Полюби меня красного

Это был глубокий старик в распахнутом, некогда дорогом пальто из верблюжьей шерсти, надетом на голое тело. Он был обут в сущие опорки, так как назвать это обувью не поворачивается язык, а про отсутствие носков я и говорить не буду, сами догадались небось. Брюки были ужасны. Однако самое интересное заключалось в том, что все тело этого полуголого человека покрывали татуировки, отсылавшие к посещенным им тюрьмам.

Так вот, дорогие друзья, чел этот отправлялся в Лондон точно так же, как и мы, чтобы, по всей вероятности, увеличить число своих синюшных рисунков. В общем, это был последний штрих к картине «Приближающийся к столице пиздец» с нашим участием на заднем фоне полотнища.

Лишь бы ночь продержаться…

На этом можно было бы и закончить, однако приключения все еще продолжались. Начались они с того, что я не пожелал сдавать в багаж все свои многочисленные пакеты с «генри ллойдами» и «пол-н-шарками», тем самым лишив себя сна на протяжении всего пути.

Джон оказался примерно в той же ситуации, завалив проход своими «стоун айлендами» и «барбарисками».

И на всю эту кучу, вы не поверите, Джимми взгромоздил коробки с гамбургерами и сэндвичами, на которых защитники Брестской крепости могли бы продержаться вплоть до окончания войны в Персидском заливе.

Белыч же взял с собой в салон одну лишь футболку Вокса, которую он собирался разглядывать в поисках изъянов до самого Лондона.

Поэтому пассажиры, подходившие к нам вплотную в поисках своего места, тут же посылались на хуй вне зависимости от цвета кожи и наличия билета.

Идиоты, неужели они не видели, что здесь баррикада? И когда не мытьем, так катаньем они все-таки добивались своего, я не завидовал их дорожным ощущениям. Буквально каждую минуту на отвоевавших свои места пассажиров валились наши пакеты, либо им капало на голову что-то липкое и несмываемое из Джимминых коробочек.

Следующим эпизодом, достойным описания, стала история с моим выходом подышать воздухом на одной из остановок. Наш автобус стал останавливаться с интервалами двадцать–двадцать пять минут, чтобы выплюнуть одних, заглотить других и предложить оставшимся выйти наружу для посещения туалетов. При этом водила призывал к очищению желудков и мочевых пузырей не со своего места, а расхаживал по всему салону, пробуждая своими воплями даже останки викингов, покоящиеся под асфальтом. Достал нас орущий водитель до такой степени, что Джон был вынужден покрыть его семиэтажным матом, после чего злоебучий водила подходил к нам и нашептывал свои призывы на ухо через каждые пять минут, если не меньше.

В конечном итоге я решил выйти, чтобы не дать этому шоферюге по роже. Или чтобы не стать свидетелем расправы, учиненной над ним Джоном. Но, не успев толком устроиться на скамейке, заснул, умаявшись. Проснулся я оттого, что кто-то теребил меня за плечо, вопрошая: «What’s your coach, mister?» Для тех, кто не понял, в чем здесь подвох, сейчас все объясню. В Англии, оказывается, словом «коуч» именуют рейсовые автобусы, а «басами» – маршрутные и туристские. Мы же привыкли понимать под «коучем»^[69] нечто совсем иное. Так вот, еле-еле разлепив глаза, я все-таки заставил себя сопроводить надоедливый вопрос «What’s your coach?» решительным ответом: «Alex Ferguson!»

Ох, друзья мои, надо было видеть харю этого садиста! Перекосоебило его так, что и сегодня, наверное, не пришел в норму. Скорее всего, работает ныне сторожем. Ну а меня, когда сон разума завершился, эта история изрядно позабавила. А может, и вас тоже?

В центре последней смешной ситуации, возникшей по мере нашего приближения к Лондону, вновь оказался я. Уж не взыщите за нескромность. Если вы помните, я не переводил часы на местное время, продолжая жить по московскому. Это было необходимо, чтобы правильно рассчитать продолжительность сна, с которым у меня в последнее время одни сплошные проблемы. Увы, неперевод часов привел к тому, что на одной из остановок в 6.05 по Москве я быстро собрал всю свою поклажу и вышел из автобуса, уверенный в том, что мы приехали в Лондон. Вот и стоял тупо, дожидаясь соратников и проклиная их за нерасторопность. Слава богу, какая-то волшебная сила заставила меня повернуться. И я увидел огромную надпись, извещавшую о том, что это Бирмингем.

А теперь представьте, что я запрыгнул обратно в салон вместе со всеми своими мегапакетами, которые распирали коробки из твердого картона. Подняв их бережно в воздух, чтобы бить по лицам всех пассажиров без исключения, я вернулся на свое место, слегка заебав «Неспящего в Сиэтле» Джона.

Ему показалось, что своими коробками я мог повредить его собственные. В итоге досталось всем, кто находился в непосредственной близости от нас, включая Джимми. Ничего со сна не поняв, Джимми нанес несколько упреждающих ударов негру-людоеду и его жене, которые смиренно восприняли их как буйство белых духов и не проронили ни слова. Вот какими нужно быть неграми!

Вот так, веселясь и наблюдая за новыми расправами Джимми со все еще не добитыми им кинг-конгами, мы не заметили, как подкатили к столице королевства, первым делом известившей нас о том, что мы причалили к «Виктория-стэйшн».

Далее в дело вступил Красный Фюрер, и мы на какое-то время превратились во второстепенных персонажей этого повествования.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

Фюрер вне бункера

Эта глава, дорогие друзья, еще раз напомнит вам о том, «ху из ху» в данной истории. Да, наше путешествие в некотором смысле закончилось, плавно перейдя во встречу с Прекрасным. Точнее, с Великим, так как Прекрасное^[70], как вы знаете, волею дикого горца Саши^[71] давно переместилось из Англии в Испанию. Надеюсь, что не навсегда, но спасибо и за Великое, которое не только посетило столицу Соединенного Королевства, но и подпустило к Себе (пусть и на небольшой отрезок времени) группу бомжеватых российских туристов.

Если выдуманные Джимми толпы фанатов «МЮ» лицезрели днем ранее в Каррингтоне восход Солнца, то очень даже реальная четверка RR в 6.15 (по местному) стала свидетельницей медленного, но верного воспарения над красавцем Лондоном еще более величественной фигуры Человека с большой буквы «Ф». И если вам сейчас пришло в голову какое-то другое слово вместо «Фюрер», то вы глубоко ошибаетесь.

Высококультурные киноманы назвали бы эту картину «Прибытием поезда», а высокообразованные библиофилы и театралы – «Шагами Командора», настолько грандиозным выглядело со стороны явление Никит-аха народу.

Сначала он стал приближаться к нам в телефонном эфире, привычно лязгая челюстями и общаясь посредством порубленных в капусту предложений. Отчетливо слышалось разве что «Я – это все! Все – это „МЮ“!», но не более.

Я грешным делом снова погрузился в пучину подозрений, которые усиливались по мере ужесточения утренней промозглости, набросившейся на нас сразу же по прибытии в Лондон. Добавьте к этому 6.15, субботу, январь, моросящий дождь, непонимание, куда ехать, и полное отсутствие жизни на улицах. Так что все основания для уныния были налицо.

А теперь приплюсуйте к сказанному скорбного Джимми с катившимися по его щекам слезами отчаяния, вызванными тотальным отсутствием открытых забегаловок. С минуты на минуту Джимми мог наброситься на витрины ближайших продовольственных лавок.

Но и помимо малопредсказуемого Джимми существовала почва для беспокойства. Заставив автобусную остановку сумками, пакетами и коробками, мы стали нервничать, так как изо всех щелей, глядя на такую картину, тут же повылезала всякая пакоколониальная сволочь, окружившая нас со всех сторон, подобно стае голодных шакалов. Вскоре этот зловещий круг стал сужаться, и мы уже подумывали об обороне и героической смерти в бою, когда вдали послышался какой-то легкий шум, заставивший сволочь попятиться и даже забиться по своим норам. И экс-хоккеист Джимми тут ни при чем.

Как выяснилось, тихонько шумел наш Фюрер. Точнее, он шел навстречу по пустынной улице, напевая свою любимую песню «Я – это „МЮ“!». И гимн этот, как ни странно, оказался куда действеннее осиновых кольев, серебряных пуль, пучков чеснока, утреннего света и разящих кулаков Джимми.

Использовав один лишь тихий рефрен, Фюрер умудрился разогнать не только местную, но и вообще всю лондонскую нечисть. И вслед за медленно приближающимся Никит-ахом черное лондонское небо стало слегка сереть, позволив нам вглядеться в крошечную поющую фигурку, находившуюся пока на солидном отдалении. «А вдруг это не Никитах, а некий святой Себастьян?» – проносилось в голове.

В этот момент резко двинувшийся вперед Джон очень напомнил мне Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке», в том эпизоде, когда ему пригрезился бредущий по воде мессия. Сделав несколько шагов, Джон окончательно распознал в уличном вокалисте нашего Красного Фюрера, после чего подбежал ко мне и громогласно сообщил: «Все, радуйся, сигареты идут!» Вот такой вот у нас Джон атеист. Ничего, кроме «МЮ», святого! Но что с них взять, с кельтов-то?! Как были всю жизнь язычниками, так язычниками и подохнут.

По мере приближения Никит-аха и без того возбужденные Белыч и Джимми стали прыгать и скакать и мотою головать. «Фюрер, Красный Фюрер! – кричали они наперебой. – Фюрер наш, фюрерчик, фюрерюшечка!» – и потихонечку начали поглядывать друг на друга, смутно напомнив мне героев «Горбатой горы». Пытаясь отогнать от себя это грязноватое видение, я вновь присмотрелся к соратникам, и, слава богу, «Горбатая гора» исчезла, сменившись оперной сценой «Веселится и ликует весь народ». Что ж, так и должно быть при виде Фюрера нашего Красного да Распрекрасного.

В очередь, сукины дети!

Чтобы соблюсти точность, сообщу, что первым к руке Никит-аха подбежал Джон, выбивший из его длани ловким ударом недокуренную сигарету. И лишь после этого он принялся обнимать-целовать старшего соратника, пугая меня перспективой возникновения нового видения «Встретились два друга на вокзале…». Честно говоря, я увидел Красного Фюрера последним, так как целых три RR висели на нем, аки обезьяны на лиане. Добавьте к этим «елочным игрушкам» невесть откуда взявшуюся футболку Вокса, любовно напяленную Белычем на голову Вождя, и картина «Встреча Красного Солнышка» будет закончена.

Дефиле прет-а-порте

Однако я специально остановился на эпизоде со спрятанным за телами RR Никит-ахом, так как его внешний вид достоин отдельного описания. Вот чего я в жизни не видел! А еще вчера мне казалось, что разбуди меня ночью, и я тут же опишу Фюрера во всех деталях. Чего уж там скрывать, ведь Никит-ах круглогодично ходит в одном и том же наряде. Тем, кто не обращает на это никакого внимания, напомню, что ходит он в черноватой от старости красной футболке «МЮ» образца сезона 2000—2001 годов, вечно свисающей из-под его бахромастой джинсовой куртки, приобретенной в середине 70-х.

Да, не скрою, был в нашей общей с ним истории один удивительный момент, когда Фюрер появился в зассанно-заблеванном «Тайм-ауте» в смокинге и красной бабочке (по всей вероятности, взятых напрокат), но это теперь мало кто помнит. Молодые RR – уж точно, а кто помнил, тот давно в могиле сырой. В живых остался один лишь я да сидевший в тот день в другом месте Джон, известный своим равнодушием к подобного рода метаморфозам. Вот если бы к рукаву смокинга Никит-аха был пришит лейбл «Каменного острова», а бабочка была бы известной расцветки в клетку, то это еще куда ни шло, а так… Одним словом, так каждый может, особенно после седьмого стакана.

Принц и нищие

Через несколько минут повисшие на Человеке-Памятнике-Себе хлопцы попадали вниз, и внимание Фюрера переключилось на старейшего из его соратников. Но нет, он и не думал кидаться мне в объятия. Обведя всех пристальным взором, сощурившись и приняв выражение лица человека, проглотившего несколько лимонов, Фюрер тихо процедил: «Нашли место и время для встреч, бомжи позорные…» Скорее всего, репликой сией мы были обязаны нашему внешнему виду.

Действительно, на Фюрера взирали четыре сонные, серые и помятые рожи, принадлежавшие людям с ненавистным Никит-аху российским гражданством. О последнем четче всего свидетельствовал наш выговор, воспринятый языкастым филологом Никит-ахом как вызов своему идеальному произношению. Интересно, кстати, а как он в Англии ругается матом? По-оксфордски, что ли?

То обстоятельство, что все четыре бомжа были очень неплохо прикинуты (даже кожан Джимми, характерный для хачей, был от «Петроффа»), никак не повлияло на степень отвращения, испытываемого Никит-ахом к своим подчиненным.

Но, надо отдать ему должное, по истечении пяти минут, потраченных на сдерживание рвоты, вызванной самим фактом присутствия соратников, Никит-ах все-таки снизошел до объятий с вашим покорным слугой. По ходу дела отметив, что в следующий раз не хуй соваться в столицу королевства в такую рань и что он ничем нам, убогим, не обязан: ни кровом, ни куревом, ни баблом, ни бабьем и вообще ничем-ничем-ничем.

«Когда, кстати, вы уезжаете?» – не преминул поинтересоваться Красный Фюрер. Демонстративно взглянув на часы, Никит-ах изобразил нетерпение, как будто спешил куда-то в 6.30 в субботу. Неужто к бабе своей легендарной? Или к мисс Пусси, давно проторившей тропинку в Лондон? Однако замнем до поры до времени это пикантнейшее обстоятельство.

Пассивное курение

Интереснее другое. Услышав вопрос о времени отъезда, резко вспылил пребывавший доселе в эйфории Джон. Связано это было с тем, что он к тому моменту уже успел выбить из Фюрера пару пачек нашего копеечного «Винстона» и курил чуть ли не две сигареты одновременно. И на этой странной особенности его поведения мне бы хотелось остановиться отдельно.

До поездки в Англию я подозревал, конечно, но не был уверен в том, что Джон курит не меньше меня. К вашему сведению: больше не курит никто, и слава богу. Однако Джон показал, что способен по крайней мере не отставать от меня по этой части.

Так вот, дорогие друзья, спешу дать вам один важный совет. Если вас когда-нибудь угораздит поехать в Англию вместе с Джоном, сначала удостоверьтесь в том, что он взял с собой хотя бы три блока сигарет.

В моем же случае Джон ограничился прихваченной из Петербурга одной (!!!) пачкой «Мальборо», которую с первого же дня «куда-то засунул, обронил, забыл и т. д.». В итоге все мои четыре блока красного «Веста» (а других я не курю) опустели за каких-то четыре дня.

В то же время набитый баблом Джон лишь изредка приобретал очень популярные в Англии мини-пачки по пять сигарет, после чего с удовольствием и удачно стрелял у всех подряд. Мне же пришлось несколько раз покупать сигареты по 8.50 за пачку и мучиться.

И никакие мои истерики по поводу вызывающего поведения непрерывно курящего соратника на Джона не действовали. Так что смотрите в оба и проверяйте его, проверяйте, проверяйте. Однако я немного отклонился от темы, позабыв объяснить, почему Джон вспылил.

Реакция на провокацию

Реакция эта была вызвана вопросом Никит-аха, поинтересовавшегося у приехавших пятнадцать минут назад соратников, когда же они покинут город его пребывания. При этом, как вы помните, он демонстративно посмотрел на часы.

Джону же вопрос Вождя мгновенно напомнил его собственный, заданный молодым румынам-нелегалам, вынужденным бежать из Манчестера, настолько суровым оказался взгляд, направленный нашим ирландцем в их сторону.

Доведенный намеком-вопросом до вспышки ярости, Джон первым делом уставил в пенсне Фюрера свой раскрытый паспорт с регистрацией, после чего попытался похлестать по щекам Вождя своими билетами на домашние и выездные матчи «МЮ», а затем рванул молнию на куртке, продемонстрировав не только Никит-аху, но и разбежавшимся подальше прохожим свой новый свитер от «Стоун Айленд».

Несколько сбитый с толку, но ничуть не смущенный этой отповедью, Фюрер отвел глаза и молвил: «Все равно бомжи…» Ясное дело, слово Никит-аха всегда останется последним.

«Ну и что же мне с вами, ослами, делать?» – сорвался новый вопрос с уст Фюрера, успевшего поведать о том, что селиться в пробитый им хостел можно только в 14.30 по местному, за полчаса до матча «Миллуол» – «Дерби Каунти».

О таком поселении, как вы догадываетесь, не могло быть и речи, и мы в скорбном молчании уставились на Никит-аха, ожидая рацпредложений.

И вот тут-то у нас и появилась возможность рассмотреть во всех деталях его новый наряд, совершенно потрясший нас всех, если не сказать большего. Поэтому, пользуясь случаем, я позволю себе остановиться на этом чуде невиданном. Итак…

Новое платье Вождя, или Вклад Красного Фюрера в искусство шифровки

Ебнуться было можно, глядя на такое диво дивное. И куда мы только смотрели, когда с замиранием сердца следили за приближением к нам Никит-аха! Видимо, окосели от неожиданности, а затем не различили на радостях. Даже сегодня я ловлю себя на мысли о том, что до сих пор не отошел от увиденного. Ну да ладно, начнем для порядка…

Многие знают, что наш Красный Фюрер совсем даже не толст, а, наоборот, худ не по годам. Как он этого добивается, поглощая ежедневно спиртное в два-три собственных веса, я не знаю, а только лишь догадываюсь. Дело, скорее всего, в сменяющих друг друга Никит-аховых бабах. Это они довели его до такого состояния, как пить дать! К тому же наш Фюрер, если вы помните мой рассказ о Красном Купчино, предпочитает огромных одутловатых баб рубенсовского замеса. Из-за них-то, окаянных, он и не набирает приличествующую титулу полноту.

Так вот, худым Никит-ах был до своей очередной поездки в Лондон, но только не после. И еще в Англии мы были вынуждены констатировать некий, пока не зафиксированный Книгой Гиннесса рекорд.

Блядь сука, до такого не доходил ни хрестоматийный Роберт Де Ниро в «Бешеном быке», ни Клуни в «Сириане», ни злоебучая Зельвегер в рвотных «Дневниках Бриджет Джонс»! Не говоря уже об Эдди Мерфи в «Чокнутом профессоре» или Гвинет Пэлтроу в фильме «Любовь зла». Поверьте, это был полный визуальный пиздец! Голливуд отдыхает! Да что там Голливуд, отдыхает вся мать-природа, так как Никит-ах умудрился раздвинуть границы возможного! Вот почему он распугал на улице всю иммигрантскую сволочь, а не потому, что тихо-тихо пел!

Итак, перед нами стоял, точнее, покачивался на тоненьких ножках огромный надутый шар, в верхушку которого была воткнута невообразимая по своей уебищности бейсболка.

Если задрать голову, можно было различить мятое, бесформенное, заношенное до дыр грязноватое изделие фиолетового цвета с козырьком, в центре которого красовалась кривая и изрядно побитая за годы ношения русскоязычная надпись «Нике» розового цвета.

«Это что за футбольный клуб такой?» – поинтересовались мы, не заметив, что сделали это шепотом. Неужто «Хукэ», если читать по-английски? Скользнув взглядом по все еще узнаваемому лицу Вождя, мы стали медленно опускать очи, чтобы не сойти с ума раньше времени. Представьте себе самих себя, разглядывающих ебнувшийся на землю дирижабль, и войдите в наше положение. Ибо быстро отвести очи от туловища Никит-аха было просто невозможно ввиду кошмарных объемов оного.

Однако самым сложным моментом в процессе рассматривания Вождя, превратившегося за считаные дни в огромное синтетическое облако, стало выяснение первопричины такой мутации. Точнее, личности дизайнера этого перевоплощения. Неужели Никит-ах сам довел себя до жизни такой? Или болезнь какая приключилась? Этакий СПИД шиворот-навыворот?

Следует отметить, что Фюрер не сразу обратил внимание на нашу ошарашенность, и я бы удивился, если бы было иначе, но когда он все-таки вперил в нас свой взор, то услышал четко сформулированный экс-хоккеистом Джимми извечно русский вопрос «Кто виноват и что с ним сделать?».

Не моргнув глазом Никит-ах выпалил: «Это Найс Гай^[72] мне такую куртку подарил!» – указав тем самым на потенциальную жертву Джимми, исполнявшего на ледовых площадках роль полицейского.

Хмурый Джимми в ответ молча скинул на тротуар свои безразмерные краги (о которых еще пойдет речь, и не раз), но за неимением Найс Гая довольствовался проходящими мимо иммигрантами и ни в чем не повинными дверями и витринами.

Так вот, мало того, что уважаемый и приличный с виду Найс Гай подарил Фюреру куртку XXXXL размера, которая даже мне была велика на пару сайзов, так еще и снабжена она была умопомрачительной надписью. Аршинными буквами от плеч до колен на куртке было выведено: «ЯНКИЗ». По-моему, по-английски.

И это непотребство красовалось на Фюрере российского «МЮ»-фанатизма! Когда ветер стихал и мегакуртка немного сдувалась, буквы из слова «ЯНКИЗ» изламывались, становясь еще больше. Складывалось впечатление, что они жили сами по себе, представляя собой некий выставленный перед Никит-ахом забор, затруднявший вражеское нападение. Однако щедрый Найс Гай не учел, что наброситься на Вождя могли и соратники, настолько раздражала нас надпись на его шарообразном кителе.

И только теперь, дорогие читатели, можете улыбнуться. Несмотря на обструкцию и, я бы даже сказал, жесткий коллективный обсер найсгаевского подарка, Никит-ах как ни в чем не бывало продолжал расхаживать в нем по Лондону, следя с гордым видом за реакцией прохожих. И они действительно реагировали, разбегаясь во все стороны.

Глядя на происходящее, я вспоминал иллюстрации из детской книжки про Синьора Помидора.

Вскоре проявила себя еще одна смешная деталь во всем этом безобразии. Когда нападки на новый китель Фюрера приобрели очертания «охоты на ведьм», Никит-ах с волнением в голосе сообщил, что никогда не снимет с себя подарок Найс Гая. Последний, видите ли, настолько любит нашего Красного Поджигателя Войны, что воспринимает его пропорции как ленинские. Помните, как северные народы, проживавшие за Полярным кругом, воспринимали Великого Ильича? Правильно – как исполинского роста богатыря, в честь которого они выстругивали своих громадных деревянных идолов. А затем приносили им в жертву целые племена, когда рыба и белые медведи в ужасе попрятались.

Впрочем, во что бы ни был одет наш Вождь, это не помешало нам тронуться с места и, выстроившись в цепочку, последовать за гигантской спиной Фюрера, грозно увеличивавшейся вместе с порывами ветра.

Наш маленький моб

Зрелище выдалось – просто загляденье. Подобным образом вообще-то движутся в Англии небольшие мобы, и нам, не скрою, такая аналогия нравилась. Поэтому на протяжении всей нашей многочасовой прогулки мы так и шли друг за другом с нескрываемым высокомерием на лицах. Саппорт «МЮ» все-таки, а не каких-нибудь там калдырей.

Правда, с нами шел человек, всем своим видом напрашивавшийся на отдельное описание. Не стану бродить вокруг да около. Человеком этим был Джимми. Поэтому я вновь присвою себе исключительное право Никит-аха указывать мне, о ком и сколько писать.

Джиммины лапы

Если вы посчитали, что одним только хоккейным прошлым нашего повара-ресторатора исчерпываются все мои шуточки в адрес этого фаната всего безобразного в футболе, то вы ошибаетесь. Джимми нарывался на остракизм и другими своими пристрастиями. Не говоря уже о некоторых деталях одежды, которые до сих пор угнетают меня до невозможности. Надеюсь, что и вас, но только позвольте мне начать с начала.

Первым делом, конечно, остановлюсь на деталях его одежды и уже потом – на нюансах характера и бесчисленных странностях.

Скорее всего, на поведение Джимми продолжает влиять его амплуа бывшего хоккейного полицейского. Иной причины я не нахожу. И проявляло себя Джиммино прошлое уже с головного убора, который он, поверьте на слово, припас исключительно ради поездки в Англию. Как выяснилось в аэропорту, появление этой шапки стало ответом на мою лекцию о шифровке, прочитанную всем RR-овцам накануне вылета.

Тогда я настоятельно просил соратников избавить меня от созерцания желтых эмблем, гербов и значков «МЮ», красующихся на их лбах, и, как мне казалось, достиг понимания в этом вопросе. Даже упрямый Джон пообещал засовывать свою микроэмблемку «МЮ» внутрь шапки, если мы будем находиться не в Манчестере. Но, как вы помните, в дальнейшем он действовал назло своим спутникам, выставив смертельно опасную эмблему на всеобщее обозрение в… Ливере.

Но бог-то с ним, ирландским народом, не ведающим, что он творит. Сейчас дело в Джимми.

Так вот, приперся он в аэропорт в черной трикотажной шапке, на которой была вывязана здоровенная кривая надпись «Синий медведь» (вроде бы по-английски), указывающая не столько на некий спортивный клуб (пригрезившийся почему-то Белычу), сколько на владельца этого изделия. В ответ на мою негативную реакцию Джимми стал уверять собравшихся, что это не более чем шведская хоккейная команда и все будет о’кей.

«Какой, на хуй, о’кей, хоккей! – поэтично возразил я. – Ведь „синих медведей“ там захотят отпиздить все без исключения! Ради такого дела объединятся даже непримиримые! Даже „Миллуол“ с „Челси“!» – «Пущай только попробуют», – вспылил в ответ бывший полицейский и зачем-то сбросил на пол свои краги.

«Ладно, – думаю, – черт-то с ней, с этой шапкой. Может, еще и напугает там наших врагов до смерти. С такой наглостью они, наверное, еще не сталкивались, и, пока будут приходить в себя, мы успеем сдриснуть по-тихому». Но едем дальше.

Дальше шел упомянутый выше коричневый кожан с густым до неприличия меховым воротником. Что помешало Джимми поехать в Англию в пропитке, я не знаю, возможно, остатки совести, но и здесь меня начинают одолевать сомнения. Если у него сохранилась какая-то часть неизуродованного в хоккейных драках разума, то почему он так искусно врал про восход Солнца над Каррингтоном? Вот в чем вопрос!

Заприметив мое неприятие кожана, Джимми резко повернулся, чтобы продемонстрировать всем свою спину, на которой красовалась криво пришитая табличка с надписью «Петрофф», после чего впился в меня торжествующим взглядом. «Понял нах!» – выдохнул крайне довольный собой Джимми, наконец-то поставивший на место своего извечного оппонента. «За кожан еще ответишь», – напророчил ему я, однако Белыч, смущенный жестким наездом на хоккеиста-копа, полез подбадривать Джимми и успокаивать его на предмет возможности огрести по полной.

На мой же взгляд, пиздюли стали роем сгущаться над головой Джимми уже на паспортном контроле, когда черная как смоль пограничница вообще не стала задавать ему никаких вопросов. Да и на хуй их задавать смертнику?! Ну а Джимми отдался во власть убаюкивающих басен Белыча, пока в один прекрасный день не столкнулся с лидсовской шпаной, много чего интересного рассказавшей нам о кожаных изделиях и их носителях, а также о толстенных вязаных кофтах из кашемира. Последнее, как вы догадываетесь, также красовалось на Джимми.

А теперь представьте себе описанных выше йоркширских ублюдков. Не кажется ли вам, что в чем-то они были правы? Или вообразите себе ситуацию, когда зачмыренный врагами за ношение кожана фанат «МЮ» в сердцах срывает его с себя, оказываясь при этом в индопакистанской кофте? Еще бы сари с паранджой на себя напялил! Да уж, тут не смеяться, тут рыдать надо. Причем во весь голос, хотя и это еще не все.

По всей вероятности, Джимми решил довести меня и Джона до гроба раньше времени. Чтобы, как вы догадываетесь, вместе с вечно пьяным и близоруким Никит-ахом (ничего не видящим на экране помимо мечущихся красных пятен) свести все наши телепосиделки к восхвалению самого законченного ублюдка, которого я когда-либо видел на футбольном поле.

Самое страшное

Итак, о кожане и кофте я вам поведал, и остается главное. В данный момент я подошел к самому смертоубийственному из всех описаний – к Джимминым лапам. И если кто-то из вас счел это банальностью, так как многим известны размеры ручищ нашего клюшкодержателя, то вы опять попали впросак. Нет, лапы его следует понимать в переносном смысле, хотя от прямого, надо отметить, они ушли не так уж и далеко. Лапами мы были вынуждены назвать перчатки нашего Джимми, с которыми он не расставался всю поездку, и нам остается лишь вычислить, кого он больше любит – краги свои или измятого ими всмятку мишку.

Лапы действительно были страшными. Особенно когда Джимми любовно укладывал их на столе, за которым мы ели. С этого момента поглощать пищу становилось невозможно ввиду того, что лапы непрерывно двигались, крутились на месте, падали и появлялись на столе снова, попадали в суп и яичницу, перемещались на другие столы и стулья, чтобы вновь оказаться брошенными нам в тарелки. Периодически они вызывали у нас истерики.

Малышня, приведенная родителями в забегаловку, ужасно боялась этих лап, так как британские отцы тут же начинали юморить по-черному, приговаривая, что если детки не будут есть кашку, то получат по попке этими самыми лапками. Что превратит детушек малых если не в пидоров гнойных (что в лучшем случае), то уж в психопатов или серийных убийц – наверняка.

Однако Джимми нашего вся эта суета нисколько не касалась, так как постоянно заказываемое им блюдо «гамбургер твелв» занимало все его зрение, включая периферийное.

А теперь добавьте к этому выездному портрету Джимми новые кроссовки от фирмы «Пенелопа Крус» стоимостью 3–4 фунта. Правда, если быть точным, лапы эти вкупе с шарообразием Красного Фюрера воздействовали на наших потенциальных противников довольно устрашающе, и мы в чем-то были даже обязаны парадному облачению двух своих соратников. На выезд же собрались! Прихорашивались! Как могли, но готовились все-таки!

Ничего, кроме правды

Не следует думать, дорогие читатели, что сейчас я усердно занимаюсь подтасовкой фактов, очерняя простодушного соратника. Нет этого и в помине! Равно как и не изливаю желчь на увальня-медведя, вымещая на него обиду за чуть было не сорвавшуюся поездку в засранный лошаками Каррингтон. Все, как говорится, взаправду.

И настоящей целью данного описания является не приговор, а подведение Джимми к правильным выводам. В следующий раз накануне выезда ему следует учесть все допущенные им ошибки и воздействовать на незрелые умы других товарищей по партии. Кто знает, может, какого другого «армейца с Невы» принесет нелегкая на «Олд Траффорд»! Но не тут-то было.

Вернувшись в Петербург, Джимми решил усилить впечатление о самом себе за счет маечек с изображением Владислава Третьяка, в которых он стал появляться на всех наших сходняках в «Вегасе», и посему прослыл неисправимым. Но не будем о грустном, так как настала пора перейти к более важным вещам. Итак…