Глава 17

— Что вы с ней сделали? Клянусь богами, она потеряла так много крови!

Роберт не рискнул обернуться и посмотреть, как Финлей оказывает помощь дочери. Он должен был сосредоточить все внимание на короле, тот самом человеке, которого не так давно он чуть не убил. И еще Роберт должен был держать себя в руках, подавлять почти непреодолимое желание схватить это чудовище и размазать по стене, разорвать его на части. Ярость кипела в Роберте, мешая ему ясно мыслить. Убить эту тварь сейчас было бы безумием. Убийство Кенрика стало бы расправой, местью...

Как же сладко... Как сладко было бы отнять у него жизнь, высосать и выплюнуть, как тошнотворную гадость. Именно этого желала каждая клеточка тела Роберта, именно ради этого существовал демон.

Давняя боль в боку заставила Роберта резко втянуть воздух, но одновременно помогла пробудиться его бдительности.

Он стиснул зубы, борясь и с болью, и с демоном. Однажды он не совладал с ним, но сейчас это было необходимо: иначе им не удастся спасти Хелен.

— В каком она состоянии? — Ожидая ответа, Роберт не переставал окидывать окрестности колдовским взглядом. Они с Финлеем могут располагать минутами, не более того: настороженные чувства предупреждали Роберта, что приближается многочисленный отряд малахи.

— По-моему, она выживет, — голос Финлея прерывался и от беспокойства за дочь, и от ярости, — но двигаться она не может.

Роберт подчеркнуто угрожающе на шаг приблизился к Кенрику, позволив демону взглянуть в лицо молодому королю. Роберт видел перед собой глаза матери, королевы Розалинды, на лице Селара, однако ни той, ни другому не была свойственна эта капризная самовлюбленность...

— Чем бы ты ее ни удерживал, отпусти девочку! Трясущийся от ужаса Кенрик взмахнул рукой, и Финлею пришлось подхватить Хелен, чтобы помочь ей спуститься с алтаря. Перевязанная Финлеем рука вяло висела вдоль тела; Хелен была так бледна, что казалась полупрозрачной. Однако она дышала, и это сейчас было главным.

— Ты сможешь нести ее, Финлей? — Да.

— Отправляйся. Я сразу тебя догоню.

— Роберт... — Мольба была такой отчаянной, что Роберт едва не отвел взгляда от Кенрика.

— Не спорь, братец. Посади Хелен на коня, что привязан у входа. Сюда направляются малахи.

Финлей подхватил дочь и исчез с ней в темноте.

Теперь тишину нарушало лишь хриплое дыхание Кенрика.

— Скажи мне, — прошептал Роберт, — тебя таким сделал Нэш? Обратил ли он тебя в свою копию... или это вина твоего отца?

Кенрик быстро заморгал, его губы дернулись, словно молодой король хотел плюнуть.

— Не смейте... Что вы собираетесь со мной сделать?

Ужас в глазах короля не вызывал сомнений. Только не отражалось ли в них что-то еще? Не терзали ли эту грешную душу мстительные духи?

Роберт понимал, что зря теряет время. Он не добьется сейчас ответов. Сделав шаг назад, он вложил меч в ножны.

— Где Нэш?

— Нэш? — хрипло хмыкнул Кенрик. — Откуда мне знать, где он?

— У меня нет времени допрашивать тебя. Но помни: ты должен бы бояться его гораздо больше, чем меня.

— Вот как? Почему?

— Потому что он тебя уничтожит; я же стремлюсь тебя спасти.

— Роберт! — донесся из-за стены голос Финлея. — Поспеши! Роберт схватил стоящую на полу бутылку с вином, облил крепким напитком чашу, полную крови, и поднес к ней свечу...

— Не надо! — взвыл Кенрик. — Оставьте мне хотя бы калике!

Роберт застыл на месте.

— Что?

— Чашу. Оставьте мне хотя бы кровь. Зачем она вам?

— Как ты назвал чашу?

— Чашу? Калике. Калике? Эта чаша?

И откуда Кенрик узнал такое название?

Демон угомонился на некоторое время, и Роберт поджег вино; всплеск пламени озарил оскверненную часовню. Роберт не решился использовать свою колдовскую силу, чтобы уничтожить зловещий предмет: этого было бы достаточно, чтобы выпустить демона на свободу.

Затем Роберт решительно сделал шаг вперед и вырвал из дрожащих пальцев Кенрика темный шар. Король поник, как от удара. Роберт попятился к выходу.

— Так Нэш восстановил силы или нет? Мне кажется, что нет. Однако когда такое случится, твоя жизнь не будет стоить ни гроша. Он использует тебя, только пока у него есть в тебе нужда, как это было с твоим отцом. Когда я вернусь за тобой, вспомни, что Нэш сделал с Селаром.

— Моего отца убили вы!

Роберт помедлил в дверях, хотя камень у него под ногами уже дрожал от ударов копыт приближающегося отряда.

— Нэш послал его ко мне — умирать. Запомни это!

Роберт пробежал по полуразрушенному коридору. Финлей посадил Хелен на седло перед собой. Роберт вскочил на нетерпеливо танцевавшего коня и дал ему шпоры.

Во время бешеной скачки через ночные поля, под доносящийся с дороги стук копыт отряда преследователей, Роберт сражался с демоном, требовавшим, чтобы он вернулся и навсегда разделался с чудовищем-королем.

Нет, безмолвно отвечал демону Роберт, никогда, никогда не выпустит он его на волю.

Финлей скакал и скакал, не смея остановиться, боясь оглянуться, не желая даже на секунду выпустить из рук свою драгоценную ношу. Часы складывались в целую ночь, конь под ним начал спотыкаться. В какой-то момент Роберт исчез в тумане, а потом вернулся, ведя за собой свежих лошадей. Финлей не стал тратить время на расспросы о том, где брату удалось их раздобыть.

Однако остановиться все-таки пришлось: нужно было переседлать коней. Роберт встал рядом, глядя на Финлея снизу вверх; его глаза были полны понимания и сочувствия. Финлей медленно и осторожно передал ему Хелен, потом спешился и снова взял дочь на руки, чтобы дать Роберту возможность оседлать новых скакунов.

Опустив Хелен на сырую и холодную землю, прислушиваясь к тихой, как могила, зимней ночи, Финлей наконец почувствовал, как слезы хлынули из его глаз; он и не мог, и не хотел с ними бороться. Он снова и снова целовал лоб своей спящей дочери, прижимая ее к себе так крепко, как только осмеливался.

Свежие лошади скоро были взнузданы и оседланы; Роберт ненадолго присел рядом с братом и протянул ему фляжку. Финлей сделал несколько глотков, хотя это далось ему и нелегко.

— Спасибо, — прошептал он.

Финлей почувствовал руку Роберта у себя на плече.

— Нам лучше двигаться дальше. Я не могу колдовским зрением обнаружить погони, но рисковать не стоит.

— Да, — ответил Финлей, с трудом поднимаясь на ноги, — больше никакого риска.

Только теперь позволил он себе признаться в том, что никогда в жизни не испытывал такого страха, как увидев Хелен во власти Кенрика.

Кенрик погрузил руки в таз с горячей водой, не обращая внимания на боль. В этот момент ощущение ожога было ему необходимо.

Он вытер руки полотенцем, поданным пажом, потом схватил кубок с вином. Его окружали полусонные вельможи, беспомощные и ни на что не годные. Кенрик порадовался тому, что хотя бы в силах не показать им, как его трясет.

Никогда... Никогда больше не позволит он случиться чему-то подобному!

Кенрик прохрипел приказание сворачивать лагерь, не слушая робких просьб подождать хотя бы до утра. Отозвав в угол шатра своего канцлера, он отрывисто бросил несколько указаний: извиниться перед Ожье, объяснив непредвиденный отъезд короля государственной необходимостью: пусть у того сложится представление о деятельном государе, готовом и способном немедленно устранять малейшую опасность.

Де Массе появился лишь на несколько секунд: доложил Кенрику, что его самые умелые помощники из числа малахи так и не сумели выследить Изгнанника и его брата. Конечно, не обошлось и без упреков в том, что король отправился в аббатство в одиночестве, заставив де Массе срочно кинуться ему на выручку. Что ж, тут не поспоришь: Кенрик не лишился бы драгоценного шара, если бы не пренебрег охраной... Король не слишком любезно отослал малахи прочь, прекрасно зная, что поиски ничего не дадут, да и не особенно желая, чтобы они оказались успешными.

Затем, оставшись один в своем шатре, вокруг которого кипели сборы, Кенрик послал за Осбертом. Срочный вызов насторожил проктора, и Кенрик легко прочел на его лице страх. Впрочем, страх в глазах Осберта жил уже давно, вероятно, вселенный еще Нэшем.

Кенрик попытался преодолеть тошноту. Его собственный страх мучил его как смертельная, все разрушающая болезнь. К тому времени, когда ему удалось хоть немного взять себя в руки, он почувствовал себя полностью опустошенным.

Там, в часовне, даже после ухода Изгнанника, он не мог преодолеть ужаса, не мог сдвинуться с места, как карлик перед рассерженным великаном. Он так и стоял на месте, пока его люди не стали трясти его за плечо, словно пытаясь разбудить. Не много же он смог... Лишь несколько с трудом произнесенных слов — вот и все его сопротивление человеку, который не только отобрал у него девчонку, но и лишил шара. Нэш наверняка убьет его за это.

Однако Роберт Дуглас похитил и еще кое-что, чего Кенрик не замечал, пока не лишился.

Вернуть утраченное было совершенно необходимо.

Кенрик молча вытащил из-за пазухи кожаный мешочек и положил на стол. Глядя Осберту в глаза, он подвинул мешочек к нему, не выпуская из руки до последнего момента.

— Я хочу, чтобы это было переведено.

Осберт бросил на мешочек быстрый взгляд и вопросительно поднял брови.

— Переведено, сир?

— Да, — напряженно бросил Кенрик, все так же пристально глядя на проктора. Желтый свет дюжины восковых свечей не улучшал внешности Осберта, превращая его серые глаза в почти зеленые.

Зеленые глаза у Роберта Дугласа...

Пальцы Кенрика внезапно словно обожгло, и он стиснул руку в кулак, чтобы не дать себе выхватить у Осберта мешочек...

Однако ему необходимо знать, так же необходимо, как дышать. Изгнанник предостерег его, сказал, что Нэш его уничтожит. Кенрику требовалось оружие против них обоих.

— Переведено, — продолжал Кенрик, как будто ему только что не пришлось выдержать настоящую битву с самим собой, — лично вами. Никому не показывайте эти бумаги. Ни с кем их не обсуждайте. Результат принесете мне сами. Нужно ли говорить, что случится с вами, если мои приказания не будут выполнены с абсолютной точностью?

Осберт выпятил губы и покачал головой.

— Нет, сир. Могу я взглянуть?

Кенрик кивнул. Осберт принялся развязывать ремешки, а король поднялся, наполнил свой кубок и осушил его двумя глотками. Больше пить не стоит: вино не вернет ему самообладания...

Осберт нахмурился.

— В чем дело?

— Нет, нет, ничего, сир. — Лицо Осберта снова сделалось невозмутимым, он сунул бумаги обратно в мешочек и рассеянно принялся завязывать его. — Я примусь за дело, как только вернусь в Марсэй. Этот язык очень древний, моих знаний недостаточно. Однако в столице у меня есть книги, с помощью которых...

— Прекрасно! Беритесь за дело. И помните: никому ни слова. Осберт низко поклонился, неловко прижимая к себе мешочек.

— Будет исполнено, сир.

Как только Кенрик остался один, его снова начало трясти. Только зажмурившись, сумел он немного справиться с собой.

Никогда больше не позволит он Изгнаннику приблизиться к себе. Отныне и впредь он будет держать малахи рядом, чтобы в любой момент можно было их позвать... хотя и не так близко, чтобы они могли шпионить за ним. Пусть предупредят его, пусть станут барьером между ним и...

Кенрик снова потянулся к бутылке с вином. На этот раз он пил прямо из горла, глотая так жадно, что чуть не захлебнулся. Потом позвал охрану и велел подать коня.

Не может он оставаться здесь и ждать, пока его двор будет готов двинуться в дорогу. Нужно выехать немедленно, добраться до Нэша, прежде чем мужество его покинет.

Нужно убедиться, что хоть какое-то мужество у него еще осталось.

Густая пелена туч скрывала вершины гор Голета, но умственным взором Роберт видел их отчетливо. В его памяти навечно отпечатались острые, уходящие в небо пики, покрытые в это время года снегом и льдом, предательские серо-черные осыпи, из-за которых тропы и перевалы становились такими опасными.

Из укрытия, которое давала густая поросль деревьев, Роберт оглядывал безжизненные окрестности. Дня три назад был сильный снегопад, и все вокруг стало белым; лишь кое-где виднелась скудная зелень хвои или серая изгородь. Только монастырь Святого Германуса, выглядевший игрушечным на склоне холма, обещал благословенное тепло.

Роберт вспомнил те дни, когда он скрывался там, пытаясь забыть прошлое, когда встретил человека, видевшего его насквозь...

Раненый бок не переставал болеть. На обратном пути нужно будет раздобыть новую порцию того питья... Хотя снадобье помогало мало, Роберт по крайней мере сможет отдохнуть, а рана его — затянуться.

— Поедем с нами, хотя бы на несколько дней. Роберт бросил на Финлея короткий взгляд.

— Ты же знаешь, что я не могу.

— Матушка соскучилась по тебе.

— Я тоже хотел бы с ней увидеться.

— Тогда поедем. Прошу тебя!

— Не могу.

Молчание, которое последовало за этими словами, было тяжело для них обоих.

— Скажи, — переменил тему Роберт, — удалось тебе узнать что-нибудь еще о Каликсе?

— О Каликсе? — удивленно переспросил Финлей. — Нет, как это ни печально. Будь он у нас, может быть, удалось бы избежать этого несчастья.

— Верно.

— А в чем дело?

В чем дело? Разве не Финлей всегда рвался на поиски, пусть и безрезультатные?

— Что слышно о Патрике? Были от него новые известия?

— До тебя доходили те же письма, что и до нас. Больше я ничего не слышал.

— Понятно. — Значит, и тут никакой надежды... — Есть у тебя какие-нибудь мысли о том, что Калике собой представляет?

Финлей, нахмурившись, повернулся к брату.

— Нет, в общем-то... хотя Ключ говорит, что это вместилище, чаша.

— Правда? Кенрик назвал Каликсом чашу, в которую собирал кровь Хелен. Держу пари: он узнал это слово от Нэша, когда тот учил его мерзкому обряду.

Несколько мгновений Финлей только удивленно моргал.

— Значит, Калике на самом деле...

— Нечто, что содержит что-то еще.

— Но что именно? Роберт пожал плечами.

— Может быть, знание.

— Вроде книги?

— Наверное. Или библиотеки.

— Ох, проклятие, Роберт! Не кажется ли тебе, что если бы мы искали библиотеку, то уже нашли бы ее?

— Я ведь только высказываю догадки, Финлей. Мы знаем по тем указаниям, которые нашли, что Калике должен дать нам какое-то знание, не так ли?

— Верно.

— И мы также знаем, что Нэш совсем не интересуется поисками Каликса.

— Может быть, он им уже завладел? Эти слова заставили Роберта задуматься.

— Да, такое возможно. Или... он может просто ничего не знать о Каликсе.

— Почему ты так думаешь?

— Он ведь интересуется лишь пророчеством и Ключом — властью, которую дает Ключ, и Словом Уничтожения, о котором говорит пророчество.

— Ты можешь только предполагать, Роберт. Мы же не знаем на самом деле, что на уме у этого человека. Или ты и правда думаешь, что если он завладеет Ключом, завладеет Дженн и узнает Слово, то сразу же ринется в бой и уничтожит всех салти только потому, что такое окажется ему по силам?

Финлей был, конечно, прав. Однако если Нэш уже завладел Каликсом, то получить у Каликса ответы на свои вопросы Роберту не удастся, и тогда единственная надежда — Патрик...

— Что ты собираешься делать?

Роберт прищурился, глядя на небо, потом взял плащ и накинул на плечи. На вопрос брата он ответил намеренно легкомысленно:

— Вот-вот, я все ждал, когда же ты об этом спросишь.

— Перестань! — решительно поднял руку Финлей, потом тихо, чтобы не услышала Хелен, продолжал: — Прошу тебя, Роберт, не надо так со мной разговаривать! Я не могу снова и снова гадать, что ты имеешь в виду, когда происходят такие важные события. Это чересчур, можешь ты меня понять? Я хочу... мне необходимо знать, почему ты не убил Кенрика. Ведь за все, что он сделал, ты...

Роберт резко повернулся к брату. Глаза его сверкали кровожадной страстью, но одновременно Роберт, казалось, смеялся над собой.

— Ты хотел, чтобы я его убил?

— Почему бы и нет? Он едва не убил мою дочь! Твою племянницу! И его солдаты убили Лиама! — Финлей растерянно и горестно покачал головой. — Разве имеет значение, какой будет его смерть, если с этим жалким существом будет покончено?

— Значит, я должен был хладнокровно его убить и позволить стране пуститься в опасное плавание без короля? Ты этого хотел бы? — Именно такое искушение и испытывал тогда сам Роберт...

— Неужели нам нужна еще одна война, чтобы избавиться от тирана? Или чтобы получить нового короля? Кровь Серинлета, Роберт, чего ты ждешь? Знака богов? Разве того, что случилось, недостаточно? А если нет, то что же тебе будет достаточно? — Финлей отступил на шаг, словно боясь не сдержаться, если окажется слишком близко к брату. — Я верю в тебя, Роберт. Я всегда в тебя верил. Во что я не могу поверить, так это в то, что ты ничего не предпринимаешь, потому что боишься.

Неожиданно Роберт обнаружил, что ему трудно дышать. Откуда-то ему на грудь обрушилась страшная тяжесть. Он не мог отвести взгляда от Финлея, от его темных глаз, в которых блестели непролитые слезы.

— Ты не понимаешь... — наконец прошептал он, и эти слова словно разорвали сковавшие его цепи.

— Это только слова, Роберт. Как я могу тебя понять, когда ты... ты мне не доверяешь?

— Нет! — бросил Роберт. — Я не собираюсь обсуждать с тобой свои планы. И я никогда не говорил, что не доверяю тебе. — Однако так оно и было... Он не мог себе позволить доверять кому бы то ни было: предательство могло нанести свой удар откуда угодно, а Финлей жил под постоянным влиянием Дженн. — К весне ты получишь ответы на свои вопросы, большего я сказать тебе пока не могу. — Роберт взялся за повод своего коня.

— Я не прошу тебя открыть все свои секреты, я понимаю, как важно хранить молчание.

— В самом деле? — Роберт быстро обернулся и заглянул в глаза брату, пытаясь прочесть в них что-то, чему и сам не мог бы найти название. — Что заставляет тебя думать, будто я не боюсь грядущего, а? Почему бы мне не бояться?

Как если бы эти слова обладали волшебной силой, они освободили Финлея от напряжения, которое сменилось теплым чувством.

— Этому нет причин. Пока страх не удерживает тебя от...

— От моего предназначения?

— От действий, которые ты сам считаешь правильными.

— Убийство правильным не было бы. Финлей усмехнулся.

— Что ж, буду ждать весны. Могу я чем-нибудь помочь? Роберт чуть не рассмеялся в ответ на неожиданно деловой тон брата, на восстановление нормальных отношений между ними. Этот подарок тронул его, как не трогало ничто за восемь лет разлуки, и Роберт глубоко вздохнул, проглатывая комок в горле.

— Да, жди весны. И ты будешь знать, что делать, когда придет время.

— Ну да, — криво усмехнулся Финлей. — Ты не был бы самим собой, если бы не оставил мне хоть одного загадочного указания.

Теперь и Роберт позволил себе улыбнуться.

— Нам ни к чему перемены.

— Боги их и не допустили бы.

Больше им, казалось, нечего было сказать друг другу, но теперь молчание стало дружелюбным, и братья могли смотреть друг другу в глаза, хоть убеждения у каждого остались свои.

— Вам тоже пора отправляться.

Не говоря ни слова, Финлей стиснул брата в объятии таком крепком, что тот едва не задохнулся. В этом жесте было гораздо больше того, что он смог бы выразить словами. Когда Финлей отпустил его, Роберт повернулся к Хелен.

Она терпеливо ждала, сжимая повод своего коня; в ее огромных глазах был живой интерес, хотя воспоминание о пережитом ужасе не изгладилось. Девочка все еще была бледна и слаба, но наверняка ее крепкое здоровье при надлежащем отдыхе и сытной еде быстро к ней вернулось бы. Ей повезло. Им всем повезло... кроме бедного погибшего Лиама. Хелен посмотрела на Роберта и улыбнулась ему.

— Бронвин и Анна будут ужасно ревновать: им так и не удалось увидеться с тобой.

— Надеюсь, ты расскажешь им достаточно захватывающих историй, чтобы вознаградить за эту потерю.

— Мне можно говорить все, что я захочу?

Роберт не сдержал улыбки. Она такая прелесть, эта его племянница!

— Чувствуй себя абсолютно свободней.

Хелен кивнула, спокойно соглашаясь с двусмысленным разрешением.

— Когда ты вернешься, ты побываешь у нас?

На мгновение Роберт почувствовал, что лишился дара речи. Он чувствовал на себе взгляд Финлея, требующий от него ответа, и чтобы выиграть время, обнял девочку. Он от всей души надеялся, что его близость, как и близость тех, кто ее любит, когда-нибудь сотрут из ее памяти то, что сотворил с ней Кенрик.

— Сделаю все, что смогу.

Хелен поцеловала его в щеку и крепко обняла. Потом Роберт подсадил ее в седло и отступил, чтобы дать дорогу. Финлей не сказал ничего, но Хелен приветственно подняла руку.

— До свидания, дядя Роберт.

Финлей и Хелен поскакали прочь, к невидимым горам, скрытым за бело-серой пеленой.

Как может человек решить, что он любит больше всего на свете?

Глава 18

Ветер выл, метель бросала в глаза колючие снежинки; белая круговерть почти не давала разглядеть огни замка Рансем. Дорога тоже была почти не видна. Ледяной холод заставил де Массе пригнуться к шее коня, кутаясь в плащ. Впереди него эскорт Кенрика спешил к воротам замка; каждый из всадников мечтал о защите каменных стен, об уюте и тепле, а может быть, и о миске горячей похлебки после долгой и трудной недели, проведенной в дороге.

Маленькие радости... мелочи, дающие силы телу, но недостаточные для ответа на вопросы, не позволяющие прийти к решениям...

Из белой мути встали бесцветные стены; ветер с насмешливым шорохом утих в тот самый момент, когда де Массе въехал в ворота. Началась суматоха: слуги пытались забрать и увести коней и проводить солдат внутрь помещения, натыкаясь друг на друга в слишком тесном для такого большого отряда дворе. Кенрик отправил большую часть свиты прямиком в Марсэй, но все же к Нэшу его сопровождала сотня воинов.

Может быть, он надеялся, что многочисленный эскорт защитит его от гнева колдуна?

Де Массе не слишком беспокоился об участи короля, который уже укрылся от непогоды, хотя теперь тому, возможно, грозила много большая опасность. Кенрик, на его взгляд, был просто идиотом, гоняющимся за мимолетными удовольствиями и не думающим о том, что ждет его через год или через десять.

Де Массе, конечно, следовало бы гораздо больше тревожиться о судьбе Кенрика. Молодой король был, в конце концов, почти последней преградой между ним и Нэшем, но усталость, да и собственный глубоко скрытый страх заставили его с равнодушным презрением лишь мимоходом глянуть на освещенные окна замка. Соскользнув с коня, он направился к южной башне, где изредка ночевал, если ему не оставалось другого выхода.

Неожиданная тишина была почти пугающей после завываний вьюги за стенами замка. Де Массе медленно поднимался по лестнице, стягивая промокшие насквозь перчатки и стряхивая снег с плаща. Оказавшись на площадке, он даже улыбнулся: дверь его комнаты была гостеприимно распахнута, внутри горели свечи, в камине пылал жаркий огонь.

Де Массе вошел внутрь, закрыл за собой дверь и по привычке наложил на нее заклинание. Доверчивость давно уже была принесена им в жертву собственной безопасности. Едва сдержав стон, он скинул плащ, бросил его на кресло и подошел к камину, рядом с которым стоял и протягивал ему кубок с горячим вином Гилберт.

Де Массе молча схватил кубок обеими руками и жадно отпил, не беспокоясь о том, что жидкость обжигает ему рот и горло. Запах специй окутал его, и он сделал глубокий вдох, наслаждаясь долгожданным удовольствием. Только выпив полкубка, он повернулся к Гилберту.

— Лучше стало?

— Немного, — ответил де Массе. — Что вы здесь делаете? Я думал, вы на зиму вернулись в Карахам.

— О, — Гилберт заложил руки за спину и повернулся лицом к огню, — Нэш решил, что от меня здесь будет больше пользы, хотя он почти ничего мне не поручает.

— И это вас нисколько не беспокоит?

— Я нахожу себе занятия.

— Не сомневаюсь. — Де Массе улыбнулся и отставил кубок, чтобы снять мокрый камзол и достать новый из сундука под окном. Гилберта Дюсана он знал всю свою жизнь. Они вместе росли в Карахаме, и хотя у Гилберта, несомненно, были свои секреты, он оставался другом де Массе все эти долгие годы и уж точно никогда его не предавал. Тем не менее он работал на Нэша, хотя и по-своему. Будучи внуком Аамина, предводителя малахи, Гилберт занимал особое положение, что не мешало ему докладывать Нэшу о всех действиях чабанара без малейших угрызений совести.