Бен Кинкейд (№2) - Слепое правосудие

Часть третья

Дьявольское шоу

Глава 33

Бен старался изо всех сил удержать слипающиеся веки. Будь он один, отшлепал бы себя по щекам, но вокруг сидело несколько сот человек, внимательно наблюдающих за всем происходящим. Шел первый день судебного процесса – а он, надо же, едва не засыпал на ходу.

К тому времени, как агенты ФБР привезли его в свою штаб-квартиру, было четыре часа утра. В шесть тридцать его отпустили. Бен был уверен – они знали, что судебное заседание начинается в восемь. Лишить обвиняемую и ее адвоката сна накануне процесса – вот их ход, межведомственная помощь своим коллегам.

Бен ничего не слышал об арестованных ими пилоте и велосипедисте. Ничего не знал о Волке.

Кристина сидела за столом советника, сложив на коленях руки. Внешне хранила спокойствие, как инструктировал ее Бен, но было заметно, что ей это дается с трудом. Как и он, она конечно же сильно волновалась. Следы волнения и бессонной ночи не могла скрыть никакая косметика: черные круги под глазами были видны всем.

На ней было простенькое голубое платье в цветочек с кружевным воротничком. Ничего подходящего в ее гардеробе обнаружить не удалось, и Бену пришлось самому купить это платье в магазине подержанных вещей, который располагался напротив его офиса. На сей раз он не хотел рисковать, зная ее вкус. К платью он прикупил даже туфли и кое-какие аксессуары. Он считал, что у него хороший вкус и в этом наряде она будет выглядеть достаточно привлекательно и сообразно моменту. Присяжные вполне могли бы ей симпатизировать.

Зал заседаний был переполнен. Первый ряд на галерее отгорожен для прессы. Оставшиеся шесть рядов, справа и слева, переполнены любопытной публикой, которая хотела собственными глазами увидеть известную наркопринцессу. У задней стены зала даже добавили два дополнительных ряда для тех, кто был согласен провести на ногах весь день. За стенами зала люди ждали, не освободится ли случайно место на галерее. Охранник сказал Бену, что некоторые тут ждут с шести часов утра. Бен не мог в это поверить – ведь всего-навсего уголовный процесс, а не театральная премьера. Но на этой неделе в Тулсе премьер не предвиделось, и все устремились на процесс.

Перед глазами Бена рябило море лиц, но немногие казались ему расположенными дружески. Бен с трудом упросил Джонса остаться в офисе, отвечать на звонки и продолжать изучать документы из офиса Рейнольдса. Лавинг до сих пор так и не появился. Оставалось надеяться, что его не найдут на дне реки Арканзас с бетонным грузом на ногах.

На галерее Бен увидел Марго Ломбарди. Нормально, в конце концов, она вдова убитого.

Марго сидела в первом ряду в солнцезащитных очках. Видимо, не хотела, чтобы ее узнали. Хотя винить ее не в чем.

Перегнувшись через барьер, он окликнул ее:

– Миссис Ломбарди?

– Да? – удивленно откликнулась она.

– Не мое дело вам советовать, но раз вы находитесь в зале заседания, вас могут вызвать давать показания.

И напомнить жюри, что Ломбарди был женат, подумал Бен.

Вот будет здорово!

– Мольтке меня уверил, что этого не случится.

– Мадам, – придвинулся ближе Бен, – ваш адвокат Квин Рейнольдс скрыл документы, которые, я полагаю, могли бы сыграть решающую роль при защите Кристины.

– О... Господи. Вы ему об этом говорили?

– Да. Неоднократно. И все-таки он отказался представить эти документы. Мне пришлось привлечь независимую сторону, чтобы их получить. В результате у меня нет свидетеля, который мог быть хранителем этих документов и свидетельствовать об их идентичности.

– Я могу вам помочь?

– Если я с этим обращусь к Рейнольдсу, то уверен, что он мне откажет. Но вы его клиентка, и если обратитесь с этим вы...

– О... понимаю.

– Вы сможете это сделать? От этого зависит жизнь моей клиентки.

Марго явно колебалась. Пальцем она водила по подбородку:

– Если мой адвокат не хочет, чтобы вы видели эти документы, то у него, очевидно, на это есть причина.

Бен сжал челюсти.

– Видите ли, мое финансовое положение сейчас очень ненадежно... Если мой адвокат полагает, что это не в моих интересах, я доверяю его мнению.

Эти рассуждения были ему знакомы: адвокат ссылается на клиента, а клиент – на адвоката.

Раздраженный и расстроенный этим ответом, Бен вернулся к столу, где сидела обвиняемая.

Мольтке продолжал играть на публику. Энергия била в нем через край. Он был полон энтузиазма. Ему явно казалось, что процесс уже у него в кармане. Он чувствовав вкус победы, а за ней маячило место в сенате.

А почему бы и нет? – подумал Бен. Подобные уголовные процессы всегда бывали прекрасной рекламой для прокурора. Здесь он мог порезвиться вволю. Все эти телевизионные сказки о судьях и адвокатах, которые отдают все свои силы тому, чтобы не были осуждены невиновные, – просто абсурд. Да они могут засудить любого, кого захотят. Обвинители, полицейские, представители судебной медицины – все они игроки одной команды, и все стремились выигрывать. Принцип презумпции невиновности – это просто неудачная шутка. Прокурор умело манипулировал членами жюри, большинство из которых считало: не будь обвиняемый в чем-то виноват, то и не сидел бы на скамье подсудимых.

Бен посмотрел на часы. Дерик опять опаздывал. Может быть, читал одиннадцатичасовое ходатайство, вновь отправленное Беном, пытаясь найти разумные причины отказа на все его ходатайства. И все же Бен надеялся, что Дерик вынесет окончательно решение по его ходатайству, исключающее всякое подозрение в причастности Кристины к убийству Ленни.

Хотя Мольтке утверждал, что у него имеются важные доказательства, уличающие Кристину, и от него ждали выдвижения против нее обвинений в убийстве, он пока этого не сделал. И до тех пор, пока эти обвинения не были выдвинуты, Бен настаивал на том, что доказательство смерти Ленни никак не может помочь в поисках убийцы Ломбарди, а посему нечего и обсуждать этот вопрос. Дерик же, в духе типично судейской трусости, решил попридержать свое постановление по этому вопросу, "пока вопрос не будет поднят в ходе судебного разбирательства".

– Жаль, что у тебя в первом ряду не сидит красавец муж для моральной поддержки. – Бен игриво подтолкнул Кристину. – Присяжные бы к этому хорошо отнеслись.

– Пардоннэ-муа! – ответила она по-французски.

– Не догадалась взять напрокат? Может, этот товар есть у Барриса в магазине?

Бен улыбнулся, но улыбка оказалась вымученной. Начнется когда-нибудь это заседание?

Наконец он уловил какое-то движение. Бейлиф стал вызывать всех по списку, и в зал вошел судья Дерик. Выглядел он удивительно здоровым, ухоженным, необычайно бодрым и жизнерадостным. Видимо, так на него действовало предвкушение демонстрации своего судейского мастерства, умения владеть огромной аудиторией. Бен всегда подозревал, что в глубине души он был актером.

Вынув из маленькой коробочки таблетку, Дерик бросил ее в рот.

– Мистер Кинкейд, я обдумал ваше самое последнее ходатайство.

– Да, ваша честь?

– Насколько я могу судить, его пункты представляют собой вариации предыдущего. На этом основании они все отклонены.

– Спасибо, ваша честь.

– Джентльмены, есть еще предварительные вопросы, прежде чем мы приступим к отбору присяжных?

– Да, ваша честь, – произнес Бен. – У меня новое ходатайство.

– Вы, наверное, шутите? Разве осталось хоть что-то, чего вы еще не предъявили?

– Да, ваша честь. Я выдвигаю исковое заявление о смене места, в котором должны быть выбраны присяжные заседатели.

– На каком основании?

– Основанием является враждебное досудебное оповещение, без сомнения самым разлагающим образом действующее на умы людей, из которых предполагается выбрать присяжных заседателей.

– Не могли, бы вы уточнить ваше заявление, – промямлил Дерик, забрасывая в рот еще одну таблетку.

– Ваша честь, еще не начавшийся процесс в течение месяца ежедневно обсуждается по трем каналам новостей местного телевидения и в обеих выходящих в Тулсе газетах. Обычно в виде сенсационного материала, а факты освещаются в самом тенденциозном виде. Во всех публикациях они явно передергиваются в пользу обвинения...

– Не оттого ли это происходит, советник, что сами доказательства склоняются в пользу обвинения?

– Это не имеет значения, ваша честь! Уголовные дела нужно рассматривать в зале суда, а не по телевидению или в газетах.

Даже сегодня утром в этом самом зале репортеры выкрикивали заявления, которые уже предрешали вину моей клиентки. Будущие члены жюри все это слышали.

– Могу я ответить, ваша честь? – встал со своего места Мольтке.

– Господин прокурор, не считаю необходимым принять иск.

Советник, вы можете мне показать газетную статью, в которой бы прямо говорилось, что ваша клиентка виновна?

– Нет, конечно. Это дало бы возможность возбудить против них судебное дело.

– Можете вы нам представить доказательства того, что кто-нибудь из граждан – будущих членов жюри так или иначе с этим связан?

– Нет.

– Итак, это ваша обычная манера поведения. У вас нет доказательств предубежденности будущих членов жюри?

Этот суд имеет право действовать по своему усмотрению.

– И я тоже, поверьте мне, советник. Если бы я принимал во внимание ваши весьма неубедительные доводы, то мне пришлось бы каждое дело, попадающее в наш суд, передавать дальше. Ваше ходатайство вновь отклоняется! Конечно, вы сами сможете отвести любого из будущих присяжных, который продемонстрирует во время допроса на предмет выяснения его беспристрастности свою предубежденность к подсудимой. Конечно, в разумных пределах!

– Принято, ваша честь.

– И еще, советник, – повысил голос Дерик, – позвольте заметить, что суд устал от ваших напористых попыток оттянуть начало процесса и не дать свершиться правосудию. Я вновь повторяю, что и впредь ваши несерьезные ходатайства могут быть квалифицированы как неуважение к суду.

Опять работает на прессу, подумал Бен.

– Понятно, ваша честь.

– Надеюсь, советник. Для вашего же, учтите, блага. Ну а теперь приступим!

Перед началом процесса Дерик объявил, что ввиду серьезности выдвинутых обвинений и вопреки принятой обычно в федеральном суде процедуре он позволит адвокатам сразу же допросить потенциальных присяжных.

Бен не собирался ему возражать: если он будет сам задавать вопросы, то это позволит ему гораздо больше узнать о каждом из будущих присяжных, чем в случае, если бы вопросы задавал Дерик.

Наконец бейлиф назвал имена первых девятнадцати человек из общего списка кандидатов. Входя, каждый называл свое имя, профессию и семейное положение. Бен видел, как Майра поспешно записывает все данные биографий будущих присяжных. Постепенно вырисовывалась картина: все они выходцы из среднего класса, то есть люди не слишком образованные. Представители высшего общества находили всевозможные отговорки, чтобы избежать выполнения обязанностей присяжных, предоставляя эту роль тем, кому местные власти оплачивали этот потерянный для работы день. А именно та демографическая прослойка общества находилась под влиянием прессы, ее призывов "к справедливости".

Итак, в зал вошло двенадцать женщин и семь мужчин – крайне неблагоприятное соотношение. Житейская мудрость подсказывала Бену, что он должен избавиться от возможно большего числа женщин, которые, как правило, непримиримы к себе подобным, особенно если речь идет о непристойном, по их понятию, поведении.

Даже в том случае, если он использует все двадцать дозволенных ему законом отводов, это жюри все равно будет иметь дамский перевес.

Дерик представил адвокатов и спросил, знает ли их кто-нибудь из присяжных. Оказалось, никто с ними знаком не был.

Когда он задал тот же вопрос в отношении Кристины, то в ложе для присяжных подняли руки все. Итак, большинство присяжных либо читали газеты, либо смотрели последние известия по телевизору и многие считали себя хорошо информированными о "наркопринцессе" Тулсы.

Затем Дерик задал более существенный вопрос: сформировали ли они свое личное мнение о данном деле и в состоянии ли каждый дать честную и объективную оценку будущим показаниям подсудимой – без предвзятости и несправедливости. Все ответили положительно. И Бен понял, что его надежды на отводы лопнули. Если даже ему удастся отвести одну-две кандидатуры, то кем их заменить? Те, что сидели за дверью и ждали вызова, не отличались от этих.

После того как Дерик кончил задавать предварительные вопросы, Мольтке встал и подошел к подиуму. Он произнес небольшую речь о роли прокурора в деле охраны государства от беззакония и анархии.

– Но одна из самых важных ролей в этом деле принадлежит вам, присяжным заседателям, – продолжил он. – Это работа, от которой зависит сама основа нашего общества! – После этого прочувственного выступления Мольтке приступил к осуществлению принципа "вуар дир" – "говорить чистую правду"! Он стал задавать вопросы присяжным на предмет выяснения их беспристрастности. Первые, вполне невинные, должны были показать этим людям, что он такой же простой парень, как и они. После этого Мольтке задал несколько обычных вопросов, не имеющих отношения к требованию "говорить правду", но подкрепляющих версию обвинения и явно настраивающих присяжных в свою пользу.

Наконец он еще раз попросил присяжных подтвердить свою готовность справедливо оценивать представляемые доказательства и не уклоняться от обвинительного приговора, если эти доказательства убедят их в виновности обвиняемой.

– А теперь позвольте мне задать вам вопрос, миссис Маккензи.

Пожилая женщина из числа присяжных удивленно подняла голову. Это была еще одна из известных почтенных уловок, применяемых на суде юристами: запомнить фамилию присяжного во время их представления, чтобы потом в процессе заседания назвать его по имени. Как правило, этот эффектный показ остроты ума производил большое впечатление на присяжного.

– Итак, мне кажется, вы сказали, что вы замужем?

– Да, это так, – несколько удивленно ответила миссис Маккензи.

– Видимо, вы невысоко оценили бы нравственность вашего мужа, если бы у него был роман с другой женщиной?

– Определенно.

– Прелюбодеяние отвратительно, вы со мной согласны?

– Конечно согласна.

– И вы бы не стали, вероятно, сочувствовать той персоне, которая была с вашим мужем?

– Вероятно, я свернула бы ей шею! – ответила миссис Маккензи, остальные присяжные фыркнули от смеха.

– А если бы эта личность к тому же вовлекла бы вашего мужа в криминальную историю, ну, скажем, с наркотиками, вы бы очень расстроились?

Миссис Маккензи явно напряглась:

– Еще бы не расстроиться.

– А если бы эта личность убила вашего мужа...

– Протестую, ваша честь, – вскочил Бен. – Это переходит границы допроса по принципу "чистая правда".

Дерик кивнул:

– Должен с вами согласиться! Мистер Мольтке, держите себя в пределах непредвзятости и не создавайте конфликтов.

– Хорошо, ваша честь, – покорно ответил Мольтке. – Я ни в коем случае не хочу действовать во вред кому бы то ни было. И тут стоит упомянуть о некоторых доказательствах, о которых мне бы хотелось поговорить с присяжными, чтобы быть уверенным, что все мы не проникнемся предвзятостью.

"Гладко чешет, – подумал Бен. – Делает вид, что подчиняется, а на деле будет гнуть совсем не в ту сторону, о чем просит его судья!"

– Леди и джентльмены, к сожалению, нам придется выслушать на этом заседании доказательства сексуального характера.

"Вот теперь они все сразу проснулись, Мольтке. Отличная техника, приятно возбуждает".

– Уверен, что вы все знаете, некоторые люди... некоторые люди ведут себя совсем не так, как мы с вами в подобной ситуации. Я не хочу сказать, что их моральный уровень ниже нашего, но они, безусловно... другие! Итак, миссис Эпплебери, вы бы сохранили недобрые чувства против женщины только потому, что у нее были отношения с мужчиной, не скрепленные супружеством?

Бен ничего не мог поделать. Если бы он стал доказывать, что не было фактов, доказывающих наличие определенных отношений между подсудимой и жертвой, то это только убедило бы присяжных в существовании подобных отношений.

Миссис Эпплебери приложила руку к сердцу:

– Я... я попыталась бы этого не делать.

– А вы, миссис Бернштейн?

– Я всегда была человеком широких взглядов.

– А вы, миссис Свенсон? Вы же не станете признавать женщину виновной только потому, что она была вовлечена в сексуальные отношения, которые вы сами не могли рассматривать как... нормальные?

– Ваша честь! Это возмутительно! Это абсолютно не относится к делу!

– Ну, если и не относится к делу, то не сможет причинить ущерба вашей клиентке, не так ли? – ответил Дерик.

– Все в порядке, ваша честь, – ответил Мольтке. – Я готов продолжать. С большим сожалением должен коснуться еще одного аспекта. Это вопрос о нелегальных наркотиках. Уверен, что каждый из вас знает, какая это серьезная проблема для нашей страны – торговля наркотиками на каждом углу, даже в респектабельных жилых кварталах... Даже на игровых площадках для детских садов...

– Протестую, ваша честь!

– Принимается!

Мольтке невозмутимо продолжал свою речь:

– Уверен, что каждый из вас знает, что идет война – война против наркотиков. И многие в правительстве считают себя солдатами этой войны. Возможно, и вы считаете себя таковыми. Но я хочу вам напомнить, что идет уголовный процесс по делу об убийстве первой степени. И хотя вы можете узнать, что у обвиняемой хранилось достаточное количество наркотиков, это не должно довлеть над вами при решении основного вопроса – ее вины в убийстве. Я хочу, чтобы каждый из вас обещал мне, что справедливо подойдет к этой информации, и если вы подтвердите выдвинутые против подзащитной обвинения, то они должны будут основываться на твердых доказательствах: именно она совершила это убийство.

Речь идет о наказании за убийство, а не о желании оборвать звено этой цепи заразы, которая разрушает нашу замечательную нацию...

– Протестую, ваша честь! – вскочив, закричал Бен. – Это искажает ход суда! Советник практически сам дает показания.

– Протест принимается! – кивнул Дерик.

– Я требую, чтобы из протокола заседания было исключено последнее неуместное заявление обвинителя и его инструкции жюри присяжных, возбуждающие неуважительное отношение к обвиняемой.

– Если вы настаиваете!..

"Господи, по крайней мере, он не сказал, "зачем же беспокоиться?"..."

Дерик равнодушно посмотрел на присяжных:

– Вам дается указание не принимать во внимание любые замечания советника, которые будут относиться к недоказанной еще преступной деятельности подсудимой. У вас есть еще что-то или вы кончили? – взглянул он на Мольтке.

Тот понял намек:

– Я кончил, ваша честь.

– Прекрасно. Советник защиты?

Бен вышел к подиуму, просматривая составленный им накануне список вопросов. Так его учили в юридическом училище: он должен избегать вопросов, порочащих свидетелей оппозиции, вопросов, направленных на предварение открытого заявления, и вопросов, которые могли бы расположить жюри в его пользу. Принцип "вуар дир" – "чистой правды" применялся, чтобы определить, являются ли присяжные беспристрастными и справедливыми.

Бен едва дошел до половины своего списка вопросов, как внезапно понял, что внимание жюри присяжных постепенно стало падать. Они пытались рассмотреть наконец Кристину. Он с грустью сознавал, что на добрую половину из них повлияет скорее впечатление от внешности девушки, чем любые доказательства, которые они могли услышать во время процесса.

– Я заметил, как советник обвинительной стороны потребовал от вас дать обещания самого различного толка во время своего допроса по принципу "чистой правды", – в заключение сказал Бен. – Я же собираюсь просить вас только об одном. Позже, во время самого процесса, вы неоднократно услышите от судьи такие фразы, как "презумпция невиновности" и "за гранью разумного сомнения", и он объяснит вам значение этих двух фраз. Пожалуйста, слушайте внимательно объяснение судьи и все время помните, что Кристина Макколл невиновна, пока не доказано обратное, а бремя ответственности при доказательстве ее вины "за гранью разумного сомнения" лежит полностью на обвинении. Все, о чем я прошу вас, – держаться в этих законных пределах. Может ли каждый из вас обещать это мне?

Присяжные дружно закивали.

– А вы, миссис Маккензи, вы можете это обещать?

Почти сразу Бен понял, что совершил ошибку. Нельзя было копировать Мольтке. Вопрос ее поразил, и она растерялась.

– О да... я полагаю, – ответила она в смятении, прикрыв ладонью щеку.

– Спасибо.

Он решил не повторять ошибку и ни к кому больше не обращаться.

– Спасибо и вам, советник, – произнес Дерик. – Обеим сторонам даю на совещание десять минут, после чего прошу советников проследовать в кабинет судьи, чтобы высказать свои индивидуальные возражения против состава присяжных.

В общем и целом могло быть и хуже. Бену удалось отвести трех пожилых женщин, включая миссис Маккензи. Мольтке отвел троих мужчин по причинам, которые Бену не удалось понять. Вероятно, они не прореагировали нужным образом на его обаятельное притворство.

Дерик призвал к открытым заявлениям. Первым к ложе, где сидели присяжные, прошел улыбающийся Мольтке. Дерик прокашлялся и пальцем указал ему на подиум.

– Конечно, ваша честь, я забыл, где мне следует находиться. – И Мольтке вернулся на подиум.

Еще новая уловка из бездонного мешка всевозможных трюков! Он прошел вперед поближе к присяжным, чтобы напомнить им, что он один из них, такой же, как они. Бен знал, что у него ни разу за время заседания не возникнет возможности подойти к ним настолько близко.

– Была темная безлунная ночь, – начал Мольтке, сразу задавая тон настроению слушателей. – Большинство населения Тулсы еще мирно спало в своих постелях. Тишина и покой. И вдруг тишина ночи была разбита вдребезги, – для убедительности он затопал по подиуму каблуками, – внезапным взрывом насилия.

Бен старался не отвести взгляда от этого фигляра. Он ненавидел адвокатов, которые считали себя Эдгаром Алланом По.

Ненавидел, когда простое, холодное, беспристрастное перечисление фактов превращалось в "Падение дома Ашеров".

– Леди и джентльмены, сами факты докажут вам, что ранним утром обвиняемая, Кристина Макколл, взяла пистолет своего любовника и убила его в упор, четыре раза выстрелив в голову. Чтобы его убить, достаточно было и одного такого выстрела. Так нет же, эта женщина стреляла не единожды, а четыре раза! Это та самая женщина, которую, как будет доказано дальше, агенты ФБР найдут у тела убитого, а свежие отпечатки ее пальцев обнаружат на рукоятке пистолета. И эта женщина при аресте произнесла слова: "Я его убила!"

Возражать ему не имело смысла. Заявление было спорным, но Мольтке все время повторял "как покажут факты", что в общем-то держало его в пределах открытого заявления. Дерик мог постановить, чтобы присяжные сами решали, справедливо ли сделанное открытое заявление. Нет, Бен собирался попридержать свои протесты до того момента, когда это будет совершенно необходимо.

Мольтке продолжал в том же духе еще минут двадцать, рисуя Кристину отвратительной проституткой; он напрямую связал убийство с контрабандой наркотиков и организованной преступностью, попутно пробуждая общие симпатии к несчастной вдове, которую предали. Он показал пальцем на сидевшую на галерее Марго, которая впервые сняла темные очки, чтобы все видели ее убитое горем лицо. Интересно, это он сам посадил ее в первом ряду? Вполне вероятно.

Мольтке прохаживался взад-вперед, продолжая рассуждать: то ли убийство произошло после ссоры между любовниками, то ли Кристине нужны были припрятанные Ломбарди наркотики и ссоры вообще могло не быть. Впрочем, это не имело значения. Оба мотива преступления не противоречили друг другу.

Бен наблюдал, как присяжные следили за словами, жестами и сменой выражений лица Мольтке. Он завладел их вниманием.

Когда он наконец кончил, на подиуме его заменил Бен. Он подумал, что ему надо произвести впечатление, используя силу "голоса разума", он будет говорить о реальных фактах в спокойной манере, без всех дешевых трюков Мольтке.

– Леди и джентльмены, господа присяжные! – начал он. – Все, что сейчас рассказал вам советник обвинения, можно и должно подвергнуть сомнению. Сейчас вы услышите доказательства, опровергающие каждый ранее высказанный аргумент. А господин судья предложит вам прийти к окончательному решению, основываясь на этих доказательствах, а не на том, о чем вам тут рассказывал обвинитель. Прошу вас внимательно отнестись к представляемой информации и помнить о том обещании, которое вы дали мне ранее.

На него удивленно смотрел мистер Стивене: обещание? О да, что-то было... Вот только в чем суть?

Бен мог с уверенностью сказать, что Стивене не помнил этого. Интересно, хоть кто-то из них помнил?

Бен слегка прошелся по фактам, изложенным Мольтке, рассказал о том, что Кристина в действительности отрицала свою вину, дал свое объяснение фактам. Рассказал о судебных доказательствах, результатах медицинских анализов и вскрытия, о баллистической экспертизе и о результатах анализов, отрицавших применение лекарственных препаратов и наркотиков.

Факты, только факты. Все мелкие детальки, о которых умолчал Мольтке. Тактика оказалась верной – он почувствовал, что вновь овладел вниманием присяжных. Но ненадолго. Он их раздражал. Конечно, им больше нравился Мольтке. Мольтке давал ожидаемое. Благодаря ему процесс становился так же интересен, как детективные серии по телевизору, а Бен превращал его в некую судебную алгебру.

Они стали позевывать, смотреть на настенные часы, переговариваться, наклоняясь друг к другу, но он ничего не мог с этим поделать Он придерживался заранее составленного сценария и не умел импровизировать, как Стефан Кинг, меняя текст, и все ради одного – привлечь внимание присяжных. Бен кончил свое заявление и перешел к фамилиям свидетелей защиты, но его перебил Дерик:

– Извините, советник. – Дерик зевнул. Спасибо судье. – Боюсь, что ваше время истекло.

– Истекло? Не думал, что судебная процедура ограничивает адвоката временем при произнесении открытого заявления.

– Ну, обычно этого не происходит, но... – Несколько присяжных понимающе улыбнулись. – Постарайтесь, короче говоря, закруглиться, согласны?

Бен мог бы поспорить, но, увы, это было бесполезно. Присяжные слишком явно держали сторону Дерика. Он быстро прочел фамилии свидетелей и вернулся к столу защиты. Кристина смотрела прямо перед собой, была напряжена, но своих чувств явно не выражала, как он ее учил. Но Бен-то видел собравшиеся у глаз морщинки, слабое дрожание рук. Она много раз работала в этом зале суда, гораздо чаще Бена. Она понимала, кто выигрывает, а кто проигрывает.

– Прекрасно, – произнес Дерик, бросая в рот еще одну таблетку. – Обвинитель, вызывайте вашего первого свидетеля.

Глава 34

– Соединенные Штаты Америки вызывают Джеймса Эбшайра!

Бен был удивлен. Процедуру явно изменили. Эбшайр появился в синем спортивном пиджаке, брюках цвета хаки и темном галстуке – стандартная одежда государственного служащего. Внушительным, громким голосом он повторил присягу. Мольтке прочел вслух его биографию, остановившись на его квалификации и опыте; перечисление его дипломов и мест работы делало Эбшайра похожим на Гувера 1990-х годов. Диплом Джорджтаунского университета, первым окончил класс в Куантико, младший агент в нескольких важнейших расследованиях. Далее рассказывалось, каким образом ФБР вышло на так называемую тулсскую связь, подразумевалось, что наркотики поступали в Оклахому из Южной Америки на небольших самолетиках.

– Вы знаете человека по имени Тони Ломбарди? – спросил Мольтке.

– Да, – ответил Эбшайр ровным голосом, никак не выдававшим, что у свидетеля есть личная заинтересованность в исходе этого дела, – мистер Ломбарди занимался ввозом в страну попугаев и других редких птиц из Южной и Центральной Америки.

– А почему вы этим заинтересовались?

– Торговцы наркотиками часто пользуются легальными каналами для доставки запрещенных товаров. Мы предположили, что мистер Ломбарди использует свой бизнес, чтобы привозить в страну кокаин и другие наркотики. Ввозимый им товар – птиц – мистер Ломбарди передавал потом другой компании для распространения в Соединенных Штатах, – тут он сделал паузу и посмотрел на присяжных, – во главе этой компании стоит человек по фамилии Альберт Декарло.

Бен заметил, как расширились глаза у присяжных. Смысл этого маленького трюка ясен: "вина по ассоциации", "вина по общности идей".

– Вы знаете обвиняемую, мисс Кристину Макколл?

– Знаю.

– Как вы впервые с ней встретились?

– Во время расследования дела Ломбарди. Мисс Макколл была его... – Эбшайр умолк, как бы давая возможность присяжным самим подобрать нужный эпитет. Но к моменту, когда он закончил фразу, было уже не важно, какое слово он употребит, – его особого рода другом.

– Эта дружба носила романтическую окраску?

– Полагаю, да. Они встречались в то время, когда она работала на одну из местных юридических фирм, но их отношения перешли за границы чисто профессиональные.

Присяжные уставились на Кристину. Слава Богу, что ему удалось удалить миссис Маккензи из состава жюри.

– Расскажите нам, пожалуйста, что произошло в ночь на понедельник, первого апреля?

– К нам поступила информация о том, что в понедельник ночью должна прийти большая партия наркотиков. Мы не смогли точно выяснить, где произойдет ее передача из рук в руки. Мы надеялись провести Ломбарди до места доставки или по крайней мере стать свидетелями передачи партии наркотиков.