Курсанты Академии (сборник)

      Зей рассмеялась:
      - Послушай его, Дит. Я предупреждала тебя, что он увлечется и потеряет счет времени.
      - Ты работаешь с индексом уже три недели, Лейел.
      Последнюю ты даже не возвращался домой. Я приношу тебе еду, но ты ничего не ешь. Люди разговаривают с тобой, но ты забываешь об этом, уходя в какой-то транс. Лейел, я жалею о том, что привела тебя сюда.
      Лучше бы я не предлагала обратиться к услугам индексаторов...
      - Нет! - воскликнул Лейел и попытался сесть.
      Поначалу Дит старалась уложить его, настаивая на том, что ему необходим отдых. Но Зей помогла Лейелу сесть.
      - Пусть говорит. Если ты - его жена, это не значит, что тебе дано право затыкать ему рот.
      - Индекс - это чудо! Словно тоннель, открывшийся в моем сознании. Я вижу свет, до него буквально рукой подать, а потом просыпаюсь и осознаю, что я один, на вершине горы, и рядом только дисплей с развернутыми на нем страницами. Я теряю...
      - Нет, Лейел, это мы теряем тебя. Индекс тебя отравляет, он подавляет твой разум...
      - Это абсурд, Дит. Именно ты предложила проиндексировать мой вопросник, и правильно сделала. Индекс продолжает удивлять меня, заставляет по-новому взглянуть на поставленные вопросы. И некоторые ответы я уже получил.
      - Ответы? - переспросила Зей.
      - Я еще не знаю, удастся ли мне их сформулировать. Речь идет о том, что делает нас людьми. Ответы эти имеют самую непосредственную связь с общностями, легендами, инструментами, с нашими с тобой отношениями, Дит.
      - Я очень надеюсь, что мы с тобой - люди, - Дит подтрунивала над ним, но и ждала продолжения.
      - Мы прожили вместе все эти годы, и мы образовывали общность... с нашими детьми, пока они не уехали, потом вдвоем. Но все это свойственно и животным.
      - Только иногда, - поправила его Дит.
      - Я имею в виду стадных животных, или первобытные племена, или любую общность, объединенную только ритуалами или текущим моментом. У нас есть свои обычаи, свои привычки. Язык слов и жестов, танцы - все то, что свойственно стае гусей или пчелиному улью.
      - Примитив.
      - Да, совершенно верно. Это общность, которая умирает с каждым поколением. Когда мы умрем, Дит.
      Уйдет и она. Другие люди будут жениться, но никто из них не будет знать наших танцев и песен, нашего языка и...
      - Наши дети будут.
      - Нет, и в этом все дело. Они знают нас, они даже думают, что знают нас, но они никогда не были частью нашей с тобой общности. Никто не был. И не мог быть.
      Вот почему, когда я подумал, что ты покидаешь меня...
      - Ты подумал, что я...
      - Помолчи, Дит, - одернула ее Зей. - Дай человеку выговориться.
      - Когда я подумал, что ты покидаешь меня, я почувствовал, что внутри у меня все умерло, что я потерял все, потому что, если бы вышла из нашей общности, в ней ничего бы не осталось. Ты понимаешь?
      - Я не вижу, какое отношение имеет все это к истокам человечества, Лейел. Я только знаю, что никогда не покинула бы тебя, и я не могу поверить, что ты подумал, будто...
      - Не отвлекай его, Дит.
      - Это дети. Все дети. Они играют в "Ты возьми ракету", потом вырастают и перестают играть, так что конкретная общность из пяти или шести детей перестает существовать... но другие дети продолжают водить хоровод. Распевать этот стишок. Десять тысяч лет!
      - И то превращает нас в человечество? Детские песенки?
      - Они - часть одной общности! Связи, протянувшиеся через межзвездные пространства, сохраняются, каким-то образом эти люди остаются теми же детьми.
      Десять тысяч лет, десять тысяч миров, квинтиллионы детей, и все они знают стишок, знают, как водить хоровод. Сказка и ритуал - они не умирают с племенем, их не останавливает граница. Дети, которые никогда не видели друг друга, которые живут так далеко, что свет от одной звезды еще не достиг другой, они принадлежат одной общности. Мы - человечество, потому что покорили время и пространство. Мы преодолели барьер неведения друг о друге. Мы нашли способ передачи моих воспоминаний тебе, а твоих - мне.
      - Но ты уже отверг эти идеи, Лейел. Язык и общность, и...
      - Нет! Нет, не просто язык, не просто стада болтающих шимпанзе. Сказки, эпические легенды - вот что определяет общность, мифы, которые учат нас, как устроен мир, которым мы пользуемся, создавая друг друга. Мы стали другими, мы стали людьми, потому что нашли способ продлить создание плода и после того, как он покинул матку, сумели дать каждому ребенку десять тысяч родителей, которых он никогда не увидит.
      Тут Лейел замолчал. У него не находилось нужных слов. Он не мог передать все то, что открылось его сознанию. Если они его не поняли, то не поймут никогда.
      - Да, - медленно кивнула Зей, - думаю, что индексация вопросника очень хорошая идея.
      Лейел вздохнул, лег.
      - Мне не следовало браться за это.
      - Наоборот, вам удалось найти ответ.
      Дит покачала головой. Лейел знал почему: Дит пыталась просигнализировать Зей, что нет смысла успокаивать Лейела ложной похвалой.
      - Не затыкай мне рот, Дит. Я знаю, что говорю.
      Возможно, я знакома с Лейелом не так близко, как ты, но могу отличить истину, когда она открывается мне.
      Между прочим, я думаю, Гэри интуитивно это знал.
      Вот почему он так настаивал на установке этих голографических экранов, заставляя жителей Терминуса раз в несколько лет слушать его проповеди. Тем самым он продолжал создавать их, оставался живым среди них. Убеждал, что их жизнь имеет высшую цель, которая не исчезает вместе с ними. Миф и эпическая легенда в одном флаконе. Все они будут нести в себе частичку Гэри Селдона точно так же, как дети уносят с собой в могилу частичку своих родителей.
      Поначалу Лейел услышал лишь одно: Гэри одобрил бы его идеи об истоках человечества. Потом он начал осознавать, что слова Зей нельзя воспринимать всего лишь как одобрение.
      - Вы знали Гэри Селдона?
      - Немного, - ответила Зей.
      - Расскажи ему обо всем, - потребовала Дит. - Нельзя завести его так далеко и оставить одного у самой цели.
      - Я знала Гэри так же хорошо, как ты знаешь Дит.
      - Нет, - Лейел мотнул головой. - Он бы упомянул о вас.
      - С какой стати? Он никогда не говорил о своих учениках.
      - У него были тысячи учеников.
      - Я знаю, Лейел. Я видела, как они приходили и заполняли огромные аудитории, внимая обрывкам психостории, которым он их учил. А потом он приходил сюда, в Библиотеку, в комнату, куда не могли попасть "кобы", произносил слова, которые "кобы" никогда не слышали, и именно здесь он учил своих настоящих студентов. Только здесь продолжает жить настоящая психостория, здесь нашли практическое использование идеи Дит о формировании общности, здесь твои идеи об истоках человечества помогут нам уточнить прогноз на ближайшую тысячу лет.
      Лейел застыл, словно громом пораженный.
      - В Библиотеке Империи? Гэри организовал колледж в Библиотеке?
      - А где же еще? В конце концов, ему пришлось нас покинуть, когда настало время предать гласности его предсказания о падении Империи. Тогда "кобы" взяли его под неусыпное наблюдение, и для того, чтобы не навести их на нас, он перестал появляться в Библиотеке. Для нас это была катастрофа. Он словно умер за годы до того, как его тело предали земле. Он был частью нас, Лейел, точно так же, как ты и Дит - часть друг друга. Она знает. Она присоединилась к нам до того, как он ушел.
      Слова эти больно укололи его. Такая великая тайна, а его оставили за чертой посвященных.
      - Почему Дит, а не я?
      - Неужели вы не понимаете, Лейел? На первое место ставилось выживание нашей маленькой общности. Пока вы были Лейелом Фоской, владельцем одного из величайших состояний Империи, вы не могли стать ее членом. Тем самым вы бы привлекли к нам слишком много внимания. Дит могла, поскольку комиссара Чена не заботило, чем она занимается. Он вообще не воспринимал жен всерьез; доказывая тем самым, что он далеко не умен.
      - Но Гэри всегда считал, что ты - один из нас, - добавила Дит. - И больше всего опасался, что ты не справишься с нервами и заставишь его принять тебя в Первую Академию, фонд "Энциклопедия Галактики", который служил лишь прикрытием, тогда как он хотел видеть тебя в нашей общности, Второй Академии.
      Лейел вспомнил последнюю встречу с Гэри. Солгал ли ему Гэри? Он сказал, что Дит не может лететь на Терминус... Но, как теперь стало ясно, по совершенно другой причине. Старый лис! Он не лгал, но не сказал и правды.
      - Пусть и не без труда, но нам удалось выдержать нужный баланс, продолжила Зей. - Мы поощряли вас в том, чтобы вы провоцировали Чена. Хотели, чтобы он лишил вас состояния и забыл, но не посадил в тюрьму и убил.
      - Вы приложили руку к тому, чтобы это произошло?
      - Нет, нет, Лейел. Ваши пути обязательно бы пересеклись, потому что вы - это вы, а Чен - это Чен. Но существует большой вероятностный диапазон, определяющий возможные последствия вашего столкновения. Крайние точки ваша и Дит смерть под пытками и переворот, который возглавит Ром, чтобы убить Чена и установить контроль над Империей. Оба крайних варианта не позволили бы вам присоединиться ко Второй Академии. Гэри ни на секунду не сомневался, так же, как не сомневаемся мы с Дит, что ваше место - с нами. Здесь.
      Разумеется, Лейела злило, что такие судьбоносные решения принимались за него, более того, ему ничего не говорили. Как Дит могла столько времени хранить все в тайне? И все же он не мог не признать их правоты. Если бы Гэри сказал ему о Второй Академии, Лейел гордился бы тем, что его сочли достойным. И, однако, никто ничего не мог сказать Лейелу, и сам Лейел не мог никуда присоединиться, пока Чен не перестал видеть в нем потенциальную угрозу.
      - Почему вы думаете, что Чен забудет меня?
      - Он вас забыл, можете не сомневаться. Более того, я уверена, что к этому вечеру он вообще забудет все, что знал.
      - О чем вы?
      - Как по-вашему, с чего это мы решились говорить в открытую, так долго храня молчание? В конце концов, мы сейчас не в департаменте Индекса.
      Лейел похолодел от страха.
      - Они могут нас услышать?
      - Если б слушали. Но в данный момент "кобы" очень заняты. Они помогают Рому Диварту установить контроль над Комиссией общественной безопасности.
      А если Чена еще не отправили в радиационную камеру, то он попадет туда в самое ближайшее время.
      Лейел вскочил с кровати и чуть не пустился в пляс.
      Потрясающие новости!
      - Ром это сделал! После стольких лет унижений сбросил старого паука!
      - Речь идет о более серьезном, чем восстановление справедливости или месть, - заметила Зей. - Мы абсолютно уверены, что значительное число губернаторов, префектов и военачальников откажутся признать главенство Комиссии общественной безопасности.
      И остаток жизни Ром Диварт потратит на то, чтобы справиться с наиболее опасными из мятежников. Для того чтобы сконцентрировать все силы в борьбе с мятежниками, владения которых находятся в непосредственной близости от Трентора, ему придется даровать беспрецедентную автономию многим и многим периферийным мирам. И эти внешние миры по существу перестанут быть частью Империи. Последняя более не будет давить их своей властью, а их налоги перестанут поступать на Трентор. Империя уже не будет Галактической. Сегодняшняя смерть комиссара Чена ознаменует крушение Галактической Империи, хотя никто, кроме нас, не понимает, какие последствия вызовет она через десятки, а то и сотни лет.
      - Гэри умер совсем недавно. А его предсказания уже осуществляются.
      - Это не случайное совпадение, - указала Зей. - Один из наших агентов убедил Чена в том, что именно Ром должен объявить тебе о решениях Комиссии. Это поручение стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения Рома, и он организовал переворот.
      Чен лишился бы власти или умер в ближайшие полтора года, независимо от того, приложили бы мы к этому руку или нет. Но я признаю, что мы воспользовались смертью Гэри, чтобы свалить его чуть раньше, и не упустили представившуюся нам возможность завлечь вас в Библиотеку.
      - Мы также проверяли наши методы, - добавила Дит. - Использовали разработанные нами способы влияния на людей. Пока они очень несовершенны и не всегда дают желаемый результат, но в случае с Ченом все обернулось как нельзя лучше. Мы должны были пойти на это: на кону стояла твоя жизнь и у нас появлялся шанс привлечь тебя во Вторую Академию.
      - Меня превратили в марионетку, - пробурчал Лейел.
      - Марионетка - Чен, - возразила Зей. - А вы - приз.
      - Все это ерунда, - махнула рукой Дит. - Гэри тебя любил. Я тебя люблю. Ты - великий человек.
      И Второй Академии без тебя не обойтись. Все сказанное и сделанное тобой в этой жизни однозначно указывает на то, что ты хочешь принять участие в нашей работе. Не так ли?
      - Так, - ответил Лейел и рассмеялся. - Ох уж этот Индекс!
      - Что в этом забавного? - в голосе Зей слышалась обида. - Мы положили на него много сил.
      - Индекс - это чудо. Собрать воедино столько людей, заставить их работать так, словно все они - один мозг. Никому не дано сравниться с таким могучим разумом. И, конечно же, нигде и никогда не существовало такой человеческой общности. Если наша способность создавать сказания превращает нас в человечество, то, возможно, способность индексировать выведет нас на еще более высокий уровень.
      Дит похлопала Зей по руке.
      - Не обращай на него внимания, Зей. Такой энтузиазм всегда свойственен новичкам.
      Зей изогнула бровь.
      - Я все жду, чтобы он объяснил, почему Индекс вызвал у него смех.
      Лейел объяснил:
      - Потому что все время меня не покидала мысль: как могли сделать это библиотекари? Простые библиотекари! А теперь я узнаю, что эти библиотекари - лучшие ученики Гэри. Мои вопросы индексировали психосторики!
      - Не только. Большинство из нас - библиотекари.
      Или механики, или хранители, или кто-то еще. Психологов и психосториков в Библиотеке мало. Поначалу их воспринимали как посторонних. Как исследователей. Как пользователей Библиотеки, не ее сотрудников. И Дит посвятила последние годы тому, чтобы соединить нас в одну общность. Она пришла сюда как исследователь, помните? Однако благодаря ей для всех нас на первое место вышла верность библиотеке. И никто от этого ничего не потерял, все только приобрели.
      Вы в этом еще убедитесь, Лейел. Дит - прелесть.
      - Это наш общий труд, - уточнила Дит. - И мне гораздо проще, когда сотня людей, из которых я стараюсь создать новую общность, понимают, что я делаю, и во всем стараются мне помочь. Нельзя сказать, что мы достигли полного успеха. Должны пройти годы, прежде чем к общности психологов присоединятся дети библиотекарей, механиков, медиков, чтобы психологи не становились правящей кастой. Потом, через межгрупповые браки, группы сольются между собой. И, возможно, через сто лет мы получим настоящую общность. Мы создаем демократичный город-государство, а не академический департамент или светский клуб.
      Лейел все не мог успокоиться. Его мучила мысль о том, что сотни людей знали о работе Гэри, а он - нет.
      - Вы должны научить меня! - воскликнул он. - Всему, чему сами научились от Гэри, всему, что держали от меня в секрете.
      - Со временем, Лейел, - ответила Зей. - А сейчас мы больше заинтересованы в том, чтобы вы учили нас.
      Уже, я уверена, распечатки сказанного вами после пробуждения разошлись по библиотеке.
      - Мои слова записывались? - спросил Лейел.
      - Мы опасались, что вы впадете в кому, Лейел. Вы и представить себе не можете, как мы переволновались из-за вас. Конечно, мы все записывали. Вдруг это были бы ваши последние слова!
      - Не могли они быть последними. Я не чувствую никакой усталости.
      - Тогда вы не так умны, как нам казалось. Вы очень ослабели. И едва не загнали себя. Вы далеко не молоды, и мы настаиваем на том, чтобы следующие два дня вы не подходили к своему компьютеру.
      - Значит, вы уже готовы заменить моего врача?
      - Лейел, - Дит коснулась его плеча, как касалась всегда, если хотела показать, что ему надо успокоиться. - Врачи осмотрели тебя. И учти, Зей Первый Спикер.
      - Это означает, что она здесь - главная?
      - У нас не Империя, и я - не Чен, - ответила Зей. - Это означает, что при наших встречах за мной право говорить первой. А при ее завершении я суммирую сказанное и оглашаю общее решение.
      - Совершенно верно, - кивнула Дит. - Все думают, что ты нуждаешься в отдыхе.
      - Разумеется, - поддержала ее Дит. - Со смертью Гэри вы - единственный оставшийся с нами мыслитель такого уровня. Вы нам нужны. Поэтому вполне естественно, что мы о вас заботимся. Кроме того, Дит так любит вас, а мы так любим ее, что мы просто не можем не любить вас.
      Она рассмеялась, Лейел последовал ее примеру, потом - Дит. Лейел, однако, заметил, что на вопрос, все ли знают о нем, она отвечала, что все готовы о нем заботиться и все его любят. И только когда Зей произнесла эти слова, он понял, что она ответила и на тот вопрос, который он только хотел задать.
      - А пока вы будете восстанавливать силы, - продолжила Зей, индексаторы поработают над твоей новой идеей...
      - Не идеей, лишь предположением, даже мыслью...
      - ...а несколько психосториков посмотрят, как приложить ее к тем формулам, что мы используем в законах Дит о развитии общностей. Возможно, мы сможем превратить поиски истоков человечества в настоящую науку.
      - Возможно, - согласился Лейел.
      - Как вы себя чувствуете? - спросила Зей.
      - Не знаю. Сейчас я, конечно, очень взволнован, но также и зол, потому что меня столь долго держали в неведении... Но, с другой стороны, на душе у меня стало легче.
      - Хорошо. Мы очень надеемся на вас. Потому что не сомневаемся: вы способны на очень и очень многое, - Зей помогла ему лечь, а потом вышла из комнаты.
      Оставшись наедине с Дит, Лейел долго молчал.
      Держал за руку, всматривался в глаза, а его сердце переполняли эмоции, которые не давали ему говорить.
      Все новости, разом свалившиеся на него - грандиозные планы Гэри, Вторая Академия во главе с психосториками, переворот Рома Диварта, - отошли на второй план. Главное состояло в другом: рука Дит в его руке, ее взгляд, не отрывающийся от его глаз, ее душа, так слившаяся с его, что он не мог сказать, где заканчивался он, а где начиналась она.
      Как только он мог представить себе, что она уходит от него? Все годы совместной жизни они создавали друг друга. Не было у него ничего лучше Дит, а она гордилась тем, что получилось из него ее стараниями. Мы были друг для друга и родителями, и детьми. И мы еще способны на великие свершения, которые будут жить в этой общности, в Библиотеке, во Второй Академии. Но величайшее наше достижение умрет вместе с нами, то самое, о котором не знает никто, кроме нас, потому что останется недоступным остальным. Мы даже не сможем никому объяснить, а что это за достижение. Они не владеют нужным языком, чтобы понять нас. На этом языке говорим только мы двое.
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      ДВА СЛОВА ОТ ДЖАНЕТ
      Меня очень часто спрашивали, на что это похоже, - быть женой самого Айзека Азимова. А однажды, совсем недавно, я услышала в свой адрес следующее:
      "женщина с завидным положением". Поразмыслив, я могу ответить на это следующим образом.
      1. Айзек, безусловно, является ходячей энциклопедией и словарем одновременно, обладает уникальной способностью быстро и четко выдавать любую информацию, причем ни разу при этом еще не ошибался.
      И все это - благодаря исключительной памяти и точности в выражении собственных мыслей. Что порой оборачивалось против него, поскольку он знал и не мог забыть слишком много разных вещей и фактов. К примеру, он вдруг с грустью может сказать мне: "Знаешь, а ведь сегодня сто восемьдесят третья годовщина со дня сражения под Аустерлицем, и никому до этого нет дела, представляешь?" И вот всякий раз 2 декабря, поскольку я исправно забывала, что он говорил мне ровно год тому назад, я спрашивала, в чем там было дело, а он подробно и охотно объяснял. Он не слишком жаловал дураков, но со мной всегда терпелив и всегда объясняет.
      2. Айзек очень рационален, но в положительном, так сказать, смысле. Хотя случались и исключения. Он верит в закон "очков": стоит приподнять затемняющие стекла очков - и солнце засияет снова. Ну и наоборот.
      Более того, когда начинается очередной бейсбольный сезон, он всерьез утверждает, что "Мете" проиграют любой матч, который он будет смотреть. Однажды, когда они действительно начали проигрывать, он выключил телевизор и воскликнул: "Мне надо прекратить смотреть и сесть за свою машинку! Надо дать им шанс!"
      3. Он совершенно не боится показывать свои чувства и эмоции, что уже само по себе удивительно. Всегда очень открыто демонстрировал свою привязанность или симпатию, никогда не знал, что это такое - презрительно поджимать губы. Нет, нижняя губа порой его выдает. Так, он очень не любит, когда у него берут анализ крови. Губа начинает дрожать, что, впрочем, не мешает Айзеку отчаянно флиртовать с медсестрой. Он даже не боится заплакать (всегда плакал, когда читал последнюю речь Энобарбуса или слышал песню "Дэнни, малыш"). Причем делает это даже на людях. Так, к примеру, он однажды разрыдался на могиле Ньютона.
      4. Взгляды Айзека на жизнь и вопросы бытия порой заставляют меня испытывать прилив счастья - я просто радуюсь, что мне довелось повстречаться с таким замечательным человеком. Как-то однажды, проснувшись, я увидела, что он лежит рядом в постели и машет ногами, делая вид, что бежит. "Знаешь, - сказал он, - мне приснилось, будто бы один человек сказал, что я вполне прилично зарабатываю писательством. И я ответил, что так оно и есть. И тогда этот тип и говорит:
      "Просто удивительно повстречать человека, который отказался зарабатывать на жизнь мечом". И вот я бегу сказать тебе, насколько эта фраза меня поразила. Ведь она означает, что можно зарабатывать деньги таким мирным орудием, как перо. Перо сильнее меча. А потому перекуем свои мечи на орала!"
      Надеюсь, вы убедились, как много у меня ответов на вопрос, что это такое - быть женой Айзека Азимова.
      Но самое замечательное заключается в том, что супруг мой не попадает ни под какие определения. Странно, но до сих пор люди пытаются понять, каков же он, Айзек. А сам он до сих пор говорит с ними через свои книги. Возможно, описание палеонтолога Симпсона является наиболее точным из всех. "Айзек Азимов, - сказал он, - это природный феномен и национальное достояние". То, что мой муж феномен, всегда готова подтвердить. Он действительно замечательный, совершенно естественный, бесконечно изобретательный и такой милый.
      У нас в доме есть небольшая деревянная скульптурка. Двое пожилых людей мирно сидят бок о бок, привалившись друг к другу. Для меня эта пара есть символ полного довольства устройством жизни и мира. А неотъемлемой частью этого устройства является человеческая близость и творчество, между которыми, по сути, есть много общего. Ибо и то и другое требует от нас полной самоотдачи, собранности, искренности, труда и вдохновения.
      Пятидесятая годовщина нашей с Айзеком свадьбы приходится на третье десятилетие следующего века.
      Поскольку жизнь состоит из трех основных элементов (как, впрочем, и любое достойное внимания литературное произведение) - то есть из начала, середины и конца, - вполне возможно, что мы с Айзеком не доживем до этой даты. Зато доживут его книги. И рассказы, созданные в его честь. Загляните в эту книгу, она написана с любовью.
      ДЖАНЕТ ДЖЕППСОН АЗИМОВ
      ВТОРОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ
      ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ
      Придется начать с выражений благодарности. Хочу от всей души поблагодарить Мартина X. Гринберга за то, что придумал отметить пятидесятилетие моего творчества таким неординарным образом. Хочу поблагодарить всех моих друзей писателей, которые внесли свой вклад в эту книгу, продемонстрировав тем самым, что испытывают ко мне самые дружеские чувства, а также ценят написанное мной. И еще, разумеется, хочу поблагодарить Джанет за то, что тоже внесла свой вклад во всех смыслах и отношениях.
      Это больше, чем я заслуживаю. Поскольку это означает, что я умудрился прожить жизнь и нажить так много самых искренних и верных друзей и так мало врагов. Последнее, правда, выходило совершенно случайно и непреднамеренно, и вот за это я благодарен судьбе больше, чем за что бы то ни было.
      Целых пятьдесят лет! Нет, это просто невероятно!
      Как же это получилось? Пятьдесят лет, то есть полвека!
      Теперь давайте посмотрим, на какие размышления это наводит...
      1. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ. Достаточно долгий срок. Просто прожить эти пятьдесят лет - это уже достаточно долго, а многим людям, сколь ни прискорбно, и того не было дано. Жанна д'Арк умерла в девятнадцать.
      Один из величайших поэтов Джон Ките умер, когда ему исполнился двадцать один год. Перси Биши Шелли скончался в возрасте тридцати. Джордж Гордон Байрон умер в тридцать шесть, Эдгар Аллан По - в сорок. Один из величайших ученых Сади Карно скончался в тридцать шесть, Генрих Рудольф Герц - тоже в тридцать шесть. Джеймс С. Максвелл умер в сорок восемь.
      Когда переваливаешь за полувековую отметку, то, помня все вышеперечисленное, начинаешь даже как-то немного стыдиться. Древние греки считали, что существуют три повелительницы судеб, они же мойры. Первой была Клото ("пряха"), которая свивала нить жизни.
      Вторую звали Лахесис ("дающая жребий"), она отмеряла длину жизни. И, наконец, Атропос ("неотвратимая"), которая перерезала нить жизни в конце. Я благодарен всем этим трем мойрам. Клото за то, что "свила" мне такую замечательную жизнь. Лахесис - за то, что не поскупилась и сделала ее куда длинней, чем у очень и очень многих, чего, как мне кажется, я не заслуживаю. И, наконец, благодарю Атропос за то, что пока что не воспользовалась своими грозными ножницами.
      2. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. О, это не просто пятьдесят лет. Это пятьдесят лет, посвященных единственному занятию, то есть писательству. Первый мой рассказ был опубликован в 1939 году, и с тех пор так и пошло - рассказы, повести, эссе, прочие разнообразные книги.
      Чарльза Диккенса, умершего в возрасте пятидесяти восьми лет, публиковали на протяжении всего тридцати пяти лет. Александр Дюма, умерший в пятьдесят восемь, печатался на протяжении сорока одного года.
      Уильям Шекспир, скончавшийся в пятьдесят два, зарабатывал на жизнь литературным трудом в течение тридцати лет.
      Заметьте, я говорю лишь о продолжительности профессиональной жизни и вовсе не собираюсь обсуждать ее качество. Любая из работ этих трех почтенных джентльменов - "Давид Копперфильд", "Граф Монте-Кристо" или же "Гамлет" - по значимости своей в тысячу раз перекрывают результаты всей моей деятельности.
      И я прекрасно отдаю в том себе отчет, так что не надо лишний раз напоминать.
      Нет, я говорю вам все это просто для того, чтоб объяснить, насколько благодарен судьбе, позволивший мне на протяжении целых пятидесяти лет заниматься своим любимым делом. И при этом понимаю, что до гениального Шекспира мне, как до далекой звезды, - тысячи световых лет. Однако все равно продолжу свое дело до последнего дня. Все, написанное мной, приносило мне в процессе работы самую искреннюю радость.
      Думаю, что не меньшую, чем Шекспиру его сонеты и пьесы. Так за что же еще мне благодарить судьбу, как не за продолжительность творческой жизни?..
      3. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ В КАЧЕСТВЕ ПИСАТЕЛЯ-ФАНТАСТА. И это были не просто пятьдесят лет профессиональной жизни. Это были долгие годы совершенно особой профессиональной деятельности. Только вдумайтесь, что означали последние пятьдесят лет для писателя-фантаста. Ведь когда я только начинал писать, роботы были чистым вымыслом. И я сочинял истории о роботах, опираясь лишь на воображение.
      Помню, что первый рассказ был написан в июне 1939 года. Но я жил так долго, что мне довелось увидеть реально существующих роботов (правда, пока что довольно незамысловатых) и убедиться, что к придуманным мною Трем Законам Роботехники люди относятся достаточно серьезно.
      Полеты на Луну были в 1939 году чистой фантазией, и в моем первом рассказе, напечатанном в "Эстаундинг", речь идет о попытке запуска ракеты на Луну.
      Но я дожил до того времени, когда и эта мечта стала реальностью.
      Вспомните и о других домыслах и выдумках писателей-фантастов, которые также воплотились в реальность (пусть даже сам я никогда не писал о них). В 1939 никаких компьютеров не было и в помине. И телевидения тоже не было, хотя и компьютеры, и телевизоры существовали в научной фантастике. Наука также разобралась и с бластерами, и мы в реальности увидели действие лазерных лучей.
      Как же мне посчастливилось, что я так рано начал и так долго прожил!..
      Ну вот круг и завершился. И превыше всего для человека его друзья. Все друзья Академии - это и мои друзья тоже, причем совершенно неважно, писали ли они эти рассказы и книги, издавали их, покупали или просто брали у кого-то почитать. Мои друзья все те, кто вот уже на протяжении полувека читает мои сочинения, причем с удовольствием.
      Низко кланяюсь всем вам. У меня просто нет слов, чтобы выразить свою благодарность.
      АЙЗЕК АЗИМОВ