Тай-Пэн

— Это будет потом, Дирк, — проговорил он. — Сначала они поженятся, честь по чести. Ты и в самом деле загнан в угол. Не моими стараниями, о чем я только жалею, и я не собираюсь тыкать тебя лицом в твой дурной йосс. Но я тут много думал — как и ты — о них двоих и о нас, и я полагаю, так будет лучше всего для них и лучше всего для нас.

— Я знаю, что у тебя на уме. И у Горта.

— Кому дано знать будущее, Дирк? Может статься, в будущем наши компании объединятся.

— Только не пока я жив.

— С другой стороны, может, никакого объединения и не будет. Ты останешься при своем, а мы — при нашем.

— Тебе не удастся захватить и уничтожить «Благородный Дом», уцепившись за женскую юбку!

— А теперь послушай-ка меня, клянусь Богом! — взорвался Брок. — Ты сам завел этот разговор! Ты хотел поговорить в открытую, и я еще не закончил. Поэтому ты будешь слушать, клянусь Богом! Если только ты не окончательно растерял свое мужество, как растерял учтивость, а заодно с нею и мозги.

— Хорошо, Тайлер. — Струан налил себе еще бренди. — Говори, что хочешь сказать.

Брок слегка расслабился, вновь опустился в кресло и отпил из кружки несколько больших глотков.

— Я ненавижу тебя и всегда буду ненавидеть. И доверяю тебе не больше, чем ты мне. Я смертельно устал убивать, но, клянусь Господом нашим Иисусом Христом, я убью тебя в тот день, когда увижу, что ты вышел против меня с плетью в руке. Но не я начну эту драку. Нет. Я не хочу тебя убивать, просто сокрушить, и чтобы все по-честному. Но я тут думал, что, может, молодым удастся поправить то, чего мы… что невозможно для нас. Вот я и решил, пусть будет то, чему суждено быть. Если будет слияние, пусть будет слияние. Это уж они сами решат — не ты и не я. Если не будет слияния — опять же, это их личное дело. Что бы они ни сделали, они это сделают сами. Без нас. Поэтому я я говорю, что брак этот — дело хорошее.

Струан допил свой бренди и со стуком поставил бокал на стол.

— Вот уж не думал, что ты окажешься таким трусом, чтобы использовать Тесс, когда тебе все это не по душе так же, как и мне.

Брок пристально посмотрел на него в ответ, на этот раз уже без злобы,

— Я не использую Тесс, Дирк. Как перед рогом клянусь. Она любит Кулума, и это истинная правда. Только поэтому я и разговариваю с, тобой вот так. Мы оба оказались в ловушке. Давай назовем все своими именами. Она как Джульетта для твоего Ромео; да, клянусь Богом, и как раз этого-то я и боюсь. Да и ты тоже, если уж на то пошло. Я не хочу, чтобы моя Тесс кончила свои дни на мраморной плите в склепе только потому, что я ненавижу тебя. Она любит его. Я думаю прежде всего о ней!

— Я этому не верю,

— Я тоже, клянусь Богом! Но Лиза мне уже полдюжины писем прислала про Тесс. Она пишет, что Тесс только мечтает да вздыхает, все вспоминает бал, но говорит при этом только про Кулума. И Тесс писала раз шестнадцать, если не больше, про то, что Кулум сказал, а чего не говорил, что она сказала Кулуму, да как он посмотрел на нее, да что сказал в ответ — и так всю дорогу, пока у меня пар из ушей не повалит. О, она его любит, тут и думать нечего.

— Это лишь детское увлечение. Оно ничего не значит.

— Клянусь Господом, до чего ты каменный человек, с тобой просто невозможно нормально разговаривать. Ты ошибаешься, Дирк. — Брок вдруг почувствовал себя постаревшим и очень усталым. Ему захотелось скорее покончить с этим.

— Не будь бала, этого никогда бы не случилось. Ты выбрал ее вести первый танец. Ты выбрал ее победительницей конкурса. Ты…

— Я не выбирал! Выбор сделал сам Сергеев, я здесь ни при чем!

— Это правда, клянусь Господом?

— Да.

Брок пристально посмотрел на Струана.

— Тогда, может статься, это была рука Господа. Платье Тесс не было самым красивым на балу. Я знаю это, и все это знают, кроме Тесс и Кулума. — Он допил свою кружку и поставил ее на стол. — Я делаю тебе предложение: ты не любишь Кулума так, как я люблю Тесс, но обещай им попутный ветер, открытое море и безопасную гавань, и я сделаю то же самое, Мальчишка заслуживает этого — он спас твою шею в нашем споре о круглом холме, потому что, Христом клянусь, я задушил бы тебя ценой на том аукционе. Если тебе нужна схватка со мной — только скажи. Если я найду способ разорить тебя, чтоб по всем правилам, Богом клянусь, я обязательно сделаю это. Но не с ними двумя, Обещай им попутный ветер, открытое море и безопасную гавань, обещай, как перед Богом, ну?

Брок протянул руку.

Голос Струана проскрежетал, как острие ножа по металлу:

— Я пожму тебе руку в отношении Кулума и Тесс. Но не Горта.

От того, как Струан произнес имя Горта, у Врока похолодело внутри. Но он не убрал руки, хотя и знал, что это соглашение таит в себе немало опасностей. Опасностей для него.

Они крепко пожали друг другу руки.

— Мы выпьем еще по одной, чтобы скрепить все, как полагается, — сказал Брок, — потом можешь убираться ко всем чертям из моего дома. — Он взял колокольчик, потряс им в третий раз и, когда никто не явился на зов, с размаху швырнул его в стену. — Ли Танг! — проревел он.

Его голос странным гулким эхом прокатился по Дому.

Послышался частый стук шагов, торопливо взбегавших по огромной лестнице, и в дверях появилось испуганное лицо португальского клерка:

— Слуги все исчезли, сеньор. Я нигде не могу их найти,

Струан метнулся к окну. Уличные торговцы, лавочники, зеваки, нищие беззвучно покидали площадь. Группы торговцев в английском саду стояли неподвижно, как статуи, прислушиваясь и наблюдая.

Струан повернулся и бросился к мушкетам, он и Брок оказались у оружейной стойки вместе, в одно и то же мгновение.

— Собери всех внизу! — прокричал Брок клерку.

— В мою факторию, Тайлер. Бей тревогу, — сказал Струан и в следящий момент был уже за дверью.

В течение часа все торговцы и их клерки набились в факторию Струана и заняли английский сад, который служил ей передним двором. Отряд из пятидесяти солдат вооружился и встал в боевом порядке у ворот. Их офицеру, капитану Оксфорду, ловкому, подтянутому человеку с пушком светлых усов на губе, едва исполнилось двадцать.

Струан, Брок и Лонгстафф стояли посередине сада. Джефф Купер и Сергеев держались рядом. Ночь была влажной, жаркой, гнетущей.

— Вам лучше отдать приказ о немедленной эвакуации, ваше превосходительство, — посоветовал Струан.

— Да, — поддержал его Брок.

— Не стоит торопить события, джентльмены, — возразил Лонгстафф. — Такое случалось и раньше, ну?

— Случалось. Но мы всегда получали какое-то предупреждение от Ко-хонга или от мандаринов. Это никогда не было так неожиданно. — Струан напряженно вслушивался в темноту, в то время как его глаза считали лорки, стоявшие у причала. Хватит на всех, подумал он. — Что-то не нравится мне эта ночь.

— И мне тоже, клянусь Богом! — Брок свирепо сплюнул. — На воду надо выходить, говорю я.

— Но вы, конечно, не думаете, что существует какая-то реальная опасность? — спросил Лонгстафф.

— Не знаю, ваше превосходительство. Но что-то подсказывает мне, что нужно отсюда убираться, — сказал Струан. — Или, по крайней мере, перейти на лорки и встать на рейде. Торговый сезон окончен, так что мы можем оставаться здесь или уезжать по собственному желанию.

— Но они же не осмелятся напасть на нас, — презрительно фыркнул Лонгстафф. — Зачем им это нужно? Что они этим выигрывают? Переговоры продвигаются успешно. Все это просто смешно.

— Я лишь предлагаю применить на практике то, о чем вы сами постоянно говорите, ваше превосходительство: что лучше быть готовым к любой неожиданности.

Лонгстафф апатичным жестом подозвал к себе офицера:

— Разделите ваших людей на три отряда. Выставьте охрану у восточного и западного входов и на Хог Стрит. Препятствуйте любому проникновению на площадь до получения дальнейших распоряжений.

— Есть, сэр.

Струан увидел Кулума, стоявшего у фонаря вместе с Горацио и Гортом. Горт объяснял Кулуму, как заряжается мушкет, и юноша внимательно его слушал. Рядом с Кулумом Горт казался огромным, полным жизненной энергии и силы. Струан отвел глаза и заметил Маусса, беседовавшего в тени деревьев с высоким китайцем, которого Струан видел впервые. Заинтересовавшись, Струан подошел к ним.

— Ты слышал что-нибудь, Вольфганг?

— Нет, Тай-Пэн. Никаких слухов, ничего абсолютно. И Горацио тоже ничего не знает. Gott im Himmel, я не понимаю, что все это значит.

Струан, слушая его, внимательно разглядывал китайца. Тот был одет, как крестьянин, в грязные штаны и рубашку. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Его живые, полускрытые тяжелыми веками глаза с неменьшим любопытством изучали Струана.

— Кто он? — спросил Струан у Маусса.

— Хун Хсу Чьюн, — ответил Вольфганг с большой гордостью. — Он — хакка. И он христианин, Тай-Пэн. Я сам крестил его. Он лучший из всех, что были у меня, Тай-Пэн. Блестящий ум, пытливый и прилежный, и при этом он простой крестьянин. Наконец-то я обратил человека, который готов нести другим слово Божье — и помогать мне в трудах Его.

— Тебе лучше отослать его отсюда. Если дело обернется бедой и мандарины схватят его вместе с нами, у тебя будет одним обращенным меньше.

— Я уже говорил ему об этом, но он ответил: «Пути Господни нам неведомы, и те, у кого Бог в душе, не поворачиваются спиной к язычникам». Не волнуйтесь. Господь охранит его, а я буду присматривать за ним со своей стороны — даже ценой собственной жизни.

Струан коротко кивнул и вернулся к Лонгстаффу и Броку.

— Как хотите, а я отправляюсь на борт! — сказал Брок.

— Тайлер, пошли Горта с его людьми для усиления солдат вон там. — Струан показал рукой на темнеющий провал Хог, Стрит. — Я возьму на себя восточный вход и прикрою тебя, если начнутся неприятности. Ты можешь отступить сюда.

— Ты за своими людьми присматривай, — ответил Брок. — А уж о моих я как-нибудь сам позабочусь. Ты тут не главнокомандующий, клянусь Богом. — Он махнул рукой Горту: — Пойдешь со мной. Алмейда, ты и остальные клерки, забирайте книги и живо на борт. — Брок со своим отрядом вышел из сада, и они двинулись через площадь.

— Кулум!

— Да, Тай-Пэн.

— Забери все из сейфа и перебирайся на лорку.

— Хорошо. — Кулум понизил голос: — Ты говорил с Броком?

— Да. Не сейчас, парень. Торопись. Потом поговорим.

— Что он сказал: «да» или «нет»?

Струан чувствовал, что другие смотрят на него, и хотя ему очень хотелось рассказать Кулуму о разговоре с Броком, сад был для этого неподходящим местом. — Смерть господня, ты будешь наконец делать то, что тебе говорят?

— Я хочу знать, — ответил Кулум, и его глаза вспыхнули.

— Я не собираюсь обсуждать твои проблемы сейчас. Делай, что велено! — Струан зашагал к дверям фактории. Его остановил Джефф Купер.

— Зачем так сразу уезжать? К чему вся эта спешка, Тай-Пэн? — спросил он.

— Простая осторожность, Джефф. У вас есть лорка?

— Да.

— Если все ваши люди на ней не поместятся, я буду рад взять их с собой. — Струан перевел взгляд на Сергеева: — С реки открывается очень красивый вид, ваше высочество, если вы пожелаете присоединиться к нам.

— Вы всегда убегаете, когда площадь пустеет и исчезают слуги?

— Только когда возникает такое желание. — Струан повернулся и протиснулся сквозь плотную толпу людей. — Варгаш, доставьте все книги на борт и всех клерков. При оружии.

— Слушаюсь, сеньор.

Другие торговцы, увидев, что Струан и Брок серьезно готовятся к немедленному отъезду, заторопились к своим факториям, собрали бухгалтерские книги, коносаменты и другие бумаги, подтверждавшие объем их операций за сезон — то есть обеспечивавшие их будущее — и начали переносить все это на свои лодки. Сокровищ, о которых следовало бы особенно беспокоиться, почти не было, поскольку большинство сделок оплачивалось переводными векселями, — а Брок и Струан уже успели отправить свое серебро на Гонконг.

Лонгстафф перебрал бумаги на своем рабочем столе, уложил шифровальные книги и секретные документы в вализу и присоединился к Сергееву в саду.

— Вы уже собрались, ваше высочество?

— О, у меня с собой нет ничего, заслуживающего особого внимания. Признаться, я нахожу все это довольно любопытным. Опасность либо есть, либо ее нет. Если опасность есть, то почему здесь нет ваших войск? Если ее нет, то зачем удирать?

Лонгстафф рассмеялся.

— Образ мыслей язычников, мой дорогой сэр, весьма отличается от образа мыслей цивилизованного человека. Правительство Ее Величества вот уже более века изучает его в непосредственном контакте. Поэтому мы знаем теперь, что можно ожидать от китайцев и как следует вести с ними дела. Разумеется, — сухо добавил он, — нас не интересует захват их территории — только мирная торговля. Хотя мы и считаем этот регион исключительно британской сферой влияния.

Струан проверял содержимое сейфа, чтобы удостовериться, что все важные бумаги отправлены на борт.

— Я уже сделал это, — сказал Кулум, стремительно входя в комнату и захлопывая за собой дверь. — Ну, так каков же был ответ, черт побери?

— Ты помолвлен, — мягко ответил Струан, — черт побери. Кулум остолбенело уставился на него, лишившись дара речи.

— Брок в восторге от того, что ты станешь его зятем. Вы сможете пожениться в будущем году.

— Брок сказал «да»?

— Да. Поздравляю. — Струан спокойно проверил выдвижной ящик своего стола и запер его на ключ. Он улыбнулся про себя, довольный тем, что его разговор с Броком прошел по задуманному плану. Он получил именно то, что хотел.

— Ты хочешь сказать, что он согласен? А сам ты согласен?

— Да. Тебе, правда, придется обратиться к нему официально, но он сказал, что готов отдать за тебя свою дочь. Нам еще предстоит обсудить приданое и некоторые детали контракта, но он подтвердил, что вы можете пожениться уже в следующем году.

Кулум порывисто обнял Струана за плечи:

— О, отец, спасибо тебе, спасибо!

Он не слышал, как у него вырвалось слово «отец». Но это услышал Струан.

Треск выстрелов разорвал ночную тишину. Струан и Кулум подскочили к окну как раз в тот момент, когда передние ряды толпы у западного входа на площадь откатились назад под ружейным огнем. Но сотни человек продолжали напирать сзади, и в следующую минуту поток визжащих китайцев, поглотив, словно огромная волна, горстку солдат в алых мундирах, разлился в дальнем конце площади.

Толпа несла с собой факелы, топоры, копья — и знамена Триад. Китайцы окружили ближайшую к западному концу факторию, которая принадлежала американцам. В окно полетел факел, потом были сорваны с петель двери. Толпа начала жечь, крушить и грабить здание.

Струан схватил мушкет.

— Ни слова Тесс, держи все в большом секрете, пока не повидаешься с Броком. — Они выбежали в холл. — Бросай все это к чертям, Варгаш! — крикнул Струан, заметив португальца, тащившего огромную кипу дубликатов накладных. — Быстро на борт!

Варгаш бросился к лорке.

Площадь перед факторией Струана и сад были заполнены торговцами, спешащими к своим судам у причала. Несколько солдат забрались на стену сада и приготовились стоять до последнего. Струан присоединился к ним, чтобы помочь прикрывать отступление. Краем глаза он увидел, как Кулум забежал назад в факторию, но его тут же отвлекла еще одна толпа, появившаяся на дальнем конце Хог Стрит. Солдаты, защищавшие подход к площади с той стороны, дали залп и отступили, сохраняя боевой порядок, к английскому саду, где заняли позицию рядом с остальными, прикрывая последних из торговцев, бежавших к лоркам. Те, кто уже сел на корабли, приготовили мушкеты, но толпа целиком сосредоточилась на факториях в дальнем конце площади и, к огромному удивлению европейцев, почти не обращала внимания на самих торговцев.

Струан с облегчением вздохнул, увидев Купера и остальных американцев на палубе одной из лорок Он-то думал, что они еще не успели покинуть факторию.

— Чес-с-с-слово, вы только полюбуйтесь на этих мерзавцев, — произнес Лонгстафф, не обращаясь ни к кому в отдельности. Он стоял у стены снаружи сада с тросточкой в руке и смотрел на толпу. Ему было ясно, что это означало превращение всяких переговоров и делало войну неизбежной — Армия и флот Ее Величества скоро положат конец этому вздору. — Он вернулся через ворота в сад и разыскал Сергеева. Тот невозмутимо наблюдал за сумятицей, рядом стояли два его ливрейных лакея, вооруженные и беспокойно озирающиеся по сторонам.

— Может быть, вы согласитесь подняться вместе со мной на борт, ваше высочество, — предложил князю Лонгстафф, стараясь перекричать шум беснующейся толпы. Он понимал, что если с Сергеевым что-нибудь случится, это может вырасти в международный инцидент, который даст царю превосходный предлог направить в китайские воды военные корабли и солдат в качестве ответной меры. А этого, черт возьми, нельзя допустить ни в коем случае, сказал он себе.

— Существует только один язык, на котором можно говорить с этой падалью. Вы полагаете, ваша демократия здесь уместна?

— Разумеется. Нужно лишь дать им время, ну? — небрежно ответил Лонгстафф. — Давайте пройдем на корабль. Нам повезло, сегодня приятный вечер.

Один из русских слуг начал что-то говорить Сергееву, который в ответ лишь посмотрел на него. Слуга побледнел и умолк.

— Как вам угодно, ваше превосходительство, — ответил Сергеев, не желая уступать Лонгстаффу в его явном презрении к толпе. — Только я думаю, нам следует подождать Тай-Пэна. — Он достал из кармана табакерку и предложил ее англичанину, с удовлетворением отметив, что его пальцы при этом не дрожали.

— Благодарю вас. — Лонгстафф взял понюшку. — Скверно все это, черт меня побери, ну? — Он подошел к Струану: — Какого дьявола, Дирк, что это на них нашло?

— Приказ мандаринов, можете не сомневаться. Такой толпы раньше никогда не было. Никогда. Нам лучше поспешить к лоркам. — Струан следил за площадью. Последний из торговцев сел на корабль. Не было видно только Брока. Горт со своими людьми по-прежнему охранял двери фактории Броков, расположенной с восточной стороны, и Струан пришел в ярость, увидев, что Горт стреляет в толпу, которая грабила факторию американцев и не угрожала ему непосредственно.

Он испытывал искушение отдать приказ о немедленном отступлении, а потом, в сумятице, поднять мушкет и пристрелить Горта. Он знал, что в таком шуме и суматохе его никто не заметит. Это избавило бы его от еще одного убийства в будущем. Но Струан не стал стрелять. Он хотел получить полное удовольствие, увидев ужас в глазах Горта в тот миг, когда он действительно убьет его.

Севшие на лорки торговцы торопливо отчаливали, и уже многие суда вышли на середину реки. Толпа по-прежнему странно игнорировала их.

Над факторией Купера-Тиллмана клубился дым. Но вот налетел порыв ветра, все здание разом вспыхнуло, как свеча, и языки пламени принялись лизать ночную тьму"

Струан увидел, как из своей фактории выскочил Брок. В одной руке он держал мушкет, в другой — саблю, карманы его сюртука оттопыривались, набитые бумагами. Его старший клерк Алмейда побежал впереди него к лорке, согнувшись под тяжестью бухгалтерских книг, Брок и Горт со своими людьми прикрывали его. В этот момент еще одна толпа, смяв солдат, прорвалась на площадь с востока, и Струан понял, что пора уносить ноги"

— Все на корабль! — прорычал он, устремляясь к воротам сада. Вдруг он остановился как вкопанный: Сергеев прислонился спиной к стене с пистолетом в одной руке и рапирой в другой. Лонгстафф стоял рядом с ним.

— Пора удирать! — крикнул он, покрывая шум. Сергеев рассмеялся.

— В какую сторону?

Раздался оглушительный взрыв — пламя добралось до арсенала американцев, — и здание американской фактории рухнуло, забросав толпу горящими обломками, которые некоторых убили и многих покалечили" Знамена Триад пересекли Хог Стрит, за ними следовала неистовая толпа грабителей, которая одну за другой захлестнула восточные фактории. Струан уже выбежал за ворота, когда вдруг вспомнил о Кулуме. Он крикнул своим людям, чтобы они прикрыли его и бросился назад.

— Кулум! Кулум!

Кулум появился на лестнице и запрыгал вниз по ступенькам.

— Я забыл кое-что, — на ходу бросил он отцу и помчался к лорке.

Сергеев и Лонгстафф все еще ждали у ворот вместе с людьми Струана. Третья толпа, хлынув через площадь и набросившись на соседнюю факторию, отрезала им путь к отступлению. Струан показал на стену, и они перелезли через нее. Кулум упал, но Струан помог ему подняться, и вместе они побежали к лоркам. Сергеев и Лонгстафф не отставали.

Толпа дала им пройти, но как только они двинулись через площадь, открыв дорогу к фактории, ее вожаки ринулись в сад, у многих в руках были факелы. И они набросились на «Благородный Дом».

Теперь уже большая часть факторий была объята пламенем, где-то с тяжелым вздохом провалилась крыша, и новый огненный дождь обрушился на тысячи людей, собравшихся на площади.

Брок стоял на главной палубе своей лорки, безжалостно понукая команду. Все его матросы были вооружены, пушки смотрели в сторону берега.

Со своего места на юте Горт видел, как отдали носовой и кормовой швартовы. Когда лорка начала медленно отходить от причала, он схватил мушкет, прицелился в китайцев, теснившихся в дверях их фактории и выстрелил. Он увидел, как один человек упал, и губы его изогнулись в дьявольской усмешке. Горт взял другой мушкет и в этот момент заметил Струана и остальных — они прорывались к своей лорке, круша китайцев, наседавших и спереди, и сзади. Он огляделся и, убедившись, что на него никто не смотрит, тщательно прицелился. Струан находился между Кулумом и Сергеевым, Лонгстафф — чуть сбоку. Горт нажал на курок.

Сергеев крутанулся на бегу и с размаху врезался в землю.

Горт схватил третий мушкет, но на ют ринулся Брок.

— Давай на нос, встанешь у носовой пушки! — крикнул он сыну. — Не стрелять, пока я не дам команды! — Он подтолкнул Горта вперед и зарычал на матросов: — Переложить руль, клянусь Господом! Отдать рифы, все паруса — хоу! — Он взглянул на берег: Струан и Лонгстафф склонились над Сергеевым, Кулум стоял рядом, толпа китайцев стремительно надвигалась на них. Брок схватил мушкет, который Горт уронил на палубу, прицелился и выстрелил. Вожак китайцев упал, и толпа остановилась.

Струан взвалил Сергеева на плечо.

— Стреляйте поверх голов! — приказал он. Его люди растянулись в линию, прикрывая его своими телами, и дали залп в упор. Те китайцы, что были впереди, отпрянули назад, задние продолжали рваться вперед. Возникла давка, в толпе раздались истошные выкрики, тем временем Струан и его люди успели благополучно добраться до цели.

Маусс ждал их на причале рядом с лоркой, неподалеку от него стоял тот самый новообращенный китаец, который не так давно привлек внимание Струана. Оба были вооружены. Маусс держал в одной руке Библию, в другой абордажную саблю и кричал:

— Славен будь, Господи, и прости этих несчастных грешников.

Его клинок со свистом рассек воздух, и толпа попятилась.

Когда все были на борту, и лорка вышла на стремнину, они оглянулись назад.

Все поселение было в огне. Танцующие языки пламени, клубы дыма, леденящие кровь вопли — все слилось в одну картину ада.

Лонгстафф стоял на коленях рядим с Сергеевым, которого положили на квартердеке. Струан поспешил к ним.

— Беги на нос! — прогремел он на ходу Мауссу. — Встань там впередсмотрящим.

Сергеев, с лицом белым, как мел, держался рукой за пах с правой стороны. Из-под пальцев сочилась кровь. Его телохранители, стуча зубами, подвывали от ужаса, Струан оттолкнул их в сторону и разорвал спереди брюки Сергеева. Потом распорол ножом и снял одну штатину. Мушкетная пуля оставила глубокую косую царапину внизу живота, на долю дюйма выше детородного органа, и проникла в правое бедро. Кровь текла обильно, но не толчками. Струан возблагодарил Бога за то, что пуля не угодила в живот, как он опасался. Он перевернул Сергеева, и русский издал горлом сдавленный стон. Сзади на бедре зияла кровавая рваная дыра, отмечавшая то место, где вышла пуля. Струан осторожно прозондировал рану и извлек оттуда маленький кусочек раздробленной кости.

— Принеси одеяла, бренди и жаровню, — резко бросил он матросу. — Ваше высочество, вы можете пошевелить правой ногой?

Сергеев попробовал чуть-чуть передвинуть ее и сморщился от боли, но нога подчинилась.

— Думаю, бедро ваше в порядке, дружите. А пока — лежите, не двигайтесь.

Когда принесли одеяла, он укутал в них великого князя и помог ему устроиться поудобнее на сиденье позади рулевого. Потом дал ему бренди.

Вскоре принесли жаровню. Струан обнажил рану и щедро палил ее из бутылки. Потом нагрел свой нож, воткнув его в уголья жаровни.

— Держите его, Уилл! Кулум" ну-ка помоги нам. — Они опустились на колени: Лонгстафф в ногах, Кулум рядом с головой.

Струан поднес раскаленное докрасна лезвие к ране, бренди вспыхнуло, и Сергеев потерял сознание. Струан прижег рану спереди и быстро прошел глубже, торопясь закончить прежде, чем Сергеев придет в себя. Потом перевернул князя и занялся выходным отверстием. Воздух наполнился запахом паленого мяса. Лонгстафф отвернулся, и его вырвало, но Кулум Продолжал держать князя и помогать отцу, и Лонгстафф заставил себя опять повернуть голову.

Струан заново накалил нож, вылил еще бренди на рану и глубоко и тщательно прижег ее. От тяжелого запаха у него разболелась голова, с подбородка капал пот, но руки двигались уверенно, и он знал, что если сделает прижигание недостаточно тщательно, рана нагноится, и тогда Сергеев обязательно умрет.

Да, с такой раной умерли бы девять человек из десяти.

Вскоре операция закончилась.

Он перевязал Сергеева и сполоснул свой рот бренди; коньячные пары прогнали запах крови и горелого мяса. Затем он сделал большой глоток и посмотрел на русского. Лицо князя было серым и безжизненным.

— Теперь он в руках своего собственного йосса, — сказал он. — Ты в порядке, Кулум?

— Да. Кажется, да.

— Ступай вниз. Распорядись насчет горячего рома для всех матросов. Проверь наши запасы. Ты теперь Номер Второй на борту. Разберись, кто есть кто на судне, у нас тут люди из других компаний.

Кулум покинул ют.

Оба русских слуги стояли на коленях рядом с Сергеевым. Один из них тронул Струана за руку и что-то сбивчиво проговорил, благодарно глядя на него. Струан знаком приказал им оставаться подле своего господина.

Он устало потянулся, положил руку на плечо Лонгстаффу, отвел его в сторону и наклонился к самому его уху:

— Вы видели у китайцев мушкеты? Лонгстафф покачал головой:

— Ни одного.

— И я тоже, — сказал Струан.

— Выстрелы там раздавались повсюду — Лонгстафф побледнел и выглядел крайне озабоченным. — Видимо, один из тех несчастных случаев, которые неизбежны в такой суматохе.

Струан помолчал несколько секунд.

— Если он умрет, нас ждут большие неприятности, а?

— Будем надеяться, что этого не случится, Дирк. — Лонгстафф закусил губу. — Я немедленно поставлю министра иностранных дел в известность об этом происшествии. Нужно будет провести расследование, — Лонгстафф бросил взгляд на посеревшее, как у трупа, лицо. Дыхание Сергеева было частым и неглубоким. — Чертовски некстати все это, ну?

— Судя по расположению раны и по тому, где он стоял перед тем, как упасть, не приходится сомневаться, что пуля была выпущена из нашего мушкета.

— Это был самый обыкновенный несчастный случай.

— Верно. Но пуля могла бы быть и направлена.

— Невозможно. Кому придет в голову убивать его?

— Кому придет в голову убивать вас? Или Кулума? Или, может быть, меня? Мы все держались очень тесной группой.

— Кому?

— У меня здесь врагов не меньше десятка.

— Брок не стал бы хладнокровно стрелять в вас из-за угла.

— Я этого и не говорил. Назначьте награду за информацию. Возможно, кто-то что-то видел.

Вместе они посмотрели на поселение. Теперь оно осталось далеко за кормой: лишь дым и пламя над крышами Кантона указывали то место, где оно находилось.

— Это безумие грабить и разрушать все подобным образом. Раньше никогда такого не было. Зачем им понадобилось это делать? Зачем? — говорил Лонгстафф.

— Я не знаю.

— Сразу же после прибытия на Гонконг мы отправимся на север — на этот раз прямо к воротам Пекина, клянусь Богом. Император очень и очень пожалеет, что отдал такой приказ.

— Да. Но сначала вы снарядите экспедицию против Кантона. Немедленно.

— Но это же пустая трата времени, ну?

— Будьте готовы штурмовать город не позже, чем через неделю. Вам не придется доводить дело до конца. Вы опять потребуете с Кантона выкуп. Шесть миллионов тэйлов серебром.

— Зачем?

— Вам нужен месяц или даже больше, чтобы флот подготовился к походу на север. Погода пока против нас. К тому же нужно дождаться подкреплений. Когда они должны прибыть?

— Через месяц-полтора.

— Хорошо. — Лицо Струана стало жестким. — Тем временем Ко-хонгу придется где-то отыскать шесть миллионов. Это научит их предупреждать нас в другой раз, клянусь Богом. Вы непременно должны показать наш флаг здесь, прежде чем отправитесь на север, или мы потеряем лицо. Если им сойдет с рук сожжение поселения, мы больше никогда не сможем чувствовать себя в безопасности. Прикажите «Немезиде» встать у стен города. Дальше — ультиматум и двенадцать часов на раздумье, или вы сравняете Кантон с землей.

Сергеев застонал, и Струан подошел к нему. Русский все еще пребывал в шоке и едва сознавал, что происходит вокруг.

Потом Струан заметил, что обращенный Мауссом китаец наблюдает за ним. Человек стоял на главной палубе у правого фальшборта. Он осенил Струана крестным знамением, закрыл глаза и начал молча молиться.

Глава 2