Средневековые Де Варенны - Соблазненная

— Извините, что помешал, — смущенно пробормотала Тони, — но я вспомнил, что приобрел на материке товар для продажи в Лондоне.

Сэвидж небрежно махнул рукой:

— Шампанское уже перепродано. Двести процентов прибыли. Если нужны точные цифры, Слоун даст.

— Нет-нет. Прибыль меня не волнует.

— А надо бы, — резко заметил Сэвидж.

— В таком случае, да, волнует. Я просто старался быть учтивым, — отпарировала Тони.

— Тебе предстоит принять решение в отношении париков. Можешь сбыть всю партию оптовому торговцу или разыграть парики в лотерее на Розмари-лейн. Множество людей, которым они не по карману, готовы рискнуть шиллингом-другим. Прибыль получается огромная, но для такого дела требуется уйма времени.

— Ну, вы хорошо разбираетесь в импорте и экспорте. Могли бы тоже продать их оптовому торговцу.

— Хорошее решение. Из тебя еще можно сделать делового человека.

Снова появился дворецкий:

— Мистер Сэвидж, внизу молодая женщина. Просит принять ее. Я пытался отговорить, но она настаивает, что у нее вопрос большой важности. — Господи, кто там еще? Хорошо, проводите ее наверх. Чем больше народу, тем веселее!

Джеффри Слоун, извинившись, удалился. Очевидно, был приучен уходить при появлении женщины.

К удивлению Адама и Тони, посетительницей оказалась Долли из театра «Олимпиан». Она сурово поджала губы, хотя, увидев лорда Лэмба, от неожиданности широко раскрыла глаза. Поколебавшись мгновение, расправила плечи и ринулась в бой:

— Я в положении. Отец — лорд Лэмб!

— Ах ты, лживая сука! — крикнула Тони, влепив ей пощечину.

В тот же миг Адам Сэвидж наотмашь двинул Тони по лицу, так что она отлетела в кресло, заскользившее по полу через весь кабинет. И угрожающе добавил:

— Не смей бить женщину в моем присутствии, ты, высокомерная свинья!

С полными слез глазами Тони прижала руку к разбитым губам.

В глазах Долли светилась алчность. Сэвидж не раздумывая встал на ее защиту, а это, должно быть, означало, что он поверил ее вранью.

— Садитесь. Оба, — приказал Сэвидж. Тони переживала смертельную обиду. Как он посмел ее ударить?

— Я предупреждал, чтобы ты держался подальше от неприятностей, но думаю, что бесполезно тратить слова на такого сопливого испорченного аристократишку!

Бросив на Тони гневный, полный презрения взгляд, он обратился к Долли:

— Врач подтверждает беременность?

— Да, сэр, — с вызовом заявила Долли.

— Итак, поскольку тебе известно, что о браке не может быть речи, полагаю, ты явилась за деньгами.

Долли прикусила губу. Было бы здорово окрутить лорда и стать леди Лэмб, но она с самого начала знала, что ей не по силам шантажировать такого человека, как этот индийский дикарь. Он попал в точку. Она пришла за деньгами.

— С меня ты ни черта не получишь! — заявила Тони. — Почему, черт побери, не пришла ко мне? Скажу, почему… потому что все это — наглая ложь. Ты прискакала к опекуну, потому что знаешь, что кошельком распоряжается он.

— Я пришла к мистеру Сэвиджу, потому что верю, что он поступит правильно!

— И сколько же, по-твоему, будет правильно, Долли? — спокойно спросил Сэвидж. Она глубоко вздохнула:

— Пять тысяч.

Сэвидж недобро усмехнулся. Небрежно написал записку в свой банк и передал ей:

— Мне кажется, Долли, две тысячи будет в самый раз: плюс-минус тысяча.

Долли сунула записку в ридикюль и вытерла слезы. Она надеялась на тысячу и довольствовалась бы пятьюстами. Она поднялась, чтобы уйти, но Адам Сэвидж остановил ее ледяным взглядом голубых глаз.

— Имеется в виду, что мы больше не возвращаемся к этому вопросу.

Изобразив реверанс, Долли поспешила удалиться.

— Вот, оказывается, как вы отделываетесь от женщин, которые попали в трудное положение, — усмехнулась Тони.

— Нет, не так, сопляк. Если бы ты поставил в такое положение невинную девушку, я бы заставил тебя заплатить, и дорого заплатить. Но Долли — другое дело. Прежде всего, она достаточно умна, чтобы попасть в такую историю, если только не собирается захомутать кого-то. Когда такие девицы, случается, влипнут, они знают, как за полчаса избавиться от этого. А теперь, ради Бога, вытри сопли. Или тебе нужна нянька?

— Если вы кончили чесать об меня кулаки, я прощаюсь, — с трудом произнесла она разбитым ртом.

— Извинений не жди. Сам напросился.

— В один прекрасный день вы обязательно извинитесь. Это я обещаю, — спокойно ответила она.

Тони удалось проскользнуть в дом незамеченной. Обзывая Сэвиджа всеми словами, которые попадали на язык, она обмыла лицо. Будет большой синяк, и когда Роз увидит, то настоит на том, чтобы ее повсюду сопровождал мистер Бэрке. Может быть, лучше уехать домой в Лэмб-холл. Там недалеко от Эденвуда, в который она безнадежно влюблена. Ей так хотелось увидеть его теперь, с приближением весны. Тони совершенно не понимала, как Адам Сэвидж может подолгу не бывать там. Это был дом его мечты, а он не провел там и пяти минут. Чего ему не хватало, так это жены. Кого-нибудь, кто будет дорожить Эденвудом и наполнит его детьми. Она строго упрекнула себя — должно быть, сошла с ума, мечтая выйти замуж за человека, только что ударившего ее по лицу.

А в другом конце Лондона еще одна леди тоже мечтала о супружестве. Ее устремления представлялись такими же безнадежными. Мария Фитцгерберт ужинала с принцем Уэльским на личной половине Карлтон-хауза.

Она не сомневалась, что окончательно вскружила ему голову. Благодаря ему она стала знаменитостью Лондона. Каждая хозяйка дома знала, что ее успех или неудача зависят от того, возглавляет ли список гостей новая фаворитка. Они были благодарны за малейшие проявления милости. Во всяком случае, миссис Фитцгерберт была почтенной вдовой, женщиной совсем другого круга, нежели алчные артисточки, которыми прежде увлекался принц.

Мария ходила по тонкому канату. Однажды она уже ужинала на частной половине принца. Тогда и узнала, чего именно ждет от нее наследный принц Англии. Она избежала полной капитуляции, разыграв оскорбленную добродетель и позволив утешиться лишь поцелуями и объятиями.

Однако с тех пор они оставались наедине в закрытой королевской карете множество раз, и Мария наконец поняла, что человеку в молодом цветущем возрасте требуется нечто большее, чем пара жирных куропаток, которыми она пока что его услаждала. Сравнивая его со своими престарелыми мужьями, она удивлялась, каким резвым может быть мужчина, когда ему чуть за двадцать. Правда, удивление не было из неприятных.

Теперь ее добродетель снова оказывалась под угрозой. Мария была не настолько наивной, чтобы не догадаться, что ей не удастся ускользнуть невредимой, но все имеет свою цену, и она решила заставить принца заплатить, и заплатить дорого.

— Ах, кисонька, как мне приятно, что тебе нравятся блюда, которые я люблю.

— Повару Его высочества нет равных, — ответила Мария, нервно хихикая.

— Умоляю, не зови меня «высочеством». Будем Принни и Пусси, любовь моя.

— Хорошо, Принни. Ты знаешь, что я сделаю все, чтобы ты был счастлив.

Как только слова сорвались с языка, она поняла, что этого говорить не следовало. Нынче он лишил ее душевного равновесия, появившись в парчовом халате, отчего она явно струсила. Чтобы оттянуть время, она поглощала одно блюдо за другим, но какими бы вкусными они ни были, возьми она в рот еще один кусочек бисквита, и ее лиловое атласное платье лопнет по швам.

— В твоей власти сделать меня больше чем счастливым. Если бы ты была добра но мне, кисонька, я бы возликовал.

— Принни, я была более чем добра к тебе. Я позволила тебе такое, чего не позволяла ни одному мужчине на свете.

Георг, обойдя стол, подошел к ней, забыв наконец о еде.

— Дай мне свою лапку, — потребовал он. Мария повиновалась, и он покрыл руку поцелуями. Затем поднял со стула и повел к прочной внушительной кушетке. Теперь, когда она оказалась у него в плену, его губы коснулись запястья, чувствуя, как колотится пульс, и двинулись вверх по пухлой ручке к плечу.

— Пусси, ты возбуждаешь меня сверх всякой меры. Под королевскими одеждами, киска, я всего лишь мужчина, — многозначительно произнес он.

— Принц — это больше, чем другие мужчины, Принни.

— Верно, кисуленька. Но не следует ли из этого, что принцу нужно больше, чем другим? Прелесть моя, мне мучительно все время находиться в таком состоянии без надежды высвободиться. Ты же не хочешь, чтобы мне было больно, Мария?

— Ваше высочество, я не могу отдаться никому, кроме законного супруга, — строго ответила она.

— Гляжу, опять вернулись к «высочеству». Мария почувствовала в голосе глубокую обиду.

— Твои стрелы пронзили мое сердце, жестокая богиня. Неужели у тебя нет бальзама на мои раны?

— Принни, я люблю тебя! — воскликнула она. — Не причиняй мне бесчестья!

— Пусси, своим телом я окажу тебе честь, а не бесчестье!

— Ну вот, теперь ты мутишь мне голову словами из брачного обряда.

— Ни в коем случае, моя прелесть. В моем сердце ты моя настоящая супруга. Я все отдам, чтобы быть тебе верным супругом.

Ему не терпелось ласкать ее груди.

Мария позволила расстегнуть платье и выпустить на волю свое великолепие. Она знала, какой силой убеждения обладала пара ее защитников.

Как только Георг взял в руки ее груди, у него начал расти. О Боже, на что он только не способен в присутствии этой женщины? Он стал ее целовать, но ее ротик не надолго отвлек его от истинной цели. Его требовательные губы дюйм за дюймом скользили по шее, пока наконец не сомкнулись на крупном, подобном цветку фуксии, соске. Он чувствовал, как трепещет, не в силах сдерживаться, и принялся сосать, сначала легко, нежно, потом все сильнее и сильнее.

Марии казалось, что от грудей к животу и от живота ниже, к самым интимным местам, растекаются невидимые струи жидкого пламени.

— О, Георг, — охнула она.

Если бы ее платье, мешая ему, не закрывало талию, он бы, растопив ее протесты, как летнее солнце снег, попал куда надо. Но так уж вышло, что перед ним оказалась лишь одна восхитительно нежная манящая щель, куда он мог погрузиться. Он прильнул губами к ее губам, заглушая возгласы протеста и восторга, и прижал ее спиной к обитой шелком кушетке.

Его могучий стержень скользнул в глубокую расщелину между грудями. Ее разгоряченное тело почти обжигало его. Ему удалось разбудить ее дремлющую чувственность. Вкупе с ощущением власти над наследным принцем страны ее соблазны становились неотразимыми. После такой близости оставался всего лишь один шаг. Она не должна позволить ему сделать этот шаг, пока он не попросит выйти за него замуж.

Испытывая состояние приятного опустошения, принц чувствовал, как его семя, исторгаясь, разливается по ней. Настал момент, когда оба должны были сделать следующий ход, продвигаясь к заветной цели.

— Пусси, Пусси, я тебя обожаю. Позволь мне оставшуюся жизнь делать тебя такой же счастливой, каким ты делаешь меня!

— Ваше высочество, вы испортили мне платье, — мягко упрекнула Мария.

— Мое сокровище, я куплю тебе тысячу платьев. Дай мне взять полотенце… позволь папочке все исправить.

Сбегав в ванную, он принес украшенное гербом махровое полотенце и увидел, что Мария тихо плачет.

— Ну-ну, кисонька, не плачь. — С нежностью и благоговением он вытер восхитительные полушария и прогалину между ними. Приподняв подбородок, заглянул в ее глаза. — Ты сделала меня счастливейшим человеком на свете, Мария. Что ты плачешь?

Она подняла на него мокрые от слез глаза:

— Я опозорена. Как я могла решиться на это запретное свидание? Я больше не смогу тебя видеть.

— Кисонька, я без тебя умру. Хочу, чтобы ты перешла ко мне жить. Если тебя не будет со мной день и ночь, жизнь потеряет всякий смысл!

— Георг, умоляю тебя, пожалуйста, не надо! Не вынуждай меня к унизительному образу жизни.

— Пусси, я тебя люблю! Как ты можешь говорить, что жить с наследным принцем Англии унизительно? — рассердился он.

Мария с достоинством натянула на плечи лиловый атлас:

— Если бы ты даже был королем, жить не во браке унизительно.

Они зашли в тупик. В этот момент принц Уэльский и решил приобрести у индийского дикаря его великолепные драгоценности. Они станут свидетельством того, как высоко он ценит Марию.

А Мария в этот момент решила, что должна иметь все или ничего.

— Думаю, вам лучше отвезти меня домой, Ваше высочество.

Глава 31

Когда Тони вернулась от оптового торговца париками, Розалинд принимала Франсис Джерси. Тони попыталась незаметно подняться наверх, но никому еще не удавалось ускользнуть от элегантной леди Джерси.

— Антони, дорогой, уж не избегаешь ли ты меня?

— А, леди Джерси. Рад снова видеть вас. Клянусь, что вы — ведьма. С каждым разом становитесь все моложе.

Крошечная Франсис, глядя снизу вверх на Тони, жеманно улыбнулась:

— Ты мне очень льстишь!

— Леди Джерси, это сущая правда.

— Антони, ты один из самых славных юношей, каких я знаю. Поэтому ты не откажешься, если я попрошу тебя быть сегодня вечером у нас в Алмаке. У нас столько юных леди, а партнеров для танцев не хватает.

— Ох, — поморщилась Тони. — Я не против юных леди, но не могу терпеть их мамаш, тетушек и бабушек. От них никак не отделаешься. Они усвоили манеру разговора, которая не требует твоего участия, но часами приковывает тебя, вынуждая вежливо слушать.

— Мой мальчик, ради меня. Роз обещала приехать, чтобы присмотреть за порядком, а ты бы мог сопровождать ее.

Тони взглянула на бабушку:

— Ты действительно собираешься в Алмак?

— Я пока еще не собираюсь сидеть за печкой, закутавшись в платок. Знаешь ли, мне всего лишь за сорок.

— Сколько? — недоверчиво переспросила Франсис.

— Под пятьдесят, — уточнила Роз.

— М-м-м, очень близко к пятидесяти, — вкрадчиво проговорила Франсис.

Тони окинула ее ехидным взглядом.

— Разве ты не рассказывала леди Джерси о своем бравом майоре? — выпалила она на прощание и скрылась на лестнице.

Франсис, удивленно подняв брови, воззрилась на Роз.

— Бравый? Майоо? — повторила она, сгорая от любопытства.

Роз озорно улыбнулась:

— Очень напористый, по-военному. Поначалу он меня не очень привлекал, потому что лысый, но, Франсис, клянусь тебе, без одежды он самый безволосый мужчина, какого я когда-либо встречала. И это здорово возбуждает.

Франсис потеряла дар речи. Розалинд была удовлетворена, отплатив за ранее нанесенное оскорбление.

Тони сопровождала бабушку в Алмак и оставалась там, пока хватило терпения. Больше всего ее поразила наивная невинность девиц ее возраста. Вообще-то «невинность» — не то слово. Юных особ держали в полном неведении относительно противоположного пола и господствующих нравов. Когда ей до смерти надоело, она, извинившись перед Роз, решила вернуться пешком на Керзон-стрит.

Не пройдя и квартала, она вздрогнула, почувствовав, что за ней кто-то следует. Оглянулась, ничего не увидела, но все же ускорила шаги. Тони упрекала себя в том, что позволяет разыграться воображению. Уши настороженно ловили звуки крадущихся шагов, но все, что она слышала, было собственное тяжелое дыхание.

Заставив себя успокоиться, Тони снова оглянулась. Увидела что-то похожее на человеческую тень. Хотя она гнала от себя всякую мысль о Бернарде Лэмбе, на этот раз он в полный рост возник в ее воображении. Она быстро перешла на другую сторону улицы, где было посветлее, и попыталась урезонить себя. Бернард никак не мог знать, что она сегодня вечером будет в Алмаке. Если, конечно, он не выслеживал ее после возвращения в Лондон.

Тони облегченно вздохнула, увидев впереди кучку юных пижонов. Однако, подойдя поближе, она разглядела полосатые панталоны воспитанников Итонского колледжа, за что их прозвали «зебрами». Они были пьяны и буйствовали, сокрушая вдоль улицы газовые фонари. Избегая встречи с ними, она свернула на Кларджес-стрит, выходящую на Керзон-стрит. Зайдя за угол, она чуть не умерла со страху, увидев рослую фигуру, заносящую над головой что-то похожее на трость-шпагу. Не в силах кричать, шарахнулась в сторону. И облегченно размякла — проходивший мимо джентльмен в знак приветствия приподнял тростью шляпу.

Последние несколько сот метров до дверей дома Тони бежала без оглядки. Она не стала искать ключи, а забарабанила в дверь, пока не открыл мистер Бэрке. Взглянув на бледное лицо Антонии, он спросил:

— Принести ведро? Тони упала ему на руки.

— Нет-нет, мистер Бэрке. Но бренди не помешало бы!

Перед тем как лечь в постель, Антония бегло записала в дневнике, как позволила своему воображению взять над собой верх. Это послужило разрядкой, и она забралась в постель, смеясь над собственной глупостью!

Через два дня состоялось гала-представление, которого с нетерпением ждал каждый, но не все. Это был раут на открытом воздухе в Воксхолл-гарденс. Он должен был включать все — музыкальный дивертисмент, банкет, танцы и новую пьесу театра «Воксхолл», в котором личная ложа принца Уэльского была оформлена в виде огромной сверкающей короны. Гвоздем программы должен был стать фейерверк, изображающий спуск Орфея в царство теней.

С наступлением сумерек толпы людей стали переправляться через Темзу в Воксхолл, расположенный напротив Вестминстерского аббатства. С реки потянулся туман, который лишь усугублял опасность таких мест, как публичные парки. В лондонском свете Воксхолл считался несколько страшным, но романтическим местом увеселений, поскольку там постоянно можно было найти сутенеров и проституток. Кроме высших и низших слоев общества были толпы людей, которые ходили туда просто поглазеть. Среди ожидавших переправы Тони встретила нескольких знакомых. Она присоединилась к их группе, хотя бы потому, чтобы быть в их окружении. Ближе всех по возрасту был Филип Фрэнсис, один из молодых друзей принца Георга. Завязался разговор. Но оказалось, что его интересовали только дуэли да коллекция пистолетов полковника Дэна Макиннона. Тони подавила неприятные воспоминания и, когда они добрались до парна, присоединилась к Аморет и Шеридану.

Все сплетни вращались вокруг принца Георга и миссис Фитцгерберт. Аморет по секрету сообщила, что Георг спрашивает всех друзей, может ли он, по их мнению, ослушаться короля и жениться без его согласия. Большийство сомневались, принимая во внимание предосудительный Закон о браке, устанавливающий, что член королевской семьи не может вступить в брак без согласия короля до достижения двадцатипятилетнего возраста.

— Почему бы им просто не жить вместе всего несколько лет, пока ему не исполнится двадцать пять? — спросила Тони у Аморет.

— Миссис Фитцгерберт предпочитает смерть бесчестью. Респектабельность для нее все. Но, говоря между нами, она не даст ему, пока не станет настоящей принцессой Уэльской!

— Значит, они еще не занимались любовью? — не веря ушам, спросила Тони. — Неудивительно, что от принца так и несет похотью.

— От похоти есть только одно средство, — сострил Шерри. — Бальзам для души. Виски!

— Черт возьми, это место так и располагает к разврату, — рассмеялась Аморет, указывая на окаймленные высокими живыми изгородями и деревьями дорожки, ведущие к уединенным кучкам кустарников и гротам.

Тони заметила, что туман сгустился, придавая парку жуткую атмосферу. Обычно все двенадцать акров освещали сотни фонарей, но этой ночью их свет затеняли ползущие над деревьями и льнущие к земле плотные клочья тумана.

Неподалеку промелькнули рослый темный мужчина и крикливо одетая женщина. Возможно, это не были Адам Сэвидж с Анджелой Браун, но Тони эта встреча выбила из колеи.

— Здесь сыро. Давайте пройдем к театру наискосок, мимо павильонов и ротонд, — предложила она.

Некоторые из сооружений были украшены скульптурами и картинами, на иных были изображены солнце, звезды и все созвездия. Их группа понемногу таяла — многие останавливались у киосков со спиртным, некоторые пошли следом за марширующим оркестром.

— Вы не считаете, что до театра следует поужинать? — предложила Аморет. Тони пожала плечами:

— Здесь столько народу, что нам не хватит мест.

— Верно, — согласилась Аморет. — Все захотят сесть так, чтобы видеть и сцену и королевскую ложу.

— А Георгу нужна лишь личная ложа в лоне Венеры, — вставил Шерри.

До Тони не сразу дошел сальный намек. Поняв, она слегка покраснела.

— Шерри, у меня брюхо к спине прилипло, — жалобно протянула Аморет.

— Ну, хорошо. Я и сам не против чего-нибудь перекусить. Тони, если ты не рвешься поесть, почему бы тебе не занять места в театре?

Тони не хотелось оставаться одной, но она тут же упрекнула себя за нелепые страхи. Туман стал еще гуще, а толпа поредела, по крайней мере, так казалось из-за разделявшего людей тумана.

Тони пошла по дорожке, обошла церквушку и прошла сквозь увитый лозами портик. Удаляясь от портика, она услышала позади хруст гравия. Остановилась и оглянулась, но увидела в клубах тумана лишь бледный свет фонаря. Ускорив шаг, двинулась в направлении театра, но все вокруг выглядело в тумане странно незнакомым, и ей подумалось, что она повернула не там, где надо. Ей показалось, что с каждым шагом звуки музыки и шум толпы становятся все слабее.

Сердце бешено колотилось, потому что позади по-прежнему слышались шаги. Она непрерывно оглядывалась через плечо, скорее, для того, чтобы успокоиться, потому что, как бы она ни вглядывалась в глубину аллеи или гущу кустарника, не было видно ни единой человеческой тени.

Помирая со страху и потеряв ориентир, Тони бросилась бежать. Через несколько минут поняла, что хуже не могла поступить, потому что оказалась в отдаленной части парка, где были одни лужайки да плакучие деревья.

Тони поняла, что должна остановиться и собраться с мыслями. Если она что и презирала, так это трусость. Легкие разрывались от бега в густом тумане. Овладев собою, она вышла на лужайку и крикнула:

— Бернард Лэмб, ты слюнтяй и трус, выходи, чтобы я тебя видел! Тишина.

— Ты, сукин сын, выходи, и давай драться, если ты мужчина!

Мертвая тишина. Тони нащупала в кармане нож.

— Захлебнешься собственной кровью!

Полная тишина.

Сердце забилось ровнее. Восстановилось дыхание. Если ее никто не преследовал, то до чего глупо было выкрикивать в темноту страшные угрозы. Надо возвращаться домой. Сады Воксхолла навсегда потеряли для нее привлекательность.

Тони, стараясь найти дорогу, двинулась размеренным шагом, не слишком быстро и не слишком медленно, напрягая зрение и слух, готовая встретить любую опасность.

Выйдя за ворота, Тони с огромным облегчением вздохнула. Ведущая к Темзе дорога сегодня была полна людей и экипажей. Оказавшись снова среди людей, она забыла о страхах, чувствуя себя в полной безопасности. И тут это случилось!

Тони почувствовала, как сзади ее умышленно с силой толкнули, и, испуганно вскрикнув, она упала на мостовую перед приближающимся экипажем, увидев, к своему ужасу, как на нее неумолимо надвигаются несущие смерть копыта.

Антония на мгновение потеряла сознание. Лошади метались в упряжке, шарахаясь от попавшего под ноги предмета. Она открыла глаза в тот момент, когда экипаж проносился над ней. Поняла, что сейчас ей конец. Не оставалось времени даже для молитвы. Тони услышала пронзительный крик женщины. На миг показалось, что кричит она сама, но потом, о чудо, поняла, что это другая женщина. Мужчины, крича, помогали ей подняться на ноги. Падая на мостовую, она сильно ударилась бедром и плечом, но сразу почти не заметила. Ее парик с косичкой потерялся, а синие атласные бриджи лопнули от колена до шага. Но она была жива! С посторонней помощью она доковыляла до тротуара и прислонилась к фонарному столбу. Потом неожиданно упала на колени и, поникнув головой, зарыдала.

Антонию окружила толпа зевак. Ее трясло, она клацала зубами. В толпе же судили по-своему. Молодой лорд, видно, до того надрался, что шагнул на мостовую навстречу мчащейся карете. Люди стали расходиться, пока их не притянули в свидетели.

Тони безутешно рыдала. Сначала от ужасного потрясения, потом от беспомощности. Бернард Лэмб от нее не отступится. Он будет преследовать ее, пока не загонит до смерти. Не будет ни дня, ни ночи, когда бы она была в безопасности. Она еще долго, обмякнув, сидела на земле. Наконец поднялась и направилась к реке, думая, не крадется ли он за ней.

Сойдя с лодки, она сразу кликнула извозчика, который довез ее до самых дверей на Керзон-стрит. К счастью, Роз не было дома. Наверное, смотрела представление в Воксхолле. Хотя Тони открыла дверь своим ключом, зоркий глаз мистера Бэрке отметил ее состояние. Она была чрезвычайно благодарна, что он не сказал ни слова.

Тони приняла ванну, морщась от ужасных ушибов, потом, забравшись под одеяло, стала думать, что делать дальше. Решила было вернуться домой в Лэмб-холл, но разыгравшееся воображение заставило отказаться от этого плана. Там, в оторванном от мира сельском окружении, ее ненавистный кузен будет иметь больше возможностей избавиться от нее без свидетелей. В конечном счете в Лондоне, должно быть, безопасней. Страх лишил ее решительности. Казалось, положение было безвыходным. Боже милостивый, что же ей делать? Непонятно почему, она больше всего злилась на Адама Сэвиджа. Почему он ее не защитит? Почему он с таким презрением глядит на нее всякий раз, как она заговаривает о вероломстве Бернарда Лэмба? Зачем он развратничает с актрисами?

Правда, в Воксхолле Тони повстречался не Адам Сз-видж. В ту ночь под прикрытием темноты он направлялся на другую сторону Ла-Манша. На этой неделе он уже третью ночь ходил во Францию. Эти рейсы напоминали Сэвиджу о годах, когда он жил контрабандой. Теперь кроме материальной выгоды были и другие побудительные причины; однако опасность, связанная с перевозкой запретного груза, действовала возбуждающе. Это было сладостное, словно от наркотика, возбуждение, от которого, как он надеялся, почти избавился и без которого может прожить.

Мысли внезапно вернулись к девушке, которую он встретил в Венеции. Почему она так неуловима? Никаких следов Анн Лэмбет не было обнаружено, и он понял, что она назвалась чужим именем. Она вновь и вновь являлась ему, порой в самые неподходящие минуты. Ее неуловимость лишь усиливала его одержимость. Словно наркотическое зелье — попробовав раз, он жаждал, безумно желал, требовал еще и еще. Ругал себя за безрассудство. Хватит. Никто ему не нужен. Есть на свете другие зеленоглазые и длинноногие. Во всяком случае, они условились с Евой, и из практических соображений он будет держаться задуманного. Ему за тридцать, и он уже стар для романтических полетов фантазии, а если он правильно разобрался в принце Уэльском, то до титула, которого жаждет Ева, не так уж далеко.

А в это время в Воксхолле Его высочество провожал Марию Фитцгерберт из роскошной, в форме короны, театральной ложи. Плотный туман сорвал показ чудес пиротехники, но Георг не был ни капли огорчен, потому что сие означало, что он останется наедине со своей дамой раньше, чем предполагал.

Как только они очутились в пышной карете, он, прижавшись своим бедром к ее, обнял свою возлюбленную.

— Пусси, поедем сегодня ко мне.

— Принни, ты же знаешь, что не могу. Я вдова и не должна пятнать свою репутацию. Проведи я одну ночь под твоей крышей, и люди скажут, что мы живем в грехе. Ради нас обоих я должна ехать домой на Парк-стрит.

— Тогда позволь мне снять для тебя дом на Сент-Джеймс-сквер, где ты сможешь принимать меня и наших друзей, и тогда не станут говорить, что мы живем друг с ДРУГОМ.

— Принни, любовь моя, дом на Сент-Джеймс-сквер будет стоить кучу денег, а ты и так кругом в долгах. Обидевшись на ее слова, он отнял руку.

— Значит, мистеру Фитцгерберту было дозволено дарить тебе дом, а мне нет.

— Мистер Фитцгерберт был мне мужем, — серьезно возразила она.

— Киса, я считаю тебя своей женой, но, увы, ты меня мужем не считаешь, — напыщенно произнес принц.

— Принни, дорогой, не ты, а король и парламент не считают тебя моим супругом. Твой отец ни за что не признает меня принцессой Уэльской, а парламент никогда не позволит мне носить королевские регалии.

Как ни прискорбно, но Георг понимал, что она права. Однако в тот момент он был полон решимости дать ей драгоценности, достойные принцессы.

Мария тщательно обдумала последующие слова. Положив ему руку на колено, она тихо сказала:

— Если бы мы сочетались браком, я, несомненно, считала бы тебя своим супругом.

— Дай мне свою лапку, киска. Фидо так скучает по тебе. Уговори его поднять голову и выйти из конуры.

Мария легко потрепала и погладила Фидо, и он вправду поднял голову и вылез из укрытия. Георг прошептал на ухо Марии:

— Если ты пообещаешь ему угощение, то, думаю, сможешь убедить его исполнить какой-нибудь трюк, скажем сесть.

Мария, хихикая, предложила угощение, которое клянчил принц. Как только его жаркий рот обхватил сочный сосок, Фидо не только встал на задние лапки, но и замахал хвостиком.

Глава 32

Адам Сэвидж, читая записку Его королевского высочества принца Уэльского, злорадно улыбался. Каждому человеку, особенно члену королевской семьи, своя цена. Адам сожалел, что не может пригласить Георга на Хаф-Мун-стрит, а должен посетить его в Карлтон-хауз. Это означало, что придется послать записку графине Каупер, откладывая встречу, а также опоздать в палату общин.

Он достал из запертого ящика бриллианты и сапфиры, надеясь, что в последний раз, и отправился пешком в расположенный неподалеку Карлтон-хауз. Проницательные голубые глаза Сэвиджа разглядели, что принц чем-то обеспокоен.

— Мой дорогой Сэвидж, надеюсь, вы принесли драгоценности.

— Принес, Ваше высочество, — ответил Сэвидж, дотронувшись до нагрудного кармана, но не доставая камешки.

— Найти незанятый титул маркиза и добиться присвоения этого титула джентльмену — нелегкое дело, но в настоящее время вы, несомненно, пользуетесь значительным влиянием в палате, и, учитывая, что я выступаю вашим патроном, есть все основания считать, что в скором времени вам может быть пожалован титул.

Принц Георг замолчал, давая Сэвиджу время вручить драгоценности. Сэвидж не шелохнулся.