Честь самурая

Хидэёси вызвал Хикоэмона:

— Помнится, среди твоих бывших ронинов немало уроженцев из разных провинций.

— Верно.

— Нет ли кого-нибудь из Фувы?

— Разузнаю.

— Хорошо. Пришли его ко мне.

Вскоре Хикоэмон привел к Хидэёси человека по имени Сая Кувадзю, могучего воина лет тридцати. Хидэёси дожидался его в саду.

— Ты Сая?

— Да, мой господин.

— И ты родом из Фувы в Мино?

— Из деревни Таруи.

— И хорошо знаешь тамошние места?

— Я прожил на родине до двадцати лет.

— Родственники остались там?

— Младшая сестра.

— С кем живет?

— Замужем за крестьянином, и дети, наверное, у нее есть.

— Не хочешь прямо сейчас вернуться туда?

— Никогда не думал об этом. Если я вернусь в родную деревню, у сестры будут неприятности и в семье и с односельчанами.

— Ты ведь уже не ронин, а воин гарнизона крепости Суномата и настоящий самурай. В чем же тебя упрекать?

— Фува — очень важный район на западе Мино. Что мне делать у врага?

Хидэёси кивал, словно обдумывая какое-то решение.

— Мне бы хотелось отправиться туда вместе с тобой. Оденемся так, чтобы не бросаться в глаза. Жди меня у садовых ворот, когда стемнеет.

— Куда вы так внезапно собрались? — встревожился Хикоэмон.

— На гору Курихара, — шепнул ему на ухо Хидэёси.

Хикоэмон онемел от изумления. Он, конечно, догадывался о том, что Хидэёси что-то замышляет, но чтобы идти на Курихару! Несмотря на свою сдержанность, Хикоэмон не смог скрыть удивления. На той горе жил Такэнака Хамбэй, бывший вассал клана Сайто, некогда слывший великим стратегом. Теперь он, удалившись от дел, вел уединенную жизнь. Хидэёси навел сведения о характере этого человека и его отношениях с кланом Сайто.

«Вдруг удастся провести этого норовистого жеребца в те же ворота, которые уже миновали Тигр Унумы и троица из Мино…» — думал Хидэёси, но попытка самому проникнуть на гору Курихара была очень рискованной.

— Вы серьезно собираетесь туда? — не веря собственным ушам, переспросил Хикоэмон.

— Да.

— Вы хорошо подумали?

— Почему ты так разволновался? — Хидэёси, казалось, не видел опасности в задуманном путешествии. — Никто, кроме тебя, не посвящен в мой замысел. Оставляю тебя старшим в крепости.

— Неужели вы в одиночку?

— Нет, с Саю.

— Это все равно что ехать безоружным. Вы полагаете, что уговорите Хамбэя вступить в союз с нами?

— Непросто, конечно, — вполголоса произнес Хидэёси, словно разговаривая с самим собой. — Все же попробую. Если я прибуду к нему с открытым сердцем, прочность уз, связующих его с кланом Сайто, не сыграет существенной роли.

Хикоэмон вспомнил страстные речи Хидэёси в его родной Хатидзуке, однако он не мог поверить в то, что Хидэёси вынудит Такэнаку Хамбэя спуститься с Курихары. При неудачном повороте событий Хамбэй оставил бы уединение, но только для того, чтобы присоединиться к клану Сайто.

Говорили, что Такэнака Хамбэй на горе Курихара ведет тихую жизнь удалившегося от мирских забот отшельника, но, если его прежним повелителям из клана Сайто будет грозить смертельная опасность, он непременно вернется, чтобы возглавить войско. Во время недавней войны с Одой он не принял участия в боях и со своей вершины наблюдал за тем, как сгущаются грозовые тучи. Время от времени он передавал с гонцом советы полководцам Сайто, исполненные неугасшей стратегической мудрости. Хидэёси знал, что ему предстоит сложное дело. Хикоэмон, охваченный страхом за своего благодетеля, не удержался от горестного стона.

— Непростую задачу вы на себя взвалили! — В словах Хикоэмона страх был смешан с восхищением.

— Ну что ж… — Хидэёси улыбнулся. — В самом деле нет повода для беспокойства. Кажущееся на первый взгляд неодолимым может оказаться совсем простым, а незатейливое дело способно повлечь за собой неожиданные осложнения. По-моему, главная трудность заключается в том, чтобы убедить Хамбэя в моей искренности. Такого серьезного соперника заурядной хитростью не возьмешь и в ловушку не заманишь.

Хидэёси начал готовиться к тайной поездке. Хикоэмон, переживавший за судьбу Хидэёси, не мог помешать ему. Его вера в способности и великодушие Хидэёси возрастала, и теперь день ото дня он чувствовал себя простым подчиненным.

Стемнело, и Сая подошел к садовым воротам. Хидэёси выглядел так же неприметно, как и его спутник.

— Хикоэмон, полагаюсь на тебя, — сказал Хидэёси и спокойно пошел, словно на прогулку вокруг крепости.

Путь предстоял недальний, до Курихары было всего десять ри. В хорошую погоду днем из Суноматы виднелись расплывчатые очертания вершины. Цепь гор была главной защитой Мино от вражеского вторжения. Хидэёси, выбрав кружной путь, вошел в Фуву, обойдя горы стороной.

Хидэёси с любопытством вглядывался в местность, чтобы понять, как здесь живут люди, чем они занимаются. Фува располагалась у подножия гор в западной части Мино, защищая дорогу в столицу.

Осенью Сэкигахара выглядела очень живописно. Бесчисленные реки и ручьи пересекали ее, как кровяные жилки. Древняя история и предания освящали уклад сельской жизни, но кровавая память о прошлом тоже передавалась из поколения в поколение. Горы Ёро с вершиной Ибуки, постоянно окутанной тучами, служили границей с провинцией Каи.

Такэнака Хамбэй родился в этих местах в четвертый год Тэммон. Рассказывали, правда, что он из Инабаямы, но детство провел у подножия Ибуки. Сейчас ему было всего двадцать восемь — слишком молодой для истинного полководца. Он был на год моложе Нобунаги и на год старше Хидэёси, но многое успел совершить в неспокойном мире и, устав от забот, удалился на гору Курихара. Он наслаждался красотой природы, читал старинные книги и писал стихи, не допуская к себе посетителей, часто стучавшихся к нему в дверь. Обрел ли он истинный покой или же притворялся, имея тайные умыслы? Такое тоже о нем говорили, но в Мино к нему относились с почтением, и слава его достигла Овари.

«Надо непременно его посетить и составить о нем собственное мнение», — с ходу решил Хидэёси. Было бы непростительной глупостью разминуться с таким выдающимся человеком, раз им обоим суждено было родиться в одном и том же мире. Если Хамбэй встанет на вражескую сторону, Хидэёси вынужден будет убить его. Он надеялся, что такого не случится, потому что убийство столь незаурядного человека омрачило бы всю жизнь Хидэёси. «Непременно добьюсь встречи с ним!» — решил Хидэёси.

ХОЗЯИН ГОРЫ КУРИХАРА

Курихара, расположенная по соседству с горой Нангу, невысока и похожа на ребенка, приткнувшегося к материнскому подолу.

Но как она прекрасна! Хидэёси, лишенный поэтического воображения, пришел в восторг, поднявшись на вершину. Его поразила нежная красота закатного солнца, медленно уходящего за горизонт. Мысли его мгновенно вернулись к главной заботе — как заставить Хамбэя стать союзником Оды? «Нет, попытка переиграть великого стратега с помощью стратегии обречена на провал. Нужно полностью перед ним открыться. Буду говорить с ним просто, призвав все красноречие, на которое я способен», — подбадривал себя Хидэёси, даже не знавший, где на этой горе искать уединенный приют Хамбэя. Хидэёси не торопился. Стемнеет, и где-нибудь обязательно зажгут огонь. Хидэёси решил не плутать в сумерках и расположился на отдых. Сгустилась тьма, и они вдалеке разглядели слабый свет фонаря по другую сторону заболоченной низины. По узкой петляющей тропе Хидэёси и Сая добрались до цели своего путешествия.

Они оказались на небольшой и ровной площадке, лежащей на полпути к вершине. Вокруг росли могучие криптомерии. Они ожидали увидеть скромный деревенский дом под соломенной кровлей, окруженный покосившимся забором, но перед ними высилась глинобитная стена, опоясывавшая просторный участок земли. В саду горело несколько фонарей. Вместо ворот проход в сад прикрывала раскачивающаяся на ветру бамбуковая калитка.

«Большой дом», — подумал Хидэёси, молча минуя калитку. За ней стоял густой лес. Узкая тропа, усыпанная осыпавшимися иголками, вела к дому. Пройдя шагов пятьдесят, Хидэёси и Сая вышли к дому. Из хлева по соседству доносилось мычание. Они слышали потрескивание дров на ветру, в воздухе стлался дым. Хидэёси остановился, чтобы протереть глаза. Порывом ветра с гор облако дыма сдуло, и Хидэёси увидел в кухонной пристройке ребенка, который подкладывал дрова в огонь.

— Вы кто? — насторожился мальчик.

— А ты здесь слуга? — отозвался Хидэёси.

— Да.

— А я вассал клана Ода. Меня зовут Киносита Хидэёси. Не передашь ли послание?

— Кому?

— Своему господину.

— Его здесь нет.

— Он уехал?

— Говорю вам, его нет. Уходите!

Отвернувшись, мальчик принялся перемешивать угли. Ночной туман пробирался под одежду, и Хидэёси подошел поближе к очагу:

— Позволь мне немного погреться.

Мальчик промолчал, бросив на него хмурый взгляд исподлобья.

— Холодная ночь, верно?

— В горах всегда так, — ответил мальчик.

— Послушай, служка!

— Никакой я не служка! Это не храм! Я — ученик господина Хамбэя!

— Ха-ха-ха!

— Ничего смешного!

— Извини.

— Ступайте прочь! Если хозяин узнает, что здесь были посторонние, он меня накажет.

— Не бойся! Все будет хорошо. Я извинюсь за тебя перед твоим господином.

— Вы действительно хотите повидаться с ним?

— Обязательно. Или ты думаешь, что, забравшись так высоко, я уйду ни с чем?

— В Овари все грубияны. Вы ведь из Овари, так?

— Ну и что в этом плохого?

— Мой господин ненавидит людей из Овари. И я тоже. Овари — вражеская провинция, правильно?

— Да.

— Вы проникли в Мино тайно? Значит, что-то здесь разнюхиваете. Если вы просто путник, уходите немедленно! Вы рискуете жизнью.

— Никуда я не пойду. Мне нужен твой господин.

— Зачем?

— Я пришел просить его о встрече.

— О встрече? Хотите стать его учеником? Учеником вроде меня?

— Ну да… в некотором смысле. Нам надо с тобой подружиться. Доложи обо мне господину, а я пока пригляжу за очагом. Не беспокойся, у меня получится.

— Никуда я не пойду.

— Не сердись. А кто это в доме кашляет? Не твой ли хозяин?

— У него всегда кашель по ночам. Здоровье слабое.

— Выходит, он дома. Значит, ты меня обманул.

— Какая вам разница, дома он или нет. Он все равно вас не примет. Он вообще никого не принимает, из какой бы провинции к нему ни пришли.

— Буду ждать своего часа.

— Потом как-нибудь придете.

— Мне хорошо здесь и тепло. Побуду у очага, пока мне не надоест.

— Шутите! Немедленно уходите!

Мальчик вскочил на ноги, готовый наброситься на врага, но, поглядев в улыбчивое лицо Хидэёси, освещенное багровым пламенем очага, он против воли перестал сердиться. Он смотрел на незваного пришельца с возрастающей симпатией.

— Кокума! Кокума! — послышалось из глубины дома.

Мальчик опрометью бросился на зов. Из котла на очаге потянуло подгоревшим рисом. Забыв, что еда предназначалась не ему, Хидэёси снял крышку и ловко принялся помешивать бурую рисовую кашу, смешанную с каштанами и сушеными овощами. Другой бы погнушался нищенской трапезой, но Хидэёси вырос в бедной крестьянской семье, и каждая рисинка напоминала ему материнские слезы.

— Эй, чуть не сгорело, Кокума!

Хидэёси, обернув руки полотенцем, снял котел с очага.

— Спасибо! Откуда вам известно мое имя?

— Тебя только что окликнул господин Хамбэй. Ты сказал хозяину обо мне?!

— Он позвал меня по другому делу. Мой господин запрещает говорить о разных пустяках. Он внушает мне, что нужно говорить только о важном. Вот я ему ничего и не сказал.

— Ладно. Ты строго выполняешь все наказы своего учителя, да? Приятно видеть усердного ученика.

— А вы просто выказываете свое тщеславие. Пустое занятие.

— Ошибаешься. Я и сам человек нетерпеливый, но будь я твоим учителем, так непременно похвалил бы тебя. Поверь мне, я говорю искренне.

В это мгновение кто-то вышел из кухни с бумажным фонариком в руке. Женский голос несколько раз окликнул Кокуму, и Хидэёси, обернувшись, увидел в неярком свете девушку лет семнадцати. Ее кимоно украшал узор, изображавший цветы горной вишни, окутанные туманом. Пояс-оби был персикового цвета. Лица ее Хидэёси рассмотреть не мог.

— Слушаю, госпожа Ою. — Кокума подошел к ней.

Девушка, сказав что-то мальчику, удалилась, фонарик растаял во тьме.

— Кто это? — спросил Хидэёси.

— Сестра моего учителя, — произнес Кокума с таким благоговением, как будто говорил о диковинном цветке, расцветшем в хозяйском саду.

— Прошу тебя, сходи, пожалуйста, к учителю и попроси его принять меня. Если он откажет, я уйду.

— Правда?

— Обещаю.

— Попробую. — Кокума нехотя пошел в дом и вернулся очень быстро.

— Хозяин наотрез отказался, сказав, что терпеть не может посетителей. И строго отчитал меня вдобавок. Пожалуйста, уходите. Мне пора подавать ужин господину.

— Хорошо, я уйду, но зайду как-нибудь в другой раз. — Хидэёси безропотно встал и собрался уходить.

— Вряд ли вам стоит сюда возвращаться, — сказал Кокума.

Хидэёси молча ушел. Он спустился в темноте с горы и лег спать.

На следующее утро он вновь отправился на Курихару. К дому Хамбэя он, как и накануне, добрался только на закате. Вчера он потратил слишком много времени на разговоры с мальчишкой, поэтому на этот раз решил зайти с той стороны, где, по его представлению, находился главный вход. Стоило ему постучать и подать голос, как перед ним предстал все тот же Кокума:

— Как! Это вы?

— Хочу узнать, не согласится ли твой господин принять меня сегодня. Сделай милость, осведомись о его настроении.

Кокума ушел в глубь дома и вскоре вернулся с тем же неутешительным ответом. Неизвестно, говорил ли он с хозяином или нет.

— Придется попробовать еще раз. Вдруг я когда-нибудь застану его в благоприятном расположении духа, — не теряя самообладания, произнес Хидэёси и распрощался с мальчиком.

Через два дня он еще раз поднялся на гору.

— А как сегодня?

Кокума, по обыкновению, заглянул в дом и вернулся с очередным отказом.

— Господин сказал, что ваши визиты докучают ему.

Хидэёси молча спустился с горы, но потом пришел снова. Дело дошло до того, что Кокума начинал смеяться, едва завидев Хидэёси.

— Вы действительно терпеливый человек, но бесполезно ходить сюда. Учитель, когда я докладываю ему о вашем очередном приходе, уже не сердится, а смеется.

Мальчики легко сходятся со взрослыми, и у Кокумы с Хидэёси сложились почти приятельские отношения.

На следующий день Хидэёси опять взобрался на Курихару. Поджидавший его у подножия Сая не представлял, что на уме у его господина, и начал терять терпение:

— Какой заносчивый этот Такэнака Хамбэй! Надо бы мне пойти с господином и проучить гордеца за неучтивость!

В тот день, когда Хидэёси собрался на гору в десятый раз, было дождливо и ветрено, и Сая с крестьянами, в доме которых они поселились, отговаривал хозяина от бесполезной затеи, но тот упрямо стоял на своем. В соломенной накидке и широкополой шляпе он пошел на Курихару. Как всегда под вечер, он стоял перед главным входом.

— Кто там? — услышал он в ответ на свой стук.

Впервые навстречу ему вышел не Кокума, а Ою, которая, по словам мальчика, доводилась Хамбэю родной сестрой.

— Я понимаю, что беспокою господина Хамбэя своими визитами. Мне очень неприятно быть назойливым, но я прибыл к вам посланцем от своего господина и не могу вернуться домой, не поговорив с господином Хамбэем. Вручение посланий своего господина — одна из важнейших обязанностей самурая, поэтому я вынужден докучать господину Хамбэю до тех пор, пока он не согласится принять меня, пусть даже через два года. Если господин Хамбэй не удостоит меня чести выслушать послание, я сделаю сэппуку. Таков воинский долг, и господин Хамбэй это прекрасно знает. Пожалуйста… похлопочите перед ним за меня, хотя бы одно словечко скажите.

Под проливным дождем Хидэёси опустился на колени. Впечатлительная девушка растрогалась.

— Пожалуйста, подождите, — приветливо произнесла она и скрылась в глубине дома.

Вскоре она вернулась и, не скрывая сочувствия, сообщила, что Хамбэй не намерен менять своего решения.

— Мне жаль, что мой старший брат такой упрямый, но, по-моему, вам лучше уйти. Он сказал, что никогда не примет вас. Он вообще избегает встреч с посторонними.

— Вот как? — Огорченный Хидэёси потупился, но упорствовать не стал. Дождь барабанил ему по спине. — Что ж, подожду, пока господин Хамбэй передумает.

Нахлобучив шляпу, он ушел во тьму. Обойдя, как обычно, усадьбу по лесной тропе, Хидэёси был сейчас по другую сторону стены.

— Постой! Он примет тебя! Слышишь! Он велел вернуть тебя! — закричал подбежавший Кокума.

— Неужели!

Хидэёси с Кокумой быстро зашагали к усадьбе. У входа в дом их поджидала только Ою.

— Ваше упорство настолько поразило моего брата, что он сказал, было бы грехом не принять вас, но только не сегодня. Он уже в постели из-за сырой погоды, но просит вас прибыть, когда он сам вас известит.

Хидэёси понял, что девушка, сжалившись над ним, после его ухода поговорила с братом.

— Я прибуду немедленно, как только вы за мной пришлете.

— Где вы остановились?

— В деревне Нангу, у подножия горы, у крестьянина Моэмона. Его дом под высокой шелковицей.

— Подождем хорошей погоды.

— Буду с нетерпением ждать вестей от вас.

— Холодно, а вы промокли. Посушите одежду у очага и поешьте перед уходом.

— Благодарю вас, в другой раз. Я немедленно ухожу. — Широким шагом Хидэёси пошел вниз.

Дождь лил и весь следующий день. А еще через день дождя не было, но вершина Курихары скрылась за облаками, и известия от Хамбэя не пришло. Наконец установилась хорошая погода, и гора, омытая ливнями, засияла яркими красками. Стояла ранняя осень, и листья на деревьях покрылись багрянцем.

В это утро у ворот Моэмона показался Кокума. Он вел на веревке корову.

— А вот и я! — сказал мальчик. — Тебе приглашение! Учитель приказал мне проводить тебя до дома и прислал скакуна для дорогого гостя. — Кокума протянул Хидэёси записку.

«Странно, что вы проявляете повышенный интерес к усталому и больному человеку, удалившемуся от мирских дел. Ваша просьба затруднительна для меня, но все же, пожалуйста, зайдите ко мне на несколько минут», — гласило послание Хамбэя.

Тон его был высокомерным. Хидэёси знал, что разговаривать с Хамбэем будет крайне трудно. Хидэёси взгромоздился на корову и сказал Кокуме:

— Прокатимся на вашем жеребце!

Кокума без промедления двинулся в обратный путь. Осеннее небо над горами Курихара и Нангу прояснилось, и впервые Хидэёси отчетливо увидел горы.

У главных ворот усадьбы их дожидалась красавица. Это была Ою, принарядившаяся к приезду гостя.

— Не стоило так утруждать себя! — воскликнул Хидэёси, ловко спрыгнув с коровы.

Они вошли в дом, и Хидэёси ненадолго оставили одного. Где-то капала вода, в окно стучал бамбук. Хидэёси огляделся по сторонам. В нише-токонома в грубой глинобитной стене висел свиток, на котором рукой буддийского монаха был начертан иероглиф «видение».

«Неужели ему здесь не скучно?» — вопрошал себя Хидэёси, стараясь понять, что могло заставить Хамбэя избрать уединение в таком месте. Он бы не выдержал и трех дней в таком заточении. Пробыв несколько минут в этой строгой комнате наедине с самим собой, он уже изнывал от скуки. Слух его услаждали пение птиц и шелест ветвей, но мыслями он был в Суномате и на горе Комаки. Дитя своего времени, Хидэёси чувствовал себя чужим в горной обители.

— Извините, что заставил вас ждать, — прозвучал за спиной звонкий голос Хамбэя.

Хидэёси знал, что человек, встречи с которым он так настойчиво добивался, еще молод, но голос отшельника поразил его. Хозяин усадил гостя на почетное место.

Хидэёси без промедления приступил к делу, представившись Хамбэю:

— Я вассал клана Ода. Меня зовут Киносита Хидэёси.

Хамбэй вежливо прервал его:

— Давайте отбросим излишние формальности. Приглашая вас сегодня, я рассчитывал на другое.

Хидэёси понял, что эти слова дали хозяину преимущество. Ход, к которому он привычно прибегал в этих ситуациях, обернулся против него.

— Такэнака Хамбэй, владелец этого горного приюта. Вы оказали мне честь, удостоив своим посещением.

— Я проявил непочтительную настойчивость, обременив вас ненужными хлопотами.

Хамбэй рассмеялся:

— Признаться, вы мне изрядно надоели, но сейчас вынужден признать, что изредка принимать гостей даже приятно. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Поведайте, почтенный гость, с какой целью вы нарушили мое уединение? Пословица утверждает, что в горах не найдешь ничего, кроме птичьего щебета.

Хамбэй намеренно сел ниже, чем гость, однако в его глазах играла насмешливая улыбка, и он явно потешался над человеком, внезапно свалившимся сюда, словно с луны. Хидэёси пригляделся к нему повнимательней. Он действительно не отличался крепким телосложением, но был красив. Красные губы ярко выделялись на прозрачном бледном лице.

Манеры Хамбэя свидетельствовали о прекрасном воспитании. Он был внимателен к собеседнику, говорил учтиво. Хидэёси сомневался, не скрывается ли под внешней приветливостью нечто иное, как в здешних горах, которые сегодня манили путника своей красотой, а вчера здесь неистовствовала буря.

— Я пришел повидаться с вами по распоряжению князя Нобунаги. Не хотите ли вы спуститься с этой горы? Человек ваших способностей не должен в столь молодом возрасте уединяться в горном приюте. Рано или поздно вам придется исполнить долг самурая. Кому же вам служить как не князю Нобунаге? Вот я и прибыл сюда с предложением служить клану Ода. Вы чувствуете, что над нами сгущаются грозовые тучи войны?

Хамбэй слушал с загадочной улыбкой. Хидэёси понимал, что его красноречие не принесет успеха, когда собеседник молчит. Хамбэй напоминал ему гибкую иву под ветром. Трудно было сказать, слушает ли он Хидэёси. Киносита умолк в ожидании ответа Хамбэя, но тот промолчал. Хидэёси исчерпал доводы, а отшельник ничем не выдал своих мыслей.

Легкий ветерок веял от веера Хамбэя, которым он поддерживал ровное пламя в очаге, не поднимая в воздух золу. Вода в чайнике закипела. Хамбэй вытер салфеткой, используемой в чайной церемонии, маленькие чашечки себе и гостю. Он, похоже, по бульканью воды определял, готов ли кипяток. Этот учтивый человек, любезно улыбавшийся гостю, был неподступен.

Хидэёси почувствовал, что у него затекли ноги. Он никак не мог продолжить разговор. Все сказанное им в мгновение ока обернулось пустым звуком.

— Хотелось бы понять, как вы относитесь к предложению Нобунаги. Я убежден, что бесполезно сулить вам богатства, перечислять ожидающие вас должности и награды. Овари, конечно, маленькая провинция, но в будущем ей суждено играть ведущую роль в Японии, потому что никто из князей не обладает способностями князя Нобунаги. Ваше добровольное заточение в горах вдали от смятенного мира бессмысленно. Вам следует спуститься к людям ради их спасения.

Хамбэй внезапно повернулся к гостю, и Хидэёси затаил дыхание, но хозяин лишь протянул ему чашку.

— Пожалуйста, попробуйте мой чай, — сказал он.

Хамбэй отпил несколько глотков из своей чашки, словно его не интересовало ничто, кроме вкуса чая.

— Почтенный гость!

— Слушаю вас!

— Вы любите орхидеи? Они изумительны весной, но и осенние по-своему прелестны.

— Орхидеи? Это что такое?

— Цветы. Если углубиться в горы еще ри на четыре, увидите на утесах и валунах орхидеи, прячущие в себе росу давних времен. Я велел своему слуге Кокуме сорвать одну и посадить в горшок. Не угодно ли полюбоваться?

— Да нет… — Хидэёси замялся. — Какой мне смысл разглядывать цветы?

— Вот как?

— Может быть, со временем, но сейчас я даже во сне думаю только о сражениях. Молод еще, вероятно. Я целиком отдаюсь служению клану Ода, и мне не понять чувства воина, удалившегося на покой.

— В вашей службе есть смысл, но не кажется ли вам, что вы понапрасну теряете время, рьяно предаваясь поискам славы и богатства? Отшельникам не понять мирской суеты. А почему бы вам, бросив Суномату, не выстроить хижину на склоне горы?

«Не равнозначны ли честность и глупость? Не означает ли глупость отсутствие стратегии? Одной лишь уверенности в своих силах и в словах, вероятно, недостаточно для того, чтобы достучаться до человеческого сердца», — горестно размышлял Хидэёси, спускаясь по горному склону. Все усилия оказались тщетны. Оскорбленный, униженный неудачей, Хидэёси оглянулся. Он чувствовал не раскаяние, лишь глубокое сожаление. Сегодня его выдворили с изящной учтивостью. «Возможно, мы никогда с ним больше не увидимся, — подумал Хидэёси. — Нет! В следующий раз на поле брани его голову положат перед моим походным стулом». Он твердо поклялся себе, что так все и будет. Сколько раз он, понурив голову, шагал по этой дороге, запрятав в глубине души стыд. Выяснилось, что дорога унижения ведет в никуда.

— Жалкий червяк! — в бессильном гневе воскликнул Хидэёси.

Возможно, он вспомнил бледное лицо и немощное тело Хамбэя. Он ускорил шаг. Перед поворотом, где дорога огибала скалу, Хидэёси вспомнил о желании, которое подавлял с момента ухода из дома Хамбэя. Поднявшись на утес, он помочился на простирающуюся внизу долину. Струя изгибалась дугой, рассыпаясь на мелкие брызги.

— Хватит ныть! — одернул себя Хидэёси и поспешил в долину.

— Сая, загостились мы с тобой. Завтра утром отправимся домой, — бодрым тоном сообщил он слуге, вернувшись в дом Моэмона.

Сая решил, что встреча с Хамбэем прошла успешно, и в душе порадовался за своего господина. Хидэёси и Сая провели вечер с хозяевами дома и рано легли спать. Ночью Хидэёси преспокойно храпел. Сая время от времени просыпался от храпа и таращился во тьму. Сая решил, что ежедневные прогулки на Курихару, видно, утомили Хидэёси.

«Чтобы добиться хоть небольшого успеха, приходится много трудиться», — подумал он, не подозревая о том, что его господин потерпел жестокое поражение. Еще до рассвета Хидэёси закончил все приготовления к отъезду. На заре они покинули спящую деревню.

— Подожди, Сая! — Хидэёси внезапно замер на месте, глядя на восходящее солнце.

Гора Курихара темнела, выступая из утреннего тумана. За горой облака переливались всеми красками зари.

— Я ошибся, — пробормотал Хидэёси. — Поставил перед собой нелегкую задачу, поэтому трудности были неизбежны. Возможно, я переоценил свои возможности. Малодушным великие деяния не суждены!

И вот он уже повернулся в противоположную сторону.

— Сая, я еще раз поднимусь на Курихару. А ты ступай домой! — внезапно сказал Хидэёси, исчезая в утреннем тумане. Вскоре он одолел половину пути. Дойдя до заболоченной низины неподалеку от дома Хамбэя, он услышал, как его окликнула Ою.

С ней был Кокума. Она ехала на корове, держа на локте корзину с травами.

— Какая неожиданность! Странный вы человек! Учитель сказал, что вы, получив сполна, вряд ли появитесь у нас, — сказал Кокума.

Спустившись на землю, Ою учтиво поклонилась Хидэёси, но Кокума не унимался:

— Сегодня не тревожьте учителя! Ночью он почувствовал себя нехорошо и сказал, что это результат затянувшейся беседы с вами. Он и сегодня утром в дурном настроении. И мне опять из-за вас досталось.

— Не груби! — одернула Ою мальчика, но тоже вежливо дала понять Хидэёси, что его сегодня в гости не ждут. — Конечно, брат заболел не потому, что разговаривал с вами, он простудился, поэтому сейчас в постели. Я сообщу о вашем приходе, но, пожалуйста, не тревожьте его покой.

— Я так и предполагал, но все же осмелился прийти, и… — Хидэёси достал тушечницу и написал на листе бумаги:

Нет людям покоя в тревожном мире.

Зверям и птицам он ведом.

Неудержимы людские страсти,

Призрачны улицы города.

Горные тучи не знают соблазнов,

Вольны они плыть на свободе.

Но стоит ли уединяться

В тиши зеленых гор?

Он знал, что стихи получились нескладные, но они передавали его истинные чувства, поэтому он приписал еще две строки.

Куда уплывают тучи с вершины?

На запад ли? На восток?

— Я уверен, что господин Хамбэй посмеется надо мной и назовет назойливым, но я хочу дождаться ответа, поскольку докучаю ему в последний раз. Если я не смогу выполнить приказ моего князя, то совершу сэппуку здесь, на болоте. Пожалуйста, попросите за меня последний раз в моей жизни.

Не чувствуя презрения к бесцеремонному посетителю, Ою пожалела его и отправилась к больному брату со стихотворным посланием. Хамбэй прочитал его, но ничего не ответил. Полдня он пролежал с закрытыми глазами. Наступил вечер, следом лунная ночь.

— Кокума, приведи корову, — внезапно сказал Хамбэй.

Ою, поняв, что Хамбэй куда-то едет, встревожилась и одела брата потеплее. Кокума вел корову за веревку. Они спустились с горы до заболоченной низины. Хамбэй издалека увидел одинокого путника, который сидел в позе буддийского монаха. Он наверняка целый день ничего не ел и не пил. Охотник сказал бы, что Хидэёси представляет собой превосходную мишень. Хамбэй подошел к нему и с поклоном опустился перед ним на колени.

— Уважаемый гость, сегодня я был неучтив с вами. Не знаю, какую пользу вы рассчитываете получить от меня, хворого, уединившегося в горах, но ваше упорство, право, взволновало меня до глубины души. Известно, что самурай готов пожертвовать жизнью ради близкого человека. Я не хочу, чтобы вы умерли понапрасну. Я прежде состоял на службе у клана Сайто и не намерен служить Нобунаге. Я готов служить вам, хотя сил у меня немного. Простите, что на протяжении стольких дней я был столь неучтив с вами.

Долгое время события развивались своим чередом, без военных конфликтов. Овари и Мино укрепляли боевую мощь. Негласное перемирие увеличило количество путников и торговцев, пересекающих границы обеих провинций. Наступил Новый год, и наконец зацвела слива. Жители Инабаямы думали, что невзгоды остались позади и хрупкий мир продлится еще лет сто.