Бен Кинкейд (№2) - Слепое правосудие

Это было именно то, что ему нужно: максимальная открытость в общественном месте при минимуме внимания к деталям.

Сегодня ранним утром Бену позвонила Майра: Мольтке предлагал ему в первый и последний раз заключить сделку:

Кристина признается виновной, а правительственная сторона обещает не требовать смертного приговора. Скорее всего, она получит пожизненное заключение – неизвестно, что лучше, так что никто не сможет критиковать Мольтке, но и Мольтке ни в малейшей степени не подвергается риску проиграть дело.

А Кристина? Она большую часть своей жизни проведет в тюрьме, но ей будет сохранена жизнь.

Бен от этой сделки отказался!

Теперь он наблюдал за сидевшим за своим столом в окружении помощников Мольтке, который чувствовал себя очень уверенно. Он, безусловно, не упомянул о предложении заключить эту позорную сделку, а продолжал вещать голосом телевизионного комментатора о "либеральных судьях уголовного права, которые больше пекутся о гражданских правах, чем о человеке". Бен задавал себе вопрос: правильно ли он поступил.

И что было известно Мольтке такого, что делало его столь самоуверенным?

После того как бейлиф по привычному ритуалу открыл заседание, в зал вошел судья Дерик и попросил подойти к судейскому месту Бена и Мольтке. Оба поспешили к Дерику, который, вытащив из кармана платок, принялся с явным усердием вытирать им нос и глаза. Лицо его было красным и припухшим.

– Чертова аллергия. Сегодня в Тулсе уровень цветочной пыльцы в воздухе выше всякой нормы. Это какое-то несчастье. – И он взглянул прямо в глаза Бену: – Давайте-ка не затягивать заседание, хорошо?

Бен попытался согласно кивнуть, но у него это плохо получилось.

– Вы, наверное, хотите подать ходатайство, мистер Кинкейд, хотя, видит Бог, потерян счет, сколько раз вы уже подавали эти ходатайства – три, четыре?

– Ваша честь, у меня есть новое.

– Ну, прекрасно, – Дерик потер руки якобы в восхищении, – не могли бы вы мне хоть намекнуть на его смысл?

* * *

– Господи, – Дерик прижал пальцы к вискам, – никак одна из ваших очередных великих тайных теорий?

– Не пойму, что вы имеете в виду.

– Мы оба точно знаем, что я имею в виду. Это относится к вашей склонности превращать любое судебное разбирательство в эпизод из романа о Перри Мейсоне.

– Могу я представить мое ходатайство, ваша честь?

Дерик тяжело засопел:

– Хорошо, советник, вы можете представить его с места.

– Я бы предпочел сделать это в открытом суде, – нерешительно ответил Бен.

– Разве не вы говорили мне о своем стремлении к конфиденциальности, когда мы встречались в последний раз? Наверняка это ваше ходатайство носит тонкий, чувствительный характер. Уверен, что вы не пожелаете публично клеветать, без необходимости, на правительственных чиновников.

– Я хочу, чтобы мое ходатайство было заслушано официально, – продолжал настаивать Бен. – И чтобы судебный секретарь составил соответствующий документ.

Дерик выглянул из-за платка, от него не ускользнул смысл слов Бена. Бен хотел, чтобы судебный секретарь зафиксировал его заявления – для рассмотрения апелляционным судом.

– У меня нет оснований отказать вам в вашем требовании.

– Разумеется, если не хотите дать мне основания для немедленного предварительного обжалования, ваша честь.

– Приступайте к оглашению вашего первого ходатайства, – скрипнул зубами Дерик.

Бен вернулся к своему столу, то же самое сделал и Мольтке, пожимая плечами и качая головой. Это было фрагментом из его обычного спектакля: уважаемый слуга народа, раздраженный хитрыми махинациями адвоката защиты.

– Первое ходатайство, – начал Бен, почувствовав, как напряглись журналисты и быстро заскрипели перьями. – Мы требуем исключить полученные якобы доказательства вины подзащитной, представленные офицерами юридической полиции при проведении неправомочного обыска в квартире подзащитной.

– Я знаком с обстоятельствами. Что было неправомочным при обыске?

– Не было ордера.

Дерик перелистывал лежавшую перед ним папку.

– Да, я припоминаю. Ваша клиентка сама пригласила полицию в свою квартиру.

– Ваша честь, она пригласила их для расследования факта взлома ее квартиры, а совсем не для того, чтобы обыскивать ее с целью найти порочащие ее улики с целью их использования против нее в деле об убийстве.

– Она сама пригласила их к себе в дом. Она нарушила свое право на частную жизнь. Они видели то, что увидели.

– Ваша честь, они не просто так увидели упомянутые наркотики. Они не лежали на виду. Они были вставлены внутрь куклы. Чтобы их найти, полиция активно занялась обыском и, превысив свои полномочия, зашла слишком далеко, скрыв улики.

На Дерика, похоже, его слова не произвели особого впечатления.

– Вы можете ответить, мистер Мольтке?

– Да, ваша честь. Так называемые взломщики причинили... поломали, вспороли мягкие куклы. Это случилось до того, как прибыла полиция. Нахожу совершенно естественным, что приглашенные обвиняемой полицейские в процессе расследования попытались узнать, что же искали взломщики. И они нашли.

– Я тоже считаю, что все было именно так, – сказал Дерик.

– Могу я продолжить, ваша честь?

– Думаю, я услышал достаточно.

– Ваша честь, встает законный вопрос: могла ли мисс Макколл считать нарушением границ своей частной жизни расправу над куклами, которые были частью ее коллекции? Да, считала и поэтому не отказалась от своих прав, защищенных конституцией...

– Советник! – загремел голос Дерика. – Я думал, что еще в первый год учебы в юридической школе вы узнали, что когда судья выносит предписание, то надо заткнуться!

– Но, ваша честь, я еще...

– Мистер Кинкейд! Все это не на пользу вашему клиенту.

– Извините, ваша честь.

– Ходатайство отклоняется. Что там еще?

Бен старался взять себя в руки:

– Да, ваша честь. Я забираю свое ходатайство.

Дерик чихнул и вытер лицо платком.

– Советник, что еще вы хотели отклонить?

– Заявление свидетеля обвинения Джеймса Эбшайра относительно так называемого признания, которое сделала моя подзащитная во время ареста.

– Ах да, с этим документом я знаком, читал отчет магистрата.

– Ваша честь, это заявление крайне предвзято и бездоказательно со всех точек зрения.

Бен заметил на лице Дерика отстраненное выражение.

– Ваша честь, что-то не так?

– Нет, нет. Просто я пытался представить себе апелляционную жалобу, в которой вы хотели объяснить, почему заявление "я его убила" не является доказательством, подлежащим рассмотрению в суде.

– Ваша честь, судебное разбирательство покажет, что обвиняемая находилась в сумеречном состоянии, не понимала, что происходит, и не осознавала, что говорит. Вполне вероятно, что она находилась под действием лекарств.

– Тогда вы должны представить суду эти доказательства, мистер Кинкейд. А жюри решит, заслуживают ли они доверия.

Ваша беда в том, что вы недостаточно доверяете жюри.

И он посмотрел в сторону галереи, забитой публикой.

– Вам все еще хочется охранить членов жюри нашего округа от любых доказательств, которые говорят против вашей клиентки?

"Дерик, ты работаешь на утренний выпуск газет?" И тут Бен понял, почему судья так либерально настроен в отношении репортеров.

Мольтке, видимо, решил, что настало его время выступить со своими аргументами.

– Обвиняемая была, как это положено, оповещена. Она подписала свое признание.

– Но после того, как уже сделала заявление при аресте, – добавил Бен.

Дерик откинулся в кресле и погладил подбородок – Бен посчитал это знаком поддержки. По крайней мере, прежде чем отклонить его ходатайство, он собирался подумать.

– Значит, она была уже под стражей в то время, когда сделала свое заявление, не так ли, мистер Мольтке?

– Да, – признался обвинитель. – Они уже надели на нее наручники – и покончили с этим.

– Значит, во время ареста не было произведено дознание, не так ли?

Мольтке просиял: все верно, когда вы ведете на водопой корову, если она достаточно умна, то будет пить.

– Нет, ваша честь, совсем нет. Ей не задавали вопросов, – произнес Мольтке. – Мы с вами хорошо знаем, что не нужно задавать вопросы, чтобы начать допрос. И эту точку зрения доказывает дело о захоронении христиан, которое рассматривалось в суде нашего штата.

– Насколько я знаю, не было никаких провоцирующих или побуждающих мотивов, – сказал Дерик. – Мистер Эбшайр сделал обычное декларативное предположение, а ваша клиентка была настолько неразумна, что начала болтать.

– Это Эбшайр так говорит. Он вообще настроен предвзято, ваша честь. Если хотите, он подстрекатель дознания, из которого и возникло данное дело. Он сделал на него ставку, это ступенька в его карьере. Он лично заинтересован в том, чтобы она была признана виновной правительственной стороной.

– Все это вы выясните на перекрестном допросе, – произнес Дерик. Верхние веки у него затрепетали, и лицо приняло раздраженное выражение. – Мы позволим жюри присяжных решить этот вопрос.

– Надо чтобы членам жюри дали возможность послушать тот разговор, который происходил в действительности, ваша честь. Они же услышат только необъективный пересказ Эбшайра...

– Мистер Кинкейд, я вам запрещаю...

– Не так строго... – пробормотал Бен.

– Что вы там сказали? – У Дерика загорелись глаза.

– Ответил, что могу рассказать следующее. – Он начал перелистывать страницы своего блокнота: – Я ходатайствую перед судом о разрешении обратиться к десятой выездной сессии суда с предварительной апелляцией.

– Напрасная трата времени. Отклоняется!

– Ваша честь, после того как будут представлены доказательства, на жюри тем самым окажут давление.

– Нежелательными доказательствами! – закричал Дерик, поднимаясь со своего места и перегибаясь через стол.

Именно так оно и работает, советник. Если все доказательства против вас, как и происходит в нашем деле, то вы проиграли. Не пытайтесь скрыть доказательства от жюри.

Бен не мог понять, действительно ли Дерик разозлился или просто хочет перед публикой разыграть оскорбленного республиканца.

– Но, ваша честь...

– Мистер Кинкейд! Мне уже приходилось говорить о вашей склонности к нытью. От адвоката суда я жду более профессионального поведения, даже если вы и не обладаете достаточной зрелостью и опытом, но, учитывая интересы вашего клиента и суда в целом, я надеюсь, вы проявите эти качества во время судебного разбирательства. В противном случае вы можете оказаться предметом разбирательства юридической комиссии, которая определит вашу компетентность.

Бен взял себя в руки и поднялся снова:

– Ваша честь, я опять выдвигаю наше ходатайство об отсрочке судебного разбирательства.

Над челом Дерика, похоже, сгустился пар.

– Отклонено!

– Могу я узнать, на каком основании?

– Нет, не можете.

– Вы не соизволите даже намекнуть? Чтобы облегчить жизнь апелляционному суду?

Дерик вскочил.

– Мистер Кинкейд, единственная причина, по которой вы еще не отправлены в тюрьму по обвинению в оскорблении суда, заключается в том, что в противном случае вашей клиентке пришлось бы искать другого адвоката. И хотя это, без сомнения, послужит ей на пользу, но и задержит начало судебного разбирательства. Я же заинтересован в быстром рассмотрении дела, как и предусмотрено Конституцией Соединенных Штатов. – И с этими словами он поднял судейский молоток. – Возможно, я пересмотрю свое обвинение в оскорблении после окончания процесса... Заседание откладывается!

Как только опустился судейский молоток, журналисты вскочили с мест, засверкали вспышки фотокамер, зал наполнился шумом сотен голосов. Бен же слышал только один. Проходя мимо стола обвиняемой, Александер Мольтке улыбнулся отвратительной улыбкой и произнес нараспев:

– Надо было принять мое предложение.

А Бен подумал: возможно, он и прав!

Глава 31

– Это ваше четырнадцатое ходатайство об отсрочке даты слушания нашего дела, – сказал Джонс, бросив Бену через стол текст его выступления в суде. – Составить проект отвода судьи?

– Какой вы мудрый. – Просмотрев брошенную ему бумагу, Бен снова перебросил ее Джонсу. – А как насчет петиции в десятую выездную сессию суда о немедленном освобождении?

– Отклонено. Посчитали преждевременным.

Бен вздохнул. Вряд ли эта новость была для него неожиданностью, хотя он все же надеялся.

– Все, чувствую, что достиг потолка. Что еще можно предпринять? Что я упустил?

– Пожалуй, это все, босс. Процесс начнется утром во вторник, хотите вы того или нет, – как насчет того, чтобы нанять теневое жюри?

– Это не для нас, обычно его нанимают крупные фирмы, у которых много денег, чтобы произвести впечатление на клиента. Ни одно теневое жюри не могло заменить мыслительный процесс настоящего жюри – это уже доказано многочисленными экспертами. Просто во время процесса вы должны уделять внимание членам жюри и делать все от вас зависящее, чтобы не вызвать их неприязни. А что с деловыми бумагами, которые мы получили из офиса Рейнольдса, ты с ними успел разобраться? – после небольшой паузы спросил Бен.

Джонс показал на высокую стопку бумаг:

– Это мои заметки и рабочие бумаги. Я постоянно к ним возвращаюсь. Могу вам пересказать все слово в слово, но не смогу объяснить, что это значит. Мне нужны другие цифры – для сравнения.

– Например, с финансовыми документами Декарло по тем же сделкам?

– Точно. Сравнивая их, я увидел бы совпадения и расхождения.

Скажем, расхождения в поступлении крупной суммы наличности в одной графе, которая не проходит по другим документам...

– Мы что-то найдем. Я в этом уверен. Вы ничего не слышали, случайно, о Лавинге?

– Со вчерашнего дня – ничего.

– Я этого боялся. Надеюсь, у него нет неприятностей? Почему бы вам не попытаться его разыскать?

– Почему – мне? Вы ведь шкипер?

– И все же сделайте, пожалуйста. Не видели Кристину?

– Она звонила.

– Вы рассказали ей о досудебном слушании?

Джонс кивнул.

– Как она это восприняла?

– Вроде бы спокойно. Но вообще-то, босс, она до смерти испугана.

– Я знаю, – спокойно ответил Бен.

Зазвонил телефон. Джонс снял трубку. Послушав, удивленно поднял брови.

– Думаю, это вас, – сказал он, передавая трубку Бену.

– Бен Кинкейд слушает.

– Это Ленни, – заговорили на том конце провода. – Нам надо поговорить. И побыстрее!

– Когда это было необходимо мне, ты выгнал меня, угрожая пистолетом...

– Ты лез не в свои дела, иди в ж...

– Послушай, это по делу Ломбарди?

– Конечно по делу Ломбарди, – кричал в трубку Ленни. – Зачем еще тебе звонить?

– Послушай, я очень занят...

– Нет уж, ты слушай, дерьмо такое! Учти, речь идет о жизни и смерти. Нам всем грозит опасность, всем, включая эту твою клиентку!

– Что ты имеешь в виду?

– А то, идиот, что мы все будем мертвы! Все, понял, сгинем к чертовой матери!

– Ленни, успокойся и расскажи толком. Почему Кристина в опасности?

– Не могу же я объяснить тебе все это по телефону!

– Ты все в том же мотеле? Комната номер 13?

– Точно.

– Прекрасно. Я выезжаю.

* * *

Мотель был все тот же, если не считать того, что казался еще более пустынным, чем накануне. Число клиентов явно уменьшилось – бизнес начнется только после полуночи, когда сюда станут съезжаться парочки, снимающие комнаты на несколько часов.

Бен заехал на стоянку. Он благодарил Бога, что вообще доехал. Его "аккорд" дважды останавливался на проезжей части.

Выскочив из машины, он ринулся к комнате номер 13 и стал стучать в дверь.

– Ленни! Это Кинкейд!

Ответом ему была мертвая тишина. Бен продолжал стучать и кричать, но никто не откликался.

"Господи! Только не дай случиться чему-нибудь ужасному.

Только бы опять это не было моей ошибкой! Пусть он ушел попить кофе или отправился за номером журнала "Спорт иллюстрейшн"! Все, что угодно..."

Что-то тревожно-знакомое навалилось на него. Побежать за клерком из офиса? Но это займет много времени, да и тот может отказаться идти, чтоб открыть дверь незнакомцу. Хозяин мотеля не имеет права вторгаться в занятые и оплаченные комнаты без серьезной на то причины – судебный чиновник типа Бена не мог заставить его нарушить закон. Во всяком случае, не при свидетелях.

Бен помчался обратно к машине, выхватил из "бардачка" небольшой перочинный нож и опрометью бросился к номеру 13. Лезвие ножа он вставил в щель между дверью и замком, пониже язычка. Старый замок тут же щелкнул – дверь распахнулась.

Дурной запах ударил в нос. Набрав воздуху, Бен влетел в комнату. Знакомая картина: разбросанное грязное белье, остатки "быстрой еды", порножурналы и на постели – Ленни. Но на этот раз он не двигался. Тело лежало в неестественной позе свернувшегося от боли человека. Кожа начинала уже приобретать голубоватый оттенок.

И огромная кровоточащая дыра звездообразной формы зияла с левой стороны его головы.

Носовым платком Бен прикрыл нос и рот, блокируя запах.

Это был запах, к которому он никогда не сможет привыкнуть.

Никогда!

* * *

– Итак, – подытожил Майк, – заговор становится все запутаннее. Кладбищенский заговор...

– Избавь меня от своего юмора. Кто мог его убить?

– Четыре пули в голову. Так же, как и в предыдущем убийстве.

Четыре пули. В голову. Или в то, что от нее осталось.

– Посмотри на цвет крови, – сказал Майк. – Это случилось недавно. Может быть, минут за десять до твоего приезда.

Десять минут. Проклятые десять минут. Если бы его чертова машина дважды не останавливалась. Если бы не попал в пробку на автостраде. Если бы он был умнее!

– Знаешь, чего он от тебя хотел?

– Не совсем. Он успел только сказать, что у него есть для меня важная информация. Он сказал, что нам всем грозит опасность.

– Похоже, он был прав. По крайней мере, в отношении себя.

– Да.

– И если он оказался прав в отношении себя...

– Спасибо. Я тебя понял.

Когда санитары уносили на носилках Ленни, Бен старался не смотреть на тело. Из проломленного черепа выпадали кровавые куски мозга.

– Думаешь, его убила мафия?

– Возможно, – помолчав, ответил Майк, – если принять во внимание, чем занимался этот парень. Но ничего в этом убийстве не говорит о том, что его убрали, выполняя приговор мафии.

– Что ты тогда скажешь о четырех выстрелах в голову? Разве не было достаточно одного, как при любом нормальном убийстве?

– Ну... – с сомнением протянул Майк. – И все же это не приговор мафии. Четыре выстрела лишь делают это убийство похожим на то, за которое твоя клиентка предстанет во вторник перед судом.

Мускулы шеи у Бена напряглись.

– Что ты этим хочешь сказать, Майк?

– Бен, где была Кристина двадцать – тридцать минут назад?

– Откуда я могу это знать?

– А лучше бы узнать...

– Ты хочешь сказать, что ей нужно алиби?

– Ведь это ты мне рассказал, что Ленни был осведомителем ФБР. Он вполне мог начать давать против нее свидетельские показания. При подобных обстоятельствах ее вряд ли можно винить за этот поступок, она была доведена до отчаяния!

– Майк, сформулируй, что ты хочешь сказать?

– Говорю, что твое дело усложнилось в тысячу раз, а оно и так было не из легких.

– Я представить себе не могу, что ты можешь даже допустить возможность вынесения подобного обвинения против Кристины!

– Бен, я полицейский! Я не предъявляю обвинений, а ловлю плохих парней. Но я, черт побери, могу точно тебе предсказать, что вскоре случится. Для Мольтке и его окружения случившееся будет лучшим доказательством "пудинга" по поговорке: чтобы доказать, что пудинг хорош, его надо съесть!

– Догадываюсь, – с горечью сказал Бен, – ты и пальцем не пошевелишь, чтобы нам помочь.

Майк только крепче сжал зубами черенок трубки и отвернулся.

– Как я и подозревал. Спасибо за то, что не помог...

И с этими словами Бен выскочил из комнаты. К голове прилила кровь и в мозгу проносилась сказанная Майком фраза:

"Ваше дело стало в тысячу раз сложнее", – а уж он-то знал точно.

Все ужасно!

Глава 32

Бен вдыхал сладкий запах прелой хвои. Приятно ощущать, как сосновый дух наполняет легкие. Но ощущение тревоги не проходило – ему не следовало приходить сюда, не следовало приводить с собой Кристину. Надо было оставаться дома за закрытыми дверями.

"Мы все в опасности, – говорил Ленни. – Мы все уже мертвецы!"

Ночной ветерок шевелил сосновые лапы, принося прохладу. Кристина зябко обняла себя руками.

– Я же говорил тебе, что надо взять пальто.

– Все мои пальто цвета неона, совсем не подходят для этой работы.

– Ты права...

Бен посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа ночи.

По рассказу Волка, самолет должен быть уже здесь. Прилетит ли он? Или Волк ошибался? Чтобы выяснить это, приходилось ждать, наблюдать и слушать. Если понадобится, то и всю ночь.

Волк ходил кругами. Он нервничал, и Бен его понимал. Несколько часов кряду он пытался убедить парнишку, чтобы тот отправлялся домой: здесь слишком опасно для мальчика его лет, да и что подумают родители. Но Волк не хотел уходить, а тему о родителях вообще отказался обсуждать.

– Мне надо кое-что сделать, – вдруг заявил Волк, засобиравшись куда-то.

– Не отходи далеко, – остерег его Бен.

– Не буду. Если увижу что-нибудь подозрительное, дам вам знать. Вот таким образом. – Волк прижал обе руки ко рту и издал долгий звук, казалось, что кричит птица – возможно, сова. Во всяком случае, очень похоже.

– В этом лесу никто так не кричит, – объяснил Волк. – Если услышишь, то поймешь, что это я.

– Хорошо. Буду прислушиваться, – ответил ему Бен.

– Но если что-нибудь произойдет и я тебе срочно понадоблюсь, позови меня таким же образом.

– Да я не смогу повторить твое уханье, даже если буду тренироваться сто лет. Я даже свистеть не умею.

– А какой звук ты сможешь издать?

– Смотри. – И Бен сложил ладонь под мышкой в виде чашки и издал странный хлюпающий звук. – Этому меня научили еще в колледже, – объяснил он. Но на Волка это совсем не произвело впечатления.

– Ну а ты, сможешь? – спросил он Кристину.

– Извини. Я не училась в колледже.

– Может быть, это и к лучшему. Просто прокричи: "Эй, Волк!"

– Вот это у меня наверняка получится. Ну и что ты предпримешь дальше в схватке с настоящими профессионалами?

– Я смогу за себя постоять. – И с этими словами Волк вытащил из кармана рогатку.

– Постарайся лучше не нарываться на неприятности, – улыбнулся Бен. – Сразу возвращайся.

Волк растворился в темноте леса, растворился беззвучно – ни малейшего звука, не хрустнула ни одна веточка. Двенадцатилетний мальчишка был такой же частью леса, как окружающие деревья.

Прошло несколько минут, Бену что-то почудилось.

– Ты ничего не слышала? – спросил он Кристину.

– О Господи! Опять твоя паранойя...

– Кристина, это очень серьезно. Я слышал шорох листьев.

– Это мог быть Волк.

– Нет. Он шел с другой стороны.

– Бен, увидишь что-то реальное, тогда и говори, а пока перестань меня пугать.

– Как хочешь. – Он придвинулся к ней вплотную. – Ты так и не рассказала мне, что делала сегодня во второй половине дня.

– Какое это имеет значение? Не могу поверить, что кто-то способен предположить, будто я убила этого извращенца Пенни. Я его даже не знала.

– Но он знал тебя. И к сожалению, собирался давать против тебя показания.

– Как он мог знать хоть что-то обо мне?

– Кто говорит, что он знал? У него были неприятности, и он решил передать информацию, чтобы себя выгородить. Не впервые жулик придумывает факты и дает ложные показания, чтобы купить себе алиби.

– От всего этого несет дерьмом!

– Не спорю. Но, согласись, иметь лишнего свидетеля обвинения накануне начала процесса не стоит. Итак, где же ты была после полудня?

– Дома. Одна. Смотрела телевизор.

Ни одного шанса для алиби. Ничего, чтобы оградить ее от еще одного обвинения в убийстве, только ее слова – слова самой обвиняемой.

И тут он опять услышал шум на противоположной стороне взлетной полосы. Шум становился все громче, и наконец Бен увидел очертания маленького самолетика, летевшего на небольшой высоте, прямо над верхушками деревьев. Он был покрашен в черный цвет и если бы не шум мотора, то оставался бы совершенно невидимым. Он наблюдал, как пилот сделал несколько кругов над посадочной полосой и наконец стал снижаться.

– Пригнись, чтобы он тебя не увидел, – прошептал Бен.

Кристина повиновалась.

Пилот прекрасно посадил самолет. Как только стих шум мотора, на крыло из кабины вылез мужчина в темной кожаной куртке и джинсах. Он был похож на пилота по описанию Волка. Он не стал ждать их у самолета, а пересек посадочную полосу и вошел в лес метрах в трехстах от Бена и Кристины.

Как только Бен увидел, что пилот углубился в лес, они двинулись за ним. Видеть они его не могли, но ясно слышали мягкий шорох сапог, наступавших на ветки и листья.

Они шли за ним уже минут десять. Наконец пилот подошел к хижине, в которой жили птицы Волка. Здесь он остановился, очевидно пытаясь прочесть объявление на двери.

Потрогал дверной замок: тот уже был открыт. Наконец он вошел внутрь!

До Бена донеслись тревожные звуки – потасовка, приглушенный крик. Неужели Волк был там? Бен чуть продвинулся вперед, но тут же спрятался в тень. В дальнем конце двора он увидел темный силуэт – он медленно двигался к хижине. И хотя Бен не мог рассмотреть мелких деталей, было ясно, что это мужчина, высокий худой мужчина. Лунный свет упал на его лицо и длинные светлые волосы. Это был Винни, старший охранник Декарло. Винни толкнул дверь и вошел внутрь. Бен услышал шум борьбы, а затем резкий звук – пощечина? или удар по голове? – а потом наступила тишина.

– Боюсь, что Волк все же там, – прошептал Бен Кристине.

– Нет! – Она с ужасом посмотрела на Бена.

– Наверно, он пошел проверить своих птиц и там его поймали эти головорезы. Или их испугала слишком большая активность ФБР, и они решили совершить обмен в более скрытом месте, а не на открытой взлетной полосе.

Что же нам делать? Ведь мы не можем там его оставить?

– Согласен.

Но прежде, чем у Бена появился какой-то разумный план действий, он услышал сильный удар, за которым последовали невнятные выкрики.

– Я иду туда! – выпалил Бен.

– И что ты собираешься делать, когда войдешь?

– Это я решу, когда попаду внутрь. – С этими словами он вышел из укрытия. Но тут же почувствовал, как чья-то рука схватила его за шею и повалила на землю. – Что, черт возьми...

Но прежде, чем Бен успел кончить фразу, еще две сильные руки всунули ему в рот кляп и заклеили его широкой клейкой лентой. Бен закашлялся, давясь и беспомощно корчась на земле. А в нескольких метрах от него то же самое проделывали и с Кристиной: одетые в черное мужчины держали ее за руки и одновременно оттягивали ее голову за волосы назад. Бен попытался ползти к ней, но чьи-то руки больно вывернули его запястья и надели на них наручники.

В темноте внезапно прозвучал усиленный мегафоном голос:

– Это ФБР. Вы окружены агентами ФБР и МО. Мы конфисковали ваш самолет и мотоцикл. У вас нет возможности для побега. Выходите с поднятыми руками!

Что, черт возьми, здесь происходит? Бен попытался освободиться, но все напрасно. Каким образом ФБР нашло это место передачи наркотиков? Почему они обращаются с ним и с Кристиной как с преступниками? Он попытался закричать, но не мог – мешал кляп. Где сейчас Кристина? Он ее не видел. Господи, если они сделают ей больно...

– У вас есть только десять минут, чтобы выйти по собственной воле. Если вы этого не сделаете, мы забросаем вас гранатами со слезоточивым газом, который опасен для вашего здоровья! Повторяем: вы окружены. Бежать невозможно!

Если только контрабандисты не захватили заложника! Снова Бен услышал в хижине звук борьбы и приглушенные крики. Бен пытался им сказать, что там находится Волк, но – напрасно.

– Не стреляйте! – раздался голос из хижины. В нем звучали испуг и паника. – Пожалуйста, только не газ!

Кто-то вышел из хижины, Бен не мог видеть его лица, но по силуэту фигуры, росту он сразу понял, кто это мог быть.

– Стойте там, где находитесь! – гремел громкоговоритель. – Руки вверх! В противном случае мы будем стрелять!

Фигурка продолжала стоять, переминаясь с ноги на ногу.

Было очевидно, что человек напуган и не знает, как ему поступить. Он все время оглядывался через плечо.

– Повторяем, руки вверх!

Фигурка продолжала неторопливо переминаться на ступеньках.

– Джентльмены, приготовьте ваши газовые гранаты!

– Нет! – в ужасе закричал человек. – Вы же их убьете! – И Бен увидел, как его рука метнулась к карману куртки. Он так и не успел ничего сделать. Раздался залп, разорвав грохотом ночь на тысячу кусков. Первый выстрел отбросил фигурку назад. Второй залп прижал его к дереву. Он стал медленно сползать по стволу, оставляя на коре странные красные следы. Глаза у него были закрыты, и изо рта на землю капала кровь. А рука все еще сжимала в ладони маленький деревянный пистолетик!