Fantasy - Арфистка Менолли

      Сибел и Менолли переглянулись.
      – А не мог он спрятаться где-нибудь в окрестностях? – спросила девушка.
      Сибел покачал головой. – Кими не смогла его найти.
      – Но Крепыш и Красотка гораздо лучше знают Пьемура, чем твоя Кими.
      – Лишняя попытка не помешает.
      – Пьемур? – спросил Кандлер, озадаченный их непонятным разговором.
      – Есть некоторые основания предполагать, что яйцо стащил Пьемур, – признался Сибел. Они с Менолли задали файрам новую задачу и теперь следили взглядом, как те вылетели из дверей холда.
      – Пьемур? Но я его хорошо помню – паренек с изумительным дискантом. Он мне нигде не попадался… – Кандлер осекся и ткнул пальцем в Сибела. – Ведь это ты шатался по ярмарке, когда лорд Мерон обходил ряды? Такой пьяненький, чумазый пастух! Не зря мне почудилось в нем что-то знакомое… Так это был ты! И Пьемур тоже здесь? По делам Цеха? То-то я подумал: странно, что кто-то из Мероновой прислуги проявил такую прыть. Нет, я вам точно скажу – Пьемура в холде нет.
      – Но как он сумел выбраться? – недоумевал Сибел. – Я всю ночь просидел у самого входа. А если бы я его пропустил, Кими-то уж обязательно заметила бы.
      Они дошли до покоев лорда Мерона, и Кандлер распахнул дверь, предлагая им войти.
      – Чем это так пахнет? – тихонько спросила Менолли, с отвращением сморщив нос.
      – Чем пахнет? Ничего, привыкнете. Запашок, конечно, мерзкий – он как-то связан с болезнью лорда Мерона. Мы, как можем, стараемся его заглушать, – Кандлер показал на ароматические свечи, расставленные по комнате. – Но мне все чаще приходит в голову, – осторожным шепотом добавил арфист, – что это ему воздается за страдания, причиненные другим. И все равно, ужасная смерть..
      – Я думал, мастер Олдайв дал ему… – начал Сибел.
      – Дать-то дал, к тому же, если верить Бердину, самое сильнодействующее, но лекарство только притупляет боли.
      Двери в соседнюю комнату были открыты, и арфисты увидели внутри молчаливые кучки людей, старательно избегавших смотреть друг другу в глаза. Внезапно в дальней комнате раздался звук шагов, и на пороге спальни лорда Мерона появился Главный арфист.
      – Сибел! – раздался его спокойный голос, и все обернулись, глядя как подмастерье поспешил на зов своего учителя. – Будь добр, вызови по барабанной связи лордов Отерела, Нессела и Баргена, и еще Предводителя Вейра Т'бора. Попроси их срочно прибыть в Набол. И отбей двойную срочность.
      – Слушаюсь, мой господин, – с таким неожиданным энтузиазмом откликнулся Сибел, что мастер Робинтон кинул на него слегка недоуменный взгляд. Но Сибел уже повернулся на каблуках и быстро вышел, сделав знак Менолли и Кандлеру, чтобы они следовали за ним. – Не знаю, Менолли, почему мне не пришло в голову раньше. Если Пьемур действительно выбрался из холда и прячется где-то в горах, он обязательно появится, услышав адресованный ему призыв. Кандлер, веди нас скорее на барабанную вышку!
      Большие сигнальные барабаны стояли наготове, оставалось только снять с них чехлы. Сибел застыл с поднятыми палочками, составляя в уме текст послания. И вот уже над долиной прогремела вступительная дробь, а за ней – сигнал срочного сообщения. Потом, сосредоточившись, полузакрыв глаза, Сибел отбил имена адресатов, обращение Главного арфиста и еще раз сигнал <срочно>, чтобы подчеркнуть: отвечать следует незамедлительно. Менолли встала у окна и чутко прислушалась, стараясь уловить ответный рокот с ближайшей барабанной вышки.
      – С севера откликнулись, – сообщила она арфистам. – А где же восточные дозорные – спят еще, что ли? А, вот и они!
      – Кандлер, не достанешь ли чего-нибудь перекусить? – спросил Сибел. – Мы подождем ответа здесь.
      – Да, давайте поедим здесь, на свежем воздухе, – поддержала его Менолли и слегка передернулась, вспомнив густое зловоние, стоящее в покоях лорда Мерона.
      – Конечно, извините, что раньше не предложил, – Кандлер стал спускаться по лестнице.
      Сибел снова взял палочки и отбарабанил краткое сообщение: <Ученик. Явись. Срочно>. Выждал несколько мгновений и повторил еще раз.
      – Если он находится где-то между Наболом, Руатом и Кромом, то наверняка услышит призыв, – сказал Сибел, аккуратно повесив палочки на крюки, и подошел к Менолли.
      Лицо ее было печально, лоб прорезала тонкая морщинка. Взгляд задумчиво блуждал по россыпи домишек, жавшихся к въездной дороге, по неприбранной ярмарочной площади, где еще оставались те, кого задержали непредвиденные обстоятельства вчерашнего вечера. Сюда, наверх, звуки почти не долетали, и вся картина казалась на диво безмятежной.
      – Зря ты, Менолли, так тревожишься из-за Пьемура, – проговорил Сибел, стараясь придать голосу большую беззаботность, чем он ощущал. – Он умеет выйти сухим из воды. – Улыбнувшись девушке, он позволил себе легко обнять ее.
      – Но не в том случае, когда ступеньки смазаны жиром! – сердито парировала Менолли, и он крепче сжал ее плечи.
      – Попробуем взглянуть на дело так: не было бы счастья, да несчастье помогло – его забрали с барабанной вышки, к тому же ему посчастливилось заполучить королевское яйцо. С него вполне станется встретить нас у ворот холда с безмятежной улыбкой на лице – ведь мы с тобой знаем, что хитростью он не уступит самому лорду Мерону!
      – Если бы все было так, как ты говоришь, Сибел, – тяжело вздыхая, произнесла Менолли и прислонилась к юноше, словно ища у него защиты. – Но, скрывайся он где-нибудь поблизости, Красотка с Крепышом уже давно бы его нашли.
      – Но где-то же он есть, – уверенно ответил Сибел и, осмелев, привлек девушку к себе, но тотчас отстранился, заметив ее недоуменный взгляд, – негодник этакий, – добавил он сердито. В этот миг они оба услышали из-за гор приближающиеся раскаты барабанной дроби, и Сибел снова взялся за палочки.
      Кандлер появился как раз в ту минуту, когда Сибел отбил сигнал <принято> в ответ на последнее послание. От крутого подъема наболский арфист запыхался: оказалось, что принес он не только тяжелый поднос с едой – с плеча его свисал полный бурдюк вина. Ожидая появления вызванных посетителей, арфисты успели не спеша закусить, после чего они проводили лордов и Т'бора к мастеру Робинтону.
      Вводя лордов Нессела и Баргена в покои Мерона, Сибел едва не расстался с завтраком. Менолли была уже там, вместе с лордом Отерелом и Т'бором. Он видел, как девушка сжимает челюсти, пытаясь одолеть подступающую дурноту. Только Кандлер, казалось, не замечал мерзкого запаха.
      Хоть Сибел только накануне видел лорда Мерона, он пришел в ужас оттого, как страшно изменился лежащий на постели человек: глаза запали, страдальческие морщины глубоко избороздили изжелта-бледное лицо, пальцы, безостановочно перебиравшие меховое одеяло, походили на звериные когти. Как будто вся жизнь сосредоточилась в этих руках, отчаянно цепляющихся за мех, – будто это был остаток жизни.
      – Я вижу, ярмарка продолжается? Только я вас не звал. Убирайтесь, все до единого! Не видите – я умираю. Ведь вы уже давно этого дожидаетесь. Так дайте мне уйти спокойно.
      – Но ты не назвал преемника, – без обиняков заявил лорд Отерел.
      – Я скорее умру.
      – Наш долг – убедить вас изменить свое мнение, – спокойно и даже дружелюбно проговорил Главный арфист.
      – Каким же образом? – самоуверенно ухмыльнулся лорд Мерон.
      – Мы постараемся убедить вас по-хорошему…
      – Если вы думаете, что я назову преемника, чтобы облегчить жизнь вам и бенденскому отродью, то очень ошибаетесь!
      – … или по-плохому, – продолжал мастер Робинтон, как будто и не слышал тирады лорда.
      – Что вы можете сделать умирающему, мастер Робинтон! Эй, лекарь, где мое снадобье?
      Мастер Робинтон протянул руку, преграждая Бердину путь к больному.
      – Вы совершенно правы, любезный лорд Мерон, – безжалостно произнес он, – мы ничего не можем сделать умирающему.
      Сибел услышал, как у Менолли вырвался вздох: она поняла, что задумал мастер Робинтон, дабы вырвать у лорда имя преемника. Бердин попытался что-то возразить, но рык лорда Отерела его быстро усмирил. Лекарь с мольбой обернулся к мастеру Олдайву, который все это время не спускал взгляда с лица Главного арфиста. Сибел знал, как отчаянно мастер Робинтон желает, чтобы все разрешилось мирно, но даже он недооценил железной воли своего добрейшего наставника. Небольшой холд не должен стать ареной междуусобной борьбы, нельзя допустить, чтобы младшие сыновья лордов устроили из-за него кровавую резню. Ведь такая междуусобица может затянуться, пока не останется ни единого претендента. И все то немногое, что еще осталось в этом незавидном холде, пойдет прахом.
      – Что такое? – голос лорда Мерона сорвался в крик. – Мастер Олдайв, помогите мне! Скорее!
      Главный лекарь повернулся к лордам холдерам и отвесил им учтивый поклон.
      – Насколько мне известно, господа, у ворот холда собралось много страждущих, которым требуется моя помощь. Разумеется, я вернусь, как только мое присутствие станет необходимым. Бердин проводи меня.
      Лорд Мерон стал громко требовать, чтобы лекари остались, но мастер Олдайв, не обращая внимания на его приказы, взял Бердина под руку и твердым шагом покинул комнату. Когда дверь за ними закрылась, Мерон умолк и оглядел окружавшие его бесстрастные лица.
      – Что вы задумали? Разве не понимаете – я страдаю! У меня агония! Боль огнем пожирает мои внутренности. И она не остановится, пока от меня не останется одна оболочка! Мне необходимо лекарство! Слышите – необходимо!
      – А нам необходимо знать имя твоего преемника, – в голосе лорда Отерела не было и тени жалости.
      Мастер Робинтон стал монотонным голосом по очереди называть имена родственников. Закончив, он снова принялся читать список с самого начала.
      – Учитель, вы одного забыли, – учтиво напомнил Сибел. – Дектера.
      – Дектера? – переспросил Главный арфист и слегка обернулся к Сибелу, недоуменно приподняв брови.
      – Да, мой господин. Он внучатый племянник.
      – Вот как! – небрежно и в то же время удивленно заметил Главный арфист и начал снова читать список.
      Лорд Мерон, шипя проклятия, извивался на постели. В конце мастер Робинтон добавил имя Дектера и вопросительно взглянул на Мерона, который ответил потоком ругательств и снова стал громко требовать мастера Олдайва. От этих усилий он быстро изнемог и, задыхаясь, откинулся на подушки, смаргивая с глаз набежавший пот.
      – Ты обязан назвать преемника, – заявил Т'бор, Предводитель Вейра Плоскогорье. Блуждающий взгляд Мерона остановился на всаднике – у них были давние счеты. Ведь именно связь лорда Мерона с Киларой, супругой Т'бора, привела к гибели двух королев – Килариной Придиты и Вирент Брекки.
      Сибел заметил, как глаза Мерона расширились от ужаса: он окончательно понял, что не получит избавления от терзающей тело боли, пока не назовет преемника, – у каждого из собравшихся были веские причины его ненавидеть.
      Еще Сибел заметил, что Т'бор забыл упомянуть Дектера. И лорд Отерел – тоже, когда подошла его очередь. Зато лорд Барген назвал его имя первым, взглядом указав Отерелу на его упущение.
      Подмастерье знал: он всегда будет с содроганием вспоминать эту неправдоподобную и зловещую сцену. С содроганием и в то же время с некоей долей благоговения. Он давно уже знал, что Главный арфист пойдет на все, лишь бы не допустить на Перне беспорядок и упрочить главенство Вейра Бенден, и все же не ожидал от всегда дружелюбного и милосердного Робинтона такой беспощадности. Сибел постарался отвлечься от душного смрада комнаты, от страданий Мерона и оценить замысел учителя – собравшиеся ловко подводили лорда Мерона к необходимости назвать именно Дектера, раз за разом умышленно забывая упомянуть его имя. Еще долго трепещущее пламя светильников будет напоминать Сибелу и Менолли о долгих призрачных часах, на протяжении которых лорд Мерон пытался противостоять воле своих непреклонных лордов.
      Но его поражение было предрешено; Сибелу даже показалось, что он ощутил всплеск боли в теле упрямца, когда тот выкрикнул имя Дектера, явно рассчитывая отплатить своим мучителям.
      Едва он успел назвал это имя, как мастер Олдайв, который не уходил дальше соседней комнаты, явился, чтобы облегчить страдания несчастного.
      – Возможно, мы поступили непростительно жестоко, – обратился к лордам мастер Олдайв, когда Мерон затих, одурманенный сном, – но тяжкое испытание приблизило его конец. А это можно рассматривать как милосердие. Не думаю, чтобы он протянул до завтра.
      Остальные наследники, среди которых громче всех возмущался Гиттет, толпой ввалились из передней, желая знать, почему их так надолго лишили возможности лицезреть своего господина, упрекая в этом лордов и мастера Робинтона. Наконец, они решились спросить, не назвал ли лорд Мерон наследника. А когда услышали, что лорд избрал Дектера, на лицах их, сменяя друг друга, появились сначала облегчение, затем изумление, разочарование и, наконец, недоверие.
      Сибел извлек Менолли из компании гудящих родственников и повел ее вниз, в Главный зал, а потом прочь из холда, туда, где можно подышать свежим, не отравленным тленом воздухом.
      У въезда собралась молчаливая толпа, которую теснили шеренги стражников. При виде арфистов из гущи людей послышались выкрики: <Как там лорд Мерон – еще жив?> <Что стряслось? Зачем лорды холдеры и Предводитель Вейра заявились в Набол?>
      Сибел поднял руки, призывая к тишине, и вместе с Менолли стал вглядываться в лица, надеясь увидеть в толпе Пьемура. Когда все замолкли, Сибел сказал, что лорд Мерон назвал преемника. Толпа откликнулась странным дрожащим стоном – как будто люди собирались с силами, боясь услышать самое худшее. Подмастерье улыбнулся и выкрикнул имя Дектера. Единодушный вздох изумления перешел в бурю восторженных воплей. Сибел велел начальнику караула послать за избранником, и половина толпы устремилась следом, поведать извозчику о сомнительном счастье, свалившемся на его голову.
      – Что-то Пьемура не видно, – тихо сказала обеспокоенная Менолли, продолжая обшаривать взглядом толпу. – Ведь увидев нас, он бы непременно появился.
      – Непременно, и тем не менее, его нет… – Сибел оглядел двор. – Хотел бы я знать… – Медленно обведя глазами стены, он убедился, что Пьемур никак не мог выбраться со двора. Даже цепкий файр не сумел бы вскарабкаться по отвесному утесу, вздымающемуся над окнами холда. А тем более в темноте, да еще с хрупким яйцом. Взгляд подмастерья не миг задержался на помойке и зольнике, но он отлично помнил, что их тщательно обыскивали. Взгляд его двинулся выше и задержался на маленьком оконце. – Менолли! – Сибел схватил ее за руку и потянул в сторону кухонного двора. – Кими сказала, что там, где прятался Пьемур, было слишком темно. – Надо узнать, что там такое… – охваченный нетерпением, он направился обратно, к стражнику, таща за собой упирающуюся Менолли. – Видишь то маленькое оконце над зольником? – взволнованно обратился он к стражнику. – Что за ним? Кухня?
      – Вон то? Там кладовая. – Стражник поспешно замолк и опасливо покосился в сторону холда, как будто выболтал секрет и теперь боялся наказания.
      Его реакция подсказала Сибелу все, что он хотел узнать.
      – Там хранились товары для Южного Вейра – угадал?
      Стражник, стиснув зубы, уставился прямо перед собой, но его выдал яркий румянец. Облегченно рассмеявшись, Сибел быстро зашагал к кухонному двору, Менолли поспешила за ним.
      – Так ты думаешь, Пьемур спрятался среди товаров, предназначенных Древним? – спросила девушка.
      – Это единственный правдоподобный ответ, – заявил Сибел. Он остановился прямо перед зольником и показал ей стенку, разделяющую две ямы. – Ведь ловкий паренек без особого труда сумел бы на нее запрыгнуть, так?
      – Пожалуй, ты прав. Пьемур вполне сумел бы. Послушай, Сибел, но ведь это значит, что он отправился в Южный Вейр!
      – То-то и оно, – рассмеялся подмастерье, радуясь, что тайна исчезновения Пьемура наконец-то разгадана. – Пошли, нужно отправить весточку Торику, чтобы он поискал этого паршивца у себя. Кими должна знать Южный лучше, чем Красотка или Крепыш.
      – Давай пошлем всех троих. Мои зато лучше знают Пьемура. Ну, погоди, молокосос, дай мне только до тебя добраться!
      Она произнесла это так кровожадно, что Сибел расхохотался.
      – Ну что, разве я не говорил, что он всегда выйдет сухим из воды?

Глава 8

      Пьемура разбудила вечерняя прохлада. Несколько мгновений он не мог понять, где находится, почему все тело ноет, а в животе урчит от голода.
      Вспомнив все, он рывком сел и нашарил за пазухой сверток с яйцом. Сорвав тряпки, мальчуган осмотрел скорлупу и, убедившись, что она цела, облегченно вздохнул. Над морем быстро сгущались тропические сумерки, последние лучи солнца золотили кайму леса. Он услышал плеск волн и понял, что находится недалеко от берега. Выползая из-под приютившего его куста, Пьемур услышал крик ночной птицы. До наступления темноты оставалось совсем немного времени – пора устраивать яйцо на ночь. Он побрел к берегу и, обнаружив песчаный пляж, опустился на колени, спеша зарыть драгоценное яйцо в теплый песок.
      Он пометил место кучкой камней и, пошатываясь, побрел к лесу, поискать дерево с оранжевыми плодами. Подобрав длинную палку, мальчуган сбил несколько плодов, но они оказались слишком твердыми, еще один шлепнулся вниз с сочным хлюпаньем. Пьемур схватил перезрелый плод и проглотил его, морщась от привкуса гнили. Предприняв еще несколько попыток, он ухитрился добыть два вполне съедобных плода. Слегка утолив голод, паренек привалился к стволу дерева и забылся беспокойным сном.
      Весь следующий день Пьемур провел там же – отдыхал, отмачивал в теплой морской воде свои синяки и ссадины, стирал рваную, грязную одежонку. Несколько раз ему приходилось укрываться в спасительной лесной чаще – над головой пролетали то файры, то драконы. Он понял, что все еще находится слишком близко от Вейра и пора двигаться дальше. Но сначала нужно перекусить – нарвать красных и оранжевых плодов, которые здесь растут в изобилии. Он подобрал две половинки высохшей кожуры: одну для воды, другую, чтобы нести яйцо.
      Когда Пьемур увидел, что файры и драконы пролетели обратно, он откопал яйцо и, обложив его горячим песком, направился на запад, подальше от Вейра.
      После, вспоминая свои странствия, он не мог понять, почему ему тогда казалось, что Вейр и Южный холд таят для него опасность. Просто он нутром чуял: нужно держаться от них подальше, во всяком случае до тех пор, пока не наступит рождение и он не запечатлеет своего файра. В этом не было никакой логики, но, пережив рискованное приключение и побывав в роли преследуемого, Пьемур решительно предпочитал безопасность и одиночество.
      Взошла вторая луна, круглая и яркая, и осветила ему путь: вдоль берега, вверх по скалистому откосу, вниз по крутым песчаным склонам. Паренек шел все вперед время от времени останавливаясь, чтобы сорвать спелый плод и, перекусив, ненадолго вздремнуть. Но каждый раз неотступная тревога поднимала его и гнала дальше.
      Вот появилась и вторая луна, и, хотя сразу стало светлее, она в сочетании со своей подругой отбросила такие причудливые, обманчивые тени, что Пьемуру приходилось не раз обходить стороной небольшие препятствия, которые из-за странностей освещения казались ему огромными. Он знал, что при свете двух лун путника подстерегают неожиданные сюрпризы, но упорно стремился вперед, пока обе луны не зашли и тьма не заставила его искать ночлег под густым пологом деревьев, где он будет в полной безопасности, даже если проспит рассвет.
      Проснулся он оттого, что по ногам проползла змея, задев выглядывающее сквозь прорехи голое тело. Пьемур судорожно бросился к зарытому яйцу: он знал, что змеи большие их любительницы. Его драгоценность оказалась целехонька, но песок уже успел остыть – пришлось двигаться дальше. Перебравшись в залитую утренним солнцем бухточку, мальчуган выкопал ямку и зарыл яйцо, а сверху водрузил перевернутую половинку кожуры и вдобавок выложил вокруг кольцо из гальки. После чего отправился в лес на поиски воды и пропитания.
      Рацион из одних свежих фруктов начинал сказываться на его желудке, и неприятные ощущения в животе довольно скоро подсказали, что пора позаботиться о какой-нибудь другой пище. Он помнил рассказы Менолли о том, как она рыбачила в бухте у Драконьих камней, но у него не было с собой лески. Вдруг он заметил толстые лианы, обвивающие стволы деревьев, и по-новому взглянул на торчащие из коры шипы. Пустив в ход нож и смекалку, он скоро стал обладателем вполне приличной удочки. За неимением лучшего, в качестве наживки пришлось использовать ломтик оранжевого плода.
      Западная оконечность мыса изгибалась длинным скалистым рогом, и Пьемур пробрался на самое его острие. Забросив шип с наживкой в пенящуюся воду, он устроился поудобнее и стал ждать.
      Прошло немало времени, пока ему удалось вытащить рыбу – не один раз он терпел неудачу, когда добыча уходила, сорвав наживку. Наконец, выудив крупную желтохвостку, мальчуган воспрянул духом и принялся мечтать о жареной рыбе. Но, поднявшись, чтобы размять ноги, он убедился в своем легкомыслии: прилив превратил оконечность мыса в островок. Пьемур с тревогой осознал и вторую ошибку – то место, где он зарыл яйцо, скоро окажется под водой! К тому времени, когда он полувплавь, полувброд добрался до берега, его желтохвостка имела изрядно потрепанный вид. Барахтаясь в соленой воде, мальчик обнаружил еще одно свое упущение: лицо, в особенности нос и уши, отчаянно обгорели на солнце, как и участки кожи, выглядывающие из дыр в одежде.
      Первым делом он извлек яйцо и поместил его в кожуру, старательно засыпав горячим песком. Потом поспешил в соседнюю бухту, где выбрал местечко значительно выше полосы прилива.
      Ему пришлось немало потрудиться, прежде чем он нашел камни, способные высечь искру и воспламенить костерок из сухой травы и веточек. Когда огонь разгорелся, он насадил желтохвостку на прутик и поместил над костром, едва сдерживаясь, чтобы не съесть ее полусырой. Никогда еще обычная рыба не казалась ему такой восхитительно вкусной! С тоской взглянув на море, он возмущенно выругался – рыба так и выпрыгивала из воды, как будто желая подразнить его. Тогда он вспомнил, что Менолли говорила: самое лучшее время для рыбалки – на восходе и закате, а также после сильного ливня. Не удивительно, что в середине дня улов оказался таким скромным.
      Обгоревшие на солнце места жгло, как огнем, и Пьемур забрался поглубже в окаймлявший бухту лес, чтобы поискать воды и фруктов. Там он набрел на знакомые, но необычайно рослые кусты съедобных клубней. Для пробы он выдернул несколько стеблей и с отвращением отбросил: земля кишела серыми червячками. Но они быстро попрятались в рыхлую почву, обнажив огромные белые клубни. Пьемур подозрительно взял один и, повертев в руках, осмотрел со всех сторон. Выглядел он вполне обычно, разве что гораздо крупнее тех клубней, которые ему доводилось видеть. Мальчик так проголодался, что без особых колебаний решил его съесть.
      Вернувшись к затухающему костру, он подкинул в огонь веток, вымыл клубень и нарезал тонкими ломтиками. Поджарил один на острие ножа и осторожно попробовал. Возможно, причиной был голод, но ему показалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее – корочка аппетитно хрустела, а мякоть была мягкая и нежная. Пьемур быстро приготовил остальные ломтики и сразу почувствовал себя значительно лучше. Тогда он еще раз сходил в лес и набрал столько клубней, сколько смог унести.
      Когда прилив стал отступать, он снова пробрался на мыс и был вознагражден за усердие парой крупных желтохвосток. Он изжарил их на ужин вместе со здоровенным клубнем, а потом откопал яйцо и подготовил его к переноске, поместив в наполненную горячим песком кожуру.
      Он снова шел всю ночь, пока не зашли обе луны. А отыскав место для ночлега, лег так, чтобы его разбудили первые лучи восходящего солнца – нужно успеть наловить рыбы на завтрак.
      Так Пьемур провел еще два дня, пока в последний вечер, наконец, не осознал, что уже довольно давно не видел ни файров, ни драконов и вообще никаких живых существ, кроме парящих в небе диких птиц. Он решил на следующий же день устроить себе жилье – как только найдет подходящую бухточку с широким песчаным пляжем и удобным местом для рыбалки. Яйцо твердело на глазах, значит, рождение не за горами.
      В тот вечер он снова задумался: что гонит его на запад, все дальше от холда и Вейра? И понял – ему по душе открывать новые бухты, видеть перед собой то бескрайние просторы песчаных побережий, то неприступные скалистые утесы. А главное, он сам себе хозяин! Теперь, когда у него было достаточно еды, к тому же довольно разнообразной, затянувшееся приключение начинало ему решительно нравиться. Он мог поспорить на что угодно: в этих местах еще не ступала нога человека. До чего же здорово быть хоть в чем-то первым, а не тащиться по чужим стопам Оборот за Оборотом, как все школяры до него.
      Утром он отправился на рыбалку и поймал голована. Помня о печальном опыте Менолли, он осторожно выпотрошил скользкую рыбину. А жиром смазал облупившуюся от солнца кожу, справедливо рассудив, что раз уж Менолли испробовала его на своих файрах, значит, и для него вполне сгодится.
      Тщательно осмотрев драгоценное яйцо, он убедился, что скорлупа затвердела, как камень, – того и гляди наступит рождение. Он уложил его в кожуру с теплым песком и снова двинулся на запад, пробираясь вдоль тенистой каймы леса.
      Ближе к полудню Пьемур ступил на широкий простор белого песчаного пляжа, который так сверкал на солнце, что глазам стало больно. Держа ладонь козырьком, он оглядел окрестности. Перед ним расстилалась живописная лагуна, частично отгороженная от моря зубчатым барьером скал, которые, должно быть, когда-то тоже были частью берега. Осторожно пробравшись на скалистый мыс, он увидел, что прозрачная вода так и кишит рыбой и морскими раками – их оставил на мелководье отступивший прилив. Как раз то, что нужно – собственный пруд для рыбалки! Вернувшись на берег, он двинулся дальше вдоль пляжа и на другом конце лагуны обнаружил вытекающий из леса ручеек. Вот и источник пресной воды!
      Сердце его наполнилось ликованием: наконец-то среди бескрайних песков и скал нашлось местечко, где есть все, о чем только можно мечтать. И оно принадлежит ему одному! Здесь можно остаться до самого рождения. А к нему еще нужно приготовиться… Нельзя же допустить, чтобы запечатление не удалось только потому, что у него не будет пищи, чтобы накормить малыша!
      За последние два дня Пьемур не видел в небе ни файров, ни драконов. Наверное, именно поэтому он и думать забыл про Нити. Потом, задним числом, он понял, что на самом деле ему было отлично известно: в южном полушарии Падения случаются так же регулярно, как и в северном. Просто заботы о яйце и запасах пищи оттеснили эти мысли и воспоминания о жизни в стенах холда на задний план.
      В то утро он удил рыбу на мысу, растянувшись на травяной подстилке, которую сплел, чтобы предохранить тело от острых камней. Внезапно его охватило острое предчувствие опасности. Оглянувшись через плечо, Пьемур увидел, что на расстоянии, не превышающем длину дракона, в море с шипением падает серый ливень.
      Позже он вспоминал, что по привычке поднял взгляд к небу, ожидая увидеть огнедышащих драконов, прежде чем с ужасом понял: есть над ним драконы или нет, он совершенно не защищен от смертоносных Нитей! Тот же инстинкт заставил его вскочить и броситься в воду. Он сразу оказался в гуще скользких тел – казалось, вся рыба собралась вокруг, спеша поживиться падающими в воду Нитями. Через несколько мгновений Пьемур был вынужден выскочить на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Он судорожно бил руками, стараясь облить тело водой, которая, как он надеялся, защитит его от обжигающих укусов.
      И все же, не успел он снова нырнуть в воду, как плечо ужалила Нить. Он поспешно погрузился поглубже. Так ему и приходилось то выскакивать на поверхность, набирая в разрывающиеся легкие воздух, то уходить в глубину, подальше от опасности. Проделав это раз шесть или семь, мальчик понял, что не сможет протянуть до конца Падения. От недостатка кислорода кружилась голова, соленая вода разъедала ожог. У Менолли хоть была пещера, где она могла укрыться…
      Тут Пьемур вспомнил, что на краю лагуны есть нависающая скала. Только бы найти ее, только бы под ней оказалось свободное местечко… Вынырнув на поверхность в очередной раз, он попытался ее обнаружить, но воспаленные глаза почти ничего не видели. Мальчуган так и не понял, как, задыхаясь от страха и недостатка воздуха, он все же умудрился отыскать это жалкое укрытие. И, тем не менее, ему повезло. Отчаянно барахтаясь, Пьемур ободрал плечо, правую руку и лицо, но когда глаза его вновь обрели способность видеть, он с облегчением убедился, что стоит по горло в воде под узким каменным карнизом, а буквально под самым его носом в воду вонзаются Нити. Вокруг шныряли скользкие рыбы, то и дело натыкаясь на него, а иногда и покусывая, так что приходилось все время от них отбиваться.
      Краешком сознания он уловил, когда угроза Падения миновала, и все равно оставался на месте до тех пор, пока серая туча Нитей не скрылась за горизонтом и солнце снова не залило ярким светом мирный пейзаж. Но и тогда притаившийся в сердце страх не выпустил его из укрытия – он дождался, пока прилив отступил, оставив его на скале, как захваченную врасплох рыбу.
      Только тревога за яйцо заставила Пьемура покинуть убежище: нужно было проверить гнездо. Верхний слой песка, который он судорожно отбросил, кишел серыми извивающимися червяками. Они так страшно напомнили ему Нити, что мальчик поспешно отер руки о штаны. А вдруг Нити проникли сквозь скорлупу яйца? Он стал бережно рыть песок, спеша вновь обрести свою драгоценность. Какое счастье – яйцо совершенно невредимо! Пьемур с облегчением гладил теплую скорлупу. Теперь оно может проклюнуться в любую минуту!
      Только бы это не произошло прямо сейчас! Ведь у него не осталось никакой еды, а рыба, до отвала наевшись Нитей, вряд ли станет клевать до заката. И то неизвестно. Как же выяснить поточнее, когда наступит рождение? Драконы всегда знают, когда яйца готовы, и предупреждают своих всадников. Менолли рассказывала, что ее файры начинали гудеть, а глаза их становились багрово-красными и быстро вращались. А кто же предупредит его?
      Подгоняемый тревогой, Пьемур поспешил в лес – срезать новую лиану и наломать шипов для удочки. На всякий случай он набрал фруктов и спелых орехов. Мальчик знал, что новорожденным нужно мясо, но лучше иметь хоть что-то съедобное, чем оказаться с пустыми руками.