Легенды Элайты (№2) - Голос демона

ГЛАВА 5

— Вы только посмотрите на него! — прошипел Хильдерик. — Прыгает вокруг короля, как голодная собачонка в надежде на объедки. МакКоули все еще томится в тюрьме, а Брому и дела мало. Меня просто тошнит от него!

Годфри отошел от окна, из которого был виден недавно воздвигнутый эшафот, и обвел взглядом зал, чтобы проверить: не слышал ли кто полных яда слов старика. К счастью, на этот раз рядом никого не было. Несмотря на это, Годфри понизил голос:

— Будьте осторожны в том, что говорите, брат мой. Среди собравшихся есть такие, кто готов донести королю о любой мелочи, лишь бы укрепить собственное положение при дворе.

Хильдерик хмыкнул и сцепил пальцы под нагрудником. Лицо его, впрочем, оставалось хмурым. Годфри обеспокоенно посмотрел на старика, потом стал разглядывать остальных. Зал был наполовину заполнен придворными, богатыми купцами, гильдийцами и церковниками. Все они собирались выйти и наблюдать за казнью, как пожиратели падали, готовые терзать останки своего менее удачливого собрата. В дальнем конце зала рядом с троном стоял Селар, величественный в пурпуре и золоте. Его окружали высшие сановники, в их числе Вогн и Бром, жаждущие подхватить любое слово владыки и кинуться его исполнять. Советник Нэш выделялся в этой толпе скромной одеждой и сосредоточенным взглядом. Он молчал, ни с кем не разговаривал, но Селар все время помнил, что тот рядом. Это было заметно по быстрым взглядам, которые бросал король, и по легкому движению бровей Нэша в ответ.

— Они стали очень близки, эти двое, — пробормотал Годфри. Если повезет, удастся отвлечь внимание Хильдерика от Брома. — Правда, пока трудно судить, оказывает Нэш хорошее влияние или дурное.

— Кто, гильдиец? — яростно бросил Хильдерик, сведя белые брови. — Как может его влияние быть хорошим?

— Вы слышали его отчет совету. Он сказал, что не обнаружено достоверных свидетельств, что в Люсаре вновь оживает колдовство. Будь на его месте Вогн, он уже скликал бы отряды для священной войны. Только представьте себе, сколько людей было бы схвачено и сожжено, сколько оклеветано.

— Осберт еще не вернулся из Данлорна и даже не прислал донесения. Он может привезти настоящие доказательства.

Годфри медленно покачал головой:

— Сомневаюсь. Даже если и было что-то, Роберт слишком умен, чтобы попасться. Будь он неосторожен, он не выжил бы.

Хильдерик с подозрением посмотрел на Годфри:

— Значит, вы верите, что слухи не беспочвенны?

— Я верю в богов, брат мой, — поспешил ответить Годфри. — Все остальное только предположения.

— Предположения или нет, — проворчал Хильдерик, поворачиваясь к дверям, в которые входила королева со своими дамами, — в одном сомнений быть не может: Селар намерен идти до конца барон Блэр умрет сегодня как предатель, и ни боги, ни слухи о колдовстве не спасут его.

Джордж, граф Кандар, занял обычное место справа от короля. На возвышении напротив эшафота были и другие придворные, но он не обращал на них внимания. На площади толпились горожане, толкаясь и споря из-за мест, откуда будет лучше видно казнь. Шум стоял ужасный; в жарком воздухе воняло помоями.

Кандар бросил взгляд на короля. Селар выглядел усталым, но ничуть не утратившим решительности. Во дворце шептались, что он в последнее время плохо спит и слишком часто напивается. Но это длилось всего неделю, и Кандар не видел причин тревожиться. О настроении Селара часто бывало трудно догадаться, и в этом была одна из причин того, что все, жившие во дворце, так его боялись. Никогда нельзя было предвидеть, что придет в голову королю.

Только одно никогда не менялось: отношение Селара к Розалинде, его супруге.

Зная, что за ним наверняка наблюдают, Джордж кинул на королеву, сидящую рядом с королем, лишь беглый взгляд. Он видел прелестное лицо в профиль; губы Розалинды были сжаты, щеки горели. В карих глазах отражалась преодолевающая страх решительность. Не замечая криков толпы, королева прижимала к себе детей, словно боясь, что их у нее отнимут. Кенрик с безразличным видом сидел у ног матери, а Галиену она держала за руку. Так тихо, что ее могли слышать только те, кто стоял совсем рядом, Розалинда обратилась к Селару:

— Умоляю вас, господин мой, перемените решение. Ваши дети не должны быть свидетелями казни. Они еще слишком малы.

Селар почти не обратил на нее внимания.

— Перестаньте, мадам. Мне было четыре года от роду, когда я впервые увидел, как четвертуют человека. Мне это не принесло вреда.

— И в последующие годы вас не мучили кошмары, сир? — Теперь Селар взглянул ей в лицо; Розалинда смутилась, но дрожащим голосом продолжала: — Сир, эта толпа научит ваших детей видеть в страдании игрушку, развлечение. Неужели вы хотите, чтобы именно этому они научились?

Джордж сглотнул, еле осмеливаясь дышать. Королева бросила королю вызов, вызов, какой только Данлорн в прошлом осмеливался ему бросать.

И только ему это сходило с рук.

Селар стиснул запястье Розалинды, с силой прижав его к подлокотнику кресла. Розалинда охнула, но высвободить руку не смогла. Селар наклонился к королеве, глаза его пылали еле сдерживаемым гневом.

— Не забывайтесь, мадам. Предатель покушался на трон, который ваш сын в один прекрасный день унаследует. Кенрик должен увидеть казнь. Они оба останутся здесь, а от вас я не желаю больше слышать ни слова. Ослушаетесь меня — и вы разделите эшафот с Блэром.

Селар отпустил Розалинду и отвернулся, а Джордж с трудом подавил желание утешить бедняжку. Она сидела, выпрямившись и глядя прямо перед собой, и казалась такой одинокой и испуганной… После всех тех лет, что Селар подобным образом обращался со своей королевой, она все же находила мужество противостоять ему, хотя оружием ее были лишь слова, а наказание всегда бывало жестоким.

Ради детей Розалинда постаралась справиться с собой. Внимание Джорджа привлекло движение, начавшееся на противоположной стороне площади. Стражники вели Блэра. Руки его были связаны, но голову пленник держал высоко. Впереди шел священник, бормоча молитву о милосердии к проклятым:

— О благословенные боги, посылающие молнию и гром, молим вас простить нам наши гнусные грехи. Мы совершили величайшие преступления против установленных вами законов, но да смилуетесь вы над нами и примете наши души…

Судя по выражению его лица, Блэр ни о чем молить, не собирался. Его не задевали издевательства и проклятия толпы. Когда осужденного поставили на вершине помоста под виселицей, Селар встал и поднял руки, призывая к тишине:

— Руперт, барон Блэр, вы признаны виновным в измене. Самое тяжкое преступление должно повлечь самое суровое наказание. Измена вдвойне мерзкое преступление, потому что является не только нарушением клятвы, данной перед лицом богов, но и покушением на права вашего сюзерена. Такое предательство обнаружить нам было очень горько. Мы предпочли бы остаться вашим другом, а не стать палачом. С тяжелым сердцем объявляем мы приговор и молим богов быть милостивыми к вашей душе.

С этими словами Селар кивнул стоящему рядом с Блэром палачу в черном капюшоне. Тот накинул на шею старому барону петлю и отошел в сторону. Снова начал молитву священник, и толпа подхватила ее. Потом подпорка была выбита, и Блэр задергался в воздухе. Толпа издала рев.

Взгляд Джорджа обратился на Розалинду. Она была бледна и напряжена, руки ее были стиснуты так, что ногти вонзились в ладони. Сидящие рядом с ней дети не сводили глаз с разыгрывающейся перед ними сцены.

Палач перерезал веревку, не дав Блэру задохнуться. Толпа снова разразилась воплями и издевательствами, когда Блэра растянули на помосте для следующей части казни. Палач поднял тяжелый топор и показал его зрителям, потом вонзил в живот Блэру. Из огромной раны брызнула кровь. Крики стали истерическими, когда палач принялся вырывать внутренности и показывать их толпе. И тут раздался пронзительный крик ребенка.

Никто, кроме окружавших королевскую семью придворных, его не услышал, а если бы и услышал, то не обратил бы внимания. Джордж кинулся к Розалинде. В ее объятиях, пытаясь спрятаться от кошмарного зрелища, билась Галиена. Она снова и снова вскрикивала, умоляя отца остановить казнь, пощадить Блэра, и Розалинда ничего не могла сделать, чтобы заставить девочку замолчать.

— Уберите ее отсюда! — прошипел Селар, но когда Розалинда поднялась, бросил на нее угрожающий взгляд. — Нет, не вы, мадам. Вы останетесь вместе с моим сыном.

Розалинда хотела возразить, но Джордж мягко коснулся ее плеча. Королева обратила на него полные слез глаза.

— Позвольте мне забрать ее.

Розалинда с благодарностью передала девочку графу, и Галиена тут же вцепилась в него. Джордж поспешно спустился с возвышения, торопясь унести ребенка туда, где не было бы ничего видно. Рыдания девочки стали хриплыми, она судорожно глотала воздух и внезапно, прежде чем Джордж внес ее во дворец, обмякла у него на руках. Он остановился, чтобы удостовериться: Галиена еще дышит, и поспешил дальше.

К тому времени, когда он добрался до покоев королевы, нянька уже ждала его. Однако Джордж не торопился отдавать Галиену. Он придвинул ногой к камину удобное кресло и опустился в него, положив голову девочки себе на плечо. Нянька молча ждала в углу. Так Джордж и просидел, держа в объятиях Галиену, пока, наконец, не вернулась Розалинда.

Ее сопровождал Селар и чуть ли не половина придворных. И все же Джордж продолжал укачивать Галиену, пока сама Розалинда не забрала ее. Только потом он встал с кресла, размял затекшие руки, поклонился и вышел из комнаты. Он долго стоял в одиночестве на площадке лестницы, глядя в забранное решеткой окно. Неожиданно его руки начали дрожать, и Джордж с изумленной улыбкой взглянул на них, как будто видя в первый раз. Крепко переплетя пальцы, чтобы унять дрожь, Джордж продолжал ждать.

Вскоре из покоев королевы вышел Селар в сопровождении Вогна, Ичерна и Нэша, выражавших радость по поводу того, что Галиена пришла в себя. Джордж не сказал ничего, только твердо посмотрел в глаза королю.

Через мгновение Селар отвел взгляд и прошел мимо, отвечая на какие-то слова Вогна. Не обращая больше внимания на Джорджа, он вместе с придворными удалился прочь. Джордж медленно повернулся к двери, ведущей в покои Розалинды. Он долго рассматривал эту дверь, запоминая каждую трещинку на дубовой панели, каждый гвоздь. Потом с глубоким вздохом побрел по длинному коридору к собственным апартаментам.

— Ты шутишь! — воскликнула Валена. — А что случится, если Осберт, когда вернется, привезет доказательства? Что ты скажешь Селару, если Осберт донесет о твоей попытке скрыть истинное положение вещей? Ты отправишься на эшафот следом за Блэром!

Нэш сидел за столом напротив нее, сложив руки перед собой. В маленьком домике было тихо: толпа, наконец, разошлась. Шум празднества длился долго, терзая уши тех, кто жаждал тишины. Теперь, перед самым рассветом, лишь церковные колокола сзывали на утреннюю молитву благочестивых прихожан.

— Дело не в доказательствах, моя дорогая, — спокойно ответил Нэш. — Главное в том, удастся ли мне убедить Осберта не представлять их королю. Мне кажется, я смогу этого добиться. Осберт жаждет моей поддержки, и, думаю, подыграет мне. В стране уже было несколько арестов по обвинению в колдовстве. После произнесенной Вогном на прошлой неделе подстрекательской речи можно ожидать начала священной войны против колдунов. Нельзя позволить делу зайти так далеко, чтобы оно стало неподвластно мне. Если Вогну, удастся добиться своего, все мы окажемся в опасности. Нам придется затаиться, мы лишимся, возможности действовать: ведь за каждым нашим шагом будут следить. Нет. Никакие доказательства не должны быть представлены. Если потребуется, я наложу на Осберта Печать, каковы бы ни были последствия.

— А если Осберт вернется без доказательств?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если Данлорн говорил правду и его брат вовсе не колдун? Предположим, что Финлей и, правда, погиб: тогда, должно быть, лесорубы поймали совсем другого человека — колдуна достаточно могучего, чтобы бесследно исчезнуть из тюрьмы. Финлей это или нет, все равно нам предстоит иметь дело со зловредным колдуном, сила которого нам неизвестна; теперь, когда он скрылся, у нас нет никаких указаний на то, кто это такой. Как же нам его поймать? И как мы можем продолжать свое дело, пока сомнение не разрешится? Как можем мы быть уверены, что Враг не появится рядом, и готовый, и способный нас остановить?

— Ни в чем мы не можем быть уверены, — рассеянно ответил Нэш. Очень трудно мыслить четко, когда Валена вот так наклоняется над столом… Уж слишком к лицу ей черное платье, подчеркивавшее белизну нежной кожи, блеск несравненных глаз. Даже теперь, после всех этих лет, Валена была способна отвлечь его от самых важных дел. Нэш всегда гордился своей победой над человеческой слабостью: ему удавалось держать в узде свои чувства и в то же время позволять себе чувственные наслаждения. Для этого требовалось поддерживать ненадежное равновесие, балансировать на краю…

Да, выбор, чреватый опасностью.

— Долго ли еще все это продлится? — Валена встала, подошла к окну и распахнула ставни. Небо за окном хранило унылый синевато-серый оттенок. — Когда ты привез меня сюда, ты уверял, что тебе понадобится всего лишь год для того, чтобы получить нужное. Год давно прошел, а ты так же далек от того, чтобы проникнуть в тайную библиотеку Вогна, как и раньше. Разве можешь ты надеяться найти Ключ, если доступа к книгам так и не получил? Что даст тебе поддержка Селара и даже всей его армии, если ты и представления не имеешь, где искать?

Нэш спокойно улыбнулся.

— Времени на поиски библиотеки еще вполне достаточно. Сначала нужно заняться более важными вещами. Ты, моя прелесть, слишком быстро отчаиваешься. Да, возможно, нам потребуется больше времени, чем я думал, но мы уже многого достигли. Вогн нуждается во мне: я шпионю для него за Селаром. Селар нуждается во мне: я шпионю для него за Вогном. Ни один из них не знает, что же происходит на самом деле. Когда я буду готов нанести удар, никто из них не сможет мне помешать. К тому же, возможно, мне удастся устранить Вогна и поставить на его место Осберта. Тогда все станет гораздо проще.

— Но когда же все это произойдет? — бросила Валена, оборачиваясь к Нэшу. — Меня уже тошнит от этого дома и его жителей. Ты не разрешаешь мне видеться ни с кем, кроме твоих мальчиков, — да и их ты мне не позволяешь тронуть. До чего же я ненавижу этот дом, куда ты можешь приходить лишь тайно, под покровом ночи! Когда мы, наконец, начнем действовать, Нэш? Когда?

— Что ты предлагаешь? В нашем деле нельзя торопиться, тебе это известно.

— Позволь мне хоть что-то делать. Если ты сам не можешь подобраться к библиотеке, разреши мне заняться Вогном.

Нэш усмехнулся и покачал головой:

— Он, знаешь ли, принес обет безбрачия и не подпустит тебя к себе так близко, чтобы тебе удалось его соблазнить.

Валена огорченно махнула рукой.

— Тогда позволь мне отправиться в Элайту. Ты сам говорил много раз, что нужно многое подготовить, прежде чем девочка сможет занять подобающее ей место. Я могла бы заняться этим. Она никогда раньше меня не видела и ничего не заподозрит. Я могла бы с ней подружиться.

— Нет… — начал Нэш и замер, почувствовав неожиданное прикосновение к своему рассудку, незнакомое и пугающее.

— Что случилось? — прошептала Валена.

Нэш поднялся и подошел к окну. Сосредоточившись, он окинул колдовским взглядом умытый утренней росой город, пытаясь найти источник ощущения… Прикосновение возникло вновь, то более настойчивое, то ускользающее разведка, только и всего. Где-то рядом был искатель, знавший, что именно ищет.

— Мне кажется, мы нашли того самого зловредного колдуна, о котором говорили, — улыбнулся Нэш. Прикосновение неожиданно прекратилось — скользнуло прочь, продолжая поиск. — Ты что-нибудь почувствовала?

— Нет.

— Значит, это не был один из твоих братьев-малахи. Замечательно! — Нэш удовлетворенно усмехнулся. — Он облегчил нам задачу. Теперь не придется его искать, он здесь, в Марсэе.

— Но ведь тебе не удалось точно определить место?

— Точно не удалось. Но я знаю, откуда начать поиски, и к тому же нет нужды куда-то мчаться. Я просто дождусь, когда он попытается еще раз. — Нэш снова рассмеялся и обнял Валену. — Думаю, он снова возьмется за свое в сумерки. Тут-то я его и поймаю!

Розалинда сидела у постели дочери и держала ее за руку. Только теперь, когда в окна уже заглядывал рассвет, девочка, наконец, уснула спокойно. Лоб ее был покрыт потом, но, по крайней мере, она не металась больше от мучительных кошмаров. Светлые волосы, разметавшиеся по подушке, спутались; утром Розалинда расчешет их, а пока нужно дать ребенку отдохнуть.

Сама Розалинда не ощущала усталости. Она рассеянно смотрела на встающее за дальними холмами солнце. Разве можно так обращаться с чувствительной, робкой девятилетней девочкой! Впрочем, Кенрик, которому было всего семь, не испытывал никаких неприятных последствий оттого, что видел казнь. Он спокойно наблюдал за мучениями жертвы, а потом радовался похвалам отца. Чем больше Селар превозносил стойкость Кенрика, тем более самодовольным становился мальчик. Скоро отец и сын станут неразлучны…

В дверь тихо постучали, и в спальню скользнула Самах. Покрывало, обычно скрывавшее ее длинные русые волосы, было откинуто, а милое лицо разрумянилось.

— Уснула, наконец? — прошептала Самах, подходя ближе.

— Спит уже час. Как Кенрик?

— С ним все прекрасно. Думаю, он уже скоро проснется и примется за обычные шалости.

Розалинда вздохнула:

— Как жаль, что тебе придется уехать. Я понимаю, что твое призвание монашеская жизнь, но я эгоистична и предпочла бы, чтобы ты осталась здесь, со мной. Как было бы хорошо, если бы ты помогла мне с детьми! Им так нужны твоя любовь и доброта…

Самах опустилась на колени рядом с Розалиндой и взяла ее за руку.

— У них есть ты, сестрица, любящая мать.

— О боги, — вздохнула Розалинда. — Долго ли еще так будет? Через несколько лет он выдаст Галиену замуж и отошлет прочь. Кенрик покинет детскую, и мое влияние на него прекратится; Селар превратит его в собственное подобие. Что станется с нашей любимой Люсарой, когда на троне окажется еще один король, которому нет дела до народа?

— Но ведь в Кенрике течет кровь люсарца. Может быть, он не станет, похож на отца.

— Селар позаботится об этом, поверь, так повелось еще со времен его отца. Злобный тиран всегда вырастит себе на смену такого же сына. Селар копия своего отца, так что ждет моего мальчика? — Розалинда помолчала и отвела со лба Галиены прядь волос. — Мне, наверное, следовало бы больше стараться завоевать благосклонность Селара тогда, давно, когда я еще имела такую возможность. Данлорн прекрасный пример того, чего можно добиться таким способом. Будь я посообразительнее, я действовала бы так же. Но я была тогда молода и наивна, понятия не имела о том, как нужно бороться за выживание. Теперь слишком поздно мне пытаться остановить Селара.

— Может быть, это от тебя и не потребуется, — ответила Самах, пытаясь утешить сестру и дать ей надежду. — Может быть, народ поднимется против него. Так и случится, если только во главе встанет человек, которому народ верит.

Розалинда покачала головой:

— Есть только один человек, за которым пошли бы люди, — а он никогда не нарушит клятвы. И даже если Селар будет, свергнут, что тогда ждет моего ненаглядного сына? — Стиснув руку Самах, Розалинда вздохнула. — Нет. Боюсь, что ни для кого из нас надежды нет.

Годфри вышел из кельи и ступил на нагретую солнцем траву. Медленно подойдя к каменной скамье, он опустился на нее, по привычке спрятав руки в рукавах сутаны.

С Хильдериком все труднее иметь дело. Даже сейчас, по прошествии времени, в ушах Годфри все еще звучали гневные крики старика по поводу проповеди, произнесенной Бромом. На следующий же день после казни Блэра епископ выбрал темой проповеди греховность измены, и этого было достаточно, чтобы Хильдерик впал в неукротимую ярость. Многие священнослужители слышали его громогласные проклятия и угрозы. Теперь уже арест старика был неминуем и весьма скорый арест. Когда-то могучий разум был ослеплен ненавистью, и ненависть неизбежно должна была погубить Хильдерика.

Годфри чувствовал, что бессилен остановить архидьякона. Чем больше он старался успокоить Хильдерика, тем большая пропасть разверзалась между ними. После сегодняшнего разговора старик, наверное, и слушать его больше не захочет.

Годфри вздохнул и, запрокинув голову, стал смотреть на легкие облачка, скользящие по небу. Если бы только был какой-то способ освободить МакКоули, но до сих пор от Пейна не было никаких вестей. Да если бы они и появились, доверять Хильдерику теперь уже было нельзя.

Будь он проклят! Почему, после всех этих лет совместной с Даунхоллом борьбы против тирании Селара Хильдерик выбрал именно этот момент, чтобы сломаться?

— Простите меня, отец мой. Мне жаль, что приходится вас тревожить.

Годфри обернулся и обнаружил, что позади скамьи стоит отец Джон.

— Что-нибудь случилось? — пробормотал Годфри, жестом подзывая его ближе.

Джон обошел скамью и встал перед Годфри, стиснув перед собой руки. Прежде чем заговорить, он помялся, словно выбирая подходящие слова.

— Нет, дьякон… но отец Хильдерик… О нем тревожатся многие братья. Я тоже обеспокоен.

Годфри кивнул:

— И я. Вы ведь знаете: я пытался его остановить, но он не желает меня слушать, да и никого другого тоже. Мне кажется, что он в определенном смысле намеренно навлекает на себя опасность. Иногда такое действие на человека оказывает чувство вины.

Джон нахмурился.

— Разве не возможно, чтобы Селар освободил МакКоули? Прошло ведь столько времени, и никакие обвинения против него так и не были выдвинуты. Селар может счесть, что положению Брома уже ничто не угрожает, и не станет опасаться противодействия со стороны МакКоули.

— Дело не в противодействии, Джон. Есть неоспоримый факт: МакКоули помазанный епископ и останется им до самой смерти. С этим Селар ничего поделать не может. Самое большее, на что он может рассчитывать, это что МакКоули добровольно сложит с себя священнический сан, а оба мы знаем, что такого он никогда не сделает.

— Тогда почему же Селар до сих пор ничего не предпринял?

— Потому что в этом нет нужды, — пожал плечами Годфри. — Зачем подбрасывать дрова, если котелок и так кипит?

Джон молча обдумал услышанное, потом с загадочным выражением лица сел рядом с Годфри на скамью.

— Дьякон, будет ли мне позволено со всем смирением сделать предложение?

— Если у вас есть хоть какая-нибудь идея о том, как заставить Хильдерика молчать, буду, счастлив ее услышать.

Джон твердо взглянул в глаза Годфри; его обычная кротость на мгновение исчезла.

— Прошло много лет с тех пор, как Хильдерик совершал паломничество.

Сердце Годфри на мгновение замерло. Он с трудом удержался от того, чтобы не вскочить на ноги.

— Архидьякон Френсис, — продолжал Джон, — провел шесть месяцев в уединенном монастыре в прошлом году и появился только на похоронах Даунхолла. Архидьякон Олер за год до того отсутствовал четыре месяца. Хильдерик отказывался от паломничества, ссылаясь на то, что из-за болезни Даунхолла у него слишком много работы. Теперь же…

— Бром с каждым днем передает все больше дел, которыми занимался Хильдерик, другим. Клянусь сердцем Минеи, вы гений, отец Джон! — Годфри выпрямился на скамье. — Скажите, куда в последний раз совершал паломничество Хильдерик?

— В монастырь Святого Аустелла, в западных краях.

Годфри медленно наклонил голову и даже улыбнулся:

— Чудесно. Я совершенно согласен с вашим планом, отец Джон. Хильдерику давно пора и отдохнуть, и предаться размышлениям. Думаю, что после стольких лет трудов ему понадобится не меньше шести месяцев… по крайней мере… — Нет. Лучше ничего не говорить Джону о планах Пейна.

Поднявшись на ноги, Годфри одобрительно улыбнулся молодому священнику.

— Я шепну словечко Олеру. Он сумеет предложить Хильдерику паломничество так, что старик не сможет отказаться. Если вы нам поможете, через две недели Хильдерика не будет в столице.

Отец Джон тоже встал, и Годфри добавил:

— Думаю, вы спасли жизнь нашему общему другу.

Мердок подал Айн плащ, и женщина закуталась в его теплые складки. Лето шло к концу, и ее старые кости требовали защиты от холода. Затянув завязки под подбородком, Айн повернулась к Мердоку:

— Я не особенно долго буду отсутствовать. В городе все еще неспокойно после вчерашней казни. На улицах слишком много зевак, а это затруднит мою работу.

— Лучше бы тебе отдохнуть пару денечков, прежде чем браться за дело, — ответил ей Мердок. — Я знаю, ты могучая искательница, но даже тебе требуется сон. Бен все еще не пришел в себя, а ведь он на тридцать лет тебя моложе.

— Бен не пришел в себя потому, что вчера вечером шатался по тавернам и пил, — с лукавой улыбкой пробормотала Айн. — Я его не виню — ведь это его первая поездка в Марсэй, — но пока он развлекался, я спала. Признаю: встала я рано, но потом целый день отдыхала; так что не тревожься, Мердок. Сегодня утром я ничего не обнаружила, так что следует попытаться еще раз. Я вернусь через пару часов, не больше.

Мердок открыл перед Айн дверь, и она вышла из теплой и уютной лавки портного. Свернув налево, колдунья пошла вниз по переулку в сторону главной площади. Сейчас, когда наступили сумерки, улицы, были почти пусты. Позже, когда горожане начнут искать развлечений, народу станет больше.

Айн пересекла широкую площадь и двинулась по гораздо более людной улице, тянувшейся вдоль городской стены. Здесь селились купцы и ремесленники, и по обеим сторонам теснились лавки. Именно в таком окружении стал бы скрываться неизвестный колдун: в человеческом водовороте ему легко было бы остаться незамеченным. Хотя Дженн ощутила соприкосновение с чужой колдовской силой в замке, не было никаких оснований считать, что там и живет тот, кого ищет Айн. К тому же спешить ей было некуда. Ведь всем известно, что обследовать такой большой город от стены до стены быстро невозможно.

Улица стала круто спускаться к одним из ворот в городской стене, потом повернула к замку. Справа открылся проход во дворик, посередине которого виднелся колодец, а с обеих сторон — двери таверн. Ни в одной из них не было особенно много посетителей, хотя по улице и сновали горожане. Да, вполне подходящее место.

Айн вошла во двор и помедлила около колодца. Повернувшись спиной к домам, она опустила левую руку и позволила аярну выскользнуть из пальцев, а потом ногой подвинула камешек к колодцу: там никто не обратит на него внимания. Потом она вошла в ближайшую таверну и за серебряную монетку получила в свое распоряжение единственную в заведении отдельную комнату, окна которой выходили во двор. Хозяин принес ей кувшин эля и миску похлебки, но еда Айн не интересовала. Как только за хозяином закрылась дверь, Айн села у окна и сосредоточилась на аярне.

Сколько лет она этим занимается! Сколько новичков она, таким образом, обнаружила! Айн было всегда так легко дотянуться до камушка и направить через него свои чувства, создать вибрацию, которую только колдун способен ощутить. Под этим искусным воздействием колдун отправится искать источник вибрации и ничего не найдет; однако поиск покажет его тому, кто наблюдает. Сейчас, когда Айн прибегла к знакомому приему, перед ней одно за другим промелькнули лица тех, кого она нашла. Больше полусотни… Только Роберт нашел ее сам, без ее участия, и то лишь из-за случившегося с ним несчастного случая.

Милый Роберт! Если бы только он послушал ее, если бы поверил ее словам, доверился ей! Тогда ему не пришлось бы нести ужасную тяжесть в одиночку. Она так рада была бы помочь ему, поддержать…

А теперь вряд ли она еще когда-нибудь с ним увидится. Конечно, Роберт едва ли обратит внимание на изгнание из Анклава, если ради достижения своей цели захочет вернуться. Уилф джабир, но на самом деле он бессилен помешать Роберту явиться в Анклав. На ворота могут быть наложены чары, не дающие войти определенному колдуну, но только не Роберту.

Нет, единственное препятствие его возвращению Ключ. В нем Роберт видит врага. Он уверен, что Ключ противостоит ему еще с тех пор, как он явился в Анклав девятилетним мальчиком. Роберт не пожелает вновь к нему приблизиться.

Айн вздохнула и потянулась к кувшину с элем, одновременно с помощью аярна продолжая поиск. Сделав большой глоток, она снова оглядела темный двор. К колодцу приближалась мать с двумя детишками. Они наполнили водой ведра и исчезли в доме напротив. Потом к колодцу подошел мужчина. Стянув с правой руки перчатку, он поднял бадейку и глотнул воды; потом бадейка с плеском упала обратно в колодец.

Прежде чем снова надеть перчатку, человек наклонился и поднял с земли маленький камешек.

Айн вскочила на ноги. Откуда он мог знать, что это такое? Человек пристально смотрел на аярн, поворачивая его в руках. Теперь Айн почувствовала его силу, подавлявшую ее, заставлявшую ее сердце бешено колотиться, а голову — кружиться. Должно быть, это тот, кого она ищет!

Человек повернулся и оглядел дом, в котором располагалась таверна. Совсем ничем не выделяющееся лицо с аккуратно подстриженной бородкой и черными провалами глаз. Синий плащ не позволял разглядеть подробно высокую худую фигуру. Человек улыбнулся.

Айн отшатнулась от окна. Дыхание зла, коснувшееся ее, было почти невыносимым. Роберт предостерегал ее, но она не послушала… Что ж, теперь это не имеет значения. Теперь она знает, как выглядит этот человек. С помощью Мердока она сможет выяснить, кто он такой, и тогда совет решит, как поступить. В любом случае сейчас ей нужно исчезнуть. Если этот колдун достаточно могуществен, чтобы точно определить, где спрятан аярн, значит, он много сильнее Айн, может быть, даже сильнее, чем Роберт.

Айн завернулась в плащ и двинулась к двери. Однако, распахнув ее, она обнаружила, что там кто-то стоит, загораживая проход. Молодой человек, белокурый, красивый, но с абсолютно ничего не выражающим лицом. Он сделал шаг вперед, заставив Айн попятиться. Женщина наткнулась на стол и чуть не упала, но молодой человек ничего не сказал. Он просто ждал.