Город страсти

      – Я не понимаю, чего все сходят с ума по Дики, – сказала Джулия.
      – Рожа – просто плевать хочется, – подхватил Джек.
      Джейси улыбнулась, обнимая их. Близнецы быстро освободились из ее рук и уехали, а Джейси с Карлой пошли дальше.
      Карла бросила на Дуэйна испепеляющий взгляд, но ничего не сказала.

ГЛАВА 85

      Дуэйн, чувствуя себя отвратительно, подошел к зданию городского суда и сел на ступеньки. Раньше ему и в голову не приходило, что с ним может случиться нервный припадок, но вот, оказывается, может. Ему захотелось очутиться дома и стрелять по собачьей будке до тех пор, пока не пройдет усталость. Оглушительная стрельба крупнокалиберными патронами помогала ненадолго забыться. Он попытался убедить себя, что происходящее не так уж плохо, но сознание отказывалось повиноваться. Почему ему отчаянно хочется с кем-то поговорить, в особенности с Карлой?
      Накануне Минерве зачем-то потребовались тряпки, и она разорвала старую простыню на куски. Дуэйн следил за ней, ни о чем особо не думая. Простыня от многочисленных стирок стала совсем тонкой, и Минерва легко разорвала ее, как бумагу. Эту простыню, должно быть, купили лет двадцать назад. Они с Карлой, а возможно, и старшие дети, спали на ней сотни раз. И все же через пять минут простыня перестала быть простыней, превратившись в лоскуты.
      Его знакомство с Карлой продолжалось чуть больше двадцати лет и грозило оборваться точно так, как разорвалась эта простыня. Его дети тоже отдалялись – легко и бесшумно; старшие – потому что повзрослели, младшие – непонятно почему. Просто они отдалялись, как положено детям уходить от родителей.
      От слишком частого употребления всему приходит конец. Дружеские связи… небольшие увлечения… как все печально и хрупко. А когда-то это была надежная ткань, составлявшая суть его спокойной жизни. Однако ткань износилась и больше уже не может выдерживать груза всех тел, индивидуальные особенности тех, кто ворочается и мечется на ней. В какой-то момент достаточно резкого движения ногтем или локтем, и тогда она рвется…
      Дуэйн поймал на себе взгляды людей. Он не знал, как он выглядит со стороны, но ему не нравилось, что на него пристально смотрят прохожие. Он встал и, путаясь в мыслях, на подкашивающихся ногах, вошел в здание, залы судебных заседаний которого в это время пустовали. Было бы хорошо укрыться там.
      Он поднялся на второй этаж, держась за покрытые лаком перила лестницы. Поднявшись, Дуэйн с удивлением услыхал за дверью стук пишущей машинки. Дверь была закрыта, а на ней висела табличка «Идет заседание». Странно, подумал он. Сейчас не должны разбираться никакие дела. Дуэйн приоткрыл дверь и заглянул внутрь комнаты. Джанин Уэллс сидела за столом судебного репортера, бойко печатая на портативной машинке. Лестер Марлоу с растрепанными волосами пристроился на спальном мешке перед скамьей жюри и что-то быстро писал в блокноте. Когда скрипнула дверь, они удивленно подняли головы.
      – Это я, – проговорил Дуэйн, чувствуя себя глупо.
      – Не стой в дверях – проходи, – язвительно сказала Джанин.
      Дуэйн сделал так, как ему было велено.
      – Как прошла выставка? – дружелюбно спросил Лестер.
      – Прошла нормально, – ответил Дуэйн. – Ты скрывался здесь? Дженни вся испереживалась.
      – Уже хорошо. Обычно она переживает, когда я нахожусь рядом.
      – Он пишет книгу, а я печатаю ее на машинке, – сообщила Джанин.
      – Да… моя биография, – подтвердил Лестер. – Я подумал, что лучшего места для написания книги не сыскать. Может быть, успею закончить ее к началу судебного процесса. Когда судья спросит, что я могу сказать в свое оправдание, я просто прочту автобиографию жюри. Они, надеюсь, поймут, что я исходил из самых лучших побуждений.
      Дуэйн не знал, что и сказать. Создавалось впечатление, что Джанин с Лестером прожили в зале судебных разбирательств несколько недель. Лавандовое неглиже Джанин висело па спинке стула, а бритвенные принадлежности Лестера лежали на столе защиты. На нем также стояла электроплитка с кофейником.
      – Вообще-то, – протянул Дуэйн, – судебная комната не самое плохое место для написания книги.
      – На твоем, Дуэйн, месте я бы уехал из города, – заметил Лестер. – Один далласский банк прибрал к рукам наш. Эти банкиры из Далласа только ждут окончания торжеств, чтобы наложить арест на наше имущество. К тебе, между прочим, они придут первыми.
      Дуэйну бросилась в глаза разительная перемена, происшедшая с Джанин. Она смотрела на Лестера с грустной мечтательной улыбкой, так непохожей на те, которыми когда-то одаривала его.
      – Не хочешь пожевать? – предложила она Дуэйну пластинку мяты.
      – О, нет, спасибо.
      – Чего тебя сюда занесло? – спросила Джанин.
      – Искал место, где бы пережить нервный срыв, – ответил Дуэйн, ловя себя на мысли, что его нервы немножко успокоились.
      – О, будь серьезным, – проговорила Джанин, хотя было ясно, что ей все равно: говорил ли он это серьезно или нет. Ей просто хотелось, чтобы Дуэйн поскорее ушел, а она возобновила бы печатание автобиографии Лестера.
      Заверив Лестера и Джанин, что он не раскроет места их пребывания, Дуэйн спустился вниз по лестнице. На душе теперь было уже не так тяжело. На тротуаре он заметил толпу, разглядывавшую Дики в исполнении Сюзи, за который она получила голубую ленту.
      Не раздалось ни одного возгласа против, когда первая премия была присуждена этой работе. Художницы, представившие на выставку в основном своих отпрысков, критически рассматривали портрет, отмеченный высшим отличием.
      – Руки у нее получились, – заметила одна пожилая женщина. – Это не так-то легко. Вот глаза мне удаются, но с руками я всегда мучаюсь.
      Джуниор Нолан пристроился на корточках под ближайшим дубом, слушая, как люди превозносят портрет Дики Мура, нарисованный его женой, с которого свешивалась голубая лента. Лицо Джуниора больше не казалось грустным. Оно было преисполнено гордости.

ГЛАВА 86

      На улице Дуэйн столкнулся с тем, кого меньше всего хотел бы видеть, то есть с Бастером Ликлом. Бастер заметил его прежде, чем он успел нырнуть в свой пикап, и, перебежав улицу, схватил Дуэйна за рукав.
      – Дуэйн, мы в беде! – отчаянно проговорил он, обливаясь потом.
      – А… ты имеешь в виду закрытие банка? – спросил Дуэйн.
      – Нет, сувениры! – ответил Бастер, переходя почти на крик. – Они совсем не расходятся. Проклятое прошлое никто не хочет покупать. Продано всего лишь сорок пепельниц, а чертов праздник завтра уже заканчивается.
      – Сорок? А сколько осталось?
      – Сорок из трех тысяч. Мы реализовали только сто рубашек с символикой, да и то малых размеров.
      – Ты наседаешь на меня так, словно я могу чем-то тебе помочь, – заметил Дуэйн, освобождаясь от рук Бастера.
      – Ты обязан что-то предпринять! – горячо продолжал Бастер. – Я останусь с голой задницей после этого праздника! Никто не хочет покупать пепельницы, и прокатиться на коляске в такую жару никого не заманишь!
      – Я не понимаю, чем могу тебе помочь, – удивился Дуэйн.
      – Выступи по телевидению, – взмолился Бастер. – Уговори одну из телевизионных станций в Уичита, чтобы они дали тебе возможность выступить.
      – Выступить по телевидению? Зачем?
      – Убеди людей в том, что они любовно должны относиться к своему славному наследию. Убеди их в том, что прошлое принадлежит всем нам, что они должны прибыть сюда, чтобы узнать о нем, пока не поздно.
      – Прошлое может принадлежать всем нам, но пепельницы и рубашки с символикой принадлежат тебе. Город предлагал тебе участвовать в этом деле пополам, но ты хотел получить все один.
      – Что мне делать с тремя тысячами пепельниц? У меня еще пять тысяч рубашек. И потом, куда девать перечницы с солонками?.. Подушки с половыми ковриками, где изображено здание нашего суда? Как избавиться от всего этого дерьма? Я не могу возвращать его обратно.
      – Почему бы тебе не пустить прошлое со скидкой в девяносто процентов, – предложил Дуэйн, садясь в машину. – Разойдется как горячие пирожки.
      Он хотел было отъехать, но Бастер ухватился за стойку зеркала. На его лице было написано отчаяние. Это выражение, подумал Дуэйн, последнее время стало очень популярно в Талиа.
      – Постарайся пробиться на телевидение, – настоятельно проговорил Бастер. – Прошу тебя, Дуэйн. Люди тебе верят. Расскажи про Аламо, Сэма Хьюстона и лонгхорнов… Напомни им, что магазин сувениров открыт с семи утра до полуночи в последний день праздника.
      – Бастер, я нефтяник. Я ничего не смыслю в лонгхорновской породе скота.
      – Просто напомни им о нашем славном прошлом.
      – Наше славное прошлое привело к тому, что мы все здесь посходили с ума, – сказал Дуэйн, желая, чтобы Бастер убрался поскорее. Наконец, тот разжал пальцы и остался стоять на душной улице с таким удрученным видом, что у Дуэйна при взгляде на него снова разболелась голова.
      – Отныне я не знаю, что думать о людях, – напоследок проговорил Бастер. – Они даже не покупают на память кольца для ключей. А ведь нам всем время от времени они требуются.
      Он обреченно повернулся и зашагал по улице, утирая рукавом рубашки пот, стекавший с лица.

ГЛАВА 87

      Дуэйн спешил домой, надеясь, что в нем, по обыкновению, никого не окажется. Если так, то можно будет отвести душу, постреляв по собачьей будке. Она превратилась в такое безобразное сооружение, что не грех и пальнуть по ней разок-другой. Большой беды в том нет, в особенности если учесть, что она оставалась необжитой.
      Развивая запавшую в душу мысль о нервном срыве, Дуэйн пришел к выводу, что пора пересмотреть свое отношение к стрельбе по будке. Случайный прохожий счел бы это занятие странным для взрослого человека. В семье, правда, по этому поводу не задавали никаких вопросов; впрочем, не исключено, что и они считают его увлечение странным.
      Раза два или три своей стрельбой он будил Барбет. Припоминая те дни, он осознал, что пробуждение крошечной девочки от звуков выстрелов из «магнума» 44-го калибра – не самое лучшее ощущение. Дуэйн не хотел быть плохим дедом (хотя бы в этом отношении), поэтому последнее время, отправляясь в горячую ванну, довольствовался тем, что лишь надевал наушники и смотрел на будку, держа пистолет незаряженным Таким образом, он как дед был на высоте, хотя, если признаться, такой способ мало ему помогал.
      Как бы безобразна ни была будка, сама по себе она мало что значила для Дуэйна Больше всего ему хотелось слушать звуки выстрелов, но приглушенные. Наушники не только не давали оглохнуть, они делали пальбу цивилизованной, почти музыкальной. В наушниках он полностью сливался с этими звуками. Они сохраняли свою мощь, не неся наказания. Звуки как бы громадной волной подхватывали его, но наушники помогали не утонуть.
      Когда он вошел в дом, вся семья, за исключением Дики, собралась за кухонным столом. У каждого была в руке ручка, и перед каждым лежали чистые листки бумаги. Маленький Майк сидел на коленях Карлы, сжав в кулачке цветной карандаш как охотничий нож. Коротышка Джо Куме расположился возле Нелли. Лица всех, кроме маленького Майка, выражали серьезную сосредоточенность. На близнецах были зеркальные солнцезащитные очки.
      Дуэйн прошел в свой кабинет и взял наушники, которые висели в шкафчике с оружием. Повесив их на шею, он вернулся на кухню. Если они делают цивилизованными звуки выстрелов «магнума» 44-го калибра, то, чем черт не шутит, придадут цивилизованность манерам обращения в его семье.
      – Если я услышу хоть одно грубое слово в свой адрес, тут же их нацеплю, – предупредил он, глядя на Карлу.
      – Дуэйн, мы все составляем список наших пророчеств и пожеланий на ближайшие сто лет, – сказала Карла. – Завтра они будут запечатаны в «капсуле времени».
      – Мое самое сокровенное желание – не услышать в ближайшие сто лет ни от кого ни одного грубого слова, – проговорил Дуэйн, наливая себе пива. – Хотя это не пророчество.
      – В последнее время он был груб, разве не так? – сказала Минерва.
      Дуэйн почти надел наушники на голову.
      – Продолжай… выдай что-нибудь этакое порезче.
      – Дуэйн, если ты хочешь присоединиться к семье, садись и веди себя подобающим образом, – заметила Карла.
      Дуэйн сел и какое-то время смотрел на зеркальные очки близнецов, в которых увидел четыре изображения самого себя, по одному в каждой из линз. Как он ни старался, но не мог определить, в каком настроении сегодня находятся двойняшки.
      – Мое второе желание – никогда больше не входить в состав жюри по отбору картин на выставках, – прибавил он.
      – Дуэйн, помолчи. Ты справился с порученной работой, – продолжала Карла. – Ты проголосовал точно так, как мы с Джейси хотели.
      – Я собиралась нарисовать портрет Линды Лав-лей. По-моему, она жертва, – сказала Минерва.
      – Ну и что тебе помешало? – спросил Дуэйн.
      – «Глубокую глотку» перестали показывать, и ее лицо стерлось у меня из памяти, – ответила Минерва.
      – У меня тоже из памяти стерлись все ваши лица, – съязвил Дуэйн. – Во время ваших набегов домой я не успеваю их запоминать.
      После того, как он сказал это, на кухне появилась Джейси с заплаканным лицом. Дуэйн подумал, что его замечание могло задеть ее. Она могла расценить его слова как упрек в том, что отбивает у него его семью. Но Джейси, если и слышала его, то не показала виду. Она вынула из холодильника бутылку белого вина, из шкафа – бокал, бросила два кусочка льда в него и, не проронив ни слова, вышла.
      – Ее сын был моложе меня, когда его убили, – сказал Джек, едва за Джейси закрылась дверь.
      Никто не нашелся что сказать.
      – Меня никогда не убьют, – заявил Джек, нервно пиная ножку стола.
      – Молчи! Грешно так говорить! – осадила Карла сына.
      – Я видел, как вчера был убит человек, – заметил коротышка Джо Куме. От звука его голоса, слышать который имела привилегию исключительно одна Нелли, да и то нечасто, все буквально обмерли.
      – Кто? Ты ничего мне не говорил об этом, – упрекнула его Нелли.
      – Летчик самолета-опылителя, – смущенно ответил коротышка Джо, заметив, что все смотрят на него. – Его самолет резко пошел вниз, а не вверх, и он погиб при ударе.
      – Ты никогда не говорил мне об этом, – повторила Нелли.
      – Не хотел огорчать тебя, – пробормотал Джо, сильнее смущаясь под пристальными взглядами семейства Муров. – Всякого могут убить. Все дело в везении. Подобное может случиться в любое время… днем и ночью.
      – Прекрати, Джо. Ты действуешь мне на нервы, – возмутилась Карла. – Давай поговорим о чем-нибудь другом, и потом в будущее надо передавать оптимистические пожелания.
      – Не наезжай на него, мама! – вспылила Нелли. – По телефону ты всегда хотела поговорить с ним, а когда он, наконец, добрался до нас и старается принять участие в разговоре, ты затыкаешь ему рот.
      – Я не наезжаю на него, – громко ответила Карла. – Я просто хотела, чтобы он помолчал, если ни о чем другом не может говорить, как только о смерти.
      – Его убил высоковольтный кабель на съемочной площадке, – проговорила Джулия. – На нем не было изоляции. Он едва прикоснулся к нему… и ни малейшего шанса!
      Дуэйн заметил, как задрожали ее губы, и в следующую секунду дочь, рыдая, бросилась на грудь отца, чем очень удивила маленького Майка, который даже перестал тыкать по столу карандашом.
      – Вот чего ты добился, Джо! – вскричала Карла, тоже чуть не плача.
      – Джек первый начал, – заступился за Джо Дуэйн, обнимая Джулию.
      Даже Джека пробрало; он снял очки и швырнул их на стол.
      – Я бы не стал хвататься за голый кабель, – сказал он. – Я слежу за такими вещами.
      Джулия перестала реветь и закричала на него:
      – Заткнись! Ты ни разу не был на съемочной площадке. Откуда тебе знать, где там лежит этот кабель.
      Джек взял фломастер и, прицелившись, бросил его в маленького Майка. Как всегда, бросок оказался безошибочным. Мягкое перо угодило ему точно в лоб, оставив синюю отметку. Малыш от удивления открыл рот.
      – Ты мог попасть ребенку в глаз! – закричала Карла, вскакивая со стула.
      – Это всего лишь фломастер, – попытался оправдаться Джек.
      Джулия выскользнула из рук отца, схватила сахарницу и высыпала содержимое на голову брата.
      – Ты ни разу там не был! – продолжала она. – Ты ничего не знаешь. Тебя могло убить на месте!
      – Ах ты, сука! – сорвался со своего места Джек, кидаясь на сестру с кулаками, но, заметив приближающуюся мать, поспешил скрыться за второй дверью.
      Джулия снова бросилась на шею отца, заливаясь сильнее прежнего.
      – Поймаю – надеру задницу! – прокричала вслед сыну Карла, но вместо того, чтобы преследовать Джека, сама расплакалась и выскочила из кухни через другую дверь.
      – Ты не можешь постоять за себя! – набросилась на Джо Нелли. – Мать готова сделать из тебя отбивную! Я сойду с ума!
      Джо покраснел как рак и, чуть не плача, заторопился к двери, бормоча на ходу:
      – Я – к себе.
      – Я—с тобой! Я не могу жить в этом доме. Он меня сводит с ума! – заявила она, исчезая за дверью. Джулия оставила отца и устремилась за ними.
      – А ты куда? – спросил Дуэйн.
      – Врезать Джеку. Он не должен был говорить, что знает, как поступать на съемочной площадке.
      – Веселая у тебя семейка, – проговорила Минерва, когда кухня опустела. Маленький Майк, оставленный без присмотра, пытался пырнуть кошку карандашом. – Хотя и не очень стабильная.
      – А кто очень стабилен?
      – Я, – гордо произнесла Минерва. – После всего, что я пережила, появляется стабильность.
      – У меня не хватило бы сил.
      Барбет начала хандрить, разбуженная семейной ссорой. Дуэйн поднял фломастер, который Джек швырнул в маленького Майка, надел на него колпачок и отдал Барбет Та немедленно сунула новую игрушку в рот.
      Дуэйн отправился посмотреть, чем занимаются Джек и Джулия. Близнецы стояли около машин, отчаянно споря, но камнями не бросались. К нему подбежал Шорти и носом уткнулся в ноги. В тяжелую минуту он любил там прятать голову.
      Дуэйн вернулся в дом и принялся бродить по комнатам, думая о том, как он ему ненавистен. Он понимал, что надо пойти и утешить Карлу, но, чувствуя крайнее раздражение, все откладывал. Вскоре он очутился в гостиной, где среди прочих вещей стояли два рояля и чучело бурого медведя. Наличие музыкальных инструментов объяснялось просто – Карле время от времени приходили в голову фантазии сделать из близнецов концертирующих пианистов.
      Медведь грозно возвышался в углу комнаты. Стоя на задних лапах, он достигал десяти футов в высоту. Его подстрелил один торговец легковыми машинами из Форт-Уэрта. Торговец, старавшийся соблазнить Карлу, приобщил мишку к «кадиллакам», которые Дуэйн с Карлой приобрели у него в разгар нефтяного бума.
      Все ненавидели бурого медведя, включая Карлу, которая позднее призналась, что взяла его в отместку Артуру, ее архитектору, оказавшемуся полным разочарованием с романтической точки зрения.
      – Его, наверное, до сих пор тошнит от мысли, что в драгоценной гостиной, спроектированной им, торчит зверь, – как-то заметила она.
      – Откуда он мог узнать про него? – спросил Дуэйн.
      – Я сказала. Откуда еще, Дуэйн. Теперь Артур меня ненавидит.
      – Ну и ты ненавидишь его. Вы квиты.
      – А в начале он был очень даже мил, – задумчиво проговорила Карла. – Ты не представляешь, как много мужчин на первых порах милы.
      – И я был на первых порах мил? – спросил Дуэйн.
      – Нет, ты вызывал жалость, как сейчас, – ответила Карла.
      Дуэйн сел к огромному роялю и принялся бренчать на нем, сожалея, что не умеет хорошо играть. Исполнять музыку – это, должно быть, получше стрельбы по собачьей будке. Можно отрешиться от всего мира, и не нужно надевать наушники, в которых можно спариться.
      – Какого лешего ты играешь «Чижик-пыжик»? – услышал он голос Джейси, остановившейся с бокалом вина в дверях.
      – От нечего делать, – сказал Дуэйн, немедленно прекращая игру.
      Джейси подошла к бурому медведю и какое-то время разглядывала его. Потом опустилась на корточки.
      – А где его маленькая штучка? – спросила она. Дуэйн подошел и тоже взглянул. Раньше он мало внимания обращал на медведя, да и на гостиную тоже. Гениталии у животного напрочь отсутствовали.
      – Бедный медведь, – вздохнула Джейси.
      – Он не мой, – сказал Дуэйн. – Один торговец машинами из Форт-Уорта влюбился в Карлу и в придачу к «кадиллакам» по дешевке уступил медведя.
      – Надеюсь, ты набил ему морду. Во-первых, он не должен был убивать беззащитного зверя, а во-вторых, беспокоить твою жену.
      – Я не знал, что он беспокоил ее, – признался Дуэйн, который не только не набил ему морду, но и в глаза не видал.
      Джейси медленно вышла из комнаты, и Дуэйн последовал за ней. Она прошла по холлу и направилась в одну из многочисленных спален, предназначавшихся для гостей. Возле кровати стояла большая сумка, а на полу были разбросаны компакт-диски и журналы.
      По телевизору передавали какую-то викторину, но звук был выключен.
      Джейси с усталым видом присела на кровать. Дуэйн встал в дверях, неуверенный в том, что его присутствие желательно, но потом он вспомнил, как ее глаза жадно искали его в зеркале и как ему захотелось ее поцеловать.
      – Выкинь это из головы, – проговорила она. Дуэйн ничего не сказал и повернулся, чтобы уйти.
      – Дуэйн!
      Он остановился и посмотрел на нее.
      – Ты не мог бы принести мне ту бутылку белого вина? – попросила Джейси.
      Он пошел на кухню и принес то, что она просила.
      – Прости, Дуэйн, если я набросилась на тебя.
      – Ничего, другие набрасываются сильнее. Джейси подвинулась, давая понять, что он может присесть рядом.
      – Нет, правда, прости. Я подумала совсем не то. У тебя был такой несчастный вид. Вместе с тем нет смысла ходить вокруг да около меня, желая любви. Ты все равно ничего не получишь, а мне не хочется тебя мучить. Сейчас у меня нет сил отказывать людям красиво. Я так паршиво себя чувствую, что меня не хватает даже на вежливый отказ.
      – Не беспокойся, – улыбнулся Дуэйн. – Я привык к невежливому отказу.
      Джейси тоже улыбнулась, но ее улыбка вышла вымученной.
      – Здесь пустота, – проговорила она, прикладывая руку к своей груди. – Тебе кажется, что под ней бьется нормальное женское сердце, но это не так. У меня там стиральная машина, и в ней крутится белье. Иногда я работаю в медленном холодном цикле, в другой раз – в быстром горячем. Если загружать машину осторожно и по одной вещи, я вполне справляюсь. Полностью от грязи не удается избавиться, но если не перегружать машину, то с одним едва заметным пятнышком еще можно прожить.
      Она встала, обошла кровать и раздвинула шторы. За окном было за сорок… вся земля приобрела пепельно-белый цвет от жары.
      – Италия – не место для такой стирки, – добавила она, снова садясь и предлагая Дуэйну вина, но тот покачал головой.
      – Слишком красивое? – спросил он.
      – Слишком чувствительное, – сказала Джейси. – Там всего слишком много, что подбивает тебя любить.
      Она посмотрела на него… не сердито, затем снова перевела глаза на окно.
      – Я просто хотела постирать свое белье и приехала в нужное место. Это место под стать моему настроению – грязное, мрачное, душное и пустое. Нет никакой разницы между тем, что я вижу вокруг, и тем, что вертится внутри стиральной машины, которая работает безотказно.
      Дуэйн собирался положить руку на ее плечо, но так и не решился.
      – Отправляйся к своей жене и будь к ней повнимательнее, – на прощание проговорила Джейси, сползая с кровати и принимаясь перебирать компакт-диски.
      – Все равно я люблю тебя, – сказал Дуэйн, поднимаясь, и сразу пожалел о вырвавшихся словах, ожидая холодной или, наоборот, горячей реакции, но Джейси, не выпуская из рук компакт-диски, лишь вопросительно посмотрела на него.
      – Все равно любишь меня? Что значит это «все равно»?
      Дуэйн не нашелся, что ответить. Что он имел в виду, говоря это? Почему он вообще так сказал? Его жизнь и без того слишком запуталась. В действительности, он не хотел любить ее или чтобы она любила его. Но слово не воробей…
      – Все равно я люблю тебя, – повторила Джейси, размышляя над произнесенными словами. – Все равно я люблю тебя. Все равно я люблю тебя. Все равно я люблю тебя.
      Дуэйн ощутил глупый прилив гордости и уже был рад тому, что она не рассердилась.
      – У нас есть из чего выбрать, не так ли, мой сладкий? – спросила Джейси. – На досуге я подумаю об этом, а сейчас не могу – слишком устала.
      Она поднялась, зевнула и махнула Дуэйну рукой, чтобы он уходил. Он вышел, и она закрыла за ним дверь.

ГЛАВА 88

      Дуэйн ожидал найти жену в мрачном расположении духа, но она, напротив, была весела. Карла сидела за туалетным столиком и что-то строчила в блокноте.
      Он плюхнулся на кровать, недовольный собой. Кто его тянет за язык говорить женщинам, что он их любит, хотя они ему только нравятся? Нет ли здесь разницы?
      – Ну а теперь что с тобой? – спросила Карла. Дуэйн не ответил, покачиваясь на водяном матрасе.
      Больше всего на свете ему сейчас хотелось отправиться на буровую и не возвращаться, но проклятая усталость мешала желаемое превратить в действительное.
      Карла продолжала писать, изредка поглядывая на мужа.
      – Дуэйн, невозможно сосредоточиться, когда ты куксишься, – не выдержала она.
      – Чего это ты решила, что я куксюсь?
      Карла отложила ручку, подошла и села рядом. В ее глазах появился азартный огонек, не сулящий ничего хорошего. Мрачные сомнения охватили его. Почему у нее всегда наблюдается прилив энергии в те моменты, когда ему невозможно поднять руку для самозащиты?
      – Давай займемся любовью, – предложила Карла, принимаясь расстегивать его брюки. – Я хочу знать, способны ли мы на три тысячи первый раз.
      – Исключено, – сказал Дуэйн. – Мы окажемся способны на три тысячи раз с половиной.
      – Прекрасно, если эта половина окажется полновесной, – проговорила Карла, стаскивая с себя тенниску.
      Дуэйн закрыл лицо подушкой.
      – Я прочла статью, где говорится, что некоторые мужчины боятся сисек, – продолжала Карла. – Может, ты тоже мучаешься этой проблемой?
      – Эта проблема ко мне не имеет никакого отношения, – заверил жену Дуэйн.
      – Ты можешь бояться сисек, но не хочешь признаваться в этом, – не унималась Карла, возобновляя работу по расстегиванию пуговиц на джинсах Дуэйна. – Ну вот, что ты натворил! – воскликнула в следующую секунду она, с сожалением глядя на погнутый ноготь. – Я тысячу раз тебя просила покупать «левисы» на молнии.
      – Все время забываю.
      Карла слезла с кровати, и Дуэйн, слегка приподняв подушку, решил, что жена займется обработкой ногтя.
      Не тут-то было. Она закончила раздеваться и остановилась у края постели, держа в руке трусики, как бы решая для себя какую-то очень важную проблему Затем, выхватив у мужа подушку, швырнула трусы ему в лицо. Дуэйн немедленно скинул их на пол.
      – Ты мог бы пару раз их понюхать, – сказала Карла. – В той статье утверждается, что запах женского нижнего белья очень возбуждает мужчин.
      – Ты слишком много читаешь, – заметил Дуэйн, немного приходя в себя. Интересно, до чего дойдет Карла в своем стремлении добиться желаемого. В ее решительности было даже что-то возбуждающее. Совсем недавно он тоже был настроен решительно, а она водила его за нос.
      Дуэйн взял подушку и подложил под голову, заметив странное изменение в Карле: волос на лобке у нее сильно поубавилось с того времени, когда он в последний раз глядел на обнаженное тело жены.
      – Что случилось с тобой? – спросил Дуэйн.
      – Я побрилась, – ответила Карла, наклоняясь над ним и довершая процесс расстегивания брюк. Затем она неожиданно вскочила и заспешила к туалетному столику, записала два-три предложения и вернулась. Дуэйн не мог оторваться от пикантного места Карлы, на котором почти не осталось волос.
      – Зачем ты сделала это?
      – От скуки. Сидела как-то в ванной и вот решила сделать.
      – О!
      Карла взяла другую подушку и подложила под ноги мужа, после чего легла на него валетом. Устроилась поудобнее и затихла.
      – Карла, ты вычитала это в «Плейгерл»! Неужели там думают, что мужья балдеют, когда жены на них ложатся?
      – А разве ты не балдеешь, Дуэйн?
      – Я полностью раздавлен.
      – Я сбрила их частично от скуки и частично оттого, что купила купальник, как у Нелли. Эти купальники прикрывают самую малость.
      – Только слепой этого не заметит.
      – С Нелли я последнее время не очень лажу. Наверное, я ревную к ней, потому что она молода и красива и за ней увивается толпа ухажеров, а я старая, и за мной даже ты не увиваешься.
      – Я бы увился, но раздавлен.
      – Хотела бы я знать, каковы в постели другие женщины, – проговорила Карла, поднимая ногу и почесывая рану на икре, оставленную клещом. – Раньше я была уверена в том, что ничем не уступлю многим женщинам, но теперь потеряла весь свой кураж. Возможно, есть женщины раза в два поинтересней меня. Эта мысль никак не дает мне покоя.
      – Я не хочу, чтобы ты носила купальник, как у Нелли.
      – Почему?
      – Он ничего не прикрывает.
      – Ты спишь с другими женщинами и мог бы сказать, интересна ли я, но ты и словом не обмолвишься, чтобы успокоить жену на этот счет.
      – Ты не слушаешь, – раздраженно заметил Дуэйн. – Я сказал, бикини вроде тех, что у Нелли, ничего не прикрывают.
      – Все дело в точке зрения.
      – Я сейчас как раз и обозреваю то, что следует прикрывать. Так вот, этот купальник не для женщины твоего возраста.
      Дуэйн поверх грудей жены посмотрел ей прямо в глаза. Карла вопросительно глядела на него, так же, как Джейси, когда он сказал, что все равно любит ее.
      – О! – проговорила Карла. – После того, как ты три тысячи раз проникал туда, откуда появились четверо милых детей, ты хочешь, чтобы я прикрывалась. Правильно, Дуэйн? Нелли – твоя родная дочь, а поскольку она молода, ты против, чтобы она немножко повоображала.