Легенды Элайты (№4) - Клетка для мятежника

— Деверин говорит, Роберт привез новую партию беженцев. Удалось их устроить?

— Учитывая обстоятельства, им достаточно удобно. Двое из них ранены, у одного лихорадка, но опасности для жизни нет.

— Прекрасно. — Пейн взял Эйдена под руку и потянул к двери. — Могу я поговорить с вами наедине?

— Конечно. — Эйден попрощался с детьми и последовал за графом во двор. Их охватил холодный влажный воздух; серое небо по-прежнему нависало низко, и казалось, что монастырь Святого Джулиана отрезан от всего мира.

— Вы знаете, куда отправился Роберт? — тихо, чтобы его не услышали работающие во дворе, спросил Пейн.

— Он просто сказал, что ему нужно прогуляться.

Пейн провел рукой по коротким светлым волосам, потам упер руки в бедра нетерпеливым и раздраженным жестом.

— Вы знаете, что умер Дэвид Маклин? Эйден ощутил смутное предчувствие беды.

— Милосердная Минея! — выдохнул он. Только этого Роберту сейчас не хватало! И бедный Мика...

— Значит, Роберт ничего не говорил?

— Нет. — Впрочем, Эйден не сомневался, что именно увидеться с семьей Маклин Роберт и захотел.

Пейн поджал губы, взгляд его стал пронзительным.

— Так не может больше продолжаться! Проклятие, мы должны наконец выступить!

— Пожалуйста, — прошептал Эйден, — не говорите так громко.

— Святой отец, — Пейн придвинулся ближе и понизил голос, — мы должны заставить Роберта понять, что происходит. Он раньше пользовался общей поддержкой, но он так долго не выступает против Кенрика, что многие начали думать, будто он смирился или слишком занят какими-то своими колдовскими делами, — а то и вовсе лишился рассудка. Основная причина того, что его поддерживали, — вера, будто он один знает, как освободить страну, но вы должны согласиться: восемь лет — слишком долго для любого человека. Мне приходилось слышать...

— Что именно?

— Знаете, как называют наше дело, святой отец? «Безмолвное восстание» — никто о нем не говорит, потому что и говорить не о чем. Чего ждет Роберт?

Эйдеи хотел бы думать, что сомнения Пейна беспочвенны, но такие же разговоры он слышал и от других. Знает ли об этом Роберт? За время его отсутствия ему пришло так много писем; наверняка в них есть какие-то указания на опасность дальнейшего промедления.

Но велел же он собрать людей... Или только из-за указа Осберта?

— Не думаю, что нам придется ждать много дольше, — пробормотал Эйден, воссылая безмолвную молитву о том, чтобы его слова не оказались ложью.

Пейн отнесся к его словам спокойно.

— Вот как? Прекрасно. Что ж, Деверин, Дэниел и Оуэн ждут в вашем кабинете. Теперь нам не хватает только...

Его голос оказался заглушён топотом копыт. В ворота въехал Роберт, темные волосы развевались у него за плечами. Кивнув Пейну, Роберт бросил на Эйдена взгляд, ясно сказавший епископу, что не все в порядке.

Эйден постарался заранее не тревожиться. Да, скоро он получит ответы на свои вопросы, пусть не все, что скажет Роберт, ему будет приятно услышать.

Холод окружал его со всех сторон. Хотя он вернулся с мороза в теплую комнату, хотя пламя камина и факелы ярко освещали кабинет Эйдена, хотя стены были толстыми и надежными, холод по-прежнему обволакивал его; теперь он был постоянным его спутником, как тень, которую не могут рассеять даже лучи летнего солнца.

Роберт встал у камина, прикрыв глаза, чтобы дать им привыкнуть в свету, и отхлебнул снадобья из бутылочки, которую носил с собой. Оставалось надеяться, что лекарство прогонит боль на то время, что потребуется для разговора.

Только два события были способны как-то изменить будущее. Может быть, Патрик наконец вернется и сообщит что-нибудь новое о пророчестве. Или — это было бы лучше всего, но маловероятно — Роберту удастся найти Калике.

Он был уверен, что Калике позволил бы узнать гораздо больше, чем обычно считалось. Если бы только удалось обнаружить этот загадочный предмет, может быть, он сумел бы узнать и настоящее пророчество или по крайней мере лучше понять существующее. Ну и конечно, у салти существовала легенда о том, что от Каликса зависит возможность жить на свободе, хотя как это можно было бы осуществить при теперешних условиях, Роберт себе не представлял.

Роберт сделал глубокий вдох и задержал воздух, с привычной легкостью призвав колдовскую силу. Свой колдовской взгляд он послал на запад вдоль дороги, обогнул холм... Все дальше и дальше, в глубь его любимой Люсары, ловя смутные следы присутствия живых существ — людей, животных, птиц. Он узнавал их всех, но ни на ком не задерживал внимания, устремляясь сквозь тьму на север, пока не нашел того, что искал.

Аура, такая непохожая на ауру любого другого колдуна и такая знакомая... Не понесшая урона, все еще сильная, очень сильная.

Роберт не смог подавить улыбку. По крайней мере хоть что-то приятное.

Он вздохнул, осторожно отвел колдовской взгляд и открыл глаза. За окном все так же бушевала вьюга. Завтра ехать будет нелегко, но откладывать еще хуже.

Дверь у него за спиной распахнулась, раздались голоса, звук шагов — ясные признаки того, что в комнате собираются люди. Только когда воцарилась тишина, Роберт наконец обернулся.

За столом сидели его самые старые друзья. С Дэниелом Куртнеем они еще мальчишками сражались деревянными мечами под бдительным присмотром отцов. Теперь светлые волосы Дэниела поредели на макушке, животик с каждым годом выдавался все больше, но Роберт знал: внешность обманчива, Дэниел, как и многие его сверстники, остается прекрасным воином.

Следующий из сидящих за столом если и наблюдал за мальчишескими потасовками, то только с безопасного расстояния. Деверин многие годы верно служил отцу Роберта, сражался с ним вместе против Селара у Селута и у Нанмура; в битве при Шаи Моссе он тоже участвовал и теперь слегка хромал из-за плохо зажившей раны. Рядом с ним расположился Оуэн Фицзаллан; черная повязка на одном глазу тоже была памятью о битве при Шан Моссе. Как и Деверин, он всю жизнь служил дому Дугласов, и даже теперь, в преклонных годах, все еще стремился делать все, что мог.

С другой стороны стола, спрятав руки в рукава сутаны и ничем не выдавая нетерпения, сидел спокойный и сосредоточенный Эйден Маккоули, законный епископ Люсары, человек, чья преданность своему народу никем и никогда не подвергалась сомнению. Несмотря на годы, проведенные в темнице, и преследования властей, он отказывался удалиться в более безопасное убежище, желая оставаться не далее чем в дне пути от земли, в которой он надеялся быть похороненным.

Последний из собравшихся казался не на своем месте среди этих явных мятежников, хотя в глубине души он, несомненно, ничем от них не отличался. Эверард Пейн с юности отличался красотой, и теперь, достигнув сорокалетнего возраста, все еще был хорош собой. Может быть, одежда его и не была теперь столь же роскошна, как раньше, но сохраняла свою небрежную элегантность. Впрочем, несмотря на внешность легкомысленного придворного, Пейн прекрасно понимал, какие темы будут обсуждаться за этим столом и какова цена участия в подобном разговоре.

Мальчик-слуга принес поднос с кувшином вина и кружками и поставил его перед Робертом. Другой слуга подал угощение: сдобный белый хлеб, холодное мясо, лук и редиску, а также фруктовые пирожные, от которых по комнате распространился запах лимона. Роберт дождался, чтобы слуги вышли, и запер за ними дверь. Взмахом руки он наложил на замок заклятие: если кто-нибудь окажется поблизости, Роберт получит предупреждение.

Роберт медленно прошел к своему месту во главе стола и поставил перед собой тяжелый ларец, извлеченный из тайника. Положив руки на спинку своего кресла, он оглядел своих сподвижников и встретился взглядом с Эйденом.

— Я должен просить у вас прощения, — ровным голосом начал Роберт. — Вам всем пришлось долго ждать, но вот вы здесь, и за это я благодарю пас. — Он сам расслышал в своем голосе грустную прощальную ноту. — Прежде чем мы начнем разговор, я хочу, чтобы одно вы поняли совершенно ясно. Я ни одного из вас не возьму с собой в Люсару. На этот раз не будет ни войска, ни сражений — по крайней мере, насколько это будет от меня зависеть. Довольно было кровопролития. Тем не менее ваша помощь мне нужна.

— Вы же знаете, Роберт, что получите ее, — твердо сказал Пейн, и все сидящие за столом закивали.

— Конечно, знаю. И за это тоже я вас благодарю. — Друзья улыбались Роберту, и он по привычке ответил им тем же. С этими людьми ему всегда было легко, и надежда, которую он читал в их глазах, была ему небезразлична.

Собравшись с мыслями, Роберт отхлебнул вина, показал на тяжелый деревянный ларец и сказал, ни к кому в отдельности не обращаясь:

— Здесь вы найдете все документы, письма, карты, которые могут вам понадобиться. Открыть замок могу только я. Впрочем, после моего отъезда просто взломайте крышку. — Роберт снова глотнул вина и прошел к камину. Не поднимая глаз, он продолжал: — Если я погибну, вы должны будете работать над осуществлением моих планов. Все, что вам для этого понадобится, — в этом ларце.

— Если вы хотите, чтобы мы этим занялись, — мягко сказал Дэниел, отодвигая пустую тарелку, — почему бы вам не показать нам бумаги сейчас?

Роберт смягчил свой ответ усталой улыбкой:

— Тут дело не в доверии, мой друг. Может быть, я и так слишком вам доверяю.

— Загадочные высказывания не продвинут нас далеко, — проворчал Эйден.

— Загадочные? Что ж, тогда скажу все простыми словами: я не хочу, чтобы вы сразу ознакомились с содержимым ларца, потому что боюсь — узнав мои планы, получив все данные, познакомившись с моей стратегией, вы сделаете все от вас зависящее, чтобы остановить меня, а я не могу позволить себе одним ударом превратить всех вас в своих врагов.

Эйден только фыркнул, но Пейн и Деверин понимающе усмехнулись.

— Не стесняйтесь, — добавил Роберт, снова обходя стол, — знакомиться с документами, но только после того, как я уеду. Вам нужно будет хорошо во всем разобраться.

— Так чего, господин, — Оуэн оперся локтями о стол и заглянул в глаза Роберту, — вы от нас хотите?

— Не так, Оуэн, — покачал головой Пейн. — Вам следует спросить: что собирается делать Роберт?

— Я намерен, — ответил Роберт, подходя к своему креслу, — возвести на трон Люсары Эндрю Росса Ичерна.

Говоря это, Роберт следил за выражением лиц сидящих за столом.

Первым вскочил Пейн; на лице его было написано изумление и недоверие. Заикаясь, он выдавил:

— Эндрю Росса? Откуда вы взяли подобную идею? Вы с ним говорили? Вы хорошо его знаете? Ему известно, что вы задумали?

— Вы первые, кому я об этом говорю. Дэниел, тоже вскочив на ноги, покачал головой.

— Это безумие, Роберт. Совершенное безумие! Уж не думаешь ли ты, что народ Люсары примет короля-мальчика — после всего, что он вытерпел от Кенрика? Да и слухи о его матери — что она убила мужа, чтобы бежать, что она не погибла...

— Да, — перебил его Пейн, потрясая пальцем перед лицом Роберта, — слишком многие видели ее при Шан Моссе. Никто больше не верит, что она погибла во время пожара. А раз ее видели при Шан Моссе, всем известно, что она замарана колдовством!

— Так же как и я.

— Роберт, — поднял руку Дэниел, — не надо делать вид, будто это одно и то же. Ты — герой, и народ перед тобой преклоняется. Ты проявил свои таланты полководца больше двадцати лет назад, задолго до того, как иные твои способности стали известны. Люди тебе доверяют. Станут ли они доверять Эндрю? Он никому не известен, ничего не совершил, имя его матери окутано черными подозрениями, а отцом был один из самых ненавистных приспешников Селара! И еще... — Дэниел умолк, виновато оглянувшись на остальных.

— Что еще? — спокойно спросил Роберт.

— У меня все еще есть друзья при дворе, так что иногда доходят слухи... Вот что: ты должен знать, что Эндрю близок к Кенрику. Он один из фаворитов. Они же кузены, черт возьми! Роберт, ты должен передумать.

— Другого выхода нет.

— Тогда мы должны найти другой выход! — рявкнул Пейн.

— Он же еще мальчик, — поддержал его Дэниел. — Сколько ему? Двенадцать? Тринадцать?

— Ему четырнадцать. — Прежде чем возражения начались снова, Роберт повернулся к Деверину: — А ты что скажешь?

Высокий воин повертел в руках вилку, потом положил ее на свою пустую тарелку.

— Мне думается, тут все зависит от самого мальчика.

— Почему? — спросил Пейн.

— Я помню Роберта в том же возрасте. Его сформировала судьба, также случится и с Эндрю. Успех всей затеи будет зависеть от того, насколько он силен, насколько решителен, насколько дисциплинирован.

— Вот как? — Пейн наклонился вперед. — А что, если он развращен Кенриком, а? Что тогда? Или Роберт может колдовством превратить черное сердце в белое? Если да, то почему не сделать этого с Кенриком? Хлопот будет меньше.

Роберт ничего не ответил Пейну и повернулся к Оуэну — самому старшему из собравшихся. Тот почесал подбородок и протянул:

— По-моему, вы можете столкнуться с большими трудностями...

— Вот видите! — начал Дэниел, но Оуэн продолжал, словно ничего не заметив:

— ... Но я также думаю, что это — правильный выбор. Более того, — добавил Оуэн с кривой улыбкой, — на мой взгляд и единственно возможный.

— Почему это? — рявкнул Пейн.

— Главным образом потому же, почему вы возражали против него. Его отец был кузеном Селара по материнской линии, что само по себе дает ему неоспоримые права. Он — единственный сын госпожи Дженнифер, чей прапрадед был королем Люсары. Эндрю — последний представитель нашего прежнего королевского рода. Хотя его мать, может быть, и убила Ичерна, чтобы избавиться от него, но ведь Ичерна ненавидели. Многие сочли бы ее поступок оправданным и несомненно проявлением мужества. И наконец, — — с воодушевлением закончил Оуэн, — Эндрю действительно молод. Он может сделаться именно таким королем, какого Люсара желает и в котором нуждается. Да, возможно, он колдун, но знать об этом народу ни к чему, верно? У Селара не было колдовской силы, но Кенрик имеет ее. Есть и еще одна вещь, которую вы не должки забывать.

— И что же это? — спросил Пейн, чьи протесты перестали быть такими яростными после простых слов Оуэна.

Оуэн показал на Роберта.

— Достоинства того, кто возведет его на трон. Большинство народа верит, что Роберт мог бы захватить корону, и никто не сумел бы его остановить. Какой же могучей должна быть идея, чтобы такой человек ради нее поставил другого выше себя? Если, как вы говорите, народ преклоняется перед Робертом, тогда именно его собственная репутация и пойдет на пользу мальчику. Нет, я согласен с Деверином. В конце концов осуществимость такого плана зависит от самого мальчика.

Роберт улыбнулся бы, если бы Эйден не побледнел так сильно, услышав его слова, если бы в глазах епископа не застыло выражение шока. Он почувствовал, как под взглядом Эйдена его охватил озноб, но тем не менее обратился к нему:

— Каково ваше мнение, епископ?

Секунды тянулись бесконечно долго. Ни звука... Потом Эйден медленно откинулся в кресле, решительно сжав губы.

Роберт был не дурак. Поведение Эйдена, его молчание, его взгляд... Епископ сообщит ему свое мнение позднее, когда они останутся наедине.

Что ж, прекрасно. Пусть так и будет.

Роберт взял с подноса второй кувшин с вином и обошел вокруг стола, наполняя кружки. Дойдя до Пейна, он положил руку тому на плечо и мягко заставил сесть.

— Я понимаю и ценю все, что было сказано о препятствиях. Я сам много размышлял и об этих, и о многих других. Последние шесть лет я только тем и был занят, что раскидывал умом, пытаясь найти иное решение. Однако его не существует. И бесполезно настаивать, чтобы я сам взошел на трон. Чтобы освободить Люсару от цепей, я должен сразиться с Кенриком, малахи и Нэшем, — и скорее всего со всеми ними одновременно. Я пытался предвидеть всякие обстоятельства, но скорее всего я или погибну, или буду так же ослаблен, как после прошлой схватки с Нэшем.

Пейн и все остальные не сводили глаз с Роберта. Он заставил их вспомнить, каково ему пришлось в первые дни после битвы. Потом Роберт продолжил:

— Вот тогда и настанет ваш черед: нужно будет воспользоваться бумагами из ларца. Семена возмущения я рассеял по всей стране — в самых важных для успеха местах. Без специального сигнала ничего не случится, ни один мужчина, ни одна женщина не подвергнутся опасности до последнего момента — а сигнал сможете подать только вы.

— Роберт, — предпринял последнюю отчаянную попытку Пейн, — даже пострадав в битве, вы все равно смогли бы взойти на трон...

Роберт только покачал головой, не вступая в дальнейшие споры о том, почему считает Эндрю главной фигурой для осуществления своего плана.

— Когда Кенрик и Нэш будут устранены, вы все пересечете границу и станете временным советом Эндрю. Он будет нуждаться в таких сподвижниках — опытных, преданных, решительных. Вы многие годы оказывали поддержку мне, и теперь я прошу вас оказать ее Эндрю. — Роберт отвернулся, но продолжал чувствовать спиной взгляды пятерых собравшихся за столом. — И нравится вам это или нет... простая и непреложная истина заключается в том, что трон принадлежит Эндрю Россу Ичерну, — и я позабочусь о его коронации, даже если это окажется последним, что мне удастся совершить.

Наступившую тишину нарушил лишь скрип единственного кресла, удаляющиеся шаги, скрежет ключа в замке и стук закрывшейся двери.

Роберту не было нужды в колдовской силе, чтобы понять: Эйден только что его покинул.

* * *

Если бы он лежал неподвижно и хорошенько прислушался, он, казалось, смог бы услышать, как во дворе смерзается снег. Хотя еще не рассвело, Роберт поднялся, умылся и натянул теплую одежду, готовясь в путь. Его ноги ступали по заново уложенным на место доскам пола, скрывшим тайник, где находился ларец и все его содержимое. Весьма вероятно, сам он никогда больше их не увидит...

Кинув плащ на кресло, Роберт поднял на кровать седельные сумки и тщательно упаковал их; серебряный стержень, завернутый в мягкую ткань, он уложил на самое дно, где ему ничто не угрожало бы.

Закончив сборы, Роберт вынес сумки в коридор и прислушался. В доме царила тишина. Эйден больше так и не появился. Свои последние распоряжения Роберт сообщил остальным: в нужный момент они должны были, сопровождаемые вооруженным эскортом, перебраться в замок Бликстон на юге. Оборонять замок в случае необходимости было гораздо легче, чем монастырь, да и Патрик, если объявится, первым делом явится туда. На обсуждение всех деталей потребовался не один час, но в конце концов Роберт добился общего согласия.

Он не мог не чувствовать облегчения от того, что хотя бы эта часть дела завершена. И все-таки отстраненность епископа и тревожила, и ранила его.

Роберт открыл дверь и выскользнул из дома, пересек двор и в темноте добрался до конюшни. Он направился прямо к стойлу своего коня: этим утром зрение его обострилось скорее благодаря усилию воли, чем колдовской силе.

Ловкие руки Роберта оседлали коня, приторочили седельные сумки. Выведя животное во двор, Роберт привязал его к кольцу в стене, а сам вернулся в дом, чтобы взять плащ и написать записку епископу.

Захватив из своей спальни плащ, Роберт, стараясь производить как можно меньше шума, прошел в кабинет Эйдена, нашел на столе бумагу и чернильницу и уже окунул перо, когда заметил у окна знакомую фигуру.

Роберт помедлил. Не ему было нарушать молчание.

— Вы никогда не задерживаетесь больше, чем на пару дней, — сказал Эйден. Голос его звучал ровно и мягко. — Я только вчера понял почему. Неожиданно все встало на свои места, и я так недоволен собой... за то, что позволял вам отвлечь мое внимание. — Ожидая следующих слов, Роберт затаил дыхание. — Вы говорите, что с мальчиком не разговаривали. Значит, вы не спрашивали его, как он относится к вашим планам? — Нет.

— И уж конечно, поговорить с его матерью вы тоже не пожелали?

Роберт поморщился, хотя вопрос его и не удивил.

— Вы прекрасно знаете, каковы ставки в этой игре.

— Откуда мне знать? Все, что мне известно, — это что вы желаете сделать из мальчика короля. Вы, правда, ничего не сказали о том, как, по-вашему, сочетается с этим пророчество. — Эйден помолчал и немного повернул голову, так что Роберту стал виден его чеканный профиль. — Или вы теперь решили совсем не обращать на пророчество внимания?

— У нас нет ни малейшего доказательства того, что пророчество существует.

— А как насчет Нэша?

— Насчет Нэша? Где говорится, что Ангела Тьмы будут звать именно так? Почему не допустить, что Нэш с пророчеством никак не связан? Разве невозможно, чтобы зло разрасталось само по себе? В конце концов никто не ожидал возвышения Селара — или Кенрика, если уж на то пошло. Нет никаких оснований связывать все это с пророчеством.

— Если не считать того, что в нем упомянуты вы.

— И что? Разве это делает пророчество неопровержимым?

— Ну хорошо, а как насчет Наложения Уз? Роберт взмахнул рукой, словно отметая вопрос.

— Наложение Уз ничего не значит.

— Но Дженн...

— У нас нет ничего, Эйден. Совсем ничего. — Роберт втянул воздух, моля богов даровать ему терпение. — Если бы мы никогда не услышали о пророчестве, мы не потратили бы столько времени на беспокойство по его поводу. Вы прекрасно знаете, что причиной моих сомнений в том, должен ли я помогать Люсаре, было опасение помочь пророчеству исполниться.

— Однако мне известно, что вы не сделали и не сказали ничего, что означало бы отрицание правдивости пророчества.

Роберт в отчаянии воскликнул:

— Почему вы так цепляетесь за пророчество?

— Это не я. Цепляетесь за него вы, — решительно возразил Эйден.

— Еще до битвы при Шан Моссе, когда мы с Дженн были в Будланди, она кое-что сказала насчет пророчества. Я тогда этого по-настоящему не понял. Она сказала, что я смотрю на пророчество неправильно, что оно — не вопрос, а ответ. Ответ на вопрос о том, кто мы такие и почему должны делать то, что делаем.

— Однако мальчик в пророчестве не упомянут. Зачем втягивать его? Только потому, что в пророчестве о нем не говорится?

— Эйден, сейчас дело не в пророчестве. Дело в...

— Всякое ваше дело касается пророчества. Не лгите мне, Роберт, я этого не потерплю. — Эйден медленно повернулся и посмотрел Роберту в глаза. Его голос зазвучал тише, одновременно и угрожающе, и испуганно. — «Твоими собственными усилиями, деяниями собственных рук станешь ты орудием разрушения. Спасая, принесешь ты гибель, предашь то, что больше всего любишь».

— Проклятие, сейчас дело не в пророчестве! — повторил Роберт. — Речь идет о свободе Люсары. Такова моя изначальная ошибка: я забыл, какая ответственность на самом деле на мне лежит. А задача всегда была одна. Потеря Дженн научила меня этому. Вы говорите о том, что ваше внимание было отвлечено... Ну так именно это происходило со мной целых тридцать пять лет! Пора положить конец самообману! Кровь Серинлета, Эйден, я думал, что уж вы-то меня поймете. Я думал, что вы порадуетесь...

— Тому, что вы устремляетесь к собственной гибели? Что произойдет, если и на этот раз вы потерпите неудачу? Оставите ли вы судьбу Люсары в руках компании стариков и четырнадцатилетнего мальчика, который неизбежно станет рабом своего предназначения? Что за король из него получится? Можете ли вы быть уверены, что не превратите его в чудовище, подобное Кенрику? И если вы правы и действительно погибнете в схватке с Нэшем, кто, во имя милосердной Минеи, избавит нас тогда от нового тирана? — Эйден прищурился, и морщины вокруг глаз выдали, насколько он устал и озабочен. — Пообещайте мне, что сначала поговорите с мальчиком.

— Я не могу этого сделать.

— Тогда вы ничем не лучше...

— Нэша? — Роберт поднял брови. — Именно об этом я и предупреждал вас с самого начала.

— Значит, вы готовы навязать мальчику судьбу, в которой сам он ничего не сможет решать? Точно так же, как сделал Ключ с вами? Неужели вы не понимаете, что просто обязаны получить его согласие? Иначе все жертвы окажутся напрасны.

— Я не могу рисковать тем, что он скажет «нет».

— Но вы готовы рисковать, возведя его на трон, готовы требовать от нас, да и от всей страны, чтобы мы уважали его как короля, хотя сами ему в таком уважении отказываете. — Эйден в упор посмотрел на Роберта. — Да, я действительно все очень хорошо понимаю. Я знаю то, чего никогда не поймут другие.

— Что именно? Что я... несмотря на все приведенные мной доводы, делаю это только для того, чтобы избежать своей судьбы? Неужели я и в самом деле так жалок в ваших глазах, епископ?

Взгляд Эйдена долго оставался непреклонным, потом немного смягчился.

— Нет, Роберт, — покачал головой Эйден, — но к добру или к худу, вы поставили меня перед необходимостью сказать вам все это, даже если вы решили нe обращать внимания на мои слова.

Слова Эйдена, слишком ясно видевшего истину, заставили Роберта сглотнуть и отступить на шаг. Он закутался в плащ, отчаянно пытаясь найти что-то, что могло бы дать надежду и опору его верному другу. Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал мягче, чем он хотел, и подозрительно хрипло:

— Мне пора. Я...

— И все же умоляю вас: спросите мальчика. Предоставьте ему выбор, которого сами вы были лишены.

Роберт еще мгновение смотрел на епископа.

— Прощайте, Эйден. Берегите себя.

Когда Роберт вышел из кабинета, на сердце у него было тяжело.

Глава 11

Ночь за ночью пробирался Роберт по бездорожью, где ему не встречалось жилья, где его окружали лишь обледенелые черные стволы деревьев. Он старался не смотреть по сторонам, не замечать, какое безлюдье и запустение царят в его прекрасной Люсаре. Если в городах еще сохранялось некое подобие благополучия, то жители деревень должны были довольствоваться призрачной надеждой на выживание. День заднем Роберт проезжал через бесконечные поля, не вспаханные осенью, мимо покинутых ферм и сожженных домов.

Он старался избегать поселений, и ради безопасности, и чтобы не будить своего демона.

Роберт не стал немедленно сворачивать на север; сначала он выбрал дорогу в западном направлении, ведущую к месту, которого никогда не забывал. Перед рассветом на восьмой день пути, с дрожью предвкушения он свернул с тропы и двинулся по холмистым пастбищам, посеребренным инеем. Никакие горькие мысли не томили его теперь — они никогда не приходили ему здесь. На некоторое время он был избавлен от сомнений и сожалений, от неуверенности и презрения к себе; в первый раз за восемь лет он ощутил покой.

Только родной дом был способен сделать такое с человеком...

Роберт не спешил. Давая отдых своему коню, он пошел пешком, ведя животное в поводу, рассчитывая оказаться на вершине последнего заснеженного холма, как раз когда солнце выглянет из-за горизонта. И вот он перед ним: Данлорн.

Посреди поля, заросшего сорняками и кустарником, над черным льдом, покрывающим ров, высились и глядели на окрестности пустыми глазницами окон знакомые стены и башни замка, где он вырос. Когда-то это был центр его мира, здесь жили люди, готовые умереть за него — как и он за них. Здесь он поселился с Береникой, и здесь она погибла по его вине. В часовне был погребен его отец, здесь покоились предки, память о которых уходила в далекое прошлое. Здесь была цель его путешествия, олицетворение всего, за что когда-либо сражался его Дом.

И теперь замок был пуст.

Тяжелый комок в груди Роберта растаял, он вздохнул с чем-то похожим на облегчение. Солнце светило ему в спину, и Роберт двинулся вперед, оглядывая укрепления и максимально напрягая колдовское зрение: вдруг Данлорн оказался бы не таким пустым, каким выглядел.

Убедившись, что поблизости никого нет, Роберт подошел к воротам. Высокие створки отразили не одно нападение, но для Роберта преградой не оказались. От одного прикосновения они распахнулись, и он прошел во внутренний двор. Здесь Роберт остановился, просто слушая.

Именно тишина этого места всегда и приветствовала, и обнимала его; действительность, казалось, отступала, и он оказывался в сновидении. Роберту представилось, что вот сейчас он проснется, и всюду вокруг будет кипеть жизнь, как это было годы назад, когда он вернулся из изгнания, до того, как он по слабости позволил себе вновь вмешаться в судьбу своей страны.

Хотя замок и был заброшен уже четырнадцать лет, ничто вокруг не говорило о распаде и запустении. По какой-то странной причине создавалось впечатление, что хотя вся страна вокруг готова превратиться в прах, Данлорн останется стойким безмолвным свидетелем судьбы Люсары.

Роберт отвел коня в старую конюшню, расседлал и наполнил кормушку овсом, который привез с собой, а сам принялся чистить животное. Закончив, он прихватил седельные сумки и поднялся в караульную. Роберт понимал, что не посмеет войти в главную башню, ступить в комнаты, которые были свидетелями стольких надежд и неудач. Посетить Данлорн было ему необходимо, но взваливать на себя ненужный груз не следовало.

Опустившись на колени, Роберт поднял доску пола караульной и достал из тайника запасы, которые оставлял при предыдущих посещениях: одеяла, немного дров, сушеные фиги и орехи. Взамен он опустил в тайник тяжелый мешок золотых монет, которые могли пригодиться в будущем. Устроившись, Роберт сбросил сапоги и завернулся в одеяла.

Тишина поглотила все его многочисленные грехи.

Ему снова приснился тот же сон. Его окружала морозная зимняя ночь, темная и безжалостная. Да, он узнавал окрестности; слишком хорошо они были ему знакомы.

Он бежал, спотыкаясь, израненный, полуослепший. Нэш, смеясь, скользил впереди, недоступный для колдовской силы Роберта. Шан Мосс шумел и качался вокруг, смутное эхо рождало ужас. Теряя последние силы, Роберт гнался за Нэшем — по лесу, на поле битвы...

Они оказались одни. Обе армии исчезли, и Роберту достаточно было взглянуть на Нэша, чтобы понять: это его рук дело.

Но как он сможет выиграть битву без своего войска? Как ему остановить Селара без своих верных соратников?

Его сподвижники оказались вынуждены сражаться со своими земляками. Проливать кровь и умирать. Голодать. Исчезнуть, как будто их никогда и не было.