Мастерский удар

Годы были добры к нему — он женился на девушке из прекрасной семьи, одной из лучших в стране, хотя для этого пришлось заняться выкручиванием рук ее отцу, был отцом подающего надежды сына и двух красавиц дочерей. Он стал некоронованным королем мира и мог радоваться жизни во всех ее проявлениях-имел любых женщин, которых хотел, любые наслаждения, к которым стремился. Но ничто не было сравнимо с игрой в шахматы.

Антон Магнус получил все, чего желал. Правда, много лет его мучил один и тот же кошмар — он видел во сне, что похоронен заживо. Началось это, когда Антон не прожил в Америке и десяти лет, с тех пор повторялось все чаще. Но постепенно он привык жить с этим несчастьем, и каждый раз, просыпаясь, понимал, что это всего лишь сон, зато в реальной жизни он может делать все, что заблагорассудится.

Шло время — и чем дальше, тем все быстрее, все стремительнее молчаливый поток, который Магнус не в силах был остановить. Наделенный огромной властью, он был вынужден смириться с жестокой иронией-его влияние на мир не распространялось на собственное тело. Безжалостное время состарило его. И теперь знакомый кошмар все больше завладевал Антоном, все сильнее пугал, потому что напоминал о том, что неизбежно ожидает его.

Именно из-за этого сна Магнус решил, что, когда умрет, будет кремирован в течение часа после выдачи свидетельства о смерти; и даже оставил строгие распоряжения по поводу медицинского осмотра его тела.

Магнус стыдился своего позорного страха, но убеждал себя, что человек имеет право бояться смерти.

Но пока он жив и его мозг работает нормально, он будет по-прежнему править миром. Те, кто осмелится пойти против Магнуса или навлечь на себя его гнев, узнают, какова его месть, даже когда великого человека не станет — радоваться им не придется. И Магнус оставил также своим подчиненным подробные инструкции о том, как примерно наказать всех, у кого с ним были какие-либо счеты. Этих безумцев ожидает жестокая нужда.

Живой или мертвый, Антон Магнус был силой, с которой необходимо считаться.

Он поднял глаза от шахматной доски и посмотрел на часы. Четверть первого.

На другом конце города Гретхен, устав после целого дня возни с ребенком, должно быть, уже спит. Интересно, дома ли это ничтожество, ее муж? Скорей всего, нет. Трахает какую-нибудь старлетку или играет. Какой неудачный брак! Зато с финансовой точки зрения все обстоит ирекрасно. Что же касается Джека-он либо дома, с Белиндой, либо в офисе. Никто в корпорации не работает усерднее Джека, и все потому, что отец в свое время внушил ему, как важно в бизнесе учитывать каждую мелочь.

Антон Магнус гордился сыном, но это не означало, что он доверял ему. Магнус прекрасно понимал, что Джек женился на Белинде только потому, что не хотел ссориться с отцом. Со стороны Джека это было просто необходимым стратегическим ходом.

Джек выжидал. Он верил и не ошибался в том, что время работает на него. Если набраться терпения и угождать отцу, власть в «Магнус индастриз» в конце концов перейдет к нему, когда годы и болезнь заставят Антона отречься от престола. А уж потом можно поступать по-своему. Ведь в глубине души Джек, как и его отец, заботился исключительно о себе.

Такая расстановка сил устраивала Антона, поскольку он хотел, чтобы корпорация оставалась во владении семьи, и желал видеть на своем месте именно сына, человека, которого хорошо знал и чьи действия мог предвидеть. Это была интересная шахматная партия между стариком отцом, чьи силы капля за каплей отнимало время, не затрагивая интеллект и хитрость, и умным сыном, уверенным, что стоит немного подождать, и ключи от врат королевства сами упадут ему в руки.

Антон Магнус намеревался выиграть эту партию. Он восхищался способностями Джека и собирался использовать их до конца. У него были свои планы по поводу сына и «Магнус индастриз», и эти планы должны осуществиться независимо от того, останется ли он главой корпорации или вынужден будет уйти.

У Джека, конечно, были другие соображения. Он не может дождаться минуты, когда наконец избавится от отца и пойдет своей дорогой. Но Джеку, несмотря на его многочисленные прекрасные качества, было далеко до отца.

А где сейчас Джульет? Наверняка шляется или пьет с каким-нибудь сутенером, накачивается наркотиками, готовясь к очередному скандалу.

Магнус решил, что навестит ее сегодня.

Он позволил мыслям унестись к первым годам брака, когда привязанность к жене уже исчезла, а бесчисленные легкие победы над жадными неразборчивыми женщинами начали надоедать.

Именно в тот момент он почувствовал странный интерес к малышке Гретхен.

Она была таким послушным ребенком, умненьким и чуть чопорным. Может, именно это и привлекло Антона, а также вид ее худеньких тонких ножек девятилетнего ребенка, нежных ручек, едва уловимый запах детской кожи.

Он долго играл с мыслью о том, чтоб овладеть девочкой, но сначала не решался. Ведь это его собственная плоть и кровь… Но как-то ночью, заглушив укоры совести, не в силах совладать с желанием, Антон пришел в комнату дочери, разбудил ее и сделал то, чего давно хотел. Гретхен отдалась ему покорно, в глазах ее застыло благоговение, когда отец, уходя, предупредил, чтобы она никому не говорила о том, что произошло. Наслаждение, испытанное Антоном, было сравнимо, пожалуй, только с возбуждением от мысли, насколько легко и просто оказалось переступить через строгий нравственный запрет.

Позже, однако, поведение Гретхен резко изменилось, девочка стала почти неуправляемой, и Антон знал: это все из-за того, что он сделал с ней. Но ничто уже не могло остановить его. И когда Джули исполнилось шесть и она стала бесконечно более хорошенькой, чем Гретхен, и куда живее и подвижнее, он и с ней сделал то же самое. Когда Антон овладел Джули, пикантный привкус греховности и опасности стал еще острее, потому что за покорностью и ужасом в глазах девочки с самого начала угадывалось нечто дикое, буйное, чрезвычайно возбуждавшее его. Но по мере того как Джули росла, эта необузданность перешла в саморазрушение и стремление к насилию, плоды которого они и пожинают сегодня.

И все из-за Антона Магнуса.

Наблюдая за тем, как девочки взрослели — Гретхен — угрюмо-покорная и пассивная, Джули — своенравная и неуправляемая, он иногда спрашивал себя — не постигнет ли его какая-нибудь страшная кара за его грех? Никто, даже такой человек, как Антон Магнус, не может безнаказанно попирать божеские и человеческие законы.

Но как ни странно, именно эта мысль наполняла его неизъяснимой гордостью. Услужливая память подсказала ему, что в древние века и даже еще у ранних христиан кровосмесительные отношения отцов с дочерьми не осуждались обществом, если мужчина был достаточно могуществен и обладал властью. Только позднее на инцест был наложен запрет. Одним словом, Антон Магнус сам присвоил себе это право и упивался сознанием собственной исключительности. Разве обязан он, необычный человек, подчиняться правилам, установленным для обычных людей?!

С этой мыслью он встал, чтобы пойти принять душ, а потом почитать в постели, пока не вернется Джули.

Удовлетворенно вздохнув, Магнус выключил подсветку. Пешки стояли именно там, где он хотел их видеть. Он сам поставил их туда, и они так и останутся в этом положении, пока хозяин не посчитает нужным его изменить. Да-да, хозяин. Повелитель мира.

Глава 22

Пока Антон Магнус дремал над шахматной доской, Джули лежала на животе в смятых простынях, а с ее губ, заглушенных подушкой, срывались сдавленные стоны.

Джонни был в ней. Медленные глубокие толчки ошеломляли девушку своей силой и невыразимой чувственностью, и в ее вскриках смешивались наслаждение и мука.

Джонни мастерски вел любовную игру Касаясь узкого лона, лаская его, он каждым ударом доказывал, что она — его вещь, его рабыня.

Джули услышала его горячий шепот:

— Давай, беби, давай…

Он врезался в нее все глубже, все напряженнее, так что Джули казалось: она вот-вот взорвется.

— О Боже! — простонала она в подушку.

Ее стоны не были жалобами — скорее самозабвенным экстазом гордого создания, не привыкшего отдавать даже крохотную частичку своей свободы любовнику и чья капитуляция была тем более заманчивой, что редкий мужчина мог вынудить ее на это.

— Беби, — уговаривал Джонни, зная, что она находится на самом краю и получает удовольствие от неопределенности. — Ну же, беби? Дай своему папочке! Не скупись!

Всхлипывая от наслаждения, она громко застонала, сотрясаясь в конвульсиях оргазма; из глаз потоком полились слезы.

Тогда Джонни осторожно проник в нее еще на один последний дюйм и, удерживая Джули сильными руками, позволил белому потоку собственного оргазма затопить ее.

— О Боже, — повторяла она вне себя. — О Боже..

Несколько долгих минут они оставались в том же положении: его руки на ее бедрах, вздрагивающий член, ничуть не ослабевший, погружен в нее до основания.

Джонни удовлетворенно думал о том, что завладел этой девушкой совсем, до конца.

Он стал разглядывать, как сжимаются и разжимаются маленькие кулачки, потом его взгляд остановился на изящном изгибе спины, узких плечах, упругих нежных округлостях, между которыми скрывался его фаллос. Как она восхитительна! Воздушное, покорно отдающееся его объятиям создание, но какая сильная воля кроется в холодных голубых глазах. Ему доставит огромное наслаждение сломить эту волю. И к тому же острый ум — ум, который Джонни тоже сумеет покорить.

Но все это не так просто! Теперь, когда Джонни узнал Джули ближе, он понял, что она необходима ему, как ни одна женщина до сих пор. Его волновала ее миниатюрность, хрупкость, гладкая фарфоровая кожа. И еще — извращенное наслаждение, с которым Джули принимала его в любых позах, любым способом. Для нее не было ничего запретного.

Джули была особенной не только в своем тепличном мире, но и для таких, как Джонни, пришедших с самых низов. Редкий цветок с возбуждающим ароматом.

— Давно не видел тебя, принцесса, — сказал он.-Что поделывала?

Джули, вздохнув, перевернулась на спину и, заложив руки за голову, замурлыкала, словно котенок, напившийся молока.

— Почти ничего.

Ответ прозвучал уклончиво, и это обеспокоило Джонни. Он заметил, как ревностно Джули оберегала свою жизнь от его вторжения. Она в нескольких словах рассказала о своей известной семье, не вдаваясь в подробности, но и не скрывая презрения к родственникам. Однако Джонни был уверен, что причина такой сдержанности не только в нелюбви к родным, но и в нежелании иметь что-либо общее с ним, с Джонни, кроме секса, конечно.

Сначала такое положение устраивало его. Джонни наслаждался сознанием того, что все эти великосветские гомики никогда не будут так близки к Джули, как он. Ее поведение в постели не оставляло ни малейших сомнений на этот счет. Но сейчас ему уже было этого мало. Верно, что она отдавала ему какую-то часть себя, дарила то, чем не мог бы похвастаться ни один мужчина до него, но во всем остальном между ними словно была стена. И эта невидимая преграда беспокоила Джонни.

— Почти ничего? — повторил он. — Трудно поверить.

Джули не ответила, только посмотрела ему в глаза с легким беспокойством, но без страха.

— Ну? — переспросил Джонни.

Тонкие брови раздраженно сдвинулись.

— Я ведь не пристаю к тебе с расспросами о твоей личной жизни! Ты, случайно, не ревнуешь, любовничек?

Джонни нахмурился — уж слишком снисходительно она с ним разговаривает.

Он снова принялся рассматривать Джули.

Как непохожа она на тех грубоватых девчонок, которых он перепробовал десятками за свою не такую уж долгую жизнь. Под ее хрупкой красотой скрывался какой-то испуг, надлом, придающий резкий оттенок ее словам, улыбкам, движениям! Кто-то, похоже, больно и несправедливо ранил эту девушку, а ведь ее цинизм служил лишь щитом, защитой для чувствительной души И эта чувствительность ранила сердце Джонни. Но Джули никогда не делилась с ним своими бедами, потому что была горда, как истинная дочь своего класса. Часто Джонни казалось, что она отдается ему, желая наказать кого-то, специально спит с чужаком, пришельцем из другого мира, чтобы отомстить всему своему окружению.

Джонни не заблуждался на свой счет. Он знал, что с точки зрения общества, к которому принадлежала Джули, пусть и ненавидя его, он, Джонни, — всего лишь мразь, дешевка, выскочка, низкое отродье. Именно в этом, как подозревал Джонни, крылась причина извращенного удовольствия, получаемого Джули — в самом деле, какое наслаждение иногда вываляться в грязи! Что и говорить, он удовлетворял ее в постели на все сто. Но его неограниченные сексуальные возможности были неотделимы от бруклинского акцента, дешевого одеколона, дурных манер и ума, не испорченного образованием. И поэтому хотя Джули, встречаясь с ним, уже через десять минут превращалась в рыдающую, стонущую и задыхающуюся самку, но вот питать к нему нечто даже отдаленно напоминающее уважение… — это навряд ли.

Подобные мысли наполняли душу Джонни раздражением. Он презирал собственную чувствительность и ненавидел Джули за то, что она будила ее в нем.

Джули, обнаженная, села в постели и закурила сигарету. Как она хороша, эта крошечная блондинка, на лице которой написано удовлетворение.

Но взгляд Джули был встревоженным. Чуткая, как все женщины, она поняла: Джонни сейчас не с ней. Джули курила, не сводя с него глаз.

— Ты так далеко, — сказала она. — Даю цент, чтобы узнать, о чем думаешь.

Ничего не ответив, он следил, как дым от его сигареты поднимается, словно завеса, между ним и девушкой.

— Ну же, любовничек, — настаивала она и, протянув руку, погладила его колено. — Ты был просто потрясающ, как всегда. Что тебя расстроило?

Джонни взглянул на Джули. Обида по-прежнему сжимала его сердце — он был горд и не любил признаваться в своих слабостях.

— Расскажи мне об отце, — неожиданно попросил он.

— Об отце?-озадаченно нахмурилась Джули.

— Ну да. Какой он?

Девушка подняла на Джонни налитые болью, почти разъяренные глаза. Вот оно. Вот где зарыта собака. Во что бы то ни стало нужно вынудить ее признаться.

— Зачем тебе это? — осторожно осведомилась она.

— Хочу знать, — настойчиво заявил Джонни.

— Он мудак. Тебе этого достаточно?

Джонни, помолчав, медленно покачал головой:

— Не совсем, беби. Какого сорта? Можешь подробней?

Джули снова вздохнула. Похоже, ей было здорово не по себе.

— Хуже не бывает. Хуже всех в мире… Господи, Джонни, с чего вдруг ты завел этот разговор?

Он улыбнулся, полный решимости не отступать:

— Он твой отец. Я твой мужчина. Единственный мужчина. И имею право спросить тебя о нем.

Даже в полумраке он заметил, как Джули вспыхнула от гнева.

— Имеешь право?-переспросила она.

Джонни решил надавить посильнее:

— Вот именно, право. Я ведь часть твоей жизни — не так ли? И имею право знать хоть что-нибудь.

— Вот тут ты ошибаешься, жеребчик, — с откровенной злобой огрызнулась Джули. — Трахаешься ты что надо, но это еще не дает тебе права на меня.

— Что это значит? — в свою очередь окрысился он.

Губы Джули скривились.

— У меня в конюшнях Форрест-Хиллз есть потрясающий жеребец, ездить на нем — одно удовольствие, лучшего коня во всей округе не найти. Но это не означает, что я люблю поговорить с ним по душам о своих проблемах, Джонни. Подумай об этом.

Ее слова кинжалом вонзились ему в сердце. Джули сделала ошибку, унизив его. Такого он еще не позволял никому. И не собирается позволять впредь.

Джонни протянул руку, медленно погладил ее плечо и, внезапно схватив за волосы, рванул вниз с таким бешенством, что Джули вскрикнула от боли.

— Слушай, кошечка, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я не жеребец. А на тот случай, если ты уверена в обратном, хочу предупредить, что ты, беби, вляпалась в еще худшее дерьмо, чем предполагаешь.

Он разжал пальцы и, прежде чем Джули успела опомниться, с размаху ударил ее по щеке. Огромная ладонь накрыла ее ухо, щеку и губы. Из угла рта девушки поползла струйка крови. Глаза наполнились слезами. Сердце Джонни перевернулось. Но уже в следующее мгновение он осознал, что Джули смотрит на него со страхом, но в то же время почти снисходительно, как, наверное, белая госпожа должна была глядеть с трепетом и ужасом, но одновременно и с презрением на великана негра, раба, выставленного на аукцион. В страхе Джули не было уважения. Она смотрела на него с высоты башни из слоновой кости, куда он не мог проникнуть так же легко, как проникал в ее нежное тело.

— Ну?-спросил Джонни, угрожающе подняв руку.

— Ты в первый раз ударил меня, — пробормотала она.

— И возможно, не в последний. Знала, на что шла, Золушка. Это тоже настоящая жизнь, не так ли?

— Что это значит?

Джонни оценивающе оглядел ее, в глазах его появился вызов.

— Не может быть, чтобы твой папаша оказался таким крепким орешком. Подумаешь, держать в страхе болванов из корпорации! Не очень-то большое дело! — Он почувствовал, как Джули затрясло от злости, но она ничего не ответила. — Может, когда-нибудь я с ним познакомлюсь, — объявил Джонни, словно дразня ее, и добавил: — А может, даже и подружусь.

— Ты и близко к нему не подойдешь, даже чтобы поздороваться. А если попытаешься, он раздавит тебя, как клопа! — в сердцах пообещала Джули и тут же пожалела о своих словах. Вместо того, чтобы снисходительно отнестись к этой наивно-мальчишеской браваде Джонни, попробовать рассеять его гнев, успокоить оскорбленную гордость и заверить, что он значит для нее гораздо больше, чем отец и кто бы то ни был на свете, она окончательно вывела его из себя.

Джонни в ярости схватил девушку за плечо. Стальные пальцы так впились в тело, что Джули сморщилась и по-детски заплакала. Она знала, что ему ничего не стоит сломать ей руку одним движением. Он уже замахнулся, чтобы ударить ее, проучить как следует, но эта беспомощная рассерженная маленькая нимфа с нежным телом и притягательным местечком между ляжками была так соблазнительна, что гнев Джонни вдруг пропал. Он притянул ее к себе. Кровь все еще струилась из уголка рта. Он коснулся языком красной струйки, горячей, странно-острой на вкус, и начал лизать, словно кошка, нанесенную им же самим рану.

Тлаза Джулии затуманились. Ее язык проник в его рот, настойчиво, ласкающе, нежно, из горла вырывался вздох, который Джонни так хорошо знал.

Он поцеловал ее еще крепче и толкнул на простыни. По лицу Джули было видно, что обида все еще владеет ею, но уже вытесняется желанием. Джонни осторожно дотронулся до ее сосков и, заметив ответную искорку в глазах девушки, провел пальцами по животу, медленно, словно опасаясь вспугнуть, обвел пупок и увидел, как дрожь пробежала по лону Джули.

Джонни улыбнулся, остановился на миг, а затем его пальцы поползли ниже, лаская упругую плоть, пока не добрались до золотистого треугольника. Удерживая Джули взглядом, словно гипнотизируя, он погрузил палец в нежные влажные глубины, пока не отыскал горячий бутон плоти. Веки Джули дрогнули и опустились.

— Что теперь?-мягко спросил Джонни.

— Пожалуйста, Джонни, -срывающимся голосом проговорила она. — Прости, что разозлила тебя. Не мучай меня.

Палец нежно терся о напряженный трепещущий холмик. Заводясь сам все сильнее, он смотрел, как она выгибается всем телом, как дрожат маленькие упругие груди и блестит крохотная рубиновая капелька, вновь выступившая в уголке рта.

Джонни прильнул к ее губам, а его фаллос в этот момент нашел другие, скрытые, губы и скользнул между ними.

Джули застонала почти отчаянно:

— О… О Боже, Джонни… О, пожалуйста.

Уверенный наконец в ее покорности, он сжал гладкие округлости ягодиц, поднял девушку, как куклу, и начал двигаться сначала медленно, потом все быстрее, погружаясь в нее глубже и глубже. Джули дрожала, плакала, сдаваясь на милость победителя, извиваясь и дергаясь в сильных руках. Оргазм следовал за оргазмом-страстное слияние стало примирением.

Сегодня ему опять удалось сломить ее неповиновение. Джонни испытал острое наслаждение, но того, что произошло между ними, он не забудет. Джулия снова была с ним — ее плоть, гнев и обида. Однако где-то в тех глубинах, в том уголке души, который она так тщательно оберегала от посторонних, жил и безраздельно владел ею отец. Выражение ее глаз подтверждало это, хоть дрожь тела доказывала силу власти, которую имел над ней Джонни.

Да, он не забудет. Почти случайно ему удалось прикоснуться к тайне, вызвавшей первую трещину в их отношениях. И все же Джонни не удавалось избавиться от запретной нежности, пронизывавшей все его существо, которое жаждало не просто физического обладания, а любви. И, корчась в последних сладких спазмах, он ощутил, что потрясен, как никогда раньше: позволил чувствам взять верх над собой, он отдал слишком много, а это рыдающее создание, скорее загадка, чем женщина, украла его семя, не раскрыв взамен душу.

Какое наслаждение ощущать ее легкое тело в своих объятиях! Но ярость, заставившая Джонни ударить девушку, не исчезла совсем, она нашла убежище в железной хватке рук, державших Джули, и изгнать ее было не в силах Джонни. Ярость останется с ним навсегда.

Но можно постараться хоть ненадолго забыть о ней. И с этой мыслью Джонни привлек девушку к себе и поцеловал в губы.

Глава 23

Нью-Йорк, 25 января 1957 года

Утро понедельника выдалось холодным и ветреным. Город, казалось, скорчился под унылым серым небом, готовясь выдержать первую настоящую атаку зимы.

В крошечном магазинчике в центральной части Нью-Йорка на Сороковой улице, недалеко от Седьмой авеню, за старым шатким письменным столом в одиночестве сидела Фрэнси. Кроме этого стола, убогий интерьер составляли вращающееся кресло, каталожный шкаф, деревянный стул для посетителей, напольная пепельница и пара плакатов на стенах с рекламой компьютеров IBM.

В витрине красовалась вывеска, придуманная и старательно выполненная самой Фрэнси:

«КОМПЬЮТЕЛ ИНКОРПОРЕЙТЕД

Консультации по вопросам применения компьютеров в торгово-промышленной деятельности».

Фрэнси с трудом ухитрилась платить аренду за помещение, тратя последние сбережения, сделанные за время работы в «Магнус индастриз». Она понимала — если в ближайшие два месяца не заключить с кем-нибудь контракт, дольше продержаться не удастся.

Фрэнси поместила крошечные объявления в финансовых газетах и приготовилась к долгому ожиданию. Не в силах вынести напряжение, накопившееся от вынужденного безделья, она погрузилась в технические журналы, проштудировав все статьи по компьютеризации и познакомившись со всеми последними достижениями в области компьютерной технологии и программирования. Быть в курсе новейших разработок — теперь самое важное для нее, от этого зависело ее настоящее и будущее. Фрэнси знала, что если у нее каким-то чудом появится клиент, она сумеет в самый короткий срок составить программу, помогающую урегулировать финансовые проблемы средней по величине компании. Уже сейчас ее острый ум неустанно трудился, проигрывая различные варианты, хотя за основу она брала систему, разработанную ею для «Магнус индастриз».

Нерешенным, правда, оставался вопрос технического обеспечения. У Фрэнси не было своего компьютера, и где гарантия, что у обратившейся к ней фирмы окажется собственная машина? Она навела справки о возможности использования частных универсальных компьютеров и выяснила, что машинное время можно купить, но за очень высокую цену.

Выхода нет-придется относить эти довольно большие расходы за счет клиентов… если они появятся, так что, к сожалению, ее услуги окажутся по карману далеко не каждому.

Эту проблему Фрэнси пока была не в силах решить, поэтому пришлось отодвинуть ее на второй план. Фрэнси лучше, чем кто-либо, сознавала, что компьютеры-будущее американской экономики, и намеревалась любым способом выжить, пока, наконец, все не уладится. Но в душу невольно закрадывались сомнения — что, если придется свертывать бизнес, прежде чем появится первый клиент?

Усилием воли ей удалось сохранить мужество перед лицом того неприятного факта, что за две недели к ней не обратился ни один человек. Единственным посетителем был почтальон, который принес счета за телефон и рекламные проспекты.

Дни Фрэнси превратились в пытку. Постепенно ею овладевала безнадежность. Одна, в убогой конторе, она тоскливо наблюдала, как за широким окном кипит жизнь — непрерывным потоком идут люди, проносятся машины… По ночам ее мучили кошмары, наполненные образами прошлого, о котором было невыносимо вспоминать, и будущего, неясного, словно окутанного черным туманом.

Чтобы хоть как-то развеять эту пелену, она приколола к доске для объявлений вырезки из журналов и газет с описанием новой системы компьютерной сети «Магнус индастриз».

Фрэнси знала — это ее изобретение, плод усилий ее ума и долгих раздумий. Она смогла создать это для «Магнус» и сумеет сделать то же для любой компании.

— Я умна, — говорила она себе, — я чего-то стою. И всегда смогу это доказать.

Она повторяла эти слова снова и снова, как молитву, но с каждым днем все труднее становилось в них верить.

В тот день Фрэнси, как всегда, сидела за столом, стиснув зубы, и искоса наблюдала за прохожими, пытаясь одновременно сосредоточиться на статье из технического журнала.

Но, к ее удивлению, одна из фигур на улице остановилась перед магазином и принялась изучать вывеску. Это был молодой человек лет двадцати пяти, в джинсах и кожаной куртке, растрепанный и весь какой-то неухоженный.

Прочитав вывеску, он нагнулся и начал вглядываться сквозь стекло витрины, похоже, не зная, что делать. Но, немного помедлив, все же открыл скрипучую дверь и вошел. Глухо звякнул колокольчик, возвещая о прибытии клиента.

Фрэнси взглянула на него и улыбнулась:

— Чем могу помочь?

Молодой человек оглядел плакаты на стенах и старую мебель.

— Может, и ничем. Из вашего объявления в газетах я понял, что у вас более солидная фирма.

Фрэнси подняла брови.

— Для нашей работы большого размаха не требуется, — ответила она, уверенно улыбаясь.

Незнакомец подошел к столу и, не садясь, оперся на изрезанную спинку стула для посетителей.

— А что это такое?-спросил он скептически.

— Простите?

— Что это за консультации такие?

Фрэнси откашлялась, прикидывая, как бы поубедительнее солгать.

— Я… то есть… мы создаем компьютерные сети для предприятий. По вашему желанию составляем любую программу управления финансовой стороной дела. Если у вас нет своего компьютера, придется покупать машинное время.

Посетитель по-прежнему стоял, глядя на нее сверху вниз; очевидно, ее слова не произвели на него ни малейшего впечатления. Потом он задал вопрос, которого больше всего боялась Фрэнси:

— На кого вы работали раньше?

Фрэнси снова откашлялась. Пришлось дать единственный возможный ответ, хотя не совсем правдивый.

— На «Магнус индастриз». Может, вы слышали об этом. Компьютерная сеть для их европейских филиалов. Мы осуществляли монтаж и составляли программу.

Молодой человек с сомнением покачал головой.

— Не знал, что такая корпорация, как «Магнус», использует людей со стороны.

— На этот раз так и было, — пробормотала Фрэнси, пытаясь не покраснеть.

К счастью для нее, он переменил тему:

— Сколько у вас служащих?

— Э… семь, включая меня, — ответила она, избегая его взгляда.

Отодвинув стул, посетитель сел. Оказалось, он довольно грузен, что только усиливало общее впечатление неряшливости. Тусклые, песочного цвета волосы падали молодому человеку на лоб, но рыжевато-карие глаза светились умом. Он пристально глядел на нее.

— Это, случайно, не ложь во спасение?-спросил он наконец.

— Не понимаю, о чем вы, — отозвалась Фрэнси, стараясь говорить как можно небрежнее.

— Работай здесь еще кто-то, вы не сидели бы одна, верно?

— Это только сегодня, — храбро продолжала защищаться Фрэнси. — Остальные выполняют заказы. Должен же кто-то оставаться в конторе…

— Вот как?

В глазах молодого человека блеснули веселые искорки.

— Ну что ж, я рад, что дела у вас идут хорошо. Не думаю, правда, что попал по адресу.

— Неужели? — спросила Фрэнси, стараясь скрыть разочарование. — Уверены, что мы не сможем помочь вам?

— Нет, разве только у вас есть для меня место. Увидел ваши объявления в газетах и подумал: вдруг нужны рабочие руки.

Лицо Фрэнси вытянулось.

— О… в таком случае, думаю, вы правы. У нас… э… нет свободных мест. Не сейчас.

Посетитель оценивающе оглядел девушку. Глаза его были по-прежнему весело прищурены, на губах играла легкая улыбка. Достав сигарету, он закурил. Дымная спираль поползла к потолку.

— Интересно бы узнать поподробнее насчет вашей работы для «Магнус». Насколько я понимаю, задача была весьма сложной.

Фрэнси промолчала, не понимая, почему молодой человек не уходит. Заметив ее замешательство, он пожал плечами:

— Я отнимаю у вас время? Много дел?

— Я… нет. Видите ли, самым сложным было составить программу. Мы получили компьютеры из «Ай-Би-Эм», и я… мы…

— Какой вид машинного кодирования вы использовали? — перебил он.

Фрэнси подняла брови:

— Вариант 422-В, с алгебраическим компилятором, который составили сами.

Она углубилась в описание работы, без колебаний используя сложные технические термины, желая продемонстрировать, что действительно знает, о чем говорит.

Он задал ей еще вопрос, потом другой — непосредственно относящийся к сути разговора. Изъяснялся незнакомец на таком же сугубо профессиональном языке, и Фрэнси приходилось быстро соображать, чтобы уследить за ходом его мыслей. К концу беседы стало ясно — перед ней превосходный специалист по компьютерам. Она поняла также, что незнакомец воспринимает ее всерьез.

Он потушил сигарету.

— О вас ни словом не упомянули в прессе, не так ли? — поинтересовался он как бы между прочим.