть на открытом воздухе.
– Знаешь, папочка, мы с Джо сегодня обручились, – проговорила Нелли, залезая в ванну. – Мама считает, что в качестве свадебного подарка ты должен преподнести нам дом. Но только чтобы он не был очень большим.
– Я считаю, что для начала вы могли бы поселиться в этой чудесной конуре, – сказал Дуэйн. – Наша собачья конура в два этажа одна из лучших в округе.
Он взглянул на Карлу, пытаясь угадать, в каком она настроении. Трудно сказать, решил он.
– Ты, наверное, уже слышал, что Дики разрушил две семьи, – сказала та, не особенно сердясь.
– Три, – поправила ее Билли Энн. – Нашу тоже, хотя мы еще не успели ее создать.
– Я не стал бы особенно верить слухам, – попытался успокоить женщин Дуэйн. – Мало ли чего болтают в Талиа.
– Лестера пришлось уложить в тихую палату, – сообщила Карла мужу.
– Как так? – удивился он. – Я же сегодня видел его, и он не показался мне сумасброднее обычного.
– Он грозился перерезать себе горло бритвой, – продолжала Карла. – Заявил, что с него хватит!
– Может, ему захотелось поваляться весь день в кровати, – предположил Дуэйн. – И не было никакого желания резать себе горло.
– В последний раз Нолана видели покупающим патроны к ружью, – прибавила Карла. – До охотничьего сезона далеко, Дуэйн.
– Значит, он решил поохотиться на Дики, – хихикнула Нелли.
Дуэйн подхватил Барбет и, пройдя двор, поросший скудной растительностью, подошел к тому месту, где каменный утес резко обрывался. Солнце торжественно и медленно опускалось над западными равнинами, окрашивая небо в цвет золота. Дуэйн любил наблюдать, как на его глазах закат совершенно преобразует землю, делая ее сказочно прекрасной. Заход приносил с собой чувство спокойствия и умиротворенности, представляя происшедшее за день в призрачном свете, не говоря уже о ночи.
Он сидел на краю обрыва с внучкой на руках и наблюдал, как солнце скрывается за горизонтом и зажигаются первые звезды. В такие минуты ему казалось, что но был бы более счастлив, если бы стал астрономом, а не нефтепромышленником. Наблюдать за звездами куда приятнее, чем за рабочими.
Он представил, что они с Барбет – последние из рода людского. Они живут в мире, разводят скот и любуются закатами. В их мире нет места изменам, банкротствам. Барбет вырастет в милую и красивую молодую женщину, которая будет носить скромные купальные костюмы.
Сладкая фантазия скоро улетучилась при воспоминании о том, что Нелли, судя по всему, обручилась с Джо. Дуэйн в принципе ничего не имел против Джо, хотя тот походил на бочку из-под нефти. Очень сомнительно, чтобы Джо хватило надолго.
Группа купающихся вылезла из ванной и расположилась рядом. В этот момент из дома вышла Минерва с новыми порциями спиртного.
– Я не знал, что ты развелась с Хэлом, – сказал он. Хэл сбежал, не дождавшись даже окончания медового месяца.
Его слова потонули в шуме приближающегося пикапа.
– Наверняка это Джуниор, – сказала Карла.
– По-моему, Джуниор симпатичный, – проговорила Нелли. – Я не прочь выйти за него замуж.
– Какая мерзость! – воскликнула Билли Энн. – Ненавижу лысых мужчин.
– Я знаю одного, который был лысым с головы до ног, – продолжала Нелли. – На нем – ни волоска.
– Черт! Меня тошнит от одного представления, – поморщилась Билли Энн.
В этот миг во двор вошел Джуниор Нолан, без шляпы и с мрачным лицом, сжимая в руках двустволку.
– Бесполезно укрывать его, – заявил он. – Все равно я до него доберусь.
– Выпей, Джуниор, я едва притронулась, – сказала Карла, протягивая Нолану свой бокал.
Джуниор благодарно взял его.
– Я могу подать в суд за увод жены от мужа, – сообщил он, усаживаясь на один из стульев, расставленных на газоне.
– Конечно, на труп в суд не подашь, прибавил он. – Но если он где-то прячется, я по крайней мере могу привлечь его к уголовной ответственности.
Со стороны ванны раздался сухой щелчок. Билли Энн направила свой тридцать восьмой на Джуниора Нолана, у которого отвисла челюсть.
– Не смей угрожать моему жениху, ты, жопа лысая! – пригрозила она.
– Положи оружие, Билли Энн, – прикрикнула Карла. – У маленькой Барбет может остаться травма на всю жизнь, если ты здесь кого-нибудь пристрелишь.
– Давайте все уберем оружие, – как можно спокойнее произнес Дуэйн. – Будем говорить как цивилизованные люди.
Поймав на мушку Джуниора, Билли Энн не торопилась отводить свой пистолет. Джуниор Нолан, припав к большому бокалу с водкой, не обращал на нее внимания.
– Билли Энн, не стреляй в него. В тюрьме ужасно, – сказала Нелли. – Помнишь тот телефильм, что мы с тобой смотрели, где старшей надзирательницей была лесбиянка?
– Впервые совершившие преступления обычно получают не слишком большой срок, – ответила Билли Энн. – Если это спасет Дики, то я готова пострадать.
– Спасет Дики? – удивилась Карла. – А кто говорил мне, что готов собственными руками пристрелить его?
– Слушайте, у вас не найдется куска мяса? – переменил тему разговора Джуниор. – Ужасно хочется есть. Эта передряга настолько взбудоражила меня, что до смерти захотелось хорошего стейка.
– Я тебя отлично понимаю, – неожиданно согласилась с ним Билли Энн, кладя оружие на траву.
Дуэйн быстро подобрал пистолет и ружье. Никто не возражал.
– Можно было бы отправиться к «Крикунам», – предложила Карла, имея в виду кафе, где они часто обедали. – Наше мясо в морозилке, а к тому времени, пока оно оттает, мы совершенно упьемся.
– Я такой голодный, что, кажется, съел бы его сырым, – сказал Джуниор.
Карла подхватила его под руку и повела в дом.
– Минерва может поделиться с тобой свиными шкварками или чем-нибудь еще.
– Мне надо отправляться на заседание, – напомнил жене Дуэйн, входя следом за ними в дом. – Может быть, я присоединюсь к вам попозже.
В комитет по празднованию столетия города также входили Сюзи Нолан и Дженни Марлоу. Еще утром ему казалось, что одна из них станет его новой любовью. Он готов был даже немного пофлиртовать с ними обеими. И что же? Они – подружки его сына, и вероятность флирта сводится к нулю.
Карла отвела Джуниора на кухню, потом вернулась к мужу.
– Дуэйн, обстановка начинает накаляться, – сказала она. – Хорошо, что Нелли выходит замуж за Джо. Джо – стабилен.
– Джо – туп, – отрезал он, не желая спорить по такому эфемерному вопросу, как зятья, и пошел укладывать спать Барбет. Когда он возвратился к жене, она уже переоделась для вечернего выхода в кафе, надев сапоги из кожи броненосца, ремень из ракушек, стоимостью без малого пятнадцать тысяч долларов, и тенниску с любовно выведенной надписью: ТЫ + Я = ОБЕД В МОТЕЛЕ.
– Надеюсь не задержаться на этом совещании, – сказал Дуэйн. – Закажите мне косточку с вырезкой часов на девять.
– Мне жаль Джуниора, – проговорила Карла. – Все-таки хорошо, что отыскался хоть один брошенный муж, который по-настоящему любит свою жену.
– Пожалуй, найдется много мужей, которые любят своих жен и не хотят, чтобы они спали с Дики. Лестер, к примеру.
– Мне пришлось вытаскивать Билли Энн из ванной. Она до того напилась, что могла утонуть, а мы и не заметили бы.
– Твою футболку кое-кто может неправильно воспринять.
– О, замолчи! Я еще не встречала никого, кто воспринял бы мои тенниски неправильно.
Дуэйн отправился в ванну, чтобы умыть лицо, на большее у него уже не хватало времени. Теперь на Карле была тенниска с девизом: ГУЛЯЕМ ДО ТОШНОТЫ.
– Возможно, мы могли бы справить две свадьбы сразу, – сказала его жена.
– То есть?
– Дики с Билли Энн и Нелли с Джо.
– Дики с Билли Энн ни о чем таком не заикались. Он боится возвращаться домой из страха быть подстреленным ею.
– Мы можем получить в невестки какую-нибудь сорвиголову. – Он приведет девушку, которую мы даже не знаем.
– Впервые за десять лет вижу на тебе надпись, в которую не нужно вникать, – проговорил Дуэйн, но жена уже была далеко и не слышала его.
ГЛАВА 18
Когда Дуэйн приехал на совещание, там был только один Сонни. Заседание проводилось в тесной комнате, которая была выкрашена почему-то в цвет яичного желтка. У попавшего в такую комнату, создавалось ощущение нахождения внутри яйца.
– Что слышно о Лестере? – спросил он, испытывая угрызения совести из-за того, что не захотел забежать к нему днем и поболтать.
– Я думаю, что он лежит в больнице и разгадывает кроссворды, – ответил Сонни. – Такие стрессы у него случались.
Сонни всегда одевался аккуратно и стирал каждое воскресенье свои вещи в собственной прачечной. Также каждое воскресенье он мыл свою машину в собственной мойке. Дуэйну всегда казалось, что его чистоплотность только подчеркивает его печаль.
Находясь с ним, Дуэйн желал, чтобы поскорее пришел кто-нибудь еще. Они с Сонни дружили почти всю жизнь; в этой дружбе было много хорошего, но со временем интерес друг к другу начал стираться и все труднее становилось находить темы для разговора.
– Должно быть, софтбол затянулся, иначе женщины были бы здесь давно, – проговорил Дуэйн.
Но вот послышалось знакомое шарканье ног, и в комнату вошел старый Болт с пустой банкой томатного сока, которая постепенно во время заседаний заполнялась отжеванным табаком. Старый Болт любил жевать табак.
Являясь самым старым гражданином округа, он с нетерпением ожидал приближения знаменательной даты. По всей видимости, он был первым гражданином, родившимся в округе Хардтоп; в ходе празднования столетия округа предполагалось отметить и его день рождения. Его ввели в почетные члены комитета «Столетие» в надежде на то, что он поможет исправить все исторические неточности, но вскоре выяснилась его полная беспомощность в вопросах истории края.
Последние двадцать лет он жил с почти восьмидесятилетней дочерью Бьюлой. Других родных и близких Болта уже не было в живых. Весь день напролет они смотрели «мыльные оперы» и спортивные программы.
За эти два десятилетия, как выражалась Минерва, «слабые лучи» стерли все следы истории округа из памяти старика. Единственным событием, врезавшимся ему в память, был взрыв где-то в двадцатых годах, когда мастерская взлетела на воздух, убив кузнеца.
Тем не менее это был живой старик, часто плевавший и кряхтевший на всех заседаниях комитета, находя юмор там, где другие ничего, кроме скуки, не видели. Он словно был настроен на одну из развлекательных программ, передаваемых по телевидению.
– А вот и я, мальчики, – произнес он. – Что мы сегодня обсуждаем?
– О, мистер Болт, я думаю, торжественную часть, – ответил Дуэйн.
Было решено, что на местной площади для родео в течение недели будут проводиться пышные зрелища. В частности, устроители собирались наглядно представить историю округа от сотворения мира до – приблизительно – 1980 года.
Жарко дебатировался вопрос о временных рамках. Поскольку в течение многих миллионов лет в округе происходили только геологические события, то отдельные граждане высказывались вообще за исключение столь медленно текущих эпох. Им возражали, что если выбросить миллионы лет из праздника, то посыпятся упреки в искусственности или отсутствии широты взглядов.
Программа праздника вобрала в себя труд многих, хотя некоторые не написали для нее ни строчки. Представители местных религий, которые считали, что теология, а не геология, является началом всего, не сидели сложа руки, подготовив пространный документ, основанный на Книге Бытия. К Карле обратились с просьбой изобразить Еву, но она отнеслась к этому предложению без особого энтузиазма.
– Если они думают, что я буду стоять голая и разговаривать со змеем, то глубоко ошибаются, – заявила она. В это время на ней появилась рубашка с надписью: ТЫ НЕ МОЖЕШЬ БЫТЬ ПЕРВЫМ, НО ТЫ МОЖЕШЬ БЫТЬ СЛЕДУЮЩИМ.
Бобби Ли, неисправимый насмешник над общепризнанными фактами и принципами, презрительно отозвался о том, что райский сад располагался где-то вблизи Талиа.
– Я убежден, что надо писать сюжет на тему Ада на земле, – сказал он. – Если они собираются это мероприятие проводить в августе, то здесь будет самая настоящая адская жара.
– Я мог бы рассказать о том, как чертовски тяжело всю жизнь вкалывать на этих чертовых нефтяных промыслах, – подхватил Эдди Болт.
Дебаты по вопросу освещения других периодов истории разгорелись не на шутку. Дженни Марлоу высказалась за представление в лицах Бостонского чаепития и подписания Декларации Независимости, хотя во времена, когда происходили оные события, в этих местах проживало лишь несколько полуголодных индейцев.
– Я знаю, но это все славное прошлое, а мы часть Америки, как и Бостон, – доказывала Дженни.
