Тай-Пэн

— Как поживаете, тетя Сара?

— Устала, мой милый. Очень устала. И я терпеть не могу жить на корабле. Не хочешь ли чаю?

— Нет, спасибо.

Робб с тревогой следил за Струаном.

— Что я могу сказать?

— Ничего, Робби. Они умерли, мы живы, и говорить больше не о чем.

— Так ли, Дирк? — Взгляд голубых глаз Сары стал жестким. Она пригладила свои золотисто-каштановые волосы, расправила длинное зеленое платье с турнюром. — Так ли?

— Так. Извини нас, Сара, но я должен поговорить с Роббом.

— Да, конечно. — Она взглянула на мужа, презирая его за слабость. — Мы уезжаем, Дирк. Мы покидаем Восток навсегда. Я приняла решение. Я отдала «Струану и компании» семь лет жизни и одного ребенка. Теперь пришло время уезжать.

— Я считаю, что ты поступаешь разумно, Сара. Сейчас Восток не место для семьи. Через год, когда будет построен Гонконг — другое дело. Вот тогда здесь станет очень хорошо.

— Для кого-то, может быть, но не для нас. Не для моего Родди, и не для Карен, Наоми или Джейми. Не для меня. Мы никогда не будем жить на Гонконге. — Она вышла.

— Ты купил опиум, Робб?

— Купил немного. Потратил всю нашу наличность и занял что-то около ста тысяч — точно не помню. Цены не слишком упали, поэтому я потерял к ним всякий интерес.

Значит мы завязли еще глубже, подумал Струан.

— Почему наша семья? Это ужасно, ужасно, — мучаясь, говорил между тем Робб. — Почему вся наша семья?

— Йосс.

— К чертям йосс — Робб уставился на дверь каюты. — Брок хочет видеть тебя как можно скорее.

— Зачем?

— Он не сказал.

Струан сел, на минуту приспустил сапог и подумал о Броке. Затем объявил:

— Я сделал Кулума партнером.

— Хорошо, — ответил Робб. Но голос его прозвучал равнодушно. Он по-прежнему, не мигая, смотрел на дверь, за которой скрылась Сара.

— Отец, — вставил Кулум. — Я хочу поговорить с тобой об этом.

— Позже, мальчик мой. Робб, есть еще одна новость. У нас крупные неприятности.

— Я должен сказать тебе одну вещь, прямо сейчас. — Робб оторвал взгляд от двери. — Дирк, я покидаю Восток вместе с Сарой и детьми. На следующем корабле.

— Что?

— Я никогда не буду тай-пэном, я просто не хочу им быть.

— Ты уезжаешь потому, что я сделал Кулума партнером?

— Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что это не так. Конечно, ты мог бы сначала обсудить это со мной, да, но дело не в этом. Я сам хочу уехать.

— Почему?

— Все эти смерти дома заставили меня задуматься. Сара права. Жизнь слишком коротка, чтобы изойти потом и умереть здесь, вдали от дома. Я хочу покоя, немного покоя. Денег у нас больше чем достаточно. Ты можешь выкупить мою долю. Я хочу уехать со следующим кораблем.

— Почему?

— Я устал. Устал!

— Ты просто слабак, Робб. Сара опять на тебя насела, да?

— Да, я слабак, и да, она опять на меня насела. Но я принял решение. Слишком много смертей. Слишком много.

— Я не могу выкупить твою долю. Мы разорены. — Струан протянул ему письмо банкира.

Робб прочел, и его лицо постарело еще больше.

— Будь они прокляты во веки вечные!

— Согласен. Но тем не менее мы банкроты. — Струан поддернул сапог и встал. — Извини, Кулум, твое партнерство ничего не стоит. На наш лондонский банк повели организованное наступление, и он уничтожен.

Казалось, воздух в каюте сгустился.

— У нас есть сто тысяч фунтов в Шотландии, — сказал Робб. — Выдели мне половину, а сам забирай остальное.

— Спасибо, Робб. Это было сказано по-мужски. Робб стукнул кулаком по столу:

— Не моя вина, что банк приостановил платежи!

— Верно. Поэтому не требуй себе половину наших денег сейчас, когда нам понадобится каждый пенни!

— Тебе понадобится, а не мне. Ты найдешь выход, всегда находил.

— Пятидесяти тысяч фунтов Саре не хватит и на пять лет.

— Предоставь мне самому беспокоиться на этот счет! Эти деньги не проведены через бухгалтерские книги, поэтому они наши, тут все честно. Я возьму половину. Моя доля в деле стоит в двадцать раз больше!

— Мы банкроты! Ты что, не в состоянии понять этого своей башкой? Банкроты!

Дверь открылась, и в каюту вошла маленькая девочка с золотистыми волосами. В руках она держала соломенную куклу. Ее лицо выражало озабоченность.

— Здлавсгвуй, папа. Здлавствуйте, дядя Дилк. — Она подняла голову и внимательно посмотрела на Струана: — Я улодина?

Струан с усилием оторвал взгляд от Робба.

— Что, Карен, девочка моя?

— Я улодина?

— Нет. Нет! Конечно же, нет, Карен. — Струан поднял ее на руки. — Кто говорил тебе такие ужасные вещи, крошка?

— Мы иглали в школу на «Отдыхающем Облаке». Это была Лиллибет.

— Лиллибет Брок?

— Нет-нет-нет. Она моя лучшая подлужка. Это была Лиллибет Какая-то Длугая.

— Так вот запомни, никакая ты не уродина. И скажи этой Лиллибет Какой-то Другой, что ужасно некрасиво говорить людям такие вещи. Ты у нас очень хорошенькая.

— Ой, как здолово! — На лице Карен расцвела огромная улыбка. — Папочка всегда говолит, что я класивая, но я хотела сплосить у вас, потому что вы знаете. Вы знаете все на свете. — Она обняла его своими ручонками и изо всех сил прижалась к нему. — Спасибо, дядя Дилк. А тепель поставьте меня на пол. — Она пританцовывая подбежала к двери. — Я так лада, что я не улодина.

Робб осел в своем кресле. После долгого молчания он произнес:

— Черт бы побрал этих банкиров. Прости меня. Это моя вина — и мне очень жаль. Я был… прости.

— Мне тоже жаль, дружище.

Робб безуспешно пытался сосредоточиться.

— Что мы можем предпринять?

— Не знаю. Послушай, Робб, не делай этого, а? Дай мне пару месяцев. Мы отправим Сару и детей с первым же кораблем. Чем скорее, тем лучше — они уедут до сезона тайфунов.

— Может быть, мне как-нибудь удастся устроить заем. Нам предстоят платежи по векселям на предъявителя. Мы потеряем корабли — все. — Робб заставил себя не думать о Саре. — Но как успеть, у нас так мало времени? — Он нервно покрутил пальцами. — Почта прибыла вчера. Ничего важного для нас. Никаких новостей из дома. Вполне вероятно, что кое-кто уже знает о крахе нашего банка. Мы купили небольшой пакет акций банка Брока, чтобы иметь возможность присматривать за ним. Так что он, скорее всего, тоже знает, как обстоят дела у нас. Не потому ли он хочет с тобой увидеться?

— Возможно. В любом случае, стоит ему что-либо пронюхать, как он тут же сядет нам на шею. Если вообще не он сам все это и начал. Он скупит наши векселя и уничтожит нас.

— Почему? — спросил Кулум.

— Потому что и я уничтожу его, если мне предоставится возможность хотя бы вполовину такая удачная, как эта.

Кулум хртел спросить почему, хотел сказать, что он тоже возвращается домой со следующим кораблем. Но отец выглядел таким измученным, а Робб был так угрюм… Он скажет им обо всем завтра.

— Мне необходимо поспать несколько часов, — произнес Струан. — Я отправляюсь на берег. Вы с Сарой возвращайтесь на «Отдыхающее Облако», хорошо? Я приказал Перри убраться с корабля до захода солнца. Он списан на берег.

— Кто займет его место?

— Не знаю, — ответил Струан, выходя из каюты. — Дай Броку знать, что я встречусь с ним на острове на закате.

Глава 3

Струан спал мало. Еда на столе осталась нетронутой. Он неподвижно смотрел через вход в палатку на корабли, стоящие на якоре в гавани. Солнце умирало, и низко над горизонтом вставал размытый круг луны. Небо загромождали огромные кучевые облака. Ветер нес с собой обещание шторма.

Ти-сен, беспрестанно твердил ему мозг. Ти-сен. Он единственный, кто может спасти тебя. Да, но это предательство по отношению ко всему, во что ты веришь и для чего столько лет трудился.

Вошел Маккей с зажженным фонарем и поставил его на стол. Палатка была просторной и удобной; на каменистую землю были брошены ковры.

— Баркас Брока подходит к берегу, сэр.

— Соберите всех людей, Маккей, и отойдите с ними подальше, чтобы ничего не слышать.

— Есть, сэр.

— Есть какие-нибудь новости о Рамсее? Его поймали?

— Нет, сэр.

— Где он?

— Я не знаю, сэр. Струан рассеянно кивнул.

— Завтра задействуйте всех наших шпионов, пусть они найдут, где он прячется.

— Прошу прощения, сэр, я уже оповестил их, сэр. — Маккей старался скрыть тревогу. — Если он окажется на борту, то это кем-то подстроено. — Помолчав, он добавил нерешительно: — Как-то нехорошо получилось с капитаном Перри, сэр.

Глаза Дирка Струана сразу же превратились в льдинки.

— Я даю вам пятнадцать дней, чтобы доказать, что я был прав насчет Исаака. Пятнадцать дней, или вы отправляетесь на берег за ним следом.

— Есть, сэр-р. — Маккей почувствовал, как холодная колючка, чиркая по внутренностям, устремилась из мошонки в низ живота и стала забираться выше. Он мысленно проклял себя за то, что открыл рот. Неужели ты так никогда и не поумнеешь, старый болван?

На пляже послышались тяжелые шаги Брока. Одноглазый великан остановился у входа в палатку.

— Разрешение ступить на борт, Дирк?

— Да, Тайлер.

Маккей вышел. Брок уселся за столом, и Струан щедро налил ему бренди.

— Тяжело терять семью. Я знаю, что это такое. Я потерял двух жен при родах, ребятишек тоже. Скверно.

— Да.

— Хоромы у тебя небогатые, — заметил Брок, окидывая взглядом палатку.

— Ты голоден? — Струан показал рукой на стол.

— Вот спасибо. — Брок взял цыпленка, разорвал его пополам и откусил большой кусок белого мяса. На мизинце его сверкнуло золотое кольцо с крупным изумрудом. — Похоже, йосс «Благородного Дома» сошел на нет.

— «Йосс» — большое слово. Брок рассмеялся.

— Ладно тебе, Дирк. Компания должна иметь звонкую монету, чтобы поддержать свой кредит. Даже такая, как «Благородный Дом».

— Это верно.

— Я не пожалел времени, Дирк, времени и денег, чтобы быть в курсе всех ваших дел. — Брок отодрал зубами оставшуюся часть куриной грудки и начал ее жадно жевать. — У тебя хороший повар. Скажи ему, что у меня найдется для него место.

— Ему нравится то, которое он занимает сейчас.

— Нет денег — нет места, мой мальчик. Нет банка, нет кредита, нет кораблей — ничего нет! — Брок разодрал другого цыпленка. — Ты не держишь у себя шампанского? Сегодня случай особый, готов поручиться!

Струан быстро и аккуратно откупорил бутылку и наполнил чистые хрустальные фужеры для Брока и для себя.

— Холодное как раз в меру, парень. Как раз в меру. — Брок почмокал губами. — Двадцать пять тысяч за миллион — как будто не много, а?

Струан промолчал. Его лицо оставалось спокойным.

— Шесть пенсов за фунг, они сказали. Я получил письмо со вчерашней почтой. Представляешь, сам потерял на этом деле десять тысяч фунтов. Скверно. Очень скверно, когда банк рискует деньгами своих клиентов. — Брок весело хмыкнул. — Я тут «случайно» наткнулся на этого стервеца Скиннера. Он тоже решил, что это скверно. Сейчас статью пишет — готов поспорить, на первую страницу и с огромным заголовком. А как же иначе?

Он отрезал себе кусок яблочного пирога и принялся уничтожать его с видимым удовольствием. — Ах да, кстати, у меня тут скопилось на восемьсот тысяч векселей на предъявителя торгового дома «Струан и компания». Я скупал их последние полгода как раз в ожидании такого момента. Вернее, их скупал мой сын Морган и наши лондонские агенты.

— Удачное капиталовложение, Тайлер. Весьма удачное.

— Ага. Вот и Скиннер сказал мне то же самое, Дирк, мой мальчик. Он сильно поразился твоему плохому йоссу, но я пообещал ему сохранить названия всех твоих кораблей. Плохой йосс менять названия. Но под моим флагом они станут ходить быстрее.

— Тебе нужно сначала получить их.

— Через тридцать дней они будут у меня, парень. Как раз через тридцать дней наступит срок выплаты по векселям. Это, кстати, тоже давно всем известно. Так что на Востоке кредита для тебя нет. С тобой покончено, приятель.

— Может быть, я сначала пущу ко дну все свои корабли, прежде чем позволю тебе владеть ими.

— Только не ты, Дирк. Я тебя хорошо знаю. Другой, возможно, так бы и поступил, но только не ты. В этом мы с тобой похожи. Корабли — это дело особенное. Дороже сердцу, чем любая красотка. — Он допил шампанское. Струан наполнил его фужер снова. Брок рыгнул. — Прошу прощения. — Он опять пригубил. — Это шампанское — прямо рыгательная смесь какая-то, а?

— Это ты начал давить на банк?

— Нет. Если бы я мог до такого додуматься, уже давно бы это сделал. Идея прямо гениальная. Очень уж мне нравится видеть, как тебя заарканили за одно место.

— Если это было устроено специально, я узнаю.

— Специально, парень, специально. Можешь мне поверить.

— Кто это был?

— Морган, — ответил Брок. — Я решил поручить это ему — малыш подрастает. Н-да. Мой мальчик это и провернул, и я горжусь им смертельно. — Он довольно почесался: вши давно стали среди торговцев нормальным явлением. — Так что ты разорен, Дирк. После стольких лет. Конец.

— За тридцать дней много чего может произойти.

— Верно. Я слышал, твой сын отвечает за распродажу земельных участков?

— Да. Но там все будет честно. Кто даст больше, тот и получит землю. Мы не шельмуем, Тайлер. Шельмуют другие. Нам это ни к чему.

— Черт тебя побери! — взревел Брок. — Ты заявляешь, что я шельмую?

— Ты шельмуешь все время, — ответил Струан, дав волю своему гневу. — Ты шельмуешь со своими людьми, шельмуешь со своими кораблями, и когда-нибудь это погубит тебя. Нельзя вечно строить свой успех на ударах плети.

— Клянусь Богом, я делаю только то, что делают все. Если у тебя такие новомодные слезливые взгляды, это вовсе не значит, что все остальные не правы. Плеть держит отребье в узде. Отребье!

— Ты живешь плетью, от плети ты и умрешь.

— Ты хочешь решить наш спор сейчас? Плеть против плети? Нож против ножа? Тогда выходи, клянусь Богом! Или ты все такой же грус?

— Я уже говорил тебе однажды и скажу еще раз, последний. Когда-нибудь я приду за тобой с плетью. Может быть сегодня, может быть завтра, может быть через день. Но, клянусь Создателем, когда-нибудь я приду за тобой. И запомни вот еще что. Если ты случайно умрешь до того, как я буду готов, я приду за Тортом и Морганом и пущу ко дну твое дело.

Брок выхватил нож.

— А может, парень, я перережу тебе глотку прямо сейчас. Струан спокойно наполнил фужеры. Бутылка опустела.

— Открой другую. Там их еще много. Брок рассмеялся.

— Ах, Дирк, мой мальчик, ты редкий человек. Ты разорен, а все чего-то хорохоришься, изображаешь из себя. Тебе конец, ты слышишь, парень? Твой «Благородный Дом» полетел вверх тормашками. И ты трус!

— Я не трус, Тайлер. Ты это знаешь.

— Ты помнишь тот холмик, где собирался поставить свой Большой Дом, — спросил Брок, и глаза его заискрились.

— Да.

— Он мой, парень. Я куплю его. Сколько бы ты ни предложил, я дам больше.

Кровь бросилась Струану в голову. Он знал, что у него теперь Heт денег, чтобы тягаться с Броком. И не будет, если он не заключит сделку с Ти-сеном. Если не предаст Гонконг. — Будь ты проклят!

— Он будет мой, парень. Как и вся эта вонючая скала. — Брок осушил свой фужер и снова рыгнул. — После того, как твоя компания пойдет с молотка, я выживу тебя с этих морей, так, чтобы даже духу твоего здесь не осталось. — Он достал кошелек, отсчитал двадцать золотых гиней и швырнул их на пол палатки. — Вот, закажи себе гроб. Брок важно поднял голову и вышел.

— Прошу прощения, сэр. — В палатке появился Маккей. Дирк Струан слегка вздрогнул и вышел из оцепенения.

— Да?

— Мистер Кулум на берегу. Он хочет вас видеть. Струан с изумлением увидел, что водянистая луна стоит высоко, и на берегу уже глубокая ночь.

— Проводите его сюда.

— Приходили еще люди, сэр. Этот китаец, Гордон Чен. Мисс Синклер. Какая-то супружеская пара, я их не знаю. Старый Квэнс. Я сказал им всем, что вы примете их завтра. Надеюсь, я поступил правильно, не позволив мистеру Кулуму прийти без предупреждения. — Маккей заметил на полу золотые монеты, но не произнес по их поводу ни слова.

— Пока вы подчиняетесь приказам, вы всегда будете поступать правильно, Маккей.

Кулум подошел ко входу в палатку.

— Я не потревожил тебя, отец?

— Нет, мой мальчик. Присаживайся.

Кулум увидел соверены на ковре, нагнулся и начал собирать их.

— Оставь их, где лежат.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы они там остались. Кулум сел.

— Я хотел поговорить с тобой, отец.

— У меня сейчас нет настроения разговаривать, дружок.

— Ты серьезно говорил о том, чтобы сделать меня партнером?

— Да.

— Я не хочу быть партнером. Я не хочу жить на Востоке. Я хочу вернуться домой.

— Я разбираюсь в таких вещах лучше тебя, Кулум. Повремени немного.

— Время ничего не изменит.

— Ты молод, мой мальчик. Времени у тебя достаточно. Будь терпелив со мной. И с Китаем. Робб объяснил тебе, как приступать к организации торгов?

— Да. — Черт бы побрал дядю Робба, подумал Кулум. Если бы только он не вспылил так перед отцом и не сказал, что собирается уехать. Черт, черт, черт. Проклятый банк, чтоб ему провалиться. Все разрушил. Бедный отец. — Думаю, я смогу с этим справиться.

— У тебя не возникнет никаких проблем, если все будет вестись честно: тот, кто дает больше, получает землю.

— Да, разумеется. — Кулум опять покосился на гинеи под ногами. — Почему ты хочешь, чтобы эти монеты там лежали?

— Это деньги на мой гроб.

— Я не понимаю.

Струан рассказал ему о своем разговоре с Тайлером Броком.

— Тебе лучше заранее знать, что это за человек, Кулум. Будь осторожен, потому что он станет преследовать тебя так же, как я стану преследовать Горта.

— Сыновья не повинны в грехах своих отцов.

— Горт Брок — копия своего отца.

— Но разве Христос не учил нас прощать?

— Учил, парень. Но их я простить не могу. Они олицетворяют все, что есть гнусного на земле. Они тираны, которые верят, что плеть способна ответить на любые вопросы. В мире есть одно незыблемое правило: деньги — это власть, будь ты королем, лордом, вождем, купцом или землепашцем. Не имея власти, ты никогда не сможешь защитить то, что есть у тебя и не облегчишь жизнь другим.

— Значит ты говоришь, что учение Христа неверно?

— Вовсе нет, парень. Я хочу сказать, что бывают люди святые. Они могут прожить счастливую жизнь в смирении и кротости, не желая ничего, кроме того, что ниспослано им судьбой. Есть люди, которые с рождения довольствуются тем, что они всегда вторые, а не первые — я так не могу. И Брок тоже. А ты?

— Я не знаю.

— Когда-нибудь придет и твой день испытания. Тогда ты узнаешь себя.

— По твоим словам получается, что деньги — это все?

— Я говорю, что в наше время, не имея власти, ты не сможешь стать святым, творить добро. Власть ради власти — это грех. Деньги ради денег — это грех. Запомни это навсегда.

— Неужели это так важно — иметь деньги и иметь власть?

— Нет, мой милый, — ответил Струан с ироничной усмешкой. — Важность приобретает только недостаток денег.

— Зачем тебе нужна власть?

— А зачем она нужна тебе, Кулум?

— Может быть, мне она и не нужна.

— Да. Может быть, и так. Хочешь глоток чего-нибудь, мой мальчик?

— Я выпью немного шампанского.

— Ты ел?

— Да, спасибо. Ты прав, я еще не очень-то много знаю о себе, — добавил Кулум.

— Что ж, время у тебя есть. Я так рад, что ты здесь, Кулум. Очень рад.

Кулум оглянулся на золотые монеты.

— Но в общем-то все это пустые разговоры, не правда ли? Я имею в виду партнерство и прочее. Компании конец. Что ты намерен теперь делать?

— Ну, пока мы еще не банкроты. У нас есть двадцать девять дней. Если йосс будет против нас, этот вариант «Благородного Дома» умрет. Тогда мы начнем все сначала. — Не обманывай себя, подумал он, ты никогда не сможешь начать сначала.

— Битва без конца?

— А чем еще по-твоему должна быть жизнь, парень?

— Могу я подать в отставку как партнер, если мне это не понравится или я сочту, что не подхожу или не достоин этой должности? По своему желанию?

— Да. Но только не в том случае, если ты когда-либо станешь Тай-Пэном. Тай-Пэн не может уходить, пока не будет уверен, что его дело остается в надежных руках. Он должен быть в этом уверен. Это его последняя обязанность.

— Если нам столько должны китайские купцы, почему не попробовать собрать с них эти деньги? Тогда у нас будет чем расплатиться с Броком.

— У них нет денег. — К дьяволу все, сказал себе Струан, ты в ловушке. Решайся. Выхода нет: либо Ти-сен, либо…

— А что если поговорить с его превосходительством? Не мог бы он выдать нам аванс? В счет выкупных денег?

— Эти деньги принадлежат Короне. Может быть, парламент примет его представление, может быть, он его отвергнет. Серебро не перейдет из рук в руки еще почти целый год.

— Но мы его все-таки получим. Брок, конечно же, примет твои гарантии?

Голос Струана стал хриплым.

— Я уже поведал тебе о степени великодушия Брока. Я бы не дал ему двадцати гиней, окажись он на моем месте. Черт бы побрал его и его проклятых выродков.

Кулум неуютно шевельнулся в кресле, его башмак случайно сдвинул одну из золотых монет. Она ярко сверкнула.

— Его превосходительство не слишком… ну, он, по-моему, несколько простоват, нет?

— Он просто чужой человек в Азии, вот и все. Эта должность для него не подходит. Я бы, к примеру, точно так же растерялся при монарших дворах Европы. Но он полномочный посланник. И это единственное, что имеет значение. Да, он простоват, но и с ним тебе нужно быть осторожным. Ты должен быть осторожен со всеми.

— Он всегда делает то, что ты ему подсказываешь?

Прежде чем ответить, Струан выглянул из палатки в темноту ночи.

— Он следует моим советам в большинстве случаев. При условии, что я оказываюсь последним, с кем он советуется. Кулум двинул носком башмака другую золотую монету.

— Должно же быть что-то… кто-то, к кому можно обратиться. У тебя не может не быть друзей.

Мысли Струана неумолимо возвращались к единственному человеку, который мог бы разжать для него капкан… Ти-сен. Брок заберет все наши корабли при первой же возможности и безо всяких церемоний, думал он, исходя бессильным гневом. Без кораблей тебе конец, парень. Конец всему… Компании, Гонконгу, твоему плану. Ты можешь начать сначала, это верно, но не заблуждайся… тебе уже никогда не построить такого флота и не набрать столько людей. И ты уже никогда не сможешь обогнать Брока. Никогда. Ты станешь вторым. И останешься вторым до конца дней.

Струан почувствовал, как кровь застучала в его висках, вены на шее вздулись. В горле пересохло. Я не буду вторым. Клянусь Создателем, всеблагим и всесильным, я не могу. Не могу. Не могу. Ни после Брока, ни после кого-то еще.

— Завтра, когда вернется «Китайское Облако», я отправлюсь в Кантон. Ты поедешь со мной.

— А как же быть с распродажей? Я должен этим заниматься?

— К дьяволу распродажу! Нам нужно сначала спасти Компанию. Возвращайся на «Отдыхающее Облако», мой мальчик. Мы отправимся сразу, как только это будет возможно.

— Хорошо. — Кулум встал.

— Спокойной ночи, сынок.

Кулум опустил глаза. Монеты, завораживая, притягивали к себе его взгляд. Он нагнулся и начал собирать их.

— Я же сказал тебе оставить их в покое!

— Я не могу. — Капельки пота выступили на лбу Кулума. Ему казалось, что монеты обжигают ему пальцы. — Я… они должны быть моими.

— Ради Бога, зачем?

— Не знаю. Я… я просто чувствую, что они нужны мне. — Он положил гинеи в карман. — Теперь они мои. Спокойной ночи, отец.

Глава 4

Струан в одиночестве обедал в просторной столовой их внушительной фактории в кантонском поселении. Это большое трехэтажное здание было построено Ост-Индской Компанией сорок лет назад. Струан всегда мечтал о нем как о единственном, достойном «Благородного Дома». Восемь лет назад он купил его.

Столовая располагалась на втором этаже. Из ее окон открывался вид на Жемчужную реку. Этажом ниже протянулся лабиринт контор, складов, оптовых магазинов. Третий этаж занимали жилые комнаты, и среди них — личные апартаменты Тай-Пэна, тщательно отгороженные от остальных. Здесь имелись свои внутренние дворики, галереи, отдельные комнаты и общие спальни. В доме жили и работали от сорока до пятидесяти португальских клерков, кроме них еще десять-пятнадцать человек европейцев и сотня китайских слуг-мужчин. Закон запрещал нанимать прислужниц-китаянок.

Струан отодвинул свое резное кресло от стола и раздраженно закурил сигару. Огонь в огромном камине согревал мраморные плиты, которыми были выложены пол и стены. За столом могли одновременно обедать до сорока человек. Столовое серебро в георгианском стиле отличалось тонкостью работы. Висячая люстра — хрустальная и со множеством свечей — заливала комнату ярким светом. Струан подошел к окну и посмотрел вниз на гуляющих по парку торговцев.

Позади парка на всю длину поселения протянулась большая площадь, выходившая другой стороной к причалам на берегу реки. Площадь по обыкновению кишела китайскими уличными торговцами, зеваками, продавцами и покупателями, предсказателями судьбы, писцами, нищими и собаками. За пределами своих факторий только в этом, как его называли, Английском парке европейцы могли передвигаться относительно спокойно. Китайцам, за исключением слуг, запрещалось заходить сюда и в фактории. Всего в поселении было тринадцать зданий, вытянувшихся в один ряд, который в двух местах прерывали узкие улочки — Хог Стрит и Олд Чайна Лейн. Дома стояли на невысокой насыпи с колоннадой по фасаду. Только Струан и Брок владели отдельными домами. Другие торговцы делили между собой остальные, занимая столько места, сколько им было нужно, и выплачивая арендную плату Ост-Индской Компании, построившей поселение его лет назад.

С севера границей поселения служила улица Тринадцати Факторий. Стены Кантона находились отсюда в четверти мили. Все пространство между поселением и городскими стенами занимал сплошной муравейник домов, домиков и лачуг. Река казалась буквально запруженной плавучими деревнями ганка. И надо всем этим, не смолкая ни на минуту, висел пульсирующий монотонный шум голосов, напоминающий невероятных размеров улей.

В одной стороне парка Струан заметил Брока, увлеченно беседующего с Купером и Тиллманом. Интересно, подумал он, о чем они говорят; наверное, американцы объясняют Броку все тонкости чайно-опиумной торговли с испанцами. Что ж, удачи им, подумал он без всякой досады. В любви и в торговле все средства хороши.

— Где же, дьявол его забери, этот чертов Дзин-куа, чтобы мне провалиться? — произнес он вслух.

Уже двадцать дней Струан пытался добиться встречи с Дзин-куа, и каждый раз посланный им слуга возвращался с одним и тем же ответом: «Его назад нет все лавно. Твоя здать мозна. Завтла его назад Кантон есть, холосо, беспокойся нет».

Кулум пробыл с ним в поселении Кантона десять дней. На одиннадцатый прибыла срочная записка от Лонгетаффа: возникли сложности с распродажей земельных участков.

Вместе с этой запиской пришло письмо от Робба. Робб писал, что. статья Скиннера о банкротстве Струана повергла торговцев в ужас, большинство из них тут же отослали депеши домой, распределяя капиталы по нескольким банкам; что все с нетерпением ожидают тридцатого дня; что кредит получить невозможно, и все предложения, с которыми он обращался к противникам Брока, не дали результата; что весь военный флот был взбешен, когда Лонгстафф официально объявил об отмене своего приказа о запрещении контрабанды опиума, и адмирал немедленно отослал домой фрегат с просьбой к правительству разрешить ему действовать самостоятельно; и что Чен-Шеня, их компрадора, осаждают кредиторы, требуя уплаты всех мелких долгов, которые в другое время могли бы подождать.

Струан понимал, что проиграет сражение, если не увидится с Дзин-куа в течение ближайших восьми дней. Вновь и вновь он спрашивал себя, действительно ли Дзин-куа нет в Кантоне или он просто избегает его. Он, конечно, старый вор, размышлял Струан, но он никогда не стал бы прятаться от тебя. Да даже если ты и встретишься с ним, приятель, действительно ли ты готов сделать этому дьяволу Ти-сену свое предложение?

За стеной сердито заспорили чьи-то монотонные голоса, и дверь распахнулась, пропустив в столовую молодую перемазанную грязью женщину-танка в вонючей одежде и слугу, который пытался вытащить ее обратно. Женщина была в традиционной огромной конической шляпе, грязных черных штанах и рубашке, поверх которой она носила грязную стеганую куртку.

— Остановить мозна нет этот колова чилло, масса, — сказал слуга на «пиджин-инглиш», цепляясь за вырывающуюся девушку. Только на «пиджин» могли торговцы переговариваться со своими слугами, а те — с ними. «Корова» означало «женщина», «чилло» — «ребенок». «Корова чилло» означало «молодая женщина».

— Корова чилло вон! Очень быстро раз-раз, ясно?

— Твоя хочит колова чилло, хейа? Колова чилло оч-чень холосо постель джиг-джиг. Два долла ладна, — выкрикнула девушка.

Слуга схватил ее в охапку, шляпа свалилась на пол, и Струан в первый раз отчетливо увидел ее лицо. Он едва смог узнать ее, так она была заляпана грязью, а узнав, рухнул в кресло, задыхаясь от хохота. Слуга, разинув рот и отпустив девушку, смотрел на него во все глаза, как на сумасшедшего.

— Этот корова чилло, — со смехом проговорил Струан, — остаться можно, ладно.

Девушка с гневным видом привела в порядок свою засаленную, кишащую вшами одежду и скороговоркой выпустила вслед удаляющемуся слуге новую порцию оскорблений.

— Колова чилло оч-чень холосо есть твоя видеть, Тай-Пэн.

— И мне тебя тоже, Мэй-мэй! — Струан изумленно смотрел на нее сверху вниз. — Какого черта ты здесь делаешь, и что, черт побери, означает вся эта мерзость, которую я вижу на тебе?

— Колова чилло думать твоя делай джиг-джиг с новый колова чилло, хейа?