Мастерский удар

— Абсолютно мое мнение, — торжествующе объявила Мойра, сверкая темными глазами. — Заботиться друг о друге. Нельзя откладывать выполнение своих моральных обязательств, пока мир не станет лучше. Нужно делать это сейчас. Политика выжидания никогда ни к чему хорошему не приводила. Разве не так, Джули?

Джули пролепетала несколько сочувственных замечаний. Для них спорить вот так друг с другом было в порядке вещей, но никто и никогда до сих пор не интересовался мнением Джули. Она считала Скотта и его родных счастливейшими людьми, людьми, которым обстоятельства позволили быть человечными и любить друг друга. И что всего поразительнее, они и Джули приняли в свой круг.

Скотт показал ей Лондон, но это был совсем не тот город, в котором Джули уже не раз бывала. В Лондоне Скотта, трудовом, усталом, измученном, с трудом возрождавшемся после войны, был, оказывается, шумный рынок Портобелло, Кенсингтон-Гарденз и скромные закусочные в Сохо, тогда как Магнусы во время своих приездов сюда посещали только «Сотби», Сэвил-Роу, Кларидж и Уимблдон.

— Эта страна и этот город подобны нам, Монтиглам, — говорил Скотт. — Потеряли свое имперское чванство, но старые обычаи все еще остаются некоторым утешением.

Джули никогда еще не чувствовала себя так хорошо. Каждая спокойная минута, проведенная вместе со Скоттом и его семьей, была подобна рождественскому утру, наполненному бодрящей зимней свежестью, которая обычно поддерживала ее и вселяла энергию. Даже липкий лондонский туман не портил настроения. Она хотела видеть все глазами Скотта.

После Лондона Скотт показал ей окрестности графства Сюррей. Держась за руки, они гуляли по лугам, где он играл в детстве, ездили верхом в очаровательные деревушки Шир и Фрайди-Стрит и на старое фамильное кладбище в Эбинджер Коммон, где покоились несколько поколений семьи Монтиглов.

— Видишь, мы возвратились к своим корням, — объяснил Скотт. — Наверное, большое богатство не для нас. Может, именно Провидение распорядилось так, и я не считаю, что это очень уж плохо.

И уж конечно, так не считала Джули. С каждой минутой, проведенной здесь вместе со Скоттом, она все яснее сознавала, как душен и грязен ее мирок в Нью-Йорке и как прекрасен выход из него, который предлагала ей сама жизнь.

С кладбища они вернулись в коттедж, очаровательный домик с топившейся углем плитой, двумя крохотными спальнями, гостиной с большим каменным камином и мягкими креслами. На стенах здесь висели портреты и пейзажи, написанные в юности отцом Скотта. В коттедже становилось очень уютно, когда тепло камина согревало холодные комнаты.

Скотт показал Джули, где найти чашки и чайник, и с гордостью наблюдал, как она готовит чай.

— Возможно, стоит остаться и на ужин, — неуверенно предложил он.

Джули поняла скрытый смысл его предложения, но ей и в голову не пришло отказаться.

После чая они снова долго гуляли по окрестностям, потом разожгли огонь в старом камине; в окнах свистел ветер, под полом скреблись мыши, и Джули прижалась к Скотту под теплым покрывалом. Он нежно поцеловал ее в лоб, осторожно погладил по волосам. Джули почувствовала, как запретное тепло начало разливаться под кожей. Может быть, стоит попытаться сделать невозможное — оставить прошлое позади и осмелиться быть с любимым человеком просто женщиной? Такая мысль пугала, но это был драгоценный страх.

Когда рука Скотта нерешительно коснулась ее груди, Джули прижала эту теплую ладонь к своему напрягшемуся соску. В том, как он ласкал ее, было что-то простое и искреннее, и вскоре по телу Джули пробежала дрожь возбуждения. Она знала — Скотт тоже возбужден, чувствовала это в его поцелуях, лихорадочных ласках. Оба были на грани последней, окончательной близости, когда она, против собственной воли, вновь потеряла решимость.

Чуть отстранившись, Джули взглянула в глаза Скотта и погладила его по щеке, не скрывая свою боль.

— Джули, — тихо сказал он. — Что случилось? Ты не уверена?

Девушка печально улыбнулась:

— Просто боюсь, что сама недостаточно хороша. Я не хочу тебя потерять.

Скотт притянул ее к себе, закрыл глаза поцелуями:

— Ты прекрасна. Ты умная и честная. Я люблю тебя и мечтал о тебе всю жизнь, и теперь, когда я тебя нашел, ни за что не отпущу.

Джули затрепетала в его объятиях. Разве еще месяц назад она могла подумать, что услышит такие слова. Словно открылась дверь в другой, волшебный мир.

Скотт поцеловал ее, медленно, нежно. И неожиданно в руках его появилась маленькая коробочка.

— Открой, — велел он.

Внутри оказалось прелестное кольцо с гранатами в филигранной золотой оправе.

— Это обручальное кольцо моей бабушки. Оно переходит из поколения в поколение вот уже много десятков лет. Это кольцо — как связь с прошлым. Я хочу, чтобы теперь ты носила его.

Он немного помолчал, глядя на нее, потом добавил:

— И хочу, чтобы ты стала моей женой, Джули.

Джули посмотрела на кольцо, потом на Скотта. Он был, как всегда, совершенно искренен. Без сомнения, он любил ее.

На какой-то ужасный миг Джули заколебалась над бездной безнадежности, рядом с которой она так долго жила. Однако о чем тут думать? Скотт Монтигл-единственная соломинка, за которую могла схватиться Джули, чтобы перескочить это грязное вонючее болото. Не исключено, что это ее последний шанс. Судьба предоставляет ей возможность спастись.

Джули улыбнулась. Кинжал, постоянно терзавший ее сердце, вдруг куда-то исчез.

— Да, Скотти, -сказала она. — Я выйду за тебя.

Надев кольцо на палец, она посмотрела ему в глаза. Потом положила обе его руки себе на грудь.

Они любили друг друга на старом диване, освещенном пламенем камина. Скотт был нежен и заботлив, а Джули дарила ему свое тело с тем же трепетным чувством, с каким приняла его кольцо.

Когда все было кончено, Джули обняла его и, прижав к себе, прошептала:

— Никогда не покидай меня. Обещаешь?

— Обещаю, — пробормотал Скотт. — Пока смерть не разлучит нас.

Джули пыталась убедить Скотта обвенчаться тайно. Она знала, какие препятствия встанут у них на пути, потому что была абсолютно уверена-Антон Магнус никогда не одобрит их брак, потому что у Монтиглов не было ни денег, ни положения, а отец опозорил семью, покончив с собой. Однако Скотт не хотел тайной поспешной свадьбы, прежде всего не желая оскорбить мать и ее старомодные понятия о приличиях, да и других своих родственников, которым нравилась Джули. Он желал ввести ее в свою семью на законных основаниях, соблюдая все необходимые церемонии.

Скотт объявил о помолвке на вечеринке в узком кругу в квартире матери. Свадьбу назначили на июнь. Решили не устраивать пышный праздник, должны были присутствовать только ближайшие друзья и родные.

Монтиглы не знали, что Джули не сообщила своим о помолвке. Ей хотелось еще немного порадоваться неожиданному счастью, прежде чем о нем узнают Магнусы. Она просто дала телеграмму, что остается в Лондоне еще на десять дней. Но одну вещь она хотела обсудить со Скоттом немедленно. Речь шла о наследстве.

— Отец лишит меня всего, как только узнает о свадьбе. У него свои планы на меня, как на сестру и на Джека, — сообщила Джули. — Ты должен понять, Скотти. С той минуты, как он услышит об этом, я останусь без гроша. Кроме того, я не взяла бы его деньги, даже если бы он предлагал. Надеюсь, ты сможешь меня понять?

К удивлению Джули, Скотт обрадовался:

— Ты сняла груз с моей души. Я собирался сам это предложить. Поверь, я уже давно отвык от больших денег и, думаю, вряд ли захотел бы привыкать снова. Знаешь, я все это время обдумывал, как убедить тебя отказаться от привычек нью-йоркской миллионерши.

— О, я люблю тебя! — воскликнула Джули, обнимая Скотта.

Тот улыбнулся:

— Впервые в жизни женщина благодарит меня за то, что я лишил ее состояния. Хорошее предзнаменование для совместной жизни.

Наконец-то Джули почувствовала себя хозяйкой своей судьбы. Скотт, словно крепостная стена, вырос между ней и терзавшими ее демонами. Джули уже чувствовала, как Монтиглы, ее новая семья, собираются вокруг, чтобы защитить ее от прошлого. И теперь, когда она решила отказаться от магнусовских миллионов, что отец сможет сделать, чтоб остановить ее?

«Все уладится, — думала Джули. — Не может не уладиться. Господь Бог в своей великой мудрости не может так долго испытывать ее и Скотта. Им отмерена своя мера бед и счастья. Большего им не нужно. Все должно уладиться».

В тот вечер, когда у миссис Монтигл должен был состояться праздник в честь помолвки, Джули неожиданно захотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Но друзей у нее не было. Оставалась одна Гретхен, уж она-то не разболтает родителям ее тайну.

И Джули заказала междугородный разговор. Гретхен была дома с ребенком и очень обрадовалась, услышав о новостях.

— Ох, солнышко, я так счастлива за тебя! Когда свадьба?

— В июне. Надеюсь, ты сможешь приехать, Грет?

— Конечно, приеду. Но послушай, Джули, мне тоже есть что порассказать. Ты просто не представляешь себе!

— Что случилось?

— Это касается Джека. Он и Белинда расходятся. Все в полном недоумении. Никто ни о чем не подозревал до последней минуты. Просто поверить не можем!

Джули ошеломленно покачала головой. Она всегда считала, что знает брата достаточно, и была уверена — на такое он никогда не решится.

— Ну что ж, в мужестве ему не откажешь, — заключила она. — Не предполагала, что он на такое способен.

— Это еще не все. Смотри не упади: он снова женится!

— Снова?! — воскликнула Джули. — Невероятно!

— И в жизни не сможешь угадать, на ком!

Глава 43

21 декабря 1959 года

Еще полгода — и «Молли» будет окончательно готова.

В «КомпьюТел» царили суматоха и возбуждение. Компьютер блестяще прошел четыре последних испытания, произведя впечатление как на специалистов, так и на инвесторов своими вычислительными возможностями и легкостью в обращении.

Последнее, как знали все, было достигнуто благодаря основной программе, отлаженной Фрэнси до почти немыслимого уровня точности. Коллеги откровенно поражались этому невероятному успеху особенно потому, что до последнего времени какая-либо информация о деятельности «КомпьюТел» вообще отсутствовала.

Оставалось решить еще одну проблему-определить розничную цену «Молли». Компьютер должен оказаться по карману владельцам не очень крупных компаний, да и гарантию качества требовалось дать на достаточно долгий срок, чтобы клиенты не считали слишком большим риском покупку неизвестной пока продукции.

По единодушному согласию всех сотрудников «КомпьюТел», они получали ничтожное жалованье и вкладывали деньги в разработку машины. Однако у всех в компании были фондовые опционы, так что Фрэнси не сомневалась-каждый получит прибыль от проделанной работы, а пока главное-довести до конца задуманное. Поэтому она убедила инвесторов, что нет смысла поднимать стоимость «Молли», во всяком случае, до начала ее продажи. Наиболее развитые страны уже готовы к компьютеризации, и любая компания, ведущая финансовый учет и инвентаризацию старыми методами, будет счастлива узнать о машине, которая может значительно облегчить этот нелегкий труд. И вот тогда можно будет снова вернуться к вопросу о цене.

Доверяя Фрэнси, инвесторы позволили себя уговорить. Они вложили огромные деньги в разработку «Молли» и теперь, затаив дыхание, ждали того дня, когда компьютер поступит в продажу. Игра велась по-крупному, но, казалось, на руках у них достаточно козырей. А пока темпы работы все убыстрялись. Люди смертельно устали, но продолжали трудиться с прежним ожесточением. Как солдаты в бою, они не заботились о себе и упрямо шли вперед, бледные, измученные, почти не в силах улыбаться друг другу, работая по восемнадцать-двадцать часов в сутки.

В один из вечеров, незадолго до Рождества, Фрэнси возвращалась домой после такого долгого изнурительного дня. Еле волоча ноги, она добралась до входной двери и уже вставила ключ в замочную скважину, когда за ее спиной раздался знакомый низкий голос:

— Можешь уделить мне несколько минут?

Затаив дыхание, Фрэнси повернулась и увидела Джека Магнуса. В этой жизни она не ожидала встретить его еще раз. Джек совсем не изменился и казался все таким же элегантным и величественным, в простом свитере, джинсах и плаще. Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что он, подобно ей, тоже выглядит измученным и переутомленным, но его горящие, как уголья, глаза по-прежнему излучали удивительную энергию, энергию Магнусов, заставлявшую людей подчиняться их воле.

Фрэнси удалось побороть дрожь в голосе и отчетливо произнести:

— Джек, я не желаю тебя здесь видеть. Нам не о чем разговаривать.

— Постой хотя бы минуту, — сказал он, не двинувшись с места. — Всего одну минуту. Сделай одолжение, погоди открывать дверь.

Фрэнси заколебалась. Она посмотрела в глаза Джека, а потом заглянула в себя и поняла: если она выслушает его, отнесется к нему по-доброму, все пропало.

Но тут Фрэнси вспомнила записку, полученную от него три года назад, записку, содержание которой врезалось ей в сердце.

«Все не так, как кажется с первого взгляда… То, что случилось — нереально… реальны только мы, ты и я. Я люблю тебя больше себя, больше своей жизни…»

Фрэнси застыла с ключами в руке.

— У тебя десять секунд, — решилась она наконец.

— Мы с Белиндой разошлись. Решение о разводе будет вынесено через шесть недель. Я также больше не работаю в «Магнус индастриз». Уволился месяц назад. Отец выжил меня и лишил наследства. Я свободен, Фрэнси. Вот и все.

Фрэнси молча смотрела на него, потом открыла дверь.

— Тебе лучше войти, — предложила она.

Джек переступил порог. Они молча поднялись на лифте, и Фрэнси впустила его в квартиру. Джек, не снимая плащ, присел на стул рядом с диваном, повинуясь жесту Фрэнси. Она же медленно стащила пальто, повесила его на вешалку, положила портфель, пытаясь выиграть время, чтобы все обдумать.

— Что будешь пить?

— То же, что и ты.

Фрэнси приготовила кофе, лихорадочно соображая, что предпринять. Из гостиной не доносилось ни звука.

Из кухни Фрэнси прошла в ванную подправить косметику.

Собственное лицо в зеркале испугало ее — она с трудом себя узнавала.

Наконец Фрэнси возвратилась в гостиную с кофе на подносе и, расставив чашки, устроилась на диване.

— Зачем ты рассказал мне все это?-спокойно спросила она. — Какое отношение это имеет ко мне? Между нами все давно кончено. Я счастлива за тебя, если ты считаешь, что принял правильное решение, но у меня своя жизнь.

Похоже, Джек не ожидал такого ответа, но самообладания не утратил.

— Мы разошлись полюбовно, — сдержанно сказал он. — Я никогда не любил Белинду. Ты, конечно, знаешь это. Мы оба старались доиграть фарс до конца, но поняли, что это игра на уничтожение. И как ни странно, стали друзьями, когда решили покончить с ней. Мы оба заплатили страшную цену. Гораздо большую, чем ты думаешь.

Пока он говорил, Фрэнси неотрывно следила за ним холодным, оценивающим взглядом.

— Что же это за люди, которые способны жениться без права выбора, без любви?-спросила она наконец.

— Мы сделали это… я сделал это, чтобы выжить. Не так-то легко объяснить нормальному человеку, вроде тебя, против чего мы боролись. Я не жду твоего прощения. Только хочу, чтобы ты попыталась понять меня.

Фрэнси снова взглянула в его глаза и увидела в них неподдельную муку. Решимость ее поколебалась, но она держалась твердо:

— Нет, я не понимаю.

Короткое пламя вырвалось из этих темных глаз.

— Послушай, — сказал Джек. — Но ведь, в конце концов, ты молода, красива, свободна, ты обладаешь выдающимися способностями, перед тобой — прекрасное будущее. Можешь делать все, что захочешь…

Он замялся, ища нужные слова. Но Фрэнси не дала ему закончить:

— И, по-твоему, мне следует поблагодарить за это твоего отца? Он украл мою работу и уволил меня за то, что я успешно справилась с ней. А потом, когда я уже решила, что навечно избавилась от него… и от тебя, он решил судиться со мной из-за того, что я использовала собственное изобретение. Он разорил компанию, которую я создала из ничего. И я должна быть благодарна вам обоим за это?!

— Но послушай, Фрэнси, и попытайся понять. Не сделай я того, что он хотел, все могло быть гораздо хуже. Для тебя и меня.

Фрэнси пренебрежительно рассмеялась:

— И каким же образом?

Джек покачал головой.

— Ты его не знаешь. Ты даже не представляешь, на что он способен. Могущество его беспредельно. Поверь, тебе повезло, что ты отделалась только несколькими шрамами в душе. Нам же, кто вынужден жить рядом с ним, не так-то легко приходится. Так или иначе, — продолжал Джек, — все кончено. У Белинды свое будущее. С ней все в порядке. Что же до меня, я стал намного беднее, но зато свободен. Поверь, я готовился к этой минуте и у меня достаточно средств, чтобы создать собственную компанию, не такую большую, конечно, как «Магнус индастриз», но принадлежащую только мне. Я хочу, чтобы ты вернулась, Фрэнси. Я люблю тебя. Это все, что мне необходимо в жизни.

Он замолчал.

Фрэнси тоже молчала, глядя на Джека сузившимися глазами. Когда же она наконец заговорила, ненависть, прозвучавшая в ее голосе, поразила даже ее самое.

— Ты негодяй!

Голова Джека дернулась, как от пощечины.

— Не говори так, -спокойно сказал он.

— Ты негодяй, — повторила Фрэнси.-Ты думаешь, явился сюда, прикинулся невинным, как только что выпавший снег, и уверен в успехе?! Ну что ж, в одном ты не ошибся, Джек, я свободная женщина. И ни один мужчина не в состоянии заставить меня плясать под свою дудку — ни твой отец и, уж конечно, ни ты. А теперь убирайся!

— Ты не понимаешь, — терпеливо повторил Джек. — Я все бросил ради тебя, в точности как писал в той записке. Теперь я свободен, и я вернулся. Я оставил тот мир позади, Фрэнси. Ты никогда больше не столкнешься с ним. Перед нами прекрасное будущее.

— Я велела тебе убираться! — с внезапным бешенством выкрикнула Фрэнси. — Считаешь меня вещью, которую можно использовать, а потом выбросить?! Ну так вот, Джек, эту игрушку тебе не. получить!

Он неожиданно вскочил и, одним прыжком перекрыв разделявшее их расстояние, сжал Фрэнси в объятиях.

— Значит, вот что ты обо мне думаешь?! — прошипел он ей на ухо. — После всего, что было между нами?! Считаешь, я играл с тобой? Потому что… если ты так думала тогда, в Париже, значит, я конченый человек. Скажи мне правду!

В голосе Джека звенели ярость и мольба. Только сейчас Фрэнси осознала, как глубоко она сумела его ранить.

Джек разжал руки. Фрэнси поглядела на него полными боли глазами и медленно покачала головой.

— Думаешь, это что-нибудь изменит? — прошептала она. — Не рассчитывай!

— Ошибаешься, ничего не изменилось. Все эти три года я не переставал думать о тебе, чувствуя, что эти воспоминания разрывают мне сердце. Каждый день я жил с этой мукой. И ты тоже. Я знаю это. Не пытайся отрицать.

И он поцеловал Фрэнси, прежде чем она успела что-либо ответить. Фрэнси начала бешено вырываться, однако все ее тело пронизало давно не испытанное властное желание, а резкий протестующий возглас, сорвавшийся с губ, напоминал стон экстаза. Джек задохнулся. Он крепче сжал Фрэнси, одурманенный ароматом ее кожи, нежными губами, отвечавшими на его ласки, несмотря на все усилия противостоять им, неповторимым запахом возбужденной плоти, волшебным благоуханием женского голода, смешанного с яростью и раздражением. Все это довело Джека почти до безумия. Он боялся, что возьмет ее силой, даже если потом потеряет навеки, потому что страсти, разбуженной в нем Фрэнси, невозможно было противостоять.

Но каким-то образом, невзирая на желание, столкнувшее их, Фрэнси удалось последним усилием воли освободиться. С поразительной силой она разорвала кольцо его рук и выскользнула из объятий.

Она стояла, прижавшись к стене, глядя на Джека сверху вниз, высокая, гибкая, с разметавшимися волосами, с глазами, горевшими каким-то гипнотическим пламенем, поразительно красивая. В этот момент Джек понял, что если он и обладает прежней властью над чувствами этой женщины, то ее власть над его сердцем неизмеримо выросла за годы разлуки.

— Люблю тебя, — прошептал Джек. — Боже мой, я люблю тебя. Будь моей женой.

— Вон! — повторила Фрэнси. — Убирайся из моей жизни.

Но в ее голосе уже не было прежней убежденности.

— Я не могу жить без тебя. Взгляни на меня. Неужели ты не видишь, что это правда?

— Уходи, — пробормотала она, закрыв лицо руками. — Уходи! Пожалуйста…

— Послушай меня! — не отступал Джек. — Через шесть недель будет вынесено решение о разводе. Я обещаю ничего не требовать От тебя, не прикасаться к тебе до тех пор, пока мы не поженимся — при свидетелях, перед всем светом, пока не освободимся от прошлого навсегда. Ты скажешь «да», если я пообещаю тебе? И больше никаких сомнений, никакой лжи! Будь моей женой, Фрэнси! Я все отдам! Даже свою жизнь, если понадобится.

Она по-прежнему молча, вся дрожа, смотрела на него.

— Ты это серьезно говоришь? — спросила она наконец.

Джек наклонился вперед, страсть исказила его черты. В эту секунду он выглядел опасным, как загнанная пантера.

— Каждое слово — правда. Скажи «да», Фрэнси. Пожалуйста! Твоя жизнь в моих руках.

Джек видел, что она борется с собой, видел, как эмоции раздирают ее, вытягивая остатки воли. Но через секунду это выразительное лицо вновь стало бесстрастным, отстраненным, холодным. Потом, очень медленно, в глазах проступило нечто вроде нежности. Нежности и молчаливой покорности.

И вдруг Фрэнси опустилась перед ним на ковер с какой-то необыкновенно волнующей угловатой грацией. От этого движения и от того, что она сказала, глядя на него снизу вверх, Джек едва не потерял сознание.

— Хорошо. Я выйду за тебя.

— О, Фрэнси!

— Но все будет так, как ты обещал.

— Все что угодно. Все. Я готов умереть за тебя.

— И кроме того, я должна закончить одну работу. Мне понадобится время. Несколько месяцев.

— Все что угодно, — повторил Джек, опускаясь на ковер рядом с ней.

Они долго сидели молча, глядя в глаза друг другу, соединенные и разделенные миллионом мук и прежних радостей, а теперь еще и обещанием того, что должно изменить их жизнь, того, что казалось невозможным всего день тому назад.

КНИГА ТРЕТЬЯ. ШАХ И МАТ

Глава 44

Нью-Йорк, 19 января 1960 года

Скотт Монтигл сидел за полированным столом красного дерева напротив Антона Магнуса в его кабинете в особняке на Парк-авеню. Оба только что за ужином вели сдержанную вежливую беседу с Джули и миссис Магнус. Потом женщины спустились вниз, в гостиную, а Антон привел Скотта сюда для серьезного разговора.

Все эти месяцы Джули не знала, как поступить. Ее собственный ужас перед отцом стал для нее таким же привычным и естественным, как дыхание, но она не желала втягивать во все это Скотта. Джули попыталась убедить его подождать ее в Лондоне. После неизбежного скандала и лишения наследства она просто пришлет Магнусам официальное приглашение на свадьбу. Захотят приехать — их дело.

Для нее это было бы лучшим выходом. Но Скотт, приверженец старых обычаев и традиций, переходящих в семье Монтиглов из поколения в поколение, хотел официально просить у старика руки его дочери.

Поразмыслив, Джули решила ему не мешать. Она гордилась мужеством жениха. Магнус, несомненно, не одобрит выбор дочери, но поскольку Скотту не было дела до магнусовского богатства, согласие семьи ничего не значило. Джули доставляло удовольствие представлять себе, как обозлится отец, узнав, что с его желаниями никто не собирается считаться. Кроме того, она давно поняла, что за обманчиво-мягкой внешностью Скотта скрывалась сильная воля, делавшая его достойным противником Антона Магнуса. И потом, он не имел никаких финансовых дел со стариком и с этой стороны тоже был неуязвим.

В любом случае она выйдет за Скотта, и ничто не сможет ее остановить.

— Пока ты хочешь меня, -сказала Джули Скотту, — я твоя.

За ужином она выглядела подавленной и молчала, пока родители выспрашивали Скотта о его семье и жизни.

— Все это так неожиданно, — повторяла мать с беспомощным выражением радостной тревоги на лице. Она симпатизировала Скотту, но, боясь мужа, не могла сказать об этом открыто. Виктория вела себя одновременно как довольная сваха и испуганный кролик.

Скотт реагировал на ее бормотание с вежливостью почтительного зятя: хвалил ее вкус, расспрашивал о здоровье и даже обнаружил общее увлечение — оба любили рисовать акварелью.

— Мы отправимся в Гайд-парк, — пообещал он, — как только вы приедете навестить нас.

— Можно пойти в Сентрал-парк, — поспешно откликнулась миссис Магнус, искоса бросив испуганный взгляд на мужа. — Там так хорошо! Получится чудесный пикник…

Магнус почти весь ужин молчал. Очевидно, для решающего разговора он наметил другое время. Распорядившись подать кофе и бренди в свой кабинет, Антон поднялся, и Скотту ничего не оставалось, как последовать за ним.

Обстановка в кабинете была на удивление строгой. Кроме нескольких семейных фотографий на полке, только единственный снимок президента США с автографом свидетельствовал о положении, какое занимал хозяин.

Скотт похвалил дом, вежливо, почтительно, хотя и без излишнего восторга.

Усевшись за письменный стол, Антон принял вид улыбчивого добряка папаши, так хорошо известный его друзьям и врагам в деловом мире. Он оценивающе оглядел Скотта:

— Не возражаете, если я задам вам один вопрос, мистер Монтигл?

— Конечно, нет, сэр, — улыбнулся Скотт. — Спрашивайте.

— Что вы ощутили, когда ваш отец потерял деньги?

Скотт на секунду задумался:

— Хотите сказать, когда он покончил с собой?

Магнус помедлил, наблюдая, как сигарный дым кольцами поднимается к потолку.

— Совершенно верно. Как вы себя чувствовали после этого?

Скотт мгновенно посерьезнел:

— Я испытывал грусть и ярость одновременно. Грусть оттого, что я лишился его, и злость, потому что человек мог расстаться с жизнью из-за такого пустяка, как деньги.

В самом деле, презрение к деньгам родилось у Скотта в тот самый день и час, когда он услышал о смерти отца. Магнуса явно заинтересовал его ответ.

— Вы равнодушны к деньгам, не так ли?

— Почти, сэр. За деньги счастья не купишь, — кивнул Скотт.

Магнус взглянул ему в глаза:

— Мир полон миллионов людей, живущих в ужасающей нищете, таких, кто отказывается слушать о счастье, правде и справедливости, пока на стол перед ними не поставят тарелку с едой. Деньги кое-что значат для них. Могу добавить, так же как и для моих предков.

Скотт задумчиво кивнул.

— Эти люди голодают, — ответил он. — Они — жертвы несправедливости, равнодушия. Будь у них деньги, чтобы нормально питаться и вовремя обращаться к врачам, они смогли бы подумать о счастье и душевном покое, как их более удачливые собратья. Верно, что без определенных средств, как и без здоровья, жизнь невозможна. Но повторяю, это еще не все.

— Что бы вы чувствовали, если бы Джульет пришлось пожертвовать наследством ради замужества с вами?

— Только облегчение, — заверил Скотт. — Откровенно говоря, сэр, мне не хотелось бы, чтобы богатство стояло между нами. Я твердо уверен, что смогу позаботиться о Джули и обеспечить ей счастливую жизнь собственными усилиями. Большего не требуем ни я, ни она. Мы оба предпочитаем, чтобы вы использовали свои деньги другим, гораздо более продуктивным способом.

Магнус поднял брови:

— Вижу, вы не боитесь высказывать свое мнение, не так ли?

Скотт улыбнулся:

— Все очень просто. Я люблю вашу дочь и хочу посвятить ей всю жизнь.

— Значит, любовь так важна для вас?

— Конечно, — удивленно сказал Скотт. — Это единственное, что по-настоящему важно.

Последовала пауза. Магнус отвел глаза. Что-то странно задумчивое промелькнуло в них и мгновенно исчезло. Он вновь посмотрел на Скотта:

— Что бы, по-вашему, вы посчитали наихудшим из всего, что могло бы произойти с вами?

— Потеря Джули, — без колебаний ответил Скотт.

— Она так много значит для вас?

— Да, сэр.

— Много ли вы о ней знаете? — осведомился Магнус, не глядя на собеседника.

— Все, что необходимо.

— Вам известно, что ее молодость была довольно бурной?

— Да, сэр.

— И вас это не волнует?

— А почему это должно меня волновать?

Скотт с некоторым смущением встретил взгляд старика. Выражение отцовского гостеприимства в них исчезло. Темные глубины были непроницаемы и пусты, ни отблеска чувства, ни следа человеческого участия.

В это мгновение Скотт безошибочным чутьем понял, что между Джули и отцом произошло нечто непоправимое, ужасное, послужившее причиной во многом непонятного для него поведения девушки. Но что бы это ни было, пора избавить Джули от страданий. Именно ему, Скотту Монтиглу, предназначено сделать это, и он это сделает. Да, Магнус опасен, но их с Джули любовь поможет преодолеть все то зло, что таится в сердце ее отца.

Мужчины молчали. Магнус, казалось, продолжал изучать молодого человека. Наконец он заговорил:

— Джульет очень дорога мне. Иногда мне кажется, я люблю ее больше других своих детей. Я чувствую особую ответственность за нее, мистер Монтигл. Жизнь Джульет до этого времени была не так уж легка. Я хочу, чтобы отныне она была мирной и счастливой.

— Вижу, мы оба хотим одного и того же, — улыбнулся Скотт.

Снова наступило молчание. Взгляд, впивающийся в лицо Скотта, был по-прежнему тяжелым, напряженным, каким-то гипнотическим. Но тут Магнус вдруг неожиданно криво улыбнулся, отодвинул стул и протянул Скотту руку:

— Добро пожаловать в семью. Полагаю, вы будете прекрасным зятем и хорошим мужем для Джульет.