Чёрный диггер

Борька яростно заработал щётками.

— Да ещё и руки нечем вымыть будет, — пожаловался он.

— Вас что, не предупреждали об отключении? — спросил Профессор, наблюдая за сноровистыми действиями шустрого пацана.

— В том-то и дело. — Борька отложил щётки, взял бархатку и принялся наводить глянец.

— Похоже, где-то авария, — сказал Профессор. — Ну, будем надеяться, что управятся быстро. Вокзал без воды надолго не оставят.

Старик вынул из кармана мелочь и щедро сыпнул ему в блюдечко.

— Без сдачи. Это в порядке компенсации за вынужденный простой.

— Спасибо, — улыбнулся Борька. Старик направился к выходу, откуда слышались возбуждённые голоса.

— А я говорю: «Закрыто!» — это Валентина Степановна. — Непонятно, что ли?

Воды нет. Туалет не работает.

— Ты-ы е-е-о? — услышал Профессор тягуче-хриплое мычание.

— Иди отсюда! Ну что ж ты такой упёртый? Нельзя сюда.

— На-а-о.

— Надо? Вон туда, на улицу. И там делай своё «надо».

Войцех Казимирович вышел наружу. Валентина Степановна воевала с Крысой, одним из «привокзальных». Крыса был немым. А кроме того, он ещё был тупым, ленивым и жестоким. Поэтому «вокзальные» немые его в свою компанию не пускали.

Впрочем, Крысу это не слишком заботило, ему никто не был нужен. Он обитал где-то между складскими помещениями и свалкой. Постоянного места у него, насколько было известно Профессору, не имелось. Иногда он забирался в чьё-то жилище, выгоняя хозяина. Но только в том случае, если обитатель был слабее его.

Крыса любил издеваться над слабыми, и те боялись его как огня. И в то же время он старался лизать ноги всем, кто сильнее. Самая гадкая, по мнению Войцеха Казимировича, порода людей.

Ходили слухи, будто он ловит и ест крыс, тех, что живут на складе. Может, из-за этого он и заработал своё прозвище. Зная его, Профессор не считал эти слухи совершенно беспочвенными.

У Крысы были рыжеватые волосы. Но не светло-рыжие, как у Шурика, а тёмные, с грязноватым оттенком, вечно скатанные в неопрятные сосульки.

— В чем дело? — осведомился Профессор, останавливаясь. — По какому поводу шум?

— Да вот, объясняю-объясняю, никак не могу втолковать, что сюда сейчас нельзя. Закрыты мы.

— Туалет не работает, — пояснил старик Крысе, чётко и внятно выговаривая слова.

Тот пригнулся, как бы собираясь сказать: «А почему?», — потом, видимо, решил, что с Профессором не стоит так себя вести, ухмыльнулся и, повернувшись, затрусил прочь.

Войцех Казимирович попрощался с Валентиной Степановной и направился к выходу из зала ожидания. У него оставалось ещё два часа свободного времени, и он намеревался провести их в парке со своими белками.

Но не успел Профессор пройти и пяти шагов, как его планы оказались полностью разрушены. Он как раз посторонился, давая дорогу прихрамывающему парню в синей бейсболке с надписью «California» и большой дорожной сумкой в руках, когда позади него послышался густой низкий голос:

— Профессор! Подожди…

Войцех Казимирович обернулся. С противоположного конца зала к нему спешил Коля Мамонт, продвигаясь в толпе пассажиров, подобно королевскому крейсеру среди китайских джонок. Человеку, рост которого превышает метр девяносто, а вес зашкаливает за один центнер, проделывать такое не составляло особого труда.

— Ф-фу! — Мамонт, отдуваясь, поравнялся со стариком. — Здравствуй, Профессор. — И, не дожидаясь его ответного приветствия, сказал:

— Поехали. Тебя Король зовёт.

Вот тебе и белки.

Коля Мамонт был правой рукой Короля. А теперь, когда Король оказался обездвижен, он стал его олицетворением. Ну а Король… Это Король. И этим все сказано. Поэтому, когда Король предлагал что-то делать, это следовало выполнять беспрекословно. Все так и поступали. В том числе и Профессор. Но он делал это не столько из-за сложившегося порядка вещей, сколько из чувства уважения к личности этого человека. Уважение это обуславливалось многими причинами.

Во-первых, Король — умный, а таких людей не так уж и много. Войцех Казимирович не знал, кем был Король в «первой» жизни. У всех у них была когда-то «первая» жизнь. Ну, по крайней мере, почти у всех. Некоторые помнили только ту «вторую», которой они сейчас жили. Но зато все без исключения, даже самые пропащие, верили, что рано или поздно наступит «третья». Настоящая. Все её представляли по-разному, но для большинства она ассоциировалась с той, «первой», но только в улучшенном, исправленном варианте.

Так вот, Войцех Казимирович не знал, кем был Король в «первой» жизни. И никто этого не знал. Хотя ходило много слухов. Каждый считал своим долгом эти слухи поддерживать, но, по мнению Профессора, ни один из них не соответствовал истине. Говорили, например, что он был одним из крупнейших цеховиков, ещё во времена Брежнева заработавшим многомиллионное состояние. Но он будто бы попал под следствие, исчез, когда дело начало попахивать расстрелом, был объявлен во всесоюзный розыск и вынужден, вследствие этого, скрывать своё прошлое. Другие были убеждены, что Король — талантливый учёный, когда-то работавший в одной из секретных лабораторий, где создал новое мощное оружие. Когда военные наложили лапу на его изобретение и где-то его использовали, он понял, какое чудовище выпустил на свободу, бросил все и начал другую жизнь. Вот это уже чуть больше походило на правду. Их город являлся одним из главных центров химической промышленности, и засекреченных точек в его окрестностях действительно хоть пруд пруди. Но только уйти оттуда и исчезнуть в реальной жизни было невозможным. Тебя бы начали искать и нашли, даже если бы ты зарылся в землю.

Ходила даже версия, что Король когда-то входил в состав правительства. Не этого, что сейчас, а того, что заправляло Союзом. Будто что-то случилось с его сыном, одни говорят — передозировка наркотиков, другие — автокатастрофа. В общем, после этого он ушёл от них и пришёл сюда. Бред, конечно. Но людям нравится. И рассказывали они такие истории, понижая голос и делая вид, что все это известно лишь им и ещё узкому кругу посвящённых. И Профессор их не винил.

Потому что эти истории — часть их жизни. Из них рождались легенды и предания, которые они передадут своим детям.

Но вернёмся к Королю. Как уже говорилось, во-первых, он был умным человеком. А во-вторых, он не был сволочью. По мнению Войцеха Казимировича, этих двух качеств уже было достаточно, чтобы уважать человека. Король не пользовался своим положением в корыстных целях, хотя мог бы. Тем более что суммы, которыми он оперировал, были настолько внушительны, что любой коммерсант позавидует. Все «вокзальные» платили налоги. Каждый вносил посильную сумму, в зависимости от ежедневного заработка. Даже «помойные» каждый день несли свои копейки в общую кассу. Это закон. Иначе им было не удержаться здесь и вообще не выжить. У Короля эти деньги расходовались строго по назначению — на содержание их братства. И начальство вокзала, и милиция прикармливались оттуда. Поэтому «вокзальных» не трогали, хотя и показывали при случае, кто они есть и где их место. Король старался найти работу для тех, кто ещё мог и хотел работать.

Профессор лично знал нескольких человек, которые сейчас имели нормальный дом и семью. И все это благодаря Королю. И даже дом для престарелых, открытый в их районе, появился при его деятельном участии. Войцеху Казимировичу было неизвестно, на кого из городского начальства Королю пришлось выходить и сколько денег он им отвалил, но дом построили, и многие их старики жили сейчас там, а остальные знали, что им будет где найти приют в старости.

Поэтому, когда Мамонт передал Войцеху Казимировичу распоряжение Короля, он не стал сокрушаться по поводу нарушенных планов, а только спросил:

— Поедем или пойдём пешком?

Король лежал сейчас во Второй городской больнице, находившейся недалеко отсюда. Он выбрал именно её, чтобы быть поближе к своим людям, хотя в других больницах условия были не в пример комфортнее, например, в Пятой, бывшей ранее закрытой обкомовской и расположенной в лесной пригородной зоне. Король давно страдал почками, и только немногие из «вокзальных» знали, что это обострение последнее и надежды выбраться у него уже нет.

— Поедем, — сказал Мамонт, — пока он хорошо себя чувствует. Днём его опять начнут колоть, поэтому Король просил тебя приехать побыстрее.

Старик с великаном вышли на залитую весенним солнцем привокзальную площадь. Стоянка такси находилась слева, поэтому, не теряя времени, они спустились по ступенькам и направились в ту сторону. Позади них остались шумные торговки сдобой и беляшами, Роман и Славик, разложившие на столиках свежую прессу, Борик в своей белой «шестёрке» с прикреплённым на ветровом стекле объявлением «Куплю золото». Этот человек, между прочим, имел здесь очень неплохой профит. Борис Александрович весьма ловко пользовался и моментом, и состоянием клиента. Кстати, покупал он не только золото. Об этом все знали — и вокзальное начальство, и линейная милиция, — но Борю не трогали. Он работал под «крышей» Яцека, местного уголовного авторитета, который держал весь здешний район.

Боря поприветствовал проходивших мимо Профессора с Мамонтом ленивым кивком, продолжая сидеть в машине в ожидании клиента. Сейчас он как никогда напоминал паука, притаившегося в центре сплетённой им паутины.

Таксисты, собравшиеся кучкой, травили анекдоты, не забывая простреливать местность глазами в поисках пассажиров. С подошедшими к ним «вокзальными» они поздоровались нестройным хором, все на этом пятачке знали друг друга достаточно хорошо.

Их усадили в «Москвич», стоявший первым от края. Водитель, балагур Жора с толстыми выпяченными губами, которые всегда были растянуты в улыбке от уха до уха, запрыгнул на своё место, и машина, заворчав стареньким мотором, двинулась с места.

Обогнув несколько кварталов, «Москвич» затормозил у больничного корпуса, обсаженного елями. Жора широким жестом отмахнулся от предложенных денег.

Профессор с Мамонтом вышли.

Они подошли к двери, ведущей в стационар. Но это был не главный вход, предназначенный для посетителей, а, вероятно, служебный, для персонала. Внутри им, однако, никто не чинил препятствий и даже не останавливал. Женщина лет тридцати двух в белом халате, медсестра или санитарка, лишь мельком глянула на них, оторвавшись от чтения любовного романа. Мамонта, по-видимому, здесь хорошо знали.

Они прошли каким-то коридором, свернули налево, чуть не налетев на пожилую нянечку, катившую тележку с судками, и, миновав застеклённые двери, оказались на довольно широкой лестничной площадке.

— Туда, — сказал Мамонт, неопределённо мотнув головой, и начал подниматься, перешагивая через две ступеньки.

— Он в урологии? — спросил Профессор, стараясь не отставать от Коли.

— В хирургии.

— Вот как, — заметил старик. Значит, Королю собираются делать операцию.

Это, конечно, серьёзно, но, с другой стороны, и хорошо. Безнадёжных больных не оперируют. Им дают возможность спокойно отмучиться оставшиеся дни.

— Когда операция? — спросил он.

— Дня через два-три, — пожал плечами Коля, останавливаясь на площадке.

Здесь на третьем этаже находилось хирургическое отделение.

Мамонт прошёл по коридору до самого конца и остановился у двери с табличкой «321». Он поднял мощный кулак и размеренно четырежды стукнул костяшками по слою белой масляной краски. Это было похоже на первые такты 5-й симфонии Бетховена. «Так судьба стучится в дверь», — вспомнились Войцеху Казимировичу слова самого композитора.

— Войдите, — голос если и принадлежал больному человеку, то все-таки сохранил присущую Королю силу и уверенность.

Мамонт повернул ручку. Дверь открылась, и они шагнули внутрь.

Он лежал под капельницей, выпростав из-под одеяла худую, жилистую руку.

Глаза Короля лихорадочно блестели на истощённом землистого цвета лице. Войцеху Казимировичу показалось, что Король потерял килограммов пятнадцать веса.

— Здравствуй, Профессор.

— Здравствуйте, Король, — тихо ответил старик. Лежавший посмотрел на Колю.

Мамонт молча кивнул и вышел за дверь.

— Бери стул, присаживайся, Войтек. — Король пошевелился, пытаясь придать себе подобие сидячего положения.

Профессор подошёл к простенькому столу, находившемуся возле окна, поставил на него свой портфель, взял один из двух стульев с мягкой обивкой и вернулся к кровати. Он установил его рядом с капельницей и сел, опираясь на трость так, чтобы они с Королём могли хорошо видеть друг друга.

— Что говорят врачи? — спросил Войцех Казимирович.

— Ерунду. Хотят резать, обещая при удачном раскладе положительный исход операции как один к двум.

— Хорошие шансы. — Старик говорил, не отводя взгляд от Короля. Тот тоже смотрел прямо на Профессора, в его глазах не было ни слабости, ни растерянности. Перед Войцехом Казимировичем лежал человек, твёрдо знавший, что ему предстояло сделать в ближайшее время, пусть даже это время будет последним из отпущенного ему срока.

— Хорошие шансы, — повторил Король и кивнул. — В моем положении просто отличные. Лично я буду бороться до самого конца. Но старуха с косой, согласись, Войтек, — противник серьёзный. Поэтому нужно учитывать все варианты.

— Вы постоянно обдумывали свои ходы, — сказал Профессор, — во всех случаях. Вы сильный человек, Король, а такие обычно добиваются своего. Я всегда верил в вас и верю сейчас, что все обойдётся.

— Всякая сила рано или поздно встречает ещё большую, Войтек. Предел наступает всему, и главное — быть к этому готовым. Поэтому мне и понадобилось увидеть тебя.

Профессор кашлянул в кулак. Сегодня ночью был сильный ветер, и из окна вагона изрядно сквозило. Похоже на начало простуды.

Смысл их встречи с Королём был ему в целом понятен. Трезво оценивая своё состояние, Король готовил себе замену. Он был не из тех, кто цепляется за власть до последнего вздоха. И вот теперь, выбрав своего преемника, Король хотел удостовериться, что тому будет оказана соответствующая поддержка.

Наверняка Профессор не был первым из доставленных сюда для разговора с Королём.

А если все-таки начали с него, то за ним, безусловно, последуют другие, обладавшие весом и влиянием среди «вокзальных» людей.

И ещё в одном был уверен Войцех Казимирович: Король сделал правильный выбор. И человека, которого он сейчас ему назовёт, нужно будет поддержать.

Потому что это мнение Короля, а тот уже давно и бесспорно доказал правильность своих поступков и своих решений.

— Моя вина, — сказал Профессор, — мне нужно было давно зайти…

Король взмахнул левой рукой, свободной от капельницы.

— Пустое. Речь не об этом. Сейчас ты здесь, и это главное. Нам нужно обсудить серьёзный вопрос.

— Я внимательно слушаю.

— Если верить врачам, шансов после операции пятьдесят на пятьдесят.

Отбросив сантименты, давай поговорим о второй половине.

Профессор, в отличие от большинства «вокзальных», не был суеверен, поэтому трижды плевать через левое плечо не стал. Но пальцы на рукояти трости все же скрестил. Пусть бы Король жил. Войцеху Казимировичу этого очень хотелось. Даже если его желание на этой земле ничего не меняло.

— В общем, — продолжил Король, — если все окончится… не совсем удачно, меня нужно будет сменить.

Профессор кивнул, думая о том, кого Король хочет оставить вместо себя.

Коля Мамонт, Шнур или Алмазов. Это были самые толковые люди из «вокзальных».

Хотя старик Алмазов уже в возрасте, а Шнур отдалился. Он женился, у него теперь имелись и дом, и даже работа. Коля был ближе всех к Королю, вероятно, разговор пойдёт о нем. Ну что ж, Войцех Казимирович всегда считал Мамонта правильным человеком, а если ещё такое решение примет сам Король… По крайней мере, со своей стороны Профессор мог гарантировать Коле посильную поддержку.

— Для этого нужен умный, решительный человек из наших, — сказал Король. — Человек, пользующийся достаточным уважением и симпатией большинства, имеющий силу и способность вести за собой других.

— Согласен с вами, — сказал Войцех Казимирович. — Честно говоря, этот разговор претит мне, Король, но вы правы — вопрос нужно решить. Я знаю вас достаточно долго, достаточно хорошо и полностью доверяю вашей голове. Ведь вы уже выбраличеловека? Правда? Так вот, на меня вы можете положиться, и если ему будет нужна моя помощь…

Профессор остановился, уловив лёгкое изменение в лице Короля. Что-то такое мелькнуло в его взгляде… Уголки губ чуть-чуть приподнялись.

Войцех Казимирович откинулся на стуле.

— Мне нужна твоя помощь, Профессор. — Король левой рукой пригладил волосы.

— Мне нужно твоё согласие.

Все-таки с возрастом соображать начинаешь хуже, чем раньше, подумал Войцех Казимирович. Прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что сейчас скажет Король. Пальцы его непроизвольно сжали рукоятку трости так, что костяшки побелели.

Король продолжал смотреть на Профессора, не отводя взгляда.

— Меня должен будешь сменить ты, — сказал он.

ПОГРАНИЧНИК. ТРУПЫ…

Выгнутая спина Мусея мелькнула и скрылась за поворотом.

Маленький гном превратился в злобного уродца и что есть силы тряхнул Сергея изнутри. Круги, поплывшие перед его глазами, приняли строгие геометрические очертания. Точнее, это были и не круги, а овалы и эллипсы. Звон в ушах постепенно стихал, превращаясь в глухоту, как будто их плотно забили ватой. Сергей помотал головой и наконец-то отпустил косяк двери. Несколько раз глубоко вздохнул-выдохнул, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Но чёртов карла, похоже, решил, что одного предупреждения достаточно, и отступил вглубь.

Крутин закрыл дверь, пересёк площадку и вышел на замызганные ступеньки лестничного пролёта. Мусея не было видно, он уже отправился по своим делам вверх по лестнице в небо. Или, наоборот, вниз, по дороге в ад. Туда же, вниз, последовал и Сергей, игнорируя лифт. Он ненавидел крохотные замкнутые помещения, которые к тому же двигались помимо его воли. Человек в лифте, считал он, беспомощен, как мышь, которую держат за хвост.

Сбегая вниз, Сергей одновременно прислушивался к звукам в доме. Все как всегда, приглушённые голоса за дверьми, гул пылесоса, звон посуды. Наверху, на третьем этаже, кто-то опорожнял ведро в мусоропровод. Ничего необычного, таящего угрозу.

Во дворе солнце набросилось на него, пытаясь ужалить в глаза и одновременно обволакивая плечи и голову лёгким весенним теплом. Крутин на секунду застыл, оценивая обстановку, затем легко соскочил со ступенек крыльца на дорожку.

Его дражайший сосед-стукач, Степан Ильич, уже был занят оживлённым разговором с другим дедулей из соседнего подъезда. Имени его Сергей не знал, но личность была знакомой. Истый коммунист, тот постоянно разорялся во дворе по поводу нынешних порядков, а накануне каждых выборов разносил по почтовым ящикам листовки с программами своих партийных кандидатов, начинавшиеся приказом всем соединяться и заканчивавшиеся беспощадным обличением всех и вся.

При Серегином появлении оба пенса повернули головы и тщательно прощупали его взглядами.

— Здорово, соседи! — весело крикнул Крутин, помахав рукой.

Старики синхронно кивнули, продолжая изучать его, как любопытный экземпляр неизвестного вида. «Интересно, а не работает ли и этот партийный активист на Контору?» — подумал Сергей. Вполне даже возможно. Может быть, это именно он отдаёт приказы Ильичу и курирует его работу как наблюдателя. И происходит у них сейчас на лавочке под ласковым весенним солнышком не задушевный разговор о жизни с уклоном в политику, а самый что ни на есть рапорт с последующим инструктажем. Вот партиец наклонился к уху Ильича и что-то ему втолковывает, энергично жестикулируя. Не исключено, что как раз сейчас он приказывает бывшему замначцеха отправиться за Сергеем и отследить маршрут его передвижений, чтобы…

Ильич встал со скамейки, подхватил бидон с молоком и довольно резво припустил следом за Крутиным.

Ну, это даже не смешно, граждане начальники! Это уже издевательство какое-то! Заставлять старого человека вытворять такое. Бедняга Ильич уже, видать, и забыл, когда он был готов к труду и обороне. А к вечеру он опять начнёт сипеть и кашлять, и дочь Верка снова будет отпаивать его травами.

Ну да Серёге-то это по фигу. Степан Ильич для него сейчас не проблема.

Крутин перемахнул через низенькую ограду детсадовской площадки и пошёл, срезая наискось территорию дошкольного учреждения. Ильич на такое, конечно, уже не был способен. Сергей увидел, как он засеменил дальше, поворачивая за угол, чтобы обогнуть садик по периметру. Но это уже до спины и ниже. Пока престарелый соглядатель выйдет на ту сторону, Сергея там да-авно не будет. И вековая пыль покроет его следы.

Если это все не отвлекающий манёвр. Запустив Ильича, привлечь к нему внимание Крутина и отправить следом неприметного профессионала. Сергей с трудом подавил желание оглянуться. Это только в старых фильмах «наруж-ка» топает за ведомым по пятам. На самом деле они могли быть сбоку, впереди, где угодно. Они могли быть и вне его поля зрения, главное им — видеть объект.

И все бы ничего, и позволил бы Сергей им поиграть, если бы не сегодняшний его приступ и нынешние ощущения. Ох, чувствовал, чувствовал его живот — что-то не так! И очень не хотелось этой пары глаз, следивших за каждым его движением.

Так что попробуем обнаружить, кто же это, а потом исчезнуть.

Сергей прошёл мимо качелей, выкрашенных весёленькой краской цвета хаки, чтобы отпугивать от них малышей, обогнул кусты смородины и вышел через боковую калитку на соседнюю улицу. Ильича не было видно. Он ещё не скоро доберётся сюда. Не было и прохожих, улица казалась пустынной, как прилавки магазинов на закате Советской власти. Почти. Вот только машины…

Прямо на Сергея катила серая «Ауди». Она двигалась медленно, с неотвратимостью дорожного катка, подминающего под себя и ровняющего с землёй все, что попадается на пути. В ней сидели двое аккуратно подстриженных мужчин лет по тридцати, в тёмных костюмах. Оба внимательно смотрели на Крутина. «Ауди» остановилась где-то в пяти шагах. Один из мужчин, чуть помоложе, сидевший рядом с водителем, открыл дверцу и начал выбираться наружу.

Сергей сделал вид, что не обращает на них никакого внимания. И стал быстро переходить дорогу.

— Эй! — послышалось позади него. — Друг! Слышишь?

Крутин старательно глядел в другую сторону, выдавая себя за глухого, которому по барабану все звуки вокруг.

— Да подожди ты! — не унимался тот, сзади. — Нам только спросить…

А вот это уже херушки! Вас двое, вот и спрашивайте друг друга, а ждать типов, подобных им, Сергей был совсем не намерен.

Наконец-то другая сторона дороги. Здесь, между магазином «Радиодетали» и старым жилым трехэтажным зданием из позеленевшего кирпича, находилась арка, которая вела во внутренний двор. Сергей нырнул в её спасительную тень, прислушиваясь, не гонятся ли за ним, и теперь уже позволил себе ускорить шаг.

Ещё не бег, но очень спортивная ходьба.

Они вполне могут разделиться. Тот, что вышел, сейчас догоняет его, а второй на машине огибает квартал, чтобы встретить с той стороны. Но Сергей туда не пойдёт. Это его район, его земля, он знает в этих домах каждую щель. И если они хотели прищучить его здесь, то, как говорят американцы: «Eat shit», что в дословном переводе означает: «Поешьте каки».

Сергей на полной скорости, чуть ли не бегом, миновал двор. Здесь имелся выход из проходного подъезда, которым можно было выбраться на соседнюю улицу.

Скорее всего, серый автомобиль с четырьмя кружочками на радиаторе ждёт его именно там. Но Сергей пойдёт, как ходил и самый человечный человек. То есть другим путём.

В дальнем углу двора отсвечивал рыжим кирпичом задник магазина «Рыба», примыкавший почти вплотную к жилому зданию. Просвет был неширок, но если не иметь слишком откормленной задницы, то протиснуться вполне можно.

Сергей, не сбрасывая темпа, влетел в этот проход, попутно разбросав наваленные там картонные ящики, и оказался в соседнем дворе. Внимания на него никто не обратил, все занимались своими делами: дети играли в песочнице, старушки беседовали на скамеечках. Две женщины тащили к подъездам полные ведра, значит, вода была перекрыта и здесь.

Похоже, от погони он оторвался хотя бы ненадолго, но расслабляться нельзя.

Сейчас они сообразят, куда подевался объект, и явятся сюда. Поэтому Сергей торопливо прошёл по тропинке в дальний угол двора, обогнул мусорники и оказался перед давно бездействовавшим пунктом приёма стеклотары. Возле него высился ряд частных металлических гаражей. Между заброшенным пунктом и гаражами оставался глухой закуток, давно превращённый местными аборигенами в свалку. Сергей перебрался к стене крайнего гаража через гору хлама из пустых банок от краски, рваных одеял, обрывков полиэтилена, поломанных стульев и многого другого. Из кучи Крутин выудил железную спинку от старой кровати и приставил её под углом к стенке. Получилось лёгкое подобие лестницы. На крыше гаража была приварена металлическая петля. Он забрался на спинку, схватился за петлю рукой, подтянулся, вылез наверх и спрыгнул с той стороны.

Теперь Сергей оказался перед заброшенным пятиэтажным домом. Дом когда-то предназначили под снос, жильцов из него выселили ещё полтора года назад, но сносить почему-то не спешили. Так он и стоял, разрушаясь прямо на глазах.

Сергей отряхнул руки, уверенный, что теперь тем, из «Ауди», его не найти, обошёл заросли жасмина и замер.

Первое, что мелькнуло у него в голове, это то, что за ним не следили. И не догоняли, нет. Его направляли. И направляли именно сюда. Хотя нет, ерунда. Как они могли угадать, что он направится именно этой дорогой? Ведь он сам все решал в последние секунды и сворачивал скорее интуитивно. А может быть, наоборот? Они пытались помешать ему, остановить и не дать увидеть это?

А картина была действительно, господа хорошие! Коктейль из ночного кошмара с белой горячкой, остро попахивавший сюрреализмом. А-ля Бунюэль, наглотавшийся дури, с бритвой в руках пляшет на пару с Дали.

Обычно заброшенный и захламлённый двор сейчас не был пустынным. Не менее десятка людей занимались каждый своим делом. Въезд, такую же арку, как Сергей миновал несколько минут назад, перегораживал милицейский «уазик». Двое патрульных в форме с дубинками прохаживались под сводами перехода, видимо, ограждая зону от случайного взгляда любопытных прохожих.

Ещё один «уазик» стоял во дворе. Его водитель сидел внутри и как будто дремал. Рядом с ним, открыв дверцу, курил сержант и наблюдал за происходящим вокруг. Слева от милицейских были припаркованы чёрная «Волга» и микроавтобус.

В центре двора, там, где копошились люди, стоял серый фургон, в каких обычно развозят хлеб, с распахнутыми настежь задними дверками. Часть копошившихся была в штатском, кто в костюмах, кто одетый попроще, но у всех у них на лбу можно было пропечатать крупными буквами: «КОНТОРА». Может быть, это та, которая занималась непосредственно им, может быть, другая. Может быть, наша служба безопасности, а может, и наоборот — какая-нибудь служба уничтожения вредных грызунов и насекомых, например. Важно им было другое. Все, что они сейчас делали, не предназначалось вниманию общественности. То есть Серегиному.

А может быть, даже в первую очередь Серегиному.

Ещё он увидел человек шесть, наряжённых в белые плотные костюмы, похожие на костюмы противорадиационной защиты. Все эти белые и чёрные фигуры находились возле открытого канализационного люка. Кто-то в защитном костюме как раз спускался вниз. Остальные стояли возле распахнутых дверок фургона.

А на земле лежали чёрные мешки. И в этих мешках были совсем не песок с цементом. Уж будьте уверены, трупов ТАМ Сергей насмотрелся предостаточно. И мог отличить человеческие останки от всего остального. Что же касается того, что в мешках трупы, то он был бы готов поставить свою получку против сигаретного бычка. Тем более что в половине из них явственно угадывались очертания человеческих тел.

Две тоненькие струйки холодного пота побежали у Сергея по спине ещё до того, как он осознал, что здесь происходит. Они хоронят трупы в канализации!

Вот как просто. Среди белого дня, в городе. А вокруг идут беспечные, ничего не подозревающие люди. Спешат куда-то по неотложным делам, не в силах справиться со своей расстроенной психикой, напрочь утратившие инстинкт самосохранения.

Думающие лишь об одном: как набить желудок, напитать зрелищами больной мозг, удовлетворить половой инстинкт и отключиться, погружаясь в потусторонний мир видений, которые они называют снами.

И вот уже кто-то из них лежит здесь, в этих чёрных мешках. Всполошившиеся родственники плачут, звонят, дрожащими руками пишут заявления о пропавших без вести, приходят справляться, не нашли ли. А там, глядя им в глаза, отвечают сурово и властно: «Ищем». Может быть, вот этот, курящий в «уазике» сержант и отвечает. Хотя вряд ли. Скорее всего, отвечать будет один из тех, кто сейчас стоит возле люка. А эти, в мешках, вскоре истлеют в безвестных ответвлениях городской сети. Господи, сколько же их лежит внизу под городом!

Сергей инстинктивно дёрнулся назад к гаражам. Но обратной дороги нет.

Спинку от кровати он прихватить с собой не догадался, а без неё наверх не выскочишь, даже с большого переляку. Все. Крышка! Мышеловка захлопнулась.

Но если нельзя идти назад, то все-таки можно двигаться вперёд. Крутин развернулся и с деловым видом почесал прямо в гущу разворачивающихся событий.

Он шёл прямо, не прячась, но не то чтобы к толпе, находившейся у канализационного люка, а скорее наискось, к микроавтобусу с «Волгой».

— Стой! Ты куда?

Первым бдительность проявил милицейский сержант. Он как раз сидел вполоборота к Сергею.

Крутин повернулся к нему, не сбавляя шаг, и махнул рукой в сторону микроавтобуса.

— Мне к машине.

Уверенность его тона малость поколебала сержанта. Он запнулся, соображая, был ли этот человек среди тех, приехавших из Конторы. За это время Сергей преодолел порядочное расстояние. Но дело было сделано. Боковым зрением он уловил, как стоявшие возле фургона задвигались, а один, начальственного вида, громко спросил: