Честь самурая

Не веря собственным ушам, Хаяси не стронулся с места.

— Князь Нобунага здесь в сопровождении шестерых спутников. Они вихрем промчались через главные ворота. Князь громко смеялся, на скаку переговариваясь с приближенными.

— Правда?

— Клянусь!

— Князь Нобунага здесь? Что бы это значило?

Садо потерял самообладание, лицо его побелело.

— Мимасака, как ты думаешь, зачем он явился?

— В любом случае нам лучше выйти к нему.

— Да, конечно! Скорее!

Заговорщики мчались по коридору, слыша уверенную поступь Нобунаги у главного входа. Братья простерлись ниц перед князем.

— Садо и Мимасака! Как поживаете? Я собрался было съездить в Морияму, а потом решил сначала попить чаю в Нагое. Оставьте ваши поклоны и церемонии. Они ни к чему. Подайте чаю, да поживее! — бросил Нобунага через плечо.

Он прошел в главный зал крепости и уселся на возвышении, а затем обратился к приближенным, тяжело дышавшим после бешеной скачки.

— А здесь жарко! Невыносимая духота! — Князь принялся обмахиваться веером.

Принесли чай, потом сладости и в последнюю очередь подушки для сидения. От полнейшего замешательства все делалось наоборот. Братья, пробормотав что-то о преданности князю, поспешно удалились.

— После скачки он, верно, проголодался и потребует полный обед. Распорядитесь, чтобы в кухне все приготовили.

Пока Садо давал указания слугам, к нему подошел Мимасака и, потеребив за рукав, прошептал:

— Кацуиэ зовет тебя.

Хаяси кивнул:

— Скоро приду. Ступай к нему.

Сибата Кацуиэ прибыл в крепость Нагоя тремя часами раньше. Он собирался домой после тайного совещания, но внезапное появление Нобунаги вынудило его отложить отъезд. Попав в западню, он сидел в потайной комнате и трясся от страха. Братья пришли к нему, и все трое облегченно вздохнули.

— Как снег на голову, — пробормотал Садо.

— Это похоже на него, — сказал Мимасака. — Голову сломаешь, соображая, что он придумает. Никогда не знаешь, что он выкинет в следующую минуту. Причуды дурака!

Невольно скосив глаза в сторону главного зала, где находился Нобунага, Сибата Кацуиэ изрек:

— Поэтому ему и удалось перехитрить старого лиса, Сайто Досана.

— Да, — отозвался Садо.

— Послушай, Садо. — На лице у Мимасаки заиграла зловещая усмешка. — Не использовать ли нам эту возможность?

— О чем ты?

— С ним всего шестеро приближенных. По-моему, этот благоприятный случай ниспослали нам боги.

— Расправиться с ним?

— Вот именно. Пока он обедает, соберем надежных воинов. Потом я выйду прислуживать ему и по моему сигналу убьем его.

— А если не получится? — спросил Садо.

— Как это не получится? Расставим людей и в коридоре, и по всему саду. Возможны какие-то потери у нас, но если мы обрушимся на него всей мощью…

— Что скажешь, Садо? — взволнованно произнес Мимасака.

Хаяси Садо сидел потупив взгляд, а Кацуиэ и Мимасака пристально смотрели на него.

— Хорошо. Возможно, это и есть самый подходящий случай.

— Договорились?

Глядя друг другу в глаза, трое заговорщиков поднялись на ноги, но в это мгновение по коридору прокатился гул тяжелых шагов и черная дверь в потайную комнату распахнулась.

— Так вот вы где! Хаяси! Мимасака! Я выпил чаю и поел сладостей. Сейчас возвращаюсь в Киёсу!

У заговорщиков поджилки задрожали от страха. Нобунага заметил Сибату Кацуиэ:

— И Кацуиэ здесь! Ты ли это?

Кацуиэ простерся ниц, а Нобунага с усмешкой взглянул на него с высоты своего роста:

— В крепости я увидел рысака, весьма похожего на твоего. Выходит, конь твой?

— Да… Я ненароком заехал сюда сегодня. Как видите, я в повседневной одежде, поэтому решил, что неучтиво показаться вам на глаза в таком виде, и я, мой господин, решил спрятаться здесь.

— Насмешил ты меня! Посмотри, какие обноски на мне!

— Пожалуйста, простите меня, мой господин.

Нобунага веером пощекотал затылок Кацуиэ.

— Князь и преданные ему люди не должны обращать внимание на внешний вид друг друга и служить глупым формальностям. Учтивость — удел столичных придворных. Мы, члены клана Ода, — сельские самураи!

— Да, мой господин.

— В чем дело, Кацуиэ? Почему ты дрожишь?

— От сознания, что я вас оскорбил, мой господин.

— Ха-ха-ха! Я тебя прощаю. Вставай! Нет, подожди. У меня развязались шнурки. Кацуиэ, раз ты внизу у моих ног, не завяжешь ли?

— Слушаюсь, мой господин.

— Садо!

— Да, мой господин?

— Я не помешал тебе?

— Нет, мой господин.

— А ведь средь бела дня в крепость могу прорваться не только я. Ты и вторжение из вражеской провинции проморгаешь! Бди, ты ведь комендант!

— Я с утра до ночи начеку.

— Вот и прекрасно. Рад, что у меня такие достойные соратники. Дело не только во мне. Одна твоя ошибка — и под угрозой жизнь твоих подчиненных. Кацуиэ, готово?

— Я завязал шнурки, мой господин.

— Большое спасибо.

Нобунага вышел из комнаты, оставив заговорщиков простертыми в поклоне, прошел кружным путем по главному коридору к воротам и уехал. У бледных Кацуиэ, Садо и Мимасаки круги поплыли перед глазами. Опомнившись, они помчались к главным воротам и еще раз пали ниц у самого входа. Нобунаги там не было. Стук лошадиных копыт удалялся. Спутники Нобунаги, обычно ехавшие на некотором удалении от князя, теперь держались вплотную к нему, чтобы не отстать, как утром. Гаммаку и Токитиро, выбиваясь из сил, все-таки старались не отстать.

— Послушай, Гаммаку!

— Да?

— Удачно все обошлось!

— Да.

Они бежали за своим господином, любуясь им издали. Гаммаку и Токитиро сговорились в случае опасности послать с пожарной вышки дымовой сигнал в Киёсу и при необходимости убить часовых.

Крепость Надзука была ключевым пунктом в системе обороны, разработанной Нобунагой, а комендантом в ней состоял один из его родственников — Сакума Дайгаку. Ранней осенью в предрассветной тьме обитателей крепости разбудило неожиданное прибытие какого-то войска. Враги? Воины мгновенно взялись за оружие… Оказалось, что прибыли союзники.

В тумане со сторожевой башни донесся голос:

— В Нагое мятеж! У Сибаты Кацуиэ тысяча воинов, у Хаяси Мимасаки — более семисот!

Гарнизон крепости Надзука был небольшим. Гонцы исчезли в тумане, чтобы оповестить Киёсу. Нобунага еще спал. Услышав донесение, он вмиг облачился в доспехи, схватил копье и выбежал во двор. Оруженосцы не поспевали за ним. У ворот Карабаси его уже поджидал какой-то воин, который держал под уздцы княжеского коня.

— Ваш конь, мой господин, — сказал он, передавая Нобунаге поводья.

Нобунага удивленно взглянул на воина, словно изумляясь, что кто-то сумел его опередить.

— Ты кто? — спросил Нобунага.

Воин снял шлем и хотел было опуститься на колени. Нобунага был уже в седле.

— Обойдемся без церемоний. Кто ты?

— Токитиро, слуга из вашей свиты.

— Обезьяна?

Нобунага поразился. Почему простой слуга, который обязан носить за князем обувь и работать в саду, первым оказался готовым к предстоящему сражению? Его снаряжение было незатейливым, но все ладно прилажено на положенных местах. Нобунагу позабавил и подбодрил вид юноши.

— Ты готов сражаться?

— Позвольте мне следовать за вами, мой господин.

— Хорошо!

Нобунага и Токитиро удалились от крепости примерно на триста дзё, и в редеющем утреннем тумане до них донесся стук подков. Двадцать… тридцать… пятьдесят всадников, а за ними чернели фигуры около пятисот пеших воинов. Люди в Надзуке сражались отчаянно. Нобунага в одиночку врезался в пеший строй на своем скакуне.

— Ну, кто осмелится поднять руку на своего князя? Я перед вами. Садо, Мимасака, Кацуиэ, где вы? Сколько воинов вы привели? Почему восстали? Пусть один из вас выйдет вперед, и сразимся в открытом поединке!

Грозный голос Нобунаги заставил мятежников притихнуть.

— Предатели! Я жестоко покараю вас! И тех, кто попрятался по углам!

Мимасака с перепугу обратился в бегство. Голос Нобунаги катился вдогонку, как раскаты грома. Повстанцы, на которых рассчитывал Мимасака, знали, что Нобунага законный князь по праву рождения. Увидев князя, услышав его речи, они не нашли в себе сил обратить против него свои копья.

— Стой! Предатель!

Нобунага, догнав Мимасаку, пронзил его копьем. Отряхнув с острия кровь, он повернулся к воинам Мимасаки и гордо произнес:

— Изменнику, который поднял руку на своего князя, никогда не стать правителем провинции. Не надоело вам быть марионетками и бесчестить себя, позорить своих детей и внуков? Просите прощения! Кайтесь!

Узнав, что левый фланг сдался без боя, а Мимасака убит, Кацуиэ помчался в крепость Суэмори под защиту матери и младшего брата Нобунаги.

Мать Нобунаги разразилась рыданиями, узнав о поражении мятежников. Нобуюки затрепетал от страха.

— Мне лучше покинуть этот мир, — произнес Кацуиэ, поверженный командир их воинства.

Он выбрил голову, снял доспехи и облачился в одеяние буддийского монаха. На следующий день вместе с Хаяси Садо, Нобуюки и его матерью он явился в Киёсу просить прощения за свои грехи.

Мать Нобунаги страстно молила о снисхождении. Она просила прощения за всех, кто предстал сейчас перед князем. Нобунага, вопреки всеобщим ожиданиям, не выказал гнева.

— Я прощаю их, — коротко сказал он матери и повернулся к Кацуиэ, которого прошиб холодный пот. — Монах, зачем ты выбрил голову? Ничтожный ты человек! — Нобунага заставил себя улыбнуться и обратился к Садо: — И ты с ними! В твои года это неприлично! После смерти Хиратэ Накацукасы я полагал, что ты станешь моей главной опорой. Как я сожалею о том, что стал причиной смерти Накацукасы! — Слезы подступили к его глазам. Нобунага умолк. — Причина в моих прегрешениях. Из-за них ушел из жизни Накацукаса, из-за них ты ступил на тропу предательства. С сегодняшнего дня я буду ответственно относиться ко всему на свете, а вы будете верно служить мне. Иначе какой смысл становиться воином? Что лучше для истинного самурая — служить своему князю или скитаться вольным разбойником-ронином?

Хаяси Садо впервые увидел подлинную суть Нобунаги и осознал его выдающиеся способности. Он дал клятву впредь верой и правдой служить Нобунаге и удалился, так и не посмев поднять голову.

Нобуюки так и не понял того, что открыл в Нобунаге Хаяси Садо. Младший брат по-своему истолковал великодушие старшего. «Этот убийца ничего со мной не сделает, потому что рядом наша мать», — подумал он.

Ослепленный ненавистью к брату и пользуясь защитой любящей матери, Нобуюки продолжал плести интриги против князя.

— Я бы с радостью простил Нобуюки его неблагодарность, но дело не только в нем. Он способен вынудить многих моих соратников пренебречь самурайской честью. Он мне родной брат, но благополучие клана требует его смерти, — сказал Нобунага, узнав о вероломстве Нобуюки.

Под каким-то предлогом Нобунага взял Нобуюки под арест и приговорил его к смертной казни.

Никто уже не считал Нобунагу дураком, теперь все трепетали перед его проницательностью и отвагой.

— Снадобье оказалось слишком сильным, — порой повторял Нобунага, и жестокая усмешка играла на его лице.

Он долго, и вовсе не по своей воле, разыгрывал из себя глупца. Ему не хотелось морочить голову родственникам и соратникам, но после смерти отца он столкнулся со множеством врагов, посягавших на его провинцию. Он начал прикидываться дурачком, чтобы никто не ждал от него неприятностей. Он убедил в собственной глупости родных и приближенных, чтобы обмануть недругов и их лазутчиков. Разыгрывая спектакль безумия, Нобунага досконально изучил человеческую натуру и порядки, которые правят в мире. Он был совсем молодым, и враги устранили бы его, прояви юный князь свои таланты.

Фудзи Матаэмон, старший над челядью, вбежал в хижину, где отдыхал Токитиро.

— Обезьяна, скорее! — крикнул он.

— Что стряслось?

— А ты как думаешь?

— Откуда мне знать?

— Наш господин вдруг приказал тебя привести. Ты что-нибудь натворил?

— Нет.

— Ладно, разберемся.

Фудзи повел Токитиро не в сторону главного дома. Что-то осенило Нобунагу, когда он сегодня осматривал склады, кухни и штабеля дров.

— Я привел его, господин. — Фудзи простерся перед князем.

— Привел, говоришь? — Нобунага подошел поближе. — Обезьяна, иди сюда!

— Слушаюсь!

— С сегодняшнего дня я перевожу тебя в повара.

— Благодарю, мой господин.

— Конечно, кухня — это тебе не поле брани, где можно помахать копьем. С точки зрения толкового военачальника кухня играет важную роль в боеспособности воинов. Знаю, тебя не нужно заставлять работать, но будь прилежным.

Это было повышение по службе. Увеличилось и его жалованье. Став поваром, он уже не считался слугой, но перевод на кухню считался постыдным для самурая и воспринимался как печальный итог неудавшейся службы. «И в конце концов его спровадили на кухню», — говорили в подобных случаях. Истинные воины относились к стряпне как к занятию для бестолковых людей, а челядь и слуги самураев оскорбились бы, получив назначение на кухню, а для молодого самурая это означало прощание с надеждами на продвижение по военной стезе. Матаэмон утешал Токитиро:

— Послушай, Обезьяна, тебя обидели, переведя на кухню. Правда, жалованье тебе прибавили, так что можешь считать, что тебя повысили, так ведь? В личной свите князя, хотя и на низкой должности, ты иногда попадался на глаза нашему господину, поэтому у тебя была надежда на продвижение по службе. С другой стороны, ты рисковал жизнью. А на кухне не о чем беспокоиться! И корову продашь, как у нас говорят, и без молочка не останешься.

Токитиро смиренно кивнул в ответ. В глубине души он не чувствовал досады. Он был даже польщен тем, что получил неожиданное повышение от самого Нобунаги. Кухня поразила Токитиро мраком, чадом и грязью. Кухонные работники забыли, как выглядит солнце в полдень, а старик, главный повар, и вовсе провел всю жизнь среди запахов перебродивших бобов.

«Никуда не годится, — угрюмо размышлял Токитиро. Мрачная кухня угнетала его. „Надо прорезать в стене большое окно“. На кухне царили свои порядки, и главный повар по старости лет не любил перемен. Токитиро дотошно проверил, сколько сгнило сушеной рыбы, и не принимал товар у поставщиков, тщательно не осмотрев его. С появлением Такитиро на кухне заметно улучшилось качество продуктов, из которых готовили в крепости.

— Когда с тобой вежливо обходятся, так и товар хочется привезти получше, и цену сбросить, — сказал как-то Токитиро один из поставщиков.

— Вы, господин Киносита, любого купца за пояс заткнете. И все цены знаете — и на овощи, и на рыбу, и на рис! И глаз у вас острый. Нас радует, когда вы выбираете самый лучший товар, поэтому мы и уступаем вам его подешевле, — заметил другой.

Токитиро, засмеявшись, ответил:

— Глупости! Я не купец и не умею торговаться. Мне с этого прибыли нет, но из ваших продуктов готовят еду для воинов моего господина, вот я и стараюсь. Как поешь, так и службу выполнишь. Как видите, мощь нашей крепости зависит от качества ваших продуктов. Мы обязаны хорошо кормить наших воинов.

Он нередко угощал торговцев чаем и задушевно беседовал с ними.

— Вы торговцы, поэтому каждый раз, привозя товар в крепость, волей-неволей думаете о барыше. Понятно, в убытке оставаться не хочется. Представьте себе, что крепость попала под власть наших врагов. На долгие годы вы окажетесь без покупателей и, может быть, без товара. Торговцы, прибывшие в неприятельском обозе, перехватят ваши дела. Если мы хотим быть цветущими ветвями, то стволом нашего дерева мы должны почитать господствующий клан. Вот с какой меркой следует подходить к барышам, тогда и выяснится, что выгода от нечестной торговли сиюминутна.

Токитиро обращался к главному повару с величайшим почтением. Он советовался со стариком по любому пустяку. Он подчинялся его приказам, даже нелепым. Среди кухонных работников нашлись и злые языки, распускавшие о юноше всякие слухи, чтобы поскорее от него избавиться.

— Хлопотун!

— И всюду сует свой нос.

— Обезьяна, которая воображает, что занята важным делом.

Не желая усугублять раздор на кухне, Токитиро старался равнодушно относиться к недоброжелателям. Главный повар одобрил его план усовершенствования кухни. Получили разрешение и самого Нобунаги. Плотники сделали отверстие в потолке и большое окно в стене. Затем переделали сток для слива воды. С утра до вечера солнце заливало кухню крепости Киёсу, в которой долгие десятилетия повара даже в полдень стряпали при свечах. Исчезли чад и духота. Начались, конечно, и жалобы.

— Еда быстро портится на свету.

— Пыль повсюду!

Токитиро не обращал внимания на попреки. В конце концов кухня засверкала чистотой. Пыль мгновенно стирали. Через год после появления Токитиро на кухне она радовала глаз обилием света и свежего воздуха. В кухне царило веселье, под стать беспечной натуре Токитиро.

Этой зимой Мураи Нагато, ведавший складами дров и угля, был отстранен от должности, и на нее заступил Токитиро. Почему уволили Нагато? Почему именно Токитиро назначили на его место? Токитиро после недолгих раздумий разгадал замысел князя. Нобунага решил рачительно расходовать запасы дров и угля в крепости. Год назад он дал распоряжения Мураи Нагато, но тот не выполнил поручения князя.

Новые обязанности заставили Токитиро досконально изучить всю крепость. Он обошел все места, где топили, а следовательно, расходовали уголь и дрова: конторы, жилые помещения для слуг и воинов, внутренние покои и внешние пристройки. В комнатах для слуг и в жилищах молодых самураев уголь лежал чуть ли не до потолка, свидетельствуя о чрезмерном расходовании топлива.

— Где господин Киносита? Не видели его?

— Какой еще Киносита?

— Киносита Токитиро, новый надзирающий за дровяными и угольными складами. Он совершает обход и явно рассержен.

— А, Обезьяна!

— Надо срочно вычистить очаг от золы!

Молодые самураи, услышав о приближении Токитиро, присыпали золой пламенеющие угли в очаге, вытряхнули из него сажу, решив, что обхитрят Обезьяну.

— Вот вы где! — Токитиро направился прямиком к очагу и погрел над ним руки. — Меня, столь недостойного человека, назначили присматривать за расходом угля и дров. Буду вам признателен за помощь.

Молодые самураи встревоженно переглянулись. Токитиро взял в руки большие железные щипцы для очага.

— Холодная зима! Присыпая уголь таким количеством золы, вы замерзнете. — Он извлек из очага несколько пламенеющих углей. — Стоит ли так экономить? Я понимаю, что до сих пор существовало строгое предписание о ежедневном расходовании угля, но лучше не жадничать, иначе замерзнете. Пожалуйста, грейтесь вволю! Когда уголь закончится, приходите на склад и берите сколько вам нужно.

И в казармах пеших воинов, и в помещениях, где жили оруженосцы самураев, он приказывал всем, не скупясь, тратить топливо.

— Что-то он расщедрился на этой должности! Может, неожиданное повышение господину Обезьяне в голову ударило? Не стоит буквально выполнять его распоряжения, а то как бы потом не пришлось отвечать за транжирство.

Вопреки расточительным приказаниям Токитиро, каждый экономно расходовал дрова и уголь.

В крепости Киёсу за год сжигали топлива на сумму, которая равнялась стоимости тысячи коку риса. Огромное количество деревьев превращалось в золу. За два года, пока складами заведовал Мураи Нагато, расходы увеличились. Тщетные призывы Мураи к бережливости только раздражали людей. Токитиро избавил их от наставлений.

— Зимой молодые самураи, пешие воины и челядь подолгу находятся в помещении. Они объедаются, пьют сакэ да языки чешут. Прежде чем приступить к экономии дров и угля, осмелюсь посоветовать моему господину предпринять меры для искоренения этих вредных привычек, — сказал Токитиро князю, явившись к нему с докладом.

Нобунага отдал распоряжения старшим советникам. Призвали к себе старшего над челядью и командира пеших воинов, они обсудили новый распорядок дня в крепости в мирное время. Служивым людям вменялись в обязанности починка доспехов, лекции, изучение дзэн-буддизма, учебные и инспекционные походы по провинции, учебные стрельбы и метание дротиков, усовершенствование укреплений в крепости. Слуги в свободное время должны были подковывать лошадей. Цель нововведений состояла в том, чтобы люди не бездельничали. Военачальнику подчиненные самураи дороги, как родные дети. Узы, связующие князя с вассалами, вручившими ему свои жизни, прочны, как кровные.

В день сражения многим выпадал жребий погибнуть на глазах у своего господина. Если военачальник не заботился о воинах, как о собственных детях, он рисковал потерять привязанность подчиненных. В мирное время князья, как правило, не скупились на содержание воинов, готовя их к будущим сражениям.

Нобунага изменил привычный распорядок жизни, не оставив своим людям свободного времени. Он ввел учебные занятия для служанок и стряпух, чтобы подготовить их к возможной осаде крепости. У самого князя тоже не было свободной минуты.

— Обезьяна, как дела? — постоянно подшучивал молодой князь над Токитиро.

— Хорошо! Ваши распоряжения неукоснительно выполняются, но многое предстоит сделать.

— По-твоему, этого недостаточно?

— Это только начало преобразований.

— Чего же нам недостает?

— Порядки, заведенные вами в крепости, следовало бы перенести на весь город.

— Понятно.

Нобунага прислушивался к дельным советам Токитиро. Приближенные князя, понятно, злились. Редко случалось, чтобы человек в возрасте Токитиро за короткий срок проходил путь от низкого слуги до советчика князя. Все недоумевали, что Токитиро свободно разговаривал с князем, а тот следовал его советам. К середине зимы расход угля и дров значительно уменьшился.

Ни у кого в крепости теперь не было свободного времени, чтобы праздно греться у очагов. Тела, уставшие от физических усилий, но и согретые ими, не требовали дополнительного обогрева, так что теперь дрова и уголь расходовали в крепости лишь на приготовление горячей пищи. Прежнего месячного запаса угля хватало теперь на три месяца.

Токитиро, однако, не считал, что целиком выполнил поручение князя. Подряды на годовую поставку угля и дров были заключены летом. Токитиро решил подготовить годовой отчет, который прежде делался весьма небрежно. До сих пор его составитель узнавал у поставщиков, много ли дубов осталось на окрестных горах. Токитиро решил осмотреть все собственными глазами. И не только осматривал, но и подмечал и запоминал многое. Он считал, что превосходно изучил и городскую жизнь, и деревенскую. Теперь он понял, что не в состоянии определить, сколько дров и древесного угля можно заготовить в том или ином лесу.

Не зная тонкостей дела, Токитиро вынужден был время от времени изрекать что-нибудь в ответ на замечания сопровождавших его поставщиков.

По неписаному закону день завершился пиром, который устроили поставщики княжескому чиновнику в доме у богатого купца. За столом говорили о пустяках.

— Извините, что утомили вас тяжелой работой.

— Мы не богаты, так что не обессудьте за скромное угощение.

— Надеемся на вашу милость и в будущем.

Купцы наперебой льстили Токитиро. Сакэ, как принято, подавали молодые красавицы. Они ухаживали за Токитиро, споласкивали чашечку и вновь наполняли ее сакэ, предлагали яства одно изысканнее другого. Любое его желание мгновенно выполнялось.

— Вкусное сакэ, — сказал Токитиро.

Он был в веселом настроении. Присутствие прелестных девушек волновало его.

— Какие красавицы! — заметил он. — Глаза разбегаются!

— Вы неравнодушны к прекрасному полу, — сказал один из купцов, словно бы поддев важного гостя.

— Я люблю и женщин, и сакэ. Все сущее на земле прекрасно. Правда, и красота может быть опасной, — совершенно серьезно ответил Токитиро.

— Наслаждайтесь добрым сакэ да и прелестными цветами не пренебрегайте!

— С удовольствием. Вам неловко сейчас говорить о делах, так что позвольте мне приступить к главному. Не покажете ли вы мне план лесов на той горе, где мы побывали сегодня?

План незамедлительно принесли.

— Замечательно сделан! — сказал Токитиро, взглянув на план. — И все деревья точно сосчитаны?

— По нашему разумению ошибок нет.

— Здесь указано, что в крепость поставлено восемьсот коку. Можно ли заготовить столько дров и угля на небольшой горе?

— Расход меньше прошлогоднего, но все количество поставлено с той горы, которую вы сегодня осматривали.

На следующее утро, когда купцы прощались с хозяином дома, им сообщили, что Токитиро еще до рассвета выехал в горы. Они помчались следом. Застали они его за странным занятием — Токитиро стоял в кругу пеших воинов, крестьян и лесников, каждый из которых держал в руках связку коротких веревок. Веревки нужно было привязать к каждому дереву и таким образом подсчитать их количество в лесу. Сравнив результат с показаниями на плане, Токитиро обнаружил существенную приписку.

— Позовите поставщиков! — распорядился он, сев на пень.

Торговцы пали ниц перед ним. Сердца их отчаянно бились в предчувствии наказания. Никто из смотрителей складов топлива в крепости не подсчитывал количество деревьев в лесу, поэтому торговцы смело подсовывали чиновникам любые планы. Впервые они столкнулись с человеком, которого не удалось обмануть.

— Видите разницу между количеством деревьев и вашими данными?

— Да… — неопределенно отозвались торговцы.

— Что «да»? Вы, верно, забыли, сколько лет пользуетесь благосклонностью князя. Теперь изобличены ваши неблагодарность, нечестность, лживость и безмерная алчность. Похоже, у вас и в конторских книгах полно приписок. Жадность обуяла вас.

— Не слишком ли вы суровы, господин Киносита.

— Но цифры не сходятся! Почему? Не более семидесяти коку из каждой сотни в действительности поставлены в крепость. Следовательно, вы обманули князя на треть количества.

— Ну, если так считать…

— Молчать! Нет прощения людям, занимающимся бессовестным обманом. Если мои подозрения подтвердятся, значит, вы виновны в хищении и в нанесении ущерба казне нашей провинции.

— Уж не знаем, что и ответить…

— За подлог вас можно осудить и конфисковать в казну все ваше имущество. Вина лежит и на моих предшественниках, которые недобросовестно выполняли свои обязанности. На этот раз я вас прощу, но только при условии, что вы честно сосчитаете все деревья. Конторские книги должны отражать правду. Ясно?

— Да, господин Киносита.

— И еще одно условие.

— Слушаем, господин Киносита.

— Старинная пословица гласит: «Срубишь одно дерево — посади десять». Я вижу, что вы много лет вырубаете лес в здешних горах, а новые деревья не сажаете. Недалек тот день, когда с гор пойдут оползни и лавины, которые погубят поля в предгорьях. Наша провинция ослабеет, и вам худо придется. Если хотите хороших барышей, благополучия своим семьям и счастья потомкам, вы в первую очередь должны позаботиться о процветании провинции.

— Верно, — согласились поставщики.

— Вашу жадность и нечестность искупите тем, что, начиная с сегодняшнего дня, вы, вырубив тысячу деревьев, обязаны посадить пять тысяч. Я буду следить за выполнением приказа. Согласны?

— Чрезвычайно признательны за вашу милость. Торжественно клянемся сажать деревья.

— В таком случае я могу повысить вам плату на пять процентов.

В тот же день Токитиро сообщил крестьянам, помогавшим ему в подсчете деревьев, о новых насаждениях. Плату за каждую сотню посаженных саженцев он обещал установить позднее, но заверил крестьян в том, что расходы возьмет на себя крепость.

— Пора возвращаться! — сказал Токитиро.

Поставщики радовались, что беда миновала, Токитиро внушал им ужас.

— С таким начальником держи ухо востро!

— Умен не по летам.

— Денег из воздуха больше не сделаешь. В проигрыше мы все равно не останемся, барыш обеспечен, небольшой, но верный, — переговаривались торговцы, спускаясь с горы.

У подножия горы они собрались было разойтись по домам, но Токитиро решил отблагодарить торговцев за вчерашнее угощение.

— С делами мы разобрались, так что давайте вволю повеселимся.

Он на славу угостил их на постоялом дворе.

Токитиро был счастлив, несмотря на одиночество.

— Обезьяна! — порой Нобунага еще называл его так. — С кухней ты сотворил чудеса, с дровами тоже. Тебя ждут другие дела. Назначаю тебя конюшим.

Эта должность означала, кроме всего прочего, жалованье в тридцать канов и собственный дом в городе, в квартале, где жили самураи. Токитиро не сдержал ликующей улыбки. Первым делом он навестил Гаммаку.

— Ты сейчас не занят? — осведомился Токитиро у приятеля.

— А что?

— Я хочу угостить тебя чашечкой сакэ в городе.

— Не знаю, право…

— Почему?

— Ты ведь теперь чиновник, а я по-прежнему простой слуга. Тебе не следует пить со мной на людях.

— Глупости! Конечно, даже работа на кухне — честь для меня, но сегодня меня назначили конюшим с жалованьем в тридцать канов.

— Ну и дела!

— Я пришел к тебе, потому что ты честный и преданный слуга князя. Хочу, чтобы ты порадовался вместе со мной.

— Поздравляю от всей души! Токитиро, мне стыдно перед тобой. Ты очень честный, а я…

— О чем ты?

— Ты ничего от меня не скрываешь, а я постоянно кое-что от тебя утаиваю. Честно говоря, я выполняю особые задания, помнишь, ты меня однажды приметил. Я получаю отдельное вознаграждение из рук князя. Я отсылаю эти деньги домой.

— У тебя есть семья?

— В Цугэмуре, в провинции Оми, у меня есть дом, семья и человек двадцать прислуги.

— Правда?

— Мне неудобно угощаться за твой счет. Если нам суждено чего-то добиться в этой жизни, мы оба сможем и угощать, и принимать угощение. Все в наших руках.

— Ты прав.

— Нас с тобой ждет счастливое будущее.

Токитиро ощутил прилив сил. Мир казался ему необыкновенно ярким и радостным.

Токитиро был счастлив не из-за того, что получал теперь тридцать канов. Новый пост означал и награду за два года безупречной службы. Расход дров и угля снизился более чем наполовину. Но больше всего Токитиро радовала похвала князя. «Тебя ждут другие дела. Назначаю тебя конюшим», — звучали у него в ушах слова Нобунаги. Прирожденный военачальник, Нобунага знал, как разговаривать со своими воинами. Неожиданный взлет вскружил голову Токитиро. Он походил на дурачка, когда в полном одиночестве с блуждающей улыбкой на лице бродил по улицам Киёсу. Впрочем, он всегда любил гулять по городу.