Чёрный диггер

— Никакая сумма, даже огромная и даже сейчас, накануне предвыборной кампании, когда вопрос о денежных средствах стоит особенно остро, не покроет и не оправдает всего, что здесь произошло. Вы потратили столько усилий, чтобы добраться до этих вкладов, что никакими деньгами это не объяснишь.

Управляющий небрежно поправил галстук, но в этой небрежности сквозило лёгкое, еле уловимое напряжение.

— Что-то я не понимаю вас, пан Рушинский, — сказал он. — Может, объяснитесь?

— Страховка, — сказал Войцех Казимирович и замолчал. В лице Управляющего ничего не изменилось, все же он профессионал высокого уровня и прекрасно владел собой, но указательный палец левой руки, небрежно лежащий на подлокотнике, слегка дрогнул, и старик понял, что попал правильно.

— Пазур не был идиотом. И человек там у вас, в Москве, как я понимаю, тоже. Деньги, полученные ценой того, что твоя жизнь и жизнь твоих близких отныне всегда будет подвергнута опасности, принесут мало радости. Они должны были обезопасить себя. И, судя по вашей активности, они это сделали.

Профессор наклонился вперёд.

— На одном из складов находится компромат. Не обычная грязь, а что-то весьма серьёзное, убойной силы. Нечто такое, в чем кровно заинтересованы как вы, так и ваши противники. Следовательно, это должно касаться вашей главной фигуры. Человека, на которого вы делаете ставку. Ведь так?

Управляющий моргнул. Профессор смотрел на него, не отрывая взгляда.

Сопение молодых людей по бокам стихло. Тишина была такая, что пролети муха — это показалось бы воем реактивного снаряда.

— То, что находится там, может погубить Юрия Константиновича Саранова. А вместе с ним и все ваше движение, — тихо закончил Войцех Казимирович.

Управляющий смотрел на него с каменным выражением на лице. У Профессора появилось ощущение, что сейчас он выхватит пистолет и всадит несколько зарядов ему в голову, а затем с остервенением будет посылать пулю за пулей в его труп, пока не опустошится обойма. Но вместо этого тот поправил галстук. И произнёс:

— Вы очень сообразительный человек, пан Рушинский. Впрочем, я заметил это ещё раньше по тому, как вы удачливо избегали нашей встречи. Теперь вы понимаете, почему мы должны были идти на столь крайние меры по обеспечению секретности и прибегать к отвлекающим манёврам вроде фиктивной вспышки заражения в вашем регионе? Но вот в одном вы не правы.

— Да? В чем же это?

— Вы слишком узко смотрите на вещи. Вы уж не обижайтесь, господин «вокзальный», но это так. Даже если что-то произойдёт с Юрием Константиновичем Сарановым, партию это не уничтожит. Безусловно, это отбросило бы нас на несколько лет назад, многое пришлось бы начинать сначала. И это особенно тяжело сейчас, когда мы в двух шагах… да каких двух, мы уже практически у цели! Этот выскочка, который занимает ещё пост президента, не имеет никаких шансов. Победа уже практически наша. Но даже если бы произошло обратное и мы потеряли такую фигуру, как Саранов, это лишь замедлило бы наше продвижение. Но остановить?

Нет, — Управляющий покачал длинным тонким пальцем. — Вот так-то, дорогой мой.

Профессор усмехнулся. Как все-таки эти люди верят в свою непогрешимость и право творить историю. И как они уверены, что история простит все то грязное, подлое и кровавое, что они совершают.

Управляющий с победным видом взглянул на часы.

— Что же это ваш друг не звонит? Все сроки уже прошли.

— Следовательно, ваши люди не выполняют условия нашего договора, — сказал Войцех Казимирович.

— Мои люди всегда выполняют приказания, — резко поправил его Управляющий.

— Вашего Сергея выпустили там, где вы сказали, и все. Никакого наблюдения, ничего. А если он решит скрыться, так и не позвонив?

— Не решит, — твёрдо ответил Профессор. — Не беспокойтесь.

— Ой ли? А вы случайно не идеалист, пан Рушинский? Вы считаете, что если поступаете благородно, то и другие будут поступать с вами так же, верно? Вот зачем вы сейчас вернулись? Ведь могли же бежать, спасти себя, а вы вернулись.

Зачем? Из-за этого человека?

— Нет, — ответил старик. — Я вернулся, чтобы убить тебя, сволочь.

ПОГРАНИЧНИК. ГОРЬКИЙ ВОЗДУХ СВОБОДЫ

Приземистый темно-бордовый «Опель» остановился у самой кромки тротуара, чуть не выехав на неё своими широкими колёсами.

Человек-рыба, сидевший рядом с водителем, повернулся к Сергею и протянул телефонную карточку:

— Вот. Позвонишь из ближайшего автомата, только не тяни, а то твоего поляка начнут прессовать по полной программе. И не бойся, с тобой ничего не случится. Шеф приказал отпустить тебя, так что благодари судьбу. Но запомни, о том, что случилось за последние дни, — никому. Ни словом, ни намёком. Даже девке своей ночью, под одеялом, на ухо. Понял?

Крутин не ответил, а лишь молча взял карточку.

— Давай, — ткнул Сергея кулаком в шею быкообразный Валера, который сидел рядом с ним на заднем сиденье. — Проваливай.

Крутин продолжал сидеть, не двигаясь. Открывать дверцу автомобиля одной рукой, да ещё левой, занятие неудобное, а корячиться на глазах у этих выродков ему не хотелось.

— Ну, ты… — опять начал Валера.

— Выпусти его, — приказал человек-рыба.

Валера возмущённо фыркнул, но возражать не посмел. Сопя, выбрался из автомобиля, обошёл его и распахнул дверку со стороны Сергея. Крутин, не глядя на него, вышел на тротуар и пошёл прочь, так ничего и не сказав на прощание своим провожатым. Да и что он мог им сказать? С простреленным плечом и без оружия.

Плечо между тем давало о себе знать. Не то чтобы оно сильно болело, но от слабости Сергей еле передвигал ноги. А может, это было не из-за плеча, а из-за той гадости, которой его накачал Трофимович. Крутин шёл по бульвару, как квёлая лошадь, едва переставляя ноги, и следил за тем, чтобы не упасть где-нибудь по пути.

«Опель» между тем, рыкнув мотором, влился в общий поток машин и исчез прочь из поля зрения. Пока, насколько мог судить Крутин, слежки за ним не было.

Сергей потихоньку брёл по направлению к торговому центру и наблюдал за окружавшими его людьми. Прошёл мимо толкавшихся на небольшом пятачке у автобусной остановки, миновал шеренгу киосков с пёстрыми витринами, зашёл внутрь торгового центра, обошёл все три его этажа, заглядывая в каждый отдел, вышел наружу и ещё раз, для уверенности, обогнул квартал. Слежки не было. В любом случае людей из Конторы он не чувствовал. Но на всякий случай Крутин прошагал ещё два квартала вперёд, решив звонить от центрального филиала «Сибнефтегаз-банка».

Милиции на улицах было ещё больше, чем в предыдущие дни. Такое впечатление, что половина населения переоделась в милицейскую форму. Потом Сергей вспомнил, как Профессор говорил, что в газетах писали, будто к ним направили оперативные отряды МВД из других областей. Для поддержания порядка. А интересно, сколько ещё агентов в штатском бродит по улицам? Может быть, в городе гражданского населения совсем не осталось?

Крутин невесело усмехнулся, представив себе эту картину. Город, наводнённый военными, милицией и спецагентами, в котором нет ни одного жителя.

Изгиб фантазии больного художника. Вымысел, который неожиданно приблизился к реальности. Сюда бы беднягу Босха, то-то бы родилось ещё одно видение картин ада.

Ноги Сергея все сильнее дрожали и подгибались. Крутин почувствовал, что ещё немного — и ослабевшие конечности сдадутся и он рухнет здесь, прямо посреди тротуара, как кисейная барышня. И сразу привлечёт к себе внимание общественности, а особенно той её части, которая именно и высматривает необычные происшествия. Ну, положим, у людей из Конторы он уже побывал. Но не следует забывать, что в городе есть ещё и люди Захарова. А ему все-таки не хотелось бы попадать ни к тем, ни к другим.

Поэтому Сергей остановился передохнуть, привалившись спиной к шереховатой стене двухэтажной громадины гастронома «Центральный». Очень хотелось пить.

Просто до жути хотелось пить. Но деньги остались в кармане куртки, сгинувшей где-то в недрах химкомплекса. А при себе у Крутина не было ничего, даже мелочи, чтобы купить стакан лимонада, которым торговали всего в двух шагах от него за толстым стеклом витрины гастронома.

Однако долго прохлаждаться было нельзя. Сергей оторвался от стенки и поковылял дальше. Профессор ждал его звонка. Крутин не знал, зачем это ему было нужно и что он задумал, но Войцех Казимирович ясно дал понять — он должен позвонить, как только убедится, что все в порядке.

Сергей миновал адвокатскую и нотариальную конторы, агентство по продаже недвижимости и подошёл к банку. Рядом с ним под прозрачным навесом находились два телефона-автомата. Крутин снял трубку с одного из них и опасливо прислушался, есть ли гудок. В его памяти ещё были свежи недавние времена, когда на улицах города невозможно было найти действующий таксофон.

Этот работал исправно. Зуммер гудка ввинтился Сергею в ухо так, что пришлось даже немного отстранить трубку. Крутин вставил карточку, выданную ему человеком-рыбой, в прорезь и набрал номер, надеясь, что не перепутал его цифры.

Пошёл гудок вызова. Затем раздался щелчок соединения, и ему ответили:

— Слушаю.

Это был не Профессор, но голос тоже знакомый, который он уже никогда не спутает ни с каким другим. Роман Александрович из всесильной Конторы.

— Дайте мне Войцеха Казимировича, — сказал Крутин.

Воцарилась тишина, издалека глухо донеслось:

— Прошу, это вас.

И тотчас в трубке появился звучный голос Профессора:

— Серёжа! Это вы?

— Да, Войцех Казимирович.

— У вас все в порядке?

— По-моему, да. По крайней мере, слежки не замечаю.

— Отлично! А теперь немедленно уходите с того места, где вы сейчас находитесь. Слышите? Немедленно! До встречи, Серёжа!

— До встречи, Профессор! — закричал Крутин. — Удачи вам!

Но трубка ответила ему короткими гудками. Тоненькая ниточка связи с Профессором опять оборвалась, и Сергей остался один.

Крутин повесил трубку и пошёл прочь от этого места, оглядываясь по сторонам, не проявляет ли кто к нему излишнего любопытства. Возвращаться он решил не тем путём, которым пришёл сюда, а по улице Гоголя, тоже весьма многолюдной и оживлённой. Поэтому Сергей свернул за угол и, потирая раненое плечо, побрёл по усаженной каштанами улице имени автора первых отечественных страшилок.

«Опель» цвета запёкшейся крови остановился в двадцати шагах перед ним, опять нагло въехав передними колёсами на тротуар. Его дверки распахнулись, и из салона навстречу Сергею выглянули восковое лицо человека-рыбы и широкая ухмыляющая рожа Валеры.

— Ну что, нагулялся? — радостно крикнул этот быкоб-раз и сделал рукой загребающий жест. — Иди сюда. Хватит прохлаждаться.

Сергей развернулся и побежал.

За эти дни он слишком много бегал. Нет, не так. За эти дни Сергей только и делал, что убегал. Вся жизнь слилась для него в бесконечно долгий бег с короткими передышками. Но он ничего не мог поделать. Крутин бежал, заставляя свои ватные, непослушные ноги работать. Бежал, чувствуя, как его качает из стороны в сторону. И хотя Крутин знал, что его сейчас может обогнать даже пятилетний ребёнок, а не то что те здоровые тренированные люди за его спиной, он бежал. Из последних сил, хватая ртом воздух, прогоняя тёмную липкую пелену, наползающую на сознание, Сергей бежал, чтобы использовать все возможности до конца. Пусть они даже не сулили ему никаких шансов.

Эти сволочи надули их. Его и Профессора. Хотя Крутин так до конца и не поверил им, да и Профессор, кажется, тоже. Потому-то он и приказывал Сергею уходить немедленно и как можно быстрее. Но Контора не собиралась упускать свой шанс. Они не могли допустить потери таких свидетелей, как он или Войцех Казимирович. Поэтому их судьба была предрешена заранее.

В этот момент ноги Крутина заплелись, и он чуть было не заехал лицом в асфальт, после чего уже, наверное, вряд ли смог бы подняться. Путём невероятных телодвижений Сергею удалось сохранить равновесие, хотя какие-то метры он пробежал, согнувшись буквой «г» и растопырив руки, как идущий на аварийную посадку истребитель. В таком вот неудобном ракурсе он углядел просвет между детской музыкальной школой (по виду заброшенной и неработающей) и «Домом траура» (действующим и процветающим, судя по количеству машин перед ним). В железной ограде между ними не хватало одного из прутьев, в эту-то спасительную брешь Крутин и устремился, придав себе наконец вертикальное положение. Когда Сергей протискивался между прутьями, то, оглянувшись назад, увидел, что «Опель» с водителем и человеком-рыбой отъезжает от тротуара, наверное, чтобы обогнуть квартал и отрезать пути отхода с той стороны, а сзади его преследует несущийся огромными прыжками Валера. Сергей благополучно, не задев раненое плечо, проник через ограду и побежал дальше, надеясь, что дыра, достаточная для него, окажется слишком узкой для его преследователя. Однако Валера не стал тратить время и пытаться протиснуться следом, а вместо этого с неожиданным для такой туши проворством перемахнул через ограду и продолжал настигать Крутина с неотвратимостью танка, соревнующегося в скорости с черепахой.

Они оказались в узком простенке между двумя зданиями. Сергей бежал по тёмному проходу, не зная, куда он его выведет и будет ли ещё одна лазейка там, где он сейчас окажется, но тоскливое предощущение уже начало овладевать им.

Маленький человечек у Крутина в животе перестал посылать свои сообщения об опасности и, махнув рукой, залил все внутри чернилами фиолетовой безнадёги.

Поэтому Сергей ничуть не удивился, оказавшись в крохотном дворике, являвшем собой идеальный тупик из тех, что называют «каменным мешком». С одной стороны стеной возвышались небольшие сараюшки, разделённые на боксы, которыми последний раз пользовались, наверное, ещё до революции 1917 года. С другой стороны имелись здания школы и похоронного бюро, точнее, задники этих зданий, без единых признаков жизни. Двери и в одном, и в другом строении, конечно, имелись, но столь запущенного вида, что становилось ясно — последним человеком, который прошёл через них, был тот, кто перед этим запер сараи. С боков всю эту безрадостную картину окружал забор высотой в три человеческих роста, через который Сергей не смог бы перепрыгнуть и в обычном состоянии со здоровой рукой.

Все. Деваться некуда.

Тем не менее Крутин подбежал к двери и изо всех сил рванул ручку на себя.

Дверь даже не шелохнулась, не скрипнула и не лязгнула. Она темнела бесстрастно и нерушимо, почти сливаясь с потускневшим от времени кирпичом, и казалось, что это и не настоящая дверь вовсе, а её рисунок, выполненный каким-то шутником, который к тому же для пущей хохмы вделал дверную ручку прямо в стену.

Сергей оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь потяжелее и позамашистее, чем можно было бы огреть по кум-полу своего преследователя. Не годится сдаваться без драки. Но, как назло, ничего подходящего вокруг не было. Ни железной рейки, ни куска арматуры, ни даже камня.

В этот момент из-за угла появился сам объект его размышлений. Он оглянулся по сторонам, мгновенно оценил обстановку и облегчённо выдохнул воздух. На его губах опять во всю ширь заиграла злорадная ухмылка. Валере явно доставляло удовольствие видеть Сергея в беспомощном и унизительном положении.

— Ты так не улыбайся, а то зубы выпадут, — посоветовал ему Крутин, думая о том, что не все ещё потеряно. Их «Опель» сейчас где-то с другой стороны квартала, и, пока они будут идти к нему, всякое может случиться. В любом Случае — шанс ещё есть.

Но Валера, не переставая лыбиться, достал из наплечной кобуры пистолет и направил его Сергею в лицо. Крутин почувствовал мутную слабость, поднимающуюся изнутри, и понял, что никакого шанса у него уже не осталось. Никто не собирался его никуда везти, никому он уже не был нужен. Они выжали из него всю информацию, Крутин сыграл свою роль, послужив приманкой для Профессора, и остался тем, кем был для них с самого начала, — нежела-.тельным свидетелем. И конец ему был заготовлен с самого начала один-единственный, без права на обжалование. И без вариантов.

Чёрный матовый ствол поднялся, уставившись зрачком своего дула Сергею в переносицу. Он закрыл глаза, пытаясь собрать остатки мужества, и в этот момент раздался выстрел. Крутин покачнулся, отшатнувшись назад, в то же время испытывая недоумение, почему он не чувствует ни боли, ни хотя бы толчка от пули. Или Валера оказался из рук вон никудышным стрелком, или совсем уж законченным садистом.

Сергей открыл глаза и понял, что опять попал пальцем в небо. Стреляли не в него, а откуда-то сбоку. И Валера стоял уже вполоборота, задрав правую руку с пистолетом вверх. Ухмылка ещё не сошла с его лица, но уже как-то поблекла, утеряв былую самоуверенность. Он не успел даже повернуться в сторону прохода, как раздался ещё один выстрел, и правый глаз Валеры как-то странно смялся и исчез, а вместо него вскипело нечто, пузырясь и заливая половину лица кровью.

Несколько долгих секунд Валера стоял, раскачиваясь, а затем рухнул вниз, как спиленный дуб, подняв вокруг себя облачка пыли.

В проёме между домами возникла фигура человека с пистолетом в руке. Этот человек был не просто велик, он был громаден, на голову выше покойного Валеры и сантиметров на пятнадцать его шире. И пистолет неизвестной Сергею марки был под стать ему — такой же устрашающе массивный, не пистолет, а гаубица карманных размеров.

— Валим отсюда, — приказал Крутину гигант, оценивая, в состоянии ли он самостоятельно передвигаться. Осмотр выдал плюс в пользу Сергея, великан повернулся и спешно зашагал по проходу, которым Крутин только что заскочил в эту ловушку.

Сергей почти бежал следом за ним, уже догадываясь, кто это. Вот только имя вылетело у него из головы, и Крутин сейчас мучительно рылся в памяти, отыскивая его, потому что ему было неудобно обращаться с кличкой к человеку, только что спасшему его от смерти в пыльном дворе на задах заброшенной музыкальной школы.

Гигант перемахнул через ограду не менее легко, чем это сделал три минуты назад Валера, прошёл шагов десять по тротуару, перешёл дорогу и распахнул дверку припаркованных с той стороны «Жигулей». Сергей следовал за ним, оглядываясь во все стороны, но ни «Опеля», ни каких-либо других следов неприятеля пока не замечал.

— Садись, — сказал великан, с трудом втискиваясь на водительское сиденье.

И когда Крутин обошёл машину и плюхнулся рядом с ним, спросил:

— Ты как? Все в порядке?

— Нормально, Коля, — ответил Сергей, вспомнив наконец-то ускользавшее от него имя. — Вот только пить хочется смертельно. У тебя случайно нет водички?

— Найдём, — флегматично пообещал Мамонт, заводя двигатель. — Вот только сейчас позвоним Профессору и поищем водичку.

БОМЖ. ПРИГОВОР ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ И ОБЖАЛОВАНИЮ…

Фраза с обещанием «убить», конечно, из разряда сильнодействующих.

Профессор внимательно смотрел в глаза человека, сидящего напротив, и увидел, как в них промелькнула тень… Нет, не страха, для этого Войцех Казимирович был слишком беспомощным, а тот настолько уверенным в своей силе, в том, что все должно быть так, как он наметил. Уж очень неравны были они с ним в этой несчастной стране бывшего всеобщего равенства и нынешней всеобщей же демократии. Словом, страха тот не почувствовал, хотя пообещал это Профессор ему совершенно серьёзно. Но вот явное удивление, смешанное с недовольством, «что, мол, это ещё такое», промелькнуло в его взгляде. Ну и ладно. Как верно заметил сам господин Управляющий, что часы идут и начинается время действий. Пора выводить его из привычного безмятежного состояния. А то он засиделся здесь, попивая кофе и рассуждая с видом самого господа бога о судьбах Родины.

Управляющий несколько секунд молчал, собираясь с мыслями, и Войцех Казимирович опять увидел, как профессионализм и привычка доводить, все начатое до конца борются в нем с желанием прихлопнуть его тут же, на месте. Взяв себя в руки, он открыл рот, чтобы ответить, и тут раздалось треньканье телефона.

Так и не сказав ничего, Управляющий вынул из кармана «эриксон» Профессора с перетянутым тонкой алюминиевой проволокой корпусом и нажал кнопку приёма.

— Слушаю, — сказал он, напыщенный, как кипящий самовар.

На том конце что-то сказали, и Управляющий протянул аппарат Войцеху Казимировичу.

— Прошу, — сказал он, глядя в сторону, — это вас.

Профессор взял трубку. Звонил, конечно же, Сергей. У него все было в порядке, слежки, по его словам, он не замечал. Но это ещё ничего не значило.

Профессор уже слишком хорошо познакомился со стилем работы людей, часть которых сидела сейчас рядом с ним. Поэтому Войцех Казимирович приказал Сергею немедленно прекратить разговор и уходить подальше от того места, с которого он звонил. Затем без лишних слов Профессор отключился и бросил аппарат на стол Управляющего.

— Ну что? — холодно спросил тот. — Все в порядке? Мы свою половину обещаний выполнили. Теперь дело за вами.

Профессор развёл ладони в стороны.

— Не беспокойтесь. За мной не пропадёт.

В этот момент снова затренькал телефон. Войцех Казимирович удивлённо посмотрел на «эриксон». Для следующего звонка было ещё слишком рано. Но оказалось, что это трубка Управляющего, просто зуммер у их аппаратов очень похож.

Управляющий вынул телефон и произнёс своё всегдашнее: «Слушаю вас». В его лице почти ничего не изменилось, лишь слегка напряглись и затвердели мускулы, а глаза, наоборот, задвигались быстрее. На миг они задержались на Войцехе Казимировиче. Управляющий сделал движение рукой, как бы приказывая вывести его отсюда, но затем решил, что не стоит, и махнул вскочившим было ребятам.

— Да… — говорил он, — …да… Нашли… Конечно, я же говорил… Нет, ещё нет, но это вопрос одного-двух часов… Да, я уверен в результате, как был уверен с самого начала… На то были объективные причины, а профессионализм и заключается в умении справляться с непредвиденно возникшими трудностями… Ну, конечно… Я ведь сказал, все в наших руках. Можете быть спокойны…

Обязательно, Юрий Константинович… Всего хорошего.

— Что, Сам беспокоит? — спросил Профессор, когда Управляющий спрятал свой телефон. — Держит все под своим контролем? Или даёт ценные указания, как это любит делать большое начальство?

— По-моему, подобный вопрос вас занимать не должен, — ровным голосом произнёс Управляющий, стараясь не показывать, как он недоволен тем, что инициатива в разговоре все время ускользает от него. — У вас сейчас другие проблемы, пан Рушинский, не так ли?

— Конечно, — согласился Войцех Казимирович. — Но все-таки интересно, как же вы такого неудачного фюрера себе подыскали? Ведь ваш Саранов, оказывается, довольно грязная личность. Даже для политика. Неужели на роль вождя не нашлось никого поприличнее? Или все остальные у вас ещё хуже?

— А чем, собственно, вам не нравится Юрий Константинович? Он намного честнее и порядочнее многих, которые окружают нынешнего. Да если его сравнивать с другими, то Юрий Владимирович — просто-таки ангел в белых одеяниях. А что до той грязи, которую накопал Пазур, так вспомните, как там, в Библии, говорится:

«Кто сам без греха, пусть первым бросит камень». Так, кажется? Это все ерунда, мелочи.

— Интересно, что для вас мелочи? Торговля оружием, помощь террористам или убийство мирных жителей?

— А-а, так вот вы о чем. Небось наслушались своего Крутина. Знаем, знаем.

Выслушали и мы эту леденящую душу историю. Вот только должен огорчить вас, Рушинский. Бред все это. Галиматья. Искажённая действительность, наложенная на параноидальные галлюцинации. Боже мой, неужели вы не видели, что этот парень, мягко говоря, не в себе? У него же была тяжелейшая че-эм-тэ, черепно-мозговая травма. Он больше суток провёл в состоянии клинической смерти. Его и не подобрали-то сразу потому, что решили, будто он мёртв, а в той сумятице возиться с трупами времени не было. Да и врачи в госпитале считали, что он не выживет. Но организм у вашего Крутина оказался крепкий, а вот голова, увы, пострадала. Он завис в состоянии, которое врачи называют «пограничным», то есть это когда пациент балансирует на грани между нормой и сумасшествием. Его мозг как бы разделился на две части, одна воспринимает и фиксирует объективную реальность, а вторая — искажает её, уродуя до неузнаваемости. Как говорят специалисты, подобное состояние может длиться неопределённое время, пока не произойдёт толчок, который вернёт человека к норме или, наоборот, лишит его остатков разума. Иногда такого перелома не происходит до самой смерти. Но это уже совсем редкие случаи. Да и смерть тогда наступает очень быстро.

— Хорошо. Психическими отклонениями можно объяснить многое. Но не все.

Если, предположим, нападение на машину телевизионщиков можно представить как случайное, то последующую гибель двух человек, единственных, которые остались в живых, не считая Сергея, случайностью уже не назовёшь.

— Это вы про Гуровенко и Ермакова? Нас тоже заинтересовало это совпадение.

Настолько, что мы даже перепроверили факты. И знаете, что оказалось? Опять реальные события Крутин перемешал со своими галлюцинациями и домыслами.

Действительно, Гуровенко Александр Иванович был сбит 9 октября около 6 часов вечера на углу улиц Молодёжной и Седова автомобилем марки «Фольксваген Гольф» светлого оттенка, на номерном знаке которого были цифры 5 и 4. Автомобиль с места происшествия скрылся. Пострадавшего доставили в Третью городскую больницу, где он и скончался от полученных повреждений. Кстати, в крови у покойного была обнаружена изрядная доза алкоголя. По показаниям того же Ермакова, по прибытии в ваш город они с Гуровенко немедленно отправились в ресторан «Привокзальный», чтобы, по его словам, «помянуть друзей». В общей сложности, это уже по показаниям официанта, они выпили 1250 граммов водки. Так что не исключено, что этот Гуровенко сам свалился под колёса. А ещё, между прочим, оперативникам, которые вели дело, не так давно удалось установить — я уверен, чисто случайно, — автомобиль, совершивший наезд, и в настоящее время его хозяин находится под следствием. Так-то вот, уважаемый Войцех Казимирович.

— А второй человек? Илья?

— A-a, Ермаков Илья Олегович. Это ещё интереснее. Он жив. Да, представьте себе, жив и совершенно здоров.

— Куда же он пропал по дороге в Калугу?

— La femme, как говорят французы. Что может сбить с пути настоящего мужчину, как не представительница слабого пола? Очаровательная незнакомка, встреченная Ильёй Олеговичем в купе поезда, явилась причиной того, что он, не добравшись до Калуги, застрял в городе Батайске Ростовской области. Видимо, Ермаков был настолько увлечён этим знакомством, что дал знать о своём местонахождении лишь неделю назад. Кстати, вот уже три дня, как он вернулся в ваш город, сейчас оформляет расчёт и собирается переезжать в Батайск.

В общем-то, чего-нибудь похожего Войцех Казимирович и ожидал. Машина, в которой ехал Сергей, вполне могла нарваться на случайную засаду боевиков, а уже потом, после контузии, все события начали укладываться для него только в одну сложившуюся в сознании схему. Здесь и убийство Гуровенко с Ермаковым, и всемогущая Контора, ведущая за ним круглосуточное наблюдение, плюс ко всему шпионы и соглядатаи, окружающие его на каждом шагу. Ирония же происходившего в том, что каким-то непостижимым образом преступник, вымышленный Сергеем, превратился в преступника настоящего. Саранов из мифического злодея, ответственного за выдуманные преступления, оказался повинным в других, ещё более страшных.

Все это, конечно, так, если поверить типу с холодными глазами, который сидел сейчас перед Профессором и излагал свою версию событий. И пусть его слова звучали более разумно и убедительно, чем доводы Сергея, но Войцех Ка-зимирович уже давно отучился полностью доверять таким людям. И вполне возможно, что настоящая истина лежит где-то посередине.

И тут опять подал свой голос телефон. На этот раз «эриксон» Профессора.

Итак, звонок номер два.

Управляющий взял этот несчастный разбитый аппарат и поднёс его к уху.

— Слушаю.

Затем он, снова ничего не говоря, передал его Войцеху Казимировичу.

— Да, — сказал старик, осторожно держа искалеченную трубку.

— Здорово, Профессор, — раздался голос Мамонта. — Как ты там?

— Пока довольно сносно, — ответил Войцех Казимирович. — Как у вас?

— Порядок. Но учти, парня они пытались замочить. Так что ты не расслабляйся.

— Не буду, — пообещал Профессор. — Да и не дадут. Ладно, можете говорить.

— Восемнадцатое, на Руставели. Ящик сто семьдесят два.

— Понятно.

— Дальше. Тротуар там отделяется от дороги железными поручнями. Они трубчатые. Конец поручня забит комком бумаги. Ключ за ним. Все ясно?

— Абсолютно. Спасибо.

— Да брось ты, Профессор. Ты только выберись оттуда.

— Надеюсь, но обещать не могу. Ну все, отключаемся.

— Будь.

Войцех Казимирович опустил «эриксон» и посмотрел на Управляющего. И он, и оба молодых человека безмолвно пожирали его глазами. Внешне их беспокойство никак не проявлялось, но чувствовалось, что они напряжены настолько, что дотронься до них, и они зазвенят. Профессор сидел молча, поигрывая раздолбанной трубочкой аппарата, пока Управляющий в конце концов не подал свой голос:

— Проверяете наши нервы, пан Рушинский? Не стоит, уж поверьте мне на слово, не стоит. Ради вашего же блага.

— Дискета находится в почтовом отделении номер восемнадцать по улице Руставели, — медленно, чуть ли не по слогам произнёс Войцех Казимирович. — Абонентский ящик сто семьдесят два.

— Так, — сказал Управляющий и поправил галстук.

Он по-прежнему старался сохранить бесстрастный вид, но торжество уже светилось в его глазах и уголки губ слегка подрагивали. Из кармана Управляющий вынул свой телефон и начал отдавать распоряжения:

— Геннадий Павлович… Порядок. Бери двух человек и мигом на восемнадцатый почтамт на Руставели. Ящик сто семьдесят два… Да, а ключ?

Профессор объяснил ему, где находится ключ. Управляющий слово в слово повторил указания, после чего потребовал, чтобы действовали быстро, «но с учётом обстоятельств», а уже после всего добавил, чтобы полученное те доставили на вторую базу, поскольку сейчас все перейдут туда.