Тай-Пэн

— И правильно, ну? — Лонгстафф был общителен и преисполнен уважения. — Я и не подозревал, что в Азии может найтись столько серебра. Это было великолепно — расплатиться вот так. Кстати, не хотите ли отужинать со мной сегодня вечером? Тут есть несколько дел, мне бы хотелось услышать ваше мнение на их счет.

— Боюсь, что сегодня вечером я занят, Уилл. Может быть, завтра? Почему бы вам не приехать к нам на «Отдыхающее Облако»? В полдень.

— Полдень подойдет. Изумительно. Я так рад…

— Кстати, Уилл, раз уж мы встретились… Я думаю, вам стоит отменить приказ, посылающий наш флот на север. Лонгстафф нахмурился:

— Но эти дьяволы нагло отвергли наш договор, ну?

— Маньчжурский император отверг его, да. Но сейчас сезон тайфунов. Разумнее не дробить наши силы. К тому же здесь флот всегда у вас под присмотром.

Лонгстафф взял понюшку табаку и обмахнул кружевные манжеты своего великолепного камзола. — Погода адмирала не смущает. Но раз вы так считаете… — Он чихнул. — Если мы не пойдем на север, то что же нам тогда делать?

— Давайте поговорим об этом завтра, если вы не против?

— Очень разумно. Утро вечера мудренее. Это то, что нужно, ну? Я буду рад вновь обрести в вас советника. Ага, похоже, мы готовы начать. Кстати, я нахожу этот ваш другой жест столь же восхитительным. — Лонгстафф удалился в превосходнейшем настроении.

— О чем это он? — спросил Робб.

— Не знаю. О серебре, надо полагать. Послушай, Робб, завтра на корабле его примешь ты, — сказал Струан. — И сам скажешь ему, что нужно делать.

— А что нужно делать? — Лицо Робба растянулось в улыбке.

— Захватить форты Бог. Затем подойти к Кантону. Немедленно. Потребовать с города выкуп. Шесть миллионов тэйлов серебром. Потом, когда установится нужный ветер, — на север. Как в прошлый раз.

— Но он захочет говорить с тобой.

— Теперь им можно вертеть, как угодно. Он видел слитки.

— Он не станет доверять мне так же, как доверяет тебе.

— Через пять месяцев у него не будет другого выхода. Как восприняла новость Сара?

— Как ты и предсказывал. Она уедет в любом случае — Толпа возбужденно зашевелилась, и Робб посмотрел на помост. Лонгстафф поднимался по ступенькам. — Ты с ним так любезен, Дирк, даже после того, как он повел себя так оскорбительно. И все же я знаю, что теперь у тебя с ним свои счеты. Верно?

— Он первый губернатор Гонконга. Губернаторов назначают на четыре года. Так что времени впереди много, дойдет очередь и до Лонгстаффа.

— Что мы решим насчет круглого холма?

— Все уже решено.

— Ты собираешься оставить его Броку?

— Нет.

— Джентльмены, — обратился Лонгстафф к собравшимся торговцам, — прежде чем мы начнем, я бы хотел публично подтвердить те правила землевладения и распределения участков, которые были рекомендованы мной правительству Ее Величества. — Он начал зачитывать официальный документ: — «Вся земля является собственностью Ее Величества. Выделение участков будет производиться на открытом аукционе тем, кто предложит самую высокую сумму годичной арендной платы за землепользование, каковая арендная плата и объявляется предметом торгов на аукционе. Выдаются лицензии на девятьсот девяносто девять лет. В течение года на участке должен быть построен дом минимальной стоимостью одна тысяча долларов. Налог на собственность устанавливается из расчета четыре шиллинга четыре пенса за доллар. В противном случае лицензия на аренду изымается. Половина названной на аукционе суммы подлежит внесению в казну наличными сразу по окончании торгов». — Он поднял глаза. — Первоначально мы планировали предложить сегодня к распродаже сто участков, но оказалось невозможным промерить их все. Примерно пятьдесят будут выставлены на аукцион сегодня, а остальные — как только это станет практически осуществимо. Я также рекомендовал, чтобы участникам аукциона было позволено приобретать землю на условиях фригольда, если на то будет соизволение Ее Величества. Ах да, покупатели «прибрежных» участков могут также приобретать «городские» или «загородные» участки. Размер «прибрежных» участков устанавливается в сто футов шириной и протяженностью от Куинз Роуд до моря. — Он оглядел собравшихся и доброжелательно улыбнулся. — Проводя распродажу участков, мы можем считать, что тем самым сегодня закладываем основу нового города. Уже отведена земля под здание суда, административные учреждения, резиденцию губернатора, тюрьму, поле для крикета, рыночную площадь, а также под поселение для туземцев. Я официально назвал наш будущий город Куинз Тауном!

Отовсюду раздались приветственные крики.

— Это первая возможность обратиться сразу ко всем нам, предоставившаяся мне за много дней. Скажу не скрывая, нас ждут тяжелые испытания. Но не будем падать духом. Мы должны объединить усилия. Мы должны дружно навалиться на наш общий плуг и тогда, с Божьей помощью, мы покорим язычников ко славе Ее Британского Величества и ко славе колонии Гонконг.

Прогремело троекратное «гип гип ура» в честь королевы, троекратное «ура» в честь колонии и троекратное «ура» в честь Лонгстаффа. Наблюдавшие все это китайские зеваки оживленно переговаривались и громко смеялись.

— А теперь, если мистер Брок соблаговолит отвлечься от груды мелочи, оставленной ему «Благородным Домом», я объявляю аукцион открытым!

Брок и Горт только что не дымились от ярости, когда над их головами прокатились волны громкого хохота.

Лонгстафф сошел с помоста, и к нему подошел Глессинг.

— Я должен повторить еще раз, ваше превосходительство, — заговорил Глессинг, — что из-за нехватки времени не все участки промеряны достаточно аккуратно.

— Пустяки. Пустяки, мой милый. Какое значение могут иметь несколько футов? Земли хватит на всех. Пожалуйста, Кулум, дружище, теперь вам слово. Удачи вам обоим. — Лонгстафф направился к своему катеру. Проходя мимо Струана, он улыбнулся и приподнял шляпу: — Значит, завтра в полдень, Дирк.

Кулум отер пот, струившийся по его лицу, и взглянул на маленького человечка, стоявшего рядом:

— Мистер Хиббс?

Генри Харди Хиббс выпрямился на все свои полные пять с половиной футов и взобрался на помост.

— Добрый день, господа, — начал он с елейной улыбкой. — Генри 'Арди 'Иббс, — представился он, по привычке глотая "х" в начале слов. — Уроженец Лондона, некогда директор фирмы «'Иббс, 'Иббс и 'Иббс», торговля недвижимостью и проведение аукционов. Официальный аукционер при его превосходительстве достопочтенном Уильяме Лонгстаффе. К вашим услугам. — Он напоминал неопрятного, отвратительного гнома с лысой головой и льстивыми манерами. — Лот номер один. Итак, джентльмены, прошу вас.

— Черт побери, где ты только раскопал его, Кулум? — спросил Струан.

— На одном из торговых судов. — Кулуму казалось, что за него говорит кто-то другой. Он желал лишь одного: чтобы этот день наконец закончился. — Хиббс отработал на нем свой проезд из Сингапура. Где его обобрал карманник, оставив без гроша.

Струан слушал, как Хиббс умело и с большим успехом подталкивал цену все выше и выше. Шотландец внимательно оглядел толпу и нахмурился.

— В чем дело, Дирк? — спросил Робб.

— Я искал Гордона. Он не попадался тебе на глаза?

— Последний раз, когда я его видел, он шагал по направлению к Глессинг Пойнту. Что-нибудь случилось?

— Да нет, ничего, — ответил Струан, находя про себя очень странным, что Гордон не присутствует на аукционе. Я бы подумал, что он захочет сам принять в нем участие, говорил он себе. Лучшего применения его деньгам сейчас не найти.

Торговались за участки жестко. Все понимали, что колония — это дело серьезное, на века. Поэтому цены на землю будут расти, как снежный ком. Особенно если учесть, что колония — остров, где ровных, пригодных для строительства участков не так уж много. Земля сулила обеспеченность; землю, в отличие от денег, не так легко было потерять. На ней можно нажить состояния. Торги продолжались, и Струан чувствовал, как возбуждение внутри него нарастает. С другой стороны плотной толпы коммерсантов стоял Брок, тоже на взводе. Горт был рядом с ним, его взгляд метался от Струана к матросам, окружавшим серебро. Струан и Брок приобрели те участки о которых договорились. Но цены оказались выше, чем они ожидали, поскольку соперничество на торгах развернулось жаркое. Они торговались друг против друга за несколько мелких участков. Одни из них достались Струану, другие он уступил. Волнение среди торговцев нарастало.

Последний из прибрежных участков был предложен и приобретен. Затем на торги выставили городские и пригородные участки, которые тоже разошлись за высокую цену. Наконец, остался только круглый холм. Это был самый крупный участок земли и, несомненно, самый лучший.

— Что ж, джентльмены, вот и все, — объявил Хиббс охрипшим от постоянного напряжения голосом. — Все, кто приобрел землю, должны заплатить половину цены сейчас, звонкой монетой. Расписки у заместителя секретаря колонии. Прошу вас!

Толпа замолчала в каком-то недоуменном потрясении.

— Торги еще не кончены, — прорезал тишину голос Струана.

— Верно, клянусь Господом! — откликнулся Брок.

— Прошу прощения, джентльмены? — осторожно проговорил Хиббс, почуяв неладное.

— Вы забыли про холм.

— Про какой холм, ваши милости? Струан ткнул вытянутым пальцем:

— Вот про этот холм!

— Он… э… не внесен в список, сэр. Я тут ни при чем, сэр, — торопливо добавил Хиббс и приготовился быстро ретироваться. Он бросил косой взгляд на Кулума, стоявшего неподвижно, как статуя. — Не правда ли, ваша милость?

— Нет, не внесен. — Кулум заставил себя посмотреть на отца; повисшее над пляжем молчание душило его.

— Почему же, черт побери, его нет в списке?

— Потому что… потому что он уже куплен. — Волосы на затылке Кулума зашевелились, когда он увидел — словно во сне, — как отец подошел к нему, и все тщательно подобранные слова разом улетучились из его головы. Все его объяснения. Про то, как сегодня утром он с отчаяния сказал Лонгстаффу, что отец надумал поставить на холме церковь. Для всего Гонконга. Это был единственный выход, хотелось кричать ему. Неужели ты не понимаешь? Ты погубил бы всех нас. Если бы я предложил тебе такое, ты даже не стал бы меня слушать. Неужели ты не понимаешь?

— Куплен кем?

— Мной. Для Церкви, — запинаясь проговорил Кулум. — За один фунт в год. Холм принадлежит Церкви.

— Ты забрал у меня мой холм? — Слова прозвучали тихо, но колюче, и Кулум почувствовал притаившуюся за ними жестокость.

— Для Церкви. Да, — выдавил из себя Кулум. — Ку… купчая была подписана сегодня утром. Я… его превосходительство подписал ее. Навечно.

— Ты знал, что я хочу этот холм?

— Да. — Кулум не видел ничего, кроме ослепительного света, струившегося из глаз отца. Этот свет пожирал его, как пламя, выжигая самую душу. — Да. Да. Я решил отдать его Церкви. Да. Холм принадлежит Дому Божию.

— Значит, ты осмелился пойти против меня?

Наступила звенящая тишина. Даже Брок был поражен той силой, которая, казалось, изливалась из Струана и, как водоворот, захлестывала их всех.

Кулум ждал удара, который, как он знал — как знали все на пляже, — сейчас последует.

Но кулаки Струана разжались, он круто повернулся и зашагал прочь из долины.

Громовой хохот Брока вдребезги разнес тяжелое молчание, и каждый на берегу невольно вздрогнул.

— Заткнитесь, Брок, — сказал Квэнс. — Заткнитесь.

— Так я и сделаю, Аристотель, — ответил Брок. — Так я и сделаю.

Торговцы разделились на перешептывающиеся группки, и Хиббс выкрикнул дрожащим голосом:

— Пожалуйста, все, кто приобрел землю, проходите сюда. Прошу вас, джентльмены.

Брок внимательно, почти сочувственно, оглядел Кулума.

— Я бы сказал, что дни твои сочтены, парень. Ты не знаешь этого дьявола так, как его знаю я. Теперь, когда ходишь, оглядывайся почаще. — Он подошел к Хиббсу, чтобы заплатить за свои участки.

Кулум дрожал с головы до ног. Он чувствовал, что люди смотрят на него. Чувствовал их преклонение перед ним. Или это был ужас?

— Ради всего святого, почему ты не спросил у него? — проговорил Робб, едва оправившись от потрясения. — А? До того, как сделал это?

— Он ведь не согласился бы, правда?

— Не знаю. Не знаю. Мог и согласиться. Или мог оставить Брока с этим… — Робба вдруг охватила слабость, и он замолчал. — И не обращай внимания на то, что говорит Брок. Он просто пытается запугать тебя. Тебе не о чем беспокоиться. Совершенно.

— Я думаю, отец действительно сам дьявол. Робб невольно вздрогнул всем телом.

— Глупости это, парень. Глупости. Ты просто измотан. Мы все измотаны. Это серебро и… ну, волнение момента. Беспокоиться не о чем. Он все поймет, когда… — Робб не договорил. Повернувшись, он поспешил вслед за братом.

Кулум тщетно пытался поймать хоть один предмет в фокус, все плыло у него перед глазами. Ему казалось, что звуки стали громче, чем раньше, но людские голоса доносились до него словно издалека, цвета и контуры слились в одну нескончаемую пеструю полосу. Его глаза заметили вдалеке Мэри Синклер и ее брата. Вдруг он услышал их голоса совсем рядом, они обращались к нему.

— Извините, — пробормотал он. — Я не слышал, что вы сказали.

— Я просто говорил, что это будет прекрасное место для церкви. — Горацио натянуто улыбнулся. — Лучше-то не найти.

— Да.

— Ваш отец всегда хотел иметь этот холм. С самого первого дня, когда увидел Гонконг, — сказала Мэри.

— Да. Однако теперь холм принадлежит Дому Божьему.

— Действительно, — печально кивнула она. — Но какой ценой?

В следующий миг он почему-то уже не разговаривал с ними, а вместо этого недоуменно смотрел на Хиббса.

— Да?

— Прошу прощения, сэр, но расписки ждут. Расписки тем, кто купил сегодня землю, — тревожно поглядывая на него, проговорил Хиббс.

— Расписки?

— Да. Расписки за взносы. Вам бы нужно их подписать.

Кулум последовал за Хиббсом к помосту — ему казалось, что он видит себя как бы со стороны. Механически он написал свое имя.

Робб торопливо шагал по Куинз Роуд, не обращая внимания на смятенные взгляды, которыми его провожали все, кто попадался ему по дороге. Грудь болела от напряжения.

— Дирк, эй, Дирк, — выкрикнул он. Струан остановился на мгновение.

— Скажи ему, что я буду ждать его на его холме на рассвете.

— Но, Дирк, Кулум только хотел…

— Скажи ему, чтобы приходил один.

— Но, Дирк, послушай минутку. Не уходи. Подожди. Бедный парень просто…

— Скажи ему, чтобы приходил один.

Глава 5

В эту ночь во время полуночной вахты ветер переменился с ост-норд-оста на ост, и скорость его упала на один узел. Влажность увеличилась, температура поднялась на градус, и капитаны всего флота заворочались во сне и на короткое мгновение проснулись, зная, что новый муссон проложил себе курс. Теперь теплый и влажный ветер будет дуть с востока три месяца до самого мая, потом так же неожиданно переменится вновь, забирая к югу и неся с собой все больше влаги и тепла. Затем осенью опять задует ост-норд-ост, сухой и прохладный, и так до весны следующего года, когда он в очередной раз повернет к востоку и ослабнет на один узел.

Капитаны снова погрузились в сон, но теперь он стал тревожен. Восточный ветер возвещал начало сезона тайфунов.

Брок раздраженно заворочался на своей койке и почесался.

— Что с тобой, Тайлер? — спросила Лиза, проснувшаяся в тот же миг и с ясной головой, как это бывает с женщинами, когда у них глубоко озабочен супруг или болеет ребенок. Она спала на койке у противоположной стены их пропахшей потом каюты.

— Пустяки, Лиза. Ветер переменился, только и всего. Спи, отдыхай. — Брок поправил фланелевый ночной колпак и тяжело зевнул.

Лиза грузно поднялась с постели и зашлепала босыми ногами через комнату.

— Куда это ты собралась?

— Да вот окно открою, дружок. Спи.

Брок повернулся на другой бок и закрыл глаза, но он знал, что сон к нему уже не вернется. Он почувствовал прохладное дуновение ветра в каюте. — Скоро поднимется туман, — сказал он.

Лиза вернулась на свою койку, и соломенный матрас шумно заскрипел под ней. Она уютно устроилась под одеялами.

— Это все серебро тебя так тревожит, верно?

— Да.

— Не мучайся сейчас понапрасну. У тебя будет время для этого завтра. — Она зевнула и поскребла ногтями то место, где ее укусил клоп. — Славно будет вновь зажить на берегу. А много времени уйдет на то, чтобы построить дом?

— Не много, — ответил он, поворачиваясь на другой бок.

— Этот бал, который дает Струан, — начала она, подбирая слова с большой осторожностью. — Прямо пощечина тебе.

— Не смеши меня. Спи давай. — Брок сразу же насторожился.

— Конечно, если мы появимся там одетые, как подобает, это уже будет пощечина ему, а, Тайлер?

Брок издал протяжный стон, но позаботился, чтобы Лиза его не услышала. Весть о предстоящем бале облетела корабли сразу же, как только Струан сообщил об этом Скиннеру. Каждый муж и глава семейства в Азии осудил эту затею Тай-Пэна и проклял его самого, потому что всем сразу стало ясно, что он украл их покой. И вместе с тем кровь у каждого быстрее побежала по жилам. Начали заключаться пари. Шевон Тиллман шла бесспорным фаворитом. — Так ты предлагаешь заклепать ему пушки кружевными тряпками? — сказал он. — Хорошая мысль, Лиза. Кстати, ты выглядишь прямо чудесно в красном шелковом платье, которое я…

— В этих старых лохмотьях? — встрепенулась Лиза, презрительно шмыгнув носом. — Ты, должно быть, шутишь!

— Старых, ты говоришь? Господи, да ты и надевала-то его всего три, не то четыре раза. По мне, так ты выглядишь…

— Три года я его ношу. Три. Да и тебе понадобится новый фрак, и бриджи, и нарядный жилет, и еще столько всего.

— Меня вполне устраивает то, что я сейчас ношу. Я думаю…

— Пора мне отправляться по магазинам. Прежде чем купят последнюю в Азии штуку приличного шелка и завалят заказами всех портних. Завтра я отплываю в Макао. На «Серой Ведьме».

— Но, Лиза! Из-за какого-то там дурацкого бала, который Дирк…

— Я отправлюсь в полдень, когда начнется отлив.

— Хорошо, Лиза, — сдался Брок, уловив в ее голосе тот особый тон, который означал, что сколько бы он ни спорил, она от своего не отступится. Чума на Струана! Но, несмотря на все его раздражение, мысль о призе и об объявленном конкурсе волновала его. Это отличная идея! Отличная! Черт, почему я сам до нее не додумался? Чума на Струана!

Лиза поправила подушку, мысли о бале не шли у нее из головы. Она уже решила, что приз достанется Тесс. И вся честь вместе с ним. Чего бы это ни стоило. Но как уговорить Тайлера отпустить Тесс на бал? Он упрется, как баран, стоит только завести об этом речь.

— Пришло время подумать о нашей Тесс, — сказала она вслух.

— А что с ней такое?

— Пора тебе задуматься о женихе для нее.

— Что?! — Брок сел на своей койке. — Ты что, рехнулась? Да Тесс едва из пеленок вышла. Ей всего шестнадцать.

— Вспомни, сколько было мне, когда я выходила за тебя замуж.

— Это совсем другое дело, клянусь Богом! По тем временам ты была достаточно взрослой, да и выглядела старше своих лет. Но времена меняются. Спешить некуда, придет черед и для этих ваших женских разговоров, клянусь Богом! Жених для Тесс? Нет, ты совсем из ума выжила, женщина! И надо же, заговорить о таком среди ночи! Вот что, чтобы я этого больше не слышал, не то придется ремню прогуляться по твоим бокам. — Он гневно повернулся к ней спиной, ткнул кулаком подушку и закрыл глаза.

— Хорошо, Тайлер, — ответила Лиза, улыбаясь в темноте. Она не осуждала супруга за те нечастые случаи, когда ей доставалось от него. Он никогда не бил ее со зла или в пьяном гневе. Да и было это уже давно. Двадцать лет прожила она с ним и была довольна своим мужем.

— Лиза, девочка, — осторожно заговорил Брок, все так же лежа лицом к стене, — а Тесс знает о… ну, об этих «вещах»?

— Разумеется, нет, — оскорбленно ответила она. — Девочку воспитывали как подобает!

— Ну что же, клянусь Богом, приспело время тебе отвести ее в сторонку и все ей объяснить, — сказал он, разволновавшись, и опять сел на постели. — И лучше тебе присматривать за ней повнимательнее. Клянусь Крестом Господним, если я увижу, что кто-то крутит носом вокруг нашей Тесс… А почему ты решила, что она уже достаточно взрослая? Девочка что, говорила тебе что-нибудь? Может, она ведет себя как-то по-другому?

— Конечно, на нее заглядываются. Смешно думать иначе. Смешно! — фыркнула Лиза. — Все вы, мужчины, одинаковы. Ха! Только от вас и слышишь, что угрозы, да «сделай то, сделай это», да бог весть еще какую ерунду, а ведь девочка просто-напросто подрастает и вступает в гот возраст, когда пора уже подумать о помолвке! И я буду очень вам благодарна, мистер Брок, если вы станете поменьше сквернословить. Очень это некрасиво и неприлично.

— Ну, ладно, хватит об этом, клянусь Господом, все, конец!

Лиза самодовольно улыбнулась про себя. Теперь дальше, подумала она, кто же это будет? Уж только не Нагрек Тум, клянусь Богом! Кто? Молодой Синклер? Ни гроша за душой, больно спесив и слишком набожен. Но здоровья отменного, и, без сомнения, у него есть будущее, да и сейчас он приближенное лицо проклятого Лонгстаффа. Нет ничего лучше, чем сын священника в семье. Возможно. Американец Джефферсон Купер? Этот позавиднее. Достаточно богат. Достаточно могуществен. Вот только чертов иностранец, который ненавидит нас, англичан. Но даже если и так, из Брока и Купера-Тиллмана, соединенных вместе, получится славный нож в брюхо «Благородного Дома». Горт подошел бы, но он ее сводный брат, так что он отпадает. Жаль.

Она перебрала в уме тех многих, из кого могли бы получиться хорошие мужья. Мужчина должен иметь деньги, власть и уверенность в будущем. А также железную волю и крепкую руку, чтобы держать жену в узде. Да, подумала Лиза, этой девчонке время от времени будет нужна хорошая порка. Такая упрямая, что только держись. Нелегко будет ее приручить. Лонгстафф был бы для нее идеальной парой. Но он женат, хотя я слышала, что у его жены слабое здоровье и к тому же она в Лондоне. Так что, может быть, нам следует подождать?

В конце концов список сократился до двух человек. Только вот кто же из них?

— Тайлер.

— Ради Бога, дай же ты человеку поспать. Ну, что теперь?

— Что этот дьявол сделает с Кулумом Струаном?

— Откуда мне знать. Может, убьет его. Не знаю. Но это будет что-то ужасное, можешь мне поверить.

— Кулум, видно, не робкого десятка парень, если решился на такое.

Брок рассмеялся.

— Жаль, что ты не видела лица Дирка. Этот сукин сын прямо окаменел от изумления. Вот так взял и окаменел на месте.

— Мальчишка-то поступил хитро, что отдал землю Церкви. Избавил отца от опасности. Да и тебя тоже.

— Не смеши меня, женщина. Уж никак не меня, клянусь Богом. Дирку этот пригорок был нужен, как воздух. Он бы повышал и повышал цену, пока она не задушила бы его, тут-то я бы и отступился. Не будь этого молокососа, Дирк бы сейчас стоял на коленях. Разоренный дотла.

— Или предоставил бы тебе самому задыхаться в этой петле.

— Ну нет. Уж очень он хотел заполучить этот холм.

— Но разорить тебя он хотел еще больше.

— Heт. Ты ошибаешься. Ложись-ка спать.

— Как он поступит с Кулумом?

— Не знаю. Обид он не прощает. Они оба теперь ненавидят друг друга. Никогда не видел Дирка в таком бешенстве. Вражда между ним и мальчишкой может оказаться нам на руку.

На какое-то мгновение Лизу охватил страх. Страх за мужа. Страх перед той ненавистью, которую он и Струан испытывали друг к другу. Ненавистью, которая могла умереть только со смертью одного из них. Или обоих. Господи милосердный, помолилась она уже в несчетный раз, пусть между ними будет мир. Затем страх оставил ее, и она сказала себе то, что всегда говорила. «Чему быть, того не миновать». Это напомнило ей «Гамлета» и Уилла Шекспира, который был ее страстью.

— Почему бы тебе не построить театр, Тайлер? На Гонконге. Мы ведь теперь останемся здесь, не так ли?

— Да. — Брок просветлел, сразу перестав думать о Струане. — Это хорошая мысль, Лиза. Просто замечательная. Построим театр, пока это исчадие ада не подумал о том же. Да, завтра же я поговорю со Скиннером. И создам специальный фонд. Мы выпишем сюда актерскую труппу. Поставим пьесу к Рождеству. Подумай, какую лучше выбрать.

Лиза прикусилa язык. Она едва не назвала «Ромео и Джульетту», а это было бы глупо, поскольку она ни минуты не сомневалась, что муж тут же разгадает ее тайные намерения. Да, именно Тесс станет ключом к проблеме Броков и Струанов. Только этот брак не закончится трагедией. Не как у этих Монтекки и Капулетги.

— Если бы Горт поступил так с тобой, отнял бы у тебя холм, что бы ты сделал?

— Не знаю, дорогая. Я рад, что это не был Горт. А теперь давай спать.

Лиза Брок отдалась свободному течению мыслей. Так который же из двух будет лучше всего? Лучше для нас и лучше для Тесс? Кулум Струан или Дирк Струан?

Туман накрыл корабли, мирно стоявшие на якоре. В его молочно-белых космах тенью проскользнул сампан. Лодка на мгновение ткнулась в носовой якорный канат «Белой Ведьмы». Ловкие руки быстро вцепились в него, топор поднялся и опустился, и сампан исчез так же бесшумно, как и появился.

Те, кто был на палубе — вооруженные матросы и Нагрек, стоявший эту вахту, — не заметили ничего необычного. В густом тумане, когда не видно ни берега, ни других кораблей, легкий ветерок, спокойное море и тихий прилив увлекали корабль с собой, ничем не выдавая его движения. «Белую Ведьму» сносило к берегу.

Боцман отбил восемь склянок, и Нагрека охватила паника: риск, на который он был готов пойти через несколько минут, казался ему теперь неимоверным. Чертов ты болван, в смятении думал он. Ты подвергаешь себя смертельной опасности, договариваясь с Тесс о таких свиданиях, как это. Не ходи туда! Останься на палубе — или иди к себе и ложись спать. Но не ходи к ней! Забудь ее и забудь сегодняшний день и вчерашнюю ночь. Уже много месяцев Нагрек постоянно чувствовал ее присутствие, но прошлой ночью, во время вахты, он заглянул в иллюминатор каюты, которую она делила со своей сестрой. Он увидел Тесс в ночной рубашке, молящуюся на коленях возле кровати подобно ангелу. Пуговицы рубашки были расстегнуты, соски грудей напряглись под тонким белым шелком. Закончив молитву, она открыла глаза, и на какое-то мгновение ему показалось, что она его заметила. Но она отвернулась от иллюминатора, собрала рубашку на спине и завязала ее узлом, так что тонкая ткань словно прилипла к ее телу. Затем она провела по себе руками. Нежно. Томно. По груди, бедрам, лону. Потом выскользнула из рубашки и встала перед зеркалом. Дрожь пробежала по ее телу. Она медленно оделась, вздохнула, задула лампу и забралась в постель.

А потом сегодня, когда она неслась по пляжу и юбки ее развевались, он увидел ее ноги, и ему до боли захотелось провести по ним рукой, и в этот момент он решил сделать ее своей. Сегодня днем на борту, цепенея от ужаса и желания, он прошептал ей несколько слов и увидел, как она вспыхнула, и услышал ее ответный шепот: «Да, Нагрек, сегодня в восемь склянок».

На палубу поднялась новая вахта.

— Иди вниз, Нагрек, — сказал Горт, вступая на ют. Он оправился в шпигаты, зевнул, занял свое место на квартердеке у накгоуза и встряхнулся почти по-собачьи.

— Beтер поменялся на ост.

— Я это почувствовал. — Горт раздраженно нацедил себе чарку рома. — Проклятый туман!

Нагрек спустился в свою какюту Он снял гуфли и сел на койку, чувствуя, как по спине струится холодный пот Полузадушенный собственной глупостью, но не в силах справиться с нею, он выскользнул в коридор и бесшумно прокрался на цыпочках к корме. Он остановился снаружи ее каюты. Влажной рукой осторожно попробовал ручку двери. Едва дыша, проник внутрь и закрыл дверь за собой.

— Тесс? — позвал он шепотом, почти молясь про себя, чтобы она его не услышала.

— Чш-ш-ш, — ответила она, — а то разбудишь Лиллибет. Его страх усилился — «Уходи!», кричал ему рассудок, — но боль внизу живота заставила его остаться.

— Это страшно опасно, — проговорил он, чувствуя, как ее рука проскользнула из темноты, сжала его руку и подвела его к койке.

— Ты хотел поговорить со мной? Чего ты хотел? — прошептала она, воспламененная темнотой, таинственностью и присутствием Нагрека, ужасаясь этому разбуженному внутри нее огню и одновременно наслаждаясь им.

— Теперь не подходящее время, милая.

— Но ты хотел поговорить наедине, чтобы никто не знал. Как же еще мы можем встретиться наедине? — Она села в постели и плотнее закуталась в рубашку, оставив свою руку в его руке и чувствуя, что ее тело становится будто бы чужим.

Он присел на койку, задыхаясь от желания. Его рука потянулась вперед, он коснулся ее волос, потом шеи.

— Не надо, — прошептала она и задрожала, когда он стал ласкать ее грудь.

— Я хочу жениться на тебе, любовь моя.

— О да, о да.

Их губы соприкоснулись. Рука Нагрека заскользила по ее телу, жадно повторяя его изгибы. И вслед за этим прикосновением пришел лихорадочный жар и ужас. Огненный смерч подхватил их, увлекая все выше, выше…

Горт перестал всматриваться в туман, услышав, как боцман отзвонил одну склянку, и неторопливо подошел к нактоузу. Он взглянул на компас в подрагивающем свеге фонаря и не поверил своим глазам. Горт потряс головой, словно пытаясь проснуться, и нагнулся к нактоузу еще раз.

— Этого не может быть!

— Что случилось, сэр? — удивленно посмотрел на него боцман.

— Ветер, клянусь Богом. Ветер западный! Западный!

Боцман подбежал к нактоузу, но Горт уже несся по палубе, расталкивая матросов.

Забежав на нос, он перегнулся через борт и увидел перерубленный канат.

— Эй, на вахте! Нас сносит! — прокричал он, запаниковав от неожиданности, и на корабле поднялся переполох. — Отдать кормовой якорь! Скорее, в тригоспода бога мать!

Моряки бросились к кормовому клюзу, но в этот миг киль заскреб по каменистому дну, корабль содрогнулся и словно вскрикнул.

Этот крик пробил толщу деревянных настилов и перегородок и проник в горнило их каюты. Нагрека и девушку на мгновение парализовало. Потом он оторвался от ее льнущей к нему теплоты, выскочил в коридор и кинулся на палубу. Брок распахнул дверь своей каюты и мельком увидел, как Нагрек поднимается по трапу. Краем глаза он заметил, что дверь в каюгу его дочерей открыта, но тут же забыл об этом в лихорадочной спешке наверх. Лиза выбежала за ним следом, пересекла коридор и скрылась в этой открытой двери.