Средневековые Де Варенны - Соблазненная

— Да, милая, мы все сделали не так. Вместо того чтобы прибегать к этому обману, нужно было найти тебе богатого мужа.

— Роз, пожалуйста, не чувствуй себя виноватой. Я бы не вынесла, если бы мной торговали на брачном рынке. Мне страшно нравится обретенная мной свобода. — В глазах зажегся озорной огонек. — Быть мужчиной так забавно. Его высочество пригласил меня на скачки вместе с моей любовницей.

Роз заморгала глазами. Антония веселилась, но Роз стали одолевать серьезные опасения. Она подумала, что нужно переговорить с мистером Сэвиджем.

— Судя по тому, что я слышала вчера, Его высочество собирается обзавестись новой любовницей, — сказала Тони.

— На самом деле? — Роз жаждала узнать подробности, которыми можно ошарашить лучшую подругу, Франсис Джерси.

— Ее зовут Мария Фитцгерберт.

— Да я ее знаю! — Роз, казалось, не верила. — Ты не ошибаешься, милая? Она почтенная вдова, дальняя родственница Изабеллы Сефтон. Мой Бог, она, по крайней мере, лет на шесть-семь старше Георга. Ей, должно быть, около тридцати.

— Она не пудрит волосы, и у нее эффектная… э-э, пышная фигура?

— Это она! Желтые, цвета соломы, волосы. Абсолютно немодно. Правда, голова у нее, должно быть, на месте, потому что у нее было два пожилых мужа, которые оставили ее далеко не с пустыми карманами.

— Между прочим, сегодня я обедаю в Карлтон-хаузе. Его высочество и его друзья очень непочтительно отзываются о короле и королеве. О короле открыто говорят как о сумасшедшем, а Ричард Шеридан сказал, что королева как щенят нарожала пятнадцать отпрысков.

— И выглядела так, будто носила всех пятнадцать сразу, — сухо заметила Роз. Антония, смеясь, упрекнула ее:

— Ты позаимствовала острый язычок леди Джерси.

— Ты слишком добра ко мне, дорогая. Это я даю ей уроки.

— Тьфу, уроки! Сэвидж твердо решил давать мне уроки мужского искусства самозащиты. Между прочим, мне кажется, что он хочет размять меня, как глину, и вылепить по своему подобию. Он меня так бесит, что постоянно хочется послать его куда надо и посоветовать, что там делать. Я так злюсь, что того и гляди выдам себя.

— Ты должна научиться придерживать язык, милая. Женщине так трудно постоянно сохранять учтивость в смешанной компании, но у меня есть безотказный способ избавиться от дурного настроения. — Розалинд быстро подошла к своей конторке красного дерева и достала толстую тетрадь в кожаном переплете. — Вот тебе новенький дневник. Записывай туда все непристойности, которые хочешь обрушить на него. Не держи в себе ничего, как бы дурно и зло это ни звучало. Здорово помогает. Тони взяла дневник.

— От моих слов загорятся страницы. Помоги мне одеться к обеду в Карлтон-хаузе.

— А ты обещай, что завтра расскажешь мне все до последних подробностей. Говорят, перестройка дворца обошлась Его высочеству в сотни тысяч.

Когда мистер Бэрке объявил о приезде Адама Сэвиджа, Розалинд вышла ему навстречу.

— Извините, но Тони уже давно уехал в Карлтон-хауз. За ним заехали двое распущенных дьяволят. — Глубоко вздохнув, она сразу перешла к делу. — Мистер Сэвидж, разрешите звать вас по имени, Адам, я очень беспокоюсь за Тони. Не кажется ли вам, что в Карлтон-хаузе довольно дурная компания?

Сэвидж слегка нахмурил брови:

— Дурная? Вряд ли, леди Рэндольф. Пожалуй, чуточку распущенная и шумная. Но я твердо убежден, что общение с мужской компанией пойдет Тони на пользу. Не беспокойтесь, я за ним пригляжу.

Тони беспечно веселилась, как никогда в жизни. Карлтон-хауз захватил все ее внимание. Ей не с чем было сравнить то, что она определила как пошлая показуха. Принц Уэльский увлекся китайским стилем, и в результате гостиная была уставлена соответствующей мебелью от Чиппендейла, а стены обиты желтым шелком. Однако фонусом всего хозяйства была столовая.

Она была расширена, чтобы поместить бесчисленное множество приятелей Его высочества. Чтобы поддержать потолок, были добавлены колонны из красного и желтого гранита, которые отражались в сверкающих серебром стенных панелях. Столовая вела в обитый темно-красным шелком бальный зал с помостами для оркестров.

Сегодня к обеду были приглашены одни джентльмены. Хотя танцы не предполагались, двери в бальный зал были распахнуты настежь, горели люстры и канделябры и ор-«естр играл застольную музыку.

Вскоре шайка из Карлтон-хауза, как называли дружков Георга, отвлекла внимание Тони от помещений. Кроме Шеридана, Бёрка и Эссекса, которых она уже знала, присутствовали другие видные виги[6], такие, как Чарльз Фокс. Его считали самым близким другом принца. Именно он неустанно старался выбить из парламента больше денег для Георга. В данный момент он проталкивал законопроект о регентстве.

фоке был по крайней мере лет на десять старше принца, и Тони удивлялась, что их привлекает друг в друге. Она предположила, что Фоксу, должно быть, отведена роль отца, хотя явно эксцентричного отца, ибо в данный момент он осипшим от пьянства голосом распространялся о преимуществах синей пудры для волос.

Как только ей представляли новое лицо, Шерри был тут как тут, нашептывал ей о нем всякие гадости. Пили «дьяболеньос», сатанинский напиток, самое последнее увлечение. Шерри уговаривал Тони попробовать.

— Я убежден, что ты трезвый, как стеклышко. Если хочешь угнаться за нами, давай-ка прополощи этим зельем горло.

Присутствовали еще два члена королевской семьи — Фредерик, герцог Йоркский, младший брат принца, и Генри Фредерик, герцог Камберлендский, дядя принца.

— Тот самый грешный дядюшка? — спросила приятно удивленная Тони.

— М-м-м, ужасно дурное влияние. Может куролесить с утра до ночи. Знаком со всеми притонами Лондона. Принц королевской крови, первым представший перед бракоразводным судом. Лорд Гровнор назвал его автором адресованных его жене непристойных писем, свидетельствовавших об их любовной связи. Пришлось уплатить десять тысяч фунтов за моральный ущерб, и лорд Гровнор добился развода. — Шерри допил бокал и потянулся за другим. — А везучий старый боров взял и женился на прелестной кошечке, Энни Хортон. Все мы обожаем новую герцогиню Камберлендскую. Она восхитительно вульгарна и не страдает предрассудками.

В зале господствовала самая нелепая мода. Все мужчины были в атласе, кружевах и бантах, локти и колена увиты ярдами лент. Под расшитыми жилетами нижние жилеты. Лица выкрашены белилами, высокие парики оседали под тяжестью венецианского талька. Чарльз Фокс был исключением. На нем был один из щегольских коричневых париков от Труфитта, воняющий ароматным маслом.

Из всех гостей Тони больше всех понравился Генри Латтрелл. Она уже была знакома с его сатирическими стихами, а Шерри своими сжатыми характеристиками лишь разжег ее интерес.

— Его принимают здесь только благодаря его остроумию. Он сын ирландского лорда и дочери садовника. У него ни ночного горшка, ни окошка, в которое можно им запустить, но каждый день он бывает на званых обедах. — Шерри легонько похлопал Латтрелла по плечу. — Генри, это один из твоих поклонников, Тони Лэмб. Выдай нам что-нибудь, старина.

— Хорошо, дай подумать, — протянул Генри, — о чем: о дерьме или о духовной братии?

— Разумеется, только о духовной братии, — попросила Тони.

Служил в Сен-Джайлзе толстый поп

Случиться хуже не могло б:

Когда с молитвы ухолил

Скамейку задом своротил

И расцарапал щепкой жопу.

Тони расхохоталась. Генри был весьма польщен.

— Черт побери, приятель, мы же не в смешанной компании, выдай что-нибудь похлеще, — уламывал Шерри.

Один монах в Гибралтаре

Задул монашке в алтаре.

«Мой Бог, — монашка говорила, -

Гляди, что мы тут натворили:

Листы промокли в псалтыре».

Шерри, согнувшись вдвое, закашлялся. Тони пришлось постучать ему по спине, чтобы не подавился.

Неожиданно раздался выстрел, требуя всеобщего внимания.

— Клянусь сатаной, сейчас начнется стрельба из пистолетов. У Георга одна из лучших коллекций в городе. Когда они прошли в другой конец зала, пари были в самом разгаре, деньги высились горой.

Его высочество приказал лакею повесить портрет короля, и все по очереди стали стрелять и делать непотребно высокие ставки. Когда Тони выбрала один из пистолетов, он оказался значительно тяжелее, чем она ожидала. Ее восхищала отделка оружия: тщательно отполированная ручка оливкового дерева и длинный серебряный ствол.

Его высочество сказал:

— А, вот парень, который мне по сердцу. Вижу, ему нравится, как пистолет лежит в ладони. У этого очень чувствительный спусковой крючок.

Прежде чем как следует прицелиться, Тони коснулась пальцем спускового крючка, и грохнул выстрел. Пуля перебила проволоку, на которой висел портрет, и он с грохотом свалился на пол столовой. Тони было смутилась, что отбила штукатурку, но под одобрительные возгласы лорд Лэмб был безоговорочно признан победителем. Она, все еще бледная, присела на стул, и тут ей вручили двести гиней.

Любители пальбы переместились в бальный зал, там было просторней, и после нескольких беспорядочных выстрелов оркестр разбежался. Они вели себя как неуправляемые озорные школьники на ярмарке. Его высочество сам подбивал других включиться в бесшабашное шутовство. Он несколько пришел в себя только после того, как кто-то всадил пулю в плечо лакею. Глядя, как выносили слугу, Его высочество обратился к своему другу Чарльзу Фоксу:

— Так дальше нельзя. В наши дни хорошего лакея не так легко найти. После обеда пойдем в твой тир. Тони обернулась к Шерри:

— Что такое тир?

— Это галерея для стрельбы. Разве тебя не обучали дуэльному кодексу? Я, черт возьми, писал о дуэли в последней пьесе, но, убей меня, забыл, как она называется.

Что-то заставило Тони повернуться к входу в бальный зал. В дверях вырисовывалась высокая темная фигура Сэвиджа. На лице застыло отвращение от выходок юнцоз, свидетелем которых он стал. Он бросил гневный взгляд на Тони, но тут же отвел его, словно тот был не больше чем избалованным щенком.

Прибытие Сэвиджа как бы послужило своего рода сигналом, потому что последовало приглашение к столу и присутствующие гуськом двинулись в столовую. Тони в жизни не видала, чтобы поглощалось такое количество пищи. Она машинально начала считать. Было подано четыре супа, затем четыре рыбных блюда, за ними последовало тридцать шесть основных блюд Меню были напечатаны только на французском. Нахватавшись в свое время верхушек у гувернантки, она прочла:

Coq au Vin Quatre grosses pieces pour Ie contre-flanc. Les petites groustades de mauviettes au gratin[7].

Тони не могла разобрать написанное, полагая, что это результат выпитого «дьяболеньос». Кларет и бургундское считались слишком слабыми, и к столу подавали херес, белое рейнское и портвейн. В результате задолго до конца обеда некоторые упились до беспамятства, и лакей ослаблял нелепо широкие шейные платки у свалившихся под стол, дабы они не задохнулись.

Мертвецки пьяный Фредерик, молодой герцог Йоркский, свалился со стула. Его высочество, известный своим остроумием, поглядел на него с шутовской серьезностью:

— И это, если верить нашему царствующему родителю, надежда нашей семьи.

Когда те, кто еще был способен стоять на ногах, направились следом за Чарльзом Джеймсом Фоксом, Тони спросила Шерри:

— Где этот тир?

— Где-то в подбрюшье игорной преисподней Фокса.

— Он что, содержит игорный дом?

— Черт побери, ты сущий младенец. Постреляем немножко в подвале, а потом до утра играть.

Тони ощупала спрятанный в карман выигрыш.

— Проклятье, а я надеялся сберечь деньги, чтобы поиграть на скачках в Ньюмаркете.

— Да мы туда не едем. Разве не слыхал? Его высочество продал лошадей индийскому парню.

Адам Сэвидж скептически наблюдал за всем, что происходило в Карлтон-хаузе. Он цинично оценивал всех до единого как никчемных мотов. Цветущий красавец принц Уэльский мог действительно обладать непринужденными и располагающими манерами и быть покровителем искусств, но он был не способен видеть, что его друзья-виги используют его в своих целях. Сэвиджу было ясно что законопроект о регентстве подписан не будет, потому что Георг уделял куда больше внимания своему портному и башмачнику, нежели государственным делам.

Самым влиятельным из друзей принца, бесспорно, был Чарльз Фоке. Он много пил, целыми днями сидел за карточным столом, как правило, у себя дома. Острословы утверждали, что своим обаянием он обязан прапрадеду Чарльзу II, но Сэвиджу было известно, что он простой развратник и пьяница.

Ричард Шеридан тоже вел распутный образ жизни. Он и Эдмунд Берк часто поносили друг друга в палате общин, но оба писали в один горшок и считали себя хозяевами Англии.

Сэвидж был полон решимости внести свою маленькую лепту в осуществление перемен. Они не произойдут за одну ночь, но с таким гением, как Питт, во главе правительства у Англии открывалось больше возможностей облегчить долю простых граждан. Став землевладельцем, он, Сэвидж, должен будет использовать в своих интересах систему раздачи привилегий за взятки, которая установилась с правлением Георга, но у него было достаточно упорства, настойчивости, решимости и воли, чтобы участвовать в осуществлении перемен.

Именно Фокс, Шеридан и Бёрк внесли законопроект о лишении Ост-Индской компании ее прав и торговых привилегий. В результате правительство пало и главным министром стал Питт. Этим шутам удалось подвергнуть импичменту беднягу Уоррена Гастингса, губернатора Бенгалии. Они уничтожающе судили о делах, в Которых ничего не понимали. Самым большим лицемером был Бёрк, потому что кто-кто, а его семейство сколотило состояние, запуская руки в индийский горшок с золотом.

Внезапно внимание Сэвиджа вернулось к его юному подопечному, Антони Лэмбу. Старый развратник обнял юношу за плечи, , вызвав в голове Сэвиджа тревожные мысли. Он не стал от них отмахиваться, а внимательно обдумал. Антони — красивый юноша с длинными стройными ногами и задумчивыми зелеными глазами. Лакомый кусочек для развратного совратителя.

Сэвидж заскрипел зубами. Неужели здесь причина того, что парень не интересуется женским полом? Нет, Тони целомудрен, еще не испорчен, но чем скорее он приобщится к неодолимому наслаждению женским телом тем лучше. Он решил позаботиться об этом сам еще до конца недели. Когда он направился к Тони, компания собралась уходить.

— Так рано? — подняв бровь, беспечно спросил Сэвидж.

Тони показалось, что ее проверяют Сэвидж не удосужился поделиться с ней, что купил у Георга скакунов, поэтому она с вызовом ответила;

— Должны знать, что мы отправляемся в тир. Как вы советовали, я выбрал себе оружие. Пистолеты — проще всего.

Сэвидж внимательно посмотрел вслед уходившим пижонам. Лондон протянулся вдоль Темзы на девять миль — от Милбэнка до Блэкуэлла. На этом пространстве размещались тысячи питейных заведений и публичных домов на любой вкус, от шикарных в Ковент-Гарден до лачуг с голыми матрацами на лондонском «дне». Город славился игорными притонами, от респектабельных клубов вроде «Уайт» и «Уатьер» до «Шпор бойцового петуха» в трущобах. Но Сэвидж догадывался, что они кончат в личной преисподней Чарльза Джеймса Фокса.

Подождав до двух часов ночи, он не спеша направился туда сыграть в кости. Он нашел пьяного в стельку Тони с вывернутыми карманами. Надвинув шляпу, он попрощался с присутствующими и поставил на ноги юного Лэмба.

Открыв парадную дверь на Керзон-стрит, верный слуга мистер Бэрке счел своим долгом выразить протест. Сэвидж без единого слова выслушал порицание. Не успел мистер Бэрке закрыть дверь, как Тони пробормотала:

— Давай ведро.

Глава 18

Тони, надувшись, сидела в кресле у намина в доме на Хаф-Мун-стрит, в то время как Сэвидж сурово отчитывал ее:

— Ты что, последних мозгов лишился? Сколько проиграл?

— Двести, — промямлила Тони.

— Не видел, что они решили остричь тебя, как ягненка[8]?

Тони передернуло от невольного каламбура, и она еще больше разозлилась:

— Уж не намекаете ли вы, что меня надули?

— Нет, не намекаю, доверчивый дурачок, а говорю тебе прямо. Его высочество по уши в долгах, а очаровательная Джорджиана не в состоянии даже сосчитать, сколько она продула! Тони, когда складываешь два и два, неужели ты настолько глуп, чтобы считать, что будет четыре?

Сэвидж достал колоду карт из ящика уставленного бутылками стола вишневого дерева и стал их тасовать.

— Черт побери, именно поэтому я не играю в фараон. Ты не держишь в руках карт, а карты слишком часто помечают или делают шероховатыми, чтобы они слипались в колоде. Фальшивая колода и ловкий сдающий могут принца сделать нищим.

Сэвидж развернул колоду веером.

— Смотри. Любой, кто хоть немножко умеет держать карты в руках, может за пять минут научиться тасовать «вслепую», перебрасывая нужные карты в низ колоды. Все дело в умении передернуть карты при тасовке. Проще всего обмануть, сдавая из-под низу. Будь они прокляты,

парень, я не хочу, чтобы пижоны, с которыми ты провел прошлый вечер, развращали тебя!

Помня, как он только что учил ее шулерским приемам Тони восприняла его слова с мрачным юмором:

— Похоже, вы предпочитаете сами развращать меня? — Просто просвещаю тебя. Если узнаешь все хитрости, сможешь замечать, когда жульничают. А как играть, честно или жульничать, решать только тебе, — холодно ответил Сэвидж.

Тони взяла колоду карт, решив научиться передергивать карты.

— Кончили меня просвещать?

— Только начал. Мне абсолютно наплевать на то, что тебя каждый вечер выворачивает наизнанку, но мне не безразлично, что ты напиваешься до точки, когда теряешь контроль над собой.

— Выходит, вы отныне запрещаете мне встречаться с друзьями? — с вызовом спросила Тони.

— Не в этом дело. Я хочу, чтобы ты мог контролировать себя в любой компании и в любой обстановке, от карточного зала до спальни, от пышного двора до темного переулка.

У Тони поубавилось уверенности, когда она вспомнила о планах, намеченных компанией на сегодняшний вечер. Взглянув на Сэвиджа, она сказала:

— Как, черт побери, отвертеться от посещения турецких бань в Ковент-Гардене? За шесть гиней там моют, ты ужинаешь и ложишься спать с шикарной девицей.

— Я мог бы предложить более злачное времяпровождение, — беспечно заметил Сэвидж.

— Ни капли не сомневаюсь, — уколола Тони. Сэвидж пожал плечами:

— Скажи им, что идешь со мной в театр… совсем, дескать, забыл.

У Тони гора свалилась в плеч. Было еще одно дело, на которое она с готовностью согласилась, будучи в подпитии, но о нем не решалась даже упоминать. Она искала более безобидную тему для разговора. Демонстрируя ловкость рук, она длинными тонкими пальцами перетасовала колоду, пустила карты вразрез и стала выкладывать четыре туза, потом картинки.

— Я быстро схватываю. Когда вы начнете учить меня делать деньги?

— Чтобы ты просадил их в игорном притоне? — сухо спросил Сэвидж.

— Не придуривайтесь, с сегодняшнего дня я буду только выигрывать. А как насчет акций Компании южных морей? Все до единого гоняются за ними.

— Именно поэтому тебе не следует этого делать. Это дутые бумажки. — Взгляд Сэвиджа был холоден, как полярные моря. Приказам этого человека невозможно не подчиниться.

Тони пожала плечами

— Так вит, как я уже говорил, единственный неписаный закон, который для меня существует, состоит в том, что я не могу поступиться своими принципами.

Он заговорил нежнейшим голосом, в котором звучал неприкрытый сарказм.

— Во имя Отца, Сына и Святого духа, каким же образом ты получишь высокий процент не растрачивая своих принципов?

— Н-не знаю, — заикаясь, ответила Тони.

— Имя этой игре — риск. Чем больше риск, тем выше прибыль. Я предложу тебе сделку, ниспосланную самими небесами. Собери все до последнего гроша и закупи товар для продажи в индийских владениях. Потом, получив отменный навар, закупи товар для продажи в Англии. Доставить можно на одном из моих судов, чуть больше восьми недель в каждом направлении. За четыре-пять месяцев твои средства, которые хранятся у Уотсона и Голдмана, возрастут в четыре раза

— Однако риск — корабли тонут каждый божий день. Можно потерять все.

— Учитывая, что корабль и команда имеют ко мне прямое отношение, я тебя даже застрахую. Тони была поражена его щедростью.

— Это благородно с вашей стороны. Почему вы так поступаете?

— Хочешь верь, хочешь нет, ты мне не безразличен. — Поколебавшись, непринужденно добавил: — Считай меня за отца.

Антония часто думала о нем и мысленно рисовала в самых различных ситуациях, но уж никак не могла представить их отношения как отношения отца с сыном

— Продолжим уроки вечером, — спокойно закончил Сэвидж, давая знать, что разговор закончен.

— Вы меня, выходит, выгоняете? — спросила она, Их отношения приобрели такой характер, что они могли называть вещи своими именами.

— Ага. У меня до театра уйма дел. — Он достал золотые часы. — Кое-кто должен сейчас подойти.

— Прошу прощения за то, что вношу беспорядок в вашу жизнь, — язвительно сказала Тони.

Сэвидж, пожав плечами, философски заметил:

— Чтобы приручить щенка, требуется много времени и терпения.

Тони только прикидывалась веселой. Ее уязвило: что все, что он хотел, так это прочитать ей нотацию, а потом выпроводить. Она медленно зашла за угол и подождала несколько минут. Она сомневалась, что у него назначена деловая встреча, и подумала о нем лучше, увидев подъехавший к дому ладный экипаж с гербом на черной блестящей дверце. Оказывается, Сэвидж говорил правду. Она почувствовала себя явно хуже, увидев, как кучер помогает выйти из кареты красивой женщине в изящном розовом дамастовом платье и в шляпе с черными страусиными перьями. У него действительно дело. Занятное, черт побери, дело!

Когда графиню Эссекскую провели в кабинет Сэвиджа, у того, кроме дел, ничего не было на уме. Он был намерен заставить ее раскошелиться ради важного для него дела. С ее стороны следовали соблазнительные намеки, на которые он реагировал только словесно, ибо у него было достаточно здравого смысла, чтобы не соблазнять жену графа Эссекса, который мог понадобиться в качестве политического союзника.

Тони с ногами забралась в кресло у окна в спальне Антони, положив на колени дневник. Окунув в чернильницу перо, она решительно начала:

Адам Сэвидт бесчеловечен. В нем сочетаются человек и зверь. Если зверь, то определенно леопард. Не я первая заметила это сходство. Он сам это знает, потому что назвал свою плантацию на Цейлоне Прытком Леопарда. Как и все нынче в свете, Сэвидж носит маску, но я подозреваю, что под маской скрывается личность довольно загадочная. Если сорвать маску, я пока не знаю, кого увижу — дикаря или сверхцивилизованную личность.

Подозреваю, что за показной воспитанностью он дик и необуздан.

Он властен и повелителен, однако достаточно умен, чтобы не оказывать нашим или запугивать. Он доводит меня до бешенства, а потом успокаивает своей житейской мудростью, щедростью и чувством юмора. Его советы всегда разумны и непонятно почему меня бесят. Одна вещь буквально доводит меня до кипения — это его полный презрения взгляд. Я во что бы то ни стало сотру этот взгляд с его надменного лица.

Он оставляет мне значительную слабину, думая, что я не чувствую себя у него на поводке. Его ожидает удар, потому что я намерена ускользнуть с поводка. Я не недооцениваю его, так нак уловила рычание в его бархатном голосе и почувствовала его ногти, когда нынче утром он ломал мой характер. Он хочет сделать из меня мужчину, а мне бы хотелось, чтобы он сделал из меня женщину.

Тони сильно нажала на перо, посадив жирную кляксу. Она захлопнула дневник, ужаснувшись тому, куда завели ее мысли. Проклятый дневник выманивал у нее секреты. Она решила заняться более полезным делом, нежели предаваться мечтам о Сэвидже. Надо решить, какой товар вывезти в индийские владения.

Днем Тони бродила по лондонским магазинам, но единственные вещи, которые пришлись ей по вкусу, были принадлежности для Эденвуда. Она с ходу купила фортепьяно, инстинктивно чувствуя, что Сэвиджу понравится эта последняя музыкальная новинка, которая была значительным улучшением по сравнению с клавесином, потому что на одной клавиатуре можно было играть и громко, и тихо. Она также купила выполненный Веджвудом столовый сервиз на двадцать четыре персоны, бледно-лиловый с белым выпуклым узором. Классический рисунок был безупречен, а мастерство исполнения ни с чем не сравнимо. В Эденвуде нужен бы еще чайный сервиз севрского фарфора, а возможно, и сервиз для завтрака, но, зная Сэвиджа, она подумала, что, может быть, лучше он купит их, когда поедет на континент, чем платить непомерно высокие импортные цены. Но. судя по количеству импортных товаров, другие, как она поняла, были готовы платить и взвинченные цены. Потом ей пришло в голову: чем редкостней вещь, тем выше цена и больше спрос. Поду~ мать только, каким должен быть спрос в далеких индийских владениях на дефицитные континентальные и английские товары!

При мысли о возможности заработать у нее пересохло во рту. Облизав губы, она подумала о матери и других дамах, переселившихся на Восток. Они, должно быть, создают неутолимый спрос на новинки моды, особенно такие, которые хорошо служат в жарком климате, — зонтики, шляпы из итальянской соломки, разрисованные веера, нижнее белье из муслина, тюлевые вечерние платья, атласные туфельки.

Украсив себя, женщина примется украшать жилище. Тони все больше овладевал азарт, когда она стала думать о торговле венецианскими зеркалами, хрусталем и другими изящными французскими и итальянскими изделиями. Ей не терпелось сообщить Сэвиджу, что она приняла решение насчет товара.

В карете, по пути в театр, Тони завела разговор на эту тему. Адам, прищурившись, разглядывал ее, оживленно рассуждавшую о корсетах, грациях, лифчиках и прочих предметах дамского туалета, а также о зонтиках и другой мишуре. Идеи юного Лэмба имели свои достоинства, но были явно женскими.

Подавляя опасения, Сэвидж окончательно решил искоренить женственные наклонности юноши и дать возможность утвердиться мужскому началу. После театра они направятся в бордель, и там-то он уж позаботится о том, чтобы совершить его посвящение в мужчину. По своему житейскому опыту Сэвмдж знал, что юнец будет ни то ни се, пока не утвердится в сексуальном отношении. Нужно преодолеть это препятствие — остальное завершит природа.

Адам собирался ехать в оперу, теперь же он передумал и решил отправиться в «Олимпиан», где давали откровенно сексуальный фарс.

По сцене, демонстрируя соблазнительные формы, шумно носились полуголые красотки. Поначалу Адам уголком глаза поглядывал на Тони, но скоро сам увлекся непристойными ситуациями и шутками, и в зале нередко раздавался его раскатистый смех. Вся интрига сводилась к тому, что мужчины, прибегая к всяческим ухищрениям, пытались забраться девицам в панталоны, но все это вытворялось с таким умным озорством, что публика покатывалась со смеху.

Тони тоже смеялась, но была рада тому, что в зале погашен свет, потому что щеки ее покрылись румянцем. Перед началом антракта ведущая актриса, выйдя на середину сцены, исполнила под занавес песенку о капельках росы на лилии. Она была так соблазнительно хороша, что все мужчины, подавшись вперед, не отрывали от нее глаз.

Как только опустили занавес и зажгли газовые рожки, Сэвидж поднялся.

— Очаровательная куколка. Пойдем за сцену.

— Вас нетрудно ублажить. А по-моему, песенка безвкусная.

Пробираясь за сцену, Адам, приподняв черную бровь, спросил:

— Ты разве не знаешь, что означает выражение «роса на лилии»?

— Знаю, конечно… — неуверенно начала Тони. Очевидно, в нем был какой-то скрытый смысл. — Кажется, мне нужен перевод, — призналась она.

— Это означает, что ей очень хочется, она уже влажная, ждет тебя… словом, роса на лилии.

Сэвидж видел, что Тони так полностью и не понял. Ему начинало казаться, что парню суждено стать монахом.

За сценой толпились артисты, костюмеры, рабочие сцены и явившиеся назначать свидания зрители. Сэвидж зашагал прямо к понравившейся ему актрисе, вступив в круг ее почитателей. Он представился, и бойкая кокетка, протянув руку для поцелуя, назвалась Анджелой Браун.

— Я хотел бы представить вам своего юного друга лорда Антони Лэмба.

Она широко раскрыла глаза, потом расплылась в не менее широкой улыбке. Стоявший рядом с ней молодой человек воскликнул:

— Убей меня, это же мой кузен Тони. Я — Бернард Лэмб. Мир тесен, не правда ли?

Антония чуть не лишилась чувств. Она изумленно смотрела на Бернарда Лэмба, надеясь, что охвативший ее ужас не отразился на лице. Она почти физически ощущала страх. Перед ней стоял тот самый алчный кузен, который жаждал завладеть титулом брата, Лэмб-холлом и всеми их жизненными благами. Почему несчастья следуют за ней по пятам? Бернард Лэмб ничего не должен от нее узнать. Холодно пробормотав: «Будем знакомы», она отвернулась, завязав разговор с хористкой.

Девица слышала, что заговоривший с ней юный денди — обладатель титула. Не пропуская ни одного его слова, она ухитрялась в то же время касаться руки и тереться о бедро этого стройного юноши. Она без умолку трещала, но из всего услышанного Тони только уловила, что ее зовут Долли. Единственным ее желанием было скрыться с глаз Бернарда Лэмба.

Адам Сэвидж рассердился. Пожав руку молодому Бернарду Лэмбу, он сказал, что рад познакомиться с родственником Тони. Он старался изо всех сил.

— Кажется, Тони собирался пригласить юную леди поужинать, но вижу, что вы уже выиграли приз. Бернард расхохотался:

— Мы с Анджелой старые друзья. Будем рады как-нибудь посидеть в вашем обществе.

Отметив изысканные манеры юноши, Сэвидж чертовски хотел, чтобы его паршивый подопечный проявил себя каким угодно образом, пусть даже не изысканным.

— Когда достроят мой дом в Грэйвсенде, будет новоселье. Я пришлю вам приглашение. Прошу пожаловать, — сказал Сэвидж, с вожделением поглядывая на бесстыжие груди и соблазнительный ротик Анджелы.