Эскадра его высочества

      – Что? Не понял, вас, обрат Гломма.
      – Отмените ваш приказ, обрат капитан. Необходимо продолжать движение.
      – Куда? Сумасшествие! Мы же врежемся в мост и в лучшем случае потеряем фок-мачту. А в худшем – перевернемся.
      – Не врежемся. Мост не будет сведен.
      – Откуда такая уверенность?
      – Не могу сказать. Но такая уверенность есть.
      Де Фридо-Бранш взглянул на бубудуска с плохо скрытым раздражением. Потом взглянул на Скрипучий. Как раз в этот момент подъемная секция дрогнула и опустилась еще.
      – Нет, – сказал капитан.
      – Да, – бесцветным голосом сказал эмиссар.
      – Что такое! Кораблем командую я.
      – Только до тех пор, пока это угодно ордену, обрат капитан.
      – Отстранить от командования меня может только морской министр или командующий эскадрой. Ни тем, ни другим вы не являетесь.
      – Не будьте ребенком. И тот и другой сделают все, о чем попросит его люминесценций обрат эпикифор. А последует ли такая просьба, сейчас зависит от меня. И такая просьба непременно последует, если вы не сделаете то, о чем я вас только что попросил.
      Де Фридо-Бранш еще раз взглянул на Скрипучий мост, который, хотя и находился всего лишь в четверти мили по курсу, примерно на четверть уже был сведен.
      – Вот что, обрат эмиссар. Пока я командую кораблем, мне и решать, поскольку я отвечаю за него, а вы – нет.
      Вместо ответа эмиссар махнул рукой и на ют взбежали двое его верзил.
      – Унзиболан де Фридо-Бранш! Именем эпикифора я отстраняю вас от командования фрегатом «Дюбрикано» и подвергаю домашнему аресту. Капитан-лейтенант Винц, принимайте командование кораблем и продолжайте движение.
      От столь вопиющего нарушения морского устава старпом потерял дар речи. К капитану тем временем подошел один из бубудусков, протянул руку и сиплым голосом сказал:
      – Вашу шпагу, гражданин.
      Де Фридо-Бранш ощутил незабываемый запах бубудуска. И в то же время явственно услышал, как восемь поколений дворянских предков разом переворачиваются в гробах. Причем семеро из этих восьми почили отнюдь не по причине старости.
      Он вынул шпагу.
      Но сделал совсем не то, что от него ждали и требовали обратья-сострадарии. Клинок дважды свистнул в воздухе. Первый бубудуск с изумлением уставился на свою кисть, а второй схватился за бедро.
      Окровавленный кончик шпаги оказался перед самым носом обрата эмиссара. Он, этот кончик, покачивался. И было в этом покачивании нечто змеино-завораживающее. На движения такого рода клинок способен только в очень опытной руке. Бубудуск, очевидно, слышал о подвигах де Фридо-Бранша на борту магрибского гукора. Поэтому стоял не шелохнувшись.
      – Гухаггор Гломма! Властью командира фрегата «Дюбрикано» я арестовываю вас. Капитан-лейтенант Винц! Проводите обрата эмиссара в его каюту.
      Рулевые и сигнальщик, оказавшиеся невольными свидетелями и заложниками этой сцены, одновременно втянули головы в плечи.
      Однако по шкафуту в сторону мостика уже пробирался боцман с несколькими отчаянными матросиками. В руках они держали чугунные вымбовки от кабестана. Де Фридо-Бранш с удивлением подумал, что экипаж, по-видимому, не так уж и плохо относится к своему капитану. С чего бы это?
      Додумать ему не дали. Со всех трех марсовых площадок уже не кричали, там вопили, – секция Скрипучего моста дрогнула и совсем уж безоговорочно пошла вниз.
      Старпом нерешительно переминался с ноги на ногу.
      – Капитан-лейтенант Винц1 – зарычал де Фридо-Бранш. – Вы плохо слышите? Очистить мостик от посторонних!
      Старпом очнулся и с каким-то нелепым поклоном предложил обрату эмиссару проследовать в каюту. Тут Гухаггор Гломма наметанным глазом пискала заметил матросов с вымбовками. Он закусил губу, молча повернулся и пошел с мостика. Винц поспешно бросился следом.
 

* * *

 
      Еще до того, как оба спустились по трапу, де Фридо-Бранш совершенно о них позабыл. «Дюбрикано» несло на мост, до которого оставалось не более пары кабельтовых.
      – Лево на борт! Все тряпки – долой! Шевелись, утопленники!
      Бушприт фрегата медленно покатился в сторону. Захлопали паруса. В воду рухнули сразу оба носовых якоря, но один из них явно не зацепился.
      «Дюбрикано» дернулся, накренился на правый борт. От сильного рывка по палубе раскатились ядра, свалилось несколько зазевавшихся матросов, однако корабль остановился не полностью. Сильное течение упрямо тащило его к Скрипучему мосту, который был уже почти сведен.
      – Отдать оба кормовых! – крикнул де Фридо-Бранш.
      «Дюбрикано» дернулся еще раз, накренился сильнее, черпая воду открытыми орудийными портами. Звякнула рында. Самопроизвольно вывалились шлюп-балки правого баркаса. С грота-рея сорвался вопящий матрос. Но фрегат наконец остановился.
      До моста оставалось метров сорок. На нем размахивал кулаками и свирепо ругался бородатый мужик в мокрой одежде и с забинтованной головой. Рядом с ним стояли угрюмые стрельцы городской стражи. Кого-то несли на носилках.
      – Послушайте, пропустили бы вы нас, а? – крикнул де Фридо Бранш. – Базилевс заплатит!
      – Уже заплатил, – мрачно и непонятно улыбаясь, отозвался один из стрельцов.
      А бородач с забинтованной головой добавил нечто такое, что Унзиболан не слышал за все годы службы во флоте даже в матросских кубриках.
      – Не пропустят, – перевел старпом.
      – Догадываюсь, – пробурчал капитан.
      – М-да, – сказал помощник. – Теперь придется оч-чень подождать.
      Потом виновато добавил:
      – Я тут оплошал маленько. Извини. Не доводилось еще, понимаешь, бубудусков арестовывать. Привычки нет.
      – В этом-то и беда, – вздохнул де Фридо-Бранш. – И не только твоя. Боцман!
      – Я!
      – Зайди-ка в мою каюту, старый ты матюгальник. Вымбовку можешь не брать.
      – Слушаюсь, – ухмыльнулся боцман.
      Винца де Фридо-Бранш не пригласил.
 

* * *

 
      Оч-чень подождать пришлось до следующей полуночи, и даже несколько дольше.
      Уже после того, как Колдыбель отзвонила двенадцать, крайне неприветливый мостовой старшина все еще продолжал безмятежно покуривать. Тот самый, с забинтованной головой.
      – Почему не разводите мост? – крикнул в рупор де Фридо-Бранш.
      – Чиним, – сквозь зубы ответил муромец.
      Эта починка продолжалась ровно до тех пор, пока снизу не подошла пара скампавеев. Тут уж мост внезапно починился и быстро пошел вверх. А старшина мрачно плюнул вниз и ушел не оглядываясь.
      На «Дюбрикано» с превеликим поспешанием выбрали все четыре якоря. Пространства для разворота не было ровно никакого. Поэтому под издевательский хохот, свист и улюлюканье как со Скрипучего, так и с обоих скампавеев, фрегат неуклюже, кормой вперед, просунулся в судоходный пролет.
      Де Фридо-Бранш с облегчением вздохнул. Наконец-то злополучный мост оказался позади. Используя попутное течение и довольно благоприятный ветер, «Дюбрикано» рванулся к морю. Предстояло наверстать без малого двадцатичасовое отставание. Де Фридо-Бранш уже не надеялся найти померанскую эскадру. В дельте, среди десятков лесистых и гористых островов, это дело почти бесполезное. Однако если хоть немного повезет, оставался шанс оповестить адмирала Василиу о том, что враг уже под носом, до того, как померанцы нанесут удар. Ради этого де Фридо Бранш отослал Винца спать, а сам остался на внеплановую вахту.
      Он гнал фрегат при полной парусности, рискованно прижимаясь к берегу, часто меняя галсы и беспощадно эксплуатируя палубную команду. Тем не менее удавалось выжимать не больше девяти узлов.
      Встречные скампавеи на вопросы о померанской эскадре не отвечали. А если и отвечали, то лучше бы этого не делали.
      – Ох, не любют оне нас, обрат капитан, – заключил вконец разозленный сигнальщик. – Вот не любют… по-черному.
      – А нас только по-черному и можно, – в сердцах ответил капитан.
 

* * *

 
      На сутки миновали наконец ключ от Теклы, знаменитый Непускай-остров с одноименной муромской крепостью. «Дюбрикано» отсалютовал честь по чести – двадцать одним выстрелом. А крепость презрительно промолчала.
      – Не любют… – пробормотал де Фридо-Бранш.
      Близилась дельта. Скорость течения падала. Текла все чаще давала боковые протоки, огибая многочисленные мели и острова. К рассвету следующего дня она разделилась на три главных русла. Де Фридо-Бранш распорядился удвоить число сигнальщиков, однако померанцев впереди не наблюдалось.
      Зато к полудню попались весьма красноречивые следы их деятельности. У песчаного мыса дымился остов небольшого корабля. Не без труда удалось определить, что это был двенадцатипушечный имперский бриг «Ямдан». Вернее, то, что от него осталось.
      Останки производили жуткое впечатление. «Ямдан» потерял обе мачты, лежал на боку, до половины скрытый водой. Пробоин в нем было столько, что во многих местах они сливались в сплошные проломы, из которых торчали искалеченные флоры, шпангоуты, доски переборок. И хотя в нижние пробоины свободно вливалась Текла, все же внутри корпуса что-то неторопливо горело.
      Песчаную отмель за кораблем густо усеяли обломки. В лесу, росшему выше, отчетливо прослеживались длинные полосы из сшибленных ветвей и расщепленных стволов. Они веером разбегались от несчастного «Ямдана» и представляли собой следы десятков тяжелых ядер.
      – Вот это да, – забормотал старпом. – Некоторые ядра прошивали корпус навылет!
      – Что ж тут удивительного, – усмехнулся де Фридо-Бранш. – Били почти в упор, да тридцатишестифунтовым калибром.
      А про себя возблагодарил Пресветлого да тех грубых муромцев, которые не согласились развести мост. Иначе пришлось бы обгонять «Магденау» на расстоянии меньшем, чем эта пара кабельтовых. Для страшной померанской артиллерии просто смех… «Дюбрикано» мог выглядеть немногим лучше «Ямдана».
 

* * *

 
      Экипаж погибшего корабля бегал по берегу, кричал и отчаянно жестикулировал.
      – Сигнальщик! Запроси их, когда прошла померанская эскадра, – приказал де Фридо-Бранш.
      – Около восемнадцати часов назад, обрат капитан. Спрашивают, заберем ли мы их.
      – Нет, – сказал де Фридо-Бранш. – Некогда.
      – У них трое раненых, обрат капитан.
      – Сколько? – не поверил де Фридо-Бранш. – Всего трое?
      – Так точно.
      – Да они и не думали драться! Передай, пусть загорают на суше, раз такие растяпы на воде. Посоветуй заняться рыбалкой.
      – Так, так. Это что же получается? Выходит, померанцы открыли огонь в территориальных водах Мурома? – спросил обрат эмиссар, глядя на развалины «Ямдана». Как ни в чем ни бывало, бубудуск уже вновь появился на юте.
      Де Фридо-Бранш промолчал. Как ни было жаль, сутки домашнего ареста, на которые он имел право изолировать Гломму, уже истекли.
      – Да, – усмехнулся старпом. – Открыли огонь. И всей эскадрой.
      – Следовательно, если мы их догоним… Ну, то есть если очень близко подойдем…
      – То с нами будет примерно то же самое, святой отец.
      Услышав эдакое, Гухаггор Гломма потерял интерес к разговору и несколько переменился в лице. Потом вспомнил о неких срочных делах и спустился в свою каюту.
      – Кажется, ветер посвежел, – простодушно сообщил старпом.
      – Это ненадолго, – проворчал де Фридо-Бранш. – Обрат эмиссар скоро вернется.
 

* * *

 
      Ветер стих ночью. Паруса обвисли. Справа и слева по борту проплывали темные, покрытые густыми лесами острова, многие из которых и названия-то не имели. Плохо слушаясь руля, «Дюбрикано» дрейфовал по течению и пару раз только вовремя сброшенный якорь спасал его от посадки на мель. В таких условиях де Фридо-Бранш никому не решался доверить корабль.
      Глотая кофе с коньяком, а в промежутках жутко дымя трубкой, он час за часом отшагивал по мостику, ибо такова доля капитанская. Никто острее капитана не чувствует, сколь хрупка и ненадежна граница между трюмом и водой, – всего несколько слоев досок. В походе кораблю ежечасно, если не ежеминутно что-нибудь да угрожает. Это могут быть коварные черви-древоточцы. Или внезапный шквал, способный в клочья разодрать паруса и даже положить судно мачтами на волну. Это может быть риф, недружелюбный морской ящер, течь в расшатанных пазах, песчаная банка или чудовищная волна-убийца. В сплавных реках еще встречаются и так называемые «топляки» – полусгнившие, насквозь пропитанные влагой бревна с тяжелыми комлями. Такие бревна малозаметны, плывут почти вертикально, а при столкновении способны проткнуть даже полуметровую обшивку фрегата.
      Против всех многочисленных напастей в сущности есть лишь одна надежная защита – постоянное человеческое внимание. Худо, если капитан не имеет надежного помощника среди своих офицеров. Тогда на него ложится непосильная нагрузка. А надежные люди среди офицеров имперского флота редки. От молодых офицеров орден прежде всего требует не безукоризненных знаний, а безукоризненной преданности. И, разумеется, получает то, что требует. По крайней мере, на словах.
      От трехсуточных недосыпа и усталости де Фридо-Бранш почти потерял способность мыслить. Зато обострилась его способность предчувствовать. И ничего хорошего эта способность не сулила. Особенно – после стычки с обратом эмиссаром.
 

* * *

 
      После происшествия на мостике и последовавшего ареста Гухаггор Гломма вел себя очень тихо, предпочитая не показываться на верхней палубе. Все свое время он проводил в смиренных молитвах и в оказании помощи раненым бубудускам.
      Но как только впереди показались паруса главных сил имперского флота, поведение обрата Гломмы заметно изменилось. Он вновь приобрел и осанку, самоуверенность, и почти былую надменность. Командовать, правда, больше не решался.
      «Дюбрикано» приблизился к флагманскому кораблю и стал на якорь. Для Фридо-Бранша, отправляющегося с докладом к адмиралу, спустили шлюпку. Ни слова не говоря, туда же спустился эмиссар.
      – Я не давал вам разрешения, – сухо заметил де Фридо-Бранш.
      – Оно и не требуется, – ледяным тоном сообщил бубудуск.
      – По-моему, вы опять забываетесь, святой отец.
      – Нисколько. У вас нет права ограничивать мои передвижения. Тем более у вас нет права задерживать передачу нескольких писем проконшесса Гийо обрату эскандалу флота.
      Матросы в шлюпке вопросительно посмотрели на своего капитана. Но в этой ситуации, увы, устав был на стороне Гухаггора Гломмы. Если в конфликте перед Скрипучим мостом де Фридо-Бранш мог ссылаться на закон, сколь ни мало это значило для ордена, то насильственное задержание эмиссара было равносильно добровольному упокоению. Гломма это прекрасно понимал, потому и вел себя подчеркнуто вызывающе. Провоцировал, ловил на эмоцию. Готовил реванш.
      – Пропустите обрата эмиссара, – сжав зубы, приказал де Фридо-Бранш.
      – Это невыносимо! Ты везешь с собой свой приговор, – прошептал бледный старпом.
      – Дорогой Винц! Будет чудо, если ты ошибаешься.
 

* * *

 
      Увы, старпом не ошибался.
      Де Фридо-Бранша арестовали сразу после доклада, прямо в коридорчике перед адмиральским салоном. Сквозь тонкую переборку командующий флотом Открытого моря прекрасно все слышал, но не счел возможным принять участие в судьбе одного из своих капитанов. Мудрые адъютанты упросили Василиу сберечь себя для империи, базилевса и флота в столь грозный час.
      Вместо адмирала некоторое участие в судьбе капитана принял обрат эмиссар Гухаггор Гломма. Он явился в карцер линкора «Упокоитель», принес мешочек сухарей и спросил:
      – Ну, что скажешь, Унзиболан?
      – Ничего утешительного, – усмехнулся де Фридо-Бранш. – Полагаю, имперский флот потерпит поражение всего от трех померанских линкоров.
      – Да ты спятил! Уж не потому ли, что благодаря моим стараниям наш флот лишился услуг некоего капитана третьего ранга?
      – Нет. Благодаря неусыпным стараниям всего ордена Сострадариев. Скромнее надо быть, обрат бубудуск. Мы с тобой – всего лишь частный случай.
      И Гломма вдруг понял, что это правда.
      – Типун тебе на язык, окайник!
      – О, это неизбежно. Спасибо за сухари, Гухаггор. Но уж очень они жесткие.

9. СКАМПАВЕЙ «ЕЖОВЕНЬ»

      Одномачтовый парусно-гребной шлюп. Водоизмещение – 75 тонн. Максимальная скорость под парусами – до 17 узлов, под веслами – 5 узлов. Как и все муромские скампавеи при слабых ветрах способен легко обгонять высокобортные парусные корабли. Исключительно маневренен, имеет малую осадку, удобен для перетаскивания волоком по суше. Вооружение – два 24-фунтовых «единорога», четыре фальконета на вертлюгах и картечница. Экипаж – от 7 Q до 110 человек. Командир – Свиристел Стоеросов, муромский боярин и лейтенант флота его высочества.
 

* * *

 
      – Альфред, ты спишь?
      – Нет.
      – Плечо не болит?
      – А, ерунда. О чем ты беспокоишься? Старый шрам, пулю давно вынули.
      – Тогда поцелуй меня вот сюда. Как в саду, помнишь?
      – Еще бы! Ты меня тогда розами огрела.
      – Бедненький… А нечего было к девке приставать! Кто б меня потом замуж взял?
      – В самом деле? – лукаво спросил Обенаус, поглаживая ее шею.
      – Ну… я же не знала точно.
      – А теперь можно?
      – А теперь нужно. Хочу!
      – Так, моя хорошая?
      – О-о…
      – Еще?
      – Ну что ты спрашиваешь… несмышленыш.
      В дверь постучали.
      – Вот ведь служба, – проскрипел Обенаус.
      Бурно дыша, Алена откинулась.
      – Иди, я подожду. Только ты это… недолго…
      – Айн момент. Только пошлю всех к черту!
      Обенаус накинул халат и вышел в смежный со спальней кабинет. Там обескураженно топтался Норуа в огромном старомодном парике.
      – Прохор Петрович пожаловать изволил, ваша милость. Очень встревожен, прямо лица на нем нет. Говорит, срочно.
      Новобрачный вздохнул.
      – Ладно, зови. И подай баронессе завтрак. Кажется, она проголодалась.
      Норуа открыл дверь и сделал приглашающий жест.
      – Ты уж, ради бога, извини, ваша милость, – сказал Прошка с порога. – Видишь ли, Гийо велел передать соболезнования Алене Павловне.
      – Соболезнования? Какие еще соболезнования?
      – Да по поводу якобы скорой погибели Свиристела. Похоже прознал, сволочь, что Стоеросов взялся вести эскадру.
      Обенаус сел.
      – Так, – сказал он. – Стряпчий подслушал?
      – Он, подлюга. Говорило! Больше некому.
      Обенаус знал, что Стоеросов намеревался выйти из Теклы в море и разведать, где и какие покаянские корабли находятся. А потом хотел вернуться в главное русло и там встретить эскадру Мак-Магона со свежей информацией.
      – Норуа, стойте. Сначала карту, завтрак – потом.
      Слуга извлек рулон, подошел к столу, заваленному бумагами, и нерешительно взглянул на хозяина. Барон нетерпеливо махнул рукой.
      Все документы вместе с чернильницей полетели на пол, а на столе развернулась хорошая, только в прошлом году снятая карта нижнего течения Теклы.
 

* * *

 
      Севернее Мурома река делала несколько широких петель, огибая отроги Рудных гор. Зная, что гребцов на скампавее маловато, Обенаус быстро прикинул, что догнать Свиристела еще можно. Если срезать все петли по суше.
      – Норуа! Пистолеты и ботфорты. Вели запрячь Чабреца.
      – Барон, в одиночку тебе нельзя, – сказала Прошка. – Не верю, что проконшесс проболтался случайно. Уж очень обрат Гийо любит мышеловки! Вполне может засаду подстроить. Возьми меня, да егерей хоть несколько. Они как раз лошадей седлают.
      – Что ж, на этот раз не помешает. Сержант Неедлы!
      – Я.
      – Иржи, будете сопровождать нас с двумя… нет, с тремя егерями. Полное вооружение.
      – Яволь, ваше превосходительство.
      В комнату, едва набросив халат, вбежала Алена. Глаза у нее были огромными.
      – Альфред! Я все слышала. Ты спасешь его, да?
      – Конечно, – спокойно сказал Обенаус. – Неужели сомневалась?
      – Ни капли.
      – Ты иди, поспи еще немного.
      – Ох! Да разве смогу?
      – Постарайся. Я оставляю вахмистра Паттени и солдат. Ребята бывалые, с ящерами воевали.
      – Зря, – сказала Алена. – Не нужно этого. Если кто сюда сдуру и сунется…
      – То что?
      Брови молодой баронессы грозно сошлись на переносице.
      – То кости долго будут собирать, вот что! И не смейся.
      Обенаус все же рассмеялся.
      – Знаешь, дорогая, я верю.
      – Правильно. Лучше я с тобой поеду.
      – Нельзя. Егеря мои, хоть и воевали с ящерами, еще очень молоды. Ты не присмотришь за ними?
      Алена фыркнула.
      – За егерями?
      – Да. И за домом глаз нужен. Как-никак – посольство.
 

* * *

 
      Скампавей «Ежовень» продвигался не слишком ходко. Сказывались нехватка команды да супротивный северный ветер, который муромцы именуют лободуем. Все же до места, где Текла разливалась на главные русла понизовья, было уже рукой подать, когда глазастый Абросим тронул хозяина за плечо.
      – Палыч! Скачет за нами кто-то.
      – Скачет? Где?
      – Да вон, вдоль опушки. Со стороны левой раковины.
      Стоеросов взял подзорную трубу. Вечерело, тени пролегли уже длинные. Но закатного света еще хватало. По западному берегу, без малого в версте за кормой, между деревьев мелькали фигурки.
      – Неужто Тихон погоню отправил?
      – Если так, то что-то маловато их.
      Абросим на миг приложился к трубе.
      – Так и есть, гонятся. Только не за нами. Пятеро или шестеро удирают, а за ними – штук двадцать монахов.
      – Монахов?
      – Да, все – в рясах. Стреляют.
      – Точно в рясах?
      Абросим опять глянул.
      – Точно. Из тех, что удирают – несколько в егерской форме курфюрста.
      – А! Теперь понятно. Эй, народ, а ну-ка, суши весла!
      – Причаливаем? – спросил Абросим.
      – Обязательно. Там за людьми барона гонятся. А он теперь – мой зять. Соображаешь?
      – Надо бы единороги зарядить, – сказал Абросим.
      – Делай. В носовой – картечь, в кормовой – бомбу. Сумеешь положить ее прямо перед бубудусками?
      Абросим оглянулся.
      – Далековато. Как бы своих не зацепить.
      – Ладно, иди готовься, – сказал Свиристел.
      Перегнувшись через поручни, он крикнул:
      – Лево на борт! Якоря и сходню готовить!
      Скампавей круто повернул, и через пару минут, затабанив, выполз на песчаную отмель.
      – Кормовой якорь лег, – доложил боцман. – Якорь Держит.
      Свиристел кивнул.
      Спустили дощатую сходню. Бывалые стоеросовы мужики без команды соскочили на берег и залегли в кустах. Оба тяжелых морских единорога, – на кормовом и носовом помостах «Ежовня», – развернулись жерлами назад.
      – Готовы! – крикнул боцман.
      – Добро, – сказал Свиристел и поднял трубу.
 

* * *

 
      А на берегу творилось неладное.
      Первые два всадника скакали почти в обнимку, один валился из седла, а другой его поддерживал. Последний из егерей упал, вскоре по нему проскакали бубудуски в развевающихся рясах. Пистолеты они уже разрядили, повыхватывали клинки. Но тут Абросим ткнул пальником в отверстие.
      Единорог рявкнул, окутался дымом. Рассыпая искры, бомба низко понеслась над кустами. Абросим положил ее там, где просили, – перед монахами. Но угодила она в лужу и загасла, не взорвалась. Брызнула грязью, подпрыгнула, сшибла одну из лошадей.
      Преследователей это не остановило. Они только рассыпались пошире.
      – Настырные, – сказал боцман. – А картечью щас нельзя, Палыч. Своих побьем.
      – Вижу. Бейте из пищалей. Только аккуратно.
      Боцман кивнул, вставил в рот пальцы и пронзительно свистнул.
      Над прибрежным лозняком вспухли ружейные дымки. Несколько лошадей упало.
      – Во, другое дело, – одобрительно пробурчал боцман.
      – Повязки будут нужны, Ерофеич, – сказал Свиристел.
      – А готовы уже.
      Подскакали заляпанные грязью беглецы.
      – Ты, что ли, Альфред? – спросил Стоеросов. – Не признаю, чумазый очень.
      – Я, – сказал Обенаус, тяжело дыша. – Прошку держите, попали в него! Да и сержант ранен.
      Абросим рванулся по сходне, едва не оттолкнув барона. Тот удивленно поднял брови.
      – Извини, Альфред. Родичи они с Прошкой, – пояснил Свиристел. – Что стряслось?
      Обенаус медленно сел на сырой песок под бортом скампавея.
      – Уф! Точно не знаю, но сильно подозреваю, что покаянский флот получил приказ тебя утопить, Свиристел Палыч.
      – Ну-ну, – усмехнулся Стоеросов. – Таких охотников много было. Спасибо, Альфред, что предупредил. Это кто, Гийо постарался?
      – Он.
      – Запомню.
 

* * *

 
      Абросим положил Прошку на свой кафтан и пригорюнился. Прошка с трудом повернул глаза.
      – Ты чего это… дядя?
      – Что твоим-то передать? – спросил Абросим, отводя взгляд. – Наказ какой будет?
      – Сам еще… попробуй уцелеть, – прохрипел Прошка.
      Обенаус поманил Стоеросова наклониться.
      – Одна надежда, Палыч, – прошептал барон. – На борту «Поларштерна» очень хорошие хирурги.
      – Не кручинься, – так же тихо ответил Стоеросов. – Доставлю. А ты-то как, с нами поплывешь? Или возвращаться намерен?
      – Обязательно. Там же Алена осталась. Да и проконшесса поблагодарить требуется.
      Свиристел глянул на него узкими глазами.
      – Проконшесса – пренепременно, – с тяжестью в голосе сказал он. – Вот ведь… псина. Жаль, что я ему не скоро спасибочки скажу. А насчет Аленки сильно не переживай. Чай наша, муромская деваха. И себя в обиду не даст, да еще и мужа при случае оборонит. За тебя, барон, она вообще кому хошь башку отвернет, помяни мое слово. Силенок достаточно!
      – Это я уже понял, – сказал Обенаус, краснея.
      – Вот и поберегись, хо-хо! Ну да ты умница, совладаешь. А вообще, сильно рад я за вас, Альфред.
      – Да я тоже.
      – И хорошо. А теперь слушай. Сейчас мы тебя и уцелевших егерей на другой берег перевезем. Чтоб вы тем заразам недобитым в лапы не попались. Только и ты не оплошай, сразу в Муром-то не рвись, неровен час еще на какую засаду напорешься. Вместо этого поднимайтесь по Сорочьему ручью на восток. Верст, этак на тридцать. Там в самой чащобе духовичи живут. Обособленно, культурное наследие предков берегут. Душевно, понимаешь, совершенствуются, а в остальном безвредны. За старшого у них там такой Сашка Вороваго есть. Передашь от меня поклоны да записку. Скажи еще, что опять война с покаянцами назревает, пусть схроны готовят. А он тебе провожатых даст. Да паренька толкового подберет, грамотного. Вместо Прошки.
      – Нет, – сказал Обенаус. – Вместо Прошки не годится.
      – Временно, Германыч, временно. Постараюсь я и Прохора, и сержанта твоего раненого вовремя на «Поларштерн» доставить. Ну, забирайтесь на борт. Пришло время большие дела делать.
      Свиристел повернулся к своей команде.
      – Что, мужики, слышали? Что утопить нас хотят?
      – Слыхали, – кивнул Ерофеич.
      – И как? Покажем бубудускам почем фунт раскоряков?
      – Давно пора, – тихо, но страшно сказал Абросим.
      – А тогда по местам стоять, с якоря сниматься! Лошадей завели? Все, сходню долой! Ну, держитесь, сострадарии…
 

* * *

 
      Свиристел вполне мог отсиживаться в одном из боковых притоков Теклы и спокойно дожидаться курфюрстовой эскадры. Но он этого делать не стал по двум причинам. Во-первых, все же могли настичь родственнички покойного Агафония. А во-вторых, не хотелось встретить адмирала Мак-Магона с пустыми руками.
      Ветер переменился. Вместо лободуя порывами налетал всходень. После прощания с Обенаусом скампавей ходко спускался по главному руслу в течение всего дня. Миновали остров Непускай, контролирующий как выход в дельту, так и путь вверх по реке. Здесь уже не первый век стояла многопушечная муромская крепость. Покаянцы отлично знали ее силу, поэтому приближаться не любили.
      Однако ниже, где Текла дробилась на многочисленные рукава, там на подданных базилевса-императора можно было наткнуться где угодно. Поэтому ночью Свиристел сначала приказал сбросить парус, а затем еще и завалить мачту. Чтобы быть как можно неприметнее.
      У борта скользившего по течению скампавея тихо плескалась Текла. Внизу, на палубе, вполголоса переговаривались гребцы.
      – Что задумал, Палыч? – спросил Абросим.
      Свиристел протянул зрительную трубу.
      – Глянь, мне показалось или впрямь там два корабля? Темно, что в печке.
      Ночь действительно выдалась для тайных дел как по заказу. Похолодало. Вновь налетел северный ветер. В небе густо висели тучи. Часто моросил не по-летнему мелкий дождь. Звезды показывались лишь изредка. В их свете на поблескивающей поверхности Теклы еще можно было что-то разглядеть, но стоило прижаться к обрывистому берегу, и тьма совершенно поглощала низкий корпус «Ежовня».
      Абросим недолго вглядывался в темень.
      – Справа – бриг, слева – трехмачтовый, вроде фрегата, – уверенно сообщил он. – Хочешь между ними проскочить?
      – Сам бог велит. Так глупо стоят. Стрелять же им нельзя, иначе друг друга покалечат.
      – Что-то уж слишком глупо. Может, пакость какую приготовили?
      – Какую же?
      – Ну, к примеру, вдруг цепь натянули? От борта к борту, а? Поперек течения?
      Стоеросов почесал бороду.
      – Могут, – сказал он.
      – Не подождать ли померанцев? Они от этой засады одни щепки оставят.
      – Хорошо бы. Но только мстители за Агафония могут появиться пораньше адмирала Мак-Магона. А это для нас не лучше покаянской засады.
      – Значит?
      – Значит, на абордаж брать будем.
      – Бриг?
      – Нет. Чего нам бриг? Фрегат. Этого они меньше всего ожидают. Прибавь, им же неведомо, что мы знаем о приказе нас потопить. Да и ждут по воде, а не с берега.
      – Так то оно так. Только там их, почитай, человек двести или двести пятьдесят на одном фрегате.
      – Ну и что? Думаешь, они все с заряженными мушкетами день и ночь караулят на палубе? Спят же! Не первую ночь стоят.
      – Да, скорее всего. Но если нападем… это ж война. Весь Муром подставим.